Письма М. A. Дмитриева к Чаадаеву
Памятники философской мысли
П. Я. Чаадаев. Полное собрание сочинений и избранные письма. Том 2
Письма П. Я. Чаадаева и комментарии к ним. Письма разных лиц к П. Я. Чаадаеву. Архивные документы. Именной указатель к 1 и 2 томам.
М., "Наука", 1991
Новые переводы с французского Д. И. Шаховского, Л. З. Каменской, В. В. Сапова
Составление и комментарии С. Г. Блинова, Л. З. Каменской, З. А. Каменского, М. П. Лепехина, В. В. Сапова, М. И. Чемерисской
Ответственный редактор доктор философских наук З. А. Каменский
30 августа, 1847. Суббота.
Благодарю вас, почтеннейший Петр Яковлевич, за ваше внимание к моему беглому замечанию. Я теперь перечитал письмо ваше не однажды. Вот фраза, которая вчера остановила и меня и Погодина: [что наше прошедшее не настолько лишено мысли, как это утверждают, и что наша история по праву займет свое место в общей истории цивилизованных народов] 1. Мне хотелось бы, чтобы русский казался даже и не подозревающим той мысли в иностранце, что будто наше прошедшее не имеет в себе мысли. Мне показалось это, во-первых, почти лишним, потому что иностранцы, мало занимающиеся нашей историей, едва ли делают нам подобный упрек, во-вторых, это было бы не вполне справедливо: во все свои эпохи наша история представляет какую-либо одну мысль, на которую нанизываются все происшествия, и именно ту, которая в эту эпоху нужнее. Вот эти мысли: сперва родового единства, потом освобождения, потом целости государства, потом силы политической; и эта мысль, составляющая непрерывную нить в нашей истории, есть одна и та же, заключающаяся в слове: Россия, потому уже, что она для нее одной, для ее только истории прилична, а не для всякого другого государства. Были эпохи, в которые во многих государствах Европы господствовала одна общая мысль: это оттого только, что б те эпохи их интерес был общий, их история имела сходство; но не наоборот! - Таковы были, например, крестовые походы. Я думаю, что не они начались от мысли, а напротив, при первом воззвании, если мысль об них пробежала как электрическая искра, то потому, что пришлась кстати; а пришлась она вовремя потому, что народам худо было дома и что все нудило к переменам. - Наша история шла путем особым; и потому в ней мысль своя, но единая и целая. Даже и теперь, когда мы, стоя близко к происшествиям и ко всему, что творится на святой Руси, видим только части и не можем обнять целого. Мы не можем, однако, отрицать, чтобы во всем этом не было мысли, истекающей прямо из истории. Даже вчерашний разговор наш и те мысли, которые мы обнаруживали с такою скромностию, они не наши: они лежат в теперешней нашей истории, из которой непременно их выведет будущий историк, указав на факты.
Теперь два слова о другой части вашей фразы: [что наша история по праву займет свое место в общей истории цивилизованных народов]. Мне хотелось бы, чтобы русский представлялся стоящим твердою ногою между просвещенными народами; чтобы он показывал им, что стоит между ними на своем месте, чтобы он не добивался этого, как особой чести, чтобы он казался, наконец, и неподозревающим того, чтобы иностранцы могли оспаривать это место и у него и у его истории: этого требует и народное достоинство и справедливость.
Вот мои мысли, почтеннейший Петр Яковлевич! Я могу ошибаться, как и другой, но я думаю, что прекрасное письмо ваше не потеряло бы ничего, если бы вы несколько изменили это место. Извините мою откровенность; вы сами желали ее, и она порука за то уважение, с которым всегда буду искренне вам преданным.
P. S. По желанию вашему я посылаю письмо ваше к Погодину: он находит, что России рекомендоваться должно смелее.
Мне жаль расстаться с другим письмом вашим; но повинуюсь, и посылаю. Не можете ли сделать одолжение возвратить его через почту хотя <бы> во вторник. Мне очень хочется еще раз с вами увидеться, но боюсь, что не успею. - Понедельник весь будет у меня занят, во вторник надобно уложиться, а там и ехать. А ехать в такую сторону, где нет тех вопросов, где непонятны те бескорыстные интересы, которые здесь нас занимают, и где уже не с кем иметь такой переписки, которая теперь у меня с вами 2.
Публикуется с оригинала, хранящегося в ГБЛ, ф. 103, п. 10.32, ед. хр. 15, лл. 1-2. Чаадаев ответил М. А. Дмитриеву письмом от 29 октября 1850 г. (N 173).
1 Некоторые предположения об источнике этой цитаты, принадлежащей Чаадаеву, см. в примеч. 9 к N 133.
2 М. А. Дмитриев уехал в Симбирск.
Посылая вам мою статью, помещенную в "Москвитянине" 1, прошу вас принять ее, как говорится, на память, хотя я уверен, что вы не забыли меня. Недавно я имел этому доказательство, получив от вас портрет ваш, за который я еще вас не благодарил. Примите теперь мою искреннюю и душевную благодарность. Вы угадали этою присылкою, что я один из тех, которые желают иметь его, и что я неравнодушен к такому знаку вашей памяти и вашей приязни.
Когда я увижу и услышу вас и немногих общих друзей наших? - Это один Бог знает! Потешьте меня и напишите ко мне хоть несколько строк. Не живши, может быть, никогда в такой глуши, в какой я живу теперь, вы, вероятно, не знаете как особенно дорог в этой пустыне голос жизни, голос человека, которого мы любим.
Примите, между тем, уверение в душевном уважении и постоянной преданности, с которыми всегда имею честь быть
25 апреля
1850
Публикуется с оригинала, хранящегося в ГБЛ, ф. 103, п. 1032, ед. хр. 15, л. 3.
1 В 1850 г. в "Москвитянине" были опубликованы два стихотворения М. А. Дмитриева: "Старик к юношам" (N 2, с. 183) и "Золото" (N 3, с. 265-266). По-видимому, под "статьей" здесь он подразумевает одно из этих стихотворений. Согласно "Указателю статей и материалов..., помещенных в Москвитянине за 1841-1855 г." (б/м, б/г, сост. П. Бартеневым) его статьи печатались здесь в 1851, 1852 и 1853 гг.