Достоевский Федор Михайлович - Ф.М. Достоевский. А.Г. Достоевская. Переписка

пресмешная нигиляшка, хотя и из умеренных). Но во всяком случае выеду 7-го, и потому, милый ангел, на это письмо ты мне ответишь, а потом напиши 2-го августа (непременно, т<о> е<сть> напиши 1-го, а чтоб н_е_п_р_е_м_е_н_н_о пошло 2-го). Я получу его 6-го, т<о> е<сть> накануне отъезда. Ты же после этого письма, т<о> е<сть> которое о_т_п_р_а_в_и_ш_ь 2-го, уже не пиши больше. Я же буду продолжать писать до конца и даже напишу накануне, чтоб ты успела выслать мне Андрея туда, где пристают пароходы (у Звада, что ли?). Но вот беда: хоть и решил, что выеду 7-го, но не знаю, приеду ли в Руссу 12-го, ибо, пожалуй, замешкаю день и приеду 13-го. Впрочем напишу еще накануне выезда, а если надо будет, то и из Берлина, потому что письмо из Берлина во всяком случае прибудет в Руссу раньше моего.

   Пишешь о детях и опять ничего о няньке! Стало быть, все еще нет этой проклятой няньки и тебе не удастся отдохнуть! Да и не понимаю, как же живут теперь дети без няньки. Не можешь ты все за ними х_о_д_и_т_ь, а они не могут подле тебя сидеть. - Цалуй детей крепко. Ангел мой, за работой бьюсь и тоскую: нет времени работать да и только; подвигаюсь ничтожно, выходит дрянно. Вообрази, сегодня мог только писать, но ни строчки не успел переписать, Давно надо сходить в ванну и не нахожу времени. Письма писать буду маленькие. Вс. Соловьев прислал мне ответ на мое письмо⁵⁵⁶ и статью свою в Р<усском> Мире об июньском Дневнике, наполненную самыми восторженными похвалами. Статья длинная. Пишет, что отрывки из нее перепечатало "Н_о_в_о_е В_р_е_м_я" и отозвалось с в_е_л_и_ч_а_й_ш_е_й п_о_х_в_а_л_о_й.⁵⁵⁷ Он пишет, что июньский Дневник производит сильнейшее впечатление, и что он знает это н_а_в_е_р_н_о, и что слышал и слышит беспрерывно множество хвалебных отзывов. - Ты, ангел мой, пишешь, чтоб я не беспокоился и как приеду, ты мне все перепишешь. Но, добрейшая ты моя, каково же мне-то, только что приеду, и сейчас опять тебя впрячь в работу. Это мне слишком тяжело, слишком огорчительно. Впрочем хотя медленно, а все же подвигаюсь. Главное, я надеюсь, что, приехав, буду иметь еще дней 9 или даже 10 работы и что-нибудь все же успею сделать. Хоть бы в два-то с 1/2-й листа выдать, и кабы не совсем дрянь.

   До свидания, моя бесценная, моя жена и [любовница] (зачеркнуто 1 1/2 строчки). Голубчик, обещаешься [потолстеть, потолстеть], - вот это так прелесть: и здоровья больше и всего будет больше. Ангел мой, не взыщи за слова, я тебя во сне вижу. Цалую тебя беспрерывно. Цалуй детей. Твой весь, весь до капли муж

  

   P. S. Да любишь ли ты меня? Правда ли?

   P. P. S. Не, беспокойся за меня, что я мучаю себя работой. Я не мучаю. Напротив, время от 8 до 10 вечера перед сном положил совсем не работать, чтоб свежее была голова, и тем сам у себя уменьшил часы работы. Во. всяком случае работа тем хороша, что ужасно сокращает время. А то скука, скука!

   Цалую твою ножку и пяточку. (Цалую и не нацалуюсь, все воображаю это).

   А ты меня ни разу во сне не видала?

  

  

  

   <В Эмс.>

  

   Дорогой мой папочка, вчера я получила твое письмо, где ты просишь писать почаще, т<о> е<сть> через день, а не через два в третий, как теперь. Я бы рада была это исполнить, но вот беда; ведь нужно относить на почту, а это очень затруднительно. Ты ведь знаешь, бесценный мой папочка, что мы ходим на ванны от 12 до 2-х, и все утро занято приготовлениями, т<о> е<сть> чищением, глажением и пр<очим>, следовательно, писать утром нет возможности и нельзя бросить в ящик на ваннах; всегда приходится идти на почту, а ведь это довольно далеко. Я каждый раз отношу сама, т<ак> к<ак> не доверяю этим чучелам. Поэтому, дорогой мой муженек, оставим как есть; ты ведь знаешь, что в экстр<енном> случае я тебе напишу и даже телеграфирую, и поэтому будь спокоен на наш счет. Если же ты мне прикажешь, то я, конечно, буду писать, ибо как я могу устоять против слова моего обожаемого повелителя. Ну так как решишь, так и будет. Ну теперь, дорогой мой, о нас: у нас все благополучно. Няньки по-прежнему нет, обещают хорошую на днях. Но веришь ли, не знаю почему (вероятно потому, что успокоились, нервы), но дети меня не тяготят нисколько, они так умны, что просто диво. Начиная с пятницы, мы ходим с ними по гостям, и они ведут себя премило. Лепта делается все милей и милей, и дети его ужасно любят, все с ним играют, а он на них машет ручками от радости. Качаться любит очень. Я написала, чтобы непременно печатали 1-й No в 1500;^55s по-моему, довольно бы и 1000, но 500 лишних следует сделать из самолюбия, да он и разойдется, может быть. Письма есть от "не другого" и от Гребцова из Киева, кот<орый> уже раз писал тебе;⁵⁵⁹ их присылаю. Получена повестка на 7 рублей. Деньги, дорогой мой, и у меня идут, хоть я и скуплюсь, как Плюшкин; можешь представить, не была ни разу в театре, ни в одном концерте, даже в концерт Славянского⁵⁶⁰ (певческая капелла) и тут поскупилась пойти, т<ак> к<ак> за вход 1 р. 50. Приезжал сюда Вейнберг⁵⁶¹ читать еврейские рассказы, но и у него я не была. О том, что ты часто ходишь к Орту, я прочла с удовольствием. Что ты мне ничего не пишешь про гаргаризацию, полощешь ли себе горло, и помогает ли это? Дорогой, биллион раз дорогой Федочка, мы еще с тобой поживем много, много лет (не 8 и не 15, а 25) и под конец жизни будем так же счастливы и так же любить друг друга, как и теперь. Я себе наколола иголкой палец, и теперь у меня на пальце нарыв, кот<орый> не дает мне ни много писать, ни шить, а потому хожу в гости. Дорогой мой папочка, крепко прижимаю тебя к сердцу и люблю так, как ни одна жена еще не любила своего мужа. Детки дорогие тебе кланяются и цалуют, а Федя настаивает непременно, чтобы я в большом конверте послала тебе конфет от Феди и чтоб ты удивился.

