Главная » Книги

Лисянский Юрий Фёдорович - Путешествие вокруг света на корабле "Нева" в 1803-1806 годах, Страница 12

Лисянский Юрий Фёдорович - Путешествие вокруг света на корабле "Нева" в 1803-1806 годах


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15

адеяться на паруса. Плата за это здесь самая умеренная.
   Укрепив корабль на якорях, я дал приказание старшему после себя офицеру снять такелаж, сам же вместе с Крузенштерном поехал в Кантон в намерении отыскать там как можно скорее купца для товара, находившегося на моём корабле. Но, для лучшего в этом успеха, мы сочли за нужное сперва снестись с английским купцом Билем, имеющим обстоятельные сведения о здешней торговле, и поручить ему свои дела. Биль, с которым Крузенштерн был знаком и прежде, охотно принял на себя наше поручение и представил нам Лукву, одного из гонгов, или людей, имеющих позволение от своего правительства производить иностранную торговлю. По китайскому обыкновению, он поручился за наши суда и предложил для нашего груза свои амбары. Без такого поручителя в город Кантон с корабля ничего свезти нельзя. Он не только отвечает за исправную уплату пошлин, но и за поведение всех тех, за кого ручается. Поэтому, что бы иностранец ни сделал, вся ответственность падает на этого гонга, который иногда бывает принуждён платить чрезвычайно большую денежную пеню.
   К 16 декабря я мог бы свезти товары на берег, если бы этому не помешало кантонское правительство. Поскольку наши корабли были первыми из русских, пришедшими в эту страну, то от нас требовали разных объяснений, без которых наместник не хотел нам позволить производить торговлю.
   У нас перебывали все гонги, а напоследок старший из них, Панкиква, предложил нам следующие вопросы: какой мы нации? не ведём ли торговлю с китайским государством сухим путём? что побудило нас предпринять столь далёкий путь, и не военные ли наши суда? На все это он требовал письменного ответа, уверяя, что он непременно должен быть послан в Пекин к императору. Это обстоятельство занимало нас несколько дней, ибо Панкиква слишком много привязывался ко всякому слову. Сперва мы подали объяснение на английском языке, полагая, что китайцы понимают его лучше других, а потом были принуждены подать на русском. Мы очень обрадовались, когда Биль объявил нам, что Луква обещается купить наш груз за ту же цену, какую будут давать другие купцы. Вопрос, не военные ли наши корабли, произошел, конечно, оттого, что Крузенштерн, по прибытии в Макао не хотел итти в Вампу со своим малым грузом, а решил дождаться нас в Тайпе. Но так как китайцы непрерывно беспокоили его своими вопросами, то он и вынужден был сказать, что корабль, находящийся у него под командой, - военный. Об этом немедленно было донесено в Кантон. Когда же по прибытии "Невы" Крузенштерн хотел двинуться в Вампу также и с кораблем "Надежда", то начальник таможни в Макао этого не позволил. Поэтому он и должен был ехать со мной сам, чтобы скорее окончить это дело. Мы сообщили китайцам, что корабль "Надежда" принадлежит нашему государю, и что он, будучи отдан Компании для помощи в её торговле, может брать товары по европейским обычаям, и прибавил также, что на нём находятся меха. Последнее сильно успокоило китайцев. Сперва в Тайпу были посланы осмотрщики, а потом явился и лоцман, который 23-го числа привёл корабль "Надежда" к нам. К этому времени наш интрюм был совсем очищен от товара, и мы готовы были осмотреть подводные части корабля.
   18 декабря таможенный директор, или гону, обмерил корабль "Нева" {Здесь обмериваются корабли для оплаты подданы по их величине.}. Он прибыл к нам около 10 часов утра на большой лодке, украшенной разными флагами, в сопровождении трёх других такой же величины и множества малых. Для встречи этого вельможи был мной послан, как обычно, офицер с переводчиком на катере. Перед этим была привезена широкая, выкрашенная красной краской лестница и приставлена к борту, чтобы облегчить вход на корабль. После прибытия директора на шканцы обмер корабля скоро кончился, так как он состоял только в том, что была натянута тонкая верёвка сперва между фок- и бизань-мачтою, а потом на середине корабля у грот-мачты, и измерена китайской мерой. После этого наш гость вошёл в каюту и был угощён разными вареньями и сладким вином. Узнав, неизвестно от кого, что у меня находятся двое татар, он полюбопытствовал их увидеть и поговорить с ними, но они не понимали его маньчжурского языка. После своего отъезда директор прислал благодарить меня за угощение, а команде подарил восемь четвериков пшеничной муки, столько же кувшинов китайского вина, называемого шамшу, и двух небольших быков.
   Обмер иностранных судов весьма важен для доходов кантонской таможни, а потому и производится почти всегда самим её начальником. Наш корабль, водоизмещением только в 350 тонн, заплатил 3 977 испанских пиастров198 пошлины.
   27 декабря мы начали кренговать199 корабль "Нева". Я был сперва намерен вытащить его на берег, однако, заметив, что при новолунии воды прибыло менее сажени, решился на кренгование. А так как во всём Вампу нет для этого ни малейших приспособлений, то я был принуждён употребить корабль "Надежда" вместо киленбанки200. Наше кренгование продолжалось более трёх дней. Левая сторона корабля была сомнительна только у бизань-мачты около шестого паза от ватерлинии201. Поэтому я мог осмотреть её в один день; правый же бок занял времени гораздо больше, так как на нём пришлось выворотить из воды весь киль.
   29 декабря. Сегодня мы совершенно кончили починку корабля и начали вооружаться. Между тем, я отправился опять в Кантон для окончания торговых дел.
  

