Михаил Петрович Новиков
Письмо к И. В. Сталину
Date: 21 марта 2009
Изд: Новиков М. П. "Из пережитого", М., "Энциклопедия сел и деревень", 2004.
Ввиду того, что газеты таких вопросов не печатают, я решил писать вам, чтобы указать на них.
1) По инструкции о мерах понуждения к уплате сельхозналога подлежит описи и продаже излишнее крестьянское имущество, как мелкий скот, самовары, куры, и т. п. Но последняя лошадь, корова, необходимый инвентарь и постройки описи не подлежат. Что же из этого выходит? Ввиду очень большого количества однолошадных и однокоровных хозяйств и неимения предметов роскоши, подлежащих продаже, все такие хозяева совершенно сознательно не платят налога а также сознательно не заводят лишнего скота и построек, и все 9 лет с начала революции поддерживают себя на линии бедняков. Насыпят полные амбары хлеба, продают и пропивают и покупают селедок, баранок, чай-сахар, масло и т. п.; водят свиней, овец, но так, чтобы они не попадали в опись, а потом режут и едят во славу Божию. А так называемые середняки и зажиточные, с которых берут 50-100 рублей, ведут более трезвую, но голодную жизнь и мяса, баранок и селедок почти никогда не имеют и не покупают; где же взять, когда для уплаты налога приходится продавать половину всего хлеба. Видя это, середняки больше и больше из года в год выклянчивают льгот и скидок, а затем, постигши механику так называемых бедняков, и они вовремя продают мелкий скот, прячут самовары и перестают платить налог. Мы, дескать, бедняки, и взять с нас нечего.
Разве это справедливо! Почему для государства громадное количество земли пропадает неоплаченной? Ведь и земли эти так называемые бедняки набрали теперь равное количество со всеми, от 5 до 12 десятин и не дают за нее ни гроша. Государство дает землю, за землю и должно в равной мере спрашивать со всех, а хлеб, получаемый с земли, должен идти за неуплату оброка в первую голову. Почему он не подлежит продаже? Разве это не равнение на нищих?
2) До революции наше общество по окладному листу Казенной палаты платило земельного, земского и волостного сбора от 700 до 800 рублей за 457 десятин всей земли, то есть на круг от 1 рубля 60 копеек до 1 рубля 80 копеек за десятину. За все же годы после революции платили в 2-3 и 4 раза больше, как натурой, так и деньгам и в текущий 26-27 год должны заплатить 1653 рублей за 344 десятины (часть домов ушла на хутора), то есть в среднем на круг по 4 рубля 80 копеек, то есть почти в 3 раза
470
больше. Но так как налог берется не в равной мере с земли, как признавало и признает крестьянство, но и со скота, то вместо 4 рублей 80 копеек одни заплатят по 2, по 3 и по 4 рубля, а другие, у которых и земли, и набираемого хлеба даже меньше, заплатят по 5, 6 и 7 рублей (скот государство не дает, а потому и облагать не вправе). Что же это за справедливость такая и откуда она выкопана? Ясно слепому, что такая кровная обида ошибает руки к трудолюбию даже у самых трезвых и старательных крестьян, а худых укрепляет в их неряшливости и оправдывает. "Зачем мы будем ломаться, - говорят они, - когда и с нас будут брать также по 7 рублей, как брали помещики за аренду?"
И ужели государству не жаль этих старательных крестьян? Поплатит он по 6-7 рублей за десятину в год, два, три, четыре в то время, как сосед, имеющий 10-12 десятин, не платит никогда ни копейки, пользуясь льготами и скидками как "бедняк", и возьмет его раздумье (не злоба, так как у хороших мужиков и злобы не бывает) а именно раздумье, поймет он, наконец, что в бедняках жить и выгодней, и сытней, и станет и сам думать, как бы ему избавиться от 7 рублей с десятины. Отказываться, не платить совсем он сразу не решится, а обстрижет свой скот так, что и с него вместо 6-7 рублей будет взиматься не больше 4. А что навозу будет меньше - плевать, на его век хватит, тем более, что молодежь теперь озорует, пожилых не слушает, значит и стараться не для кого. На моих глазах спиваются люди и оправдываются именно тем, что стараться теперь и не выгодно, и не для кого. Это ли не равнение на бедноту! И ужели правительство ничего этого не видит и не слышит? Должна же быть хоть какая-нибудь справедливость и жалость к этим людям. Ведь от революции мы ждали облегчения, а не 7 рублей с десятины.
3) Так называемым беднякам до сих пор даются ссуды на посевы, которых они почти не возвращают, ссуды из креспомов и, наконец, из прибылей на паи в потребительской кооперации отчисляются так называемые бедняцкие фонды, и им раздаются членские книжки с уплатой за них пая, хотя они в этих книжках и не нуждаются, так как на деньги в госспирте дают и без книжек, а в кооперации без денег не дают и с книжкой.
Значит, помимо того, что старательный крестьянин заплатит за них 10-30 рублей в налоге и пятый с него пуд хлеба в крестком пойдет без отдачи им же, еще и прибыль, начисленная на его пай в кооперации, пойдет им же.
471
Что же это, наконец, такое: помощь или явное развращение и поощрение пьянствующих всю жизнь людей? А какие результаты? Ровно никаких. Те же самые бедняки, которые и до революции плевали на печи в потолок и накапливали большие недоимки обществам и государству, теперь так же плюют в потолок и не платят ни копейки, владея теми же количествами земли, что и все прочие, и не только не богатеют, наоборот, подравнивают свою бедноту под одну гребенку: лошадь, корову, амбар хлеба на расход, а взять с меня нечего, проваливайтесь со своей описью. Разве это не равнение на бедноту?
Из того, что из года в год правительство вынуждает больше и больше освобождать от налога так называемых бедняков и больше и больше делать им льгот и скидок старых недоимок, ясно видно, что подъем идет не на гору, а под гору, и эта беднота усиленно размножается.
Доколе этакая правда будет стоять во главе угла хозяйственного развития деревни? Прошли уже все сроки и Божеские и человеческие. Пора ЦИКу партии и правительству пересмотреть эти вопросы и развязать руки всем, кто действительно хочет работать в деревне.
4) О том же, что с этих старательных крестьян, платящих теперь в 3-4 раза больше, чем до революции, берется еще в 2-4 раза больше и через рынок за теперешнюю продукцию рабочих, об этом и говорить лишнее, это и без того всем очевидно. Но что в крестьянстве лучше знают этому причину - сказать надо. Много крестьян переживало в городах и на фабриках до революции, и все они знали, что в среднем месячная плата на своих харчах была от 10 до 15 рублей для мужчин и от 6 до 10 рублей для женщин и девиц. А сдельная даже у ткачей и прядильщиков не была выше 20-30 рублей при 10-12-часовом дне. Потому и цены на ситцы были от 7 до 12 копеек, молескин от 15 до 35 копеек и тонкий шерстен от 25 до 60 копеек. А теперь, конечно, вы знаете, что ткачи и прядильщики за 8-часовой рабочий день получают до ста рублей, а наши деревенские девицы от 30 до 60 рублей. Так что прогрессия повышения зарплаты как раз соответствует повышению цен на продукцию. Конечно, в тех крестьянских семьях, из которых есть на заработках такие счастливчики, что получают от 50 до 100 рублей, домашняя нужда покрывается за счет этих заработков, и они живут как у Христа за пазухой, но таких, вы знаете, очень немного к общему числу крестьян. Остальные прямо-таки перебиваются с хлеба на квас и тужат о прошлом... Пустые картошки и хлеб и постоянная недоимка, вот и вся радость жизни.
472
Покойный Владимир Ильич хотя оказался плохим пророком, говоря на первом совещании по работе в деревне (в 1919-1920 гг.): "Когда рабочие наработают полные полки товара, мы перестанем обирать крестьян, установивши с ними правильный товарообмен... и нет причин бояться, чтобы рабочие повысили цены за свои товары в ущерб крестьянству". Как видим, причины эти нашлись и результаты давят на тощий крестьянский бюджет, но если бы он был жив, уж, наверное, не допустил бы с разинутым ртом ножницам оставаться на десятки лет. Нам, крестьянам, вот тут и непонятно: почему партия так слабо относится к этим ножницам и причем тут разные комиссии, когда все ясно как в зеркале.
Помилуйте, даже в паршивом деревенском кооперативе правленцы, опираясь на городские и фабричные ставки, хотят получать не меньше 40-60 рублей, а чуть покрупней оборот - и по 70 - по 100 рублей. Теперь даже и красть не надо, чего поди рисковать, все барыши от высокого наложения на товары и без того ими расхищаются в форме господского жалованья, разъездных и командировочных. А у населения, как говорится в сказке, по усам текло, а в рот не попало. И ужели партия этого не видит и не собирается окорнать все эти господские заработки и получения. Всюду и везде их надо сократить ровно втрое. И только тогда ножницы сомкнутся и во всем получится и желанная увязка, и возможность необходимого накопления, чтобы строить социализм в одном государстве.
5) Теперь в крестьянстве между теми, кто получает 40-150 рублей, пристроившись где-либо во власти или в торговой организации и лавочке, и между подавляющим большинством не получающих ведется скрытая злоба и ненависть из того, что уж слишком резко различаются эти два положения. Первые строят себе хорошие домики, едят мясо, белый хлеб, сливочное масло, а вторые, как я уже сказал, перебиваются с хлеба на квас, стиснутые клещами налогов и рынка. Это тоже ничего хорошего не сулит и должно быть устранено.
6) В обществе у нас полный беспорядок, никто никого не признает и никто не боится, в том числе и власти. Зелени, хлеб, луга, клеверища, когда это вредно, вытаптываются скотом до черной земли, земли вовремя не пашутся, дороги не чинятся, мосты разрушены, пожарного обоза почти нет, от пожарных сараев остались одни столбы, школы капитально не ремонтируются и не расширяются, 5-10% домов занимаются шинкарством и спаивают остальных, ночами хулиганство, озорство. И в такое время
473
сельская власть не имеет никакой власти и не может ни кого подстегнуть хотя бы 2-3 сутками каталажки с заменою штрафом, стыдиться тут нечего. Власть за все отвечает, а раз так - она должна быть твердая, приказывающая, а не разговаривающая и упрашивающая - какая они есть теперь. Довольно митинговать, надо строить порядок. Партия должна немедленно и этот пробел исправить, иначе деревня разложится окончательно и хозяйственно, и морально.
7) Простите, еще несколько слов о социализме. Социализм вещь прекрасная в теории, не меньше христианства, и нам, крестьянам, как единоличникам и собственникам более всех пролетариев чувствующим на себе огромное бремя хозяйской нужды и заботы о борьбе за существование, за целость и сохранность наших избушек на курьих ножках и дворов со сквозным ветром, особенно было бы интересно перейти к такой коллективной жизни, где бы меньше бы этих печалей и воздыханий. Но вот горе, грех в людях еще сильнее всей этой нужды и заботы и раздвигает нас по отдельным норам и гнездам. От этого греха святые люди уходили в леса и пустыни, а грешные соглашаются жить лучше голодной жизнью, лишь бы не зависеть от других и не связывать свой хозяйский интерес: "Щей горшок, да сам большой". Апостолы и апологеты христианства за подтверждение истины своей веры и учения шли на кресты и костры, отдавались на растерзание в цирках (о тюрьмах нет и разговору), что, конечно, имело огромное влияние на народные массы в смысле распространения учения. Апостолам и апологетам социализма нет никаких угроз и препятствий в проведении его в жизнь. Если, скажем, группа людей станет совместно жить и работать, обобществляя, кроме труда и орудий производства, даже домашний быт, то никакое правительство в мире не станет их преследовать (конечно, если они не выбросят лозунг борьбы и не будут иметь задачи Коминтерна). Но вот на наше горе, мы не видим серьезных примеров от серьезных людей, которые бы на деле осуществляли в жизни социализм. Коммуны, колхозы! - Но разве это пример? Кем они населены: горе-батраками, которые злобятся друг на друга больше, чем мужики в деревнях. И все они спят и видят обзавестись собственными углами и гнездами и, конечно, при первой возможности уходят и обзаводятся. Это, так сказать, социалисты по нужде и в пример не идут. Почему бы вам совместно со всеми крупными вождями, проживающими в Москве, в личной жизни не устроить настоящей идейной коммуны, какая бы была по созна-
474
нию всех единоличников. О, я очень, очень желал бы этого. Занимаете, к примеру, вы огромное здание на 2-3 тысячи человек, общая кухня, столовая, прачечная, хлебопекарня, швейная мастерская, а если можно, и курятник и скотный двор со свиньями и коровами. Вводите дежурства и строгую очередь (в месяц один-два дня даже вы и Калинин могли бы уделять для этого время). Все ваши жены, сестры и дочери по очереди моют полы, стирают, шьют и чинят белье, пекут хлебы, стряпают на кухне, обслуживают столовую, следят за чистотой в коридорах, уборных и т. п., личные комнаты в счет не идут, они остаются собственностью. Мужчины топят печи, колют и носят дрова, ходят за скотом, привозят корм, дрова, муку и всю провизию на кухню и т. п. Во всем строгий учет (как, к примеру, в казармах), ежедневно на доске расписывается дежурство, количество продуктов, меню. То же и по другим отраслям народного хозяйства. И, главное, во всем мир и согласие, и ни споров, ни брани, даже у женщин. Конечно, в мильенах иллюстраций жизнь такой коммуны наглядно показывалась бы во всем мире. Калинин, Сталин, верхи Советского правительства в личной жизни ведут образцовую коммунальную жизнь со всей ее простотой и материальной дешевизною. Да ведь наша беглая буржуазия полопалась бы с досады и зависти, а крестьянству ничего бы не оставалось другого, как учиться у вас и делать опыты. Все теперешние возражения потеряли бы под собой почву и смысл. Кажется, 14-й съезд Компартии успокоился на примирительной фразе относительно нашей промышленности "последовательно социалистического типа", но вот пока не проводится "последовательно коммунальная жизнь социалистического типа", на одной стропиле промышленности социализм не укрепить и не удержать в массах, пока его нет в личной жизни коммунистов наверху, он так и останется гласом вопиющего в пустыне.
8) Худо, совсем худо в городах от того изобилия денег, которыми располагают рабочие и служащие. Нарождается новый тип господ, а в особенности барышень. На бедную женщину свалилось это несчастье, и она под его давлением развращается до неузнаваемости, делаясь из хозяйки и матери просто содержанкой. Духи, пудра, краски и т. п. гадость находят себе так много потребительниц, что куда там старым барыням. И что унизительнее всего, даже деревенские девки все больше и больше занимаются этой гадостью, даже жены простых рабочих, не говоря уже о советских служащих, получающих по 100-200 рублей, мечтают и заводят себе прислугу и такие модные птичьи
475
костюмы и платья, в которых с трудом можно шагнуть на трамвай, а уж на извозчика без посадки и совсем нельзя. Отъелись, раздобрели до тошноты и хотят быть не помощницами мужьям, а только содержанками, с прислугой и обстановкой. Летом, едучи по городу в трамвае, я не знал куда девать глаз от полуголого женского тела со складками на толстых шеях. Куда там, наши крестьянки против них спички! Я не знаю: когда мы приедем к социалистическому устройству жизни личной и общественной, но чтобы не разводился омерзительный господский дух в Советском Союзе, это легко сделать теперь же, стоит только всех людей, живущих на получках, поставить в свои рамки и окорнать так, чтобы не на что было наводить туалеты и наращивать на своем теле лишний жир и мясо. Этот гнилой господский дух не приближает, а удаляет нас от социализма, и партия это понимает.
Решивши написать вам это письмо, я руководился самым искренним и серьезным желанием указать вам на ненормальности, которые более всего волнуют и тревожат крестьянство, надеясь, что хоть часть их вы измените в политике партии в будущем.