   Пока я писала это письмо, ко мне явился какой<-то> господин с письмом от Михаила Алекс<андровича> Языкова,⁵⁶² который спрашивает у меня в письме: {Надписано над строкой он был у нас, живет в Новгороде.} вернулся ли ты, когда вернешься и куда: сюда или в Петерб<ург>. Если в Пет<ербург>, то где твой петерб<ургский> адрес. Затем, выйдет ли июльский номер. Я ответила самым подробным образом на все эти вопросы. Зачем ему это - не знаю. Затем обнимаю и крепко моего милочку. Прилагаю при сем 4 письма: от гимназиста ругательное, от Гребцова и из Харькова, конец Харьков<ского> письма здесь переписываю:

   "Теперь спрашивается, кто должен решить вторую половину вопроса: сохранить целость и независимость психического мира таких детей. Вопрос этот крайне важен, а решение его необходимо для блага самого общества. Ведь общество в лице своих судебных учреждений крайне заинтересовано тем, чтобы придать как можно более справедливости своим поступкам с разного рода преступниками, а потому, отчего же то же самое общество, будучи преступным перед лицом своих "вышвырков", не позаботится загладить свою вину и внести в эту область тот же дух справедливости и человечности, какими проникнуты все другие сферы общественных отношений.

  

   Дорогой мой, ты мне снишься часто, и я просыпаясь, тоскую, что тебя нет. И нужно же нам разъезжаться!

  

  

  

   <В Старую Руссу.>

  

   Бесценная моя Аня, вчера получил твое письмо от 24 июля, суббота (а пошло из Ст<арой> Руссы в воскресенье 25-го, что значится по конверту) и отвечаю лишь сегодня, потому что страшно занят работой, а подвигаюсь ужасно медленно и ничтожно; что из этого выйдет - и думать боюсь. Но не беспокойся обо мне. Итак няньки нет. Нет, Аня, что ты там ни пиши, а без няньки худо, и не верю я, чтоб дети не мучили тебе нервы? Да неужели, опять-таки, нельзя прогнать совсем Лукерью и Аграфену, иначе они нас в кабалу возьмут. Я из письма твоего даже замечаю, что ты недовольна Лукерьей. За известие о детях спасибо, милый друг. И как ты умеешь хорошо это все заметить и написать. Федины слова об ослах верх совершенства. Верю, что ты возишься с детками и наблюдаешь их не хуже няньки, но это худо, худо. - Правду ли ты пишешь, что леченье тебе приносит пользу? Ах, кабы так, милочка. Ты была очень расстроена и устала, и трудно представить, чтоб уж одиннадцатью ваннами ты начала поправляться. Обещалась потолстеть, дай тебе бог не для одного т_о_г_о. То само собою, и мы спуску не дадим. Но дай тебе бог совсем поправиться и стать к 30 годам толстой, здоровой барыней. Вот уж цаловать-то буду за это и утешаться на тебя. И совесть, и дух, и сердце мое будут спокойны. -

   Я уже тебе написал в последнем письме, что 7-го августа, в субботу, наверно отсюда выеду. Так и постараюсь сделать. Если правильно поеду, без особых задержек и приключений, то 12-го буду в Руссе. Во всяком случае двенадцатого вышли лошадей в то место, куда пристает пароход. Впрочем напишу об этом накануне выезда отсюдова. Леченье, кажется, принесет мне пользу наверно и даже приносит и теперь. Язык у меня совершенно чистый, чего никогда не бывает в Петербурге, а аппетит у меня жестокий, хотя кормят меня решительно дрянью. И веришь ли, я потолстел и если не похудею к 12-му, то сама заметишь, потолстел наверно б_о_л_ь_ш_е т_в_о_е_г_о. Вот только нервы иногда расстроены и боюсь, не навернулся бы припадок: вот уже будет некстати. К тому же здесь, наконец, скука становится до безобразия невыносимою, и хоть и тяжело работать, но работа все же сокращает время. Елисеевы, кажется, на меня рассердились и сторонятся. Дряннейшие казенные либералишки и расстроили даже мне нервы. Сами лезут и встречаются поминутно, и третируют меня, вроде как бы наблюдая осторожность: "Не замараться бы об его ретроградство". Самолюбивейшие твари, особенно она, казенная книжка с либеральными правилами: "Ах, что он говорит, ах, что он защищает". Эти два [гад. гавна] думают учить такого, как я. Сюда приехала Лихачева (Лихачевой и Сувориной издания),⁵⁶³ была в Белграде из либерализма, нечто засушенное в либерализме и только и говорит, что о гуманном сострадании к сербам, но кажется, сплетница. Узнав, что я фельетонов Суворина из Константинополя не читал с Петербурга, она предложила мне Новое Время, которое было при ней,⁵⁶⁴ и прислала его мне с своим сыном 16-<летни>м подростком. Он тоже был в Белграде и мне понравился. Я оставил его у себя на четверть часа и начал его учить не либерализму, причем ввернул, что с_е_м_и_н_а_р_и_с_т_ы у нас многому повредили, не намекая ничуть на Елисеева. Вечером же встретив, их, увидал холодность и полагаю (по некоторым данным), что мальчик передал мой разговор матери, а та им. Очень рад буду не встречать их. Встречаясь с ними, я только расстраивал мои нервы.