1806 год

  
   Январь. В одно и то же время мы занимались приведением корабля в исправность и приготовлением груза, состоявшего, большей частью, из чая, фарфора и китайки202.
   11 января первая часть его была уже нагружена. Столь успешная нагрузка давала нам возможность помышлять об отправлении в путь. Было даже положено оставить реку Тигрис раньше 1 февраля, как вдруг мы встретились с тем же самым неприятным обстоятельством, которое возникло и при входе.
   22 января. Когда нашим остальным товарам надлежало отправиться из Кантона, мы получили известие от своего поручителя Луквы, что наместник приказал остановить наши суда, пока не получит из Пекина ответа на донесение о нашем прибытии. Чтобы мы не воспротивились его повелению, он велел у обоих кораблей поставить стражу. Столь неожиданная неприятность вызвала у нас большое удивление. Но так как делать было нечего, то мы решились подать протест против этого насилия и на другой же день приготовили для этого бумаги. А так как в Кантоне европейцы не могут иметь прямого сообщения с китайскими начальниками, то, не зная, каким образом достигнуть успеха в своём предприятии, мы снеслись с Дромандом, управителем английской торговли в этих местах. Он взялся за дело весьма охотно и, собрав всех гонгов в свой дом, потребовал, чтобы они сообщили о нашем письменном протесте тому, кто дал несправедливое приказание задержать наши корабли. Хотя требование Дроманда было весьма основательно, но гонги сперва ответили на него решительным отказом, уверяя, что никто из них не смеет вручить бумагу, в которой мы доказываем несправедливость задержки наших судов и требуем их отпустить или дать письменно объяснение причин, побудивших к столь вероломному поступку. Однако, узнав, что мы сами будем искать случая вручить свою жалобу, они после некоторого совещания решили удовлетворить наше требование. На другой день я и Крузенштерн были опять у Дроманда и нашли у него некоторых гонгов. От них мы узнали, что наш протест был отдан таможенному директору, но что он вернул его назад с уверением, что наши суда задержаны по приказанию самого наместника, к которому советовал писать как можно учтивее, если мы желаем иметь полезное решение. Сперва мы было воспротивились этому, но, рассудив, что можем потерять много времени, и не зная точно, найдём ли мы какое-либо правосудие, решили напоследок взять жалобу обратно, а подать только короткое представление о невозможности дожидаться ответа из Пекина. Между тем, стража была снята, и погрузка товаров на корабли позволена попрежнему. При этом мы потеряли целую неделю и очень беспокоились, что можем быть принуждены, вместо спокойного и прямого плавания в Европу, совершить самый длинный и весьма неприятный путь. Такое заключение основывалось на том, что если бы суда не могли выйти из Кантона раньше половины апреля, то им пришлось бы итти восточными проливами, а поэтому мы встречали бы не только повсюду плохую погоду и противные ветры, но и прибыли бы в Россию на целую зиму позднее. Надо признаться, что это скучное и даже несносное положение было облегчено только вниманием, оказанным нам европейскими факториями, находящимися в Кантоне.
  

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ОПИСАНИЕ ГОРОДА КАНТОНА

  

Местоположение Кантона.- Описание китайских домов.- Число жителей города Кантона.- Их занятия.- Торговля.- Китайские чиновники.- Крайняя бедность китайцев нижнего сословия.- Их вера.- Описание храма.- Дом Панкиквы, первого кантонского купца.

   Кантон стоит на реке Тигрисе. По внешнему виду он похож на большую деревню, а внутри представляет собой гостиный двор. Каждый дом служит купеческой лавкой, а улицы вообще могут быть названы рядами разных товаров и ремёсел. Улицы в нём узки и ввиду большого количества народа, который их постоянно наполняет, проходить по ним очень трудно.
   Находящаяся в городе набережная придаёт ему важный вид. На ней выстроены прекрасные здания, принадлежащие европейским купцам. Из них английская и голландская фактории могут быть названы великолепными. Что же касается строений, принадлежащих собственно китайцам, то и самые лучшие из них довольно невзрачны, а о домах бедных китайцев уже и говорить нечего. Многие из них не имеют другого отверстия, кроме двери, которая завешивается цыновкой или тонкими ширмами, сделанными из бамбука. Богатые дома состоят из нескольких четырёхугольных дворов, вымощенных кирпичом, на которых у стен строятся беседки, где ставятся стулья, столы и горшки с цветами или плодовыми деревьями. В других посредине делается небольшой пруд или ставится большая глиняная чаша для золотых рыбок, иметь которую китайцы считают большим удовольствием. Такие дома состоят большей частью из двух помещений и несколько походят на раскинутые палатки. Верхний этаж китайского дома можно считать за внутренние покои, в которых живут женщины, если нет особого сераля. Следовательно, вход в них для всех воспрещён. Китайские храмы, которых здесь великое множество, также мало украшают город. Даже самые большие из них {Об одном из них упомяну впоследствии.} не заслуживают особенного внимания по своему внешнему виду.
   Хотя некоторые путешественники пытались определить число жителей Кантона, но, мне кажется, это нельзя сделать без большой ошибки. Торговля с европейцами заставляет стекаться в этот город множество людей во время пребывания купеческих судов. В отсутствие же их число жителей значительно уменьшается. Летом праздные люди уходят во внутренние части провинции и работают на полях вместе со своими родственниками, а в городе остаются только одни обыватели и те, всё богатство которых состоит из малых, покрытых цыновками лодок. Эти бедняки принуждены искать себе насущного хлеба на воде, так как на берегу не имеют ни малейшего имущества. Людей такого состояния в Кантоне, как уверяют, великое множество, а река Тигрис ими наполнена. Иные промышляют перевозом, другие же с крайним вниманием стерегут, не будет ли брошено в воду какое-нибудь мертвое животное, чтобы подхватить его себе в пищу. Они ничего не допустят упасть в реку. Многие из них разъезжают между кораблями и достают железными граблями со дна разные упавшие безделицы, вытащив которые, продают их и тем доставляют себе пропитание.

