Достоевский Федор Михайлович - Ф.М. Достоевский. А.Г. Достоевская. Переписка

ю и жду с бесконечным нетерпением, когда брошу проклятый Эмс и ворочусь к вам. Люблю вас всех четверых. До свидания, обнимаю тебя. Поклон кому следует

  

   P. S. Голубчик Анечка, прошу тебя очень, пошли немедленно хоть 3 рубля (не меньше) на моршанских погорельцев⁴⁸⁴ в редакцию Московских Ведомостей. Письмо же напиши так:

  

   В редакцию газеты "Московские Ведомости".

   Покорнейше просят принять прилагаемые три рубля на моршанских погорельцев от Ф. Л. и н_е_и_з_в_е_с_т_н_о_г_о.

  

  

   т<о> е<сть> от Феди, Любы и неизвестного, Но лучше написать буквами: от Ф. Л. и неизвестного, чтоб не догадались, пожалуй, что неизвестный есть будущий.

   Подписка же на моршанских погорельцев открыта по разным ведомствам и в редакциях всех почти газет.

  

   Еще раз всех вас обнимаю.

  

  

  

   <В Эмс.>

  

   Твое дорогое письмо от пятницы (13 июня) я получила вчера, во вторник, мой милый и бесценный Федочка, и рада была, что ты здоров; ужасно меня раздосадовало известие о том, что в Эмсе постоянно дурная погода; мне кажется, что это непременно отзовется на твоем лечении и что при хорошей погоде оно бы пошло несравненно успешнее. Надо впрочем надеяться, что, может быть, во вторую половину погода переменится и ты успеешь наверстать потерянное время. Беспокоит меня тоже твое настроение: все-то ты тоскуешь и беспокоишься, а потому и работа не идет; как мне тебя жаль. Молю бога, чтоб он послал тебе в работе успеха! На наш счет, пожалуйста, не беспокойся, мы живем тихо и благополучно, все здоровы, а детки веселы и послушны. У меня страшная, моя раздражительность исчезла и заменилась какою-то по временам беспредметною тоскою, потому что я всем довольна и счастлива; приписываю все моему болезненному состоянию и думаю, что все пройдет со временем. Дети взяли 14 ванн и вообще охотно ходят купаться. Вчера Федя на что-то рассердился, лег на доски на дворе у самых ворот и так крепко заснул, что не слышал, как мы ему подложили подушку, как лаяли собаки и проезжали извозчики; проспал часа три и проснулся ужасно веселый; нянька все время подле него сидела и отгоняла мух. Сегодня Лиля пришла в страшных слезах: оказалось, что роза, которую я ей вчера подарила, сегодня завяла, а она и не подозревала, что она может завять! Чтоб ее утешить, я ей сорвала другую розу, но растолковала, что и она скоро завянет. Детки очень дружны и возвращаются с ванн под руку и распевая песни, но подчас и дерутся. Голубчик мой, больше не знаю, что об нас написать, до того у нас все тихо и по-всегдашнему.

   Ты пишешь о найме квартиры: сообщу тебе мои на этот счет мысли. Я много думала о нашем ближайшем будущем и раздумывала, как нам лучше поступить. Сначала я предположила остаться в Руссе на наше критическое время, но потом решительно отбросила эту мысль и вот на каком основании: предположи, что роды будут неудачны, тогда мы имеем здесь одного Рохеля (бог ведает, искусен ли он?), но ведь он может отлучиться на несколько дней, что с ним часто бывает, и вот мы пропали. Но даже при самых благоприятных родах и тут предвидятся трудности: роды могут произойти от 24 июля по 12 августа; возьмем среднее, т<о> е<сть> 5 августа;⁴⁸⁵ я буду первое время очень слаба, даже если все произойдет благополучно, и ранее 1-го сентября нечего и думать ехать в Петерб<ург>. Затем наем квартиры, сборы и укладка в Руссе, устройство и раскладка в Петерб<урге> и, наконец, переезд меня истощат в сильной степени и непременно отзовутся на моем хилом здоровье, да и на здоровье новорожденного. Не говорю уже и о том, что при переезде в начале сент<ября> мы сильно рискуем простудить детей. Но даже при самых счастливых обстоятельствах ты можешь сесть за работу не ранее 12-15 сентября, итак с самого твоего приезда в половине июля ты теряешь два рабочих месяца, ибо разве можно работать в Русое, в крохотных комнатках, имея возле больную жену и предвидя впереди разные хлопоты по переездке и устройстве. На мой взгляд, положительно следует оставить мысль пробыть критическое время в Руссе. По-моему, нам следует перебраться от 28 июля до 1-го августа и постараться устроиться; тогда у_ж_е н_а м_е_с_т_е и б_е_з х_л_о_п_о_т и п_е_р_е_е_з_д_а в_п_е_р_е_д_и совершатся роды и, если бог даст, они будут счастливы, то я хоть и буду слаба дней 15, но все-таки могу наблюдать за детьми, и дать тебе возможность работать, а бог даст, могу тебе помочь и в переписке. Таким образом, ты для работы выигрываешь около месяца, а я выигрываю то, что сохраню свои силы. Теперь, дорогой мой, о квартире: величина и цена ее решительно зависят от твоего решения издавать или нет.⁴⁸⁶ Постараться надо нанять от 60 руб. до 80 р. в мес<яц>, а впрочем, как сам рассудишь. Ты предлагаешь приехать сюда и затем нам вместе ехать искать квартиру. Но ты можешь приехать сюда числа 15, затем пробудешь здесь дня 3, затем дорога и приискивание квартиры, и вот может произойти такая вещь, что я могу застрять совсем в Петерб<урге> при ранних родах. Голубчик, как ты взглянешь на другую комбинацию: я буду знать, когда ты приедешь в Пет<ербург> (ты можешь мне телеграфировать из Вильно или откуда), и я приеду в Петерб<ург> (детей пришлось бы оставить и при твоем предположении, а я их поручу надежным лицам, да и пробуду в Пет<ербурге> не более 3-х дней), и мы вместе отыщем и устроим квартиру. Я бы посоветовалась в Пет<ербурге> и, может быть, узнала бы мой срок. Если эта комбинация никуда не годится, то постарайся приискать квартиру сам, ты отлично сыщешь, а я заранее на все согласна. Напиши свое мнение, дорогой мой папочка.

   Наделала я тебе хлопот, ну да ты сам наполовину виноват, не меньше моего.

   Цалую и обнимаю тебя горячо и люблю бесконечно.

  

  

  

   <В Старую Руссу.>

  

   Милый друг Анечка, письмо это пишу в среду, а пойдет оно завтра, в четверг, как я уже и писал тебе.

   Только сегодня, в среду, получил я письмо твое, которое ты писала от 12 июня, в четверг, и которое, по словам твоим, должно было отправиться на другой же день, т<о> е<сть> в пятницу, стало быть, 13 числа. Между тем на конверте печатью старорусского почтамта помечено от 14-го числа, т<о> е<сть> оно пошло лишь в субботу, а получил я его не вчера, во вторник, как бы должен был получить, а лишь сегодня только, в среду. Ясное дело, что письма в старорусском почтамте задерживают и непременно вскрывают, и очень может быть, что Готский.⁴⁸⁷ Непременно, Аня, говори, кричи в почтамте, требуй, чтоб в тот же день было отправлено. Это черт знает что такое!

   Письмо твое, разумеется, прочел с наслаждением, и рад, что все здоровы, тем более, что всегда перед письмами начинаю очень беспокоиться о тебе и о детях. Жаль только, Аня, что ты ничего мне не пишешь об очень важном деле, несмотря на неоднократные мои запросы: именно: как мне нанять квартиру в Петербурге. 1) Непременно ли я должен нанять ее, проездом, и 2) что мне будет делать, если квартира долго не наймется? Уведомляю тебя, Аня, что мне время теперь очень дорого, что в Петербурге, если я уже очень долго заживусь, я не в состоянии буду и нанимать квартиру, и писать в то же время роман. А главное, если я очень заживусь, более недели в Петербурге, то что мне тогда делать? И не лучше ли нам всем вместе нанять квартиру, уже возвратись? Если остановимся и в гостинице, то столько же переплатим за No (если не гораздо меньше), сколько переплатим за квартиру за время, пока еще она будет стоять пустою и пока-то мы двинемся из Старой Руссы. Я, конечно, готов пробыть два или три дня в Петербурге, но желал бы не больше. Во всяком случае прошу тебя (и наконец н_а_с_т_о_я_т_е_л_ь_н_о) обратить внимание на этот вопрос мой, который я уже неоднократно задаю тебе, и написать мне, наконец, твое решение. Если на это письмо ответишь тотчас же (с понуждением н_а п_о_ч_т_е отправить его тотчас же, а не через день или через два), то очень успокоишь меня. Ко всем моим, уже и так многочисленным, беспокойствам беспокойство о найме квартиры и об житии для нее в Петербурге примешивается самым мучительным образом. По крайней мере одно из сомнений моих будет разрешено.

   Я могу отсюда скоро выехать, но ты не сомневайся и продолжай мне писать. Я напишу, когда тебе перестать писать. А в настоящую минуту сам не знаю, когда выеду. Завтра 1/19 июня будет ровно 3 недели моему здешнему лечению. Доктор же говорит, что более 4-х недель здесь почти не лечатся (да и совсем не надо), 5 же недель назначается только в самых исключительных случаях, ввиду особых соображений. Итак через 8 дней, в следующий четверг, т. е. по [нашему] здешнему стилю 8 июля, а по нашему 26 июня, я могу и кончить лечение и уехать по-нашему 27 или 28 июня. Но только к тому времени доктор посмотрит грудь мою. Теперь же, когда не вышло курса лечению (т<о> е<сть> 4-х недель), решить этого нельзя, т<о> е<сть> о том, кончить или еще неделю остаться. Очень может быть, что я останусь и еще на неделю, а в таком случае выеду отсюда уже не 27-го июня по нашему стилю, а около 5 июля. Итак в_е_р_н_о т_о_л_ь_к_о т_о, что я далее 5-го июля по нашему стилю здесь не пробуду. (Значит, мог бы, правильным путем, быть около 10-го июля в Руссе, если не останавливаться в Петербурге). Впрочем, повторяю, на 3 дня я готов остановиться. Можно и в три дня что-нибудь нанять; это ведь на счастье.

   Что же касается до лечения моего, то я решительно не могу сказать ничего положительного об успехе. Кажется, будет облегчение. Сам же я здоров. Здесь скверно то, что лечат почти одни воды, а доктор не вмешивается и даже не укажет порядком. Докторов хоть и много, но все осаждены и так, что придешь, и ждет буквально по 50 человек очереди. А потому они говорят с больными наскоро, почти небрежно. Пример со мной: неделю назад я был у Орта и жаловался, что все простужаюсь и кашляю. Он осмотрел горло и велел мне в тот же день взять у источника стакан Кессельбрунена (другой горячий источник) и прополоскать горло (это называется gargariser, gargarisation). Я исполнил и в тот же вечер почувствовал облегчение. 3-го дня прихожу к доктору и говорю: так как мне уже раз gargarisation Кессельбруненом принесло пользу, то нельзя ли мне постоянно полоскать горло, потому что у меня постоянно раздражено горло, уже несколько лет (как муха в горле), так не будет ли, дескать, облегчения? Он удивился на это и вдруг спрашивает: "Так вы один только раз и ходили полоскать, а ведь я же вам велел постоянно! Вот вы неделю потеряли! Непременно в день по 2 раза". Итак я неделю потерял, но решительно по его вине, потому что он положительно н_е с_к_а_з_а_л, чтобы продолжать постоянно, а доказательство тому, что о полоскании 2 раза в сутки, и подробности о том, что наблюдать при этом, объяснил только третьего дня, а если б велел 8 дней назад, то я знал бы об этих подробностях еще тогда, потому что при гаргаризации они всеми здесь неуклонно наблюдаются, и их непременно надо растолковать больному заране, а он 8 дней назад ничего, не растолковал о подробностях.