   До свидания, ангельчик мой, красавица моя, свет мой и н_а_д_е_ж_д_а моя. Ты лучше и выше всех женщин; ни одна-то не стоит тебя. Мы сошлись по душе. Дай бог еще нам подольше прожить вместе. А что я буду чем дальше, тем больше тебя любить - это факт! Ну, до свидания, до близкого, кажется, слава богу! Но только как тяжело будет тянуться это неделя.

  

   Деток благословляю, перецалуй их.

   Цалую обе твои ножки и в_с_е, в_с-е. Часто очень тебя вижу во сне. Госпожа ты моя, а я тем счастлив.

  

  

  

   <В Эмс.>

  

   Сегодня я получила твое дорогое письмо, бесценный мой Федочка, и безмерно тебя цалую за те неумеренные и незаслуженные похвалы, которые ты мне расточаешь. Я рада, безумно рада, что ты так обо мне думаешь и так меня любишь; радость ты моя вечная, как я счастлива, что т_а_к_о_й человек меня любит. Мы все здоровы и веселы как нельзя более; ходим на ванны, ездим на извозчиках (это первое счастье для Феди), едим гостинцы и вообще наслаждаемся жизнью. Я теперь опять принялась за переписку и шитье, а тут несколько дней мой палец не давал мне работать, и я ходила по гостям. Вчера была даже в театре. Знаешь, у меня вышел весь июньский выпуск,⁵⁶⁵ и я послала Алекс<андру> Христоф<оровичу> ⁵⁶⁶ письмо, в котором просила выслать мне с_т_о экз<емпляров> за июнь. Он выслал мне по второму моему письму, но не с_т_о, а только п_я_т_ь_д_е_с_я_т экз<емпляров>. Письма мне он, конечно, не написал, и я теперь не знаю, проданы ли у него остальные 150 экз<емпля-ров> или он своей волей решил, что мне больше не надо как 50. Писем больше никаких не получала, все бывшие отправила к тебе в прошлом письме в _среду. Это письмо пойдет в субботу, а след<ующее> пошлю во вторник 2 августа. Дорогой мой, ты хочешь уехать 7-го августа, но ведь это будет только 4 недели леченья. Дорогой мой, не следует ли тебе остаться 5-ую неделю; мне бы страстно хотелось тебя видеть, но что портить леченье, не взяв полного курса. Ради бога, спроси Орта, что тебе делать, и если он велит остаться, то оставайся н_е_п_р_е_м_е_н_н_о. А Дневник мы здесь напишем, я готова работать день и ночь, чтобы помогать тебе. Да и что Дневник, здоровье важнее. Затем извести меня, сколько времени ты пробудешь в Петерб<урге>, вероятно, не более 2-х дней. Остановись не дома, а в гостинице, по-моему, это лучше. Ключи от квартиры у Никол <ая> Михайловича,⁵⁶⁷ а пальто и шуба у Прохоровны (шубу ты не бери, пусть хранит до нашего приезда), на случай вот ее адрес: Измаил<овский> полк, Заротная улица.

   Милый мой, вот к тебе еще просьба, пожалуйста, не покупай для меня никаких украшений или пустяков; ты ведь знаешь, я их не ношу, и они меня не веселят; лучше вместо этого купи хороший плед, а детям по костюму, но не очень нарядных, потому что куда они нарядные оденут? Да у тебя и денег, я думаю, едва хватит для себя, какие тут покупки. Дорогой мой, в Петерб<урге> зайди к Кузьмину и спроси у него, довольно ли у него июньского? Если будешь в квартире, то, пожалуйста, привези 50 экз<емпляров> за июнь, страшно нужны, они в буфете и в хорошем шкафу. Дорогой мой, цалую твои ручки, ножки, а главное губки, эти обожаемые губки.

   Дети цалуют тебя крепко.

  

  

  

   <В Эмс.>

  

   Ты пишешь в письме (которое я получила сегодня), дорогой и бесценный мой папочка, что ты положительно рассчитываешь приехать 7-го и что это нисколько не повредит твоему леченью. Я очень, очень рада этому известию, а дети так начали тебя у_в_а_ж_а_т_ь, а когда я говорю, что это еще не скоро, то Федя просит тебя написать "по крайней мере", что ты ему везешь. Дорогой мой, как ты велишь мне, так я и исполню, т<о> е<сть> более писать не буду, а напишу короткое письмо с извещением о здоровье детей в Петербург на имя Александрова⁵⁶⁸ в типографию Оболенского. Ты у него спроси, а то ты долго не будешь ничего о нас знать и, пожалуй, будешь беспокоиться. Золотой ты мой, вот я буду рада, когда ты приедешь. Няньку я наняла, и она придет 3-го августа, а пока я смотрю за детьми и вовсе этим не тягочусь, а совсем напротив.

   Я в прошлый раз не дописала адреса Прохоровны: Измаил<овский> полк, Заротная улица, д. No 9, кв. No 2. Постарайся остаться в Петерб<урге> как можно меньше, так хочется тебя увидать. Дорогой мой, ведь если ты пойдешь на квартиру, то ведь дворник спросит за квартиру, потому что я заплатила по 13 августа, а мы платим вперед. Ты ведь можешь известить Никол<ая> Мих<айловича>, чтобы он принес тебе ключи от квартиры, или я его извещу. Дорогой мой, в Петерб<урге> не забудь купить (две строчки зачеркнуто). Дети все здоровы, а Леша кладет ручку на голову, показывая, что у него есть головка. Недавно дети разговаривали о войне; Лиля и говорит: "Вы-то пойдете, а н_а_с, б_а_б, оттуда метлой погонят". Не знаю, что тебе и писать, дорогое ты мое солнышко, кроме того, что рада тебя увидеть.

