Анненский Иннокентий Федорович - Педагогические письма. Второе письмо

художественного творчества, который открывается ему в произведениях поэзии, подвергнутых анализу и освещённых теоретическим и историческим курсом литературы.

   Пассивный момент в развитии учащихся путём литературы состоит главным образом в избранном чтении и в анализе прочитанного. Не легко упорядочить чтение учеников: здесь не одна школа, здесь жизнь, здесь улица. Ученические библиотеки, даже строго размежеванные по возрастам, устанавливают только, чтò можно, а не чтò именно должно читать. При крайней многочисленности и пестроте классов (по среде учеников, по степени их возмужалости и умственного развития) учитель не может даже формально руководить чтением своих питомцев. Мне кажется, что достаточно, если он укажет классу, чтò именно надо прочитать в течение учебного года и каникул, а потом проверит путём расспросов или на бумаге, всё ли прочитано, как усвоено и как понято.

   Никто из нас, практических педагогов, ни на минуту не будет обольщаться мыслью, что ученики исключительно в этом "уроке" будут черпать эстетическое наслаждение хорошей книгой: их "героями" останутся всё же гг. Всев.  Соловьев и Мордовцев, а вовсе не сделаются таковьми для них ни Аксаков, ни Гончаров. Я рассчитываю только, что "урок" составит некоторый противовес в деле развития вкуса учащихся романам иллюстрированных журналов. Пусть молодежь зачитывается Надсоном, но пусть она отчётливо знает Пушкина: не в наших силах заставить полюбить то, с чем силою вещей наши дети потеряли живую связь, но мы должны и можем внушить .уважение к "прожитым" поэтам...

   Однако моё письмо разрослось Бог знает до каких размеров. Я непростительно злоупотребил одной из почтеннейших литературных форм: что делать? - до какого пункта ни коснись в этом вопросе - всё больное место, всё надо поаускультировать. Для заключения остановлю ваше внимание ещё только на одном пункте в сфере пассивного поэтического развития: я хочу сказать о роли реального комментария при чтении древнего поэта. В моём первом письме, говоря о преподавании древних языков, я указывал на значение словесного анализа. Если мы с точки филологической перейдём теперь на эстетическую, его окажется мало: для эстетического наслаждения недостаточно формул и отвлечённостей: тут нужны краски, контуры, и вот вам точка прикрепления реального комментария. Возьмём пример. Вы читаете с учениками III песню Илиады: перед вами Елена и троянские старики с городской башни смотрят на ахейский лагерь. Вот момент, когда вам время оглядеться и представить ученикам сколько-нибудь целую картину. Критическое изучение текста и многочисленные раскопки, наконец, сопоставление с археологией Востока и Рима дают нам возможность обрисовать хоть с внешней стороны Гомеровскую эпоху (укажу на превосходный труд Helbig'a: Das homerische Epos aus den Denkmälern erläutert. Zweite Auflage). Тут вы расскажете об устройстве стен и башен Трои, нарисуете картину Ахейского лагеря, представите внешний вид, прическу, одежду стариков и Елены. Приём Одиссея у Феаков или Ментеса у Телемака даёт вам возможность ввести учеников во внутренность жилища: тёмные и раззолоченные залы, чадные жаровни, окровавленные кости, вся аляповатая роскошь Востока, - не бойтесь раскрыть археологически точно эту смесь красоты и младенческого несовершенства. Из грязи, из темноты ещё ярче выступает бессмертная красота гомеровских образов: это чистое уважение перед красотой Елены, этот слепой певец, вызывающей слёзы на грубое лицо, не бледневшее перед людоедом - юноши почувствуют их, ещё сильнее в живой, реальной обстановке. Чем больше штрихов, деталей группируется в воображении ученика, тем плодотворнее будет работать его фантазия, тем ближе ему будет поэт и тем скорее он его полюбит. Но остерегайтесь ничем не связывать ваших примечаний с текстом, при невозможности дать полный теоретический курс древностей... Ставлю точку, за трудностью вырвать перо из собственных рук. У меня нет выводов, потому что я не успел не только исчерпать, но даже очертить предмета: кажется, я сказал обо всём самом существенном в вопросе, хотя кое-где вместо сплошной карандашной черты получился один пунктир.