   Таким образом к лечению моему присоединилось и полоскание горла Кессельбруненом. Если в эту 4-ю неделю увижу пользу и поздоровеет горло, то рискну сам остаться еще на неделю, (т<о> е<сть> до 5-го июля), потому что раздражительность горла один из самых главных припадков моей болезни. - Я и не знал, что на водах, тут же при источниках, устроено 2 кабинета, собственно для гаргаризации, мужской и дамский. В кабинете до 20 мест, вроде как писсуаров, и все 20 человек полоскают горло разом. Такая музыка. А полоскает несколько сот больных.

   Ну так вот обо мне главнейшее. Что же до остального, то у меня нет совсем новостей и подробностей. Я здоров, и погода у нас дня три уже не дурная (хотя не жаркая). Я по-прежнему один. Знакомых никого. Сосед мой немец уехал в Берлин, а рядом со мною нанял один приехавший русский (имени его не знаю и знать не хочу). Русских множество - все незнакомые. Какой-то один господин Сорокин подскочил ко мне сегодня и уведомил, что видел меня у Лизаветы Атамаровны (Барановой).⁴⁸⁸ Я его совсем забыл. Пошел рядом и заговорил тотчас об литературе. Я очень рад был, когда он повернул в свое место. Что же касается до моей работы, то и не пишу тебе ничего о ней: все стоит и не двигается, план только составил уже окончательный, а работа еще не начиналась. - Ни страницы не написано. Что со мною будет - понять не могу. Сверх того страшно боюсь припадка.

   Подробности, которые сообщаешь о детках - живят меня и радуют, но что ты, Ангел мой милый, так мало пишешь о себе? Разве не знаешь, как я люблю тебя и как мне весело узнать хотя бы малейшее о тебе происшествие. Цалуй детей, напоминай им обо мне, чтоб не забывали. Песни лиличкины записывай особо в книжку, пожалуйста (это очень важно и нужно). То, что ты пишешь об Иване Григорьевиче, просто ужасно. Нет, с этой сукой надо поступать как с собакой, а не с человеком.⁴⁸⁹ Она еще наделает ему неприятностей, небось. Вот если б он решился, наконец, окончательно разойтись с ней (т<о> е<сть> отречься от надежды и намерения жить опять вместе), то тогда бы он мог поступить и спокойно, и строго, и это бы могло ее, наконец, вразумить. Но увидим, что далее, только бы спас бог его голову. Не столкнулись бы как нибудь с Кукарекиным? и что ему Кукарекни? ⁴⁹⁰ Кукарекни и бросит Ольгу, так та сейчас другого заведет. Боюсь, чтоб ты об них как-нибудь не беспокоилась и не тревожилась.

   А об тебе и о д_в_у_х я очень тревожусь. И почему два? Уж не имеешь ли ты какого намека от бабки? Как бы я желал быть с вами! А тут еще найди здесь столько душевного спокойствия, чтоб работать, роман писать - да разве это возможно!

   Ну до свидания, голубчик, следующее письмо напишу в субботу, а пошлю в воскресение. Обнимаю тебя крепко, цалую тебя тысячу раз. Деток благословляю. Милые! Ты не поверишь, в каком я здесь заточении, Аня! Главное, этого вообразить нельзя постороннему.

  

   Музыка сегодня исправилась (с погодою должно быть), играли две пьесы Бетховена - верх восхищения!

  

  

  

   <В Эмс.>

  

   Благодарю тебя, мой дорогой и милый папочка, за аккуратность в письмах; ты не поверишь, как меня радуют и оживляют они и как я жду вечера того дня, в который думаю получить от тебя весточку. Но теперь перестали приносить письма вечером, а приносят рано утром, так и сегодня принесли письмо твое от воскр <есенья> 15-го июня. Отвечаю тотчас же и сегодня сама отнесу на почту, чтоб пошло завтра, именно через 3 дня (последнее пошло в четв<ерг>, следующее пошлю в среду). Я рада, дорогое мое сокровище, что ты начинаешь лучше себя чувствовать; боюсь, не вздумал бы ты кончить раньше, чем следует, своего леченья из желания поскорее приехать сюда. Голубчик, ты ведь знаешь, как я буду счастлива и как рада приезду моего неоцененного муженька, но хочу, чтоб ты возможно больше вылечился, так как собираюсь прожить с моим дорогим Федочкой еще по крайней мере 30 лет (как жаль, что нельзя больше). Не прими это за шутку! Голубчик, если б ты знал мое сердце получше, то поверил бы искренности моих слов. Я считаю нашу семью образцом семьи (несмотря на некоторые стычки), и вряд ли из тысячи семейств найдется одно, где муж и жена так глубоко и прочно сошлись и поняли друг друга, а главное, чем дальше, тем больше любили и у_в_а_ж_а_л_и друг друга (могу ли надеяться, что ты разделяешь мои мысли на этот счет?) и дорожили своею семьей. Дорогой мой, я считаю себя самою счастливою из женщин и часто даже завидую себе, т<о> е<сть> считаю, что моя жизнь до того хороша, что не может продолжаться очень долго, а следовательно, то мне не долго ею наслаждаться. Я бы желала, папочка, чтоб ты хоть вполовину так ценил и дорожил нашею теперешнею жизнью, как я.

   Деточки все трое здоровы и веселы как нельзя более, ходим в_с_е на ванны. Билеты наши кончились и для новых пришлось позвать опять Васильева. Позволил мне брать ванны через день и уверяет, что они мне принесут огромную пользу, облегчив разрешение. Детям велел продолжать соленые. Феде я купила тросточку, и он с ней не расстается; вчера пришел разносчик с товарами, и дети упросили купить Федя - плеточку, а Лиля браслет; оба в восторге. Федя просит меня написать, что он съел два яичка. (Заметь, что это он по своей воле просит тебе написать, лишь только увидит, что я тебе пишу). На днях Федя мало ел, я ему и говорю, что "вот доктор говорит, что ты очень похудел, что мешок у тебя большой, да ты мало в него кладешь". Он мне пресерьезно отвечает: "Вы мне мало супу наливаете, вот я и похудел! Вы только папе не пишите, что я похудел, а то он не приедет!". Затем отлично поел супу и съел полкотлеты.

   Дорогой мой, насчет квартиры я тебе писала в прошлом письме очень подробно и думаю, что всего бы лучше мне приехать на три дня ко дню твоего приезда в Петерб<ург> или же, если ты сам не полагаешь возможным найти квартиру, то по приезде сюда не поехать ли мне о_д_н_о_й и отыскать? Говорят, квартир пропасть, но цены огромные; но что же делать, надо будет переплатить. Что же касается до предположения приехать в Пет<ербург> со всею семьею, н_е и_м_е_я к_в_а_р_т_и_р_ы и остановившись в гостиницах отыскивать ее, то это вещь невозможная, ибо уйдет пропасть денег, а мы квартиры недели две не найдем. Ты горюешь по поводу твоей неуспешной работы, мне это очень больно и хотелось бы тебе помочь, да возможности нет, ну бог даст, как-нибудь устроится, и хоть что-нибудь напишешь. Ты боишься, что Некр<асов> рассердится и не даст нам денег; но, золотой мой папочка, я не вижу, почему ты так беспокоишься; положим, у тебя не останется ни копейки, но у меня в настоящее время кроме детских 200 р. есть дома слишком 600 руб. (Было оставлено 875 руб., семьдесят пять руб. отдано за дачу, 28 руб. за склад, где стоит наша мебель, около 30 руб. пошло на разные наши наряды, рублей 30 - на доктора и леченье ваннами, остальное на житье). Следоват<ельно>, на первый случай мы будем располагать суммою около 750 или более рублей, а это более чем достаточно, чтоб начать жизнь. А там бог поможет!

   До свидания, дорогой мой Федочка, цалую и обнимаю тебя горячо, твоя Анька, Федя, Люба и неизвестная, но дорогая особа. На морш<анских> погорельцев пошлю завтра же.

   Еще раз цалую тебя в твои розовые, милые, сладкие губки. [Дорогой мой, купи для меня марки в 5 Pf. и в]

  

  

  

   <В Старую Руссу.>

  

   Милый мой голубчик Аня. Пишу тебе это письмо сегодня после обеда, в субботу, а пойдет оно к тебе лишь завтра, в воскресение, по примеру последних двух писем.

   Ты как-то писала, что к тебе мои письма запаздывают. Да и ко мне твои письма непременно запаздывают лишним днем. Сейчас получил письмо твое от воскресения, 15 июня. Ты в нем пишешь положительно, что завтра, в понедельник (т<о> е<сть> 16 июня) снесешь его на почту в свое время (т<о> е<сть> не опоздав ни часу) и что, таким образом, оно непременно должно отправиться ко мне в понедельник, 16-го числа. И вот на конверте печатью старорусского почтамта помечено, что оно пошло [а не 15-го в понедельн<ик>] 17 июня {а не 16-го в понедельник, пошло 17 во вторник. (Примеч. Ф. М. Достоевского).} (все конверты я сохраню). Ясное дело, что письма задерживают и читают. Разве брать в почтамте расписку, что письмо принято и будет отправлено такого-то числа? Да не дадут они такой расписки.

   На это письмо мое е_щ_е о_т_в_е_ч_а_й мне сюда в Эмс. Но на следующее письмо мое, которое пошлю тебе в среду, 27 июня/6-го июля, уже не отвечай, потому что, как полагаю, оно уже не застанет меня в Эмсе. А я все-таки буду продолжать писать тебе в прежние сроки. Ты же мне (немедля впрочем) напиши тогда письмо уже в Петербург, до востребования, чтоб я мог найти его, туда приехав. Да еще прошу тебя очень, если б с тобой что случилось, то все-таки отправь в Эмс телеграмму Hotel Luzern, a m-r Dostoewsky, No 10.

   Из письма твоего, голубчик ты мой, замечаю, что ты очень мучаешься разными сомнениями по случаю предстоящего события и точно собираешься умирать. Эх, Аня, как мне это тяжело! Я знаю, ты очень мужественна, но ты ужасно мнительна. Но случаи несчастных родов не только реже случаев заболевания горячкой или какой бы то ни было болезни, но даже реже случаев раздавления на улице лошадьми! Это положительный факт, спроси кого хочешь. Не пугайся же,- друг мой, вспомни, что ты родишь в четвертый раз, а с теми, которые уже привычны рождать, еще реже несчастные случаи, чем с непривычными рождать. К тому же здоровье твое, благодаря тому, что мы долго жили вне Петербурга, улучшилось сравнительно с прежним. И потому прошу тебя очень, подумай обо всем этом и постарайся ободриться. Впрочем, что писать об этом! Думаю, что за всеми задержками, начиная от сего числа, через три недели я уже буду вместе с вами, а тогда будем толковать (и тосковать, если надо) вдвоем. Я кладу на все три недели, но полагаю, что это maximum, а что и очень может быть, что и раньше трех недель (от сего числа) свидимся. В следующий четверг, на будущей неделе, т<о> е<сть> 26 июня/8 июля, минет ровно месяц моему здешнему лечению, а в понедельник, послезавтра, т<о> е<сть> 23 июня/5 июля, пойду к доктору и спрошу его окончательного мнения: оставаться ли мне еще, на 5-ю неделю, или уезжать? Полагаю, что он оставит меня непременно еще на одну неделю, значит я тогда 3/15 июля кончу лечение и 4-го или 5-го выеду; затем со всем, с житьем в Петербурге, еще надо положить неделю, и так, значит, около 12-го июля (нашего стиля), я могу быть уже в Старой Руссе. Так я полагаю, но может случиться, что доктор и не оставит на 5-ю неделю. Здесь считают в_а_ж_н_ы_м не перелечиться. Лишнее лечение считается даже во вред. Я здесь купил книжку об Эмсе и его водах, русскую, изданную в Петербурге прошлого года.⁴⁹¹ В книжке этой, между прочим, высоко ценятся некоторые мнения моего доктора, Орта, обЭмском лечении. Говорится тоже и о вреде слишком долгого и большого питья вод. - Но особенно упоминается о мнении врачей (по свидетельству бесчисленных примеров), что часто весьма бывает так, что больные, кончив курс, не только не чувствуют большого или даже заметного облегчения, но напротив, некоторые так чувствуют себя даже хуже в сравнении с тем, как приехали, и только впоследствии, несколько месяцев спустя, уже зимой начинают чувствовать нередко огромное облегчение и благословляют судьбу, что съездили в Эмс. Я могу засвидетельствовать [уже] несомненно, что то же самое случилось со мною после поездки в Эмс прошлого года. Не будет ли так же и в нынешнем году? А если такова моя природа, то не тем ли объяснять, что я до сих пор, пролечившись уже 3 1/2 недели, особенного облегчения не замечаю никакого. Так, конечно, было со мной и прошлого года, сколько помню. Теперь же, правда, кашель, исключая беглых простуд, гораздо уменьшился, но хриплость груди почти та же. Впрочем, гаргаризация горла, кажется, приносит пользу. Одним словом: как решит Орт. Потребую от него послезавтра, чтоб он осмотрел меня как можно внимательнее.

   В этой же книжке я вычитал ужасную вещь; именно - что необходимо вполне изменить свой прежний образ жизни во время лечения, строго соблюдать диету и не предаваться н_и-к_а-к_и_м умственным занятиям, а не то не только не окажется пользы от лечения, но н_е_п_р_е_м_е_н_н_о происходит вред, и болезнь, по многим опытам несомненно ухудшается. Умственные же занятия в диете поставлены на п_е_р_в_о_м п_л_а_н_е, в смысле вреда. Каково мне! Это же говорил мне и Орт еще в прошлом году, но я мало обратил внимания. Но в прошлом году я вовсе не так работал, или по крайней мере заботился и тосковал, как в нынешнем. Значит теперь, только лишь я серьезно сел за работу - бросить ее? А Некрасов? А Отечественные> записки?

   Я решился и написал сегодня Некрасову письмо,⁴⁹² где все это изложил. Я очень извиняюсь и очень прошу его о следующем. 1) Чтоб позволил мне начать печатать не в августе, а с сентябрской книжки. За это обещаю, что напишу хорошо (да и действительно, кажется, напишу хорошо, план вышел восхитительный, и не даром я здесь над ним сидел.).⁴⁹³ 2) Если никак нельзя ему принять это предложение, то уведомил его, что более 2 1/2 листов на августовскую книжку доставить не могу, а главное - уничтожится всякий эффект.⁴⁹⁴ На этот вопрос мой я прошу его немедленного ответа, но не в Эмс, а в редакцию Отеч<ественных> Записок, где, проездом через Петербург, получу его ответ. Письмо адресовал в редакцию Отеч<ественных> Записок, с просьбою к редакции переслать прилагаемое к Некрасову письмо туда, где он теперь находится (конечно, они знают его адрес). Какой-то ответ будет - не знаю, но я все-таки работу здесь не оставлю, а лишь уменьшу занятия наполовину. Ну вот как я решил, уведомляю тебя об этом. Но заметь, что во всяком случае произойдет задержка в деньгах в самое нужное для нас время: нельзя же взять вперед, если уже и без того забрано.

   <...> Об здешних новостях решительно ничего не имею написать: все по-прежнему, все мне надоело, ни одного знакомого, все та же пестрая многоязычная толпа. Два дня было жару, а сегодня опять дождь. Впрочем я чувствую себя довольно бодрым, и желудок мой хорош, а это все хорошие признаки. За известия о детях благодарю; ради бога, записывай их словечки и песенки в особую книжку; слишком прошу. Почему, Анечка, ты не хочешь, чтоб, если дочка, назвать Аней? Тебе не мило имя, так мне мило! Очень, очень прошу.

   Расскажи деткам, когда меня ждать. Что им привезти только, не знаю. Напиши мне в Петербург и о квартире, т<о> е<сть> сидеть ли мне нанимать или нет? Если, н<а>прим<ер>, нет, а между тем вдруг представится в Петербурге удобная для нас квартира, то нанять ее или нет? несмотря на ранний срок?

   Бедный Кублицкий. Это тот самый; хороший был человек. Он тогда был в заседании любителей словесности, когда читали о том, как Анна Каренина ехала в вагоне из Москвы в Петербург. Так и не дождался окончания Анны Карениной!

   До свидания Аня, милочка, может быть, уже и до близкого. Цалую тебя тысячи тысяч раз и все буду тосковать о тебе, потому что ты тоскуешь. Ах, мне надо быть с тобой поскорее. Цалую деток и благословляю. Говори им обо мне. До свидания, милая, обожаю тебя.

  

   Поклоны.

  

  

  

   <В Эмс.>

  

   Сегодня утром я была испугана ужасно, дорогой и милый мой Федичка, и до сих пор не могу прийти в себя от беепокойства. Я еще была в постели, как мне принесли письмо от Полякова, в котором он пишет, что в No 159 С<анкт>-П<етербургских> Ведомостей от 20-го июня он прочел известие о том, что "известный писатель Ф. М. Достоевский серьезно захворал"; он просит меня уведомить его, правда ли это? ⁴⁹⁵ Ты можешь себе представить мой испуг и мое беспокойство. Я тотчас побежала на ванны и прочла в No 159 это объявление. Потом пошла на телеграф и подала телеграмму,⁴⁹⁶ спрашивая тебя, действительно ли ты болен, и просила отвечать. Телеграмма подана в 10 час<ов> утра, а ответ может придти сегодня поздно вечером или завтра утром. Сегодня я плакала и мучилась бог знает как и одно время боялась, чтоб это не повлияло и чтоб не случились раньше роды. Жду с нетерпением шести часов вечера, чтобы пойти на почту; сегодня третий день, и могло бы прийти от тебя письмо; может быть, оно бы меня успокоило. Господи, как я терзаюсь и беспокоюсь! Неужели это правда и ты действительно опасно болен? Я не знаю, что делать, как поступить. Если получу телеграмму, что ты действительно болен, то поеду к тебе, иначе я с ума сойду от беспокойства. Господи, господи, сжалься над нами, не посылай нам такого несчастия! Дети здоровы, я тоже, но выплакала себе все глаза. Дорогой мой, как я тебя люблю и как я теперь страдаю от неизвестности.

  

   На всякий случай адрес: Старая Русса, по р. Перерытице дом Гриббе.

  

  

  

  

   В<Старую> Руссу.

  

   Ems. Starja Russa Madame Dostoewsky. Jch bin ganz gesund; warum fragen Sie. Schreibe alle drei Tage einen Brief. Dostoewsky {Эмс. Старая Русса, госпоже Достоевской. Я вполне здоров; почему спрашиваете. Пиши письмо каждые три дня. Достоевский (нем.).}

  

  

  

   <В Старую Руссу>.

  

   Письмо это пойдет завтра, во вторник, милая Аня, сегодня, в час пополудни получил от тебя телеграмму. Она меня очень удивила и измучила. С чего ты взяла, что я болен? Значит, ты совсем перестала получать мои письма, т<о> е<сть> пропало одно письмо. Но чего же из-за этого беспокоиться? Поверь, бесценный друг мой, что со мной ровно ничего не может случиться. Последнее письмо я тебе отправил в_ч_е_р_а, в в_о_с_к_р_е_с_е_н_ь_е. Перед тем отправил в ч_е_т_в_е_р_г (т<о> е<сть> предпоследнее), и затем, перед четвергом, отправлено было письмо в п_о_н_е_д_е_л_ь_н_и_к, т<о> е<сть> ровно 8 дней назад. Таким образом, три письма в 8 дней. Я пишу постоянно и аккуратно в каждые три дня по письму. - Я ответил тебе сейчас же телеграммой, которая и пошла во 2-м часу. Теперь уже девятый час, и она уже должна дойти; но я продолжаю ужасно беспокоиться. Во-первых, телеграмма твоя была на немецком языке и дошла вся перевранная. Старая Русса названа Skraja Russe, имени моего и следа не осталось. Дошла единственно потому, что обозначено было Haus Luzern, No 10. Таким образом, переврут (в Берлине) и мою телеграмму, и что, если не дойдет в Руссу или пошлют ее в Руду? И вот, если не дойдет до тебя телеграмма, мне и мечтается все теперь, что в пятницу или субботу ты вдруг отворишь мою дверь и вбежишь сюда ко мне в Hotel Luzern. Ты не поверишь, Аня, как это мучительно! Как можно лечиться в таком расположении духа. Давеча я помертвел, получив твою телеграмму, и упал на стул. Я написал в телеграмме: Ich bin ganz gesund, и теперь кляну себя, зачем написал ganz: ничего не стоит в Берлине перековеркать ganz в nicht gesund. {нездоров (нем.).} Судя по тому, как переврана твоя телеграмма, все возможно. Теперь всю неделю буду в страшном беспокойстве.

   Я сегодня в 4 часа был у доктора после целой недели отсутствия и попросил его, ввиду истекающих через три дня 4-х недель моего лечения, подробно и серьезно осмотреть меня. Он осматривал меня долго, подробно и серьезно, и нашел, что грудь в превосходном состоянии, все зажило. Но осталась хриплость и затруднительность дыхания; он сказал, что это может пройти само собою и что, если я хочу, то в четверг (ровно после 4-х недель лечения) могу уехать. Полоскание же горла Кессельбруненом, хотя и произвело в эту последнюю неделю большие успехи, но горло все еще раздражено, "так что если б еще неделю, с сегодня начиная, полечиться, то не было бы ничего дурного". Так и решили. Итак ровно неделю, начиная с сегодня, буду еще лечиться. Сегодня 5 июля/23 июня, а в следующий понедельник будет 11 июля/30 июня, и вот в этот следующий понедельник (т<о> е<сть> по нашему стилю 30-го июня) - ровно через неделю я и выеду отсюда. Итак ты уже более сюда ко мне не пиши, а напиши мне с_е_й_ч_а_с с п_о_л_у_ч_е_н_и_е_м с_е_г_о п_и_с_ь_м_а в Петербург, poste restante. В плвы*" этом напиши: нанимать ли мне квартиру в Петербурге, несмотря на такой ранний срок, или не нанимать и сколько времени сидеть нанимать и проч.? Об этом настоятельнейше и уже в последний раз прошу тебя.

   Ты понимаешь, что со вчерашнего письма, которое ты верно уже получишь перед этим письмом, со мной нового ничего не могло произойти, кроме того разве, что роман мой совсем не двигается и не пишется. Жду покоя, когда-то будет. А здесь до того тошно, до того тошно жить, что буду долго вспоминать этот адский месяц.

   Не забудь черкнуть мне хоть что-нибудь в письме про детей.

   Если выеду 11/30, то значит, в пятницу или даже в четверг могу быть в Петербурге. А если б не сидеть в Петербурге очень долго, то в понедельник, 7-го июля, мог бы уже быть в Старой Руссе. Это значит ровно через две недели.

   До свидания, ради Христа, будь покойна; осталось так немного до свидания. Обнимаю и цалую тебя и буду все мечтать о тебе. Благословляю деток; поклоны. (Черкни, не надо ли что купить в Петербурге?). Скажи деткам, что скоро приеду.

  

   Чуть что с тобой случится (не дай боже) в и_з_в_е_с_т_н_о_м о_т_н_о_ш_е_н_и_и,⁴⁹⁷ то тотчас же телеграмму ко мне сюда, до 30-го июня нашего стиля я здесь. С твоею нервностью [все], пожалуй, и случится. Ах, Аня, как тяжела разлука в такое время!

  

  

  

   <В Эмс.>

  

   Ты не знаешь, дорогой и бесценный мой Федичка, в каких страшных сомнениях и мучениях я провела весь вчерашний день до получения от тебя телеграммы. Из вчерашнего моего письма ты узнал, что в 159 No

   С<анкт>-П<етербургских> Вед<омостей> от 20 июня было помещено извещение о с_е_р_ь_е_з_н_о_й болезни известного писателя Достоевского. Это же известие было перепечатано в четырех других газетах. Я сама ходила на ванны, чтоб прочитать, и затем подала телеграмму. Весь день я была как сумасшедшая, плакала, рыдала, представляла, что ты умер, упрекала себя, зачем я все эти дни была так покойна и весела, тогда как ты, может быть, в это время лежал на столе. У меня от беспокойства разболелся живот и поясница, так что я одно время сильно боялась, не произошло бы выкидыша. Я представить себе не могла, чтоб это известие не имело ни малейшего основания, и думала, что, верно, с тобой был сильный припадок и тебе пустили кровь, а ты вследствие этого отчаянно болен. Я решила, если от тебя получу телеграмму, что ты действительно болен или вовсе бы не получила телеграммы, то сегодня поехала бы к тебе; я бы с ума сошла или выкинула, если б знала тебя там больным и одиноким или оставалась в неизвестности. Дорогой мой, вот тут-то и поймешь, как любишь человека и как он дорог! Вечером пошла на почту и получила твое письмо от 18-го (отослано 19 июня); это меня несколько успокоило; но я окончательно успокоилась по приходе твоей телеграммы. Однако с чего они взяли, что ты болен, и какой это мерзавец им сообщил. Этого негодяя следовало бы повесить. Подумай, дорогой и неоцененный мой Федичка, что могло бы выйти? Я могла бы выкинуть вчера и, может быть, поплатилась бы жизнью и оставила тебя и моих бедных деточек одних. Страшно об этом и подумать. Милый мой ангел, мы с тобой предрянные люди, нужно нам было так привязаться друг к другу; лучше бы и спокойнее было бы, если б мы равнодушно относились и все предоставляли воле божьей. Бедные мои ребятишки вчера очень присмирели, а Федя шепотом спрашивает няньку: "Няня, да разве наш папа умер, что мама так плачет?". Нет, Федичка, не умер, а болен, ты помолись за него. И Федя, и Лиля за тебя жарко молились. Я спрашиваю: Федя, ты папу жалеешь? Жалею. Как же ты его жалеешь? Я его жалею, да не знаю, как жалею. Потом, когда получили телеграмму и я им сказала, что ты здоров, то Федя сказал, что он рад, но еще больше будет рад, когда ты к нам совсем приедешь. Лиля же выразилась, что сегодня верно такой день (1-ое апреля), когда всех обманывают. Вчера дети прыгали через траву, как здесь в обычае накануне Иванова дня.⁴⁹⁸

   Ты мне пишешь про квартиру; мое мнение об этом я писала в двух письмах и потому не хочу повторять; если же ты находишь, что лучше приехать всей семьей и остановиться в гостинице, то сделай так, хотя всего бы лучше приехать на готовую квартиру. Если же в три дня не успеешь найти, то приезжай сюда. Если же найдешь, что тебе выгоднее приехать прямо сюда, чтоб хоть несколько написать романа с моею помощью, то, конечно, не трать этих трех дней в Петерб<урге>, а приезжай прямо. Вообще все предоставляю на твою волю.

   От Ивана Гр<игорьевича> ни малейшего известия, но я не беспокоюсь. За вчерашний день поплатилась жестокою головною болью, от которой не спала всю ночь, а теперь хожу с подвязанной головой и не рассчитываю, что поправлюсь дня три. Мне говорят, что я похудела и даже постарела за вчерашний день ужасно. Негодный папочка, постараюсь тебя разлюбить, если это только возможно. Дорогой, ты ведь должен вознаградить меня за мою любовь, а потому купи мне марки в 3, 4, 6 Pfennig и в 1, 2, 3, 7 Kreuzer. Надеюсь, что это тебя не очень затруднит. Голубчик мой, напоминаю тебе еще раз, что следует купить для Анны Гавриловны сумочку для работы из красной кожи с украшениями, да и для Алекс<андры> Павловны⁴⁹⁹ тоже сумочку попроще, талера в 1 1/2, она так обо мне заботится. Для меня, пожалуйста, ничего не покупай. Не беспокойся, двойни не будет, я шутила. Цалую и обнимаю тебя горячо твоя Анька, Федя, Лиля.

  

  

   <В Старую Руссу.>

  

   Милый друг Аня, письмо это пойдет завтра, в [среду] четверг. - Пишу тебе всего несколько строк, тебе же отправил письмо вчера во вторник. Но вчера получил и твое письмо (писанное в среду, от 18-го, но которое пошло из Старой Руссы не в четверг, 19, а в пятницу, 20, судя по штемпелю почтамта Старой Руссы). В письме этом ты пишешь, между прочим, о найме квартиры проездом чрез Петербург и предлагаешь сама приехать, чтоб вместе со мной искать квартиру. Вот на этот-то пункт и спешу поскорее написать тебе. Приехать тебе ко мне - было бы сущею нелепостью в твоем положении. Ради бога, не приезжай и не думай; только напрасно измучаешь себя. Найду квартиру я сам, только больше 3-х или 4-х дней искать не буду. Надеюсь, что найду и в этот срок. Ты, видно, меня не так поняла прежде: я не предлагал тебе приехать ко мне в Петербург, чтобы вместе отыскивать квартиру, а я думал, что уже собравшись из Руссы совсем в Петербург переехать, с детьми и со всеми вещами, стать в гостинице, в номерах, или у родственников и тут-то вместе сыскать квартиру; об этом я и написал тебе в одном из моих последних писем. - Но теперь я сыщу один. Во всяком случае увидим, но ты в_о в_с_я_к_о_м с_л_у_ч_а_е не трогайся с места. В Петербург мне напиши д_о в_о_с_т_р_е_б_о_в_а_н_и_я. Я вчера написал тебе, что выеду в понедельник. Так и сделаю. (В субботу, впрочем, пошлю письмо). В Петербург приеду в пятницу, но вернее, что в четверг. Из Петербурга сейчас напишу тебе. Прошу тебя, голубчик милый, будь покойна во всех отношениях. Здоровье мое прекрасно, только бы нам поскорее свидеться. Предстоит длиннейший путь. Деток целую, скажи им, что приеду скоро. Благословляю и люблю вас всех.

  

  

  

   <В Эмс.>

  

   Пишу тебе это письмо, милый и дорогой мой Федичка, чтоб отправить завтра (последнее пошло в среду 25-го), хотя не получила вчера от тебя писемца, а по-настоящему следовало бы мне его получить; последнее получила от тебя в понедельник, 23-го июня, и потому могла рассчитывать получить вчера. На случай, если я получу письмо сегодня (это почти невероятно) и найдутся вопросы, на которые нужно тотчас ответить, то я напишу завтра, не откладывая в долгий ящик. {Письмо от воскр<есенья> 22 июня получила сейчас, но не нашла ничего прибавить. Кроме разве поцелуя.} Дорогой мой, все мы, слава богу, здоровы, и все у нас благополучно. Детки и я, мы ходим на ванны, много гуляем, так как погода чудесная, дождей не было недели три сряду. Дети об тебе часто вспоминают и зовут домой. Получила No Отечеств <енных> Записок, где от редакции помещено следующее объявление: "Ф. М. Достоевский известил нас, что по случаю поездки его в Эмс печатание романа "Подросток" должно приостановиться на два месяца. Таким образом роман возобновится печатанием с августовской книжки и в нынешнем году будет окончен".⁵⁰⁰ Книжка суха и скучна донельзя, нет Щедрина и пробавляются переводными романами.⁵⁰¹ Получаю и Гражданин с бреднями Мещерского.⁵⁰²

   В прошлую субботу относила сама тебе письмо и узнала на почте, что меня или тебя спрашивал какой-то господин, именно наш адрес. Я решила, что это кто-нибудь из твоих знакомых, и принялась ждать. Во вторник господин этот явился с письмом от Я. П. Полонского. Это оказался профессор зоологии при Медиц<инской> академии Николай Петрович Вагнер (спирит, отличившийся в эту зиму, его статья в Вестнике Европы и споры с Марковым), он же автор сказок Кота Мурлыки.⁵⁰³ Полонский рекомендует и просит его полюбить, говорит, что тот нуждается в беседе с людьми. Он, кажется, очень возжелал с тобою познакомиться, ибо только что приехал, как разыскал тебя. На вид это маленький смешной человечек с женским визгливым голоском, с огромною соломенною пастушескою шляпою и с огромнейшим пледом в руках. Просидел он у меня три четверти часа и все расспрашивал о подробностях жизни в С<тарой> Руссе. Сам объявил, что он в настоящее время в стесненных обстоятельствах и желал бы подешевле устроиться; у него жена, 4 детей и гувернантка; поместились очень далеко от ванн в трех комнатках и платят 60 руб. Просил позволения привести жену; я выразила свое удовольствие. По-видимому, очень простой, хотя несколько смешной человек. На другой день я видела его в парке на скамье читающим письмо (вероятно, от кого-либо с того света) и до того погруженным в чтение, что никого не видел (меня тоже не видел). Затем вскочил и три раза пробежал взад и вперед по длинной аллее, а затем пропал. Вообще в этот раз имел вид полусумасшедшего человека (как и следует спириту). Если увижу его, то об нем напишу. В Москву на Моршанск я послала 3 рубля. Новостей больше никаких.

   Голубчик мой, опять насчет квартиры: - если ты найдешь, что тебе лучше, если ты приедешь прямо сюда и здесь примешься за работу с моею помощью, то приезжай прямо, не заботясь о квартире, а мы всей семьей приедем в Петерб<ург> и там отыщем. Зато может твоя работа поспеет к 25-му. Вообще, дорогой мой, поступи, как тебе покажется лучше и удобнее; знай, что я на все заране