  

   Ты можешь сказать дворнику, что я хотела выслать сама к 13 числу, а потому ты и не отдашь. А я по приезде твоем вышлю ему отсюда.

  

  

  

   <В Старую Руссу.>

  

   Дорогая моя милочка Анечка, вчера получил твое письмецо от вторника 27 (пошло 28). Рад, что вы все здоровы, но ты наколола палец, боюсь, чтоб не разболелось, как у меня 10 лет назад. Во всяком случае с нарывом, должно быть, страдала. Сумела ли лечить-то? - Насчет няньки я все тех же мыслей, как и прежде, и не успокоюсь до тех пор, пока не будет няньки. Пойми, голубчик, что когда я приеду, то тебе втрое тяжелее будет ходить за детьми, да и нам будет это страх не сподручно во всех отношениях. Ты говоришь, что дети ведут себя хорошо, но. смотреть-то ведь все-таки за ними надо же. Хорошо, кабы ты взяла побольше ванн еще до моего приезда. - Я все в той же уверенности, что выеду в субботу, 7-го августа; так и готовлюсь. Надоело мне здесь, как каторга, несмотря на то, что дни стоят восхитительные, зато просто замучила удушающая невозможная жара. 26 градусов в тени, и это почти уже две недели. Поди работай в такое время. Ты спрашиваешь насчет гаргаризации? Но ведь я об этом писал; не знаю, что будет, а полощу горло прилежно. Непременно что-нибудь будет, эмские воды действуют сильно. Если хочешь всю правду, то я склоняюсь к одному заключению, к тому именно, что курс мой должен быть в 6 недель, а не в 4. Здесь курс двух видов: в 4 и в 6. На одних довольно 4-х, Другим мало и им 6. Это здесь по старому вековому опыту. Мне страшно помогли воды 3-го года, когда они совсем переродили меня. Тогда я лечился 5 недоль и 5 дней. Прошлый же год я лечился всего 4 недели и 5 дней, и уже действие вод было не совсем такое. Если б возможно было пробыть и нынешний раз 6 недель, то, может быть, что-нибудь и вышло бы вроде 3-го года. Но ведь нет никакой возможности пробыть 6 недель ввиду Дневника. К тому же утешаюсь, что все это - лишь одно мое предположение. Иные лечутся всего 3 недели. Прошлая зима была очень тяжела погодой, а потому и чувствовал себя хуже, чем 3-го года. К тому же ощущаю, что питье вод сильно на меня действует, т<о> е<сть> нынешний год. В первую половину лечения обыкновенно расстраиваются нервы, снятся кошмары и проч.: это признак, что воды сильно подействовали. Никогда не было этого расстройства и таких кошмаров, как в этот раз. Стало быть, и думаю, что воды подействовали. Теперь у меня нервы здоровы, аппетит хороший, силы больше и проч. и проч. Об этом я писал уже.

   Письма, присланные тобою (от корреспондентов), и не развертывал вовсе, некогда. Целый день занят, пишу и переписываю, а подвигаюсь так медленно, как никогда. Приехав в Петербург, сдам в типографию, по расчету, не более 1 листа и 4-х страниц. Значит, большую половину придется кончить в Ст<арой> Руссе. О содержании уже и не говорю, плох.⁵⁶⁹ На этот счет я в очень дурном расположении духа. А впрочем, увидим. В Ст<арой> Руссе выгадаю себе minimum 10 дней работы, если только не будет припадка.- Очень сержусь на тебя, зачем не ходила ни к Славянскому, ни к Вейнбергу, ни в театр. Несравненно бы сделала мне больше удовольствия, если б пошла, да мало того: взяла бы ложу, а в ложу детишек. Им пора повидать комедию. Ну да не будет же этого. Ворочусь, и всю эту зиму ты должна не отказывать себе в удовольствиях. Я так хочу, слышишь ли, иначе я буду несчастлив.

   Здесь у меня все по-прежнему. За небольшие письма и наскоро - не сердись. Право, слишком много дела. Ну да скоро встретимся, тогда обо всем переговорим. (Ради бога, к тому времени найди няньку, и не торопись, а получше). Деток перецелуй, говори им, что я скоро приеду. Полагаю, что буду 12. Распорядись насчет лошадей. Жду не дождусь, когда обниму тебя. Долго я пробыл без тебя (не в одном в этом отношении я говорю, а душа истосковалась. Иногда нападает вдруг ужасный и внезапный страх: не случилось ли с вами чего?). Да и говорить с тобой хочется, душой поделиться, слишком долго я пробыл один. Да и в э_т_о_м о_т_н_о_ш_е_н_и_и пора бы нам встретиться (ух пора!), Анька, Ангел ты мой, все мое, альфа и омега! А, так и ты видишь меня во сне и, "просыпаясь, тоскуешь, что меня нет". Это ужасно как хорошо, и люблю я это. Тоскуй, ангел мой, тоскуй во всех отношениях обо мне - значит, любишь. Это мне слаще меду. Приеду, зацалую тебя. А ты мне снишься не только во сне, но и днем. Но обожаю и не за одно это. Ты в высшей степени мне друг - вот что хорошо. Не изменяй мне в этом, напротив, умножь дружбу собственной откровенностью (которой у тебя и_н_о_г_д_а нет), тогда у нас пойдет еще в 10 раа лучше. Счастье будет, Анька, слышишь.

   Не понимаю, для чего я так понадобился Языкову. Пустяки какие-нибудь. Елисеевы опять [вчера] повернули ко мне и любезнее чем когда-либо. Ну да все равно. Хотели уехать 5-го, но теперь как-то оттягивают. Боюсь, чтоб не пришлось возвращаться с ними в одном поезде. Это беда. Но довольно. Еще раз напишу в пятницу. Тогда напишу н_а_в_е_р_н_о, когда выеду, и все-таки ты письмо получишь дня за 2 до моего приезда. А теперь цалую тебя всю, жадно, с мучением и ножку твою бессчётно. Люби меня и жди меня. Деток благословляю, сохрани их бог.

  

  

  

   <В Старую Руссу.>

  

   Бесценная моя Аня, получил твое письмо и сегодня, в пятницу последнее. Хорошо, что пришло сегодня, а то завтра, в субботу отправляюсь отсюда в 6 1/2 часов утра, и если б пришло в субботу, то я бы не получил. Теперь же пишу лишь несколько строк, потому что занят ужасно, а укладываться даже и не начинал, и скверная прачка не приносит белья. - Таким образом, если не будет задержек в дороге, прибуду 12 августа (вышли лошадей). Если будет задержка (которой не предвижу вовсе), то уведомлю из Берлина, а если не будет -не напишу уже больше ничего. Пишешь о квартире и о 50 экземплярах. То-то и беда, что если ключи у Коли,⁵⁷⁰ то как успею я дать ему знать и взять их у него, когда в Петербурге буду всего одни сутки? У меня с одной типографией будет сколько возни: все написанное мною и что сдам в типографию, надо будет еще раз перечитать с пером в руках, потому что здесь не успел. И потому, если ты сама не напишешь Коле, то и не знаю, как это сделать. (N.B. С получением же этого письма нечего уже Коле писать: будет поздно). Думаю, что достану 50 экз<емпляров> в типографии.⁵⁷¹ Впрочем как-нибудь дело решится. Пишешь тоже, что Федя ждет, что я привезу: но, голубчик, если мне и удастся купить им платьице, то это не произведет никакого эффекта: он ждет диковинок, игрушек, а как я привезу игрушки? Я об этом много и сам думал, а теперь еще больше озабочен. -

   Медлить мне здесь лечиться совсем невозможно было, иначе ни за что бы не был кончен Дневник, а теперь еще есть надежда, что я допишу его в Ст<арой> Руссе.⁵⁷² Приехав, расскажу мои расчеты. Вчера простился с Ортом: он осмотрел меня подробно и положительно сказал мне: Vous aurez un bon hiver. {Зима у вас будет хорошая (франц).} На мое сожаление о невозможности остаться дольше он ответил мне, что дольше 4-х недель и с_о_в_с_е_м м_н_е н_е н_а_д_о оставаться, потому что для приезжающих каждое лето совершенно довольно 4-х недельного срока. Но довольно, голубчик, спешу: тысячу мелочей еще сделать надо. Обнимаю тебя и цалую крепко, детишек тоже и благословляю их. Боюсь в дороге припадка. Спасибо, что хочешь написать еще письмецо на имя Александрова.⁵⁷³ Елисеевы едут завтра же, но - в Париж. Обнимаю тебя и цалую.

  

   Твоя чрезвычайная забота {Далее зачеркнуто 6 слов; из них удалось восстановить 5; неразобранное слово отмечено точками.} [о покупке... меня очень раздразнила]. Эта забота так мила, что я размечтался. [Значит, ты очень готовишься, готовься], прелесть моя, [готовься в самом настоящем смысле], а я только целую тебя отсюда миллион раз. [Расходы на... как-нибудь покрою]. Кстати, о петербургских расходах: ужасно будет жаль мне, если не удастся сделать, по недостатку денег или почему-нибудь, один тоже совершенно дозволенный расход в Петербурге. Это меня очень озабочивает, тем более, что и здесь слишком много думал об этом расходе. Сокровище ты мое, ангел моя женочка, цалую твои ножки, о которых мечтаю со страстью. Но до свидания, до свидания.

  

  

   <В Петербург.>

  

   Милый мой папочка, пишу тебе из Киева⁵⁷⁴ во вторник рано утром. Приехали в понед<ельник> благополучно в 8 час<ов> утра, остановились в Европейской гостинице, No отличный (1 р. 25) на главной улице Кре-щатике, все близко. Были во многих монастырях, но в лавру поедем сегодня к обедне. Детки ведут себя восхитительно, везде смотрят и расспрашивают. Мы все ездим, а потому нисколько не устали. Была у продавцов. Оглоблин (Литов) ⁵⁷⁵ принял нас как родных, познакомил с семьей, угостил кофеем и непременно потребовал, чтоб мы сегодня у него обедали. Эту ночь мы спали как убитые. Не знаю, придется ли мне уехать сегодня. У Гинтера вышло разногласие насчет коммие<сион-ных> книг, хотели спросить хозяина, который теперь на даче. Если сегодня не будет в магазине, то пошлют к нему человека. Может быть, придется уехать завтра. Вообще на наш счет ты, пожалуйста, не беспокойся, все хорошо и благополучно. Остальные книгопродавцы обещали выдать мне расчет сегодня. Как-то ты, дорогой мой папочка. Теперь, когда я пишу письмо, ты только что подвигаешься к Петерб<ургу>.⁵⁷⁶ Верно, очень устал. Как мне тебя жаль; и проститься-то не удалось хорошенько.

   Я забыла тебе сказать, что когда выйдет No, ⁵⁷⁷ напр<имер>, положим, 10, то тебе надо будет написать Марье Николаевне⁵⁷⁸ 2 строки, чтоб она пришла к тебе 12-го проверять, а то как же она узнает, когда именно прийти?

   Дорогой мой, цалую тебя очень, очень, детки также.

   Вместе с этим письмом посылаю письмо и инструкцию Марье Николаевне.

   Адрес Марии Никол<аевны> Сниткиной, на углу Глухого и Фонарного, д. Воронина, кв. 48.

   Адрес няньки: Заротная улица, д. 9, кв. 2.

   Напишу тебе в субботу н_е_п_р_е_м_е_н_н_о, но не ранее, ибо, верно, доберусь домой только в пятницу утром.

   Кстати, вот еще что: отыщите все месяцы, янв<арь> (он в кладовой), февр<аль>, март, апрель, май, июнь⁵⁷⁹ и дай переплетчику, для того чтоб он заклеил все 6 NoNo в один пакет в виде бандероли, и таких бандеролей приготовил 20 или 30. Это надо отдать Марии Николаевне, а то у ней нет сложенных бандеролей по 6 NoNo в каждом для отправки подписчикам.

