Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной

p; 

   Вчера письмо Ваше от 10-го окт.

   К нему мне нечего добавить. Вы знаете, что Вы там и как писали. Но я скажу Вам все же, что я все увидала, все поняла.

   Вы не оставили _н_и_ч_е_г_о, что могло бы больно уколоть меня.

   Сердце мое, открытое Вам мною просто и без затей. - Вы как бы бросили в помойку, в сорный угол,.. в котел общий, где варятся _и_г_р_а_н_ь_я_ в чувства, кипя словесной пеной наших эмигрантских тетей. (Я часто таких видела: одна мне показала письмо свое, оставившему ее... "другу"... "я стою у последней черты", а когда я спросила, что это значит, - так сама не знала и призналась, что "просто хорошо звучит".)

   Зачем ты это сделал?

   Ты, именно ты не мог не видеть, не осязать, положенное тебе в руки, живое мое сердце!

   Зачем мое святое читаешь, хочешь читать, наоборот?

   На зов мой приехать... "слышу не приезжайте!" Ведь Вы не верите этому сами!! Не можете верить!

   Вы не поняли мое: "я не могу приехать, и это мне большое горе"??

   Да, "тети" тоже могут это, но разве Вы-то не различили?

   Ты не оставил ничего, что больно могло бы резать. "Осколки"-то Ваши в меня швырнули, - "осколки", сделанные самим собою!..

   О "Путях Небесных" даже... "они убиты, нет не Вами, - мною, моей ошибкой". И... "это мне награда, от читателя. Не от читательницы". И _э_т_о_г_о_ Вы не оставили мне! Хоть и говорил вначале письма как о "читательнице чуткой, хотя бы только". Нет, этот "бабий", "тонкий", "знаток", - он ценит... и это Вам "ценнее, чем читательница".

   Правда ли это?

   ..."бабы из приличных". Чем определяете Вы "приличность"? Классом?.. "Котлеты... по 6 минут на каждую..." Даже деление произвели: 30 : 5 = 6!..

   Что это? Вы - роковыми словами швырнули в мою душу: "теперь уже поздно, не надо объяснений", "это письмо последнее", и "...Ваших 33 письма!" И... много еще! Если Вам дорого _т_о, ценное, большое, - не надо так!

   Не нахожу я объяснений тому, что породило это в Вас! И вот и с розой: я в муке за тебя, что больно тебе было бы подумать, не плакала ли я, - по себе судя, - я писала: "это не слезы - вода из розы". Это и было так. Как же ты-то меня колол за это?!

   Ты ничего не пощадил, чтобы меня изранить. Даже, узнав все из того же от 2-го, о том, что "свежи у меня еще краски", - воспел бледность лица,

   _г_о_р_я_щ_е_й_ _и_з_н_у_т_р_и, Ирины!

   Мое больное, самое больное, о сожженных моих портретах, там, в России, о разбитой моей мечте большой, о всем з-а-д-а-в-л-е-н-н-о-м во мне... Вы и это не пощадили.

   Ирина - художница, у нее "прекрасные этюды".

   Да, у меня их нет. И _н_и_к_о_г_д_а_ не будет. Я никому об этом здесь не открывала, - тебе про эту боль сказала, робко... не сразу доверилась.

   А ты?.. Ириной бросил?

   Я не ревную. Ревности здесь нет места. Ваше, да и мое, - я ставлю выше.

   Чтоб Вы не поняли, _к_а_к_ это будет больно? Нет, ты знал, как ты меня изранишь! И это ты, - понявший с полувздоха тоску Ирины!..

   Я все тебе открыла, - ясней нельзя!

   Мое все сердце я отдала тебе, а ты... ты, в твоих руках его, горячее, имея,.. хотел сам, сам хотел увидеть его... это горящее... увидеть камнем!

   Ты вдруг не понял, что могло случиться. "Какой страх", "почему страх".

   Вспомни, вспомни, _Ч_Т_О_ я тебе давала, к чему звала тебя к себе, звала в "горе", что "сама не могу приехать"... К чему о Лизе, о Татьяне? _Э_т_о_г_о_ - они не обещали. Я вспомнила "Даму с собачкой"... Это - Лиза? Твое письмо чудовищно...

   Вы на меня обвинительный акт опрокинули, - пригвоздили. И даже доктора, отца Ирины, вспомнили, - меня уколоть было удобней: ..."очень уж глупо-религиозен, все на волю Божию..." Умышленно - неприкровенно? Я понимаю.

   Ты понимаешь меня немножко слишком примитивно: - я - зрелая духом. И для меня: "на Волю Божию" - значит: вся моя правда, моя Вера, мой Опыт! Смеяться над этим разве мог ты?

   Вчера я Вам писала свой роман, - всю жизнь мою, в нескольких письмах... Конечно не посылаю...

   Вы мелочами себя тревожите: "духи не пахнут, роза завяла", а спросили Вы, что в моем сердце?

   Мне больно будет, если Вы меня не поймете...

   Понять же очень просто: - читайте тО, что тут стоИт и не ищите других, надстрочных смыслов...

   Я не жалуюсь. Я Вас и не укоряю. Но я должна сказать во имя Правды, что то, что сделали Вы, - _о_п_а_с_н_о.

   Как берегла я Вас! И даже то, о чем я уже скрывать не смела, - я все же скрыла по мере сил, чтобы сохранить покой Вам! Не помешать в работе. Я уничтожила 2-3 письма о драме с мужем, о всем, что было, об унижении... Я только написала то, чего уже нельзя было скрыть, что "о Париже нельзя и думать"... О... "моем горе", чтобы дать знать тебе и этим дать возможность тебе приехать.

   Я верила, что наше с _т_о_б_о_й_ - _П_р_а_в_д_а. И потому - "на Волю Божью". На "грешность" мою толкнул меня ты сам же: "как же смел я Дари мою бросить в искушенье, в позор, на край погибели?"

   Нет, ты меня совсем не знаешь!

   Не важно, что ты зовешь меня Святая, Прекрасная и все другое... Но важно, как со мной ты поступаешь! "Чистая"... и "чистой" о... "котлетах"...

   И как легко у тебя с "ошибкой" получилось! Ну, прямо "Полукровка" Вертинского²⁷¹!

   Я, кончая, хочу сказать, что если ты ищешь сердце, ласку, друга, - то - оставь... все это... имени этому, в твоем письме 10-го - я не найду. Не знаю, что это...

   Но оставь это!

   И я тебе не повторяю что люблю, и как люблю. Ты знаешь это. А не знаешь если?.. то, значит, и не узнаешь, хоть сотни раз тверди я все об этом!..

   Мне - _н_е_ч_е_г_о_ тебе еще отдать!

   Я все дала!

   Вынь это из мусора, куда ты сам забросил, отмой, почисти - и увидишь!

   Мне грустно, если это письмо должно доставить боль тебе. Я всегда помню: "мне нужны радостные письма". С какой лаской, нежностью, бережливой заботливостью я тебе писала, выбирая даже слово, чтобы лучше, мягче... А ты не понял? Сердца звук не понял? Ты-то?! И "стих" мой не увидел? Хоть писала его и внешне стихом. Там было о созвучиях, цветах и ароматах, и поцелуе. Я не художница! Я знаю! Я слишком захлебнулась, захлебалась жизнью.

   Забудьте про мои "таланты" - их просто нет!

   Не говорите о них н-и-к-о-г-д-а!

   Мне больно это! Все это только _б_ы_л_о!

   Поймите, что мне больно, что я сожгла себя в искусстве!

   Храни Вас Бог! Будьте здоровы!

   Ольга

   P.S. Вы, со свойственной Вам гениальностью творить чудесное, - Вы так же гениально сотворили это злое, 10-го!

   Что это? Я жду объяснений Ваших. Я до них не могу писать Вам.

   Ольга

  

  

