И дум высокое стремленье... / Сост. Н. А. Арзуманова; примечания И. А. Мироновой.- М., "Советская Россия", 1980 (Библиотека русской художественной публицистики)
Любезная сестра. Мое прозвище изменилось во время тюремного заключения и в ссылке, и при каждой перемене становилось длиннее. Теперь меня прозывают в официальных бумагах: г_о_с_у_д_а_р_с_т_в_е_н_н_ы_й п_р_е_с_т_у_п_н_и_к, н_а_х_о_д_я_щ_и_й_с_я н_а п_о_с_е_л_е_н_и_и. Целая фраза при моем имени. В Англии сказали бы: Лунин член оппозиции. Ведь таково в сущности мое политическое значение. Я не участвовал в мятежах, свойственных толпе, ни в заговорах, приличных рабам. Мое единственное оружие - мысль, то согласная, то в разладе с правительственным ходом, смотря по тому, как находит она созвучия, ей отвечающие. В последнем случае не из чего пугаться. Оппозиция свойственна всякому политическому устройству. И при теперешнем порядке вещей в России есть своя оппозиция; но она выражается поездками за границу или жительством в Москве и состоит из людей, обнаруживших свою неспособность или наворовавших по службе. Надеюсь, что ты не смешиваешь меня с этими господами и не смотришь на то, что могут сказать или написать, или напечатать обо мне. Хоть я не гоняюсь за мнением света, но дорожу твоим по свойству наших отношений. Прощай. Тебя любящий.
Любезная сестра. Министерство народного просвещения обращает на себя внимание ревностью, которую обнаруживает в разных отраслях своего управления, и блистательными результатами, какие себе приписывает в своих изданиях. Так как единственным подтверждением его слов служит число вновь устроенных школ и учащихся в них, то необходимо обратиться к органическим началам для уразумения хода настоящей образованности. Министерство объявляет, что его основной мыслию есть одновременное развитие православия, самодержавия и народности1. Но оно не сочло нужным упомянуть, что эта мысль не нова. Лет пятьдесят тому назад один профессор Московского университета поместил ее в учебной книжке для своих учеников. Ученый муж сделал это спроста. Он философствовал, как мещанин во дворянстве, говорил прозой, сам того не подозревая. Но вот его мысль, потонувшая в забвении, вдруг всплывает и обращается в критериум для Министерства народного просвещения. Постараемся разобрать три заключающихся в ней начала и определить их взаимные отношения.
Вера (православие) не дает предпочтения ни самодержавию, ни иному образу правления. Она одинаково допускает все формы и очищает их, проникая своим духом. Она стирает народности, как и всякое различие между людьми, ибо объемлет весь род человеческий, не отличая рабов от свободных, иудея от язычников. К тому же у религии свои служители, которым исключительно вверено ее распространение; и светская власть, присваивающая их обязанность, навлекает на себя наказание.
Перейдем к самодержавию. Эта политическая форма имеет и свои выгоды, и неудобства. Не доказано еще, почему она свойственнее русским, чем другое политическое устройство, и всегда ли они одинаково будут ее предпочитать. Народы, которые нам предшествовали на поприще гражданственности, начали также с самодержавия и кончили тем, что заменили его конституционным правлением, более свойственным развитию их сил и успехам просвещения. Так как усилия Министерства стремятся к тому, чтоб сравнять нас с этими народами и даже превзойти их, то весьма может статься, что те же преобразования по тем же причинам сделаются необходимостью для русских. В таком случае следовало бы отложить в сторону одно из основных начал образованности.
Принцип народности требует пояснения. Если под нею разумеют общность обычаев, нравов, законов, всего общественного устройства, то она изменялась сообразно различным эпохам нашей истории. Баснословные времена, монгольское иго, период царей, эпоха императоров образуют столько же различных народностей. Которой же из них дадут ход? Если последней, то она скорей чужая, чем наша.
Вывод из этих общих размышлений тот, что три начала, составляющие теперешнюю систему образованности, разнородны, бессвязны и противоречивы по своим результатам. Их бы можно заменить одним началом: меньше слов, больше дела. Это было бы религиозней, потому что скромнее; самодержавней, потому что болтливость противна духу самодержавия; наконец, народней, потому что выражено народной поговоркой. Прощай.
1839. Августа 17. Иркутск.
Письма из Сибири, по своему политическому содержанию, обратили на себя внимание правительства. Генерал-губернатор передал мне повеление не писать в течение года. Запрещение излагать свои мнения свидетельствует о важности их и о той робости, которую вообще люди ощущают при первом взгляде на истину, пока не узнают и не полюбят ее. Такое запрещение в политике обыкновенно невыгодно действует для власти, от которой происходит, рождая мысль о недостатке доказательств, могущих оправдать [опровергнуть?] излагаемые идеи. Цель писем моих состояла в том, чтобы обозначить органические вопросы быта общественного, которые разрешать необходимо, но которые держат под спудом и устраняют, занимая умы делами второстепенными и мелочными подробностями.
Предприятие мое не бесполезно в эпоху прехождения, когда стихии рациональной оппозиции не существуют, когда печатание, немое для истины, служит только выражением механической лести. Облако фимиама, которым окружают правительство, имеет обманчивое действие призраков фантастических. Заключенный в казематах, десять лет не переставал я размышлять о выгодах родины. Думы мои всегда клонились к пользам тех, которые не познали моих намерений. В ссылке, как скоро переменились обстоятельства, я опять начал действия наступательные. Многие из писем моих, переданных через императорскую канцелярию, уже читаются.
Последним желанием Фемистокла2 в изгнании было, чтобы перенесли смертные останки его в отечество и предали родной земле; последнее желание мое в пустынях Сибирских, чтоб мысли мои, по мере истины, в них заключающейся, распространялись и развивались в умах соотечественников.
Ссылка. 15-27 сентября 1839.
Сестрица! Прекращение моей переписки, вредное по своим последствиям для домашних дел твоих, обязывает меня объяснить причины моего поведения, которые расторгли последнюю видимую связь между нами. Я принужден был касаться важных предметов, говоря о твоих наследственных тяжбах и об освобождении твоих крестьян. В первом случае я исполнял обязанность к тебе; во втором - к человечеству. Не взирая на откровенность моей речи, я всегда старался соблюдать законы строгого приличия и ревностно пользовался случаем, когда по внутреннему убеждению мог принести дань уважения действиям власти. Моя похвала, в себе самой незначительная, имеет однако некоторую цену, если вспомнить, что она одна, может быть, совершенно бескорыстна.
Пусть укажут мне закон, запрещающий излагать политические идеи в родственном письме. Его нет в нашем Своде. Да он и не найдется ни в каком законодательстве, ибо политика заключается в глубине всех вопросов нравственных, ученых и литературных, и такой закон равнялся бы запрещению мыслить.
Заблуждения свойственны всем. Можно ошибаться без своекорыстия, как в заточении, так и на высоких местах звания общественного. Сошлемся на события. Я указал, что медлительность успехов на Кавказе проистекает от людей старого толка; как скоро новые люди показались в рядах армии, мы тотчас подвинулись вперед. Я разобрал распоряжения Министерства народного просвещения в конце прошлого года; в начале настоящего закрыт Университет Владимирский, и спустя несколько месяцев Дерптский навлек на себя меры запретительные
3. Я сказал несколько слов о Министерстве государственных имуществ, которое уже... и проч. н проч. Предусмотрение таких событий не могли произойти от случайности; кажется, вероятнее, что в мыслях, изложенных мною в письмах, было нечто истинное. Но я не ищу оправдания. Напротив, я желал бы выразить глубокое сокрушение о том, что откровенность, имевшая в виду твою пользу, подвергла меня неодобрению властей, к которым питаю глубокое уважение.
Твои любящий брат Mихаил.
Ссылка. 3 ноября (22 октября) 1839 г.
Любезная сестра. Рабство пришло к нам не прямым путем, но случайно, во времена недавние, когда уже все просвещенные народы признавали оное несообразным с законами божественными и человеческими. Около половины 17-го века правительство, желая исцелить язвы, причиненные смутами, почти десять лет волновавшими Россию, вздумало произвести всеобщую перепись жителям и поземельным владениям (писцовые книги). К облегчению этого двоякого действия возобновили указ, забытый во время народных смятений, препятствовавший свободному переходу крепостных из одного места в другое. Этот указ впоследствии способствовал действиям местной полиции, легчайшему сбору налогов, пополнению войска рекрутами и учреждению периодической переписи народа (ревизия).
Вероятно, увлекаясь временными выгодами, не предусмотрели окончательных последствий возобновленного указа. Приводимый в различные времена и царствования в постепенно большую силу и объятность, он по существу дела лишил многочисленную часть народа покровительства законов, предав оную произволу частных лиц (Петр I, Екатерина II). Однакож в Своде законов нет начала, узаконяющего рабство. Если б крепостные наши судебным порядком стали отыскивать свою свободу, мы не могли бы ничего противопоставить им, кроме косвенного действия узаконений, клонившихся к общему благу народа.
Другое обстоятельство, исключительно принадлежащее России, упрочило этот порядок вещей. Почти везде денежный недостаток вынуждал правительство обращаться к народу, который взамен денежных пособий получал уступки, права и преимущества. У нас вышло противное: истощение государственной казны заставило прибегнуть к винному откупу и в разврате народном искать поруки за его ничтожество.
Многие, извлекая корысть из заблуждений, не убеждаются никакими рассуждениями и не преклоняются никакими просьбами. Жертвуя всем для личной выгоды, ложно понимаемой, они продают своих братьев, как животных, или истребляют их, как вещь. Владельцы более человеколюбивые, составляющие большинство, безотчетно и по другим побуждениям следуют путем не менее ложным. Они воображают, что вещественное благосостояние, доставляемое крепостным, достаточно уже вознаграждает их за потерю гражданских прав и за усыпление умственных способностей. Присваивая право располагать судьбою крепостных и устраивать их счастье, они не понимают, что это присваивание нарушает начала в законах нравственного порядка, по коим настоящее и будущее благо каждого зависит от собственного произвола. Однакож не одно неведение причиною таковых поступков: они бы первые, может быть, вопияли противу рабства, если б голос совести не заглушался звуком металла, рабством доставляемого.
Ошибки не проходят даром в политике. От повреждения одного корня в общественном дереве увядает вся растительность, как от одной неверной ноты разрушается стройность аккорда. Рабство выражается в наших нравах, обычаях и учреждениях. Впечатленные примером безмолвного повиновения, мы утратили нравственную силу, отличающую человека и составляющую гражданина. Мы не страшимся смерти на поле битвы, но не смеем сказать слова в Государственном совете за справедливость и человечество. Оттого мы лишены светильника рассудительной оппозиции, которая, освещая стези правительства, способствовала бы исполнению его благотворных намерений. Бесплодность нашей словесности происходит от тех же причин. Наши книги, наполняемые бессмыслицей или нелепыми баснями, не производят никаких последствий. Напечатанное поутру забыто вечером. Свод законов заключает в себе таблицу, где обозначена цена людей по возрасту и полу; где однолетнее дитя оценено дешевле теленка (Свод законов о правах состояний, т. IX, ст. 707 - 11 р.). Наши судилища, в которых совершают купчие и закладные, подобны базарам, где торгуют человеческим мясом.
С тех пор как введен этот порядок, никто не восстал, чтоб остановить его успехи или указать на его неизбежные последствия. Тайный союз первый прервал молчание. Он отстаивал порабощенных соотечественников всеми средствами, которыми мог располагать. Проекты освобождения крестьян были предложены некоторыми из его членов. Он доказывал владельцам, что истинные выгоды их требуют освобождения крестьян и что это действие, справедливое и великодушное, послужит не к уменьшению, но к приращению их доходов. Он представлял облеченным властию, что все подданные, одушевленные одинаковою ревностью к исполнению своих обязанностей, имеют право на одинаковое покровительство и равенство перед законами. Нравственное влияние Тайного союза на умы произвело местное уничтожение барщины, частное освобождение, совершенное многими владельцами, и общее улучшение в состоянии рабов. Заметим, что эта важная отрасль трудов Тайного союза заслужила, повидимому, одобрение правительства, ибо ни Следственная комиссия, ни Верховный уголовный суд не рассудили за благо упомянуть об оной ни в Донесении, ни в приговоре.
Рабство, не совместное с духом времени, поддерживается только невежеством и составляет источник явных противоречий по мере того, как народы успевают на поприще гражданственности. Прискорбный, но полезный пример этой истины представляют Американские Штаты, где рабство утверждено законом. Признав торжественно равенство людей перед законом как основное начало их Конституции, они виселицею доказывают противное и приводят оттенки цвета в оправдание злодейств, оскорбляющих человечество. Отличая даже могилу негра, эти поборники равенства уничижают ближнего и за пределами земной жизни. Познание настоящего полезнее в некотором смысле опытов прошедшего. Когда великодушные усилия правительства успеют разлить благодетельный свет познаний на массу народа, тогда иго неволи, сносное теперь от невежества, может навлечь неправильные и насильственные меры для обеспечения владельцев или для укрощения справедливых, но незаконных требований крепостных.
Освобождение крепостных не представляет затруднений и опасностей, которые робкие или корыстолюбивые умы усиливаются выставлять. Оно совершилось в Царстве Польском и в областях Балтийских без малейшего потрясения. Разве мы хуже поляков, лифляндцев и курляндцев? Однакож ничего не сделано в пользу крепостного состояния в течение 13 лет с тех пор, как лишили его кровных защитников. Мы не усматриваем даже никаких предварительных мер, необходимых для сего действия.
Нарушая права человечества допущением рабства, правительство благоприятствует развитию чуждых ему сил, которые могут найти опору в общем мнении и желаниях народа, когда справедливость и рассудок находятся на их стороне. Много было толков о причинах, по коим возник Тайный союз. Его основание приписывали: "чтению зловредных книг, путешествиям за границу, роскоши полупознаний и даже моде" (Донесение Следственной комиссии. Манифест 13 июля 1826 года). Может быть, это заблуждение продолжалось бы и теперь, если б государственный сановник в обнародованном под его руководством сочинении не указал главнейшей причины: "что наше законоположение в 1826 году находилось в таком же беспорядке и смешении, как в 1700, и что все усилия правительства в продолжение более века не могли исправить этого зла, ниже удовлетворить первой потребности народной" (Историческое обозрение Свода законов).
При вторжении неприятеля рабство служит ему предлогом оправдывать свои поступки, орудием волновать умы и средством привлекать на помощь своему делу все просвещенные народы. Французы в последнее нашествие не воспользовались этими преимуществами потому, что система императорства, основанного на злоупотреблении, не дозволяла обратиться к коренным началам и находить в них опору. Но ход событий может вооружить противу нас народы и правительства более опасные совокупностию сил вещественных и нравственных, проистекающих из учреждений конституционных. Уничтожение рабства, восстановляя порядок и стройность в учреждениях, послужит к уравнению борьбы и к сокрушению врагов действительнее, чем сожжение городов, опустошение областей и суровость климата.
Эти мысли, созревшие в тишине темниц, не отвергнутся теми, которые в простоте сердца ищут истины и которые понимают, что обязанность говорить и для общего блага независима ни от каких обстоятельств нашей скоротечной жизни.
Любезная сестра! Письмо твое, октября 7, No 528, заключает любопытные подробности о наследственной тяжбе, почти полвека продолжающейся, которая влечет за собою бесконечные злоупотребления. В 1828 году 8-й Департамент Сената признал, что противники твои владели спорною землею незаконно ("неправильное владение"), и решил дело в твою пользу; но в 1838 году тот же Сенат находит, что владение противников было законно ("добросовестное владение"), и решает дело против тебя. Просьба твоя о перенесении дела в Общее Собрание отвергнута Комиссией Прошений, вопреки всем существующим узаконениям. По родству и дружественным связям можно бы подозревать меня в пристрастии, если бы я сказал свое мнение об этих событиях, которые, впрочем, явны и не требуют пояснений. Но должно предупредить тебя, что случившееся с тобою совсем не новость и не редкость в России. Напротив, редки и новы такие тяжбы, в которых не бывает подобных уклонений.
Главные причины этих беспорядков не заключаются, как многие воображают, в недостатке Свода Гражданских Законов... но находятся в обрядах судопроизводства и в составе судилищ. Наше судопроизводство начинается во мраке, тянется в безмолвии, украдкою, часто без ведома одной из участвующих сторон и оканчивается громадою бестолковых бумаг. Нет адвоката, чтобы говорить за дело; нет присяжных, чтобы утвердить событие, и в особенности нет гласности, чтобы просветить, удержать и направить облеченных судебной властью. Их решения, даже справедливые и законные, становятся источником новых тяжб, по темноте и безграмотности определений.
Что касается до состава судилищ, стоит взглянуть на людей, которые берутся отправлять Суд. Кавалеристы, которые не усидят уже верхом; моряки, которые не снесут уже качку; иностранцы, которые не понимают русского языка; одним словом, все, которых некуда девать, находят мягкое кресло в Правительствующем Сенате. Низшие места и должности наполняются людьми, также чуждыми познаний юридических, но одаренных чутьем к ябеде и знающими наверно, сколько тяжба может принести им доходу. Таковы вообще люди, которым вверена участь сироты и вдовицы и которые по своему произволу произносят решения о правах жизни и чести граждан.
Необходимо обнаружить эту главную причину злоупотреблений, потому что ее влияние решительно на судьбу наших соотечественников и потому что ее можно отстранить, по крайней мере отчасти, не изменяя остальных государственных учреждений. Несмотря на отчаянное положение твоей тяжбы вследствие противоречащих решений и непринятия твоей просьбы, есть надежда и непреложное средство достигнуть третьего противоречащего решения, внести твою просьбу и все исправить. Но я не укажу на это средство, потому что оно несообразно с нашим образом мыслей. Мы можем терпеть, но мы не должны делать худого с сознанием. Среди печалей и забот, которые окружают отеческое пепелище, ты найдешь утешение, вспоминая, что брат твой восстал против этого порядка вещей и что жизнь его в изгнании есть постоянное свидетельство его ревности к общему благу. Прощай.
Любезная сестра. В Петропавловской крепости я заключен был в каземате No 7, в Кронверской куртине, у входа в коридор со сводом. По обе стороны этого коридора поделаны были деревянные временные темницы, по размеру и устройству походившие на клетки: в них заключались политические подсудимые. Пользуясь нерадением или сочувствием тюремщиков, они разговаривали между собою, и говор их, отраженный отзывчивостью свода и деревянных переборок, совокупно, но внятно доходил ко мне. Когда же умолкал шум цепей и затворов, я хорошо слышал, что говорилось на противоположном конце коридора. В одну ночь я не мог заснуть от тяжелого воздуха в каземате, от насекомых и удушливой копоти ночника,- внезапно слух мой поражен был голосом, говорившим следующие стихи:
Задумчив, одинокой
Я по земле пройду, незнаемый никем.
Лишь пред концом моим,
Внезапно озаренный,
Познает мир, кого лишился он.
- Кто сочинил эти стихи? - спросил другой голос.
- Сергей Муравьев-Апостол.
Мне суждено было не видеть уже на земле этого знаменитого сотрудника, приговоренного умереть на эшафоте за его политические мнения. Это странное и последнее сообщение между нашими умами служит признаком, что он вспомнил обо мне, и предвещанием о скором соединении нашем в мире, где познание истины не требует более ни пожертвований, ни усилий.
Письма обращены к сестре декабриста Е. С. Уваровой. Они представляют собой целостное публицистическое сочинение, своеобразный политический памфлет, объединенный единым замыслом. Письма являются органической частью цикла сибирских произведений декабриста.
Публикуется по изд.: Декабрист М. С. Лунин. Сочинения и письма. Пг., 1923.
1 Имеются в виду слова министра просвещения С. С. Уварова в отчете Николаю I о том, что "последний якорь спасения и вернейший залог силы и величия нашего отечества" в "охранительных началах православия, самодержавия и народности". Под "народностью" министр понимал патриархальную покорность крестьян помещикам и царю.
2 Фемистокл - известный государственный деятель Древней Греции (V в. до н. э.).
3 Киевский университет (Святого Владимира) был закрыт в марте 1839 года, так как в нем было обнаружено тайное общество студентов. Правительство часто нарушало устав Дерптского университета.