  

  

  

   <В Малый Прикол.>

  

   Милый друг мой Аня, обнимаю тебя и цалую. Деток тоже всех поголовно. Как вы съездили? Жду с нетерпением твоего письма. Только об вас и думаю.

   Я приехал вчера весь изломанный дорогой. Подробностей не пишу, потому что спешу как угорелый, дела ужасно много, и застал много хлопот. Приехал поезд в 11 часов утра. Приезжаю на квартиру, а Прохоровна только что передо мной ушла, ждала меня со вчерашнего дня. Послал за ней. (Зачеркнута 21 строка).

   Как приехал, сей же час, не дожидаясь Прохоровны, за которою отправил дворника, отправился в типографию. Александров сказал мне, что они все набрали, но ничего не отпечатали, потому что нет цензора. Ратынский⁵⁸⁰ уехал в Орловскую губ<ернию> в отпуск, Александров ходил и к Пуцыковичу (чтоб тот, в Комитете, выхлопотал мне цензора) и сам ходил в Комитет. Секретарь и докладывать не захотел, а выслушав, объявил, что я из-под цензуры вышел, так пусть и издаю без цензуры. Это значит, если все отпечатано будет к 9-му июля, то выйдет (накинув еще 7 дней) 16-го числа. Затем стали считать набор. Вдруг оказывается, что и с привезенным мною пакетом вчера и с объявлениями не будет доставать 5 стран<иц>. Стало быть, предстоит сочинять. Полчаса считали строки, и вдруг мне пришло в голову спросить самый пакет, и я увидел, что они, последней отсылки, от 1-го июля е_щ_е н_е п_о_л_у_ч_а_л_и, т<о> е<сть> 5 дней, и я приехал раньше. Предпоследнюю же посылку от 30 июня получили 4-го числа, т<о> е<сть> накануне моего приезда.- Я по крайней мере обрадовался, что сочинять не надо будет. Затем поспешил в Цензурный комитет. И секретарь, и Петров,⁵⁸¹ все хоть и вежливы, но уговаривали меня изо всех сил печатать нецензурно, не то у вас будут сплошь вычеркивать. (Вероятно, у них какие-нибудь особые инструкции насчет теперешней литературы вообще, так что, очевидно, они мне не лично угрожали, а вообще такой ход дела, что велено строже). Я этого ужасно боюсь, но я все-таки стоял на том, чтоб мне дали цензора, обещали вчера же, но вот уже сегодня утро, а известий никаких нет, и опять сейчас придется ехать в Комитет, а между тем можно бы первый лист уже печатать. Навалили на меня корректур. Вчера отдержал лист, но более не мог. В мое отсутствие заходила Марья Николавна, написала мне записку, чтоб я ей назначил день, когда е_й к_о м_н_е я_в_и_т_ь_с_я. Ясно, что я должен сам заехать. Между тем времени ни минуты. Сейчас еду в типографию и цензуру. Затем буду сидеть за корректурами. И проч. и проч. Вчера поздно вечером пришел в типографию пакет с текстом от 1-го июля. Никого не видал. Николя⁵⁸² заходил и вчера (без меня) и 3-го дня. Все думают, что у меня времени куча, только к ним ездить да болтать с ними. Не съезди я сегодня к Марье Николавне - ведь обидится.

   На днях, послезавтра, если не завтра, напишу подробнее. А сегодня ничего не знаю, как еще меня решат. В этом и забота и обида. Цалую вас всех: ты мне снилась в вагоне. Снилась и вчера. Цалую вас всех тысячу раз.

  

   Кланяйся всем.

   P. S. Сейчас заходил переплетчик. Бог знает, как они все узнали, что я приехал. Он хоть и хворый, но сам ведет дела. Я ему сказал, что дам знать, когда надо.- Потом заходил подписчик и подписался. (Сколько их, должно быть, перебывало, да с тем и ушли). - Давеча, когда еще спал, изо всех сил звонил один мальчишка из Садовой от какого-то купца Николаева с требованием и с деньгами продать книгу, роман: Униженные л Оскорбленные (!). Разбудили меня. С тем и отправил.

   Пиши подробности о детях. Будь терпелива. Цалую твои ножки и еще всю, т<о> е<сть> в каждое место, и об этом много думаю.

  

  

  

   <В Малый Прикол.>

  

   Милый друг Аня, пишу тебе это уже в полночь, так что письмо пойдет только в пятницу, завтра, 8-го июля. - Сегодня (т<о> е<сть> в четверг) утром, в 6 часов, во сне, со мной был припадок и разломал меня так, как редко когда. И устал, и обессилел, и нервы расстроены, и м_р_а_к в душе! - А между тем дел и хлопот бездна, дела не перестают, а еще пуще нарастают. Цензора мне дали, Лебедева,⁵⁵³ но все же я не знаю, к_о_г_д_а я в_ы_й_д_у? Цензор вряд ли завтра [9-то], т<о> е<сть> в пятницу, все отчитает, а затем все-таки третья корректура, просмотр, печатание, а вдобавок Александров сегодня заболел и в типографию не приходил! Ну что если разболеется и не придет завтра и послезавтра! Тогда все пропало, потому что никто в типографии, кроме него, не может рассчитать и определить числа строк, а я, со вставками и вымарками в корректуре до сих пор не знаю: достает ли у меня тексту или перешло за 3-й лист? Если перешло, тогда ничего нельзя будет сделать, потому что и выкинуть уже невозможно, так как по мере получения от цензора они сейчас же уж и печатают. С другой стороны, если хоть и выздоровеет Александров, то когда я выйду? - вот вопрос. В субботу 9-го уж конечно не выйдет, 10-го же воскресение, да и выйдет ли еще и 10-го-то? Ничего не знаю! А меж тем надо нести объявление о выпуске No в газеты.⁵⁸⁴ (N. В. А формы-то объявления я не имею, надо вновь сочинять).

   Вчера заехал к Сниткиным и видел Марью Николаеву. Все Сниткины (т<о> е<сть> Мих<аил> Ник<олаевич>) дома, но уезжают в начале будущей недели в деревню. О тебе много расспрашивали. Но Марья Николавна приняла меня свысока и дерзко: была в большой претензии, как это ты написала ей когда-то, чтоб она пришла ко мне 5-го, "и вдруг прихожу, вижу самовар на столе - и нет никого дома, признаюсь, я была чрезвычайно обижена!". Чем она могла быть обижена? Когда ты написала ей, чтоб она зашла 5-го, ты написала тоже, что и я приеду к 30-му июня; но я всего только успел приехать к 5-му. В письме ко мне, которое она мне оставила, она просит уведомить меня: когда она должна ко мне я_в_и_т_ь_с_я. Мне она (хотя я и не спрашивал) объявила, что она все объяснения посылает тебе по почте, а что ей мне нечего объяснять. "Оставила мне Анна Григорьевна какие-то там пачки, под буквами и под цифрами, будут где-то на окнах лежать, а я все это забыла теперь и ничего не помню". - Вообрази, как мне приятно это теперь слышать. И вообще, она тонирует и говорит свысока, чувствует, что в ней надобность. Полагаю, что она наговорит мне каких-нибудь грубостей и выведет из терпения. Вообще, теперь я и без того в болезненном настроении, а все это, и ожидание дня выхода, производит на меня чрезвычайно гадкое впечатление. Впрочем постараюсь с своей стороны избегнуть этой дряни, не замаравшись об нее, и буду терпелив.

   Вчера вечером получил письмо от Победоносцева.⁵⁸⁵ Пишет наугад, беспокоясь за меня и не зная, где я, н_а п_р_е_ж_н_и_й адрес; "Не выходит, дескать, Дневник, не сделалось ли чего с вами?". Сам он в Ораниенбауме, живет во дворце. Напишу ему, но вряд ли сам поеду - некогда. - На тараканов уже высыпал две склянки купленного порошка - Много [выбили] вымели мертвых, но остальные еще кишат, особенно в кухне, в дровах. Вот тут их главные гнезда. Завтра велю вытаскать дрова в сарай. Дворник не сказал мне, что 13-го июня по 13 июля у тебя все забрал: значит, я ему заплатил по 13-го августа, да еще 4 руб. сверх того вперед. Прошу тебя о_ч_е_н_ь, отыщи у меня на столе (или в зале на столе, но вернее это в моей каморке) статью Северн<ого> Вестника, фельетон, о Корниловой, против меня.⁵⁸⁶ Так как Сев<ерный> Вестн<ик> мы совсем не получаем, то будет легко отыскать, всего какой-нибудь один номер. Отыщи и припрячь о_с_о_б_е_н_н_о, чтоб, сохрани бог, не пропало, для того и пишу. И_н_а_ч_е у м_е_н_я с_т_а_т_ь_и н_а с_л_е_д_у_ю_щ_и_й No не будет.

   Одним словом, послезавтра, или когда только будет свободная минута, напишу и еще тебе. А теперь голова кружится, и весь изнурен, и мысли не собираются! Кстати, Марья Николавна сообщила мне, что Овсянников⁵⁸⁷ воротил ей 280 экз<емпляров> за апрель. Каково! Значит, он всего 200 продал. Стало быть, двойных No за май-июнь, может быть, и совсем не возьмет, кроме тех, которые выменяет за 280 апрельских.

   Марья Николавна дала мне 74 р. Но подробного счета не дала, говорит, что тебе напишет. Из этих 74 р. прислал 42 какой-то купец из провинции, он пишет, что ему надо вместо 60 экз<емпляров> присылать всего 40. Одним словом, Дневник, видимо, падает.

   Что дети? Пиши, цалую их всех и благословляю, Аня, береги их! Напомни им об папе. Сегодня в 6 1/2 часов, очнувшись от припадка, пошел к т_е_б_е, и вдруг Прохоровна говорит мне в зале, что барыни нету. - Где же она? - Да она в деревне на даче. - Как это можно? Она должна быть здесь, когда она уехала? - И едва поверил, когда Прохоровна уверила меня, что я сам только 3-го дня приехал. Как мне тяжело было давеча пробуждаться!

   Прощай Аня, обнимаю тебя, цалую крепко, всех вас [втр] вчетвером.

  

   P. S. Александров заболел, а помощник его уведомляет его, {Вероятно, описка. Надо меня.} что выйти раньше 12-го, т<о> е<сть> вторника, невозможно. Черт знает, что делается на свете. - Погода у нас со вчерашнего дня вдруг переменилась на холодную и пасмурную.

  

  

  

   <В Малый Прикол.>

  

   Милый друг мой Аня, цалую тебя и обнимаю. Деток тоже. По них болит сердце. Скучно мне без вас здесь ужасно.