   27.Х.41   1 ч. 20 мин. дня

   Ольгушечка моя, забудь мое помрачение, - все это от _с_т_р_а_ш_н_о_й_ любви к тебе, от хаоса во мне и ужаса, что могу тебя утратить. Вот, клянусь именем, памятью моих дорогих, - люблю тебя все мучительней, все отчаянней! Вот именно - отчаянней, и потому, все во мне кричит, я нагромождаю _с_е_б_е_ ужасов, мечусь в _с_в_о_е_м_ нагромождении, - и это - безвольно - отдается в письмах. Этого не будет больше, - ты увидишь, ты м. б. до этого письма прочтешь, ско-лько я послал! Я уже забыл, что я тебе писал, - так все в хаосе. Я теряюсь, как тебе объяснить какое-то мое письмо - чертово пись-мо! - от 10-го окт. Я писал открытое 10-го, а 11-го - закрытое, судя по записи в блокноте, чтобы хоть это помнить: сколько писем и когда послал. Только и могу - тебе писать. Совсем утонул в тебе, всего себя - тебе! Ну, что я тебе скажу?! Если бы я _в_с_е_ (или - почти все?) знал, что теперь знаю, не написал бы _т_а_к. Нет же у меня копий! Ни одно твое замечание не верно. Т.е. - твои выводы из моих идиотских строк. Я горя всем, - и ревностью, и сознанием, что потерял тебя, и растерянностью, и - болью за тебя, и - бессилием _с_е_й_ч_а_с_ все это устранить, спасти тебя! Ольга моя, безумная, умная, глубокая, святая, да, да! - чистая, да-да! - единственная, - да, да, да! Для меня не может быть никаких Ирин, Людмил... - _н_и_к_о_г_о! В любви к тебе - так она всеохватна, всезахватна, - я себя, настоящего, теряю... все мне темно, слова безотчетны, я - _б_е_з_ самонаблюдения... я мечусь. Я с тобой - как с другом, как с товаркой, как с самим собой, - и потому _в_с_е_ тебе говорю, - и эти идиотские, пошлые "котлеты"... Так и есть! Для меня это - котлеты жрать - когда другие этому предаются! Я никогда _н_е_ предавался, - я люблю _ч_и_с_т_о, так только могу. И вот "бабы" - котлетные, для жратвы, - у жрущих. Это - _в_н_е_ меня. Теперь - Ирина эта... _Н_е_т_ ее для меня! Ты - только. Ее "пейзажи"... - как мальчик написал, взманить тебя - к себе, глупо и недостойно это тебя и меня, - ее "пейзажи", все не стоят одной твоей буковки в светлом письме твоем! Прости же мое неистовство! Ну, так неверно я принял твое письмо - от 2 окт.? - Я был в отчаянии. Я хотел... - о, было такое! - умереть, - я даже, в отчаянии, неосторожно порезался бритвой, - безопасной! - потерял много крови, 2 часа был один без памяти, с платком, прижатым к шее, у артерии, - прости, это случайно, я весь дрожал... Стал слабеть, лег, прижал платок... и ничего не чувствовал. Когда пришел в себя - платок присох, я его сорвал... и опять... но тут я кинулся к воде, замотал горло, - и потом, слава Богу... Залил одеколоном и йодом. На другой день я был вполне здоров и - еще лучше! Будто искупался. Ну, вот - видишь, что со мной. Безумие любви, вот что. Теперь другое... написал, что Милочка Земмеринг хочет приехать - посоветоваться, как ей готовить себя для России. Она не приедет. Я не хочу. Все равно, она и уехала бы, какой приехала бы... Но т.к. я _в_с_е_ тебе пишу, я написал бы, если бы она приехала, - а ты могла бы волноваться... - и потому я написал, что м. б. сам весной приеду в Берлин, и обо всем поговорим, а ей посоветовал - продолжать на юридическом факультете или - идти в институт "Экрана" - _в_с_е_г_о_ Экрана, техники и сцены, - это _с_и_л_а_ для жизни, если брать экран не как жидовски-доходную статью, а как важнейший рычаг просвещения и _в_е_д_е_н_и_я_ народа. Как - "это письмо последнее"? Это, я - написал? Но это же бред! Это безумие. Я ничего не помню. О-ля, Бог мой, миллионы "прим" - ничто! Ты - одна, гений мой, _т_в_о_р_и_ц_а_ истинная! Оля, мой водитель, - ты _д_о_л_ж_н_а_ работать, ты - все! Ольга, я не смел и коснуться мысли, образа, что, что (!) ты мне отдавала! Я уперся в одно, как ослепленный ужасом: она _у_х_о_д_и_т, она _с_в_я_з_а_н_а, она - другого любит, она ему всем пожертвовала, - все все - для него. А меня... - как "разнообразие", как пряность, _т_а_к... Я как бы иногда чувствовал _и_г_р_у_ твою. Ты же писала, что ты была - "игрок упорный, и часто срывала все, когда ход партнера тебе не нравился". Я все это в миллион раз увеличил! На себя свел. Я ведь бил себя по глазам, видящими тебя Святой! - когда рисовал себе сцены - !!! - с тем насильником-кавказцем... - чего я не навоображал! Это - мое преступление! Оля, я не в _с_и_л_а_х_ отвечать на твои обвинения. Оба мы хороши - два сапога - пара. Но ты-то - Свет, а я - во тьме. Я ни-чего не знаю, о тебе, - или очень мало. Ради Бога, все, всю драму дай мне... не бойся, я не стану мучиться. Но я должен _в_с_е_ знать. Но все это уже - прошлое, и из моих писем ты _в_с_е_ увидишь, как я - к тебе. Вчера я так молился о тебе! До слез, до крика - к Ней, Пречистой, - сохранить Тебя! Оля, после молитвы - дикой, иступленной, перемешанной Тобой, _в_с_е_й, _в_с_я_к_о_й, в горящем воображении, - я все на Тебя смотрел, - ты в луче лампы, тут, как Новая Чудотворная моя, Икона Небесная! - и - страшно-страшно Земная, - я твое дыханье пил! - после всего я... стал смотреть (до 4 ч. ночи) "Старый Валаам". И - прочитал страниц до 60, все думая: "вот это ей понравится... вот тут она будет сладко плакать... вот это ее еще ко мне приблизит... вот - улыбнется, вот смеяться будет..." - Пойми, ты _в_с_е_ пронизала собой - во мне. Если ты меня забудешь - я _в_с_е_ забуду, жизнь свою сожгу сразу, без думки, - как спичку чиркну! Вот я какой - к тебе, с тобой, - без тебя. Знай это. Я все сделаю, чтобы быть около тебя. Я _н_а_ш_е_л_ путь. Вдруг осветило! Я получу право ехать! Сегодня же пишу. Мне не откажут. Верю. _О_н_ меня чтит, очень, и он имеет огромное знакомство - _т_а_м. Это наш военный, писатель²⁷². Он все сделает, о чем попрошу, я верю. Если не сделает, - _н_и_к_т_о_ не сделает. Ласковая ласточка, я тебя люблю, как никогда не любил! Это - выше всех чувств моих, - выше сил моих! Все забудь, - не было моего помрачения! Не могу разбираться, не стану. Не хочу. Это пыль от моего бунта, она слепит. Брось. Приласкай, приласкайся, прижмись сердцем, сожги меня собой, - я не могу без тебя. Прочти все мои письма, последние, они в пути. Ты меня связала требованием - не слать expres. Ведь письма плетутся, и они отстают уже от нового меня, еще ближе к тебе, - _н_е_л_ь_з_я_ быть _б_л_и_ж_е, искренней, жарчей, страстней, нежней! Ты - все взяла - не слышишь? Я - в боли за тебя, пойми, глупая, злюка, красочка, свежесть, - о, твое лицо! Все девушки, все женщины одной реснички твоей не стоят! Я - весь чистый, твой, клянусь Сережечкой! Ни одного взгляда, ни на какую! - не нужны мне, _н_и_ч_т_о_ для меня они! Это я - про Ирину - она как дочка друга, я был бы рад, если бы она была Ивкина! Да нельзя теперь, и она на 6 л. его старше. Но если бы я тебя не встретил, а она хоть чуть любила бы меня, и мне было бы 45-40 л. - нет, и тогда не женился бы! Ни за что! Я ее целовал при Оле, как ребенка, всей чистотой и - полным безразличием. Мы ее 10-леткой знали. Оля, твой изумительный по краскам, по глубокому чувству стих-сердце... он во мне, как Солнце! Олёк, взгляни лаской, прижмись глазками к сердцу, - увидь, увидь! Ужаснешься, что там, ты все его взяла, оно все занято, груди больно от такой любви! Брось это "Вы"! Оно режет меня. Оля, гадкая, бедная, ласкунчик мой, безумка, мученица, - сделай, как советую (послано письмо). Поезжай в санаторий. Я буду у тебя, да, да! Ты вся - дар от Бога. Пришли три письма о твоей жизни! Все хочу знать! Как ты жгла себя - для другого, во-имя _ч_е_г_о! Ольга, безумица, все-Женщина! Я счастлив был бы землю целовать, где ты пройдешь! Я - для тебя Тоник, мальчик твой, - только умней и... еще пыльче! (неправ, но все равно). - Твой портрет сегодня увеличу, завтра. Бегаю по квартире, в пустоте, ловлю тебя, мыслью ищу - Оля, Оля, Олёк! Не могу жить без тебя. Ты - кто Ты мне? Дочурка, мама, - у меня не было _м_а_м_ы, а... мамаша! - сестричка, жена, любимка, (Тетёль {Тетёль - здесь: тетя Оля (обращение Ива Жантийома к О. А. Шмелевой).}, Ивки) ты - все цветы на свете, все лучи, все звоны... ты - Жизнь, живая кровь, - тобой я есмь. Ол-ь, я... такой! Слышишь ли, как бьется сила жизни во мне! От тебя. Оля, я ничего не ответил на твое письмо: его _н_е_т, и моего не было. Ты - только. Все - ты. Я ничем не мог тебя мучить. Это - сон дурной. Ты - Дари. Дар - Ты, и я весь - любовь. Нет терпения выискивать в твоем письме. Его нет. Твой _б_е_з_у_м_е_ц_ Ив. Шмелев

   [На полях:] Весь твой, все эти дни с июня 39. Я для тебя "ты", не Вы. Не смей!!! Не смей, Оля моя!

   Что "опасно"? Что я сделал так? Крещу тебя!

   Твое творчество в России (твои портреты) - святое для меня! Го-споди!

   Ты - гениальна сердцем. Потому - необычаен Дар. И еще смеешь сомневаться в себе! В Божьем даре?!

   Ну, и подобрались друг к другу! Кажется, оба задохнемся, друг от друга! Не знал такого чувства. Потому что два таланта - и каких..! до чего же схожих!!

   Мы совсем безумные! Помни одно: люблю - до смерти.

  

  

   Любимушка мой, это только "gutachten" {Свидетельство (нем.).}. Письма идут особо.

   Как я ушла к... "чужому"? Или вернее почему? Кто он? Я кажется тебе писала (или порвала?) о его потрясении в детстве-юности, о его "болезни"? Так вот: отец - деспот, мать - святая. Мать умерла. Все: жена, дети, прислуга - были подвластны отцу. Он "добрый-малый", - я с ним чудесно лажу, лучше, чем его дочки. Правда теперь (ему 78) - он мягче стал, - ну, а тогда был неограниченным "монархом". Дети воспитывались им, конечно, во всем том, что мне здесь так мерзко. Кальвинизм - ужасно тут проявлен. И - все!.. Мать страдала... потом узналось. Арнольд боготворил мать. Понимал драму. И вот он - отпрыск и надежда "великого рода!", - он чурается этого рода. Для него "Бредиусы" стали нарицательным, для всего, что его душе было мерзко. Он рано развился. В 14 лет прочел всего Канта, знал весь энциклопедический словарь. Читал массу. Отец - собственно мало образован. Не знаю, что он читал, хоть и говорит на разных языках. По воле родителя Ара (он старший) отдали учиться музыке (орган(!)) - он был и музыкален, и мечтателен, и очень религиозен. С восторгом принял это учение... и... попал! М. б. ты слышал о скандале в Голландии, об одном известном (знаменитость) органисте - homosexual'e? Об этом мой отчим еще в бытность в России слышал. Его выслали из Голландии, - уехал в Вену, а оттуда, тоже со скандалом, - в Америку. И там 1-2 года тому назад умер. Ару было лет 9-10. Я не могу от него _в_с_е_г_о_ узнать. Но было что-то ужасное. Мальчишка бился, кусался, до истерики, до исступленья. На его глазах учитель проделывал гадости со старшими, которые тоже отбивались, били стульями своего "патрона". Арнольду было сказано, что если он дома расскажет, то всем будет огромное несчастье - месть!

   ...Он умолял дома взять его от органиста. "Ах, ты лентяй, то-то ты ничего еще не можешь играть... а то так... красиво... мальчик играл бы для нас на органе... и так _д_у_х_о_в_н_о!" Когда он плакал, молил, не шел просто - его лупили (отец) по щекам. Ну, а учитель все разжигался на упрямца. И вот случилось самое ужасное... Тот, для вида, для отвода глаз, - жил с бабой. Именно - бабой. И вот та, должна была мальчишку совратить. Мне только 1 раз муж сказал: "отвратительная глыба мяса, периной на меня рухнула и все душила". И вся эта мерзость до... припадка у А. Что было с ним, он сам не знает. Органист на все это любовался и... избил "идиота-мальчишку". И так вот около 2-х лет. Под вечным страхом подобного. До тех пор, пока одна девушка, невеста одной из "жертв" - совершенно нормального мальчика, - заявила полиции, не боясь "угроз". Надо было найти "улики" - рассказов было не достаточно. И вот на одном концерте в соборе, этот мальчик "сдался", дал понять, что наконец согласен. Спровоцировал. И вот, когда уже нельзя было сомневаться что это такое - вышла полиция, спрятавшаяся за трубы органа. Арест. Высылка. Только тогда дома поняли, отчего этот "лентяй" упрямился идти на уроки. Но, не вразумился отец. И в каждом случае жизни проявлял себя по-старому. Так, когда А. надо было выбрать профессию, - отец нашел благоприлично его старшему отпрыску быть пастором. А. - очень верующий. Стал учиться. Но, учась, он понял, что кальвинизм - не Церковь, _н_и_ч_т_о. Он изучил все религии, был в Лондоне, Париже, Берлине. Он был всецело взят Православием.

   Когда он сдал выпускной экзамен, и ему предложили приход - он отказался. Он пришел к матери и рассказал, что лгать не может, что он сам не верит, тому, что должен проповедовать. Мать поняла его, хоть было ей очень больно. Во время разговора их вошел отец и... узнав... дал Ару пощечину! Это окончившему-то студенту! Ты все поймешь, если скажу, что здесь до 30 лет - дети под опекой. Даже не венчают до 30 лет без бумаги от родителей о согласии. Отец не понял ничего. Он сказал: "помни, я, я твой отец - тебе на земле заместитель Бога, - меня слушайся. Ты как Каин, если уйдешь из Церкви!" Ар все бросил. Не работал. Уехал в горы - страстный альпинист. Хотел все с жизнью кончить. Гнет у них дома ужасный. Одна сестра кидалась из окошка. От гнета. И вот случилось с ним: на языке науки - Verdrängung, Hemmung, Winterbewu?tsein - Störung {Искривление, торможение, "зимнее сознание", расстройство (нем.).}... называй как хочешь. Единый свет, который еще остался - была мать...

   Все, что связывалось с женщиной-женой-любовницей... было - грязью. Конечно, он развивался, рос, был здоровый мальчик, - был влюблен в девушку у них в доме, (Тоничкина Паша²⁷³), но что это было?.. Она была похожа на Мадонну. Не смела напоминать другое, вызывать другое... Другое - низость, гадость, улица.

   Он был в Берлине в 1929 г. - видел меня в церкви. Думал, что я замужем - была я с крестницей моей на руках - причащала ее. Ему казалось, что в моей молитве, в "материнстве" он увидал... и _т_о... и другое... И - не отвратило. Впервые. Он бывал в церкви. Приехал нарочно для этого из Голландии - отдохнуть духом. Тут еще припуталась одна история - ему не удалось узнать, кто я. А в 1931 г. - после моей любви - моего горя, - он был снова. Мы увидали друг друга в наш Рождественский Сочельник. Я плакала у образа, еще не начиналась служба. Я рыдала, себя не помня, - как вдруг - почувствовала чей-то взгляд... Незнакомец. Не наш... Кто это? Сколько участия, ласки, тоски какой-то было в его взгляде... И вот, не зная, кто я, думая, что чья-то жена, он на другое утро представился моему отчиму, прося его дать некоторые православные книги. Его направил староста к нам. Поймешь и удивление, и восторг, и... что-то неописуемое при знакомстве?.. Я-то была тогда мертва. Я вся была убита, взята куда-то... Он [чуял] это. Нежно подошел. Потом перед отъездом во всем признался и просил позволить... не терять из вида. Писал мне... Стихи... Письма... удивительные письма. Он так любил православие, так впитывал в себя все, то, чего не видел дома. Учил русский язык. Массу всего знает. А дома драмы... Мать умерла еще раньше, в 1926/27 г. Это его убило страшно. Он называл меня Мадонной-Женщиной - его Mutterimago {Символ материнства (нем.).}, святыней. Он был у своего доктора, чтобы рассказать, что все прошло, что любовь - счастье, что... Но ему ничего не пришлось сказать... доктор на пороге ему уже крикнул: "Вы любите?!" "Вы - здоровы"! То, что было у него - понятно! А я? Я им была от смерти отогрета. Меня он чутко понял. Ждал терпеливо годы, пока забуду. Он полюбил даже... того... любимого... ушедшего... Странно?! Впервые он целовал свою "Мадонну", перед которой раньше только стоял в молитве. И молился на ту, которую целовал. Он массу дал мне тепла, доверия. Всю израненную, он меня успокоил. Мы писали много. Я стала ему дорога... и все же слишком... _м_а_м_а. Я _м_а_м_о_й_ и осталась... так все время... берегу его, помогаю бороться с жизнью. Отца переупрямить. За все его "аллюры" Ар прослыл в "роду" чудаком. Его - вера, его ученье, его... женитьба... что как не чудачество. На бедной? Русской? Кто такие русские? Казаки? Свечки жрут, руками мясо держат? _П_р_а_в_о_с_л_а_в_и_е? А это что такое? Его ломали, упрекали, точили. Ко мне летели телеграммы даже. Вплоть до... ах, ну, их!

   Я отказала! Гордо! Отказала, когда мы были обручены. Я отказалась уже от места в клинике. Лежал покойник отчим, а брат Сережа - при смерти. Чудо его спасло. Я отказалась. Это был сент./окт. 1936. Ты был тогда в Берлине! Муж поругался с отцом, уехал и заявил, что будет сельским хозяином, а, что с пастором оставили бы его в покое. Я ему это советовала. Я его тогда уже вела. И правильно вела. Мне и доктор его, и И. А. - сказали это.

   Я выпрямляла ему волю, давала слова для отца, поддерживала его. Любила ли его? Да, любила, но не так, как Тебя... Любила, опекая, а это ведь не даст то, что ищешь. Мама... Няня... Я не могла ему вся, всей душой отдаться, без оглядок: "а как это ему?" И я все время помнила, что надо ему помочь и быть начеку.

   И вот... когда я кончила все, то встал вопрос: "что же дальше?" Мой шеф, ужасный врач, вдруг как-то позвал меня, в октябре же (в конце) и говорит, что жутко на меня смотреть, что мне бы нужен "отдых" - будто забыл, что я уходить хотела. И что он вот теперь же, не откладывая на Рождество, просит меня на неделю уйти в отпуск. Спать, есть, гулять.

   Небывалое... Ни с кем. Я 10 лет работала - такого не видала... Он требовал, чтобы тотчас же! Я ушла. Спала. И вся затихла как-то. И вдруг звонок (после 3-х дней покоя моего), - сестра Арнольда - моя подруга. Я ей сказала: "пойми, мне тяжело вас всех видеть, дай отболеть, не приходи!" - "Нет, Olga, необходимо, поверь, я не спроста". Она пришла. И умоляла, да умоляла понять ее отца: - тот, получив отказ, мой гордый отказ. - поехал к сыну. И тот ему сказал впервые в жизни: "уйди, не дам тебе ни Веру мою, ни Сердце!" Долго говорили, и - отец не "милостиво", а мило звал меня, упрашивал, молил приехать. Elisabeth мне показала его письмо к ней - ко мне он не решался. Боялся он за жизнь своего сына. Ар был тогда как мертвый весь. Много чего было! И. А. "позволил" мне ("нашей русской Олечке") поехать. Но виза? Служба? Говорила Elisabeth. Служба? И этот странный отпуск (!), виза? Я ничего сама не хотела делать. Верру²⁷⁴ была у консула. И вот, обычно длилось 3-4 недели. А тут - 3 минуты. Это я приняла как знак! Я ехала на другой день к старику. Он мне прислал даже спальный билет II kl. Мы говорили много. Я его взяла совсем. Прямотой? Я не ломала себя. Была горда всем _Н_а_ш_и_м . И так и показала. И. А. хотела быть достойной. Меня он наставлял (* Первоначально не хотел "отдать им". Но узнав Арнольда - полюбил его и благословил.). Старик все понял. И... он, он, тот, который все расстроил, молил меня... не бросать сына...

   Каак он меня молил. Мне он открыл и свою душу, как он несчастен, не понят, никем, никем. И дети... дети все как чужие. Я много ему сказала Правды. Все понял. Пригласил меня на Рождество приехать, когда и сын будет. Ару я не писала больше. Ждала, что он. Волю его пытала. А он... он весь рухнул. Не рисковал писать. Как и все у него в жизни. Он "не имеет права на радость". "Жизнь - долг, обязанность". На Святках все и решилось. Я знала, что Ар без меня ничего бы не добился. Это не самомнение - это - правда. Это знает и его отец, и доктор, и сестра. На Пасхе было обручение официальное. А в ноябре 1937, 16-го числа - свадьба, - в Голландии - гражданская и в церкви, и 19-го ноября - в Берлине в соборе... Это и была - _с_в_а_д_ь_б_а. Скоро 4 года! Мы уехали в Югославию, оба искали наше, православное. Ар полон им! Женитьба дала ему уверенность в себе, хоть и немного. До этого... его торкали, смотрели, как на человека... ну, как на белую ворону. Многие из "р_о_д_а" знали его отношение к Бредиусам, а те, кто не знали - чувствовали, что он не "свой". С ним не считались. "Ну, что он может?" "Такую глупость и в профессии своей показал..." После женитьбы стали считаться. Я заставила. И православие поставила на высоту. Все приняли. Брат его, настолько не брал его в расчет, что серьезно думал у меня найти "тепленькое местечко". Я ласково и нежно... показала, что ошибся. Без слов, без указаний - понял. Влюблен... и только. Девочки у него постоянно - развлечется. Во время же нашей свадьбы, - было его чувство - очень... тревожно. На балу он даже мне почти прямо сказал. Бесился при мысли, что скоро мы вдвоем уедем. Тоже - чернил бы с радостью брата! И вот мы - вместе... Ты видишь - я "не отбилась от родимой стаи"... Тут все сложнее. И м. б. ты поймешь, что, оставаясь чудным человеком, тонким, (нет, не угрем, тинным), - Ар все же - вне жизни... Иногда мне очень с ним тяжело. Он - трудный. И жизни, Жизни - нет...

   У него нет импульса жизни, желания счастья, радости этого счастья. Всего того, чем полон ты.

   Господи, как я люблю тебя, "Ивик", мой, позволь тебя назвать так. Мне давно нравится это ласковое... "И_в_и_к..." Ты, понимаешь? Я хочу сама радости, а я ее только отыскиваю для другого. Я... устала.

   Ар - теоретик... Всегда боялся жизни. У него жизнь вся в его плане. А время... все ломает. "Вот погоди, я все устрою!!" А жизнь уходит. И с отпуском... не то, что он не хочет, а правда... "некогда". И раз женат, и я хорошая, то чего же беспокоиться?.. Когда-нибудь (?!) мы все устроим. Вот... в этом роде... Мне трудно тебе это все объяснить. И я часто теперь замечаю у тебя ноты недоверия. Например: "Что это... страдала или - услаждалась?" И... "почему не ушла из клиники?" Ты за моей спиной чего-то ищешь. Не надо. И теперь я боюсь, что ты мне бросишь: "адвокат А.". Нет, это только, чтобы все объяснить! Ты _п_о_н_и_м_а_е_ш_ь?

   А теперь... люблю тебя. Безумно... Отчаянно. На все, на все согласна для тебя, для себя... Но ты понимаешь боль мою от сознания этой всей драмы. Ар даже м. б. держать меня не станет... весь обвалится. Это для него будет общим крахом. В семье его съедят тоже. "И этого не сумел". И то уже донимают, отчего детей нет. Рады бы и это ему повесить. Я этого, детей, не хочу. От них всех не хочу! Не знаю почему... Не знаю. Не хотела. М. б. устала. От всей жизни устала.

   Как все будет? Не знаю... М. б. все очень просто. Уйти "к другому" - невозможно. Чем бы это кончилось? Наверное горем. Я этого горя не в силах перешагнуть! М. б., - случится само, как несколько раз бывало. Ссора... Уйду. К тебе... М. б. даже скоро. Кто знает. Но все равно, и уходя, вот даже так, я буду знать, что это "дитя" "не ведает, что творит". Он - дитя. И наивен так же, как глупое дитя. Я у него первая и единственная. Знаю, что другой не будет... Понимаешь, его надо знать. Писем он никогда красть не будет! - это у отца им омерзело. Тот и до сих пор это делает... Понимаешь: я - жена-мать-мадонна, - вдруг уйду, разочарую. Покажусь _т_о_й... обычной, которую он презирал и которой боялся... Мне он сказал: "Ты мне Небо и Землю показала рядом, освятила любовь, дала веру в чистоту..." У него долгое время отвращение даже к детям было, как напоминанию о любви. Это было сильное психическое потрясение. Ведь только 9-10 лет! Девушку, жившую у них, он бил однажды. Почему? Мне Doctor объяснил. Зачем живая, - не Мадонна?!

   Трудно, трудно жить! Пойми меня! Ар совсем не ревнив, т.е. так кажется... потому, что слишком я - вне подозрений. Он сам никогда бы не изменил, и потому не может и у меня во-образить. Он долго верно не понимал бы, что ему говорят серьезно. Вчера так было. У него взяли любимую лошадь, и он сказал: "да все хорошее приятно всем, - вот на тебя тоже небось были бы желающие (шутя!)". Я - "ну, а отпустил бы?" - "Чушь какая, мне писать надо". - "Нет, скажи, Ар!" Хохочет детски: "ты как ребенок: папа, а я если так, то ты как? Глупышка". Не понял. А я так спросила, что у мамы глаза круглые стали. Он дитя до жути. Вот, длинное письмо, а всего не объяснить. Спроси И. А. Он нас всех знает. Он А. тебе раскроет. Целую и люблю. Оля

   [На полях:] Я - ни "рода Бредиусов", ни людей не боюсь. Пойми! О "подходе" к А., м. б. спросить совета у И. А.? Он - психолог! Скажи!

   Ивика твоего поздравляю!

  

  

   Мой милый, дорогой... мучитель!

   Вчера вечером - твои 17-го, 18-го X... И потому пишу вот!

   Я утром уже знала, что... все темное прошло. Почему? Не знаю... А тогда, 8, 9, и до... вчера... мне было так противно на душе, так тошно. В день Иоанна Богослова я не могла Вам писать (прости мне это "Вы" - еще мне трудно так привыкнуть)... - а 13-го я писала _т_а_а_а_к, что - ужас. Ужас, потому, что не было _з_р_и_м_ы_х причин... Но они были эти причины, - в тебе были! Твое письмо от 10-го меня отбросило и придавило. Говорю тебе прямо. Каким образом оно получилось?! Мне это надо понять! Это очень важно. Когда я тебе в моем от 22-го сказала, что до объяснений твоих, я писать тебе не буду, то это не было "наказанием", - нет, я действительно не могла бы тебе писать. Все надломилось и опрокинулось. Я увидела в тебе то, от чего однажды очень страдала, отчего вся моя... сломка жизни! И потому я хотела, хочу видеть,.. что тебя толкнуло. Я смертельно испугалась... Я читала совершенно то, что... тогда... в 1924-27 годах. Понимаешь, словами то же. И потому хочу знать... Слова ли только, или за словами - ужас. Я в жизни перенесла невероятно много, - ты не сможешь себе представить... Но _э_т_о... это было предельностью страданий. Если бы это показали в кино, то - зал бы принял за нагромождение, передержку. Я - все вынесла. Я и сейчас еще как будто оглушена... Прошу тебя... открой мне, что тебя смутило? И почему так?

   Но не хочу я больше этого всего! Прошу, будем осторожнее, - давай беречь друг друга. Беречь святое.

   Я - странная такая... могу вынести я много, долго терпеть, но в каком-то определенном... вдруг - не могу. И тогда... ничто, ничто уже не удержит... Так и было тогда... давно... Я девочка была совсем, но нашла силы. Я не к тебе это отношу, а... вообще.

   Жизнь моя... полна встреч, событий, драм и потрясений. И каждая - роман. Вот бы тебе писать их! Пиши! Я дам тебе их!

   Не понимаю, как это случалось. Я не искала ни людей, ни их и сердца. Т.е. нет, я... ждала... одного... определенного... но его не было... а все другое? Иногда принимала за "заветное"... была ошибка. Их было много... этих... "претендентов" на... как мой отчим-остряк шутя их звал, "претендент на скальп". Нет, конечно, их "скальпы" были мне не нужны, - они охотно снимали голову сами. Вчера нашла в бумагах "акафист" отчима на меня:

   "Тебе тезоименитая прабабка твоя Ольга²⁷⁵, Древлян истребити хотящи, врабие и враны с возженными хвостами на домы их насылаше и сии огню предате. Ты же возженными стрелами сердца своего верных рабов твоих многажды испепелила еси. Темже, сие зряще, вопиим ти: радуйся, в хитрости твоей княгиню Ольгу превзошедшая, радуйся сих новых Древлян неумолимая победо, радуйся обаяния женского непревосходимая художница, радуйся, яко ни вранов, ни врабиев для победы твоей никакоже требуети, Великая скальпоносице Ольго, радуйся!"

   Конечно, шутка. Отчим любил такие "писульки" и делал их на знакомых тоже. Я не была "кокеткой", хотя мне дама одна говорила (мать подруги): "Олечка, Вы вся - кокетство... Вы со мной вот, старой женщиной, говорите и не замечаете, как кокетничаете, вся блестите". Конечно, это не было кокетство. Я, - верно (!), сама того не замечала, - как "блещу"... Я редко бываю тусклая. И это только если кто-нибудь есть, кто давит. Ту необъяснимую "нагруженность драм" у меня, я объясняю только этим свойством: - завлекать несознательно... просто: быть самой собой... И это было всюду... у всех наций. В Художественной школе писать хотел один преподаватель (из старших, - т.е. в смысле "прежних") - "Мону Лизу", "Джiоконду" - просил меня позировать. Как сумасшедший бегал и "ловил улыбку Моны Лизы XX века". Хотел он "дать свою разгадку новой Джiоконды". Мне было тогда 17 лет. Я знаю, что у меня бывало это сходство. Это и женщины находили. Особенно, когда я была полнее. Я была в юности полнее. Нет, не толстушка, конечно! Я писала тебе о "свежести красок", - ты верно понял "румянец во всю щеку"? Нет. У меня цвета пастели, и потому их портит всякое прикосновение посторонней "приправы". Пока еще не нужно. Это от папы. Я никогда не загораю. И пудру (только для лба и носа) мне всегда подбирали и составляли в магазине при мне же. И летом я могу пользоваться еще от зимы. Так мал загар. Мои духи хотел ты знать. Ты не поверишь: - это тоже очень субъективно... Я всегда меняю, мешаю несколько сразу, по настроению, по вкусу, - иногда я не переношу их... и голова болит. Но в общем очень люблю. Всегда какой-нибудь цветочный (ландыш) мешаю с подходящим "fantasie". И пробую. Никто не знает: какие духи у меня... они мои просто! Последние, что я тебе послала: "My sin" (англ.) и... ландыш. Обожаю Guerlain'a - почти что все... Но их нет давно. Были л'Эман, Коти... но бросила... хоть долго их имела. И... вообще... я их сама выдумываю.

   Например, помнишь были в моде л'Ориган (Коти)? Я их не могла терпеть под конец и отдала прислуге в клинике... Мигрень всегда бывала. Поэтому всегда сама пробую. Ничего не посылай! Хорошо? Лечиться я буду... Ты спрашиваешь, отчего худею?.. От... тебя! И тут ничего не поможет. Когда я жду твоих писем, то я буквально, дрожу. Я их еле-еле вскрываю. Пересыхает в горле. Буквально! Я никогда этого не испытала. Не сплю. С тобой говорю. Сердце стучит. Не до еды. И все - украдкой. О сложности с А. - я тебе писала... К нему нельзя прийти просто с "уходом". Я знаю одно: - если уйти, то это должно быть вне зависимости от тебя. Мне ведь все виднее. Поверь мне! Мучений у меня очень много. Не таких, как ты думаешь. Я - достаточно _н_о_в_а_я. Но помимо - этого! Пойми и помолись! Недаром же я вспомнила о "Даме с собачкой". Легко ли мне это?! Не знаю, как я без тебя буду! Жду встречи! Целую тебя ответно, так же как ты, меня... ты знаешь... Все, что ты мне - то и я тебе! Нет, не грех! Я знаю. М. б. мы себя письмами мучаем и делаем разлуку еще невыносимей. Без "ты" и этого "безумства" было бы легче? Или нельзя?! Я иногда с ума схожу без тебя, читая твою страсть! Послушай, я вчера свой дневник читала (18 лет!) - там было: "Оля (подруге), ты пишешь, что недавно прочла о любви двоих, знавших друг друга только по письмам. Да, это, конечно, странно, но мне так понятно. Я бы хотела такой любви, и только такой. Он любит ведь только душу!" Послушай, бесценный мой, все, все, чего я, шутя, желала, - все мне далось. Так, я говорила своей подруге-лютеранке: "Оля (тоже Оля, было 3 подруги - все Оли), я тебе завидую; - если ты выйдешь замуж, то будешь венчаться в 2-х церквах, - как это красиво!" Я дурочка тогда была, (18 1/2), (идиотка была - даже не дурочка!) - шутя болтала... и... получила. И многое - такое. И вот о письмах. Дневник мой очень забавный... Тебе бы почитать. Все та же! та же! Много об этюдах в школе. Маленькие пробы пера... А, как ты больно меня дразнил Ириной... И... зачем о 6-тиминутных, "из приличных"? Ну, хорошо, не буду... Какая Bauer? Где? Я найду ее по книге и все сделаю, что могу (* Может дать визу только германская власть! Узнала!). Но, м. б., мне-то лучше в стороне остаться? Голландия - это деревня - все известно. Бредиусы - очень известны. Знаешь известного ценителя - знатока Рембранта? Dr. Bredius? Он у Вас, в Monaco. Это дядя. Их целый музей в Гааге. Очень известны. Пригвоздят меня (не муж, он не ихний) цепями, не дадут так просто! Я их знаю! И как же знаю! Муж-то с ними боролся. Их - жертва. И болезнь его от них была отчасти. Потом я думала: устроить вечер здесь, в нашем болоте, по-моему для тебя будет... неудовлетворительно (* а главное: для меня опасна такая огласка. Муж поймет, что я с тобой! Он все всегда знает.)... На Пасху было 20 человек русских в храме. Очень мало-русски! "Дамы" считают священным долгом стать вполне "Mevronw"..! У меня ни одной подруги! В Утрехте - есть одна - прелесть - это исключение! А муж - дубина! Я его так и зову "дубина". Сломал ее конечно. Уйти хотела. Осталась. Здесь женщина - ребенок, без прав. Хуже Домостроя. Завидовала мне, что "мягкий муж, - я вот однажды в такого же влюбилась, ища тепла и ласки, и уйти хотела; - в нашего соседа". Бедная! А дубина был у Вас и сделал все как... дубина!

   Получил ли ты? Портрет - гадость. Потому я ничего на нем не написала. И отчасти оттого, что Фася могла бы прочесть. Несмотря на эти "глаза" - я вся - натянутость. Даже дубина это заметил. Мама удерживала меня посылать. Но я у 2-х фотографов была - лучших. И ничего не вышло. У мужа есть мой чудный портрет с глазами, одновременно с твоим 1-ым снималась. Хотела я с того переснять, но у мужа - как все - "под спудом", и так не знаю даже, где он. М. б. найдет, тогда дам переснять тебе. Марина не шлет. Она ужасно не точна. Тогда письмо от янв., послала в марте! Неужели и теперь так. Попроси ее! Еще! Я так жду! Вчера прислали извещение, что 2 книги пришли! Какое же тебе спасибо! Я так горю вся нетерпением! Какие? С твоим автографом? Из Булони. Пришли скорей автограф! Ах да, отчего папа умер? Не бойся - не tbc. {Туберкулез (лат.).}, - у него была оспа. Это было ужасно... Натуральная оспа, без всякой эпидемии в городе, - хотя в Казани часто она скрывается у татар. Меня на tbc. всю тысячу раз пересветили и перестукали. Ничего! Constitutionell - подхожу, и потому шеф и "кавказец" меня подробно исследовали, когда начинала худеть... _Н_и_ч_е_г_о! ("кавказец" - только рентгеновские снимки исследовал, - ко мне же не подпускал его мой шеф). О Hypophyse я знаю. Это очень важно. У меня был пациент - молодой барон, разбившийся на охоте и повредивший Hypophyse - у него стал diabetis insipidus, - ужасно страдал. Это не сахарная болезнь, но лишь ее симптомы! Из моей лаборатории диагноз вышел.

   Как часто это бывало. Сколько диагнозов, "отгадок", драм, я выносила из моей работы. Было интересно. Но очень тяжело!

   [На полях:] Посылаю пока маленькие "глаза".

   Послала с "дубиной" тебе перо. Получишь. Это для "Путей"! Чтобы быть вместе, хоть так. В твоей руке!

   Мне хочется рисовать! М. б. буду - для себя!

   Непременно, непременно напиши, что ты сказал в злом письме о моих 33-х письмах, - я не разобрала. Сжечь хотел "в 11 ч."? Или что это: 11 ч.? Скажи.

   Книгу фон de Фелдэ я знаю. Я их, такие не люблю. М. б. интересно и даже "полезно", но и вредно...

   Не получила "стрелки" Ирины. В письме 14-го о Достоевском я не о речи его. Одна заметка в "Дневнике писателя"²⁷⁶.

   Получил ли expres 16-го, 19-го и фото в саду, в белом? Целую тебя и обнимаю тебя безумно, пусть грешно! Люблю. Оля

   Отчаянно люблю! Пиши мне все, все, как ты любишь. И знай, что... всем тебе отвечу!.. Обнимаю тебя долго... бесконечно, жарко...

  

  

   31.Х.41 12 ч. 20 вечера

   Здравствуй, гуленька, ну, как твое здоровье, - не пишешь ты? Какое ласковое перышко твое, - должно быть знает, кому пишу, старается. Сегодня не отвечаю на твое, 16.X, - другим я занят, да... - _т_о_б_о_й. Всегда. Знаешь, меду мне прислали, мно-го... всю бы в нем выкупал, потом всю бы... обцеловал до пятнышка последнего, - ну, как амброзии вкусил бы... знаешь, боги-то, амброзию вкушали... стал бы им причастным, - ты же сама амброзия, гулюлька! Сегодня я с утра "в полете", - мое сердце. Так взмывает, - ну, что такое? Все ты в нем, так неугомонно-дивно, - что такое? Ну, вспомни... книги получила? Или - письмо? Светло тебе? Ну хоть немного? Не забыла еще Далекого? Не пиши, ни-когда, что ты меня "уж бояться стала"? Мне больно. И забудь, что - "мне нужны радостные письма". Уж какой раз ты об этом мне..! Изволь забыть. Меня... бояться? Ну, можно ли так, бо-льно! У меня сердце тает для тебя, такою нежностью, такою лаской... О-ля! Никогда, - помни!, ничем не упрекну чудесную мою чудеску - "Девушку с цветами". На, вот тебе, - за это:

  

   Светлая Олёль... / как ты прекрасна! / Вся в белом, / с белыми цветами. / Легка, / лилейна. / Линии какие, / какие руки! / Белая голубка, / гулька, / лилия, / снежинка, / нежность, / _с_в_е_т. / О, ми-лая, // веснянка! / Кто ты? / откуда ты?.. // Все новый образ, / новая загадка... / Песня? / Кто пропоет тебя? / как передать ручьистость линий, / изгиб руки, / невн