Роборовский Всеволод Иванович - Путешествие в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань

ью предавали себя на три года!..

   Мы с увлечением лазили по скалам, цепляясь за кусты и деревья, разыскивая для себя подходящую добычу, в удобных местах мы приседали и, отдыхая, наслаждались окрестными видами, вдыхая полной грудью ароматы изумрудных лугов, пестревших чудными цветами.

   Множество прелестных мелких пернатых певунов наперебой услаждали слух наш своими веселыми мелодичными песнями, под аккомпанемент соседнего ручья, журчавшего по камням и разбрасывавшего на нависшую в него траву брызги бриллиантов, отливавших на солнце всеми цветами радуги. Они без особой боязни перепархивали по ветвям черемухи, защищавшей нас от пригревавшего солнышка своею ароматною прохладною тенью. Расцвеченные разнообразными красками бабочки соперничали с цветами лугов по красоте, которою блистали на солнце. Шмели и трудолюбивые пчелы проносились жужжа мимо уха и напоминали о труде. По сине-голубому небу плыли кучевые, белоснежные облака, принимая странные формы, временами загораживая солнце. Но куда они плывут! Разве здесь не так хорошо, чтобы побыть еще?!.

   Полные восторгов природою мы пришли, наконец, к теплым минеральным ключам Арашан, в которых насладились купанием, и повернули обратно вниз по ущелью.

   На ключах этих устроены ванны, тут же выстроено помещение в несколько номеров для приезжающих сюда лечиться больных; вода этих ключей целебно действует от различных простудных, параличных и других болезней и, по рассказам, производит чудеса. Мне еще ранее, в Пржевальске, указывали нескольких лиц, которые были лишены всякого движения, а после лечения купаньем в этих ключах совершенно свободно ходивших.

   [На обратном пути к бивуаку чувствовали, что было] довольно жарко; но все-таки хорошо дышалось в вольном горном воздухе. Мы пришли на бивуак только к двум часам дня, обремененные добычей из растительных видов, приводящих в восторг истинного любителя. Нехитро сваренный из баранины обед мы съели с завидным для петербуржца аппетитом, запив удивительно вкусным после прогулки чаем на воде горной речки, совершенно свободной от всяких микробов, обычных в нашей родной Неве и ее фильтрах.

   Укладка всего добытого заняла у меня с В. Ф. Ладыгиным много времени. П. К. Козлов с Куриловичем тоже спешили приготовить шкурки добытых ими птичек. Не успели мы пообедать, как пошел сильный дождь и продолжался до 7 часов вечера. Животные наши наслаждались, поедая вкусную, сочную траву. Перед ночью разъяснило.

   Оставив селение Аксу, мы продолжали держаться к востоку по долине реки Джаргалана, тучными пашнями, среди которых много перепелов выпархивало из-под ног каравана; наш Яшка поминутно делал на них стойку. Другие же две собаки - Марс и Кутька - их только гоняли, делать же стойку они не умели, хотя смотрели на Яшку и пытались подражать ему, но это им не удавалось.

   Пройдя всего 22 версты, мы остановились на одном из оросительных арыков в версте от деревни Джергес и в полуверсте от дороги.

   Джергес тоже не старая деревня, хотя носит характер довольно обсиженного места; хорошие дома и другие постройки, масса скирд немолоченного еще хлеба, обширные пашни - все говорит о довольстве жителей ее, пришедших сюда украинцев.

   Множество поселенцев-крестьян приходили к нам на бивуак, интересовались местами, куда мы идем, и с завистью смотрели на нас, высказывая даже желание нам сопутствовать, чтобы поглядеть, не найдется ли удобных мест и для них.

   Не взирая на свое полное довольство, простор, они находили все-таки поводы, чтобы жаловаться и желать лучшего. То жаловались, что киргизы их будто бы "забижают", то на пашнях "овсюк" давит хлеб, то "поливка не способна" и множество различных причин. "Хлеб здесь, слава богу, родится вволю, да вот кабы цены российские!" "Оно ничего, работать бы можно!" - говорили мужики.

   Далее сильно наезженная дорога идет по левому берегу р. Джаргалана, сопровождаемого зарослями стелющегося можжевельника (Juniperus Sabina), сидящего большими клумбами по берегам, пересекает множество ручьев, сбегающих с южных лесных гор.

   Р. Джаргалан разбивается на несколько рукавов; через два из них, наибольших, устроены мосты, а через остальные ездят бродом.

   С самой переправы через реку замечается уже подъем в гору на перевал Санташ. Дорога входит в живописное ущелье, поросшее еловыми лесами; она подымается правой стороной ущелья и, перейдя небольшой увал, красиво вьется, сбегая немного вниз по зеленым цветущим лугам мягких гор; затем она идет по дну ущелья, а в гору отделяется другая, вьючная, по которой направился наш караван. Нам попадалась масса перекочевывавших на новые стойбища киргизов и разодетых киргизок. Они крайне радушно нас встретили и угощали кумысом. Далее по пути нам попадались киргизские аулы, из юрт которых выбегали киргизы и киргизки, с ребятами довольно неряшливыми, предлагали кумыс, молока, простоквашу и унимали своих злых собак, кидавшихся с остервенением и лаем под ноги наших лошадей в верблюдов. Наш Яшка куда-то исчез; Кутька просил защиты у казаков и прижался к каравану, а Марс так перетрусил и растерялся, что не знал, куда ему деться, и потому был порядочно искусан.

   Недалеко от перевала роскошь окружающей флоры сманила нас на дневку. Мы расположились на цветущей луговине под елями {Abies [Picea] Schrenkiana.}, у края крутого лога, по дну которого гремел ручей, вырывавшийся из объятий высоких мощных трав, столпившихся возле бурных его вод: тут был знаменитый иссыккульский корешок (Aconitum sp.), столь прославленный в Семиречье своим ядовитым соком, которым лихие жены-казачки изводят нелюбимых мужей; какой-то другой Aconitum, приходящийся сродни первому; голубоглазая синюха (Polemonium coeruleum); роскошные экземпляры чемерицы (Veratrum sp.) с зеленой метелкой цветов; множество голубой и розовой герани (Geranium sp.); буроцветная кровохлебка (Sanguisorba sp.); различные зонтичные, Archangelica sp. и борщевик (Heracleum sp.), красиво выделявшийся своими резными крупными листьями. Между ними протискивались злаки (Gramineae sp.), осоки (Carex sp.); роскошные палевые махровые купальницы (Trollius sp.), скромная голубая вероника (Veronica sp.), едва заметная среди массы других цветов, гордо выставляющихся напоказ из зелени, и много, много других, успешно пополнивших наш быстро разраставшийся гербарий.

   Луг, охватывавший бивуак наш, представлял такое же разнообразие и красоту своего пестреющего цветами фона: здесь особенной красотой выделялись огненные астры (Aster sp.) и красивые губоцветные (Lamium sp.) с крупными мохнатыми листьями, выставлявшие свои головки оригинальных неправильных розовых цветов. Синие колокольчики (Campanula sp. и Adenophora sp.) колебались на легком ветерке, сородичи же их (Campanula glomerata), с цветами, собранными в густые головки, уверенно стояли на твердых стебельках.

   Травы здешних лугов так высоки и густы, что присутствия пасшихся баранов не было заметно. На более крутых склонах и покатостях обращали на себя внимание оранжевые альпийские маки (Papaver alpinum) и купальницы (Trollius sp.), необыкновенно крупные и приятно-душистые.

   Прекрасная погода довершала прелести очаровательного места. П. К. Козлов нашел интересные виды птиц и препарировал их с Куриловичем. На этом бивуаке нас посетили проезжавшие из поселка Охотничьего в Пржевальск бухгалтер Пржевальского казначейства {Знакомый всем, бывавшим в Пржевальске, Николай Иванович Коллиженский, страстный охотник и рыболов.} с учителем школы поселка Охотничьего; они пробыли у нас часа четыре и поехали дальше.

   Утром у нас не досчитались одной лошади. По ее скромному нраву нельзя было предполагать, чтобы она убежала, да и аркан, к которому она была привязана, был перерезан; очевидно, что то было дело рук киргизов, ночью укравших ее. Киргизам, кочевавшим невдалеке, было объявлено, что до вечера мы подождем лошади, а если ее не найдем, то принуждены будем взять от них, уведомив начальство о пропаже нашей. Киргизы уверяли, что украли лошадь соседи, из соседней волости, чтобы сделать им неприятность, а они ничего не знают и лошади не брали. Тем не менее, к вечеру лошадь нашлась: незаметным образом ее привели и оставили около опушки ближайшего леса, откуда она сама пришла к нашим лошадям.

   До перевала Санташа было всего лишь 2 версты прекрасной мягкой дороги, слабо поднимающейся вверх. Спуск, тоже не представляющий никаких трудностей, вывел нас на многоводную и рыбную реку Тюб, идущую на запад в озеро Иссык-куль, среди густых ивовых (Salix sp.) зарослей, служащих притоном множеству кабанов (Sus scrofa), которых, впрочем, мы не только не убили, но даже и не видели, несмотря на то, что несколько человек было отпущено на охоту, да и я, П. К. Козлов, В. Ф. Ладыгин и Курилович все свободное время были на экскурсиях. Местность здесь также живописна и одарена роскошными травами. Мой гербарий перешел на третью сотню номеров.

   С самого вечера целую ночь шел дождь, и мы оставили свой бивуак на Тюбе лишь после 12 часов пополудни, выбрав минуты, когда дождь немного стих и не мешал нам вьючить караван. Мы направились на восток междугорной долинкой, хорошо орошенной ключами и ручьями. Пройдя верст 15, мы встретили небольшое озерко, на котором увидели пару важно шагавших по отмели журавлей (Grus cinerea или G. virgo), турпанов (Casarca rutila), поднявших крик и гвалт при виде каравана, крачек (Sterna sp.) и каких-то куликов (Tringa sp.); шедший во время всей дороги дождь помешал охоте.

   Наконец горы раздвинулись, и мы вышли на широко раскинувшееся урочище Таш-булак (Каменный ключ), изрезанное множеством ключей и различных мочежинных болот, со множеством водяной птицы, заполненное юртами киргизов с тысячными табунами. Дождь не переставал и продолжал лить всю ночь. Наши вьюки намокли; аргал плохо горел под костром, и мы не скоро могли добыть чаю; спать легли в мокрые постели. Ночью, часов в 12, мимо нашего бивуака со страшным шумом пронесся табун лошадей, гонимый барантачами-киргизами⁷; наши лошади перепугались и многие сорвались с арканов, но, благодаря бдительности дежурного, были во-время пойманы. Дежурный сделал выстрел из берданки, чтобы предупредить воров, что здесь караулят.

   Утром прекрасная погода дала нам возможность рано выступить в путь, и часа через два хода мы встретили речку и внизу по ней множество киргизских юрт, около 400, и необыкновенно оживленное движение множества всадников. Оказалось, что это урочище Kap-кара, разрезаемое с юга на север небольшою речкою того же имени, а необыкновенное скопление киргизов здесь - по случаю временной ярмарки, торгующей почти исключительно скотом, красным товаром, железом и мелочами, необходимыми в кочевом быту. Обороты этой ярмарки, продолжающейся от 15 мая до 15 июля, на этот год предвиделись до 700 000 рублей. Мы побывали в ярмарочной толчее, встретили там знакомого по Пржевальску капитана Грязнова, ныне заведующего Нарынкольским участком.

   Ночью у нас ушла с пастьбы лошадь и при пособии капитана Грязнова была отыскана у киргизов. Надо думать, что была ими украдена.

   Отсюда шли две дороги: одна, степная, низом, а другая горами; мы пошли по последней, более удобной для наших целей, как идущей лесами, обещавшими обильные естественно-исторические сборы.

   Съемки я еще не делал, потому что путь пока пролегал по родным пределам и съемка на этом пути уже была ранее произведена топографами.

   Мы шли прекрасными еловыми лесами и кормными лугами, на которых паслись тысячи скота кочующих в большом количестве киргизов. Мы восторгались горными пейзажами, сменявшимися на нашем пути, и пополняли свои коллекции.

   С бивуака мы увидели впереди на довольно высоком предгорье красивое и казавшееся удобным для бивуака место под серыми скалами гранита, верстах, повидимому, в трех, не более, и решили перекочевать туда на другой же день, 24 июня. Но это соблазнительное местечко оказалось на самом деле в 8 верстах; по дороге к нему пришлось овладеть незначительным перевалом, с которого мы увидели чудную картину долины верхнего Текеса, огораживаемой с юга крутыми темными лесными горами Сары-Джас. Кругом кочевали киргизы со своим скотом. Мы с трудом забрались с караваном почти под самые скалы. Здесь мне удалось измерить линию крайнего верхнего предела ели, которая простирается до 11 000 фут. абсолютной высоты; на тысячу футов выше распространяется альпийская ива (Salix sp.), немного выше луга, а затем россыпи и в них камнеломки (Saxifraga sp.), хохлатки (Corydalis sp.), твердочашечник (Androsace sp.), крупка (Draba sp.) и др. Снега по северному склону сползают до 13 000 футов абсолютной высоты.

   В еловом лесу нам попадались ивы (Salix sp.), рябина (Sorbus aucuparia) и три вида жимолости (Lonicera sp. sp.); ниже попадались: черемуха (Prunus padus), барбарис (Berberis sp.), кизильник (Соtoneaster nigra), боярка (Crataegus sp.) и красная смородина (Ribes rubrum). На лугах несколько видов острокильника (Oxytropis sp. sp.), 2 вида астры (Aster sp. sp.), чемерица (Veratrum sp.), девясил (Inula sp.), 2 вида аконита (Aconitum sp.), конский щавель (Rumex sp.), герань (Geranium sp.), водосбор (Thalictrum sp.), синюха (Polemonium sp.), клевер (Trifolium sp.) красный и белый, 2 вида лука (Allium sp.), 3 вида злака (Gramineae sp. sp.), лютики (Ranunculus sp.), мак желтый и оранжевый (Papaver 2 sp.), купальница (Trollius sp.) и многие другие.

   Прекрасные скалы подали П. К. Козлову надежду встретить здесь улара, но самые усердные поиски его и Куриловича были безуспешны. Здесь мы встретили красивых бабочек, собрали немного жесткокрылых.

   После удачной естественно-исторической поживы мы пустились далее. Спуск из-под скал в долину реки Текеса был затруднительнее подъема. Река Текес, сопровождаемая прекрасными елями, березой (Betula daurica?) и ивой по берегам, быстро несется по дну своей неширокой долины, поросшей богатейшими травами. Мы отвернули от реки немного на юго-восток, перевалили, хотя довольно высокий, но удобный, пустынный выжженный солнцем отрог, и вышли на реку Капкак, левый приток реки Текеса. За рекою с гор к ней спускался еловый густой лес, возле которого мы выбрали себе прелестный уголок для бивуака. В лесу оказались косули (Cervus sp.); из птиц - хищники, в значительном числе, выкармливавшие своих птенцов; тут же П. К. Козлов встретил и убил черного тетерева. Когда мы, покидали этот бивуак, из леса вышел большой самец-козел (косуля), но наши собаки немедленно угнали его обратно в лес. Мы слышали выстрелы, но самих охотников не видали, равно как и кочевий близко к нашему бивуаку не было. В числе многих собранных растений нашли 2 вида ревеня (Rheum sp.), не попадавшегося до сих пор нам на глаза. Горной дорогой вдоль Баин-гола, тоже правого притока реки Текеса, мы прошли двумя перевалами по крутизне довольно значительными и остановились среди кустов и деревьев на берегу его. Река Баин-гол, довольно многоводная, несет беловатые мутные воды, вероятно, известкового свойства. Долина ее в верховьях узкая и лишь местами достигает ширины одной версты. Растительность ее густо поросших берегов заключала в себе, кроме двух видов ив, елей и даурской березы, рябину (Sorbus aucuparia), 2-3 жимолости (Lonicerasp.), таволожку (Spiraea sp.), белую розу, золотарник (Garagana sp.). Из травянистых тут появились: золотой ломонос (Clematis orientalis), пчелка (Delphinium sp.), 2 вида подмаренника (Galiam sp.), белый и желтый, не попадавшиеся ранее лютики (Ranunculus sp.), мелкие розовые орхидеи (Orchis sp.), зонтичные (Umbelliferae sp.), колокольчики (Gampanula sp.), гималайская купена (Polygonatum sp.), белозор (Parnassia sp.), первоцветы (Primula sp.), скабиоза (Scabiosa sp.), луки (Allium sp.), злаки (Gramineae sp.), осоки (Carex sp.) и др.

   Сила растительности доходит здесь до необыкновенных размеров. Высокие травы во многих местах скрывают человека. Наши животные, в особенности верблюды, наедались так сильно, что вечером тяжело дышали, даже охали. У положенных на ночь верблюдов животы расплывались по земле. Близ реки наши люди видели барсука (Meles sp.).

   Поселок Охотничий, последний здесь к востоку населенный пункт, виднелся вниз по реке верстах в 15. По реке итти мешали заросли кустов и деревьев, и потому мы шли немного в стороне; пройдя его, остановились на северо-восточной окраине его по реке Баин-голу. Поселок расположен на ровной местности текесской, довольно широкой, долины, верстах в десяти от северной окраины знаменитой в Тянь-шане группы Хан-тенгри, переходящей за 24 000 футов абс. выс. Ледяные массы этих гор, хотя и загораживаются своими высокими передовыми горными бастионами, но все же достаточно видны, чтобы судить об их удивительной высоте. Горы обильны лесами, в которых во множестве водятся маралы (Cervus maral), косули (Cervus sp.), медведи (Ursus sp.), лисицы (Canis vulpes) и пр.

   Поселок населен казаками Семиреченского войска; вечно пьяные и крайне ленивые и развратные они не способны без энергичного понуждения ни к какой работе, но при всяком удобном случае не прочь посетовать на свой несчастный удел, в котором сами виноваты. Пашен кругом совсем не видать, и хлеб, вследствие лени, возделывается неохотно, причем отговоркою служит ссылка на мнимые холода и ветры. Охотничий лежит на 6 500 футов над уровнем моря; принимая его южное положение (42°54'29" сев. шир.) нельзя допустить, чтобы хлеб там не родился от холодов.

   Улицы разбиты на правильные кварталы, обсажены деревьями. Дома, многие прекрасно выстроенные, требуют ремонта, но предоставлены домохозяевами полнейшему разрушению. Многие дома заброшены своими хозяевами и, необитаемые, предаются еще скорейшему тлению. Есть небольшая церковь, обнесенная решетчатой оградой, внутри которой густо насажены деревья и кусты. Кое-где по окраинам поселка пристраиваются татары, которые живут несравненно лучше казаков, вследствие своего трудолюбия, аккуратности и любви к сельскому хозяйству.

   В поселке живет нарынкольский участковый начальник, который на время от 15 мая по 15 июля пребывает на ярмарке в Kap-карах. Кроме того, здесь устроены казармы и стоит пикет в 20 человек Сибирского казачьего войска под начальством очень милого есаула Е. С. Елгаштина, которому подчинены еще два соседних пикета; Е. С. Елгаштин сердечно встретил нас и любезно помог пополнить наше продовольственное снаряжение. Кроме него, помогал нам П. А. Волков, смотритель продовольственного магазина, самоучка-ботаник, страстно увлекающийся флорой; несмотря на свои пожилые годы, он все свободные минуты проводит в соседних горах, в степи, экскурсирует по рекам Баин-голу и Текесу.

   Несмотря на облака, закрывавшие от меня солнце, мне, хотя и с немалыми трудами, удалось все-таки изловить его и определить широту и время на своем бивуаке. Верблюды наслаждались кормом, но их беспокоили оводы (Gastrus equi).

   В ночь на 30 июня воры подбирались к каравану, но несколько выстрелов дежурного прогнали нахалов.

   Повторение астрономических наблюдений и снабжение каравана продовольственными запасами заставили нас пробыть в Охотничьем и четвертый день - 1 июля.

   Отсюда мы послали последние из родных пределов письма родным и знакомым и извещение о своем движении по начальству.

   С ближайшего китайского пикета Сумбе приехали несколько солдат-калмыков от китайского начальника, приглашавшего нас зайти на пикет, где он желает оказать нам почести и постарается удовлетворить все наши нужды, если таковые есть. Заходить в Сумбе не было в моих расчетах, ибо для этого мы должны были сделать лишних 50 верст по крайне печальной местности и уйти на север от р. Текеса, которая представляла для нас немалый интерес. Я показал свой паспорт из пекинского цзун-ли-ямыня, но калмыки не могли его прочитать; я просил передать китайскому начальнику, что у меня плохие животные, спешу скорее дальше, должен поэтому лишить себя удовольствия с ним познакомиться, посылаю ему самые лучшие пожелания, с надеждой видеться на обратном пути; для памяти я послал ему небольшой подарок.

  

  

   Второго июля мы оставили Охотничий и, изменив направление своего пути на юго-восток, вступили в степь, где растительность от сильных жаров уже стала немного высыхать. На девятой версте мы перешли р. Малый Музарт, бегущую с местных снеговых Музартских гор и глубокую настолько, что переправлявшимся лошадям вода хватала по брюхо. Воды холодные, мутные. Дно реки крупно-каменистое. По берегам росли три вида ивы, можжевельник кустарный (Juniperus Sabina), береза, ель и жимолость (Lunicera sp.) до 5 футов высотою. Мы переправились благополучно. С переправы были видны снега Музартских гор. Остановились в прекрасном урочище Цаган-Чулуту (ур. Белых камней). Здесь мы собрали немного растений. К нам приехали с китайского пикета какие-то чиновники и оставили нам одного человека, опытного в местных переправах через реку Большой Музарт, на которую мы шли к востоку, у самого подножия хребта; темные лесные пади {Падями в Сибири называют неглубокие плоские балки. - Прим. ред.} манили нас к себе, сулили тенистые бивуаки, коллекторские добычи и пр., но мы воздержались заходить в них, дорожа временем, и пошли по реке Музарту, вниз по течению которой мы стали отыскивать переправу, что было не особенно легко, ввиду прибывшей сильно воды от таявших снегов в горах. Чтобы поискать обстоятельнее переправу, мы разбили бивуак, а проводники и несколько наших казаков поехали искать удобного брода; вдоль берега реки нам попадались по ее берегам ивы 3 вида, облепиха (Hippophäe rhamnoides), березы, жимолости 2 вида, розы, стелющийся можжевельник, барбарис, перевиваемый золотым ломоносом (Clematis Orientalis), 2 вида васильков, злаки, зверобой (Hypericum sp.), полынка и чернобыльник (Artemisia sp.), дельфиниум (пчелки) (Delphinium sp.), живучка (Sempervivum sp.), горечавка (Gentiana sp.), сушица (Anaphalis sp.), сложноцветное, хвойник (Ephedra sp.) и др.

   Левый берег Музартской реки немного возвышенный, правый плоский. Река бежит с музартских ледников в реку Текес и в июле бывает особенно многоводна от сильного таяния снегов и обильных дождей в горах; она разделяется на несколько русел, которыми выносит свои бурные воды в р. Текес. Валуны, шлифуемые водой, не очень крупные, достигают всего лишь головы ребенка. Во время полного разлива река выходит из берегов и поднимается выше ординара до 1 ¹/₂ аршина, а иногда и до двух.

   Наконец нашими людьми было найдено место для переправы каравана, в 5 верстах ниже нашей остановки, где река разбивается на наибольшее число проток.

   Переночевав на берегу, утром тронулись с полной надеждой осилить загораживавшие нам, путь воды разыгравшейся реки. Прибыли к выбранному месту и начали перебираться. Вода хватала лошадям выше брюха, а иногда они и всплывали, и сильный напор воды сносил их. Верблюдов с вьюками переправляли по два в сопровождении 4-5 верховых человек. Все перешли благополучно. Трудно досталась переправа собакам и баранам. Их заливали волны и сильно увлекало течением вниз, погружая часто в воду с головой. Наш вожак баранов, козел Максимка, чуть было не поплатился жизнью; несколько сильных валов опрокинули его и понесли вниз, но казаки успели его захватить и вытащить на берег. Вся переправа продолжалась 1 час 40 минут.

   После переправы нам пришлось обходить топкие, болотистые и ключевые места, идущие до самого Текеса. Урочище, на восточной окраине которого мы остановились ночевать, называется Цаган-усунын-ширик, что значит "Болото чистой воды". В ключах его найдены были только креветки и лягушки. На степи, на сухих местах попадались ящерицы (Eremias sp.). Ночью шел дождь, а на утро пал сильный туман.

   Только благодаря опытному проводнику мы пустились в путь. Шли по торфяным пространствам и вышли, наконец, на торную дорогу, ведущую на р. Текес, к переправе через нее, именуемой Гилян.

   К дороге совершенно неожиданно подошла своей западной излучиной река Аксу, плавно текущая в пологой балке с южных гор. Она причудливо извивается и довольно многоводна; дно илистое без гальки; кусты сопровождают ее только в верхнем течении, при выходе ее из ущелья; внизу же берега одеты лишь прекрасной травой. По пути она собирает воды многих ключей и отходит к северо-востоку, где впадает в п. Текес значительно ниже переправы Гилян, на которую мы пришли, перейдя небольшую высоту, и мимо старицы р. Текеса, представляющей собою ряд небольших озер с массою водяной птицы. Здесь же на берегу этой старицы стоит пикет, состоящий из калмыков. Здесь же мы встретили калмыков, живущих вообще на пространстве к востоку от Охотничьего, в пределах уже Китая.

   Придя на переправу, мы застали много прибывших ранее нас и желающих переправиться на плохо устроенном пароме. Дожидаться очереди было бы утомительно для животных, и мы решили переправиться на другой день рано утром, а пока устроить бивуак и переночевать; чтобы любопытные путники не досаждали нам своим зрительством, мы разбили свой бивуак в стороне от переправы, на свежем месте, где травы еще не были съедены, и наши верблюды принялись за свою обильную трапезу. Около бивуака на нашем правом берегу были хорошие травы; толпились к реке густые заросли ивы, облепихи, жимолости и пр. Мы наловили тут красивых бабочек, в числе которых попалась прелестная Lycaena pheretiades Ev. var.? tekessana Alph. nova; в этом не столько успешно, сколько охотно, помогал нам проводник-калмык, с увлечением гонявшийся за бабочками, размахивая сачком. На противоположном же левом берегу р. Текеса корм был весь выеден, вытоптан постоянно кочующими калмыками. Если бы мы переправились сейчас же, то пришлось бы остановиться на печальном и голодном для животных месте.

   К нам приходил чиновник, заведующий казенным перевозом, состоящим из каюка, управляемого несколькими калмыками, которые более приказывают друг другу и командуют, чем работают, и я только удивляюсь, как при таком беспорядке совершается переправа на плохо сооруженном и еще плоше управляемом каюке. К большому удовольствию чиновника мы заявили, что откладываем свою переправу на следующее утро и не желаем стеснять прибывших ранее нас.

   На другой день, 6 июля, погода, довольно пасмурная, не помешала нам приступить к переправе в 5 часов утра. Прежде всего мы приступили к перевозке своих вьюков на другой берег; это заняло порядочно времени. Процедура переправы заключается в следующем: в нагруженный каюк помещается несколько человек калмыков, почти обнаженных, с бревнообразными веслами; заводится выше каюка лошадь в воду и придерживается с каюка за повод; палками, ремнями, веревками и вообще подходящими для этого орудиями, понуждают лошадь плыть на другую сторону реки и тащить за собою каюк, который сильно уносит течением вниз и выносит на другую сторону на ¹/₂ версты ниже по реке, где и выгружается все привезенное. Затем порожний каюк бичевою по берегу тянется вверх течения почти на версту, откуда при помощи той же лошади опять переправляется на правый берег реки, за следующими вьюками. В таком порядке продолжалось и далее, и пятью рейсами мы перевезли весь наш багаж с собаками и баранами.

   Для верблюдов нашли брод немного ниже, где река делится на рукава. Сначала переводили их по одному и по два, но убедившись в их смелости и способности (редкой у верблюдов) плавать, прогнали остальных всех разом. Они бодро и смело шли в воду, которая покрывала их спины, но не закрывала горбов. Таких смелых верблюдов мне приходилось видеть в первый раз; обыкновенно верблюды не умеют плавать и боятся воды, не любят переправ через реки. Если при переправе вода, в особенности холодная, коснется брюха, то верблюд подбирает ноги и всплывает на бок, предоставляя себя на волю вод, и без помощи человека ему грозит утопление. Лошадей переправили гоном вплавь.

   Только к 10 часам утра мы окончили свою переправу, занявшую четыре часа времени, и тут же разбили бивуак. Поставили вариться обед. Животных пустили пастись. Некоторые вьюки требовали просушки и переснаряжения. Отсутствие дров на левом берегу, недостаток кормовых трав для животных гнали нас вперед. Запасшись водою и завьючивши караван, в 5 час. 30 м. дня мы оставили Текес и пошли на восток вдоль подножия северных гор. Имея запас воды, мы не стеснялись выбором места для ночевки. Пройдя девять верст, мы остановились в кормном урочище.

   Рано утром продолжали двигаться в восточном направлении. Река Текес тянулась верстах в восьми правее нашего пути; слева подбегали пологие увалы северных гор, с которых струились ключевые речки во влажных берегах, покрытых богатою зеленью. Дорога, по которой шел наш караван, направлялась в горы налево, за перевалом Хонохой спускалась в роскошную долину Кунгеса и далее к городу Кульдже, но наш путь лежал на восток.

   В нескольких верстах вправо находилось стойбище главного начальника местных монголов Харида, и далее, в некотором расстоянии за ним, на берегу р. Текеса, временное стойбище недавно прибывшего сюда из Алтая цаган-гыгена.

   Мы остановились на ур. Хонохой, на кормных ключах того же имени в 18 верстах от ночлега. Я воспользовался близостью стойбища Харидая, написал на родину письма и послал с В. Ф. Ладыгиным и Баиновым к Харидаю с просьбой передать их нашему консулу в Кульдже Виктору Матвеевичу Успенскому, и, если в консульстве есть на наше имя какая-либо корреспонденция, доставить ее нам. Харидай вежливо принял посланных и обещал все исполнить в точности. Относительно предстоявшей еще нам переправы через Текес против устья реки Атан-гола на правый берег Текеса Харидай обещал принять все меры, чтобы переправа эта была благополучна, причем все-таки высказал сомнение в возможности ее, если к нашему приходу туда не убавится воды в Текесе.

   В. Ф. Ладыгин и Баинов проехали и к цаган-гыгену, который проявил им особое расположение, чем обратил на них внимание огромной толпы богомольцев-монголов, отнесшихся к ним поэтому с большим уважением.

   Цаган-гыген, которому я послал "Таранату" (жизнеописание Сакья-Муни⁸) на тибетском языке, был удивлен столь дорогим подарком и крайне тронут, просил передать мне его искреннее желание познакомиться, хотя бы впоследствии, где-нибудь в Тибете, и желал здоровья и успехов в пути, чтобы достигнуть всего желаемого. Постоянное жительство цаган-гыгена находится в горах Алтая; здесь же на Текесе он живет временно по приглашению местных монголов. При нем служащих лам и учеников до 500 человек и по стольку же собирается ежедневно монголов-богомольцев.

   Двигаясь в том же восточном направлении плоским перевалом, мы вышли на верховья реки Атан-гол, образующейся из многих ключей и болотинок, местами топких. Травы кругом были выгоревшие от солнца, но накрапывающий уже второй день дождь, конечно, оживит растительность, хотя крайне неприятен для нас в дороге. Как с северных гор Сакман, так и с южных Атан-ула, отделяющих Атан-гол от Текеса, прибегают многие речки в Атан-гол. Сама речка Атан-гол на расстоянии 23 верст от ур. Хонохой имеет всего 1 ¹/₂ аршина ширины, крайне извилистая, с мутной, вероятно от дождя, водой. По берегам корма выжжены солнцем и вытравлены массой пасущегося скота кочующих здесь монголов. Перед вечером приезжал чиновник-монгол от Харидая, чтобы показать свою ретивость в хлопотах относительно нашей переправы обратно на правый берег Текеса.

   Сильный дождь, начавшийся перед вечером и заладивший на всю ночь, задержал наше выступление на следующий день до 11 ч. 40 мин. Он перемочил наши вьюки, несмотря на брезенты, и размыл глинистую дорогу так, что с трудом можно было по ней двигаться, и животные скользили, рискуя ежесекундно упасть и поломать ноги и вьюки.

   14 верст мы не оставляли реки, держась восточного направления.

   С северных гор Ишкимек тянутся к югу до речки пологие, мягкие травянистые высоты, а с юга, с Атан-ула, сначала такие же высоты, а затем непосредственно и сами скаты Атан-ула; таким образом, рэка Атан-гол, размывая между ними себе небольшое ложе, бежит в неглубоком ущелье. Сбегающие к реке скаты Атан-ула покрыты в падях еловым лесом (Abies Schrenkiana), кустарниками тальника (Salix sp.) и хорошими травами, сопровождающими и все течение р. Атан-гола.

   Не перестававший все время дождь понудил нас остановиться и разбить бивуак. Лёссовая почва совершенно размокла и лишила нас возможности итти далее. Дождь продолжался всю ночь. Утром разъяснило и к 9 ч. 40 мин. обсушило немного землю и нас, и мы имели возможность (хотя и с опасением за животных) пуститься далее. Нам попадались кочевки калмыков со множеством пасущихся стад.

   В низовьях своих р. Атан-гол сопровождается зарослями ивы (Salix sp.), березы (Betula daurica?), жимолости (Lonicera sp.), облепихи (Hyppophäe rhamnoides), тополя (Populus sp.), вытягивающегося местами в стройные деревья. Попадаются камыши (Phragmites communis). Крупноцветный вьюнок (Calystegia sp.) красивой гирляндой, украшенной белыми розовыми и голубыми колокольчиками, обвивал кусты и взбегал по ветвям сажени на 1 ¹/₂ вверх. Появились кусты розовой мальвы (Malva sp.). Здесь встретили и первых фазанов (Phasianus torquatus).

   С северных предгорий бегут в Атан-гол речки: Орто-булак, Халха-ата, Сюрту, Тарабаги, Бугра, Субурга. Они значительно добавляют воды в Атан-гол, который перед своим впадением в реку Текес становится порядочной речкой. Кроме Атан-гола, в Текес несут свои воды речки, впадающие в него ниже реки Агыяз, - Са-Курта, Моильте, Сокто-тохой с южных гор и, против последней, речка Сейхен-тохой с Атан-ула. Против Атан-гола в Текес впадают Терек и Мин-булак с притоком, а ниже - река Кок-су; с северных гор, ниже Атан-гола в Текес впадают в недалеком расстоянии речки Нюцугун и Бах-алык.

   Урочище при впадении Атан-гола в Текес, с крутыми лёссовидными обрывами в долину Текеса, носит название Кетмен-туб.

   Перевоз расположен на берегу Текеса ниже Атан-гола в двух верстах. Каюк того же устройства, как и на переправе Гилян, только во много раз хуже и опаснее, - весь в щелях и дырах - требовал серьезной починки. Дождь лил весь день, как и в предыдущие дни; этому обстоятельству Текес обязан был своим полноводием, заставлявшим нас серьезно задумываться о переправе. Приехавшие немедленно калмыки, заведующие перевозом, не соглашались нас перевезти, страшась так сильно расходившейся реки и указывая на ненадежность каюка. Нельзя было не согласиться с ними - они были правы.

   Прежде всего приступили к починке каюка, в надежде, что тем временем хоть немного спадет вода. Затем занялись обследованием этой части р. Текеса и его окрестностей и различного рода наблюдениями.

   На другой стороне реки расположились партии киргизов и сартов, ожидавших спадения воды и возможности переправиться на наш левый берег. В первый же день я пополнил свой гербарий 30-ю видами растений, собранных по берегу Текеса по обширным зарослям, состоявшим из тополей (Pqpulus sp.), березы, ивы, облепихи, жимолости, розы, барбариса (Berberis sp.), перевитых ломоносом (Glematis Orientalis) и вьюнком (Calystegia sp.). Местами эти заросли так густы, так переплетены ветвями и перевиты лианами, что нет никакой возможности пробраться через них по реке. Тут же у реки растут ежевика (Rubus fruticosus L.), костяника (Rubus saxatilis L.), солодка (Glycyrbiza sp.), крапива (Urtica dioica L.), васильки (Centaurea sp.), полынка и высокий чернобыльник (Artemisia sp. sp.), несколько видов сложноцветных: одуванчик, череда, девясил (Leontodon, Bidens, Inula) и пр. Зонтичные, 2 вида мяты, вьюнки (Gonvolvulus arvensis), высокие молочаи (Euphorbia sp.), болотная лапчатка (Calimeris palustre), дикая конопля (Gannabis sp.), злаки (Gramineae sp. sp.); ближе к воде и на местах спавшей воды: рогозник мелкий (Typhasp.), осоки (Caerx sp.), чистуха (Alisma plantago), белозор (Parnassia sp.), череда (Bidens sp.) и множество других. Благодаря обильно цветущей растительности мы добыли бабочек: Zygaena pilosellae Esp, Lycaena pheretiades var. Tekessana Alph., Melitaea parthenie var, Alatauica Stgr, Cabera exanthemata. Sc. var. П. К. Козлов тоже поживился для коллекции птичками.

   День простоял без дождя.

   На другой день вода немного сбыла в реке и ожидавшие уже несколько дней на том берегу сарты пытались было переправиться.

   Сарты первый раз переправились благополучно, а во второй раз их вынесло на тот же берег, но значительно ниже по реке, и они, убедившись, что опасность еще не миновала, не рискнули перевозить свои товары, чтобы не подмочить их.

   Чиновники, посланные Харидаем, оказались неспособными чем-либо нам помочь. Прибыли они к перевозу после нас и не успели ничем распорядиться. Когда увидели, что мы сами занялись исправлением каюка, стали просить об увольнении их обратно; я, конечно с удовольствием их уволил, чтобы избавиться от излишних совершенно беспомощных людей, умевших только суетиться и бесцельно приказывать и не умевших ничем помочь.

   О предстоявшей впереди дороге и перевале Мукурдае получались самые противоречивые показания; так же точно и о перевозе через реку 40 верст ниже, на который хотели нас спровадить калмыки-чиновники. Чтобы выяснить точно качество последнего, я послал Баинова с проводником. Погода простояла хорошая; вечером показалась луна, долженствовавшая прекрасно покрыть звезду; но совершенно неожиданно появившееся облако покрыло и ту и другую; к великому моему огорчению мне не удалось определить долготу места и все приготовления для наблюдения пропали, что бывает в путешествии очень часто и сильно портит расположение духа.

   Дожидаемся третий день. Вода в реке сбывает, но медленно, хотя дождей, слава богу, нет. Торговцы за рекой тоже ждут и указывают на облака, прикрывающие вершины гор: они боятся, как бы не выпал дождь и не прибавил воды в реке, но, кажется, все обойдется благополучно. От сартов мы узнали, что за рекою, в южных горах, живут 20 волостей киргизов, родственных нашим киргизам-казакам [казахам] и частью киргизам дикокаменным (каракиргизам)⁹ Семиреченской области.

   С близлежащей высоты я имел возможность обозреть далекие окрестности и заполнить пробелы своей карты, которую веду с поселка Охотничьего. Благодаря облакам, и этот вечер был потерян для наблюдений.

   Сегодня, 13 июля, четвертый день нашей стоянки на Текесе; вода еще сбыла, и мы решили попытать счастья и переправиться, наконец, через реку. Это заняло много времени, весь день. С 8 часов утра до 6 часов вечера переправляли только вещи. С первым рейсом отправился на каюке я, чтобы распоряжаться порядком при выгрузке вьюков. Мы перевозили все на остров, который отделен от правого берега небольшим рукавом реки, не представляющим препятствий для переправы в брод. Пришлось складывать вьюки на острове, среди деревьев. Каюк несло водою сажен 200 в 3 минуты времени. Часто он становился на мель и от этого задерживался ход его. Во время нашей переправы проезжали люди большого дипломатического чиновника Матэ, собиравшего подати в горах и возвращавшегося в Кульджу. Сам Матэ переправлялся ниже бродом, боясь плота, на котором, по его мнению, ездить опаснее, чем бродом. Он говорит и пишет по русски и, до отдачи Кульджи китайцам¹⁰, служил при уездном управлении в качестве фельдшера, прививал по уезду оспу татарам. Видеться с ним не пришлось; но я посылал к нему В. Ф. Ладыгина, передавшего ему наши письма для доставки консулу В. М. Успенскому в Кульджу. Благодаря его же любезности, мы получили проводника на Большой Юлдус, киргиза лихого вида, похожего на барантача.

   Прибытие людей Матэ не помешало нам переправлять свои вьюки, потому что они занимали каюк, отправлявшийся пустым за вещами обратно, а потому к обоюдному нашему удовольствию не происходило никакой задержки. С вещами мы перевезли баранов и собак и вплавь за каюком перевели лошадей. Верблюдов же прогнали бродом, немного ниже, где переправлялся и Матэ. Переправа окончательно закончилась к 9 часам вечера, всего продолжалась 13 часов. Палаток мы не ставили, чтобы не задерживать уборкою их выступления каравана следующим утром. Приятно было располагаться спать в тополевом лесу, через листву которого луна обливала нас своим холодным светом. После неустанных дневных хлопот по переправе чувствовалось утомление, и сон не замедлил сомкнуть наши глаза и прервать вереницы дум, роившихся как всегда перед сном. Перевоз обошелся вполне благополучно.

   У здешних калмыков существует странное предубеждение против перевоза собак в каюке и только решительное мое приказание взять собак с собою было исполнено, но видимо с неохотою. Малейшая неудача при переправе была бы объяснена переправой собак в каюке. Калмыки-перевозчики остались ночевать у нас на бивуаке. Верблюдов и лошадей на ночевку перевели на правый берег под присмотром трех человек, потому что там было суше лежать для верблюдов и находился кое-какой корм, чтобы наарканить лошадей.

   Беспорядок, произведенный вчерашней переправой, послужил причиною позднего нашего выступления в путь, который держали в юго-востоко-восточном направлении вдоль правого берега Текеса и невдалеке от высот, сбегающих с южных гор хребта Музарта.

   Местность, которою мы шли, необыкновенно плодородна; на влажных местах травы и злаки доходили до пояса верхового человека. Мы видели здесь сенокос киргизов, перенятый от русских. Небольшие стоги сена, неумело сметанные, напоминали своими ароматами родные сенокосы.

   Верст через 10 мы свернули к югу, в ущелье реки Кок-су, и направились вверх по левому ее берегу; на третьей версте встретили животрепещущий мост, смело перекинутый через реку и требующий еще большей смелости, чтобы через него пройти. Мы переводили верблюдов по одному, плохо уверенные в прочности моста и рискуя каждый раз потерять животное и вьюки в волнах бурной Кок-су. Прошли все-таки благополучно.

   За мостом на третьей версте встретилось препятствие. От соседних гор правого берега Кок-су в реку выдвинулась скала и загородила нам дорогу. Обойти эту скалу рекою нет никакой возможности по причине большой глубины. Пришлось пользоваться небольшим карнизом, вымытым водою реки еще в те времена, когда уровень ее был значительно, до трех аршин, выше настоящего. Но чтобы взобраться на этот карниз пришлось устроить аппарель¹¹ из верблюжьих вьюков и седел, и все вымытые водою и отшлифованные камнями и галькою улубления в скале выложить войлоками, чтобы наши верблюды не скользили и перешли благополучно. С немалыми затруднениями перевели их всех поодиночке, поддерживая их людьми, чтобы не соскользнули в пропасть бушующей мутной реки, окатывавшей водами своих волн злополучную скалу до ног наших верблюдов. Это заняло у нас времени около трёх часов. Версты через 2 покинули мы Кок-су и свернули к востоку к устью реки Капсалан-су, восточного притока р. Кок-су. Тут же и остановились. Неудобства пути порасстроили наши вьюки, и, несмотря на пройденные всего 18 верст, утомили животных.

   По берегам реки Кок-су растут тополя, ивы двух-трех видов, большими деревьями боярышник (Crataegus sp.), жимолости, абрикосы (Prunus armeniaca L.), тоже деревьями, дающими мелкие, но вкусные плоды, уже поспевшие к нашему приходу, к немалому удовольствию наших людей.

   На Капсалане те же виды, но бросаются в глаза еще камыши, высокие лактуки (Lactuca) и осоты (Sonchus) достигают до 10 футов; тоже высокие колючие мордовники (Echinops sp.) с голубыми шаровидными головками цветов; альпийские маки (Papaver alpinum L.), Statice, молочаи (Euphorbia sp.), достигающие значительной высоты 2 вида злаков (Gramineae sp.), крапива (Urtica dioica L.), водосбор (Thalictrum sp.) и др.; все они, смешиваясь с кустами и деревьями, образуют густые заросли, которые можно назвать вполне непролазными. Горы ущелья, вымытого р. Капсалан-су, слагаются из известняков и песчаников, крайне круты и на прикрытых почвою местах одеты травянистою растительностью, а по пазухам и более скрытым местам кустами, служащими прекрасным обиталищем многих мелких певунов, обращавших на себя внимание П. К. Козлова.

   Перепадавший от времени до времени дождь мешал нашим экскурсиям в