   Сегодня вышел No.⁵⁸⁸ Он еще в субботу ночью был готов, и можно бы было выйти в воскресение, но в воскресение они не работали, а готово было всего 300 экз<емпляров> к тому же в воскресенье. Вот я и отложил в понедельник. Довольно все неудачно. Во-1-х, публиковать успел только в Новом Времени. Правда, и это оказалось довольно, потому что в_с_е как будто только и ждали в Петербурге, когда выдет No? По всем продавцам публика беспрерывно спрашивала, и ко мне приходили все эти дни довольно, звоня и осведомляясь: когда выйдет. Переплетчикова дочь пришла еще вчера с вечера, но вчера и сегодня утром больше 500 экз<емпляров> заклеить не могли, так и свезли в 3 часа т_о_л_ь_к_о э_т_и 500 экз<емпляров>. (Само собою, городские были утром отправлены), тоже и 22 пакета городск<их> равно как сданы на почту в обертках по 5, по 4 и по 2. Большую половину п_о_с_ы_л_о_к успели зашить, отправили раньше 3-х часов, там уже печати приложили, и что же: в конце концов чиновник отказался принять! "Поздно, дескать, и посылок много". Так и привезли их назад. Ездил сын переплетчика. Марья Николавна, как он рассказывает, сдала только 500 в бандеролях, а посылок не хотела дожидаться и уехала из почтамта, думая, что сын переплетчика один сдаст. Так и не знает теперь, что их не приняли. Сын переплетчика уверял, однако, что еще 4-х часов тогда не было и у других принимали. Сегодня вечером дочь переплетчика заклеила все бандероли, а нянька и дочь ее зашили и приготовили посылки. Остается только завтра поутру Марье Николавне проверить бандероли, что делает она очень мешкотно, например, сегодня. Сегодня же, например, утрем переписывала и адреса тех, которые переменили их, все это взяло время, а можно бы было с ее стороны раньше сделать. Наконец, она долго провозилась с посылками в с_и_н_е_й б_у_м_а_г_е, заклеила их все, и не так, так что сама оставила до завтра переделывать. Думаю однако, что завтра, 12-го, все пошлем, до капли, и гораздо раньше трех. Марья Николавна работала усердно, но она большая размазня, хотя мы однако совсем не ссорились и вели себя по-приятельски. Кстати, ты мне ни слова не сказала и в инструкции ни одного слова не написала о тех бандеролях, которые лежали в дубовом шкафе (продолжение арабских цифр и проч.). Я их уже отыскал случайно, а их несколько сот! Поздно приехал Коля. Капельку и он помог, съездив к Исакову.⁵⁸⁹

   No брали в розничную продажу, но не так, как в старину. Овсянников сдал 290 No апрельского Марье Николавне, пришел ко мне сегодня и взял ровно 145 май-июньского, с тем и ушел, ни на копейку больше: "Д_е_н_е_г т_е_п_е_р_ь н_е_т". Я не предлагал на комиссию. О_г_л_о_б_л_и_н_у я выдал 100 экз<емпляров>, Кузьмину 200, Глазунову 50, Попов взял в_с_е_г_о т_о_л_ь_к_о 40 экз<емпляров>. Магаз<ин> иногород<них> 200 экземпляров, Невск<ая> кн<ижная> торговл<я> - 50 экз<емпляров>, Кехрибарджи - 25 экз<емнляров>, Р<усская> гашжная торговля 25 экз<емпляров> (и 10 подписч<икам>). Мамонтов 78 экз<емпляров>, Конопытин 30 экз<емпляров> (и 6 за 12 возвратн<ых>), Семенников 16 экз<емпляров> (и 2 подп<исных>). Кроме того, доставили Черкесову 10 экз<емпляров>, Соловьеву в Москву через Исакова 30. Исаков взял 33 экз<емпляра> (и 87 подписчик), Егоров 10 н_а д_е_н_ь_г_и и 10 на комиссию, и, наконец, пришел некто содержатель уличных торговцев, как и Овсянников, некто Димитриев (знаешь ли ты?) и спросил было 200 экз<емпляров> на деньги, но узнав, что Овсянников взял всего только 140 экз<емпляров>, отказался и взял всего только 150 на деньги. - В_с_е_г_о н_а в_с_е на деньги наторговал с_е_г_о_д_н_я только 110 или 115 руб. (еще не сосчитал аккуратно). Может быть, и еще соберу в эти дни, но разве очень немного. - Вечером заходил в пассаже к Кузьмину, он все болен и лежит дома, а торгует вместо него жена. Нарочно спросил у ней: хорошо ли продается Дневник, не боятся ли полтинника? Она отвечала, что точь-в-точь как прежде берут, ничего не боятся. - Заходили несколько незнакомых п_о_к_у_п_а_т_ь No на дому, единственно, чтоб узнать о моем здоровье.

   Голубчик мой, я устал ужасно. Сегодня 5-й день припадка, а у меня все мрак в душе, усталость, рассеянность. Сегодня встал в 8 часов утра, завтра, верно, тоже подымут рано. Ни на кого пожаловаться не могу, все служат и помогают, а дело все-таки туго идет, но, авось, завтра все кончу. Хочу сейчас лечь, потому что очень устал. Обедал сегодня в 8 часов. - Думаю об вас и беспокоюсь ужасно: все мне кажется, что с вами какое-нибудь несчастье. Молюсь за вас беспрерывно богу. Напиши мне об Леше, как вы его носили, а потом о впечатлениях Феди и Лили в Киеве. Постараюсь как можно скорее отсюда. О тебе думаю (и мечтаю) беспрерывно. Думаю х_о_р_о_ш_о. Цалую твои ножки, стоя перед тобой на коленях. По ночам доходит до странного состояния души от припадка: "Хоть бы раз только, думаю, их увидать перед тем как умереть". Прошу тебя, Аня, об мне не беспокойся, отдыхай, если можешь, купайся. Здесь три дня не показывалось солнце, свинцовые тучи, ветер и 8 градусов тепла в 4 часа пополудни. Тараканов сколько ни морю, не могу вывести. Порошку всякого [купил] истратил уже на 4 руб., а все ползают. Куплю еще хоть до 10 руб. всего и рассыплю по комнатам, но вывести их отчаялся.

   Ни у кого не был, ни к кому не хожу. Заходил Пуцыкович, я об деньгах не говорил. Был у меня вчера Мещерский, он случайно дней на 5 в Петербурге, из Москвы, едет в Ревель, а потом в Азиатскую Турцию. - Прохоровной я очень доволен, она очень работает, чистит, гладит и твои вещи проветривает и посылки зашивает. Без нее я бы пропал. Обнимаю тебя и цалую, цалую каждый пальчик на твоей ножке, мечтаю о тебе, и сверх того жму тебя прямо к сердцу, как мою добрую милую Аню, друга моего. До свидания. Деток благословляю. Господи! неужели с ними что случится.

   До свидания же. Постараюсь отсюда вырваться поскорее.

   Всех вас цалую бессчетно.