 []

   Кантон можно разделить на две главные части: внешнюю и внутреннюю. В последнюю никто из иностранцев не может войти, ибо в ней живут наместник провинции и все знатные чиновники. Этот город принадлежит к числу первых торговых городов на свете. Кроме европейских и американских кораблей, которые ежегодно вывозят отсюда до 30 000 тонн разных товаров, вся Индия и морской берег до Малакского пролива ведут с ним торговлю. Вследствие чрезвычайной многолюдности, здесь ни в чём не может быть остановки, хотя бы удвоилось упомянутое число приходящих кораблей. Погрузка и выгрузка товаров в этом городе производится с удивительной скоростью, только бы не вмешалось правительство. В противном же случае неминуемо должна последовать несносная медлительность. Кантонские начальники, вместо надлежащего наблюдения за порядком торговли, весьма выгодной для их государства, заботятся только об изыскании способов грабежа для своего обогащения. Во всей Китайской империи существует полное рабство. Поэтому каждый принуждён сносить свою участь, как бы она ни была горька. Первый китайский купец - не что иное, как казначей наместника или таможенного начальника. Он обязан доставлять тому или другому всё, что только потребуется, не ожидая никакой платы. Иначе его спина непременно почувствует тягость вины. Скажем здесь мимоходом, что в Китае никто не избавлен от телесного наказания. Мало того, каждый может наказывать, как ему вздумается, всех, ниже его по сословию. В седьмой главе путешествия Барроу203 сказано, что всякий государственный чиновник от 9 до 4-го класса имеет право наказывать бамбуком младшего после себя, а император предоставил себе честь наказывать своих министров и чиновников первых четырёх классов. Известно, что покойный император Киеньлонг204 приказал однажды высечь двух своих совершеннолетних сыновей, один из которых, кажется, теперь царствует. Поэтому неудивительно, что подчинённые в Кантоне слепо повинуются своим начальникам и безмолвно удовлетворяют их алчность, а особенно когда большая часть их личных убытков падает на иностранцев, на товары которых можно налагать цену по произволу.
   Из Кантона вывозится, большей частью, чай, а потом уже следуют: китайка, шёлк, фарфор, ревень и прочие. Чаем нагружаются все суда, а особенно английские, которые обыкновенно прочих товаров, исключая ревень, берут понемногу. Главный же ввоз состоит из мехов, тонких сукон, шерстяных материй, олова, жести и испанских талеров205. Последние предпочитают всему прочему, так как на них без всякого препятствия можно дёшево купить лучшие товары. Меха же, напротив, так непостоянны в цене, что наперёд никто не может знать, сколько за них получит, особенно потому, что теперь с этим товаром ежегодно приходит множество кораблей из Американских Соединённых Штатов. Этим летом на них привезено до 20 000 морских бобров, которые были проданы от 17 до 19 пиастров каждый. Последяя из этих цен была оплачена чаем, а первую мы получили потому, что одну половину брали товаром, а другую деньгами. Такая дешевизна происходит не только от большого привоза, но больше всего ей способствует грабёж таможенного чиновника. Он присваивает себе право выбирать на каждом судне самые лучшие меха или делает условие с купцом, покупающим груз корабля, сколько тысяч талеров ему следует заплатить за то, чтобы он отказался от этого насильственного выбора. С нашего Луквы было взято 7 000 пиастров. Столь непростительные наглости, вместе с пошлиной и другими издержками значительно уменьшают цену товара, и продавцы остаются часто в убытке.
   Вся иностранная торговля находится здесь в руках одиннадцати человек, известных под именем гонгов206; кроме них, никто не может купить иностранных товаров. Как только судно придёт в Вампу, хозяин его извещает упомянутых купцов о привезённых им товарах и выбирает из них одного поручителя в добром своём поведении и исправной плате пошлины. Поручитель обыкновенно бывает и покупателем привезённого груза. Без этого же ничего не позволяется свезти на берег. Перед этим на корабль посылаются поверенные гонгов, которые, осмотрев привезённые вещи, назначают на них цену, и как только получат на неё согласие, то всё перевозят в купеческие амбары. При таком условии ни один продавец никак не может определить настоящую цену своего товара, а должен большей частью зависеть от гонгов, которые каждую вещь оценивают по своим расчётам. Эта монополия и грабёж начальников обесценивают все привозимые товары, и, напротив того, возвышают цену китайских вещей до такой степени, что в скором времени надобно ожидать если не совершенного прекращения торговли, то, по крайней мере, неизбежных убытков, которые принуждены будут понести европейские купцы.

 []

   Повидимому, сами китайцы стараются ускорить это событие, ибо не проходит года, в течение которого они бы не выдумали чего-нибудь нового во вред иностранцам, которых они считают людьми, не способными прожить без китайских товаров. Таким мнением заражены все китайцы без исключения, и потому каждый европеец должен здесь платить за всё, по крайней мере, вдвое против настоящей цены. Никто из них сам не может купить никаких съестных припасов, а непременно должен иметь как на корабле, так и на берегу компрадора или нечто вроде дворецкого из китайцев, который набавляет на каждую вещь, сколько ему угодно, и, кроме обмана, ещё требует за свою услугу большого подарка, без чего невозможно обойтись. Одним словом, здесь ничего не делается без обмана, и притом весьма наглого и грубого. Всего же несноснее то, что невозможно найти правосудия ни за какую нанесённую обиду. Ни одному иностранцу не позволяется видеть наместника или же послать письмо без величайших затруднений, и притом оно должно быть сочинено в крайне униженных выражениях. Если же оно написано хотя бы немного свободнее, а особенно, когда в нём упоминается хотя слегка о каком-либо злоупотреблении или несправедливости управляющих, в чём никогда не бывает недостатка, то никто не посмеет не только его перевести, но и вручить. Если европейцам случится когда-либо иметь влияние на пекинский двор, то они, по моему мнению, должны добиться прежде всего предоставления своим купцам преимущества не только видеться с кантонским наместником и объясняться с ним лично, но посылать также письма прямо с жалобами в Пекин, когда этого потребует необходимость. Теперь же ни одна строчка не отправляется в столицу без латинского перевода, который прочитывается до десяти раз прежде, нежели будет представлен в назначенное ему место. Поскольку такие предосторожности приняты чиновниками единственно для того, чтобы скрыть от сведения высшей власти свои несправедливые поступки, то, кажется, нет другого способа, кроме предложенного мной, к предотвращению этого злоупотребления и для снискания правосудия. Россия, по моему мнению, имеет возможность предоставить своему купечеству все вышеуказанные выгоды, если наша торговля сделается обширнее и важнее в этой стране.
   Эта местность производит всё необходимое для жизни человека. Здешние животные всякого рода, птицы и зелень отменно хороши. Обыкновенная же пища китайцев состоит из сарацинского пшена207, которое родится в большом изобилии. Оно в таком же общем употреблении у китайцев, как рожь в России. Это пшено, служит ежедневной пищей как богатому, так и бедному, с той только разницей, что первый имеет возможность пользоваться хорошими его сортами и в большом количестве, а последний довольствуется сарацинским пшеном посредственного качества и не более 2 или 3 кади208 в сутки. Здесь употребляют напиток, называемый шамшу, приготовляемый также из этого пшена. Он довольно вкусен, если приготовлен надлежащим образом, в противном же случае крайне неприятен и даже вреден для здоровья, если его неумеренно употреблять. Кроме того, самое обычное питье у китайцев - чай, который все без изъятия пьют без сахара, настаивая в чашках с крышками.
   Многие утверждают, что китайское государство чрезвычайно богато, но я должен добавить, со своей стороны, что нигде нельзя найти подобной бедности, какой удручены бесчисленные семьи в этом обширном царстве, если об этом позволено будет заключать по виденным мной примерам и по рассказам самих китайцев. Китайские улицы наполнены нищими, кроме тех бедных людей, о которых я упомянул выше и которые, по причине крайней своей нищеты, принуждены, быть может, из рода в род, проводить свою жизнь на малых лодках и с огромной заботой и трудами отыскивать себе самое скудное пропитание. Впрочем, такая бедность не является следствием тяжёлых государственных налогов, так как нет народа в Европе, который бы платил столь малые подати своему правительству, как китайцы {Барроу в своем путешествии говорит, что государственные доходы Китайской империи не всегда одинаковы. Большие или меньшие их размеры зависят от урожая. Они состоят из десятой части всего урожая, кроме дани, пени, конфискации и подарков. Доходы эти достигают иногда 66 миллионов фунтов стерлингов на английские деньги. Употребление их, по свидетельству того же самого путешественника, распределено следующим образом: на жалованье штатским чинам 1 973 333 фунта стерлингов, на содержание войска 49 982 933, на императорскую фамилию и двор 14 043 734. В 1797 году последняя сумма достигла лишь 12 009 000 фунтов стерлингов.}.
   Кроме упомянутой выше пищи, китайцы едят всё, что ни попало. Нет, кажется, никакого произведения природы, которого этот народ не употреблял бы в пищу. Крысы, на которых каждый европеец смотрит с отвращением, у них составляют лакомство и продаются на рынках.
   Чиновники и зажиточные купцы живут в большом достатке. Имеют богатые дома, великолепные сады. Стол их роскошный, особенно, когда они дают публичные обеды, на которых нередко бывает от 40 до 50 разных блюд. Некоторые из них очень дороги. Китайцы падки ко всему, что только может укрепить их телесные силы и удовлетворить сластолюбию. Поэтому за такие вещи платят весьма щедро, как например: за ласты морских хищников, птичьи гнезда {Птичьи гнезда собираются по берегам Китайского моря. Они делаются небольшими птичками, похожими на ласточек, из клейкого вещества, а может быть, из рыбьей икры. Китайцы приготовляют из них супы и соусы, почитая их наилучшими и вкуснейшими.} и тому подобное. Каждый парадный обед, к которому приглашается множество гостей, без этих блюд считается невозможным, и потому без них никак нельзя обойтись, чего бы они ни стоили. Китайский столовый прибор мне очень не понравился. Порознь ставится несколько небольших столов, за каждый из которых садится от четырёх до шести человек. Кушанье подаётся одно за другим в фарфоровых полоскательных чашках, из которых едят все кругом, попеременно. Каждому кладётся по две костяные палочки, длиной около фута [30 см], которые употребляются здесь вместо вилки, ножа и прочего, по глиняной или фарфоровой ложке и маленькой чашечке, из которой за каждым блюдом пьют шамшу. Скатертей здесь не знают, а вместо салфеток кладётся по куску тонкой бумаги, которая часто служит и носовым платком. Мне случилось видать, что первый в Кантоне купец Панкиква вытирал ею нос, когда нюхал табак. Китайцы управляют костяными палочками с величайшим проворством. Большую чашку сарацинского пшена они опорожняют в половину времени, которое было бы нужно на то европейцу с ложкой.
   Китайцы ведут жизнь самую трезвую и воздержанную, но богатые содержат у себя красавиц. Женщин они обыкновенно покупают и держат в сералях. На это требуется немалые расходы. Китайцы покупают себе жён следующим образом. Мужчина уславливается в цене за свою невесту с её родителями, не видя её никогда. Она отправляется к нему в дом в запертом портшезе, ключ от которого посылается жениху раньше. Если жених доволен покупкой, то оставляет её у себя, в противном случае приказывает отнести обратно. Однако он остаётся не без убытка, так как не только лишается отданной за неё суммы, но ещё обязан заплатить столько же в виде пени. Отправление невесты к жениху производится с большой церемонией и с музыкой.
   Китайцы смуглы, кроме живущих в северных областях, которые довольно белы. Румянца на щеках не имеют, волосы и глаза у всех чёрные, а последние малы и длинноваты.
   Головы бреют, оставляя волосы только на самой макушке и заплетая их в косы, которые чем длиннее, тем считаются красивее. Одежда их состоит из длинных штанов, балахона из тонкой ткани, вместо рубахи, полукафтана и верхнего платья с широкими рукавами. Последнее носят только богатые, рабочий же народ ходит в широких фуфайках с рукавами, число которых (от одной до пяти) зависит от погоды. Зимой, смотря по евоему достатку, одни подбивают верхнее платье мехом, а другие довольствуются только меховыми обшлагами и воротником. Для этого употребляют большей частью бобровые меха, выдру и морских котиков. Морской бобр в Китае предпочитается всем мехам и подкладывается только под нарядное платье у богатых, которые в обыкновенные дни носят белую молодую мерлушку. Лисьи меха также очень распространены среди людей среднего состояния. Головной убор китайцев самый простой. Он состоит из круглой, чёрной атласной шапочки с шишкой, чёрного, синего или красного цвета, и из шляпы с полями, верх которой покрывается голубым шелком, а низ - чёрным плисом или бархатом. На шляпы пришивают красную шёлковую кисть, покрывающую тулью, над которой делается петля. Мандаринам или чиновникам предоставлено право носить под петлей шарики в полдюйма [1,2 см] в поперечнике. Они золотые, белые, голубые и красные, стеклянные, оправленные в золото или медь. По ним различаются чины китайского государства. Шарик красного цвета считается самым важным, потом следует голубой, белый и золотой. Кроме этого, мандарины имеют нашивки около 6 вершков [27 см] шириной на спине и груди, для указания, к какому они принадлежат сословию, По этим нашивкам даже на далёком расстоянии можно их отличить от простолюдинов. Сапоги и башмаки шьются здесь одинаковым образом. Ступни с подошвами делаются толщиной около дюйма [2,5 см], носки обрубистые, голенища и передки бывают обыкновенно из атласа и подбиваются китайкой, а под подошву кладётся шерсть или бамбук. Сапоги вообще чёрного цвета, башмаки же разных цветов. Первые употребляются, большей частью, богатыми, а последние всеми без исключения. К башмакам надевается нечто вроде чулок, сшитых из какой-нибудь материи. Голенища иногда шёлковые. Китайцы очень любят наряжаться. Нередко можно видеть людей низкого сословия в шелку с головы до ног. Средний же класс носит всегда шёлковое платье. Китайка разных цветов употребляется на одежду во всём государстве. Расход на неё должен быть очень велик, так как без неё не может обойтись даже нищий.
   Китайские женщины высшего сословия сидят всегда дома, и содержатся в такой строгости, что видеть их никак невозможно. Следовательно, о нарядах их сказать нечего. Бедные же носят широкие брюки и верхнее длинное платье с широкими рукавами, несколько похожее на мужское. Свои длинные волосы они подбирают наверх и свивают над затылком. Ноги их весьма странны. Мне самому случалось видеть, что в ступнях они не более 6 дюймов [15 см]. По словам же китайцев, у щеголих они бывают не более 4 дюймов [10 см]. Это казалось мне невероятным до тех пор, пока я не получил несколько пар поношенных башмаков, которые, действительно, не превосходили указанной меры. По этой причине китайские женщины ходят, или, лучше сказать, переступают с большим трудом.
   Причина столь непонятного и странного обычая уменьшать до такой степени ноги неизвестна. У китаянок все пальцы на ногах, за исключением большого, вогнуты к подошве, и оттого ступня получает вид клина. Но, чтобы удержать её навсегда в одинаковом положении, её с детства до самой смерти крепко- обматывают даже за лодыжку.
   Китайцы вообще очень понятливы и восприимчивы. Если они не сведущи в каких-либо вещах, их не касающихся, то это неведение надо приписывать их воспитанию. Каждый из них в своём деле искусен и проворен. Нет вещи, которой бы они не в состоянии были скопировать с изумительной точностью. В Кантоне есть множество примеров, что их работу нельзя никак отличить от подлинника, которому они подражали. Кажется, что их нежные руки для этого нарочно созданы.
   В обхождении китайцы чрезвычайно вежливы и приветливы. Повиновение же их беспредельно, так как у них на всё предписаны законы, от которых никто не смеет отступить даже в самой малейшей безделице. Введение какого-либо нового обычая считается непростительным грехом. А так как это основано на политике китайского правительства, то никто не смеет даже и подумать о какой-либо перемене.
   По этой причине корабли, ружья и пушки находятся точно в таком же состоянии, в каком они были при монгольском завоевании209. Недавно в Кантоне один купец, как меня уверяли, был предан смертной казни за то, что осмелился построить себе судно по европейскому плану. Хотя китайцы, так сказать, с молоком матери, получают навык беспредельному повиновению своему правительству, но при этом не терпят своих нынешних властителей, маньчжуров, которым тотчас же высказывают своё презрение, как только увидят, что оно останется без наказания.
   Царствующая в Китае фамилия210 хотя и следует обычаям и нравам завоёванного ею народа, однако же, для собственной свой безопасности и по недоверчивости к природным китайцам, была принуждена окружить себя своими единоплеменниками, которые как по военной, так и по гражданской службе занимают первые места в государстве. Такое предпочтение китайцы не могут переносить равнодушно, как бы они ни были угнетены. К этому можно добавить, что многие тысячи людей, не имеющих пропитания, охотно будут помогать всему, что может поправить их положение.
   Китайцы - идолопоклонники и разделяются на последователей Конфукция, Фо и Таотзе {Последнюю ввёл сюда некто по имени Лао-Канг, который, будучи в Тибете, познакомился с обрядами жрецов великого ламы. Дабы увеличить число своих приверженцев, он установил для них правилом жить счастливо и весело, не помышляя ни о будущем, ни о прошедшем. Чтобы достигнуть ещё большего успеха в своём предприятии, он выдумал состав жизни или бессмертия для своих последователей, который хотя на самом деле разрушает тело и прежде времени причиняет смерть, но для многих китайцев представляет собою то же самое, чем философский камень212 был некогда в Европе.}, или бессмертных211. Двор и маньчжурские чиновники придерживаются закона великого ламы. Об этих сектах не могу сказать ничего обстоятельного. Известно лишь то, что ими предписываются многие жертвоприношения и гадания, из которых самое обыкновенное производится посредством палочек и часто разрешает всякие сомнения. Китайцы перед своими идолами ставят свечи и жгут жёлтое и пахучее сандальное дерево213. Для этого в каждом храме при самом входе перед жертвенником ставят большие металлические котлы. Кроме этого, приносят в жертву животных и сжигают свёртки бумаги, со вложением в середину сандальных опилок, а сверху прилепляют лоскут жёлтой фольги. Наружный вид китайских храмов походит на христианские монастыри, как это можно видеть из сделанного мной ниже описания. Получив какую-либо прибыль, китаец считает долгом принести идолам благодарственную жертву дома или в ближайшем храме. Он прибегает к их помощи также и в то время, когда что-либо предпринимает или желает получить что-либо полезное. На новый год во всём государстве приносится идолам общая благодарность, известная под именем чин-чин-джос. Каждый китаец, а особенно богатый, обязан принести в жертву что-нибудь важное. В Кантоне всякий хозяин имеет дома или в своей лавке особую молельню для идолов. Это служит неоспоримым доказательством приверженности китайцев к своей вере. Число жителей в Китае очень велико. Барроу в описании своего путешествия приложил таблицу, по которой видно, что площадь Китайской империи равна 1 297 999 кв. миль [4 448 250 кв. км] и имеет 333 миллиона жителей. По словам этого писателя, военные силы обширного китайского государства состоят из 1 миллиона пехоты и 800 тысяч конницы. Впрочем, уже доказано, что многочисленность войск без соблюдения строгого воинского устава и без искусства предводителей представляет не только плохую оборону для государства, но и служит величайшей для него тягостью. Судя по ружьям, пушкам и снарядам, которые мне пришлось видеть в Кантоне, военное искусство китайцев невелико, и армия их, при всей своей многочисленности, не может быть страшна для европейского военачальника. У китайских ружей, вместо курков, имеются фитили, а пушечные станки совсем негодны к употреблению. Китайские морские силы также не заслуживают внимания. Они состоят из непрочно построенных лодок, вооружённых двумя или четырьмя пушками малого колибра. У некоторых только на носу по одному длинному ружью, укреплённому в колоде. Эти лодки большей частью двухмачтовые с парусами из цыновок, которые походят на оконные жалюзи. Постройка их подобна другим китайским судам, которые очень похожи на луну в ущербе. Носы у них широкие и обиты поперёк досками, а за кормой строится навес, в прорезе которого движется руль. На некоторых судах он ставится прямо, а на других служит вместо весла. В обоих случаях он так слабо укреплён, что легко может быть разрушен волнами. Джонки самые большие суда в Китае. Они бывают водоизмещением в несколько сот тонн, имеют две большие мачты с парусами из цыновок и ходят в Батавию и Японию. Но так как это плавание совершается всегда в самое лучшее время года, то им и удаётся обычно благополучно достичь гаваней, куда они бывают назначены. В противном случае нельзя было бы даже и подумать о выходе на них из рек, а особенно в таких местах, где случаются иногда тайфуны, которые в состоянии истребить даже самый лучшей европейский корабль.
   Такие бури бывают также и на реке Тигрисе, что и случилось в то время, когда мы, пройдя Марианские острова, бедствовали во время свирепствовавшего тайфуна. В Кантоне тогда была такая ужасная погода, что вода, выступив из берегов, затопила низменные места и разбросала множество судов по берегам. Китайские якори также ненадёжны, как и рули. С виду они походят на наши, но делаются из дерева и имеют шест, продетый сквозь веретено, недалеко от лап, которые прикрепляются к веретену верёвкой и обиваются по концам железом. Речные суда своей постройкой нисколько не отличаются от вышеописанных, но, судя по их употреблению, довольно хороши. Они мелководны, поднимают большие грузы и легки на ходу. В тихую погоду на них ходят при помощи четырёх или шести вёсел, кроме двух длинных или, по крайней мере, одного, которое всегда действует на корме в обе стороны и ускоряет ход. Такие вёсла употребляются и на малых лодках. Боковыми же вёслами действуют не вместе, подобно нашей гребле, но попеременно. Таможенные лодки строятся и ходят на гребле по-европейски. Паруса на этих судах, сделанные из цыновок, также очень удобны. Между речными берегами часто дуют тихие ветры, а потому эти паруса действуют гораздо лучше парусиновых, которые при тихой погоде беспрестанно трепещутся.
   Европейские миссионеры отзываются с большой похвалой о китайских законах214. Но на самом деле они, по моему мнению, не заключают ничего полезного для благополучия китайцев. Главным или коренным законом Китайской империи считается тот, которым императору предоставляется право быть отцом своих подданных. Такое же право распространяется и на всех государственных чиновников, из которых каждый считается отцом своих подчинённых, как-то: наместник в своём наместничестве, губернатор в губернии, городничий в городе и так далее до самого нижнего места в правлении. Этот закон обязывает оказывать совершенное повиновение старшим и соблюдается с такой строгостью, что сам император в первый день нового года совершает торжественное поклонение императрице-матери и требует его от всех знаменитых чинов государства.
   Барроу в своём путешествии говорит, что управление Китайской империи состоит из шести департаментов.
   1-й департамент имеет право назначать чиновников на свободные места. В нём присутствуют министры и учёные, которые могут судить о дарованиях кандидатов.
   2-й - департамент финансов.
   3-й - департамент надзора за старинными обычаями. Ему предоставлено также право сношений и переговоров с иностранными министрами.
   4-й - департамент военный.
   5-й - департамент юстиции.
   5-й - департамент художеств.
   Другие присутственные места, учреждённые в провинциях или городах, обращаются в Пекин к тому департаменту, от которого они зависят.
   Кроме того, император имеет два совета, один из которых, называемый Сол-лоо, постоянный и состоит из шести министров, а другой - временный и чрезвычайный, состоящий из принцев императорской фамилии. Дела, представленные упомянутыми департаментами императору, решаются или им самим, или сообразно мнению вышеуказанных советов. Для этого в царствование последнего императора в большой дворцовой зале давались аудиенции в четыре или в пять часов утра.
   Впрочем, следует признаться, что злоупотребление властью нигде не бывает так велико, как в Китае. Знатные чиновники действуют там по своему произволу и даже часто поступают как тираны с народом, который от тяжёлых наказаний и мучительных пыток приведён в состояние такого страха, что каждый лучше согласится терпеливо снести причинённую ему обиду, чем просить удовлетворения в суде. Нередко бывает, что начальник, увидя у своего подчинённого какую-нибудь понравившуюся ему вещь, берет ее себе. Панкиква уверял меня, что он никогда не носит с собой часов, опасаясь, чтобы наместник или таможенный гопу их не отнял, как это однажды с ним и случилось. Наместник, полюбив его часы, положил их к себе за пазуху, сделав хозяину приветствие наклоном головы и сказав, что он в знак своего благоволения к нему оставляет часы у себя. Китайская учтивость требовала, чтобы Панкиква, став на колени, благодарил своего начальника за такое снисхождение, хотя внутренне и проклинал его. Мне не случалось быть свидетелем наказаний, но я имел рисунки, по которым видно, что китайское правительство считает за безделицу выломать руки, ноги или пальцы, только бы принудить обвиняемого к признанию. Как жестоки пытки, так же мучительны и наказания, которые обыкновенно состоят в удушении и отсечении головы. Первое делается верёвкой, обёрнутой несколько раз около шеи, за концы которой тянут два человека, опершись ногами в того, кого душат. Второе производится саблей и редко кончается двумя или тремя ударами. За важные же преступления отрезывают груди и разрубают тела на части. Словом, в этих случаях виновный подвергается самой бесчеловечной и варварской казни. Из этого можно заключить, как велико просвещение той нации, которая хвалится, что она находилась уже в цветущем состоянии тогда, когда праотцы наши вели еще кочевую жизнь. Чрезвычайное множество бедных также может служить явным доказательством, как плохи китайские законы. Нищета дошла до такой степени, что многие семьи принуждены бежать из провинций и добывать себе насущный хлеб грабежом на море. Целые флотилии морских разбойников разъезжают у самых берегов и нападают даже на приморские города. Перед нашим прибытием около 300 судов подошли к укреплённому местечку, лежащему недалеко от Кантона, и разорили его совершенно.
  

ОПИСАНИЕ КИТАЙСКОГО ХРАМА

  
   Самый большой храм стоит на другой стороне реки Тигриса, напротив европейских факторий. С виду он очень похож на монастырь и состоит из нескольких зданий, назначенных для жертвоприношений. Три главных из них находятся посреди длинного двора. Я провёл в храме несколько часов и повсюду нашёл большую чистоту. Жертвенники в зданиях уставлены истуканами, которых иногда по три в средине и по двенадцати с боков, а в других случаях только по одному среднему и несколько боковых. Все истуканы позолочены и покрыты лаком. Средние из них, высотою около полутора сажен [2,7 м], изображены сидящими. Перед ними всегда горят свечи, сделанные из опилок сандального дерева, и каждый молящийся обыкновенно приносит им что-нибудь в жертву. Мои проводники входили в эти обители, почитаемые ими священными, с покрытыми головами и, повидимому, с весьма небольшим благоговением, хотя они всячески старались уверять меня, что, принеся жертву их богам (чиц-чин-джос), можно ожидать всего доброго, а именно, прибыли в торговле и прочего. Один из них, указывая на особо стоящего идола, утверждал, что если я помолюсь ему, то наверно буду иметь благополучное плавание в Россию. Осмотрев всю эту обитель, я защёл также и в её трапезную. Время тогда было обеденное, и все собрались по колоколу к столу. Перед каждым из собратьев была полоскательная чаша сарацинского пшена с зеленью, который ели палочками. Меня уведомили, что каждый вошедший в общество живущих в этом храме, до своего вступления в него, должен отречься от всякого общения с женщинами и от употребления мяса и рыбы. Нарушивший же эту клятву неминуемо подвергается смертной казни. После обеда нам показали то место, где в чрезвычайной чистоте содержится двадцать свиней. Они были подарены храму жителями и, не знаю, по какому случаю пожаловали их в таинственные. Одной из них уже насчитывают около 30 лет отроду. Она так была стара, что насилу могла ходить.
   Обители принадлежит большой огород, где родится множество разных кореньев и зелени. В верхней части его находится кладбище, при осмотре которого мне было сказано, что тела здешних жрецов сжигаются, а пепел ссыпается в отверстие, обделанное камнем. Я сам видел место, в котором совершается такой обряд, и нашел там несколько полуобгоревших костей, почему и заключил, что недавно здесь был совершён обряд сожжения тела умершего жреца. При выходе из храма провожатый показал мне отделение, где стояло пять статуй в красной одежде, перед которыми горела свеча. При этом он объяснил, что такие памятники сооружаются монахам этой обители, которые своей благочестивой жизнью и примерным воздержанием вызвали к себе особенное уважение. Осмотрев все заслуживавшее внимания в этом храме и поблагодарив моего проводника небольшим подарком, я возвратился к вечеру в Кантон.
  

ДОМ ПАНКИКВЫ

  
   Мне очень хотелось видеть, как живут знатные обитатели Кантона. Наши знакомые доставили мне случай быть в доме у первого кантонского купца Панкиквы. Однажды поутру я отправился с несколькими приятелями на другую сторону реки Тигриса и по каналам доехал до самых ворот дома Панкиквы. Однако же они были отперты только посте доклада хозяину о нашем прибытии. Сперва мы шли по неширокому, устланному камнем переулку, а потом вышли на площадь, где показался фасад дома и круглое большое отверстие в каменной стене, через которое мы прибыли в сад. Едва мы приблизились к первой беседке, как явился сам хозяин в полукафтане и своей мандаринской шляпе с голубым шариком. После первых учтивостей, на которые китайцы слишком щедры, он повёл нас по саду, а между тем велел готовить чай. Новость предметов и совсем отличный от европейского вкус обратили на себя всё моё внимание. Я увидел себя в оранжерее (под этим названием я разумею весь сад), наполненной разными растениями, так как все аллеи, по которым мы проходили, устланы кирпичом до самых деревьев, между которыми на лавках и всякого рода подмостках стояли фарфоровые горшки с цветами и небольшими подрезанными деревьями. Напрасно мои глаза искали лугов. На этом обширном пространстве не было ни листочка травы, а лучшие места, которые у нас представляли бы газоны, были заняты стоячей водой, испускающей неприятный запах. Каменные сооружения в этом саду мне показались лучше всего. Они представляли искусственные утёсы и развалины в уменьшенном виде, которые чрезвычайно походили на природные. Мы заходили в разные беседки, которые были одноэтажными и в передней части открытыми. Все они одинаково убраны. Стулья и столики стоят по сторонам, а напротив входа имеется возвышение, наподобие дивана, которое обыкновенно покрывается тонкими цыновками или тканью. Посредине его стоит небольшой четырёхугольный столик на коротких ножках, на котором пьют чай. В каждом углу беседки висит по одному роговому или разрисованному по белой шелковой ткани фонарю. Первые заслуживают внимания своей величиной. В столовой Панкиквы я видел четыре таких фонаря. Каждый из них был более поларшина [35 см] в поперечнике и как бы вылит из одного куска. Китайцы обладают искусством распаривать и выбивать рог так тонко, как бумажный лист. Однако же это сопряжено с большими расходами. Панкикве так понравилось, наконец, показывать нам всё ему принадлежащее, что он ввёл нас даже в свою спальню по очень узкой лесенке. Его спальню составляет двухэтажная беседка, подобная вышеописанным, с той только разницей, что в ней, вместо дивана, стоит кровать с тонким тюфяком, на котором лежало довольно толстое синее сукно, а сверху цыновка. Заприметив, что на одной стороне кровати было сложено восемь разноцветных одеял, я пожелал узнать их назначение, и мне было сказано, что все они употребляются одно после другого, смотря по холоду. По словам Панкиквы, китайцы не имеют наволок или простынь и в тёплое время спят на цыновках, а в холодное на сукне, раздевшись до рубахи. Нанкинские жители её даже снимают. Обойдя сад вокруг, мы сели за очень хороший завтрак, приготовленный по европейскому обычаю, после которого хозяин повел нас в свой сераль. Пройдя высокие, украшенные гирляндами ворота, мы вступили в галлерею, ведущую к балкону, и из последнего в большую продолговатую залу, поддерживаемую с обеих сторон колоннами. Подле них стояли стулья, покрытые красным сукном, вышитым разными шелками. Стены увешаны китайскими картинами. У стен стояло несколько барабанов, приготовленных для театральных представлений. Китайцы страстные их любители, как и всякого рода игр {Страсть китайцев к так называемым азартным играм так велика, что многие из них проигрывают о карты или в кости не только все имение, но даже своих жён и детей, над которыми они имеют неограниченную власть. Вследствие этой беспредельной власти, каждый отец может умертвить или бросить на улицу своего новорождённого ребенка, если по своей бедности или по прихоти не сочтёт нужным его воспитывать. Таких невинных жертв в китайском государстве бывает каждый год до 20 тысяч. В одном Пекине, по словам Барроу, их хоронят до 9 000 в год. Пекинская полиция, говорит тот же самый путешественник, нарочно содержит таких людей, которые, объезжая ежедневно все улицы и собирая этих несчастных детей, отвозят их за город и зарывают живых и мертвых в приготовленную там яму. Этому варварскому обычаю следуют даже и те китайцы, которые обратились в христианскую веру.}. Из зала мы вошли в отделение, где стоял шкаф, а пред ним на столе теплилась свеча. Отворив его, Панкиква показал нам пять дощечек на подставках с китайскими надписями, и сказал нам, что каждая из них означала время смерти его предка {Китайцы верят, что дух умершего человека, жившего добродетельно, может посещать прежнее свое жилище, или то место, в котором потомки совершают поклонение и его честь. Он имеет также власть делать своим потомкам разные благодеяния. Поэтому каждый китаец обязан совершать поминовение по своим покойным родителям и родственникам в посвященном для них месте. В противном случа

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 521 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа