Главная » Книги

Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной, Страница 21

Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной



такой милый, такой прекрасный, такой... большой!.. И это не только я говорю ("ослепленная", скажешь м. б. ты?), но и мама. Когда она увидела, то сказала: "до чего же хорошо лицо. Это лицо большого человека!" Как ты смеешь о себе так говорить, как написал на карточке?! Это вместо надписания-то мне! Стыдись! что же ты, хотел бы быть "сладочкин, улыбкин"? Смазливый? Фуй! Стыдись! Ты, - какой ты тут, - прелесть! Я обожаю тебя! Я вижу твои глаза, все говорящие глаза! Твой Сережа - чудный, милый, юный, но ты, - поверь, ты мне (даже по этой паспортной фотографии) - больше нравишься! Какая величина! Какой свет! Какая душа! Сережа там еще дитя. Чудесное дитя чудесного отца! Прекрасный приток могучей реки - _Т_е_б_я! Я тебе нарочно о С. говорю, т.к. ты, я знаю, его обаяние признаешь и видишь! Так вот знай: - ты - источник, ты - первоначало. И для меня - еще прекрасней!! Поверишь теперь?! "Разрыв" и "несхождение" я разумела иначе: очень просто: коли не увидимся, то как же реально будем вместе?? И только. Никогда я тебя не "брошу"! _H_e_ смей так думать! Ты - жизнь моя! Ты информирован не верно: разрешение на поездку в Голландию можешь получить на месте. Я это знаю. По нотариальным делам дают визу. Я пойду сама в комендатуру и точно все узнаю. Я уже узнавала. Я живу только мечтой приехать к тебе весной! Хочешь? Милый, слов нет сказать как люблю тебя! Знай это всегда. Мне даже д-р Серов дорог! Все твое люблю! Целую Тебя моя радость!
   Сегодня жду Сережу. [1 сл. нрзб.] надо все приготовить, потому пишу открытку. Ты в сердце.
   [На полях:] Всю ночь ты снился!
   Сегодня открыла Евангелие: Соборное Послание ап. Иакова, гл. I, ст. 10-12507, и дальше.
   Но я _н_е_н_а_в_и_ж_у_ богатство же"
   Целую и люблю, всегда, всегда. Оля, твоя конечно.
  

117

О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

  

1. I. 42 г.

   Ах, ты родимый мой, несказанно-любимый!
   Ванечка мой - Солнышко радостное в лазурном небе!
   Счастье мое единственное, вся жизнь моя! Радость!
   Пишу тебе в первый день года. Страшусь, как всегда, этого года, но молюсь и верю, что хорошо будет! Так и ты - не сомневайся! Я люблю тебя так нежно, так хорошо, так глубоко! Я вчера, т.е. сегодня ночью твою карточку на сердце держала, у самого сердца, за платьем, - чувствовала ее все время. А в 12 ч. и несколько секунд я убежала в комнату мамы и поцеловала тебя. Когда мы пили вино в 12, то я маме по-русски сказала: "за далекого". Она тоже выпила за тебя. Ванечка, я так трепетно тебя люблю! Я _н_и_к_о_г_д_а_ тебя не оставлю! Нельзя _ж_и_з_н_ь_ _с_в_о_ю_ оставить! Я всегда буду около тебя, - пока иначе нельзя - хоть мыслью, письмами, и когда будет можно, - то и вся буду с тобой (убегу)! Умоляю тебя не говорить так о себе! Ты - чудесен! Ванечек мой родной, отчего же страдал ты те 12 дней? Какое мое письмо? Видимо невольное, глупое, т.к. не могу я быть "холодна" к тебе! Солнышко мое, я ина-че себе объяснила твою муку, - и... поняла ее, хоть ты и _н_е_ _п_р_а_в! Я думала, что приближение дней (16 и 19-го XI) тебя смущало. Да? И ты думал, представлял, воображал!.. Но ты увидел, что я была с тобой! - Всегда, Ваньчик, я с тобой! Если бы ты все, все знал, как я с тобой! И только! Милушка мой! Ну, успокойся, никогда не думай плохого! Слышишь?
   Сердечко мое, да разве я тебе не писала ничего о "девушке с цветами"? Я же целые страницы о ней писала... Неужели я сожгла и не повторила?! Я многое жгу и потом не знаю, послала или нет. Верно так это и было. Ужасно это! Я тебе сперва только, как знак, что получила, писала: "спасибо за ромашки". Что-то в этом духе. А потом в тот же день писала много. Но потом была недовольна чем-то собой и сожгла, много писала еще и жгла. И была уверена, что о "Девушке с цветами" повторила. Вань, часто одна мысль захлестывает другую... У меня никогда неисчерпаемые темы для тебя. Масса чего тебе сказать надо. И все не хватает ни слов, ни времени, ни возможности. Напомни рассказать тебе еще одну "историю с шефом", и обязательно о снах: о Богоматери, о Кресте звездном (давно, в юности), о папе (в Святую ночь, первую без него - это был 40-й день по нем). И, если хочешь, о сне с тобой - злым. Об образе я напишу тебе, сама. Ваня, о Христе, как бы это было чудно! Пиши, Ваньчик. Я знаю, как это у тебя божественно выйдет! Из сердца твоего, из Души твоей великой!
   Мне жаль, что умер Мережковский, - еще один ушел!
   Но я не люблю его творчество - не чувствуешь сердце. Все будто надумано... о сердце, а сердца-то и не видно. Но, о покойнике не хочу так. Царство ему Небесное! Отчего умер? Ванечка, с какой болью я читала об О. А.! Я тебя чувствую в этой боли. Отчего скончалась О. А.? Напиши. Лечил ее кто? Не Серов? Серов - отец Ирины? Напиши. Как он мил, с его словами обо мне! Вчера вечером я получила твое нежное письмо 6-7.XII. Чудесное! Будто ты сам со мной! И опять там сбоку: "страшусь, увидишь и т.д." Тонька-фантазер! Глупый! Я же знаю тебя! Я же давно тебя знаю! Кто же по-твоему я? Неужели я не понимаю сердцем что воистину прекрасно?! И что - красиво? Линии Аполлона? Или что? Для меня - лучше тебя нет! И больше не смей! Ни гу-гу! Я себя тоже ненавижу и, сравнивая с "безупречным", - вижу массу недостатков, до... страдания. До снов об этом. Но все же я тебе верю, твоей любви ко мне. Ми-лень-кий мой! Я верю, верю, что мы увидимся. Только хлопотать надо прямо (не через русское эмигрантское представительство) у немецких властей. Для нотариальных дел дают визу! Ванечка, друг мой, я _з_н_а_ю, как никто, как трудно нам "разъезжать", как ты пишешь. Знаю, знаю! Конечно, мы не голландцы-дельцы. Ванечка, мне кажется, что ты совсем тут. Я и вчера, и сегодня твои духи вдыхаю, на тебя смотрю. Как чудесно, что я получила "тебя"! Милый мой мальчик! Я отца твоего люблю. Я чувствовала всегда в нем много шарма. Ты так чудесно "дал" его, любовью своей дал. Я бы влюбилась в него - не сомневаюсь! Душистый, "молодчик"! Ты от него "взял" эту любовь к жизни и пылкость?! Я тебе еще буду писать - отвечать. А сейчас не могу ничего, кроме ласканья... Какой ты манящий на маленьком фото в Ужгороде508. Вся твоя поза... Мне хочется впорхнуть на скамью и юркнуть под эту вытянутую руку (правую). Все, все, даже то, как левая кисть руки лежит на колене! Все меня в тебе волнует! Я знаю, какой ты необычайный! Ведь это, то, что _т_я_н_е_т, - так необъяснимо. Я это в тебе знаю. И даже в этих маленьких фото, чувствую. В "Ужгороде" _н_е_ меньше, хоть и маленький, потому, что ты - свободный, сам - собой! И сколько скорби у тебя в глазах... Ванечка! Она меня всю приковала к тебе сладкой болью! Какие глаза, Ваня, у тебя! Святой мой!
   [На полях:] Как ты о локоне моем пишешь и о том, что чувствуешь при поцелуе его! А я? Я - твоя конечно! "Самодурство", говоришь ты, думать, что я твоя?? Нет, не самодурство! Целую и люблю - до бесконечности! Не могу кончить ласкаться. Родной, любимый! Твоя Оля. Оля Шмелева... Я с ума сошла? Нет. Люблю!
   Моя азалия цвести начинает, шлю. Получишь ли вовремя мой снежно-белый привет?
   Капли вина - за нас!
   Не "очищай" ничего от пошлин! Я абсолютно ничего здесь не должна буду платить.
   Твое письмо 13.XII не пришло еще.
  

118

О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

  

2. I. 42

   Ванюшечка, дорогой, несказанно близкий, единственный, неоценимый, ненаглядный, светик ясный, Ангел мой!
   Я не в силах тебе "ответить" на письмо твое от 25-26-го! Я так бледна перед тобой. Ты будто чуял тоску мою. На все, без вопросов, ответил! Ванечка, я так страдаю без тебя, и потому только так вчера писала. Ты-то поймешь меня! Мне страшно стало, что тебе эта "отвлеченная" любовь меня, живую меня, заменить может. Я "ревновать" стала к этой "письменной" любви. Понял? Ваня, голубчик мой, я все сделаю, чтобы преодолеть страдание. Но, пойми, что без тебя - все, все тускло! И не только эгоистично без тебя, но и за тебя! Я мучаюсь, что ты один, что у тебя нет постоянного уюта, что нет хозяйки у тебя, что так мало заботы о тебе, постоянной! Ничего бы я сейчас так не хотела, как быть около тебя, в состоянии снять все твои досадные житейские заботы... Как бы я хотела быть опять в клинике, чтобы быть самостоятельной, чтобы тебе ни о чем не думать даже! Чтобы ты только себя берег для творчества твоего великого! С какой бы радостью я сняла все заботы с тебя! Ванечка, я тебе как-то намекнула о "планах" своих. Это я думала поступить здесь снова в лабораторию, чтобы постепенно "отойти". Понимаешь, сначала ездить из дома, потом взять комнату и только на воскресенье приезжать "домой". И посмотреть, что бы было. И приучить к отсутствию. Но ничего не выйдет. Нельзя найти службу. Нельзя найти себе заместительницу в кухне. Сколько ищу. И вообще - не выходит. Я не знаю, как и что, но я надеюсь. М. б., что-нибудь изменится, как ты пишешь. Ох, Ваня, Ваня, если бы ты все, все знал! Пойми, что никто, никогда не даст мне счастья! Не говори так! Ужасно это, так же, как и "ныне отпущаеши". Не может быть мне счастья вне тебя! На что мне молодость? Куда же? Кому она? Пусть уходит жизнь... И как безумно я хочу... Сережечки!..
   Ах, я забыла написать тебе! Мне снилось на днях, быть может, на 1-ое янв. даже, что: не то у меня есть уже, не то будет (и я знаю) - дочка. Именно дочка. И я сомневаюсь, хочешь ли ты дочку, думая, что тебе приятнее сын. И хочу знать твое отношение, страшась услышать... А ты, так радостно сказал: чудесно как, я всегда, всегда хотел девочку... я назову ее "Оля". Странно? Безумство - что пишу так?! Я не могу, Ваня, я все тебе хочу сказать! Ты так мне близок! Ванечка, родной, далекий мой! Ах, ты опять что-то посылаешь!? Не балуй меня так! Нет, я "Старый Валаам" не получила. Ванечка, пришли автограф! Господи, я не достойна твоих Даров! Книг твоих! Я так ничтожна! Ваня, мальчик мой, я обожаю тебя, я всем моим существом люблю тебя! Я не могу без тебя! Ты - ты все мне! Я верю, что мы увидимся. Иначе, как все бесцельно. Ваня, как ужасно умереть смоковницей, той, которую Христос проклял509?! Но я хочу только с тобой! Как я бы воспитала! Ванечка, какая Душа в тебе Великая! Ты же единственный!! И все это не продлится? Ужасно, Ваня! Но я буду терпелива, я не буду страдать! Ну, разве могу я это обещать? Иван мой, радость моя и счастье!
   Я никогда так не любила. Я спала всю жизнь до тебя. Как все было мелко до тебя! Ванечка, Ангел мой! Нет слов, чтобы сказать все!
   Ты - все мое счастье, жизнь моя! Конечно, ты не виноват в моих муках! Ты мне жизнь дал! Ты пробудил меня к прекрасному. Кто тебя винит? Мама? Не может быть. Она тебя любит!
   Ваня, как обнимаю тебя, вся с тобой, целую, долго, жарко, нежно. Как умею! Ивик мой, душенька моя! Твои письма меня уносят в мир прекрасный, сказочный, чудесный!
   Я ужасаюсь, что на твое многое прекрасное в письмах не могу ответить. Я вся полна тобой. Не могу писать связно! Как время бежит. У меня все так недавно. И Wickenburgh будто - вчера. Ваня, зачем ты долго молчал, ...если бы я тогда, раньше знала! Если бы ты хоть год тому назад "открылся". Хотя... что же? Все внешнее остается! Меня не пустили бы к тебе! Ваня, Ваня мой! Я вся в угаре, в любви, в песне! Солнышко мое! Как я хотела бы прийти к тебе, явиться сновидением хоть! И ты! Я так жду тебя! Ваня! Милая радость! Чудесный мой! Прости мне все мои злые письма! Как я могла на тебя злиться!? Ваня, когда я была холодная? Не могла же! Я дорожу каждым часом даже (не то, что днем), пока живу тобой, твоей любовью! Ваня мой милый, ласковый, нежный! Кто ты мне?! Все, все! Счастье мое! Я целыми днями любуюсь тобой... Порой ты будто оживаешь: будто шевелишься! Как бы я тебя успокоила, приласкала... как отогрела бы, как я сама взяла бы от тебя любовь и радость жизни! Рыцарь мой светлый! Тоничка мой! Как я все, все дала тебе бы! Родной мой! "Роднее нет"! Что я могу еще сказать?! Нет слов! Возьми же все воображеньем, что и в сердце у меня горит, тоскует, томится, рвется к тебе - моему бесценному! Ты потому меня так любишь - что я тебя люблю без меры. Я - одержима этой стихией! Я не пережила бы, кажется, от счастья... твоей любви! Как жду тебя! Меня смущает, сдерживает... неловко как-то... сказать тебе больше, все, что так наполнило меня с краями! Ты - умеешь. Я - женщина,.. стесняюсь и робею. И, Боже, сколько же я уже сказала! Я все, все понимаю... Я так тебя чувствую... будто ты здесь!
   Ты пишешь о моей карточке "с Новым годом?" Я ничего не понимаю: я послала через магазин тебе к 1.I.42 (н. ст. - т.к. все-таки этот день меняет календарь) ландыши или белую сирень и велела приложить карточку. Ты говоришь о цикламенах? Их послали к 10-му (Знамение) и опоздали. А эти послали раньше? И что? Неужели опять цикламены? Идиоты. Или жулики? Я так просила ландыши. Сказали, что не знают, можно ли во Францию. Тогда я заказала, "если нельзя" - белую сирень... Я знаю, ты ее любишь. Но непременно душистые цветы! Я так хотела этого! А что они сделали?! Это вечно так! Еще и до войны жулили! Теперь я просила послать белую азалию или белые гиацинты к Рождеству. Наверное тоже перепутают. Я все определила, и форму, и размер, и упаковку. И верно опять обманут. Я писала д-ру Серову, прося его достать как надо и дать отправить тебе вовремя. Но оказалось, что нельзя переводить деньги. Пришлось письмо уничтожить. Я так жалела. Он-то бы тебя устроил? Я хотела его просить елочку тебе от меня устроить, но думала, что это слишком сложно, и не просила. Просила ландышей тебе найти! Но, вот, ничего не вышло. Но зачем ты все посылаешь? Дружок мой, старайся себя беречь! Умоляю! Все, что ты мне посылаешь - кушай сам! Береги все для себя. У нас здесь все есть. Это письмо мое только непосредственная реакция на твое. Я на все еще отвечу. О "видении" напишу, - это не мне было, а одному дедушке моему... Напомни. Сейчас вскочил кот и всю исцарапал (любя топчется по плечам), а потом на письмо соскочил и замазал лапками. Откуда-то притащил жирные пятна? Ой, знаю, скрипела дверь, смазали, а на полу капли. Притащил-таки! Прости эту мазню! Ты видишь, даже лапки отпечатал?! Но я вся исцарапана! И сосет уши и волосы! Тоже - вкус! Ну, дорогой, бесценный мой, до скорого письма! Так много сказать надо! Так мало сказано! Я очень хочу писать, но не могу - я вся в вихре! Уляжется это? Или никогда? Ты же знаешь? Я не могу быть ни с кем, кроме тебя, счастливой! Пойми это! Мне горько, что ты мне этого желаешь. Ну, поревнуй же! Неужели остался бы спокоен?! Я ужасно ревнива! Но ты не мучай, - я тебе доверчиво сказала! Я очень страдаю этой страстью. Хорошо сказано у немцев: "Eifersucht ist eine Leidenschaft, die mit Eifer sucht, was Leiden schafft" {"Ревность творит страсть, которая с азартом ищет то, что творит страдание" (нем.).}. Я ведь так и делаю. Отыскиваю и мучаюсь. Я такая же, как ты - безудержная. И часто страдаю. Я тебя очень понимаю! Я каждую секунду с ..... тобой! А молиться... иногда не успеваю. Я говорю, что вся - трепет. Ну, целую, крещу, вся с тобой! Оля
   Ужасны эти пятна - прости. Не стала переписывать! Испачкала и блок - отпечаталось.
  

119

О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

  
   4. I. 42 г.
   {Описка О. А. Бредиус-Субботиной: 4.I.1941.
   На конверте помета И. С. Шмелева:
   Оля получила мои посылки. Ее "крик любви".
   Чудесная! Из ее детства.}
  
   Неизъяснимый свет мой, радость, восторг мой, упоение, счастье!
   Не собрать мысли, не охватить их словом, не унять чувства, не заставить их покориться строчкам... Я вся в тебе, неизъяснимое мое блаженство! Мука моя! Тоска, томленье! Как я люблю тебя, как ищу тебя во всем, во всех проявлениях жизни, в природе... во всем, во всем! О, как люблю... безбрежно, какой чудесной силой, как волнующе... безмерно!.. Все больше! О, если бы поэтом быть! Сколько бы я тебе сложила песнопений! Ванечка, бесценный мой! Каким криком сердца я возвестила бы любовь мою к тебе, как звучно, полно и... нежно! Наполнить мир всесь этим зовом-кликом, застыть в нем, в ожидании тебя, Тебя, чудесный мой... Затрепеталось эхо, задрожало на облаках, в лучах солнца, в мерцании звезд, в луны сиянии, упало б в море, скатилось с гор бы, орла вспугнуло бы трепетно-могуче, разбудило бы птичку, нашу - северяночку какую... лелейно бы коснулось розы нежной, фиалки чистой, ландыша-фарфора и позвенело бы еще в нем. Ах, Ванечка, налитый персик бы поцеловало и докатилось бы до твоего сердца?! ...
   Но я... немая... и стихаю!
   В_а_н_е_ч_к_а!!!! -
   Как ты чудесен! Твое письмо от 29-го на С. - Рождественское я уже получила, - в субботу (2-го) привез С. И, Господи, что ты делаешь? - еще 2 посылки - эти твои чудесные дары! Чудесный ландыш, сквозь пробочку даже так благоухает! И флакончик такой милый - будто - ландыш! Плиточку шоколада я всю зацеловала... ты ее трогал, сломал... все-таки втиснул же! И коробочка в золотом перевиве! Бесценно все! Я вся осыпана тобой, одарена безмерно. За что? Зачем? Мне стыдно! А сегодня! Все уплывает в счастье... в горе-муке, в тоске... и все же в счастье... Сегодня книги твои: "Старый Валаам", "На морском берегу" и "Про одну старуху" (Сереже?) и... Тютчева... С_П_А_С_И_Б_О! Я переполнена! О, как богата я с тобой! Как чудесна стала жизнь моя! Времени не хватает! Я вся занята... И, о, сколько же чудесного я открываю!.. Меня волнует очень Тютчев... И это ты его мне показал... Я люблю его, как все, что нравится тебе! Но я потом об этом... а сейчас только о тебе, к тебе, мое Светило! Я обожаю тебя! Я не могу выразить то, что чувствую к тебе!! Я тебя тоже и очень детски еще люблю. Я удивляюсь часто на себя... настолько я еще девочка - Оля. Как странна судьба моя: я ни у кого (сколько же было!) не была _п_е_р_в_о_й! Это больно мне! Первое - такое чудное! Ни у кого ни у кого... Я всегда слышала: "после тебя никого так любить не буду... "последняя"..." Горько мне! Но не подумай что я ревную... Нет. Правда нет, совсем честно! Я О. А. чту очень высоко, _в_н_е_ всего. Я недостойной себя считаю ее {Так в оригинале. Вероятно, описка О. А. Бредиус-Субботиной.}. Это тоже - совсем честно! Нет, Ванечка, мы должны же встретиться! Не могу помыслить, что иначе будет! Нет, не только для искр _т_в_о_р_ч_е_с_к_и_х_ мы даны друг другу... Я слишком тебя всего люблю, чтобы остаться только для этого! О, нет, я не "выдумала" тебя! Можно ли тебя выдумать?! Вся цель жизни моей - тебя увидеть! Исступленная, _о_т_ч_а_я_н_н_а_я!.. Одержимая я! Я тобой одержима! Да, я жду сердца твоего! Тебя всего жду - ибо Ты - сердце! Ты - сердце! Пойми! Как я жду сердце! Чтобы услыхать его биение живое... только мне! В ответ на мое, так близко услыхать, чтобы не знать _ч_ь_е_ это бьется... мое ли? Твое ли, безценный!? Иван, я сердце твое в себе хочу услышать!..
   Почувствовать и дать, его опять... Тебе! Ты понял? Но ты... все знаешь! Ты веришь мне теперь, я знаю... О, как я вырастаю с каждым днем в любви моей к тебе... Как бледны были мои письма, - как ты читать мог, не сердясь, на них? Я и теперь еще нищая, но я уж понимаю _к_а_к_ надо быть! Нет, не то, плохо сказалось. "Надо" звучит - будто кто-то кого-то обязывает - ...во мне же - все свободно!
   Я, теперь сердцем смелее, оттого что оно бурлит, полное, не находя исхода!.. Ванечка, выбрось глупые мои письма! Много глупого там! И все обиды о З[еммеринг]... мне стыдно! Ах, Ивочка, мой ненаглядный... Какой ты мне родной... Твои письма (26-го, открытка 27-го)... чудесны! Я плакала много, их читая. Я получила в пятницу их. Всю ночь думала о тебе...
   Утром поехали с мамой в Утрехт. Я - вся в тебе... Сижу в автобусе и... все о тебе, о тебе. И чувствую, что по щеке слезы одна за другой, - тогда только опомнилась...
   Ваньчик, у меня камнем на сердце твой холод! Я страдаю больше, чем если бы сама холодала... Что можно сделать?! Вань, ты пишешь о "страдании многих", о моей внешней "устроенности", ты пишешь о твоей "неустроенной-бытовой жизни". Меня то тоской наполнило. Ужасом. Ваня, тебе плохо? Скажи! Ты дергаешься на всякие мелочи? Трудно все? Ванечка, ты пишешь: "если буду здоров"... Ты плохо себя чувствуешь? Напиши мне все, все! Ведь мы же _с_в_о_и! Какие "посещения" тебя отвлекают? Попроси же немножко тебя попокоить! Или неудобно это? Да ты верно и сам не любишь один долго сидеть. Ванечек, все, что ты можешь достать, - доставай для себя, - у меня все, все есть! Береги себя, - это самая моя большая радость. Этим - я живу! Ты здоровый, бодрый, веселый - мое счастье! Обо мне ты не волнуйся: я здорова. Принимаю селюкрин (странно он на меня действует!). Все для тебя. Хороший стал аппетит опять. Толстеть я и не хочу. Но все я бы сделала, чтобы быть для тебя и лучше духом, и красивей телом... Я так недостойна! - Ванечка, завтра - сочельник... Помню девчушкой я "говела до звезды" - всегда... И не голодала... Однажды, было это в Казани, мы говели... Уж подходило время ехать ко всенощной, а я все бегала к окну - смотрела звездочек!.. Были тучи... Мама уверяла, "что это только символ, что уже за вечерней пропели "Звезду"" - "Рождество"510, и что "папа даже съел просфорку"... Я не унималась. И услыша про папу... расплакалась... как _м_о_г_ он, он - идеал мой... съесть... до звезды!
   Это было такое горе! Папа сам утешал меня, говоря серьезно как со взрослой. Я поверила. Я даже съела киселя овсяного с медовой подливкой (_с_ы_т_а, знаешь?), и мы поехали в церковь... Звездочек не было видно... И было на душе все-таки... тускло...
   И когда мы возвращались, и ветром разогнало тучи и звездочки горели... мне было грустно-грустно. Зачем не договела?.. Я ярко помню это Рождество, последнее с папочкой... Я много расскажу тебе. Напомни. Выпиши отдельно, что тебя интересует и напомни: о моем первом грехе (о двух даже). О Иуде-Предателе, о сне моем в Бюннике уже (Богоматерь), о сне "крестном", в Казани... Об одном папином прихожанине - "Чаша". О чуде со мной 3-хлеткой, если еще не писала. А теперь скажу тебе о папе. Ты угадал, сердцем своим понял: - папа служил Ей! Для Нее, и по Ее зову пошел в священники. Папа, будучи в последнем классе семинарии, учась отлично по всем предметам, был преследуем одним учителем. Подкладка - ревность, за брата папы, "отбившего" у учителя невесту. Он изводил папу ужасно. И на окончательный экзамен готовил провал. И много каверз. Папа был очень чуток к неправде (я это у него взяла) и страдал невыразимо. И вот, перед экзаменом (я не знаю сейчас точно почему особенно трагично могло для него оказаться это " проваливание", но это так было) папа молился у образа Божьей Матери, в церкви. Никого не было. Папа молился с верой необычайной и сказалось само у него в сердце: "покажи Правду Твою и я буду служить Тебе всю жизнь мою". И услышал: "Будешь, будешь!" Никого в храме не было - это было утром, без службы... Женский голос сказал и стих... И папочка служил Ей и Сыну Ее Единородному! И как служил, Ваня! Да, если бы ты его знал! У меня есть книжка-некролог о папе511. Переслала бы, если бы было можно... А встреча папы и мамы!.. Чудесный какой "роман!" Большая часть этого "романа" - в... письмах. Они один только раз виделись... а все остальное - письма! И потом решили: "увидеться, чтобы себя проверить". Еще одна встреча, решившая все, без вопросов, в сердце. И после нее, каждый сам по себе написал "решение". И до чего же чисто, хрустально-чисто! Папа поцеловал маму впервые, обручась, за 3 дня до свадьбы. Она - была его первая, а он ее первый! И первый мамин поцелуй! Мама всегда говорит, что таких браков м. б. 1:1000. Вся родня у нас - духовная.
   Отец папы - протоиерей Углича, его отец тоже, дед - тоже. Отец мамы512 - протоиерей в Костромской губернии, его отец тоже, дед тоже. Со стороны бабушек - то же самое. Были некоторые из них люди особенные. Как бы из потустороннего. Я опишу тебе. Напомни. Мои деды - оба - незаурядные личности. Папин отец очень рано умер, т.е., я его не помню. Мамин же отец прошел перед нами сильной личностью. И смерть его была - ужасна силой Таинства этого. Умирал долго, сознательно. Мы были все около него, в 1916 г. Это был очень сильный духом человек. Достойный. Я чтила его. Хотя близости у меня с ним не было. Он "метаний" моих не мог своей, другой совсем, природой понять. Бранил меня за мои "тревоги". Бабушка - совсем другое. Мягкий, тонкий свет! Напишу больше. Кончать надо! Целую тебя, солнце мое! Оля
   [На полях:] О "завещании" моем не тревожься. Об этом - диком факте я объясню тебе. Напомни обязательно. Да, я изменю его, или уничтожу. Давно хотела!
   Получил ли "жизнь мою"? Я все послала. Твое письмо от 13-го не пришло.
   Напиши, нравится ли тебе такой цвет ниточки, которой сшила письмо? Мне это надо.
  

120

О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

  

4. I. 42

2-ое

   Мое сокровище, родной мой Ваня!
   Сегодня выдался мне денек, - могу долго писать тебе. И вот еще одно письмо. Перечитала твои. Спрашиваешь, "какой частный случай" показал мне прелесть Православия? Кажется, я 23-го XI была здесь в католической церкви... должно быть, контраст этот... Читаю дальше, - твои "изумления" на работу в клинике... О, Ваня, сколько там было. Слушай: когда я кончила работу волонтерки в Charité, я все же еще там оставалась, пока до приискания места. И вот, однажды (была отчаянная безработица 28- 29 гг.?) мне прислали из бывшей моей школы извещение, что один доктор ищет лаборантку. Я не смела не идти, т.к. тогда бы больше не прислали. Да и не было оснований еще не идти. Хотя тот друг-доктор, который мне много помогал в Charité, всегда говорил: "ox, S., Вы не для практики молодого врача, - поищите лучше ученого или, если такое чудо, м. б., - частные клиники, но не к "Praktiker Arzt"" {Практикующий врач (нем.).}. В государственной или городской больнице я работать не могла как иностранка. Это "требование" было как раз к "Praktiker Arzt". Нечего делать - пошла. Еврей. Вопросы: имя, возраст и т.д., - знания, школа, стаж - его не поинтересовали. И... "есть родные?" "Кто отец". И... "Вы носите форму сестры на работе?" И... еще более дико... "у Вас "Bubi-Kopf"?" Т.е. стриженая... У меня тогда уже были отрезаны волосы. Но я ему не ответила, а только сказала: "мне кажется, что это к работе отношения не имеет". - "О, да, при операциях это очень важно, чтобы длинные волосы не мешали". Я встала и сказала, что я вообще не для операций, а только лаборантка. И попросила его сказать в школе, что я по специальности ему не подхожу. Он не слушая меня спрашивает: "Вы живете с родителями?" Я: "да, конечно". Это его очевидно мало устраивало и согласился, что "да, я по специальности ему не подхожу". Я не простясь пошла к двери. Но тут он еще нагнал и пытался (гнусно!) взять за талию и провести в дверь. Я выскочила как ужаленная. На лестнице я плакала. И с ужасом думала, что наступает уже этот "крестный путь", о котором столько (!) слыхала... На улице, внизу ждал меня мой спутник - доктор из Charité. Очень хорошо меня понял. Записал имя нахала, чтобы уязвить при случае "коллегу". И тут же "утешил", что подобных типов (увы!) много и что мне лучше было бы не начинать такой карьеры. Обещал искать для меня работу у какого-нибудь ученого. Когда я попала в Клинику, - то эта сторона "крестного пути" отпадала. Я не зависела от личного каприза врача. Было 2 шефа. Один славился ученостью (приезжали к нему из Франции, Голландии, Бельгии) и строгостью и невероятной требовательностью. Лаборантки вылетали одна за другой. "Враг женщин" - говорили про него. Я поняла потом каких женщин, - тех, что в медицине ищут мужей, а не работу видят, - тех он презирал и гнал вон. Другой был меньше врач, чем купец. Практик. Мне был отвратителен. Всем, решительно. Первый был старше, некрасив, хмур. Этот - для меня - гад, а другие его считали красивым. Очень высокий, молод довольно. "Бабьё" - пациентки и др. с ума сходили, за одно трепанье по щеке все забывали. Мне он сразу не понравился. Не знаю чем. Нет, он не был циник, не был обыкновенный нахал, за бабами не бегал. Цену себе знал. По-моему, совсем бесстрастен. Только деньги. Честолюбив. Безумно везуч в жизни. До жути! Я его называла "Поликратом"513. Все удавалось ему. И этой своей материальной везучестью был он тоже противен. По духу своему был всему, что во мне - диаметрально противоположен. И очень умен. Сразу понял, что со мной контакта не будет. И по честолюбию, не из-за симпатии. - был уязвлен. Я ждала только прихода старшего шефа. Его строгость мне была приятна. Я сразу же ему сказала, что я знаю и чего не знаю. Он сам сидел за микроскопом, показывая мне незнакомое и объясняя. Врачи - ассистент его трепетали. Бранил их как ребят. Ко мне относился хорошо. К русскому Рождеству сам отпустил меня на 2 дня. Он бывал в Польше и знал наши праздники. За его защитой (она не выражалась никак, но я чувствовала ее) я не боялась молодого шефа. Тот сам-то побаивался своего cousin'a {Двоюродного брата (фр.).}. Но вот открыли школу при клинике. Набрали девиц. Появилась одна молодая вдовушка и стала "гоняться" за молодым шефом. Тот был женат, имел дочку - Helga, (эта девочка родилась тоже 9-го июня. Обожала меня, писала, прямо любовные письма. Мать ревновала).
   Вдовушка гонялась. Была удивительно умна, масса шарма. Но злого, злого начала женщина! Ужасная. Всюду сеяла свару. Шеф хорошо относился к одной девушке. Вдове это помешало. Очернила ту и вот та в немилости. Ее преследовать стал шеф. По проискам вдовы в черном теле держал. Отослал ее помогать мне в лаборатории (т.е. "с глаз долой") - раньше же ему на семинарах помогала. Та была не плохой человек, но тоже, будучи "в силе" проявляла себя! И надо мной "куражилась" бывало. Но когда низверглась, - жалко мне ее стало. Возмутила несправедливость меня, и я ее стала "отогревать". Работали дружно.
   Случилось, что умер старший шеф. Ужасно, трагично. Я долго о нем молилась. Как он жалел, что приходилось мне на Рождество Христово ездить делать у него исследования. "Не стоит трудов Ваших, умру, знаю". Сам определил что у него, прося "коллег" вскрыть его тело и сличить его диагноз. До конца - ученый! После его смерти вся власть у другого. Отношения наши вежливо-корректны... Не могу описать всю ту зависть, свары, что варили "бабы". Мне прибавили жалование на 3-ий мес. - так как же меня пилили!! Боже! Вплоть до порчи термостатов, чтобы Wassermann не удался! Ну, да. Работали мы с девушкой этой, а вдовушка все точила. Досадно, что никакой прорухи нет у той. Зовет меня раз шеф и говорит: "как работает Frl. v. F.?" - "Хорошо". - "У Вас все - хорошо! Я никогда от Вас ничего не слыхал другого! Вы держите руку учениц, а не шефа. Все покрыто у Вас mit dem Mantel der Liebe {Плащ любви, здесь: покров любви (нем.).}, знаете ли Вы, что Ваше место отняли бы 1000 немецких девушек, und mit einem Handkuss! {Целуя руки (нем.).} И все бы докладывали и работали бы так, как мне надо!" Я была изумлена. Я только сказала, что мне нечего покрывать "плащом любви". "Вы думаете это "подло" - "доносить" - знаю я Ваши взгляды ХIХ-го века. Нет, я называю это: "zu seinem Arbeitsgeber halten!"" {Держать руку работодателя, здесь: соблюдать интересы работодателя (нем.).} В кабинете сидела вдовушка. И тут я увидала ее глаза. Ясно было, что она настрочила. Стыдно ей стало. Вступила: "Frl. S. много работает, м. б. она не имеет возможности все видеть, что делается у учениц". Меня отпустили. Я ничего не понимала. Frl. v. F. вскоре сделала большую "рюху". Я взяла вину ее на себя, сказала, что я от утомления перепутала. Я говорила по телефону с шефом. Он не поверил, что я. Я уверяла. После, я слыхала, что вдовушка говорила: "Frl. S. ist verdammt intelligent und das weiss Chef. Er gibt um 2 hier, die so sind, - ist u. S. Sie hat d. Chef vorgemacht, als wäre v. F. unschuldig. Es ist nicht wahr, aber er musste je, glauben! {Fr. S. чертовски интеллигентна и шеф это знает. Он говорил о 2-х таких здесь. Она убедила шефа, что v. F. невиновна. Это неправда, но ему все же пришлось поверить! (нем.).}" Мое счастье было, что отношение между мной и шефом были холодны - иначе она сожрала бы меня. Часто я думала, что любовь дочки (на 20 л. меня моложе) [смягчала] еще отца против меня, за эту историю с v. F. Я не дала ему ее выбросить как тряпку из школы. Потом вдовушка многих повыкидывала. Гадостей было вволю. Я плакала каждый день. Придирки шефа. Постоянные попреки безработицей и хлебом! Ужас. Я искала места, но бесплодно. Я ненавидела его. И так до того... когда наоборот стало: нехватка рабочих рук! О, как он изменился. Награждал меня, - впрочем и раньше это бывало. Но тут иначе, более тонко, чутко даже. Речи держал, хваля публично. Но я и делала же массу. Вдова вышла замуж и успокоилась. Жена шефа хорошо относилась. Появление кавказца и его "мучительства" сгладили неприязнь к шефу - заступался. Моя болезнь, 3 недели лежки в клинике... милое отношение, простое, радушное. Мой блестящий экзамен в школе. Частое доверие шефа в делах клиники. Никогда не пускал меня в отпуск, пока сам не возвращался, не верил никому. Он стал мягче. Но никогда, никогда не мог он обмануться, что он только - шеф и ни чуточки человек для меня. Никакой! Видимо его это задевало. И вот слушай: весной однажды (1936 г.) он заявляет мне, что м. б. сегодня мне надо с ним на аэроплане вылететь к одному больному, чтобы я была готова и приготовила инструменты. Строго держалось в секрете куда и к кому. Какая-то видная персона... Я 3 дня была начеку. И вот вдруг ехать. Но не аэропланом, а просто экспрессом - в... Мюнхен. Мы очень быстро были на месте. По дороге обедали в вагоне-ресторане, изыскано, тонко, с винами. Ему явно хотелось снять взаимоотношения шефа и подчиненной. Все старался разговорить меня, говоря только отвлеченно, не по службе. Много обо мне, чокаясь со мной, за меня, за "intelligenz" {Интеллект (нем.).}, что он так ценит и т.п. О, я была - только лаборантка! Правда не у микроскопа, но все же! Приехав в Мюнхен, мы нашли уже ждавший автомобиль, увезший нас в поместье больного. Я поселилась на ночь в отеле, а шеф проехал с шофером в усадьбу. На утро за мной прислали. Больного я не видала. Его кровь для исследования кое-как взял сам шеф. Я сделала в 1/2 ч. исследования, и была свободна. Это было весной ранней. Все было так чудесно в Баварии. Шеф пригласил пройтись по усадьбе. И все расспрашивал меня о родине, все в лирических тонах. Обедали в доме больного. Его жена была очень мила. Спросила, когда мы обратно, и не заказать ли билетов по телефону, чтобы все было готово. Я сидела тут же и слышала, как шеф сказал: "очень мило, если можно я сейчас же свяжусь по телефону с Мюнхеном и закажу на сегодня ночной поезд - нам надо спешить, завтра работы масса в Берлине". И я слышала, как он заказал: "2 Karten fur Neute, II kl." - "Ja". "Ja". "Danke" {2 билета до Нойте, II кл. - Да. Да. Спасибо (нем.).}. Все. До вокзала на машине пациента. В Мюнхене шеф показал мне (и шоферу - он очень демократичен всегда) известный Bierkeller {Пивная, погребок (нем.).}. Угощал пивом. А я его терпеть не могу! Продолжение следует.
   Ванечка, целую тебя, друг мой. Не наскучило? Эти рассказы? Твоя Оля
  

121

О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

  

6. I. 42 г.

   Ванюшечка мой родной! Вчера писала тебе 2 письма, но пометила ошибочно 4.I. Я очень за тебя тревожусь. Уже 5-ый день нет от тебя писем. От 29-го expres я не считаю, т.к. оно к завтра! Перечитаю и унесусь к тебе! Не забыл ли д-р С[еров] мою просьбу?! Если да, то напомни ему - у него мое письмо. Милый Ангел мой, я сегодня в такой радости: ты поймешь ее - для других такую малую, - а для меня - счастье! М. б. помнишь - цветочек твой у меня замерз? Он совсем погибшим казался. Я уже и не писала ничего. А как мне жаль было! Больше, чем жаль! Я по нему, как в сказке, угадывала все о тебе! Но я все же его (весь опал, а стебелек-стволик стал не выше 1 сантиметра - отвалилось все!) холила, поливала, на солнечное окно поставила и под стакан. Я теперь тебе открою: я его Святой водичкой полила и перекрестила, и... так его жизни хотела. Я задумала тогда... И не решалась сама себе даже сознаться. Уверена была, что погиб. Сегодня, как всегда, подошла утром к нему посмотреть на "култышку-стволик"... - и... Ванечка... подумай, рядом, чуть поодаль, от корня пошел новый росток! Это чудо, Ваня! Это ответ мне?! Нам? Сегодня, в сочельник! Я заплакала от радости и побежала к маме. Та поняла и ласково пристыдила: "ну, такая большая, а плачешь!". Будто детку! И так тепло мне!
   Ванечка, а ты рад? У меня однажды на Рождество Христово от елки свежие ростки пошли! Целую. Оля твоя.
   [На полях:] Не сердишься за глупый вопрос в письме одном от 1.I-го?
   Прости! "Старый Валаам" так близок сердцу.
  

122

О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

  

7 янв./25 дек. - ночь на 8-ое. 42 г.

Волшебный мой, светлый, упоительный, чудесный!

Л_Ю_Б_И_М_Ы_Й!!

   Как я рвалась тебе писать весь день. Но не было минутки - мы уезжали в Гаагу в церковь и только вечером могли быть дома. Какое чудное было Рождество у меня! У нас?! Еще 6-го, вечером я так все думала о тебе, так трепетно молилась (в 10 ч. веч.) дома. Я в столовой погасила огонь и только с лампадочкой молилась... о тебе... о нас. У Его яслей! И в 11 ч. я вышла в сад перед домом. Выпал снег (у нас-то!!), чудный, лег на дома, на деревья, на заборы... все укутал, украсил, обелил... Морозило чуть-чуть... Шаги скрипели! Было тихо-тихо. Я искала звезды... Тучки были... Нашла одну, - высокую, высокую... Не знаю какая, какого созвездия... все было закрыто. Одна она теплилась на востоке. Я стояла в тишине этой снежной одна - совсем одна с тобой, и говорила сердцем! Мне верилось, что ты тоже смотришь, м. б. и эту звездочку видишь! Ты знаешь, я ребенком верила, что звезды - это окошечки в Божье _Н_е_б_о_ (где Бог, за твердью) и потому такие светлые. Что Ангелы их утром закрывают, а ночью открывают, чтобы и нам светло было! Не помню _к_т_о_ это мне рассказал так... В немом молчании вдруг пробила башня 11 ч... Как я тебе молилась!! Ты угадал? Услышал? Мне было тихо, радостно и светло на сердце... В письме твоем ты спросил меня, отчего я "не ценю хоть пока _т_а_к_о_е_ счастье"? О, я ценю его. Я каждый день ценю, но больно мне, что этот "каждый день" украдывается от нашего большого счастья, от полного и только нашей жизни! Вдали тебя, я принуждаюсь жизнью отдавать досуг и силы совсем другой стороне моего существования. Мне это трудно... Понимаешь? Но я не стану отягощать и волновать тебя. И если трудно или невозможно, то... я на все должна буду согласиться для твоего покоя. Я буду радоваться всему, что ты даешь, не спрашивая большего. Я смогу это, любя тебя... Ужасно как! Как я люблю тебя. Ты верно получил уж "жизнь" мою и знаешь, что я всю душу свою заглушить могу, если любимому это надо. Но никого я так не любила как тебя. И потому для тебя способна на всякую свою боль.
   Ну, хорошо, ты знаешь это! - Вчера я так хорошо молилась. Пел настоящий хор, а не мы (как обычно), случайные. Было празднично во всем. И огоньки, как глаза живые мерцали в елках. Много деток было - причащались. Горели у них глаза и щечки. И я не пела, а могла молиться. Стояла перед самым образом Рождества Христова. Во мне все так светилось, так пело нежно, так озаряло... будто ты светил мне - мой светильник! Я подала за нас записочку, я знала когда унесли ее и видеть могла, когда батюшка читал. Я с ним вместе _т_а_к_ горячо молилась! Хотела угадать, где ты... и молишься ли... и все твои думы... Получил ли ты письмо мое от Серова? Я его просила дать его тебе в сочельник, чтобы точно к Празднику. А цветы мои белые? Прислали? Я посылала (кроме 10-го дек.) к Новому Году (нов. ст.) - я его считаю "рубежом", т.к. по нему меняю числа, пишу тебе уже - 1942-ой! И к нашему Рождеству просила белых цветов: ландышей, азалию или гиацинты. Прислали? Как все неточности досадны! - После службы мы были у матушки... уютно, мило. Фасенька была, урвалась от "дубины"... К нам приютилась, всюду с нами. Ехали... в метели!.. Я волновалась вся... твоя метель! И еще: в вагоне я вижу рекламу - упрощение поездки на Лейпцигскую Мессу. Легкость визы! Ты не можешь? Я завтра же все узнаю. Меня отпускает Арнольд туда! Подумай! Какое было бы счастье тебя увидеть и услыхать! Но я боюсь уж и просить... Я только робко намекаю, чтобы не корить себя же потом, что умолчала... Если хочешь, то напиши скорее. Условимся о сроке! Легко дается виза! Так рекламируется, что даже бесплатная виза и дешевый проезд. Значит отказывать не будут!
   В Утрехте кружило снегом. Мы побежали с мамой кое-что купить еще... Я сделала себе сама подарок. Купила пластинку граммофонную - последнюю русскую. Не было больше ни Афонского, ни казаков, никого. Случайная оказалась. Два танго (я люблю танго, когда его хорошо выполнить), русские - слова - странно так... будто для меня! "Голубые глаза" и "Вино любви". Снег слепил глаза, кружился, падал за воротник. Какие хлопья сперва - вата! Мы с Фасей его ловили и пили... Потом мелкой крупкой сыпал всюду-всюду. Какое чудное было Рождество! И сейчас... ночь, белая ночь... Спишь ты?
   А вечером, дома... о, как томилась я молчаньем твоим. Письмо 29-го пришло так рано! Я новых строк ждала! И вот уже 6-ой день нет ничего! Отчего же? И ты не написал мне _н_и_ч_е_г_о_ _к_ "р_у_б_е_ж_у"? Я так ждала - я очень суеверна! Почему не написал? Но ты ведь думал обо мне?! Да? На "рубеже" ты был со мной? Как я - с тобой всем сердцем? Да? Я хочу верить! Ты знал, что я 31-го трепещу этого "рубежа" и, верно, хоть и не написал, - но жил одной же мыслью?! Верю! Я так ждала, томилась, - хоть бы строчка! И вот почта - твой конверт! Увы - для мамы! Я не знаю, что ты ей пишешь - не любит мама давать свои письма. Я знаю, что ты здоров. Да? И... вдруг почтальон еще приносит - заказное - пакет! Мне! "Пути" - твои "Пути"! Отчего "Пути"? И вижу... "Любимой, светлой, - Оле моей, дружке моей"! Ты хотел "Пути" дать мне _т_е_п_е_р_е_ш_н_е_й_ _т_в_о_е_й? Да? Или ответил ты мне на мое заветное: я все это время думаю, что творишь ты, - чуется. Этим объясняю я и твои письма в 1 листочек, и долгое молчанье! И... смиряюсь... Мне радостно, если ты пишешь, но и больно, что не приобщил меня, не сказал... Как крепко я бы за тебя молилась! Ты скажешь мне?! Ты знаешь _к_а_к_ я переживаю _т_в_о_р_ч_е_с_т_в_о_ твое! Ванечка, я эти твои "Пути" с благоговением взяла... "Спасибо" - не выразит моего чувства! Здесь все, все переливы счастья, любви, поклонения тебе, мой Гений! И - мне залог, что ты творишь их! Ответ твой мне!? Начало этого Года? Замена твоего молчанья пред "рубежом"? Ответь на все?! О, как я жду письма твоего теперь! Я жажду, как никогда! Хочу знать все, как горит в тебе!? Я жду, что в следующем письме ты мне откроешься! О, неужели, ты скажешь, что... пишешь _и_х ?.. Благослови тебя Бог! Я твои книжки все отдам переплести. Уже сговорились. В полотно. Кожа - невозможно, увы! Темно-темно красного цвета с золотом. Красиво? Но не подумай, что цвета той ниточки, что послала. Это для другого! Нет, совсем темный, красный, как вино... С той недели начнут. Тютчева я всего просматриваю, ища твоих отметок... Как сладостно это! Как я тебя благодарю! Я упиваюсь "Старым Валаамом" и "На морском берегу"514 - чудесно! Я вся в тебе, с тобой! Ванечка, отчего ты мне не пишешь больше про Дашу? И почему нет писем из возвращенных? Ты послал? И по-моему еще одно (?) пропало, т.к., судя по тексту писем, полученных, еще должны были быть! И напиши еще какую "карточку с Новым Годом" ты получил 26 дек.? Я не понимаю. Ванечка, я посылаю тебе веточку елки из церкви, с образа. Я для тебя и для себя ее взяла... Сегодня, когда будет гореть елка (мы вчера не зажигали - берегли свечки для сегодня, т.к. Сережа только сегодня сможет приехать) - я буду говорить с тобой! Напиши мне как провел ты праздники? Мне это так хочется знать! Как бы радостно я устроила тебе елку. Как трепетно-ярко горели бы свечи! Милый Ангел... Но мне так грустно, что ты давно не пишешь... Я живу только тобой! Я дышу только тогда, когда мне почта приносит радость твою!
   Ах, "Пути Небесные"! Знаешь, я на что открыла? О Рождественской Всенощной, где "пели звезды"! Как ты чудесно, божественно пишешь! Как мне благодарить тебя!? Как тонко ты дал мне понять! Как нежно! - "Пути Небесные" - прислал ты мне на этот грядущий год! Я могла бы забыть все, все на свете, - я днями не ела бы ничего и забыла бы, что сон есть, - если бы я могла уйти только в твое! Как упоительно! Я так счастлива, в... моей тоске даже! Но почему же ты не пишешь?? Я тревожусь. Я так жду, так исступленно, дико-страстно, жду письма твоего! Эти словечки дорогие на "Путях" - они у меня в сердце, но мне их... мало! Я хочу знать какой ты вот теперь, самый последний, что думаешь, что делаешь, что чувствуешь!? 2-го янв. послал ты - и уже 7-го здесь! А писем все нет, и нет. От Алеши то

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 454 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа