Чехов Антон Павлович - Переписка А. П. Чехова и О. Л. Книппер

него гораздо меньше слащавости. Я с мамой поиграла в 4 руки Бетховена и была очень довольна. Мама с Володей пели дуэт. И я бы попела, да сделалась нездорова и на репетицию "Сестер" не пошла сегодня и завтра буду полеживать, хотя завтра первая репетиция "На дне".

   Завтра день моего рождения, и у меня будут обедать мои. Вот и сегодняшний день прошел, наступит завтрашний. Дядя Карлун перечитывает твой "Сахалин" и велел тебя еще раз расцеловать за него.

   И я тебя целую и говорю спокойной ночи, дусик милый. Пиши больше о себе, умоляю тебя. Пиши все. Кто это меня уверял, что едет на несколько дней в Ялту, и кто этому не верил? И кто оказался прав?

   Целую крепко тысячи раз.

  

  

   Милый мой карапузик, насчет еврейчика не хлопочи¹, он уже учится в гимназии. У нас дождя нет и нет, и не похоже, что он будет когда-нибудь. Воды нет. В воздухе взвешена невидимая пыль, которая, конечно, делает свое дело. Но все же я поправился, мне гораздо легче; кашляю меньше, и уже хочется есть.

   Я отказался быть пайщиком у Морозова, потому что долга не получил и, по-видимому, не скоро его получу или совсем не получу. Быть же пайщиком только номинально, по названию я не хочу. Ты артистка, получаешь ты меньше, чем заслуживаешь, и потому ты можешь быть пайщицей в кредит, ну а я нет.

   Ходишь ты теперь пешком или ездишь на извозчике? Бываешь в театрах? Вообще что поделываешь? Что читаешь? Если кто-нибудь поедет в Ялту, то пришли плевальницу и очки.

   В этом году я непременно поеду за границу. Здесь зимовать по многим причинам я не могу.

   А позволил ли Штраух тебе иметь детей? Теперь же или после? Ах, дуся моя, дуся, время уходит! Когда нашему ребенку будет полтора года, то я, по всей вероятности, буду уже лыс, сед, беззуб, а ты будешь, как тетя Шарлотта².

   О, если бы дождь! Подло без дождя.

   Целую мою старушку и обнимаю. Пиши мне, не ленись, снисходи. Когда кончится постройка театра? Напиши, дуся.

  

  

   Дорогой мой, милый мой, как мне хочется понежничать с тобой, приласкаться. Не могу тебе высказать, как мне обидно, что ты был так суров и не взял меня с собой. Я бы за тобой ходила, пока ты был нездоров, развлекала бы тебя, хотя не знаю, что бы могло тебя развлечь, серьезный ты мой человек. Я думаю, твое нездоровье в связи с грозой, во время которой ты сидел в купальне.

   Я эти дни сижу дома, полеживаю, хотя мало. Сейчас к вечеру почувствовала, что я простужена - насморк, горло не в порядке. Пришла из Большого театра с "Гугенот", у мамы была ложа. Хотели с Володей послушать наших знакомых, дебютирующих в "Фаусте" в Частной опере, и пошли туда, но оказалось, что они не поют сегодня, т.ч. мы прошли в Большой. Я прослушала половину и ушла. На дворе мокрый снег.

   Вчера у меня обедали мои, была и бабушка. Николаша мне достал чудесный маленький инструмент, совсем новый, с фабрики, за 12 р. в месяц. Жаль, что не могу его купить. Надо сейчас 200 р. и потом по 20 р. в месяц. Это не пианино, а маленький рояль. Он отлично стал в столовой и оживил комнату. Вечером вчера сидел Конст. Серг. очень долго, пришел осведомиться о здоровье, испугался, что я послала записку относительно нездоровья. Говорил, что как режиссер томится по твоей пьесе. Горький, говорит, сильный, яркий, но надоедает скоро, т.е. приедается, нет твоей глубины. Тебя как-то не исчерпаешь. Я уверена, что ты, как почувствуешь себя лучше, сядешь писать.

   Письма твои все получаю и целую крепко, крепко моего дорогого мужа. Как мне трудно без тебя! Я какая-то бесприютная без тебя. Когда мы будем вместе, голубчик мой?! А все-таки умоляю не ездить на октябрь в Москву. Перетерпи, дусик, лучше будет. Ты это должен понять. Ведь осень в Ялте приятная. А мы с тобой еще поживем, увидишь. Отчего ты мне не прислал с Машей сладкого винца? Я его люблю. Спи спокойно. Я к тебе приду во сне и поцелую нежно и шепну кое-что на ушко. Хочешь? Спасибо за salto mortale. Отвечаю тем же. Целую, обнимаю.

  

  

   Как я счастлива от твоего сегодняшнего письма, дорогой мой! Значит, тебе легче, слава Богу. Как это мучительно думать о тебе и знать, что тебе нехорошо и не ешь ты опять.

   У меня сильный насморк, адский, глаза выворачивает, приму хины и завтра тоже. Лихорадит. Маша вернулась с совета¹ и просила тебе передать, что деньги она получила. Вечер сидела я одна и музыканила.

   Днем заходил Вишневский. Он тебе будет писать. Все радуется, как хорошо дело ведет и дешевле все устраивает². Вспоминали Любимовку. А ты ее не забыл? Надо будет с Машей съездить туда.

   Завтра пойду на репетицию, а то без меня размечали первый акт. Надумываю фигуру Насти. Трудновато будет. Пробовала сегодня. Театра я еще не видала³.

   Сегодня утром шаталась с Машей по магазинам, покупали то да се.

   Мне хочется быть с тобой. Из бывшей столовой вышел славненький кабинетик, и я мечтаю, как бы мы с тобой посиживали на диване и чтобы твоя голова была бы близко от моего лица или бы я у тебя под мышкой лежала. Я бы тебя гладила, целовала, понежила бы. Хочешь, Антончик? Помнишь, как мы леживали в Любимовке, в моей комнате на тахте, и солнышко заходило, и так все было мирно, тихо и так чудесно освещено? Помнишь? Как было хорошо.

   Отчего ты так против переводов? Тебе ведь все равно, а гонорар бы получал. Ответь потолковее Валерии Алексеевой. Она славная.

   Ну, дусенок мой, надо идти греться в постель и принимать хину. Кончаю, до завтра.

   Тебе не скучны мои письма? Т.к. у меня в голове одна преобладающая мысль, то все кругом как-то стушевывается, и я равнодушна ко всему почти и оттого пишу скучно и однообразно. Целую тебя и ужасно хочу видеть твою улыбку и твои глаза. Будь здоров, дусик, родной мой. Обнимаю горячо, целую ухо и затылочек.

  

  

   Милая моя, дуся, ты пишешь, что 9-го сентября было твое рождение. Отчего же я не знал этого? Поздравляю мою новорожденную и конечно извиняюсь, так как ничего больше не остается, как только извиняться. В своем последнем письме ты, между прочим, упрекаешь меня за то, что я обманул тебя, остался в Ялте. Но разве я мог приехать? Ведь я кашлял неистово, зверски, всего меня ломало, я злился и скрипел, как старый воз с неподмазанными колесами. У вас снег, а здесь погода мерзкая, ни капли дождя, дует сухой пыльный ветер, по вечерам очень холодно. И вот теперь изволь решать вопрос, здесь ли мне оставаться или в Москву ехать.

   Л. Средин приехал, был у меня. Скоро в Москву прибудет Миролюбов, побывает у тебя. Вероятно, и я скоро приеду, так как сидеть здесь невесело, да и все равно надо уехать, как ни финти. Кровохарканья не было ни разу.

   Ты пишешь, что, по словам Штрауха, ты уже выздоровела, а между тем не ездишь на извозчике, все ходишь пешком. Почему это так? Или выздоровела, да не совсем?

   Пиши о здоровье подробней - об этом просил и прошу настойчиво, на основании законов, по которым жена должна быть на повиновении у мужа.

   Дусик мой, целую тебя в лоб и затылок, скучаю без тебя отчаянно. Веди себя хорошо, не простуживайся, не хандри. Бог тебя благословит.

  

  

   Дусюка моя, вчера я не писала тебе. Ты не сердишься? Ужасно хочу тебя видеть, говорить с тобой, слышать твой голос, видеть твою улыбку. А тебе хочется меня видеть? Мне кажется, что целая вечность прошла со дня нашей разлуки.

   Вчера я была в первый раз на репетиции в этом противном помещении¹. Пока все смотрю по сторонам, привыкаю. Разбирались в 1-м акте, сегодня уже горячо поработали, только не я, т.к. не нашла еще Настю. Тончики наклевываются у Самаровой, Москвина, а пока еще темно. Влад. Ив. ведет пьесу. Конст. Серг. пока отсутствует эти дни. После репетиции Вл. Ив. водил меня в новый театр, и я пришла в восторг. Чудесный театр! Удобный, симпатичный². Если приедешь, поведу тебя. Тебе понравится непременно. Какие славные уборные! Фойе дамское и мужское. Удивительно хорошо. А главное, чисто будет благодаря Вишневскому, твоему другу.

   Вечером у нас были Бунин, Найденов, Дроздова, Членов. Средины сидели недолго, и Ваня. Найденов пока неинтересен. Не знаю, что будет потом. Спрашивал, каково твое мнение о его пьесе. Я молчала, а Маша лавировала. Всё спрашивает о твоей пьесе.

   Сегодня вечером у меня была репетиция "Дяди Вани", т.е. чтение. Влад. Ив. привез Петрову - Соню, и Чайку она могла бы играть. Вишневский тоже был. Читали все ее сцены. Она мне очень понравилась. Очень глубоко чувствует, голос приятный, мягкий, лицо нервное, и последний монолог говорит, как тебе нравится. Страшно очаровываться, а хорошо очень. Не знаю, как будет со сцены. Ты должен ее послушать. Она славная и с каким-то благоговением относится к театру. Она страшно волновалась, что читала с "настоящими" артистами³. Говорит, что со мной ей удивительно легко играть и что ей на самом деле захотелось рассказать мне о своей любви к Астрову. Мне было приятно ее слушать.

   Мечта о землице пока, значит, в ящичек улеглась? Подождем случая. 100 р. - цена адская и безумная. Жизнь входит в колею. Что дальше будет - ничего не знаю. Пока только хочу видеть тебя, целовать, ласкать, голубить, Антона моего дорогого, единственного. А уж два дня не было письма.

   Целую крепко, сильно, отчаянно.

  

  

   Собака, здравствуй! Здоровье мое теперь в общем недурно, кашель гораздо меньше. В купальне я не простужался, не выдумывай, сделай милость. У меня просто произошло обострение легочного процесса вследствие ялтинского зноя и невообразимой пыли. Теперь стало холодно - и я ожил.

   Опять-таки повторяю: я не взял тебя с собой, потому что Штраух не позволил. И мне кажется, что ты со мной все равно бы не поехала. Ты была уже охвачена своими интересами - театром, съездом актеров, живыми разговорами, и тебе было уже не до Ялты. Ну, да все равно, дусик мой необыкновенный, скоро, вероятно, увидимся. Я отсюда поеду в Nervi через Москву и буду сидеть в оной Москве, около своей супружницы столько времени, сколько только можно.

   Поздравляю с роялью¹. Поиграй на нем, и если он окажется в самом деле хорошим, то не купить ли нам его в собственность? Подумай, собака. Я приеду, и тогда решим. Ведь Николаша не выберет дурного инструмента.

   Вина я не выслал тебе, потому что сам привезу. Пьесы не могу писать, меня теперь тянет к самой обыкновенной прозе.

   Холодно, барометр тянется все выше и выше, дождя нет, и не похоже, что он будет когда-нибудь. Я стал есть помногу. Мух теперь в комнатах чертова пропасть (на дворе им холодно), попадаются они в кофе и в супе. На море качает. Пыль.

   Миролюбов поехал, привезет от меня 200 р. - это на харчи тебе и Маше. Он или теперь вручит деньги, или вышлет из Петербурга, это смотря по обстоятельствам.

   Каждый день ем арбузы.

   До свиданья, деточка моя! Целую тебя, подбрасываю вверх, потом ловлю и, перевернув в воздухе неприлично, обнимаю, подбрасываю и опять обнимаю и целую мою актрисулю.

   Нет ли каких новых пьес? Не предвидятся ли?

  

  

   Где ты, дуся моя? Простить тебе не могу, что ты не взял меня с собой. До сей поры мы были б вместе и так до 1-го окт. Зачем ты был так суров со мной? И так мы все врозь, а ты еще устроил ненужную разлуку. Я потом решила, что ты уехал отчасти, чтоб отдохнуть от меня. Какой я гадкий, гадкий человек!

   Значит, у тебя теперь есть аппетит? Ты ешь хорошо? А сливки пьешь? Умоляю тебя, питайся как следует. Сам ты медик и должен это отлично понимать. Ходит ли к тебе народ? И как ты к этому относишься?

   У меня, дуся, нет охоты работать, ничего меня не радует, нет у меня почвы под ногами, как себя ни настраивай. Все это разрешится чем-нибудь.

   Хожу я больше пешком, извощиков избегаю. Ноги болят все-таки. Вероятно, подагрические боли. Кишки бездействуют. Я уже похудела в Москве.

   Театр еще не готов, т.е. зрительный зал. На сцене все главное сделано, уборные готовы совсем. Вишневский орудует вовсю и экономит, молодчина. Сегодня я навещала Раевскую, кот. больна инфлуэнцой. Была у Маши Васильева с сестрой, опять ищет квартиру.

   Что я читаю? Ничего ровно. Конец моей покойной жизни. Даже газету просматриваю довольно быстро. Нервлюсь и беспокоюсь - вот мое состояние. А главное - ничего не понимаю. Пишу я тебе каждый день почти. Ты не жалуешься? А письма бессодержательны и сухи, сама знаю. Только не от того, что я к тебе охладела, как ты думаешь, а себя презираю - вот отчего. Я знаю, ты не любишь, когда я так выражаюсь, но это верно. Когда я думаю о тебе, я всегда представляю себя, стоящею перед тобой на коленях и просящею прощения (нехорошо звучат два слова).

   Тебе хочется иметь детку? Отчего ты раньше противился? Будет у нас детка непременно.

   Целую тебя, моего дорогого.

   Будь добр, напиши Морозову то, что ты мне написал. Передавать такие вещи неудобно. Но ему это будет очень обидно.

  

  

   Мне скучно, когда нет письма от тебя, дорогой мой, а сегодня не было. Ты, вероятно, нехотя пишешь мне. Я тебя понимаю. Когда нет главного...

   Сегодня был теплый, солнечный день и люди ожили. Я пошла на репетицию в летнем костюме и было как раз. Репетицию отменили. Влад. Ив. не мог быть. Я пошла домой, хотела пойти с Машей посмотреть мебель для уборной, на кот. выдают 75 р. Но Маша уже ушла. Я помузыканила, поиграла, попела, занялась ролью. Пробовала прямо третий акт, от которого пойдет уже первый, а то в первом только фразочки, нет сцены. Пробовала сделать то, что мне мерещилось, и разревелась - так, что-то на меня нахлынуло, сильно очень почувствовала бедную Настю, мечтающую о "настоящей" любви. Не знаю, как она у меня выйдет. Первый акт не могу схватить. В третьем, может, и не то, что надо, но схватила.

   Обедал у нас сегодня Вишневский и Дроздова. Вишневский киснет, что-то нездоровится ему.

   Как твои волосы, дуся моя? Перестали лезть? Мои еще лезут. Самарова дала мне рецепт, попробую делать.

   Что ты делаешь целыми днями? Много ли сидишь в саду? О чем думаешь упорнее всего? Ешь хорошо? Смотри, дусик, ешь, как ел в Любимовке, я тебя еще больше буду любить за это. После обеда мы с Машей на резиночках¹ съездили в Петровское-Разумовское, немного погуляли там; чудесно пахнет пожелтевшим листом. Маша с Дроздовой собираются завтра съездить в Царицыно на этюды. А мне хочется навестить Любимовку. Исполню это на днях, если удастся.

   Поклонись мамаше и скажи, что я ужасный поросенок перед ней - давно уже не писала. Да как-то странно в один дом посылать по два письма. Хотя надо ей написать. Кланяйся всем, кто меня знает и кто не презирает меня. Целую тебя крепко. Пиши мне, что ты меня любишь, мне тогда легче. Обнимаю и прижимаюсь к тебе.

  

  

   Дуся моя, птица моя, здравствуй! Как живешь-можешь? Что новенького? У нас ничего, если только не говорить о погоде, которая потеплела, стала приличной. А дождя все-таки нет, и не похоже, что он когда-нибудь будет.

   Зачем и что я буду писать Валерии Алексеевой, если, во-первых, я не знаю, умеет ли она переводить, и, во-вторых, не знаю даже, как ее величать по батюшке. Для чего тебе нужно, чтобы я вышел в Америке? Да еще в дамском, т.е. очень плохом переводе? Ответь ей сама что-нибудь.

   Передай М. С. Смирновой, что я не отвечу ей на письмо до тех пор, пока она не пришлет мне своего московского адреса и мерки с ноги сестры своей Наталии.

   Была в новом театре? Ну как?

   Сегодня получил жизнерадостное письмо от Вишневского, который, очевидно, как только окунулся в театральное дело, так и ожил. Я очень хочу тебя видеть и потрогать тебя за щеку, за плечо. Ведь я твой муж и имею право делать с тобой все, что угодно, - имей это в виду.

   Бываешь ли на репетициях, работаешь ли? Идут ли "Столпы общества"? Все, все напиши подробнейшим образом.

   Целую моего карапузика и обнимаю. Бог тебя благословит, дуся. Я тебя люблю.

  

  

   Голубчик мой, не говори, что я тебя упрекаю и что ты меня обманул, оставшись в Ялте. Если и упрекала, то с отчаяния, что не была с тобой все это время. Не думай очень уж дурно обо мне. Ты пишешь, приехать ли тебе в Москву. Во-первых, как ты себя чувствуешь? Во-вторых, смотря по тому, какая погода здесь установится. Ты ведь непоседа знаменитый. A la longue¹ тебе все надоедает. Мне кажется, если бы мы были вместе все время, ты бы охладел ко мне или бы привык, как привыкают к столу, стулу... Я права?

   А мы с тобой оба недоконченные какие-то.

   Сейчас пришли с Машей из театра Корш. Смотрели "Холостую семью". Изображена маменька с 3-мя дочерьми и с их любовниками, дающими деньги на содержание всей семьи. Маменька потакает. У младшей зарождается настоящее чувство. Она молода, еще не испорчена душой, хотя на содержании у старика. Человек, кот. она любит, узнает о ее старике и отказывается от нее. Вот и вся пьеса. Примитивно. Славная актриса Грановская², игравшая младшую. В четверг пойдем смотреть твою "Свадьбу". В театре мне все плакать хотелось, трогало меня все. Верно, нервы еще не совсем крепки. Здоровье мое хорошо, отлично, кроме кишок, кот. не работают. Каждый день клизма.

   Была на репетиции. Влад. Ив. беседовал с каждым отдельно; каждый проходил свою роль в тон, при всей честной публике. Я сначала не хотела, а потом хватила с приблизительной силой 3-ий акт, помнишь, про Гастошу с леворвертом? Говорят, вышло сильно по искренности и темпераменту, и по надрыву. Я чувствую эту сцену, мечту о любви и разбитую душу Насти. Как выйдет - не знаю.

   Видела Морозова, передала то, что ты мне писал. Он говорит, чтоб ты ему дал бумаги и поручил бы взыскать долг, если не хочешь быть пайщиком в кредит. Вообще советую тебе написать Морозову, передавать все это я не берусь, выйдет чепуха. Так и Морозову скажу. Пусть сам тебе пишет. Умоляю - напиши ему.

   Была сегодня m-me Адель. Вишневский был с нами в театре. Посмотрели Мартынову в одном акте "Бойкой барыни"³. Стара и тривиальна, игра из XVII века точно. Целую моего дусика золотого в уста, в глаза, в щеки, в затылочек и кусаю за ушко и шепчу кое-что.

  

  

   Супружница моя славная, у меня целое событие: ночью был дождь. Когда утром сегодня я прошелся по саду, то все уже было сухо и пыльно, но все же был дождь, и я ночью слышал шум. Холода прошли, опять стало жарко. Здоровье мое совершенно поправилось, по крайней мере ем я много, кашляю меньше; сливок не пью, потому что здешние сливки расстраивают желудок и насыщают очень. Одним словом, не беспокойся, все идет если и не очень хорошо, то по крайней мере не хуже обыкновенного.

   Сегодня мне грустно, умер Зола. Это так неожиданно и как будто некстати. Как писателя я мало любил его, но зато как человека в последние годы, когда шумело дело Дрейфуса, я оценил его высоко¹.

   Итак, скоро увидимся, клопик мой. Я приеду и буду жить до тех пор, пока не прогонишь. Успею надоесть, будь покойна. Скажи Найденову, если речь зайдет насчет его пьесы, что у него большой талант - что бы там ни было. Я не пишу ему, потому что скоро буду говорить с ним - так скажи.

   Морозову я писал то же самое, что написал тебе, т.е. что я выхожу из пайщиков по безденежью, так как не получил долга, который рассчитывал получить.

   Не хандри, это тебе не к лицу. Будь веселенькой, дусик мой. Целую тебе обе руки, лоб, щеки, плечи, глажу тебя всю, обнимаю и опять целую.

   Где Котик?

   Мать кланяется тебе и все жалуется, что ты ей не пишешь.

  

  

   Я ужасно утомлена, дусик дорогой мой, необыкновенный. Я только что вернулась из Любимовки. Весь день было много впечатлений. Осенняя природа, бледное солнце, сквозной лес. Все грустно, все сжимается, угасает... Переживала свой первый приезд в Любимовку, все свои ощущения, весь блаженный месяц. Самые чудные минуты были, когда я совершенно одна пошла в наш флигелек. Шаги как-то одиноко звучали. Вошла в спальню - все стоит, как было при мне. Отчего мне стало так ужасно больно, так защемило, так сжалось сердце? Как было все полно летом! Сочная зелень, запах сена, липового цвета, церковное пенье, колокольный звон... Как все было гармонично, и как у меня на душе было тихо и полно! Повторится ли это?! На балконе все маркизы были спущены, висели грустно, уныло, только ветер их шевелил и возил металлические кольца по полу - единственный звук, нарушавший тишину. Я сбегала на плотик, посмотрела, нет ли Антона моего там, хотела позвать его чай пить, но он ушел... Постояла на плотике, посмотрела на темную, холодную, стальную воду, на берега и думала о двух удивительных художниках, таких близких друг другу, - о Чехове и Левитане. И обожала их. Это были лучшие моменты этого дня. Всюду я видела тебя, моего нежного, мягкого, изящного поэта. Видела тебя за удочкой, и лежащего на балконе с газетой, и на лавочке в саду во время обедни, и в спальной на диване. Весь июль месяц пережила вновь. Ты не смейся над моей сентиментальностью. А если смешно, так смейся. Мне было очень хорошо.

   Конст. Серг. много говорил о тебе. Я гуляла с Марией Петр. Было холодно: ®.

   Без меня был Миров, сидел с Машей. Жалею, что не видела его. Прости за бестолковое письмо. Вчера обедали у Ивана.

   Целую тебя, мою драгоценность, целую тепло и горячо и сильно и нежно, как хочешь. Не хандри, дусик. Мы еще дождемся жизни. Не сердись на меня, не разлюби меня.

  

  

   Я сегодня кислая, противная, разбитая. Ты меня не любишь такой? В такие дни мне не хочется видеть ни одного человеческого лица. Мне трудно говорить с людьми, и все кажется ненужным. Надо бы сидеть в это время одной, взаперти, чтоб не раздражать людей.

   Ну, это неинтересно.

   Была сегодня на репетиции. Ужасно горячусь на сцене. Кисло шло. Влад. Ив. нездоров, горло болит и лихорадит, но все-таки был на репетиции. Шли 1-ый и 2-ой акты.

   После репетиции пошла к маме. Мама счастлива: ее ученицы произвели фурор на экзамене; это ее подбодрило, а то она очень уж утомляется. Я боюсь, что долго она не вынесет такой огромной нервной работы. А как человек самостоятельный, она будет биться изо всех сил, чтоб жить на свои гроши, без помощи детей. Она какая-то растерянная и нервная, и все просит Володю подольше не жениться, чтоб он не ушел от нее. Дядя Карл по обыкновению ругается с больницей. Д. Саша пропадает без вести. Верно, пьет. Видела Володю во фраке, прямо из суда. Адель доволен им и говорит, что выйдет толковый адвокат, не банальный. Во время обеда был Членов, негодующий и разносящий Москву. После обеда я лежала; тело какое-то разбитое. Штопала чулки, чинила белье. Часов в 10 пошли с Машей к Коршу, смотреть "Свадьбу", но ее отменили по болезни кого-то. Жаль. Маша вечер была у Желябужских, а я по гостям совсем не в состоянии ходить.

   "Столпы" пойдут, верно, во 2-м полугодии¹. Репертуар скрипит отчаянно, и все стонут. Без твоей пьесы будет очень слабо. Читал, что Аркадину играет Савина, Шамраева - Санин, а Нину - Селиванова?² И что тебя ждут. Я ужасно хочу тебя видеть, дорогой мой, хочу тоже потрогать тебя, поговорить, поласкать. Ты не смеялся над моим вчерашним письмом?

   Обнимаю тебя, дусю мою, крепко и сладко.

  

  

   Оля, мордуся моя милая, здравствуй! В последних письмах своих ты совсем превратилась в меланхолию и, быть может, совсем уже стала монашкой, а мне так хочется видеть тебя! Я скоро, скоро приеду и, повторяю, буду жить до тех пор, пока не прогонишь, хоть до января. Мать выезжает из Ялты 3 октября - так, по крайней мере, она говорила вчера. Сначала она проедет в Петербург и потом уж, вернувшись оттуда, будет жить в Москве, у Ивана. Так я ей советую.

   Что тебя так беспокоит мой пай у Морозова? Велика важность! Когда приеду в Москву, поговорю с ним, а пока не трогай его, дуся.

   Итак, я в Москву поеду без плевальницы, а в вагоне это ух как неудобно. Ты не присылай, а то, пожалуй, разминусь с посылкой. В день моего приезда прикажи Маше зажарить телячью котлету, ту самую, которая стоит 30 коп. И пива бы Стрицкого "Экспорт". Кстати сказать, я теперь ем много, но сил и энергии все-таки мало, и опять стал кашлять, опять стал пить эмс. Но настроение ничего себе, не замечаю, как проходит день. Ну, да все это пустяки.

   Ты пишешь, что если бы мы жили вместе неразлучно, то ты надоела бы мне, так как я бы привык к тебе, как к столу, к стулу. "А мы с тобой оба недоконченные какие-то". Не знаю, дуся, докончен я или нет, только уверен в том, что чем дольше жил бы с тобой вместе, тем моя любовь становилась бы глубже и шире. Так и знай, актрисуля. И если бы не болезнь моя, то более оседлого человека, чем я, трудно было бы сыскать.

   Дождь покрапал ночью третьего дня, чуть покрапал вчера днем, и больше ни капли. Солнце жжет по-прежнему, все сухо. Насчет кишечника ты поговорила бы с Таубе. Вернулся он из-за границы? Ты справлялась? Ведь от плохого кишечника меланхолия, имей сие в виду. Под старость, благодаря этой болезни, ты будешь колотить мужа и детей. Колотить и при этом рыдать.

   Завтра приедет Альтшуллер, будет выслушивать меня - это первый раз за всю осень. Я все отказывал ему, а теперь как-то неловко. Он все пугал, грозил тебе написать. (Здесь в Ялте все почему-то думают, что ты строгая, держишь меня в субординации.)

   Что же еще? Ну, еще целую моего клопика. Пиши о своем здоровье подробнее, повидайся, повторяю, с Таубе и опять-таки пиши. Итак, целую и глажу по спине, потом обнимаю. До свиданья.

  

   Пиво Стрицкого называется "Экспорт". Если будешь выписывать из склада 20 бут., то выпиши так: 10 бут. "Мартовского" и 10 бут. "Экспорт". Перед приездом буду телеграфировать.

  

  

   Дусик милый, единственный, здравствуй! Как много мне хочется сказать тебе, и поговорить, и посидеть молча с тобой! Ты пишешь, что приедешь. Хорошо ли это? Подумай, родной мой.

   Зола жалко, жалко, что умер как-то нелепо. Если бы жена не просила его встать, чтоб открыть окно, он бы не попал головой на пол и, может быть, спасся¹.

   Очень рада, что был дождь, хотя, по-видимому, толку мало. Опять все сухо, как ты пишешь.

   Вчера не писала тебе, потому что пришла из бани и была утомлена. У нас столуется Вишневский, платит 20 р.; просится еще в нахлебницы Инна Воронина; кажется, возьмем. Все доход.

   Сегодня и вчера были славные репетиции с Конст. Серг. Вчера смотрел два акта, а сегодня занимались тонами. Неожиданные тона услыхал у Вас. Вас. и у меня. Хвалит Харламова - Пепла, Самарову - Квашню, остальные еще не утвердились. Сегодня очень было интересно. Каждый пробовал роль в разных тонах, пробовали походку, манеры. Ты бы смеялся сильно. Качалов очень смешил. Тихомирова жучили, Загарова, но все было приятно, гнета не было.

   Сейчас вечером были у меня Конст. Серг., Влад. Ив., Вишневский и Петрова и читали "Дядю Ваню". К. С. в восторге от Сони, но говорит, что Мария Петровна будет ревновать. Я это понимаю. Посмотрим, какова Петрова будет со сцены². Чайку будут пробовать с ней. У нее есть настоящий нерв и большое чутье. Занимался с ней Вл. Ив.

   Заезжал Морозов, сидел, пил чай. Был доктор Раткевич, с кот. Маша познакомилась в вагоне и которого, оказывается, я тоже знаю. Утром мы с Машей были в новом театре, и Маша пришла в восторг. Шехтель ходил с нами, по-видимому, очень довольный. Писала ли я тебе, что он ничего не берет за работу? Надо теперь заниматься устройством уборной, выдают по 75 р. - на это не разъедешься. На эти деньги надо купить драпировки, ковер, кушетку и кресло. Стол и шкаф с зеркалом дают. Неужели ты со мной здесь поживешь? Дуся моя, какое это будет для меня счастье! Я так же буду волноваться, как и прошлую осень. Как я тебя буду ласкать, целовать! Родной мой, голубчик. Полтора месяца мы уже врозь. Как я буду всматриваться в твое лицо, черты, глаза, в твою улыбку. А ты как? Приедешь так, будто уже 50 лет женат, или нет? Скажи.

   Дусик милый, попроси m-me Бонье купить длинную коралловую цепь (нешлифованн. коралл), длинную, как теперь носят для часов и для побрякушек. Наша кассирша просила меня еще в прошлом году привезти ей из Ялты, но в феврале таковой не было, их можно найти во время сезона у итальянцев. Я не имею понятия, сколько она стоит. Будь добр, скажи это своей "подруге".

   Покойной ночи, дусик. Смирновых не видаю. Туфли привези одинаковые, ведь они обе полные и приблизительно одного роста.

   Целую тебя много, много раз. Ешь побольше и сливки пей непременно. Это мой приказ, и изволь слушаться; как-никак, а я жена твоя. Отчего же ты летом их переносил так хорошо?

   Спи спокойно, да посетят тебя сны золотые, ласковые!

   Обнимаю моего дорогого писателя, моего поэта.

  

  

   Милая моя философка, немчушка моя, здравствуй! Сегодня получил от тебя великолепное письмо - описание поездки твоей в Любимовку и, прочитавши, порадовался, что у меня такая хорошая, славная жена. Вчера был у меня Альтшуллер, смотрел меня в первый раз за эту осень. Выслушивал, выстукивал. Он нашел, что здравие мое значительно поправилось, что болезнь моя, если судить по той перемене, какая произошла с весны, излечивается; он даже разрешил мне ехать в Москву - так стало хорошо! Говорит, что теперь ехать нельзя, нужно подождать первых морозов. Вот видишь! Он говорит, что это помог мне креозот и то, что я зиму провел в Ялте, а я говорю, что помог мне это отдых в Любимовке. Не знаю, кто прав. Из Москвы, по требованию Альтшуллера, я должен буду уехать тотчас же по приезде. Я сказал: "Уеду в декабре, когда жена пустит". Теперь вопрос: куда уехать? Дело в том, что в Одессе чума и очень возможно, что когда в феврале или марте я буду возвращаться из заграницы, то меня задержат на несколько суток и потом в Севастополе и Ялте будут смотреть как на прокаженного. Возвращаться же зимой мне можно только через Одессу. Как теперь быть? Подумай-ка!

   У нас нет дождя. Ветер.

   Читал статью Августа Шольца о Художественном театре¹. Какой вздор! Чисто немецкая хвалебная галиматья, в которой больше половины сведений, которые автор уделяет публике между прочим, сплошное вранье; например, неуспех моих пьес на сцене московских императорских театров. Одно только и хорошо: ты названа самой талантливой русской актрисой.

   Пиджаки и брючки мои износились, я стал походить на бедного родственника... Тебе будет совестно ходить со мной по Москве, и так и быть уж, я буду делать вид на улице, что ты со мной незнакома, - и так, пока не купим новых брюк.

   Ну, светик мой, мордочка, будь здоровехонька. Не хандри и не распускай нервов. Знай, что я обнимаю тебя и треплю изо всех сил. Скоро увидимся, дусик.

   Итак, стало быть, я здоров. Так и знай.

  

  

   Я мало спала последнюю ночь, дорогой мой. Было беспокойно, и сердце что-то колотится. Я какая-то взбудораженная. Попробую не пить кофе по утрам.

   Занималась Настей, потом пошла на репетицию, потом было заседание о расценке мест в театре¹, о том, как надо благодарить Морозова, Шехтеля. Потом обедала, легла; пришел Членов, пришла m-me Коновицер и сидела вечер - вот и день мой весь.

   Шел снег, холодно.

   Зубы мои портятся отчаянно, и все не соберусь к дантисту.

   Весь вечер пропал зря за беседой с m-me Коновицер. Время летит, а все ничего не делаю. Вишневский рад твоему письму². Он сегодня репетировал в татарском кафтанчике и тюбетейке. Мария Федоровна тоже оделась для настроения³.

   Мучительно репетировать в этом помещении⁴. В конце недели переходим в театр. Приезжает Горький. Будет смотреть "Мещан", репетицию.

   Ну, пойду спать, не сердись, дусик, что пишу мало, и глупо, и сухо. Я устаю от репетиций и уже лежу после, и довольно долго.

   Обнимаю мою дорогулю крепко, крепко. Кланяюсь мамаше, Альтшуллеру, гимназии.

   Целую тебя со вкусом. Какие свиньи французы по отношению к Зола!⁵

   А фон Валя-то повысили как!⁶ Вместо Трепова⁷ у нас будет, говорят, Гадон - адъютант Сережи⁸. Слышал? В Москве грязь и гадость.

   Целую тебя, милый мой, и люблю, люблю.

  

  

   Дусик мой замечательный, у нас был дождь, довольно хороший, стало грязно. Стало быть, о дожде писать тебе больше уже не буду.

   Прис. пов. Аделя я видел на пароходе, когда передавал его жене посылку. Он мне понравился, хотя пришлось недолго разговаривать. Я дразнил m-me Адель пирожками Бартельс¹, говоря, что его надо в тюрьму, а он, т.е. ее муж, принял это всерьез и стал в защиту Бартельса и твоего брата.

   Не забудь, собака: когда приеду в Москву, купим духов "Houbigant", самый большой флакон или два-три поменьше, и вышлем Альтшуллеру. Не забудь, пожалуйста, напомни мне.

   Мать уезжает в Москву 1 окт. или самое позднее - 3-го. Берет с собой кухарку Полю, горничную отпускают; остаемся я, бабушка и Арсений. Предполагается, что я буду обедать в городе. К 15 октябрю приедет в Москву сам. Трепещи. Возьму с собой пальто осеннее, шапку и шляпу. Если будет холодно, то шубу привезешь на вокзал. Но думаю, пальто достаточно. Возьму и плед.

   Буду жить в Москве до декабря и даже дольше, смотря по обстоятельствам. Если чума будет в Одессе и зимой, то за границу не поеду - по причинам, о которых я уже писал тебе. В Москве буду только есть, пить, ласкать жену и ходить по театрам, а в свободное время - спать. Хочу быть эпикурейцем.

   Не хандри, золото мое, это нехорошо. У вас Вишневский столуется и платит по 20 р. в месяц? Скажите, пожалуйста!

   Если приедешь на вокзал встречать меня, то приезжай одна, умоляю тебя. Если же тебе еще трудно ездить на извозчиках, то не смей приезжать, сиди дома, я и сам приеду. Опять-таки умоляю.

   Получил от Суворина письмо. Ставит одну свою пьесу в Москве, другую - у себя в театре в Петербурге². Стало быть, он приедет в Москву, будет ходить в дом Гонецкого, рассуждать о театре...

   Ну, храни тебя Бог, моя жена хорошая. Благословляю тебя, целую, переворачиваю, поднимаю вверх за ногу, потом за плечи, обнимаю тысячу раз.

   Не забывай меня, пиши. Твои последние письма очень хороши, спасибо тебе.

  

  

   24-ое сент. [1902 г. Москва]

   Вчера пропустила день, дорогой мой, не писала. Была очень уставши. Целый день бегала с Машей для обмундировки уборной, а вечером была репетиция "Мещан" для новых исполнителей¹. Я еле лопотала. Вообще "Мещане" мне стали противны по воспоминанию о моей болезни, противна роль.

   Ты мне милое письмо прислал, дусик мой. Я тебя люблю за это. Что-то в нем есть существенное. Только нехорошо, что ты опять кашляешь. Умоляю, не приезжай, если тебе не по себе, если не чувствуешь в себе достаточно сил. Думай о нашем будущем младенце и веди себя благоразумно, чтоб младенец не унаследовал легкомыслия. Ты понимаешь сие?

   Плевательницу послать не с кем. Не слыхать, кто бы ехал в Ялту. Погода у нас не солнечная, было холодно, перепадал снежок, сегодня было ®. Сносно.

   Деньги Миров прислал. Спасибо тебе, дусик мой родной. Маша получила их через госуд. банк.

   У нас теперь живет портниха из Василь-Сурска, по рекомендации Дроздовой. Она все будет шить, и это дешевле, чем все отдавать, и в доме она будет помогать. Зовут ее Ксения, она стриженая, рябинькая, знакома с Горьким. Была оклеветана в распространении прокламаций. Но она простая и далека от всех этих историй, рассуждает здраво. Славная, по-видимому. Дело в том, что у хозяйки, где она работала в Нижнем, были сходки и аресты, и потому она ушла от нее.

   Репетируют теперь 2-ой акт, где меня нет, и потому я свободнее эти дни. В конце недели переходим в новый театр². Будет треволнительное время. Конст. Серг. вступает теперь во "Власть тьмы". Играет Митрича. Мы совсем отвыкнем играть "господ". Репертуарчик-с! Нечего сказать. Если успею, напишу сейчас несколько строк Санину. Почему-то хочется.

   Посылаю тебе телеграмму³.

   Мунт играла Ирину (ты счастлив?), Кошеверова - Ольгу, Буткевич⁴ (ты ее не знаешь) Машу, Кошеверов - Вершинин, Снигирев - Чебутыкин.

   Ах, Антон, Антон...

   Как я хочу тебя видеть! Мне так пусто без тебя. Хотя дни полны, набиты всякой всячиной, но все же пусто. Отдыхаю, когда думаю и стряпаю роль, только.

   Обнимаю тебя, моего дорогого, любимого, хорошего, нежного. Насколько ты лучше и выше меня! Сделай меня такой же. Переделай меня. Голубчик мой!

   Целую крепко и шепчу много тепленьких слов на ушко и целую затылочек и крепко тебя прижимаю.

  

  

   Я чуть до потолка не подпрыгнула, когда прочла вчера твое письмо, дусик милый, любимый!

   Значит - улучшение! Но помни, что надо еще большее улучшение и потому, повторяю, веди себя хорошо, не делай легкомысленных поступков.

   Значит, можно начать ждать тебя и думать о телячьей котлете в 30 к. и о Стрицк