Главная » Книги

Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной, Страница 25

Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной



в письмах", ни-когда. Она только сближает нас, уяснеяет друг-другу, но не отдает друг-другу. Мы должны _с_а_м_и, своей волей, отдаться друг-другу. Как это сделать..? Все еще не знаю. Без тебя - нет жизни, я не горю в работе, но я _х_о_ч_у_ гореть. И буду. "Пути" готовы, пиши. Стило исправят в понедельник. Как чудесны твои цветы! Сирень - 23 день! Гиацинт! Цикламены - с 13.XII. Целую всю, всю, всю. Твой Ваня
   [На полях:] В эту субботнюю всенощную начинают петь чудесное: "Покаяние отверзи ми двери Жизнодавче581. Утренность бо дух мой ко Храму, Св. Твоему"... Оля, как бы я хотел все постные службы - с тобой, в России! Оля! О, сколько мы чудесного пережили бы, и - вместе одной Душой! И это должно быть, _б_у_д_е_т! Верю. Не уйду - до того! М. б. еще 20 лет проживем вместе! И сколько я могу написать! Во мне столько воли к творческому! И - столько - планов! На 3 жизни хватило бы!
   Нашла меня в "Путях"?
   Горели алые свечки? Сохранила одну к Светлой Заутрене?
   Масленица - 9-го февр. Новгородка Арина Родионовна (вот няня-то была!) спечет мне блинов. Люблю блины - и все. Я все люблю.
   Неужели мы когда-нибудь будем вместе - _в_с_е_ - обедать, думать, писать, играть?!! - Да. Петь.
   Бедняжка, как ты мучаешься в холоде, с печами! У меня -11°! Скоро пустят центральное отопление. А [1 сл. нрзб.] теперь - 1-й день - хороший!
   Я тебе _в_с_е_ сказал. Мне нечего скрывать от тебя! Я - силен, чтобы жить с тобой, я _н_и_ч_е_м_ не болен, кроме "сонной" ulcus duodeni. Сердце мое - хорошее.
   Ох, как все сильней люблю, Олюша, и как жду. Как живую тебя _х_о_ч_у!
   Прилагаю твои-мои цветы в пакетике. Поцелуй.
  

139

И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

  
   24. I. 42    8 утра
   Милая Моя Ольгуна, я написал тебе и в ответ на твое письмо "без личного обращения", и на последующее. Написал также и по поводу разрешения самого главного - как нужно поступить, чтобы покончить нам с тяжелым для нас положением неопределенности твоей и моей _ж_и_з_н_и. Все эти три дня с письма твоего я в подавленности и смуте. Я вижу, что необходимо еще раз коснуться и твоего письма от 17. I, и моего предложения о разрешении неопределенности. Последнее особенно необходимо, а почему, - поймешь.
   Я сильно ранен твоим уподоблением моего поступка с тобой, - говорю о моей открытке от 31 дек. и о моих письмах, посланных вдогонку открытке, чтобы исправить горестную мою раздраженность от твоей "повести жизни" - уподоблением действия моих писем - подлости, совершенной некогда в отношении тебя неведомым мне "Н", кого я определил, как "безобразничающее истерическое ничтожество". Перечитай же мои письма внимательней, и увидишь, как ты меня хлестнула. Своими письмами вдогонку я брал назад ту проклятую открытку, просил простить мне ее, и в письмах не пилюлю золотил ласковыми словами, а искренне винился и старался объяснить тебе, что моя просьба о "всей правде" вытекает из разбора твоего душевно-физического строя, твоих поступков и отношений с лицами - "встречными" в твоей "повести". Разве не вправе был я просить тебя закончить рассказ о "Н", - ибо ты его-то и не закончила, лишь пообещав сказать о "покаянии "Н"", - ? Разве это "утверждение клеветы"?! Разве здесь непонятно тебе мое волнение? разве не мог я испытывать то, что переживал Фома? Фоме Господь ответил, ты знаешь - как, и не сказал ему, как сказала ты мне: "уйди, ты мне _н_е_ _н_у_ж_е_н_ больше". А ты это сказала мне, почти сказала, хоть и не высказала явно. Тут, в моем понятном волнении, _н_е_ утверждение клеветы, а страстное желание убедить себя, что искушавшие меня томления, - поставь же себя на мое место, и тебе станет ясно, как психологически прав я! - лишь давящий мираж-кошмар. Это не утверждение "непреложности", не грязь, которой будто бы я тебя пачкаю, это - мое страдание, навязчивая мысль, меня терзавшая, безумная мысль, ныне сгоревшая. Я боролся с нею, и я одолел ее, а не подчинился ей, не принял ее, как непреложность. Я очень терзался тем, что она могла во мне родиться, и я цеплялся за все, что могло бы ее закрыть от меня. Ты могла бы понять мое душевное состояние, если бы не ослепилась раздражением, и тогда ты поступила бы, как Христос в отношении томлений Фомы582. Ты все преувеличила, что было мною высказано в письмах, мои муки за тебя ты обратила в грязь, которой я будто бы тебя "пачкаю". Не так это, я всегда верил в чистоту твою, в идеальность твоих порывов, в способность твою к жертвенности. Но согласись же, Оля, что у меня были основания для смущения, для вопросов, для "помрачения" ясности в восприятиях того или другого из сообщенной мне "повести жизни". Все эти "деми", упоминаемые тобой, лишь логически оправдываемые заключения из фактов, из анализа твоих поступков. Все эти "увлечения" твои, так часто чередовавшиеся, так легко возникавшие, так неизменно приводившие - и так быстро! - к иным интимностям в обращении с увлекавшими тебя лицами, - могли же они вызвать во мне горькие и волнующие предположения о "легкости" восприятий, о... "это же так все невинно", так извинительно, так... безгрешно! и так... безотчетно! И "Дима", - тут уже бли-зость! - и "Микита", и... об "инкогнито", о... таком сверх-интимном, как "ребенок"... и твои слова "Диме"... - "надо _в_с_е" - еще и подчеркнуто это "в_с_е"! - "в_с_е_ _з_а_б_ы_т_ь..." Что - забыть? что - это "в_с_е"? Зачем это "в_с_е... _в_с_е"... забыть? - если ровно ничего не было? Значит все те же "легкие поцелуи", такие "быстрые", так легко уделяемые, как и в случае с "Лёней"... и, значит, так легко извинительные? И как же, при таком напряженном (в данном случае) легкомыслии, - а таких случаев - очень много, - и "Лёня", и "Н", и "Дима", и "хирург", и "Г"... и... и... кто еще? Разве я, кому ты дала право вглядываться в твою жизнь, не получил от тебя же права спросить тебя, просить тебя - объяснить мне то-то и то-то в этом хороводе "увлечений"? При чем же тут "пачканье", при чем же тут уподобление моего понятного волнения утверждению _н_е_п_р_е_л_о_ж_н_о_с_т_и? - "подлости "Н""? Почему даже отказ признать за мной тот простительный душевный хаос, в котором был и томился Фома когда-то, и что так любовно-ласково-кротко принято было самим Христом, и прощено Им? Оля, я тебе во всем верю, правде твоей верю, но я слабый, греховный человек, я тебе отдаю всего себя, я перед тобой душу раскрываю, доверчиво, томления свои открываю, и моя мольба к тебе не неверие в твою чистоту, а моление - "укрепи же меня, слабого, смутного, грешного... укрепи меня, Олюша, в моей _в_е_р_е_ в тебя... ты же сама, невольно, колебала ее твоим "рассказом"!" В ослепленности от сильного вживания в твой рассказ, я начинал громоздить всякие ужасы... и в то же мгновение я им не верил, я _т_е_б_е, твоей духовной силе верил... и в тот же миг я молил тебя: "Оля, я несу в сердце твой чудесный, твой чудотворный _о_б_р_а_з, Образ... я на него молюсь... помоги же мне удержать его в себе! снизойди к шаткости моей грешной, к моим сомнениям, к моей неисследимой тоске!" И это, такое понятное, терзание, и эту страстную жажду утверждения твоей высоты и чистоты, ты понимаешь, как мое убеждение в непреложности того, от чего я отмахиваюсь, чему никак не верю, не хочу, не могу верить... и чем томлюсь! И если бы я просил "доказательств", и ты бы дала их мне, и я бы только по ним признал правду твою, ты могла бы сказать - "такой мне _н_е_ _н_у_ж_е_н_ больше"! Мне доказательства _н_е_ нужны, _т_ы_ - вот моя вера и мой упор, и я победил себя, и ты для меня - нетленна, ты для меня - чудотворный Образ! Вот _э_т_о_ и есть истинная моя правда, моя чудотворная опора в томительных искушениях моих, в греховной слабости создания, из праха сотворенного. "Чумовые" письма мои - внешнее выражение "томлений праха", я изливал в них томления и не отсылал их тебе, - я побеждал _с_е_б_я_ _с_а_м! А о письме 1 дек... - это же не в укор, что я все же, возвращенное раз, снова посылал, не в укор тебе, а потому, что там я давал литературные примеры, которые могли быть полезными тебе. Я поверил тебе, что ты не из каприза не хочешь писать то, о чем я просил тебя, а от смущенья перед трудностями работы - но никак _н_е_ задачи. И послал тебе, как бы с тобой беседуя. А "чумовые" письма я ни-когда не отсылал, я их рвал, слабое, грешное в себе рвал. Ты знаешь, я живу воображением, оно часто уводит в нереальность: мои "чумовые" - повелительный отклик мучительному воображаемому, - я откликаюсь - и тем избавляю себя от "призраков", - и потом рву эти "призраки на бумаге", - и они никогда не возвращаются ко мне. В твоей "повести" много "призраков", они стали давить меня, и - чтобы от них избавиться, я писал "чумовые письма". Слишком ты дорога мне, слишком предельно, вернее: беспредельно! тебя люблю, возношу, смотрю на тебя снизу вверх, и все, что тебя коснулось, - уже осквернение тебя в моем сердце, уже попытка тебя снизить, и я начинаю тобой томиться, я начинаю эту борьбу с призраками, тебя во мне темнящими. Как же, значит, _я_р_к_о_ твое изображение их даже в сжатом виде, в этом конспекте-рассказе! Ч_т_о_ бы со мной сделала, если бы стала давать "сцены"! Ты, твои "призраки" задушили бы меня. Тоже, м. б. только в меньшей степени, было бы и с другими, - читателями. Суди же сама, Олюша, до чего ты сильна в изображении, в творчестве - начальном! - твоем. Есть закон психологии творчества: когда что-нибудь начинает загромождать душу, художник _д_о_л_ж_е_н_ чтобы избавить себя от этого бремени, - излить его в творческом порыве. Так Гоголь, угнетаемый "тоскою жизни", _и_з_б_а_в_л_я_л_с_я_ от этой тоски, от ее призраков, творя свои "Мертвые души"583. И так - со всеми. Так и со мной, от твоей "повести". Теперь, "сотворив" "чумовые письма", я избавился от бремени. Ты - свет мой и чистота, ты - Икона мне, и я на тебя молюсь. Оля, это _н_е_ слова. Бывает и другое: душа начинает изнывать по... _с_в_е_т_у, по чистоте, по красоте, по идеальному... и _н_а_д_о, повелительно надо избавить ее, душу, от этого "изнывания". Тогда создаются, _н_е_в_о_л_ь_н_о, великие шедевры-идеалы. Я - несомненно! - изнывал по идеалу-женщине, я его _в_и_д_е_л_ пусть несовершенным - в отсвете моей Оли: и я взывал к жизни мой идеальный "призрак" - мою Анастасию. И - повторилось это обременяющее душу изнывание, _в_ы_з_ы_в_а_н_и_е_ идеала-женщины! Разве я мою Дари з_н_а_л? Почти не знал. Я некое лишь отражение ее _в_и_д_е_л... и я стал звать ее, я стал лепить ее... - и вот, повелительно-волшебно, _о_н_а_ явилась, моя Дари... - "Пути"! Задолго до встречи с тобой, моя Царица! Я вызвал ее к жизни... и она, пройдя через мою душу в книгу, явилась, _в_с_я_ _ж_и_в_а_я, - Ты, моя Олюша! ты!! Явилась, как увенчание исканий призрачных... - из мира идей, платоновского мира584, - и оказалась... _я_в_ь_ю! От этого я никогда не отойду. Ты пришла, ты - _е_с_т_ь, ты станешь моей реальностью. Вот она, моя правда, вот мое толкование самому себе - моего искусства. Ты, вечно ты... и до конца - Ты! Тебя дала мне Жизнь, не мной ты создана, ты создана Господом, но вымолена, выстрадана мною. Я _т_е_б_я_ чувствовал, искал, и, поскольку сил хватило, - создал словом, из призрачного мира моего, в силу душевной моей потребности, моей жажды, моих исканий. Это - чудо: И это чудо, - явь, ты - _е_с_и! Ну, теперь тебе все понятно. Теперь ты поймешь, с _к_а_к_о_й_ же силой я могу любить тебя! как _н_е_ могу без тебя? Веришь? Я в тебя крепко верю, я тебя люблю неизведанной еще любовью, я же создал тебя, из _с_е_б_я, я вызвал тебя, - и ты воплотилась в жизни, Ты - явилась, _ж_и_в_а_я! Веришь? Чувствуешь, как же люблю тебя? Мало этого: ты - мое дитя, ты - моя сила, вера, любовь, страсть, творческая воля, - _в_с_е! Веришь, Оля? Верь. Это - сама живая правда моего сердца, мысли, воли. "Напишу тебя, не бывшая никогда, и - будешь!"585 Помнишь? Вот. "Напишу тебя, моя Дари... и ты придешь ко мне, и станешь - _м_о_е_ю, _м_н_о_ю!" И вот - ты пришла. Не буковками-словами, а всею своею сущностью, чистотой, красотой, душой, - _в_с_е_м! Как же ты можешь испортить мою Дари?! (безумец, писал когда-то..!) Ты ее дополняешь, ты ее во мне, во всей полноте и свете... рождаешь. Вот тебе моя правда... о тебе! Ну, утихни, девочка моя мятежная... ну, улыбнись светло... ну, дай же нежно, чисто поцеловать твои глаза... дай же слить твои чистые и грустные такие слезы с моими, горестными, мучительными и облегченно-озаряющими душу слезами. Смотри, разве это не чудо... - звать, творить, и - _н_а_й_т_и, - не только в ускользающих ликах от искусства, а и - _ж_и_в_у_ю, трепетную, истинную, как созданный Богом - Свет! Как же не быть счастливым! Как же не петь хвалу! И я пою тебя, и буду петь тебя, буду Господа петь _з_а_ тебя! и так будет - пока не остановилось сердце. Ты в нем и даешь ему жить собой. Да сохранит тебя Бог! Верни же Рождество, верни святые дни, _н_а_ш_и_ дни! Бедные, оставленные цветы... верни же их забывшему их сердцу твоему, покинувшему их... _д_л_я_ _п_р_и_з_р_а_к_о_в. А я ни-когда не покидал мои цветы, твои цветы - и тебя в них. Я за тебя боролся с призраками, и не отдал им тебя на поругание, во всей чистоте нетленной хранил и храню в сердце. Верь, Оля, незаменимая, неизменяемая, 10-летка-Оля, всегда _о_д_н_а! Ну, гуленька, прими же свечки, для тебя искал, для моей чудесной, 10-летки-Оли-Ольги, - глупенькой, маленькой и такой _б_о_л_ь_ш_о_й! Твой, _с_ч_а_с_т_л_и_в_ы_й_ Ваня
  

140

И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

  
   24. I. 42 11 утра
   Дорогая моя, светляночка, голубка моя... Я писал тебе о "встрече", о _н_о_в_о_й_ жизни, - я призвал тебя к решительному шагу в жизни нашей. Эти дни я много томился думами об этом. Слушай, - и принимай все, как самое искреннее мое. Тут - ни "уклонений", ни "страхов перед новым" нет у меня. Тут - за тебя, за твою судьбу боязнь, - и только: _н_е_ за себя.
   Завтра будет 4 мес., как я открылся тебе и сказал прямо, верно: Оля, будь со мной, будь моею женой, законной, благословенной в таинстве. Тебя это потрясло, смутило, ты стала просить ничего не посылать, что могло бы... Ты помнишь. Твое письмо, от 2 окт. Теперь оно снова возникло во мне вместе с болью в растерянности моей, и вызвало те ужасные дни, октябрьские. Мне тогда казалось, что я тебя утратил, ты - уходила от меня. Это было не так. Но твое смятение _б_ы_л_о. Мне тревожно думать, что и на этот раз, получив мое письмо, от 23. I, ты смутишься, ты снова впадешь в трепет-муку, от моих слов. Я учитываю и это, и то, что ты, м. б. загоришься и - надо же когда-нибудь решить! - найдешь в себе силы сделать решительный шаг, м. б. и бесповоротный. Моя совесть, моя сильная любовь к тебе, мое почитание тебя, мое преклонение перед тобою, моя крепкая вера в исключительность и единственность твою, моя вся нежность к тебе... - все это велит мне быть очень с тобою бережным, не просить от тебя усилий сверх твоих сил. Оля... я с открытой душой к тебе говорю: _в_с_е_ обдумай, пересмотри в себе, прежде, чем сделаешь важный шаг. Ведь, написав тебе то, что я написал в письме 23-го янв., я беру на себя огромную ответственность. Твой шаг м. б. и непоправим, для всей твоей жизни. Все обсуди. Ты меня не знаешь лично, не видала, не проверяла опытом жизни. Допускаю: мы встретились - в Париже ли, в Арнхеме ли... Нет, ты приехала, как я предполагал, ко мне. Ну, подумай... ну, а если я в каком-то отношении, ну... не подхожу тебе... ну, просто, ты увидишь вдруг, что выдуманный тобой, сотворенный в мечтах, по книгам моим, по моим ли письмам, - чем-то -, а м. б. даже и многим, - не отвечает тому душевному и внешнему образу, который ты сотворила в душе твоей?! Так это неопределимо словами, но может случиться... - тогда что же? Вот почему и говорю: Оля, ты мне дорога, превыше всего ты для меня, я уже не могу жить без тебя... Но сколько же раз ты ошибалась в твоей жизни, отыскивая "единственного"! Сколько страданий, сколько надломов в твоей душе и жизни! И если, так крепко-нежно ты уверовала, что я _д_о_л_ж_е_н_ быть тем "единственным", кого ты ждала, искала и, показалось тебе, - нашла... если вдруг ты и на сей раз убедишься в разочаровании, если я, земной, я - явь, - окажусь _н_е_ _т_е_м, кого ты выносила в себе... что же тогда? Кто может поручиться, что я - _т_о_т_ _с_а_м_ы_й? Надо все предвидеть. Да, для меня твое разочарование, новая твоя ошибка... будут тяжки, м. б. я не вынесу такого испытания... ну, речь у меня - не обо мне: о тебе речь. И я хочу остеречь тебя: поступай, дорогая, так, чтобы твой шаг ко мне навстречу не оказался непоправимым. У меня сердце сжимается, я эти ночи, с 21, когда пришло твое письмо без обращения, спать не сплю, все думаю... - и мне страшно. Не за себя, Оля. Не усмотри, умоляю тебя, в этих словах моих "уклонения", "подколесинщины", "нерешительности"... нет, это все будет неверное толкование слов моих, чувства моего. Ты для меня - дар Божий, сокровище незаслуженное: от такого дара - не откажусь, никогда. Я жду тебя, я зову тебя и я страшусь за твою судьбу. Разочароваться, не имея возможности отступить назад, вернуться - пусть в скучный, пустой уют-покой, - это что же? снова в испытания, в океан беспощадной жизни, в непосильную работу, и это с надорванными силами, м. б. _б_е_с_с_и_л_ь_н_о_й... - от этого меня бросает в тоску и ужас. Ну, просто, ни я, ни мой уклад, ни обстановка, ни все другое, ну... просто, тебе не приглянутся. Ты горда, ты самолюбива, ты очень душевно-тревожна и требовательна - к идеальному. А я могу тебе показаться "совсем не тем", кого ты ожидала! Оля, все обдумай. Я настолько старше тебя... м. б. и это ляжет в душе твоей - пусть несознанным вполне - моим недостатком. Мой пыл душевный, многое во мне - могут показаться тебе с изъянами. Мой быт и привычки могут оказаться слишком и скромными, и отличающимися резко от той внешней обстановки, материальной... с какой ты освоилась, конечно, за эти годы в Голландии. Кто знает... ?! Покажусь унылым, - я не всегда бываю _ж_и_в_ы_м, я порой ухожу "в свое", скучаю мучительно... скучаю, когда во мне не строятся планы, не вяжется, не спорится моя работа... я очень - в работе - однотонен, скучен, недоволен собой и жизнью... - и это может тебе не понравиться. Да, я буду стараться так жить, чтобы ты была светла, счастлива, довольна, чтобы ты сама строила свой мир и в нем жила... - в свой-то я тебя призываю, там нет для тебя никаких преград... но ты посчитайся и со своими свойствами. Я все хочу тебе сказать, ко всему привлечь твое внимание перед решением. Какая тяжесть ответственности на мне, за тебя, самое мне дорогое ныне! Я мог тебя увлечь и своими книгами, моим внутренним миром, моими устремлениями, моими письмами, очаровать и мыслями, и чувствами, и идеалами... наконец, мог, просто, заворожить гипнозом речи, жара, страстностью моей, моим "порывом", моим поклонением тебе... и ты начала создавать меня, лепить по своему желанию, мечтам... - и вот, вдруг откроется тебе, что созданный так я - другой, как будто! Погаснет очарование, ты вдруг увидишь, что _о_п_я_т_ь_ ошиблась! Пути назад, в установившуюся обстановку за эти 4-5 лет, - уже нет. Да, я знаю, ты способна на жертвенность... ты, светло-гордая, м. б. и виду не покажешь, стерпишь... но с томлением, с горечью сознанной ошибки не справишься, затаишь в себе горечь, боль... тоску... снова начнешь искать... Вот обдумай и это. И все, связанное с решением, все последствия - для тебя и твоих, со стороны голландского дома... Я говорю тебе прямо: люблю, сильно, неизменно, мне с тобой нечего терять, с тобой - _в_с_е_ у меня; но жертвы твоей я не смогу принять, сознание будет меня терзать: твоя вина, это - через тебя... ты исказил для нее все перспективы, ввел в заблуждение, обманул ее чаяния, ты - во всем ее страдании виновен. И это обдумай, Оля. И потому я, изменяя отчасти план, сообщенный мною тебе в письме 23 янв., предлагаю: не разрывать пока окончательно с А., - это всецело твое право, _к_а_к_ поступать, - м. б. ты приедешь, не ко мне... а поселишься в отеле, приедешь на несколько дней... - не знаю, как ты все представляешь. Для меня - если забыть ответственность, - безмерное счастье - чтобы ты стала навсегда моей, Олей, с моим именем, полноправной, моей женой и хозяйкой в доме. Для тебя... если хоть малое разочарование во мне... - при сделанном решительном шаге, - последствия могут оказаться сверх твоих сил. Все продумай. Не усмотри в моих словах - умоляю! - и повторяю!! - нерешительности, колебания связать свою жизнь с тобой: нет, я честно, прямо говорю тебе: я _д_а_в_н_о_ решил для себя, и не отступлюсь от дарованного радостного счастья, света жизни. Меня мучает все, тебя касающееся. Приедешь если, мы будем много времени проводить друг с другом. У меня перед глазами твой милый образ, и вся ты - счастье, которого не ждал, несбыточное, - вдруг - сбывающееся! Ты ближе, глубже меня узнаешь, больше поймешь: ты же так умна, так проникновенна, ты _в_с_е_ взвесишь и сделаешь вывод: что же надо и _к_а_к_ надо решить, на что решиться. Помни еще одно: ты еще молода, ты многое увидишь впереди... а я... у меня, для меня каждый день на счету, и утратить тебя - для меня неизлечимо, этого удара, _т_р_е_т_ь_е_г_о! - я не выдержу. Не из себялюбия говорю, а опять-таки - ради тебя: удар и на тебе отразится, в твоем внутреннем чутком мире: у тебя совесть - мучающаяся, ох, какая же требовательная, тревожная! Если душа твоя меня принимает даже и теперь, принимает полно, ну, тогда решай... и чем скорее решение - тем легче мне, да и тебе, так чувствую. Но, принимай только _п_о_с_л_е_ тщательного продумывания. М. б. я и ошибаюсь, м. б. ты уже все обдумала, спросила не раз и ум, и сердце, и эту твою особенную такую - проницательность, способность к внутреннему прозрению, ви-дению. Тогда, конечно, эти мои рассуждения - ох, я не люблю рассуждений! - излишни. Вот все, что хотел тебе сказать. Ответь, Оля.
   Сейчас, Олечек, твой экспресс, 19.I. Молю, успокойся: ты для меня - святая, чистая, да... - "чистейшей прелести чистейший образец"! _В_с_е_ понимаю, одолел, - и давно! - всех призраков: ты для меня - 10-летка Оля, и ты, теперь - едино-целое, неизменяемое, бессмертное, как Идеал. Клянусь Богом, Он видит, что в моей душе бессмертной - к тебе. Ты мне - _в_с_е, ты - воплотившееся ныне в жизни, для меня, _С_в_я_т_о_е_ _С_в_я_т_ы_х. Ноги твоей поцеловать я недостоин. Пусть же я утрачу самое заветное во мне, если я говорю неправду. Я только в тебя и верю. И счастлив же, что я давно уже, с первых твоих слов ко мне эту Веру нашел, и живу ею, и буду молить Господа дать мне сил быть тебя достойным: Слов нет - определить тебя, сказать тебе, _к_т_о_ ты для меня. Как я был счастлив, увидя твое - Оля, с моим наследственным именем семейным! Благодарю тебя за эту _ч_е_с_т_ь, в письме твоем Новогоднем - за _м_о_е_ от тебя Счастье! Изгони из души сомнения во мне, - ты бы ужаснулась, сколько держит мое сердце - всю Тебя! - и не разрывается!! - и озарила бы меня понявшими _в_с_е_ глазами. Твой, навсегда, крепкий верой тебе, в тебя - Ваня Шмелев Оля Шмелева.
   Ну, до чего ты чудесно-умна, Оля! до чего ты прелестна - детка!
  

141

И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

  
   28. I. 42   8 вечера
   Оля, милая, устал я... мучаюсь твоею болью. Если мои объяснения ничего не скажут тебе, - значит, бессилен я, или нет веры мне. Отнесись все же ко мне мягче, вспомни, что я не совершенство, а от персти земной, и бываю порой _с_л_е_п_ц_о_м586. Тебя волнует, писала ты, мой рассказ о Даше; а в нем я не герой "романа": я лишь жалел бедную, незадачливую девушку. Сделай вывод. Давно нет от тебя известий, мне тяжело. Я _в_с_е_ сказал тебе. Ну, продолжу рассказ о Даше. (Сейчас получил твои заказные от 22- 23.I. И _в_е_с_ь_ - сгораю в боли. И молю, молюсь Тебе!)
   ...Эти 9-10 дней, с глазу-на-глаз с 20 л. пригожей девушкой, - мне было лет 30, - были суровой пробой. Чувство ее ко мне я знал. Я привез ей записку Оли: "пока замени меня, чтобы Ваня не так остро чувствовал мое отсутствие". Кухарку Оля разочла перед отъездом в Москву, - не подходила. Записка взволновала Дашу. Я пошутил, помню: "вот и _з_а_м_е_н_я_й". Она смутилась, вспыхнула. И принялась "заменять". Стала закармливать. К кофе всегда пирожки, пончики, "розанчики". Обеды разнообразны, до... стерлядок, - бегала к рыбакам вниз, на Клязьме стерлядь - редкость; рябчики, провансаль с омарами, волованы... "бёфы" с соусами, - она давно изучила мой вкус, - или ей так казалось? - пломбиры, блинчики со сливками. Всегда свежие цветы. Азалию раз... - "полтинник только!" - из своих, а мне говорила - "из барыниных". Стала нарядней, прически, новые туфельки на каблуках. Слышу - цветущей яблоней..! - "Не думайте, это _м_о_и". "Грэпепль" Блоссон, очень дорогие и тонкие духи, Оля только их брала. Как вечер, я шел играть в карты, до 5 утра. Приходя, находил ее спящей в качалке перед печкой, глаза красные, наплаканные. Раз постучалась ко мне в спальню, рассветало: "Аничка мучается, все слышно... страшно мне... я тут побуду". Хотелось ей голос живой услышать? - была очень нервная. А это 16 л. дочь хозяйки мучительно угасала в чахотке, - рядом, за бревенчатой стеной была квартира их. Я не ответил, смутился. Постояла в дверях, пошла, села в качалку, плакала, я слышал, (рядом) - от тоски ли, от страха ли..? Утром взглянуть на меня смущалась. Выйдя в тот вечер, я заколебался: мело метелью, и извозчика не найти. Вернулся, и воображение заработало "картинами". Метель меня всегда как-то взвинчивала. Я вошел неслышно, дверь не была на крюке. Даша, в качалке, встретила меня радостно-испуганным взглядом и тут же опустила глаза. Во мне помутилось на мгновенье, но я раздраженно крикнул: "черрт... портсигар забыл... поищи!" Она медленно поднялась, качнулась, чуть не упала на качалку... искала долго (бывший у меня в кармане) портсигар... и я - неслышно ушел в метель. Я вызвал мыслью Москву, комнату с зеленой лампой, мальчика в кроватке, склонившуюся над ним - о, сколько ночей так было! - маму... В тот вечер я играл вдумчиво. Утром телеграмма: вечером приезжают. Даша сказала-вздохнула искренно: "ну, слава Богу". Оля привезла новость: Д. очень понравилась какому-то молодому чиновнику, видел ее у брата Оли на карточке с Сережечкой. Хочет приехать познакомиться. Д. ни слова, побледнела. Сказала как-то, что замуж пока не хочет. "Сбыть хотите меня?" - слезы, заплакал и Сережечка. И экзамен на народную учительницу _б_о_я_л_а_с_ь_ держать, хотя была готова. Занималась с ней урывками Оля, и еще ходила одна учительница, ее подружка. Эта подружка тоже советовала замуж. Ездили в Москву на Рождество, вернулись. Вскоре приехал брат Оли с женихом, не предупредив нас даже. Даша разливала чай, как неживая. Жених - не очень казистый - не понравился. Мы не настаивали. Скоро я бросил службу, Москва, начинался мой "путь писателя"587. В 1907, все-таки состоялась свадьба: умолял Олина брата жених, тот долго уговаривал Д. - и мы с Олей были удивлены даже, что Д. решилась, наконец. Почувствовала себя "лишней"? боялась остаться "старой девой"? Ей шел 22-й только, кажется. Она была очень самолюбива, не хотела "себя навязывать"..? Должно быть, убедилась, что не сбыться ее "грешной мечте... хоть на денечек счастья!" - как-то сказала после... м. б. в Ново-Девичьем монастыре, - при "объяснении" со мной.. На свадьбе удивила "выходкой". Никогда не пила вина, а тут - несколько бокалов шампанского, - и _с_а_м_а_ подошла ко мне: "ну, протанцуйте со мной хоть напоследок!" Танцуя, не отпуская меня, шептала, - от сердца отрывала: "все равно, вас не смогу забыть, _е_м_у_ женой не буду, пусть хоть убьет". Я курил в официантской. Даша вдруг сзади нежданно обняла меня за шею и крепко поцеловала в губы, вся как-то вывернулась. Я опешил. Никого не было в полутемном углу, но я заметил, как старик официант, несший мороженое, запнулся и помотал головой. Даша шепнула истерично - "на каторгу иду!.." На следующий день - с визитом. У Д. глаза наплаканы, как-то она притихла, поникла. Молодой - уныло-растерянный. Это был скромный, лет 25-ти, неглупый, сильно полюбивший Д. и теперь - "все понявший". Д. упорствовала больше полугода! Приехал как-то брат Оли, "сват" и сказал мне наедине: "он убежден, что у вас с Д. _б_ы_л_о_... правда?" Я ответил: "ду-рак!" (каюсь: я его хотел ударить! занес руку!) - и передал Оле. Она мне верила, встревожилась за Д. Надо было воздействовать. Я велел Д. прийти в Ново-Девичий монастырь, - они жили рядом. Мы вышли на кладбище, бродили, - драматическая сцена! Д. подняла руку на крест и крикнула, что покончит с собой. "Вы показали мне жизнь, а теперь... как в яме я... чем помешала вам, что втихомолку-то люблю?! Все бы вынесла, вас бы видеть только... и Сережечкой болею, и Ольгу Александровну как люблю..! Боже мой, зачем я в петлю полезла... что мне делать... только убить себя..!" Я ее убеждал, говорил, как нам тяжело: "на мне и на тебе висит гнусное подозрение, позор, и перед Олей, и перед твоим мужем! Тогда уж не надо было соглашаться... тебя не принуждали!.." Это была правда, и она это понимала. - "А если согласилась... - учти последствия!" Она крикнула: "Ты _т_а_к_ хочешь? несчастная я, дура..! Для тебя и для О. А. ... хорошо... приму _в_с_е!., я вас всех троих люблю, ми-ленькие мои..." Ломала руки, падала на могилы, стонала... Редкие в этот час - 10 утра, шла обедня, - посетители должно быть думали, что оплакивает утрату. Да так оно и было. Впервые тогда сказала она заветное это "ты". Вскоре "молодые" были у нас. Муж смущенный и радостный, терялся. Даша - та же, поникшая. Через год - девочка, Оля крестила. Еще через год - другая, Ольгушка, моя крестница. За 7 л. - две парочки. В 13-м г. я заехал к Д. с дачи, - Оля просила отвезти детям платьица и гостинцы. Застал одну Д. - было утром, муж на службе, старшие девочки играли на дворе в песочек. В квартире было душно, мухи, томяще пахло малиной, - Д. варила варенье. В колясочке спал годовалый Ваничка. Я застал Д. в распашном голубом капоте, разнеженную жарой. Она изумилась мне, пугливо огляделась и быстро задернула занавески - на улицу, - в 1-ом этаже. Я был в белом, пике. Кинулась ко мне и обняла-прильнула. После я увидал малиновые следы на куртке, от ее рук, губ? Я потерялся, смешалось все, - таз на примусе, малина, ребенок, томящий запах. Она порывисто прижалась ко мне, и я почувствовал ее большой живот, - она была опять беременна, четвертым, Сережечкой. Это меня сразу отрезвило. Я отвел ее руки в засохших потеках малинового сока, оторвался от "малиновых" губ ее, показал взглядом на ребенка. Она смотрела в меня странными, "пьяными" глазами, смотрела почти безумно, сонно и - огненно! - и шептала страстно, жарко, и умоляюще: "хоть приласкал бы!., и за что так убила жизнь.? ..." Этот ее шепот смякших губ, этот ее большой - и такой жалкий! - живот ее... вызвали во мне острую жалость к ней. Я сказал: "п_о_с_л_е..." Она вскрикнула - "да?! ... я хочу... _о_т_ _т_е_б_я_... самого дорогого..." - и стала падать - сползла на пол. Я помочил ей голову, она очнулась. В октябре родила. В февр. 14-го г. заболел муж саркомой, убился о медный наугольник расчетной книги, - она стойком стояла, а он неудачно спрыгнул с лесенки на нее. Операция запоздала. Летом, больной, гостил у нас на даче587а, в острых болях. Жалко было его, беднягу. Признался мне в "дурных мыслях" - когда-то! - и просил простить его. В авг. умер. Я ездил по России, писал "Суровые дни"588, - книга эта имела большой успех - "отражения войны в народе". Вернувшись, нашел Д. письмо: она _з_в_а_л_а_ меня, напоминала. Я не ответил, не бывал у ней. Да и не до того было. Сережечка, студент, в артиллерийском дивизионе, экзамен на офицера, на фронт. Не до "встреч" было. Большевизм. Сережечка едет в Добровольческую армию. Мы с Олей следом - в Крым. После кончины Оли Д. писала мне: "правда ли - дошло до нас - О. А. тяжело больна? Все брошу, дети взрослые, позвольте приехать, буду около вас, я теперь буду нужна вам, вам тяжело..." Я не ответил. Я был убит. Ни-кому, даже сестре Катюше589 не мог написать о горе - сил не было. Будто смущало, что такое горе, а я все еще _ж_и_в_у! Д. было тогда лет 48. Вот _в_с_я_ история с Д. В Москве, когда вернулись из Крыма, и уже _н_е_ _б_ы_л_о_ нашего Сережечки... - мы были раздавлены... у Оли - она _н_е_ знала! - теплилась надежда, - м. б. Сережечке удалось спастись? м. б. он за границей? Я не сказал Даше. Она была тихая-тихая, убитая, затерзанная жизнью. Тяжело... Вот это _м_о_й_ "роман". Как плакала Д., провожая нас! А мы были окаменевшие, уже _н_е_ж_и_в_ы_е, - светило _с_о_л_н_ц_е_ _м_е_р_т_в_ы_х. Это я понял после, чуть _о_т_о_й_д_я.
   Олёк мой, от тебя 4 дня нет письма. Я страдаю, я весь сгораю, я мучаюсь твоею болью. Я весь - святая Вера в Тебя, Достойнейшая, Чистейшая, _н_е_б_ы_в_ш_а_я_ никогда, Единственная, Неисповедимая... не могу, бессилен _в_с_ю_ оценить тебя. Как ты огромна! Молиться на тебя - и взирать! Сердце твое целую. Твой Ваня. О, как люблю!
   Оля, ради всего Святого, утиши сердечко! Ж_и_в_и, О-ля!
  

142

И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

  
   29.1.42 4 дня
   Святая моя, страдалица, непостижимая, недоступная ни чувству, ни уму... не знаю, как называть тебя, все слова ничтожны перед твоим Образом, я теряюсь, я плачу, Оля, я не могу читать твои прожигающие мою совесть и мое сердце строки, живые, трепетные от крика измученного сердца твоего, я не нахожу себе названия, самого позорного, самого унизительного, я не сознаю себя, - да кто же это мог моими словами так измучить самое дорогое всей жизни, самое святое ныне для меня, без чего я, как прах, как позор самому себе?! Господи, какая темная власть овладела моей душой? Как это могло случиться? Как могли прорваться из меня и попасть к тебе - все худшее, что еще не отгорело во мне-прахе, как..? - о, поверь, чем могу тебе внушить, ведь мое чувство к тебе - такого не испытал, не мог и вообразить, что может быть во мне такое, _с_в_я_т_о_е, такое благоговейное, такое... ослепительное для человеческого духа, такое всепоглощающее _т_ь_м_у, все в ней освящающее, все очищающее, к Богу, к Его высотам недоступным возносящее! Ты мне собой открыла и собой создала во _м_н_е_ _р_а_й_с_к_о_е_ состояние сердца и духа! Не мог и вообразить, что есть - _Т_а_к_а_я! Только чуть, только тень слабую предчувствовал, ловил лучшим, что было в моей душе, о чем тосковал, чего искал безнадежно, что мучило так сладко, во что не мог поверить, думая, - это же мной вызвано, этого нет нигде... - вот, что я чувствовал, когда намекалось во мне искание "неупиваемой", небываемой, "никогда не бывшей"! Поверишь? Да ведь это же я давно-давно выкрикнул из себя, моим Ильей, его душой, полной тоски исканий... ты это знаешь, ты это видишь в моей книге, в моей "Неупиваемой"! Ольга, Оля моя, небесная моя, чистая... моя ли? - я боюсь этого слова, этого посягательства, - таким недостойным я себя перед тобой _в_и_ж_у! Но ты же знаешь, это не выдумано теперь, как оправдание, - это давно сказано! "Напишу тебя, _н_е_б_ы_в_ш_а_я_ _н_и_к_о_г_д_а, - и бу-дешь!" И вот, свершилось чудо, далось чудо, явилось чудо - о, Ты явилась, Ольга, и я склоняюсь, я молюсь на тебя, я плачу, как же я недостоин тебя! Вызвать, породить, в муках сердца и тоски _с_о_з_д_а_т_ь_ дерзновенно и благоговейно... и - _н_а_й_т_и! Из персти земной, силой крови сердца, силой напряжений воображения создавал, - ведь все из себя-праха вылеплял... - и прах преобразился, _п_р_е_т_в_о_р_и_л_с_я, _п_р_е_о_с_у_щ_е_с_т_в_и_л_с_я..! - Господи, я не кощунствую, но я не нахожу земных слов, чтобы выразить высоту, святость того чувства, живу которым, думая о Ней, единственной и непостижимой для меня, для моего ума и сердца! Слова не выразят чувства... "мысль изреченная - есть ложь"590! - лучшего, тютчевского, определения - не знаю. Оля, Ольга, святая, Святая, жизнь и сила моя... - пойми ничтожество мое, я становлюсь мгновениями слепцом, я отдаюсь власти чего-то - темного? страшного, - во мне? - но это знакомо из творений великих-чутких. Ольга, странное дело: я же ни-когда не изображал в своих книгах этой _т_ь_м_ы, - ревности, ее мук... - где говорил я сильно, исчерпывающе об этом? Я _н_е_ знал этого чувства? Не питалось оно моими соками, думами, кровью во мне? Нет, кажется... Было давно, смешное... зачатки сего... когда я, мальчик, гимназист, объяснялся с полковником... грозил ему... - ! - безумный мальчик! - и как мне теперь смешно, и как же все было юно-глупо! - и за что, из-за чего?! Только потому, что он был добр к семье Оли и предложил _с_а_м_о_м_у_ поехать к губернатору и достать поскорей какую-то важную бумагу, нужную для семьи... что-то о пенсии по севастопольскому Комитету, - отец и дед Оли были герои Севастопольской войны591... - и я увидал, как полковник, пристав нашей части, ехал на извозчике с юной Олей в канцелярию губернатора... - я явился - не наведя справок, очертя голову, - в участок, добился этого пристава, и... потребовал "оставить в покое девушку"! мою невесту!.. Безумец! Но... этот "безумец", 16-17 л., очевидно уже _т_о_г_д_а_ подавал признаки натуры бешеной, безумной, безоглядной... Всего только один раз! Пристав-полковник был поражен, растерялся, развел руками... я помню только... слова... "ничего не пойму"... "послушайте... ни-чего не пойму..." - а мальчик крикнул что-то дикое и... хлопнул дверью! Потом я горел стыдом и плакал перед Олей... В полчаса было сделано, на что тратились обычно недели мытарства по канцеляриям... Олю это потрясло.
   Тот, из чувства чести братьям по оружию, уважения к героям великой кампании, сам взял на себя труд облегчить нуждавшейся семье ее трудное положение - только что скончался отец Оли! - а мальчишка... лез на рожон, сам подвергал себя будущим ущемлениям всевластного "участка", полиции... ни с чем не считаясь... - и добился-таки, мно-го мне потом пришлось изведать мытарств, когда приходилось впоследствии иметь дела, выбирать удостоверения и прочее... - вот когда - один раз в жизни! - я _о_с_л_е_п_ на время! - Оля плакала, чистая, она была оскорблена. Я ли не любил ее! Есть женщины, - извращенные? - или мучить любящие? - которым такое чувство... льстит им это? - не знаю... но _ч_и_с_т_ы_е_ этого не выносят. Ясновидец душ - Шекспир... наш Достоевский... - много отдали сил - определить это чувство... - перечитай "Отелло"! Дездемона... - ясная, чистая голубка... страдалица... - дан предел ослепления... но там роковым стечением обстоятельств... _в_с_е_ питало слепоту и бешенство Отелло, оправдывало... Определение - Лессинга592? - которое ты привела в письме - очень точно, но _н_е_ глубоко. _Т_у_т_ - _г_л_у_б_ж_е. Я не занимался этим, это - очевидно - было чуждо тому состоянию моей души, в котором я нахожусь, когда живу воображением... _н_е_т_ у меня этого _у_ж_а_с_а_ в писании, разве чуть, в "Истории любовной", _д_е_т_с_к_о_е, зеленая незрелость... Я боюсь этой темноты. И теперь, когда меня схватило, и _п_о_н_е_с_с_я_ я в вихре этого дьявольского кошмара... чем могу оправдаться? Страхом, что что-то могло коснуться тебя, моей Святыни..? Запоздалым, бесправным, оскорбляющим чистоту моей Чудотворной - для моего духа! - Иконы, моей Божественной! Найди хоть каплю снисхождения, прощения, не отвернись, Ольга моя... я не могу так страдать, нет у меня сил на это, я все эти ужасные недели... был в самоистязании. Я болел нестерпимо твоими страданиями, твоей - о, какой страшной для меня! - болью. Я... да, я страшился... - как ты! - вскрывать письма твои... Сегодня... я держал их в руках... нет, не могу читать, боюсь... боли твоей боюсь... И я увидал, и я принял в сердце эту боль, и я... вот, терзаюсь, плачу, умоляю... что я могу с расстоянием, с временем сделать?! Когда еще получишь объяснения мои?! Да где, какие объяснения найду, - ведь я же себя не понимаю, откуда _э_т_о?! Клянусь, _в_с_е_ истлело, я могу только молиться на чистоту твою, проклинать гнусность свою, свое недостоинство перед тобою! Молюсь в прахе перед тобой, вымаливаю стоном твое снисхождение. Ольга! я люблю в страшной муке - от любви! - тебя, предельно-смертно люблю, до жертвы - какой угодно, _н_а_ _ч_т_о_ _у_г_о_д_н_о! - и знаю, - принесу, легко пойду на жертву, во имя святой и неисповедимой любви к тебе. Любовь..? Нет, мое чувство выше этого понятия... это - за-любовь, это - сверх-любовь, это - Бог в душе, Святая - в сердце, это - _с_л_у_ж_е_н_и_е_ во-имя Тебя, Прекрасная! во-имя Тебя, Непостигаемая! Я к тебе подошел в своей темноте - как к лучшей, как к любимой, огромно-безмерно-любимой... и как это мало выражает! Я должен был подойти к тебе - в _э_т_о_м_ - как к Святой, как к Идеалу, которого _н_е_ знала еще моя душа... я еще не нашел - тогда! - меры, тебя достойной, ибо на земле, для меня, такой меры не было, нет... я ее не _з_н_а_л. Теперь я - из страшного опыта жизни, _о_т_ _Т_е_б_я_... _в_и_ж_у_ _э_т_у_ _м_е_р_у: она - безмерность. Я еще не умею в полной силе охватить эту меру - Безмерность, с которой я должен приближаться к тебе... не в оценках, нет, а... в благоговении... в молениях Тебе, в Молитве к Тебе, Прекрасная, Чистая, моя Святая, моя Безгрешная, моя земная Богоматерь! Не кощунство... Ты - рождаешь _Б_о_г_а_ - в_о_ _м_н_е, ив этом смысле Ты - мне - Богоматерь, Ты - Матерь моего земного _С_в_е_т_а, Оля моя... моя Царица... Земная... для меня, земного. Поверишь крику сердца? Оно стучит Тобой, оно не может говорить Тебе неправды. Ты беспредельно возросла во мне... и каким же малым кажусь себе я! Оля, Ольгуля, Олёля моя, земная моя - для меня, - ты же - Небесная, от Храма, в сущности своей, но - для меня - такого малого, слабого, - ты - Земная, моя Оля... Прости, я знаю недостоинство свое... Господи, чем я заслужил, что Такая, небывшая, лишь тенью намекнувшая в воображении... меня жалеет, меня... любит?.. Мне подумать - дерзновенье! - Оля... _т_а_к_а_я_... меня... любит?.. Ольга, это правда? Я не смею думать, что заслужил Тебя. Это мне сон дается... за мои недостоинства и боли? Оля, не отвернись. Оля - нет Веры у меня большей, чистейшей, - в Тебя только, Светлая! О, - страшно сказать - люблю тебя! Как это мало, - _ч_т_у! молюсь Тебе! Жизнь и Свет мой. Полубезумный, от света ослепленный. Твой Ваня
   Ольга, Ольгуля, Олюша... приникни к недостойному, - ты вся - Щедрость, Милосердие. Вся - Любовь!

143

И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

  
   3. II. 42 10 вечера
   4.II. - 2 дня
   Дорогая моя, светлая, Олюшечка, не могу не ласкаться к тебе, сердце велит быть с тобой, хоть в письмах пока. Мне так много надо сказать тебе, на твои вскрики боли, моя бедняжка! Господи, если бы ты была со мной... головку твою прижал бы к груди, у сердца, смотрел бы в твои глаза глубокие, всю душу твою вливал бы в свою нежность, в нежную боль за тебя, о тебе. Милая дружка моя, сестричка-дружка, ласточка тревожная... все, все ты надумала, себя истомила всю - напрасно, мой дружок, ты для меня с каждым днем дороже, неоценимей, - если бы ты поверила! Ты заплакала бы над собой - мниткой, глупкой, гордяшкой, - да, ты _д_о_л_ж_н_а_ гордиться, - в высоком значении этого смутного понятия, очень широкого! - должна сознавать свою значимость. Оля, поверь мне: могу ли говорить неправду? Пишешь - "загнана"... _м_н_о_й... ?! О, как же больно слышать! Господи, Ты видишь, как я люблю ее! "загнана..." Оля, разве не писал тебе, не изумлялся твоему уму, твоей поражающей силе - "схватывать налету", и как глубоко-верно - _в_с_е, _в_с_е... Ты столько знаешь, я восхищался таким даром. Я _в_с_е_ вижу, я по одному иному слову пойму, _к_а_к_ и _ч_т_о_ _т_ы_ _б_е_р_е_ш_ь! Твои выводы о "любви", о "героях", о "вечно-женственном", об искусстве и литературе, о религии, о народах, о людях... - в _л_и_ч_н_о_м_ ты, на мой взгляд, нередко обманывалась, - и это от ослепления мысленно предносившимся, созданным тобою Идеалом! - от "захвата" тебя им, причем всегда слабеет сила наблюдения-разборки; - о работе, о природе, о... - обо всем. Твоя манера излагать - высокой мощи, такта, хватки сущности, - совсем не женской, где - у женщин - всегда мелочи затирают важное, - ; форма художественной лепки! - поверь же! - одним-двумя словами даешь картину, глубину, _я_д_р_о_ (о "бобрике" на голландских полах!). Письма твои богаты содержанием, незаурядны, _ж_и_в_ы, метки, порою - беспощадны. Твои "картины" - незабываемы! Ты притворяешься? или - слепа к себе? стыдлива, неуверена-робка? Так это же - знакомый знак бесспорного таланта: скромность, "слепота к себе". Долго я был таким, до сего дня. С тобой лишь - ты же ближе всего мне, ты же - почти что "я"! - с тобой я бываю открытый, и слепота спадает: я ценю себя вернее. Так помни же: образованность не определяется дипломом: она - все тот же _д_а_р. Иной пройдет все школы, набьет все черепные сундуки... и - каша, кладь. Твой "диплом" - от Божьей школы, и на его печати _Г_о_л_у_б_ь_ в Свете, Лучезарный593. Ты - как, не знаю, - _в_з_я_л_а_ от Жизни - и от книг, понятно, - _б_о_л_ь_ш_о_е, важное, взяла "закваски", "заготовки"... и из них творишь свое образование. И будет так всегда. Как - в творчестве. Разве большой художник все прочел, все видел, слышал, записал, продумал? Нисколько. Он _в_з_я_л_ лишь горсть... но только не шелухи, а... _з_е_р_е_н. И творит - _п_о_с_е_в_ы. И его нива великий, _н_о_в_ы_й_ урожай приносит. Это - у тебя. Во всем. Не только в творческом. Большинству надо тысячу книг прочесть, - тебе - _о_д_н_у. _Т_ы_ _в_с_е_ _с_а_м_а_ до-чтешь, _с_о_б_о_ю, своей душой, и... чем-то, что есть _д_а_р. Веришь? Вот твое "полу" какое! - смотрю я на тебя в "священном ужасе", - по слову Пушкина594, в сердце моем прожглось, смотри! - вот моя _п_р_а_в_д_а_ о тебе, голубка! За что же ты так меня... - "загнал"!.. Ну, будто ножом мне в сердце кто-то повернул. Ты - гениальна сердцем, нервами чутка до боли нестерпимой и до эффектов, тоже нестерпимо-ярких! Ты - нет таких! Ты - и таких не _б_у_д_е_т. Потому что _в_с_е_ _т_о, что тебя создало, - кровь, природа, время, быт, _н_а_р_о_д, вся закваска жизни... и - Благодать... - _н_е_ повторяются, _р_а_з_ только такое сочетание бывает - из мириад плюс бесконечность сочетаний в вечном. Скажешь: гимн? "молебствие"? Нет, этим нельзя шутить. Так подними же, милая, головку, погляди на Ваню... Тебя поющего в великой Правде! Погоди... еще обязан тебе сказать. Есть в тебе... гордыня. Не плохая. Нет. Гордыня _ч_е_с_т_и. Мучает тебя и, мучая, мешает часто видеть _в_е_р_н_о. Когда ты "в деле", т.е. - затронута. Тут ты вся - "в сбоях", в пожаре, вся пылаешь, все бьешь, ломаешь, разрываешь сердце, колешь, можешь больно ранить, чтобы после сострадать и плакать. Деточка моя, голубоглазка, неуемная, горячка, - разве неправда это? Я поражаюсь, _к_а_к_ _т_ы_ _м_н_о_г_о_ знаешь, и как верно знаешь! Ольгуна... прости, я о себе скажу. Я тоже много знаю, в разном, не в научном, - я и свои-то - юридические и словесные науки в "книжном" смысле, перезабыл... при мне - закваска их. Так вот. _Ч_т_о-т_о_ есть во мне, как и в тебе: по двум-трем "данным" - создаю большое, где тьма подробностей, штрихов и красок, лиц, движений, положений... - могут сказать - и говорили! - что "прошел огонь и воду и трубы медные"... - "специалист"! А мне смешно, молчу. Знаю: тысячи кутил, десятки тысяч "ресторанных" не построят и "кабинета" даже ресторанного... - а Иван Шмелев, м. б., почти и не видавший _д_н_а-т_о ресторанного, - _в_с_е_ дал! Настолько _в_с_е, что теперь и нечего писать об этом, о - "ресторане Жизни"595. Это и у тебя, малютка

Другие авторы
  • Ржевский Алексей Андреевич
  • Койленский Иван Степанович
  • Минский Николай Максимович
  • Каратыгин Вячеслав Гаврилович
  • Герцык Евгения Казимировна
  • Теннисон Альфред
  • Алданов Марк Александрович
  • Чешихин Всеволод Евграфович
  • Кропотов Петр Андреевич
  • Мурзина Александра Петровна
  • Другие произведения
  • Толстой Лев Николаевич - Бирюков П. И. Биография Л.Н.Толстого (том 1, 2-я часть)
  • Хвольсон Анна Борисовна - Царство малюток
  • Дружинин Александр Васильевич - Лекции В. Теккерея
  • Воейков Александр Федорович - Мнение безпристрастного о Способе сочинять книги и судить о них
  • Карамзин Николай Михайлович - История государства Российского
  • Минченков Яков Данилович - Касаткин Николай Алексеевич
  • Бунин Иван Алексеевич - Последняя весна
  • Мейерхольд Всеволод Эмильевич - Памяти вождя
  • Ратгауз Даниил Максимович - Стихотворения
  • Грот Константин Яковлевич - (Предисловие к 5 тому Собрания сочинений Я. К. Грота)
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 449 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа