Главная » Книги

Роборовский Всеволод Иванович - Путешествие в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань, Страница 29

Роборовский Всеволод Иванович - Путешествие в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань



говаривают все-таки от хозяина муку, масло и другие продукты.
   Отыскание ключа случается редко, и если вода показалась скоро, то хозяин устраивает торжество: режет двух-трех баранов и собирает помочь из окрестных жителей для копания пруда. По окончании этой работы, все собираются на молитву и просят у бога, чтобы он послал обилие воды. После молитвы выпускают воду из-под земли в пруд, собирается толпа зрителей и торжество (тамаша) продолжается.
   Когда вода пойдет в пруд, хозяин карыза снова идет к вану, на этот раз с просьбой отвести место под пашни. Ван посылает того же дога, который отводил место под карыз, о чем доносится в Турфан китайскому начальству для составления податного списка. По этим спискам китайское начальство собирает хлеб в запасные казенные магазины, называемые у чанту "мо-аш".
   Обыкновенно пруд, равно как и выведенные из него на пашни арыки, обсаживаются густо деревьями: тополем, ивой, шелковицей, которые защищают воду от испарения под жгучими лучами солнца. На арыке иногда, если позволяет уклон местности, ставятся водяные мельницы, которые не в состоянии, однако, вымолачивать много, почему чаще пользуются мельницами с конными приводами.
   На зиму после уборки хлебов колодцы карызов закрывают прутьями и соломой, на которую присыпают землю, чтобы карызы не замерзли.
   Если же зимой это случится, то весной земля в галлереях будет обваливаться, и карыз может засориться.
   Население Люкчюна и окрестных селений управляется ваном Мамутом-султаном. Он имеет помощников в лице трех тайджиев, двух дога, одного топ-баши, одного удо-беги, двух мирабов, одного подшаба, одного хазначи, десяти аксакалов и двух секретарей, двух переводчиков китайского языка и двадцати яй. Ван и все чиновники обязаны носить косы и одежды китайского покроя.
   Вану около 40 лет от роду, он уроженец города Яркенда. Лет свыше сорока тому назад, еще до прихода в Люкчюн дунган, китайцы назначили люкчюнского вана, отца нынешнего, губернатором в Яркенд. Пробыв два года в Яркенде, жена вана соскучилась по своим родным в Люкчюне и поехала их навестить.
   Во время ее отсутствия ван женился на местной яркендской уроженке, которая, успев забеременеть и желая избегнуть неприятностей со стороны старой жены вана, возвращавшейся в Яркенд, ушла в город Аксу, где у нее родился сын Мамут-султан. В скором времени Кашгария перешла в руки Бадуалета, яркендского губернатора; вана сместили с должности как китайского ставленника, и выслали на жительство в Кучу, где он умер. Мамут достиг десятилетнего возраста, стал заниматься поденной работой и пасти скот, помогая своей бедной, лишенной всяких средств к существованию матери.
   Когда китайцы заняли земли Бадуалета снова, они разыскали в городе Аксу 17-летнего Мамута, привезли в Люкчюн и, как единственного законного наследника на ванский титул и люкчюнские владения, утвердили его ваном-правителем. Во время отсутствия вана из Люк-чюна городом временно управляет старший тайджи.
   Ван имеет от китайцев пурпуровый, с отделкою драгоценными камнями, шарик на шляпе, носит звание цинь-вана - князя 1-й степени, имеет желтую (цвет, присвоенный членам императорской фамилии) куртку и пользуется почестями, отдаваемыми членам императорской фамилии. При встрече с ваном, одетым в желтую куртку, все китайские подданные и сами китайцы обязаны падать пред ним ниц. Но несмотря на это, он в полном подчинении у китайских властей и, посещая их, не надевает желтой куртки, из уважения к ним, чтобы не заставлять их проделывать принятой китайскими обычаями церемонии.
   Однажды ван поехал в Урумчи по служебным делам к генерал-губернатору и, проезжая через Турфан, не заехал с визитом к тину - окружному начальнику - китайцу; последний написал генерал-губернатору бумагу, выражая свою обиду на вана. Тогда генерал-губернатор удержал вана в Урумчи без всякой надобности более двух месяцев. Подданные вана говорят: "Здесь китайские чиновники чванятся с нашим ваном, а в Пекине наш ван сидит рядом с императором, а этих самых чиновников во дворце богдохана и на помойной яме среди собак не найдешь".
   Через каждые три года ван ездит в Пекин для представления императору, которому отвозит подарки, состоящие в следующем: около 50 лучших лошадей, около 40 пудов изюму, 50 штук выдр с Лоб-нора, 50 штук отборных лисиц, 10 штук таранчинских кованых ножей, 100 штук хотанских белых мерлушек, 20 нагаек местной работы, 4 пуда сушеных дынь и 10 кусков бумажной материи местного производства. Все это обыкновенно отбирается от жителей безвозмездно.
   Ван Мамут-султан имеет двух жен, из них младшая бездетна. У старшей же трое детей: два мальчика и одна девочка; старшему мальчику - наследнику теперь уже около 14 лет, младшему около 12 лет и девочке восемь лет.
   Охота с гончими за лисицами составляет любимое занятие вана. Охота эта начинается с осени и продолжается до весны, пока у зверя хорошая шерсть. Никто из охотников в котловине не имеет права пользоваться этой охотой, она представляет исключительное право вана. Гончие собаки доставляются вану из Кульджи и Ташкента русско-подданными сартами, которые продают хорошую собаку лан за 50 (100 рублей).
   При ване находится всегда налицо 10 человек прислуги, которые не смеют никуда отлучиться и ежеминутно должны быть готовыми для исполнения приказаний вана и различных услуг.
   Жизнью своих подданных ван не может распоряжаться. По представлению вана китайский тин в Турфане казнит, но обязан уведомить об этом урумчийского дао-тая.
   Два раза в месяц, 5 и 20 числа, которые у китайцев считаются счастливыми, ван обязан ездить в Турфан для поклонения китайским бурханам в кумирне, что строго исполняется всеми чиновниками Магомета- нами, за что они сильно падают в глазах народа, теряя к себе уважение.
   Вану подчинено двенадцать крупных селений:
   1) город Люкчюн
   2) селение Богар
   3) 140 карызов
   -------
   1700 дворов
   4) Город и селение Пичан. Стоит на большой дороге на расстоянии 90 иолов (около 50 верст) на восток от Люкчюна; город окружен глинобитной стеною, исполняющей назначение крепости; внутри ее находится базар, около 50 лавок, половина из них чантуйских, половина китайских. Торгуют коноплей и стручковым перцем, которые вывозятся во внутренний Китай. В городе и окрестных селениях, причисленных к нему, расположенных на 50 карызах, находится жителей, - чанту, китайцев и немного дунган, - всего до 1000 дворов. Город стоит на Пичанской речке, которая орошает и часть селений.
   5) Селение Лямджин лежит за горами Туз-тау к северу вверх по речке, орошающей Люкчюн. Кроме вод этой речки жители пользуются и карызами. Преобладающие жители - чанту, затем китайцы, есть и дунгане. Всех семей до 600 дворов. Занимаются земледелием, садоводством, скотоводством, особенно славятся бараны и быки. В селении есть базар.
   6) Селение Хондо [Хандун] лежит вверх по той же речке верстах в десяти (20 иолов) выше Лямджина и ею же орошается; жители, до 300 дворов чанту, занимаются хлебопашеством и скотоводством; есть небольшой базар; из Хондо вывозятся в Турфан и Люкчюн просо и другие произведения земли и скот.
   7) Селение Чувань-кара [Чуванкер], в 4 верстах (8 иолов) к востоку от Лямджина. Жители - чанту, китайцы и дунгане, около 300 домов, занимаются хлебопашеством (орошение ключевое) и скотоводством. В Турфан возят просо, горох и бобы.
   8) Селение Чиктым, на восток от Пичана верстах в 30 (60 иолов); орошается ключами и карызами; 35 домов, преимущественно китайцев и дунган, и несколько чанту; небольшой базар окружен глиняной стеной, в которой кроме того стоит конная лянза китайского войска. Ключи, выбегающие из крепости, орошают пашни; но хлеба нехватает и на жителей, не говоря уже о лянзе, для которой все продовольствие привозится из Турфана.
   9) Селение Янхэ лежит от Люкчюна на северо-запад в расстоянии около 4-5 верст (10 иолов). Орошается карызами и частью Туёкской речкой. Жителей - 300 дворов чанту, 60 дворов дунган и около 20 дворов китайцев; на базаре до 10 лавок, в коих торгуют почти исключительно дунгане. Занятие: хлебопашество, разведение хлопка и садоводство. Жители отличаются дурными нравственными качествами, сравнительно с остальными обитателями котловины, крайне вспыльчивы, раздражительны и, что хуже всего, пользуются дурной славой людей вороватых.
   10) Селение Туёк, на северо-запад от Люкчюна верстах в 15 (иолов 30), расположено в устье ущелья высот Туз-тау, на речке Чонь-су, прорывающей их. Имеется небольшой базар для населения в 200 домов чанту и 15 дворов дунган. Занятие жителей составляет исключительно садоводство - виноградарство. Сушеный виноград Туёка славится на далекие пространства и вывозится в Пекин. 100 джин (3 п. 30 ф.) винограда осенью стоит около 1 лана 5 цин (3 р.). Кроме того в Туёке существует производство фитильных ружей, делаются сошки к ним, огнива, текмени, чугунные котлы, ступки и прочие вещи из чугуна.
   11) Селение Сынгым, в горах Туз-тау, орошается карызами; население 300 дворов чанту. Производится много проса и пшеницы.
   12) Селение Кара-ходжа, на северо-запад от Люкчюна в 25 верстах (50 иолов) на большой Турфанской дороге; орошается небольшой речкой, прорывающейся через высоты Туз-тау, и карызами. Население - 500 дворов чанту и 20 дворов китайцев и дунган. В Кара-ходжа растут прекрасная пшеница, просо, хлопок. Многие жители Кара-ходжи живут в северных горах в юртах и землянках, занимаясь скотоводством и охотой. Ими заведует отдельный дога, который смотрит за ванским, пасущимся в горах, скотом и собирает повинности за скот частных лиц, пасущих его там же. Эти жители сохранили свой монгольский тип, переменив буддийскую религию на магометанскую. В окрестностях много старых кладбищ, развалин и развалины древнего уйгурского города Идыгот-шари. Рассказывают, что в развалинах добывают много золотых и серебряных вещей и ценных камней. Эти находки случаются часто после сильных бурь, выдувающих песок и глину и уносящих их в воздух. Глины древних развалин служат прекрасным удобрением для пашен.
   13) Селение Дыгай {У Грумм-Гржимайло - Дга.}, верстах в двадцати семи (50 иолов), к юго-востоку от Люкчюна; самое восточное в котловине. Жители чанту до 200 домов. Орошается карызами. Здесь славятся дыни, растущие без полива; они называются миджиген-когун. Жители сеют просо, пшеницу, другие хлеба и хлопок.
   Кроме перечисленных селений есть и отдельные карызы, орошающие по несколько фанз и носящие название по именам хозяев, их устроителей. Точно узнать число этих карызов и число состоящих при них дворов не пришлось.
   Люкчюнскому вану принадлежали прежде озеро Лоб-нор и часть реки Тарима между ним и озером Баграш-кулем; с жителей этой местности ван получал всего 35 ямб серебра (около 3000-4000 рублей).
   В 1890 году китайцы выстроили на рукаве Тарима новый город Дурал и причислили к нему жителей озера Лоб-нора.
   Ближайшими помощниками вана считаются трое тайджи. Они разбирают всякого рода просьбы и чинят суд и расправу; от них дела поступают на усмотрение вана и для приложения печати, если ван утверждает решение тайджи. Таких печатей ван имеет две: одна маленькая - прикладывается ко всем бумагам вообще, другая большая, присланная вану из Пекина в 1888 г, которая прикладывается только к особенно важным бумагам.
   Дога производят суд по маловажным делам, их просматривают и утверждают тайджи; дога следят за правильным разделом воды во время полива пашен и исполняют поручения вана. 2 дога заведуют постоянными жителями в горах; они собирают повинности за пастьбу скота приблизительно в таком размере: со ста пасущихся баранов - один поступает в пользу вана; с лошади и коровы около 20 копеек на наши деньги - в казну вана; с верблюда 30 копеек. Это дает ежегодного дохода лично вану до 3000-4000 рублей, кроме собираемых баранов. Оба дога наблюдают в горах за пастьбою ванского скота и за охотниками. При наступлении весны они собирают всех охотников и направляют их в леса за маралами; шкурами и мясом убитых охотники могут пользоваться, рога же этих зверей все поступают в пользу вана. Обыкновенно за лето убивается до 25 маралов, не включая сюда маралов, убиваемых тайно другими, не записанными в охотники, а также и последними, при удобном случае.
   Зимой дога следят, чтобы добытые лисицы или волки были непременно, доставлены вану, за что платы никакой не полагается. Утаившего добытого зверя у себя или продавшего на сторону наказывают палками, а шкуру зверя и ружье отбирают от него.
   Вообще без особого разрешения вана трудно добыть этих зверей, потому что охота на них принадлежит исключительно самому вану. Он охотится с собаками и соколами.
   Уда-беги обязан следить за порядком во дворце и распоряжается всем дворцовым управлением.
   Топ-баши докладывает и представляет вану желающих лично ему передать свою просьбу или объясниться по какому-либо случаю с ним.
   Подшаб заведует арестантами, разыскивает и ловит воров, присутствует при наказаниях, заведует ночными караулами в городе и охраною дворца, а также и всеми яийми. Яий - конный посыльный при дворце.
   На руках секретаря вся казенная переписка; он пишет прошения, расписки и пр.; за каждое прошение получает 20 копеек, а за расписку 10 копеек.
   Переводчик обязан переводить все бумаги на китайский язык при сношениях с китайскими властями и присутствовать для устных переводов при переговорах князя с китайцами.
   Мирабы и аксакалы заведуют мо-ашем, т. е. собирают хлеб для пополнения запасных магазинов и подать с населения дровами и пр.
   Кроме того при дворце вана есть и другие второстепенные должности.
   Еще существует в настоящее время около ста человек ходжей, ведущих исстари свой дворянский род и имеющих потомственные земли, переходящие из рода в род. Для обработки этих земель ходжи имеют людей, вроде крепостных, обязанных работать на своих господ (ходжи - господин). Ходжи среди простых чанту пользуются особым уважением. Из числа их назначают на различные почетные должности.
   Всякий, ищущий справедливости, отправляется прежде всего к секретарю, который дает ему советы и пишет прошение за условную плату. Это прошение подают вану через уда-беги. Ван, рассмотрев прошение, передает его для подробного расследования дела одному из дога. Дела более важные передаются к тайджи, и если у последних является какое-либо сомнение относительно решения дела, то его рассматривает сам ван. Особенно важные дела доходят до турфанского окружного начальника - "тина", который постановляет решение в окончательной форме. Ему предоставляется право смертной казни через повешение или через отсечение головы, особенно виновных против китайских властей или войск; но о таких случаях тин обязан доносить генерал-губернатору в Урумчи.
   Суд у чанту не особенно нуждается в свидетелях, да и допускаются только взрослые, имеющие уже бороду. Безбородые свидетели доверием суда не пользуются, и лишь трое безбородых могут заменить одного бородатого. Свидетелей на суде вполне заменяет присяга. Никто никогда не решится присягнуть ложно или нарушить присягу. К присяге приводит и просителя и ответчика сам алим-ахун. Он читает им предварительно узаконения относительно присяги или корана и объясняет им, насколько велико преступление ложной присяги перед богом и людьми. Ложно присягнувшему будут закрыты в будущей жизни двери рая; и даже за правую присягу рай будет отдален от присягавшего. Вообще редко кто решается прибегать к присяге, столь важному религиозному акту, потому что на это и духовенство, и власти, и все соседи смотрят крайне неодобрительно, и человек присягавший роняет свое достоинство в среде своего общества.
   Но раз дело уже дошло до присяги, алим-ахун посылает враждующих и муллу за город или в другое уединенное место, ибо в присутствии людей не производится присяга, чтобы не подавать соблазна людям. За городом мулла садит враждующих рядом лицом на запад и заставляет их читать беш-имам, т. е. пять молитв, в которых присягающие клянутся магометанской верой, отцом, матерью, родными и всем близким и дорогим. По окончании клятвы они идут к алим-ахуну, который решает дело по своей совести и усмотрению. При судопроизводстве никто не считает судей неподкупными, и потому судящиеся принимают это обстоятельство в расчет.
   За проступки и преступления здесь существуют такого рода наказания.
   За маловажные проступки провинившегося садят под арест в светлое помещение на сроки от 5 до 20 дней. Арестованный пищу получает из дому или покупает ее на свой счет. Если же арестованный не имеет родственников и денег, тогда он получает от казны один фунтовый кунаковый (просяной) хлеб и сколько угодно холодной воды. Сидевшие под арестом записываются в особый журнал, который ведет подшаб.
   За более важные проступки арестуют в светлом помещении на 20-40 дней на тех же основаниях. Для более продолжительных арестов существует яма - подземелье, которое устроено так: в глиняной квадратной фанзе в 8-10 аршин длиною, с одним окошком в потолке, на полу выкопана круглая яма, глубиной до трех саженей. Сюда опускается присужденный и выдерживается от 6 месяцев до 2 лет. За все это время арестованному не бреют голову; от грязи и зловония разводятся миллиарды самых назойливых насекомых. К чести нынешнего вана это учреждение давно уже не заключало в свои недра арестованных.
   Виновного сажают в светлый карцер, и ноги его забивают в колодки, для чего вдоль всего карцера пропущено бревно, в котором сделаны отверстия для ног. Виновному, в сидячем положении забивают ноги в колодку, лишая его этим возможности вставать или ложиться на время от пяти месяцев до двух лет.
   Осужденному надевают на шею деревянную доску на время от 5 дней до 2 лет. Доска эта квадратная около 1 1/2 аршин в квадрате, с отверстием для шеи посредине. Она раздвигается, чтобы надеть ее через голову на шею. После того как ее наденут, поперек щели сдвига наклеиваются полосы бумаги со сведениями, за что и когда надета на виновного эта доска, и когда ее следует снять. С этой доской наказанного отпускают на все четыре стороны. Днем он свободно ходит по базару, смотрит театральные представления и вообще участвует в уличной общественной жизни; на ночь приходит в ямынь (полицейское управление). С этой доской он может ходить, стоять и сидеть на корточках; лежать он не может - навешенная ему на шею доска не позволяет этого. Все время, пока не снимут доски, наказанный не может брить головы.
   Для наказаний телесных у властей имеется плеть такого рода: три сыромятных ремня в две четверти длиною и в полтора вершка шириною, прошитых по краям ремешком же, приделаны к деревянной ручке в четверть длиною. Таким образом получается широкая плеть, которою наказывают следующим образом: виновного ставят на колени; стоящий сзади его человек берет его за уши, упирая своими коленями ему в спину, тогда лицо виновного поднимается кверху. Другой человек со всего размаху ударяет его плетью по губам. Удары даются от 5 до 20. Наказываются и мужчины и женщины.
   Употребляется еще трехгранная палка, толщиною в полвершка и длиною в один аршин. Присужденного кладут на скамейку спиною вверх. Два человека держат его за ноги и один за голову, а палач, держа в обеих руках такую палку, с силою ударяет концом ее по нижней мягкой части спины и ног. Удары производятся с оттяжкой, не часто. Счет им ведет подшаб, присутствующий при всех наказаниях. Дают от 10 до 50 ударов. После наказания или отпускают сейчас же на свободу, или еще выдерживают под арестом, судя по преступлениям.
   Есть еще тяжелая палка, длиною два аршина и толщиною в 2 вершка, тоже трехгранная. Ею наносят от 5 до 25 ударов. Наказывают так же, как и предыдущей. Не всякий выдерживает 15 ударов, и теряет сознание. Тогда дают ему очнуться и продолжают бить, чтобы выполнить назначенное число ударов. После двадцати пяти ударов очень многие прощаются совсем с жизнью, а другие поправляются лишь через 5-7 месяцев. Это одно из тяжких наказаний. Его применяют за грабежи, воровство и разврат.
   Железный брусок в два пуда весом и длиною в рост человека. К одному концу его приковывается левая рука или шея наказуемого, к другому левая нога, и таким образом наказанный отпускается на свободу. Прикованный к бруску ходит, смотря по определению властей, от 20 дней до 2 лет. Во все это время волос не стригут и не бреют. Таким образом наказанный не имеет возможности ни сидеть, ни ложиться, последнее он может лишь при чьей-либо помощи, но без этой помощи он не может и встать.
   Спит он чаще стоя, обняв свой брусок и прислонившись с ним где-нибудь у стены. Это тоже одно из томительных наказаний.
   Исключительно для женщин существует еще такое наказание за прелюбодеяние. Виновную кладут на скамейку лицом вниз, складывая ей крестообразно руки и туго привязывая волосами к скамье. Два человека держат ее за ноги. Поместившийся у ее изголовья палач берет в обе руки крым-камчу, толстую плетеную из сыромятных ремней плеть, и с силой ударяет ею вдоль спины виновной, так что концами своими плеть приходится по мягким частям, ниже спины. Это наказание, применяемое в количестве 10-50 ударов, очень тяжелое.
   Когда местное судопроизводство не может добиться истины и встречается с упорным запирательством обвиняемого, власти в важных случаях прибегают к пыткам; например, обвиняемого и не сознающегося в преступлении сажают на скамейку, вытягивают его руки вперед, складывают ладонями вместе, и на кисти рук надевается железное кольцо, а между ладонями заколачивается деревянный клин; если обвиняемый сознается в своей вине, чистосердечно раскаиваясь, то железное кольцо снимают с рук и садят его под арест для дальнейшего следствия до решения суда. Если же он упорно запирается, то эта пытка усиливается, пока не исторгнет сознания.
   Пытаемого садят на скамейку с вытянутыми вдоль нее ногами, под пятки подкладывается кирпич, в коленях ноги притягиваются веревкой к скамейке, ноги с хрустом сгибаются в обратную сторону. Если пытаемый не сознается, то под пятки подкладывают 2 кирпича и вновь колени притягиваются веревками к скамейке; от нестерпимой боли пытаемый оглашает воздух нечеловеческими криками и теряет сознание. Ему ослабляют веревки, приводят в чувство холодной водой и допрашивают. Если он не сознается, пытка продолжается.
   Скручивается на твердом полу толстая железная цепь и ставят на нее пытаемого на колени. Сзади на икры ног накладывается брусок и надавливает на ноги, отчего кольца цепи вдавливаются в колени с неимоверной болью, которая приводит пытаемого к потере сознания. Тогда его приводят в чувство и допрашивают или продолжают пытку, если он не сознается.
   Туго связывают кисти рук ладонями вместе и забивают под ногти деревянные спицы или заостренные кусочки соломы дырисуна (Lasiagrostis splendens) до второго сустава пальцев. Эти спицы вынимают и снова заколачивают под ногти и вынуждают пытаемого к сознанию.
   Все пытки, которых довольно много, в таком же роде; есть и настолько жестокие и гадкие, что, записывая их, чувствуешь крайне неприятные ощущения. Туземцы говорят, что в старину у них этого не было, все это появилось вместе с приходом в страну китайцев, которые в жестокостях доходят до виртуозности. Вообще нелюбовь к китайцам у чанту проглядывает во всем. Все, что есть худого в стране: воровство, обманы, болезни, взятки, распутство, и все, что только не заслуживает одобрения, все они приписывают влиянию китайцев.
   Среди всего люкчюнского духовенства высшее место занимает алим-ахун. Он пользуется очень большим значением и почетом, даже ван при встрече с ним первый слезает с коня для приветствия. В глазах же простых людей он чуть не достигает значения святого. В его ведении находятся все мечети, мазары, все муллы при мазарах и мечетях и до 300 мулл, изучающих коран наизусть на арабском языке. Из числа их алим-ахун замещает должности ахунов, т. е. мулл в мечетях. В Люкчюнской духовной семинарии, медресе, муллы изучают свои духовные премудрости до 30 и более лет, чтобы иметь право объяснять народу значение корана и молитв на арабском и персидском языках, а также и другие священные книги. Существует в распоряжении алим-ахуна 10 мулл-ахунов, на обязанности коих лежит следить за жителями, чтобы они совершали в мечетях, к которым приписаны, все положенные намазы (молитвы), и понуждать родителей отдавать своих детей в школы. Они обязаны проверять молящихся и уклоняющихся от молитвы в мечетях без уважительной причины, имеют право наказывать от 5 до 20 ударов плетью или палкой. Особенно строго наблюдается за выполнением утренней молитвы. Кроме них есть 10 ахунов, назначаемых алим-ахуном по участкам для совершения чтений при покойниках и похоронах, и чтобы они следили за правильностью соблюдения религиозных обрядов в этом случае. При алим-ахуне состоит мулла муджун-ахун; его должность заключается в составлении календаря.
   Кроме того существует множество низших степеней духовенства, занимающихся нищенством; они одеты в лохмотья, носят остроконечные шапки, ходят и распевают духовные стихи под звуки побрякушек и инструментов и кормятся подаянием; их зовут дивана.
   Среди женщин есть тоже занимающиеся духовными песнопениями. Они называются буве; между ними есть старшая, которая собирает этих женщин и отправляется в дом, куда их приглашают для молитвы на целую ночь. В доме, где их ожидают, колют барана, устраивают угощение в отдельной комнате, где хозяин и другие мужчины присутствовать не могут. После угощения собравшиеся буве поют всю ночь напролет духовные стихи и молитвы, прося у бога того, что особенно нужно хозяевам, за что получают деньгами, хлебом, мясом, одеждами и проч. Все эти женщины представляют собой нечто вроде монашенок, чаще всего бывают вдовы и в отличие от прочих носят на голове под шапкой остроконечный белый далембовый колпак. Вообще женщины не ходят молиться в мечеть, а в определенное время творят намазы дома, совершая перед этим обильные омовения; на голову одевается остроконечный колпак, закрывающий волосы, и на небольшом джай-намазе (коврик, подстилаемый при молитве) женщина молится, как и мужчина.
   Ежегодно из Люкчюна отправляется в Мекку до 50 человек на поклонение гробу Магомета. Путь держат через Индию. Люди недостаточные собирают для этого путешествия деньги с мира, на что все дают очень охотно. Люди же денежные делают хорошую операцию, потому что на обратном пути в Индии закупают на оставшиеся деньги товары, которые с барышом продают дома; этой торговлей окупаются их расходы и даже получаются значительные барыши. Отправляющиеся в Мекку собираются вместе, и их на дорогу напутствует и благословляет алим-ахун. По возвращении же на родину ранее прихода под свой кров, богомольцы являются к алим-ахуну и после него направляются в свои дома к родным. Посетивший Мекку паломник принимает звание хаджи и пользуется среди туземцев почетом.
   Материалом для всех почти построек служит глина в сыром своем виде, в смеси с соломой, и в виде необожженных кирпичей. Обожженные кирпичи употребляются только в очень редких случаях. На двери, косяки, рамы и проч. идет дерево: тополь, ель (из гор), ива.
   Стены построек складывают из сырцового кирпича. При постройке кирпич кладут прямо на землю, так как местные архитекторы не признают никакого фундамента. Стены выводятся толщиною у основания от 1 до 1 1/2 аршина, кверху они немного уменьшаются; вышина стен 4-5 и даже более аршин, если крыша предполагается плоская, деревянная, и 2-3 аршина, если потолок выводится сводом, полукругом. Такая постройка называется кемира. Кемира строится потому, что на потолок ее не требуется леса, а также и потому, что в летние жары в них прохладнее. Окна делают небольшие, около квадратного аршина вверху западной стены под потолком, а в потолке оставляют еще отверстие, величиною с квадратный полуаршин, называемое тюндюк; на ночь его закрывают, а утром чуть свет его открывают для пропуска света и воздуха. Вместо рамы в тюндюк вставляют поперечную перекладину, а в окно решетку, которую зимою заклеивают для тепла белой бумагой.
   Дверные косяки ставятся, когда стены уже готовы; для них при постройке стен оставляются места. Двери без петель, вращаются на пятках. Для запирания двери устраиваются железные накладки в виде короткой цепи с пробоем. Двери часто двустворчатые, невысокие, при входе требующие наклонения головы. Пороги делаются невысокие. Стены штукатурятся глиной, смешанной с рубленой соломой, а плоский деревянный потолок обкладывается изнутри камышовой цыновкой.
   Пол земляной, хорошо утрамбованный; в нем делаются три углубления: первое, около двух аршин в квадрате, возле очага, второе углубление до трех аршин длиною, возле двери, и над третьим у задней стены устраивается кан. В первом помещении человек, подкладывающий дрова под котел в очаг, во втором все приходящие в дом оставляют свои калоши. Кан у бедных застилается войлоком, а у богатых ковром. На него приглашаются обыкновенно все посетители дома. Если у хозяина две комнаты, то в одной вмазывается котел для варки пищи, а в другой, посредине кана, устраивается очаг, вроде нашего камина. Кан делается внутри пустой и отапливается снаружи, чтобы на нем было тепло сидеть, а ночью спать. В присутствии гостей камин все время топится, в нем нагревается кунган с чаем для угощения гостя.
   Если фанза кроется деревом, то на стены сверху накладываются три бревна, вроде балок; на них настилаются ивовые или тополевые жерди, одна от другой на расстоянии не более аршина. Сверх жердей настилают камышовые цыновки или прямо хворост, поверх его накладывают траву и сверху засыпают землей в 2-4 вершка толщиною.
   В стенах жилых помещений делают ниши, называемые уюк, различных размеров. В уюки складывают войлока, одеяла, подушки, постель и разную обиходную мелочь, словом, они заменяют наши полки, шкафы я ящики.
   Верх крыши у фанзы всегда плоский; по краям выкладывают невысокую, около аршина, стенку в один кирпич толщиною. Летом семья спит на крыше; лестница на нее ведет из сеней или со двора, делается она из кирпича. К фанзе пристраивают сени, амбары, клети, конюшни и пр. Живут летом более в сенях, где сквозной ветер умеряет жару и прогоняет мошку. В сенях делается супа, глиняное возвышение до аршина высотою и до 4-5 аршин в квадрате. Супа тоже устраивается где-либо в тени на дворе, в саду под деревьями, близ арыка или пруда; на ней чанту проводит все теплые и хорошие дни.
   В амбарах закрома делаются из сырцового кирпича и штукатурятся глиной с соломой. Для муки же чаще употребляются ящики из дерева.
   В конюшнях ясли делаются тоже из сырцового кирпича. Такие же ясли устраиваются и где-нибудь на дворе в тени у стены, вокруг дерева, поблизости к воде, к ним в жаркие дни лошадь привязывается на чистом воздухе.
   Двор небольшой, обносится глинобитной стеной около 3 аршин вышиною, которая по верхнему краю убирается колючкой, чаще всего ветвями сугака (Lycium rulhenicum), чтобы препятствовать перелезанию через стены. Ворота устраиваются двустворчатые, решетчатые или сплошные дощатые, входная калитка делается или в воротах или же рядом. В городе и в Богаре ворота делаются почти у каждой фанзы, а на карызах не везде. Если есть сад, то его тоже обносят стеною.
   В саду или в огороде, где-нибудь поближе к дому, непременно засевается грядка с цветами, которые очень любят прицеплять под шапку не только женщины, но даже и мужчины.
   Отхожих мест не устраивают; летом пользуются прикрытием густой листвы кунака (проса), а зимою - удобными местами около заборов и стенок за оградой дома; в ограде же своей пачкать считается за большой грех. Отправлять эти обязанности в присутствии посторонних не считается неудобным даже для женщин.
   В одной из стен комнаты вбивается длинный деревянный гвоздь, на который вешается полотенце для утирания по утрам лица после умывания; на таком же гвозде висит зеркало, у которого женщины делают свой туалет.
   В передней стене, в уюке, стоят ящики, возле которых складывается постель, свернутая в попону.
   Полы застилаются войлоками, а у богатых поверх них коврами.
   Кровати делаются глухие, вроде ящика, и невысокие, не выше аршина, спят в них только летом из боязни скорпионов; зимою же спят на канах, где теплее. Постель стелется головой на север, или, в крайнем случае, на юг. Ложиться головой или ногами к западу считается очень нехорошим, почти грехом. Ложась головой на север, чанту ложится на правый бок, чтобы лицо обращено было на запад. Постель делается из войлока, застланного ватным одеялом. Простынь не употребляют. Под голову кладется круглая (валикообразная) подушка. Накрываются ватным стеганым одеялом, а зимой поверх его бараньей шубой.
   В одной из комнат, в переднем углу, стоит маленький столик, завернутый в дастархан с угощениями.
   В комнате, служащей кухней, в уюке складывается лук, соль, масло, всякая посуда, и вообще уюк заменяет в кухонном хозяйстве кладовку или шкаф.
   Домашняя посуда большею частью глиняная; для воды употребляется посудная тыква. Медной и деревянной посуды мало; попадаются китайские чашки. Большие деревянные совки, доходящие до 1 1/2 аршина длиною и до пол-аршина шириною, служат для замешивания теста, промывания риса для плова; деревянные большие блюда служат для складывания вареного мяса при угощении.
   Глиняные чашки разной величины служат для еды и подаются по 2 на человека, одна маленькая и одна большая. В большой подается самая пища, а из маленькой ее едят. За столом употребляются китайские палочки и долбленые деревянные ложки. Ножи с тупыми концами, с деревянными или костяными ручками, часто китайского образца; вилок не употребляют, их заменяют китайские палочки, частью же пальцы.
   Ковши и поварешки делаются из тыквы. Котлы и ступки чугунные, привозные и местного производства; железные подносы русского производства. Чайники - чайдуши - медные, с узкими высокими горлышками и с носиками. Рукомойники глиняные. Сита для муки волосяные, привозные из России. Решета местные, плетутся из узеньких ремешков козьей шкуры. Тарелки глиняные, изредка фарфоровые и немного медных; блюда глиняные для лапши, пельменей и плова.
   Для воды имеются большие глиняные горшки до пяти ведер вместимостью; они ставятся в сенях и накрываются деревянными дощатыми кругами. Воду в них набирают очень рано утром, когда вода еще не успеет нагреться и замутиться; днем же в арыках вода настолько нагревается, что делается неприятной, и кроме того днем она мутится скотом, мальчишками и пр.
   Соль употребляется серая, прямо с солончака, и разбалтывается в воде, которой дают отстояться хорошенько и употребляют в пищу. На базаре соли почти не продается, потому что каждый добывает ее сам, так как она всюду в изобилии.
   Свечей здесь совсем почти нет, а для освещения жгут в светильниках (малых открытых сосудах с носком, на который вытягивается фитиль) - чираках - ватное масло. Чираки делаются чаще чугунные, мало глиняных; фитиль для огня свертывается из ваты.
   Для стирки белья употребляют большую глиняную чашу и мыло местного производства.
   Мебели никакой не существует, кроме небольших столиков (на низеньких, не выше 1/2 аршина ножках) для угощения. Столик этот скатертью не покрывается.
   Чай пьют соленый с молоком, если же без молока, то соли не прибавляют. В чай крошат лепешки и достают их из чашки прямо руками или китайскими палочками, имеющимися у большинства чанту в ножнах при китайском ноже, привешенном по обыкновению у пояса.
   Хлеб большею частью едят из сорго; пшеничный едят только богатые, а бедные только как лакомство, в большие праздники. Для закваски теста всегда оставляется немного старого теста, которое заменяет собою дрожжи. Тесто месят руками. Ставят его в теплое место и тепло укрывают, чтобы хорошо закисло.
   Пекут лепешки в особых для сего устроенных на дворе печах (тунур), которые топят главным образом сухим янтаком (Alhagi sp.) и соломой. Пуд пшеницы стоит 80 копеек, а пуд проса-сорго 25 копеек. Урожай пшеницы весь сдается купцам за долги, которые накопляются к осени за лето, когда ни у кого нет денег.
   Универсальное обеденное блюдо состоит у чанту из лапши (ун-аш). Мясо едят очень редко и то зимой, когда убитая скотина долго не портится.
   По утрам пьют чай. Чай на базаре не покупают, а каждый имеет свой чай. Для получения его высевается особый вид проса - чай-кунак, коричневого цвета; зерна его сушат и толкут в деревянной ступе и заваривают в котле; этот взвар употребляется вместо чая.
   В полдень и вечером варят лапшу. Приготовляется она так: складывают в котел с водой чисто вымытый горох, ломти редьки, и, если есть мясо, то крошеное кусочками. Когда все это сварится, то берут из котла жижи, солят ее и на ней замешивают крутое тесто из пшеничной или кунаковой муки, раскатывают его на тонкие листы и нарезают их ленточками, которые бросают в кипящий котел и дают два-три раза прокипеть. Затем лапша разливается по чашкам. Если нет гостей, то вся семья кушает вместе; если же есть гости, то с ними сидит хозяин и угощает их, а семейство обедает у котла. Богатые угощают еще пельменями, пловом, который вообще считается лакомством. Пельмени иногда готовят с мясом, тыквой, зеленым луком и проч. Их варят на пару, как китайцы, и зовут китайским именем манту. Делают и маленькие пельмени, которые варят в воде, их называют чушур. Пекут лепешки на кунжутном масле и называют пошколь. Главной же пищей все-таки служит лапша, кунаковый хлеб и холодная сырая вода, употребляемая, в очень большом количестве, особенно летом, во время жары.
   Гостей хозяин встречает обыкновенно еще за дверями дома; гость первый здоровается с хозяином, прикладывая руки к груди и делая ему поклон, приветствуя словами: "ассалям уалей кум" - мир вам. В ответ ему то же проделывает и хозяин и говорит "уалей кум ассалям" - и над вами благословение божие. Затем он отворяет дверь своего дома и становится по правую сторону ее снаружи, указывая правой рукою гостю, чтобы он вошел первый. Гость, войдя в комнату, сейчас же у дверей, снимает свои калоши - кавиш; хозяин ведет его на кан и усаживает. Он становится на колени и читает про себя молитву, держа перед собой повернутые к лицу ладонями обе руки; по окончании молитвы он проводит по лицу и бороде сверху вниз руками. Одновременно все присутствующие и хозяин делают то же. После этого все подымаются на ноги и кланяются гость хозяину и присутствующим, последние и хозяин - гостю.
   Гость, снова слегка привставши, спрашивает хозяина о здоровье всей семьи и благополучии дома. Тем же отвечает и хозяин. Затем садятся возле столика с дастарханом; чаще же дастархан стелется прямо на кане, без столика. Хозяин первым долгом раскуривает трубку с табаком, вытирает висящим тут же на чубуке платом мундштук и подает ее гостю обеими руками, слегка привставая и кланяясь, что делает и гость, принимая трубку обеими руками. Хозяин опять отвечает легким поклоном. Когда гость выкурит трубку, то он выколачивает из нее пепел, набивает снова табаком, раскуривает ее и, соблюдая описанный порядок, передает ее хозяину, который принимает ее с обычной церемонией. Это повторяется несколько раз, пока оба вдоволь не накурятся. Тем временем устанавливаются на дастархане угощения. Летом подают фрукты и овощи, а зимой угощают чаем и пловом. Кроме того на дастархане наложено много хлеба, на подносе сухой изюм, орехи, жужуба и разные сласти, в числе коих не последнюю роль играет и русский колотый сахар.
   Перед гостями ставятся фарфоровые (китайские) чашки с чаем; хозяин разламывает лепешку (хлеб) на четыре части и, указывая правой рукой гостям, просит их кушать. Если же угощенье состоит из более солидного обеда, т. е. плова, лапши, мяса и пр., то перед обедом подают теплую воду в кувшине и чашу для омовения рук и полотенце.
   В гостях сидят обыкновенно довольно долго. Если гость высокого звания или мало знакомый, то женщины не присутствуют. Если гость близкий сосед или пользуется вообще доверием семьи, то присутствуют все домашние.
   Когда в июне месяце поспевает пшеница, то турфанский тин посылает люкчюнскому вану бумагу с билетами на имя каждого земледельца; в этих билетах обозначено по-китайски и чантуйски сколько следует с означенного в билете лица получить хлеба в запасной китайский магазин в Турфане. Каждый получает свой билет на руки и обязан самолично сдать свою долю в Турфане, о чем заботится ван и наблюдает через своих дог.
   На карызах хлеб жнут, когда хотят, а возле города и в Богаре хлеб сжинается в течение трех дней по приказанию вана. Не сжавшие в этот срок хлеба не имеют права жаловаться на потравы, между тем как в другое время за потравы очень строго взыскивается с виновных в недосмотре за своим скотом; применяются даже и телесные наказания.
   С фруктовых садов китайцы получают деньгами: за каждое плодоносное дерево платят им по фыну серебра (8-10 коп.). Пошлиной обложены: виноград, яблоки, груши, абрикосы, персики, гранаты, орехи и вообще все деревья, приносящие съедобные плоды. Если в саду не фруктовые деревья, а строевой или дровяной лес, то за него выплачивается незначительная сумма за известное пространство. Хлеб оплачивается таким образом: тысяча шагов в длину и один в ширину считается за мо, и с каждого мо собирается по три шина (шин около 8 фунтов весом), причем размер урожая не принимается в расчет. Осенью, когда поспевает кунак (просо-сорго), сбор с урожая его получается китайцами таким же образом.
   Работа на карызе производится исполу. Если в карызе много воды, то участвующие в обработке пашни принимают на себя уплату соответствующей части мо-аш, равно как и все работы для посева; употребляют свои семена. Если же карыз маловодный, то хозяин его дает половину семян.
   По окончании пахотных работ приступают к чистке карызов, в чем участвуют и хозяева и пайщики. Если карыз не чистить каждый год, то он засаривается и уменьшает количество приносимой воды.
   Перед молотьбою ток гумна тщательно выметается, и хлеб из первой кучи сметается с него в присутствии хозяина карыза и поступает в пользу бедных - это называется очищением хлеба. Следующие кучи считаются уже чистыми. Хлеб, собранный половинщиком, делится мерами на две равные кучи; после каждой десятой меры совершается молитва, с просьбой у бога следующих десяти.
   По окончании меры хлеба разрезают дыню, которая была зарыта в ворохе хлеба, и съедают ее. Солома, равно как и все хлеба, овощи, хлопок и табак делятся пополам.
   Первый посев начинается около 5 февраля с пшеницы; в апреле сеют хлопок, собирают в июне, а после того сеют просо, сорго, кунжут и огородные овощи; они поспевают к октябрю.
   Полевые работы оканчиваются в ноябре, а в декабре начинают возить на пашни удобрение, состоящее главным образом из свежей слегка солонцеватой земли и наносной земли из тамарисковых бугров, образуемых ветром и состоящих из песка, мелкой пыли и веточек от тамарисковых кустов. Кроме этого в большом почете у люкчюнцев для удобрений бараний навоз. Он приготовляется так: место, куда загоняют на ночь баранов, засыпают слоем земли поверх накопившегося навоза, и снова держат баранов. Вновь накопившийся навоз опять покрывают слоем земли, и это повторяется несколько раз в течение всего года до очистки загона от навоза. Этот навоз считается лучшим удобрением, которое покупается за деньги; некоторые, не имеющие своей пашни, а содержащие только баранов, получают заметный доход от приготовленного таким образом навоза.
   Пользуются для пашен и голубиным пометом. Голубей держат в значительном числе в нарочно устроенных глиняных голубятнях - кептарь-хана, в которых скопляется много помета. Десять пудов этого помета стоит около 2-2 1/2 лан серебра (4-5 1/2 рублей). Вывезенные на пашню кучи земли или навоза выравниваются по пашне, и в феврале эти пашни поливаются водой.
   Врагом земледельцев является время от времени саранча; так, в 1894 г. 28 июля с севера прилетела в Люкчюн масса саранчи. Жители ничего не могли с нею поделать. По распоряжению вана, каждый должен был доставлять ежедневно не менее 10 фунтов саранчи, которую закапывали в ямы. Ловили ее таким образом около 20 дней подряд, собиралось до 2000 народу; все начальство и даже сам ван принимали участие в борьбе с саранчей.

Другие авторы
  • Бычков Афанасий Федорович
  • Глинка Михаил Иванович
  • Козлов Петр Кузьмич
  • Дикинсон Эмили
  • Франковский Адриан Антонович
  • Арцыбашев Николай Сергеевич
  • Верхарн Эмиль
  • Гейер Борис Федорович
  • Федотов Павел Андреевич
  • Тихонов-Луговой Алексей Алексеевич
  • Другие произведения
  • Рылеев Кондратий Федорович - Палей
  • Черкасов Александр Александрович - Из записок сибирского охотника
  • Гарин-Михайловский Николай Георгиевич - Ицка и Давыдка
  • Кантемир Антиох Дмитриевич - (О переводе)
  • Сумароков Александр Петрович - Мстислав
  • Салов Илья Александрович - Николай Суетной
  • Развлечение-Издательство - Покушение на президента
  • Шулятиков Владимир Михайлович - Профессиональное движение и капиталистическая буржуазия
  • Плеханов Георгий Валентинович - Теперь молчание невозможно
  • Чернышевский Николай Гаврилович - Предисловие к русскому переводу истории Xviii столетия Шлоссера
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 543 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа