Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной

егда почти на Пасху я переживаю тяжелое что-нибудь... Сегодня у нас поставили радио. Чуть веселее! Хочешь мою комнату видеть? {Далее в письме - рисунок О. А. Бредиус-Субботиной.}

   Вот так я и лежу. На обоих столиках цветы и цветы. И в углу на столе ярко горят гвоздики. Ночью плохо спали. Опять мешала стрельба. Как бы я хотела быть здоровой! Умучали меня на рентгене. Даже доктор-рентгенолог под конец видимо сжалился и стал уверять, что не в его власти облегчить мне эту муку, что у него такое сострадание, но Dr. v. Capellen ему так приказал и т.д.

   А мне уже все все равно было. Только молила, чтобы отпустили скорей в кровать. Сестра моя - ангел. Она плакала даже тихонько, отвернувшись к умывальнику. Я видела. И когда была в отпуску, то всю ночь меня во сне видела, говорит. Девочка из хорошей семьи. Молодая и с сердцем. И еще одна была... очаровательна, огромные карие глаза, шельмочка, ротик пухлый и всегда, когда что делает, чуточку помогает язычком. Хохотушка, вся кипит здоровьем. Послали ее отбывать ее черед в мужском отделении. Воображаю! Я бы с ума сошла от нее, если бы была мужчиной! Вся жизнь! Наивность ребенка, и грация, и резвость, при трогательной заботливости сестры-женщины! Влюбись! Как много чарующего в жизни! Как Фася хороша! Была у меня. Ты бы не посмотрел на меня даже после нее! Как много чудесных женщин! Передают "Дунайские волны"... ... ... Закрою глаза... Чудесный ритм и звуки... "Мой ангел" вбежала сейчас с кофе мне, танцуя, улыбаясь... Зайчик бегает по потолку от чашки. Мне жить хочется!.. Безумно! Танцевать хочется. На море хочу! Тепла... Как бы хотела уехать, далеко... в Америку. В Южную Америку. Всегда хотела... Другие люди, другие звезды!.. Другие звезды... как дивно! Где наш Орион? Большая Медведица? Плеяды? Трогательные плеяды! Знаешь, меня тянула Вега всегда... Как хочется на океан. Во... Францию хочется, не для Франции... И больше всего... знаешь куда? Да, знаешь! Я так хочу домой! О, как хочу. Нищей, убогой, Христовым именем хочу идти! Как хочу работать там. Как люблю Ее! Превыше всего! Н_и_ч_т_о_ и ничье другое, ибо я вся от нее! Зачем ты мне о Королеве бывшей Нидерландской пишешь? Мне они все чужие! Как и тебе... Прервала на обед. Перечитала, боюсь увидишь в моем желании путешествовать желание встречи с Г. Нет. Я и не думаю о нем. Никогда! Но я ужасно люблю путешествовать. Как мне в Иерусалим всегда хотелось, в Святую Землю! А тебе? Узнала, что до понедельника не будут брать крови. И ассистента не было сегодня... А вчера обещал прийти. Маленький такой, доктор-гномик... Тоже хороший уролог. А "знаменитость" моя - чудо! Слыхал м. б. - Dr. v. Capellen. На него молятся все. Но все они мне надоели. Если бы не было войны, то я поехала бы пить "Виши". А ты приехал бы тогда ко мне? И все это - "бы"! Ну, ничего! Какое глупое письмо.

   Я просто болтаю, так, без смысла. Скажи, ты тоже ничего не знаешь об И. А.? Как это меня тревожит.

   Здоровы ли они оба? Оба не богатырского здоровья. Мне так грустно, что И. А. не пишет. Ты ему писал? Сережа получил от одного приятеля из Берлина письмо, где тот пишет: "видел Марину Квартирову, которая очень просит тебя спросить, получил ли ты портрет И. С. Ш." Странно?? Почему Сереже? Почему не сама пишет? Ничего С. не получил. Марина ревнует! Да! Да! У С. твой портрет совершенно в профиль, по моему, неудачно, т.к. не видно глаз. Мне бы хотелось сделать для тебя с себя автопортрет. Я когда-то хорошо это выполняла. Но ничего нет, ни бумаги, ни красок хороших. Хотел бы? Мне много хочется чего. Например, очень хочу, хотела бы украсить твои книги. "Куликово поле" издать так, как тебе бы того хотелось! И "Чашу", и все, все! Но, понимаешь, с массой вкуса! У меня в голове уже бродили мысли. Я видела уже эти страницы.

   Но я бессильна. Я все утратила из своих знаний. Да и не было их никогда настоящих, законченных. Проф. Беньков ⁶⁷⁰ тогда бодрил меня и обещал мне много, но я же бросила все. Об образе скажу тебе кратко...

   В год, когда мы после папы были летом у дедушки и бабушки в деревне, я много и томительно плакала. Смерть чудилась мне повсюду. Бабушка, чтобы отвлечь меня, в дни, когда я почему-либо не выходила на улицу, читала мне из книжки "Богоматерь"⁶⁷¹. Или я ей читала. Кто написал ее? Не знаю. Но помню на обложке чудесный Лик - _О_н_а, прекрасная из женщин, подняла глаза, вся устремилась к небу, глаза большие, полны веры, обетования и... муки! Полные слез, нескатившихся еще слез. Она не была написана церковно. Художник изобразил Ее Божественно-земную. Описана была легендой вся жизнь Ее. От первых ступеней, когда Ее вводили в храм, маленькую Отроковицу. Все, все пронзало мне душу. Я рыдала над тем, как эту девочку одну оставили в огромном храме. Чудесно описано явление Гавриила... Ее испуг и радость. Ее зачарованность. Ее женская стыдливость. Одна и без подруг. И она не смеет _н_и_к_о_м_у_ поверить все ее надежды, ожидания, радость, муку...

   О, это свидание с Ангелом... Благовещание Его Ей! И дни полные скорби Ее, Пречистой! Когда Она увидела Иосифа недоумение, подозрение! Как дивно это было описано! Как тонко, как стыдливо... И как Она молчала!

   Мы читали с бабушкой. Обе плакали. А я чувствовала Ее, Прекрасную, Чудесную такой родной, своей, понятной, близкой! Я полюбила Богоматерь просто, по-людски, пламенно и восторженно! И вот однажды, стоя в церкви (я опишу подробно этот храм и даже воздух его!) в один из будних дней, кажется, на мое рожденье (служили в приделе) я особенно тосковала... Мне так казалось все печально, скорбно, прошедшее счастье с папочкой томило невозвратностью, а будущее пугало рисующимися мне новыми потерями. Я всюду видела только смерть. И плакала, томилась, не могла молиться. Я подняла в тоске глаза и... увидела... лучи солнца упали на разрисовку храма, никогда мною невиданную доселе... Архангел Гавриил благовествует Чистой Деве... Так, обыкновенно написанный образ...

   Но мне открылось совсем другое... Я увидела, и захотела видеть иначе! Не опущенный долу, ровный взгляд отроковицы... как обычно пишут. Я увидела Ее чудесную! Ее - всю жизнь с горящими, ищущими глазами. Я вдруг остро сама сознала как могла Она почувствовать это благовестив. Все тут: испуг, непонимание, радость, гордость, самоотверженность и предвкушение "оружия, прошедшего Ей Душу"⁶⁷². Она, девочка Святая, Она в этот момент вступает в Небесное Бытие, Она - Мать, Чудеснейшая из Чудесных!

   Я не могла больше (после этого моего просветления) смотреть на образа Благовещения, - все они "калечили" мой, тот образ. И я, увидев его однажды, поняла, что в этом моменте, в этом "будет Мне по глаголу твоему"⁶⁷³ - "весь закон и Пророки"⁶⁷⁴! И я нигде не находила этого Лика!..

   И тогда я, девчонкой, взяла себе в голову научиться писать и _н_а_п_и_с_а_т_ь_ ненайденное. И с этого момента я ни о чем не думала, кроме художественной школы! Эта школа была моим храмом. В самом строгом смысле! Тогда же, у меня прошла и тоска эта смертельная. Я как бы вручила себя Ей! Я Ее люблю особенно. Я Ее зову просто "милая". Как мать! Понимаешь?

   [На полях:] И вот... я не написала... И не напишу, должно быть!?

   Хотела написать это рассказом тебе, но ты нетерпеливый. На - же! На-черно.

   Ванечка, получила "яичко"! Сейчас, 29.III 4 ч. дня. Отвечу на все!

   Начала писать так глупо, а к концу так я вся перестроилась вдруг. Жаль, что про образ написалось вместе с простой глупостью. Мне хочется писать. Но я устаю очень скоро. Пиши мне на деревню, т.к. не знаю, долго ли тут буду.

   О "говеньи" никуда не годно. Я же знаю. Перепишу. Целую. Оля

  

  

   30.III.42   8-30 вечера

   Великий Понедельник

   Родная моя, ненаглядная, светлая Ольгуна, Ольгуноч-ка... больнушка моя бедная, голубка, - столько в сердце нежности к тебе, и такой чистой-чистой, такой святой любви... слезы мешают писать, - и столько хотелось бы пошептать тебе, укрепить тебя, ободрить! Помни, моя прекрасная, я всегда с тобой в мыслях, в сердце, - ты не одна там, в клинике, всегда Ангел твой возле твоей кроватки, папочка твой всегда с тобой, и он оградит тебя, он здоровой выведет тебя, и ты по-прежнему будешь радостной, озаренной надеждами, сильной, уверенной, что все невзгоды, боли, тревоги кончились, и ты будешь, наконец, счастлива. Олюша, я сегодня утром получил твою открытку - 20 марта, из клиники амстердамской. Каждое слово твое светилось для меня, я целовал эти неровные строчки, я говорил себе: это она, моя Ольгуночка, больнушка, писала с трудом, не забыла своего Ваню, своего вернейшего друга, самого близкого, готового жизнь за тебя отдать. Я все переживал и переживаю с тобой, я весь с тобой. Я молюсь, все силы души собрал, молю Господа и Пречистую вывести тебя здоровой из этого дома скорбного... Я _в_с_е_ понимаю, Олёк, все твои думы, тревоги, чувства... я вспоминаю себя в госпитале, в Нейи, в мае 34 г., когда мне грозила операция. Я вспоминаю свои ночные боли дома, ночи без сна, мрачные мысли, - сколько было всего! И вот, преп. Серафим... _в_с_е_ устранил! О, как я верю! Это же было, воистину, _ч_у_д_о... это мое видение - во сне ли - полусне, или в слабом проблеске сознания, в острых болях... - когда я увидел груду моих рентгеновских снимков, и на них - вместо написанных белой краской букв "Жан Шмелефф пур проф. Брюлэ", - стояло _т_е_м_ же почерком, той же краской - "Св. Серафим". Только. И вот... - уже в клинике, известном "американском госпитале", лучшем в Париже, я, уже готовый к операции, слышу: "Я нахожу, что операция, на которой так настаивал проф. Брюлэ, не нужна. Я всегда к Вашим услугам... но _э_т_о_г_о_ не нужно". Так сказал мне известный хирург Дюбушэ, на ломаном русском языке, на следующий день после Духова Дня, - вторник, помню, кажется 29 мая. Меня, прямо, залило, светом, радостью. А знаешь, сколько я, при моем среднем весе - 56-58 кг, потерял за два месяца? Почти 15 кг! Я весил - 41-2: Я шатался, когда Оля вела меня под руку в приемную, где - уже в _с_в_о_е_м, а не в халате, я торопливо надевал пальто, спеша, спеша поскорей из этого роскошного госпиталя, как из какого-то "запредельного" места. Я вдохнул свежий воздух - было часов 5 вечера - я увидел солнце, уже густые, в бело-фиолетовых "свечках" цветущие каштаны, и у меня закружилась голова. Мои ботинки были мне тяжелы, как гири, болтались на исхудавших ступнях... Домой! к милому письменному столу! к рукописям, к планам... - все вернулось! А через два года с месяцем... Оля моя, столько сил мне отдавшая, страдавшая мной, ночи не спавшая... замученная жизнью и болезнью, такая счастливая в тот день "отпущения" моего... _у_ш_л_а_ навеки. И я остался один на свете, потеряв все дорогое... - а впереди пустота и мрак. Прошло три года... - какие три года, - страшно вспомнить. И вот, посланный мне - по ее ли молитвам, Милостью ли Господа..? - _С_в_е_т. Он осветил меня в первом письме твоем, июньском, 39 г. Думал ли я, что это письмо - начало чудесного Пути, на котором мы встретились заочно, по которому... - пойдем отныне вместе?.. Это знает один Господь. Мы можем лишь просить Его об этом, можем лишь верить, надеяться. Будем же, милая, верить, надеяться!

   Ольгуночка... я молюсь за тебя, как умею, и недостойна моя молитва, знаю. Но Господь видит мое сердце. Но ты - в Лоне Его, достойная, лучшая из лучших, и Он помилует, Он - верь, Оля! - воздвигнет тебя, чистая! Ты должна выйти из клиники радостной, поющей Ему славу. Я верю, я крепко верю, я всеми чувствами жду с верой. Олюша... ты страдаешь в эти великие Дни Страстей Христовых. Когда тебе будет трудно, тревожно, смутно... когда будет - не дай, Господи! - подступать отчаяние, вдумывайся, вспомни, как в эти Дни, давно-давно, - но _э_т_о_ было воистину! - Он страдал - за всех! И тебе будет легко. М. б. скоро ты будешь держать и лобызать посланную мною тебе карточку с Гроба Господня, с пасхальным родным яичком, с _т_о_й_ травкой, которая выросла из _т_о_й_ почвы, с тех мест, по которым Он ходил, из которой взял щепоть и сделал "брение" и исцелил слепого⁶⁷⁵! Олюша... Господь милостив, Он тебя исцелит, Он - вся Правда! Молись Ему. Молись Ей, Пречистой. Оля, ты - достойная, ты - дитя Божие. И тебя ждет путь светлый, - ты нашла его. И я счастлив-счастлив, что мне дано было тебе указать его, с крепкой верой в тебя, в твой дар, в твое призвание.

   Я всегда с тобой, - почувствуй это, и ты _у_с_л_ы_ш_и_ш_ь_ меня. Только шепни - "Ваня... Ванюша мой"... - и я с тобой, я смотрю в твои милые глаза, я целую твой ясный лобик, я оправляю твою подушку, я шепну тебе на ушко - "с тобой, всегда с тобой, родная моя, Олюша моя... и буду вечно с тобой". Ты мне теперь еще дороже, еще ближе, еще родней... - если только можно быть еще дороже, еще ближе, чем ты была вчера! Ты, всякая, здоровая, больная, слабенькая, больнушка моя... ты мне - _в_с_е, ты во мне - только ты, вся, веселая и плачущая, радующаяся и страдающая... - больная, ты мне еще дороже! И бессилен я - быть въяве у твоей постели! Но ты услышишь мою _д_у_ш_у... мою мысль о тебе, - им нет преграды. Вспоминаю свою ужасную тоску - 12-13 марта! Я писал тебе. Вот оно, чувствование тебя, _т_в_о_е_г_о, в_с_е_г_о! Сегодня я почти не спал, разыгрались мысли... - все о тебе! - только в 6-м часу утра забылся. Моя старушка долго стучалась, пока я услыхал, за дверями, двойными. Я принял, ночью, снотворное - "седормид". Она принесла мне твою открытку! Я долго смотрел на нее, - она, _э_т_а, была в твоей ручке! Милая..! И как больно было мне читать о твоих страданиях! Слава Богу, м. б. все обойдется, в почечных болезнях - только специалист может разобраться. И я рад, что доктор тебе по душе. Это очень важно. Выдержи себя, снеси, Олёк, терпеливо и с верой это, преходящее... - все минет, увидишь радости, _ж_и_т_ь_ будешь! О, голубка моя... как ты дорога мне, как чисто-светло люблю тебя! Я просил мою "Арину Родионовну" помолиться за тебя. Она удивительная, редкостно-глубоко-религиозна, - ее молитва - проникновенная, доходчивая... Она вынет просфорку за твое здоровье. Она за Олю молится, она ее _ч_у_в_с_т_в_у_е_т! - она ее - "почти _в_и_д_и_т". Святая это, новгородка, русская подлинная старушка, - ее все чтут. Мне она говорит - "если Господь доведет Вас до Москвы, ни к кому бы не пошла жить, а к вам пойду". Она чудеса видала, и - странная! - не раз видела в храме Христа и Богоматерь! Вся - в "явленьях". Ты бы полюбила ее. Да ее все любят. Ну, такая - как Горкин, что ли... - только "бесплотней", будто "живые мощи". Таковых есть Царствие Божие. Как старое дитя. Она всю жизнь - в людях. И все - в лучших петербургских семьях. И ни о ком никогда ни слова осуждения! Если есть праведники на земле - она первая. Только наша Русь могла создать такую чистую душу, - вот наше упование и окреп в России, - такие простые, верующие, чистые души русских лучших людей из народа. В новом поколении будут ли такие? Вряд ли. Но "закваска" от таких сохранится. Она будет молиться о тебе. Я сказал ей, что - чудесная чистая душа, показал ей твой портрет, - ты ей о-чень понравилась, как и моя покойная Оля. Услышит ее Господь.

   Не знаю, смогу ли поговеть нынче. Когда я весь в мыслях о твоем состоянии, в тревогах, в ожиданиях, - в тревогах не за исход, а как-то ты, не очень ли страдаешь, как выносишь... - трудно очистить душу, найти нужное спокойствие. Я днями лежу на кушетке, думаю о тебе... - ничего не могу делать, не могу себя заставить. Я страдаю вместе с тобой, родная. Будь сильна, не плачь, - все будет хорошо, должно быть хорошо! Ни о каком "крестном пути" своем не думай. О Христовом Пути Крестном думай - и молись. Он и тебя выкупил! Тебя, достойнейшую Его дитю! Господь любит тебя, свою детку. И не даст страданий сверх сил. Уви-дишь! Тебе будет легко. Его призывай! - и будет легко, свободно. Ты в Его Лоне. И папочка о тебе - вся забота. Помни. Он всегда с тобой, любимкой, со своим "лас-кунчиком". Все "плякала", "плякала"... глу-пенькая! Не воображай, сдерживай себя. Тебя все любят, ты - особенная. И все сделают ради тебя, такой. Уви-дишь. Крещу тебя, весь с тобой, мое дитя светлое. Радость моя. Молись преп. Серафиму! Он сохранит тебя. Ты его - _р_а_д_о_с_т_ь! И с верой пой - Христос Воскресе! И воздвигнет тебя Господь. Целую твои глаза. Олюша моя! Жизнь моя! Твой всегда Ваня

   [На полях:] "Се Жених грядет в полунощи" - поется на утрени, и "Чертог Твой вижду, Спасе мой" - Помнишь - в "Путях Небесных"⁶⁷⁶!

   Сегодня (31.III) я поднялся рано 7 1/2. Сейчас пойду к литургии Преждеосвященных Даров.

   Твой алый мотылек-цикламен свеж и дождался Пасхи. Твоя фуфайка-грелочка собирается спать до зимы. Она шепнула: "я хочу, чтобы моя "мама" разбудила меня". Я - тоже...

   Оленька, наполняй дни Евангелием, вчи-тывайся! Многое глубоко примешь. Завтра - день Дари! С Ангелом! Когда возьму твою руку и поцелую?..

  

  

   22.III ст. ст.   3 ч. 40 мин. дня

   4.IV.1942

   Великая Суббота

  

   Христос Воскресе, светлая моя Оля, радость моя, пасхальная моя девочка, - Господь с тобою! Я верю, что ты здорова, что никакой болезни почек нет у тебя. Все это - только твое, особенное, мало ведомое врачам. И мою веру укрепляет мнение мамы: у тебя всегда весной, - неизбежно после инфекционных болезней, - такое тревожное явление в сосудах. Мне сегодня легко, я только что причащался, был у чудесной обедни-вечерни (Василия Великого)⁶⁷⁷ и слушал великолепный гимн Всемогущему, ныне - для нас - Воскресающему, вновь и вечно воскресающему. Эту славу-хвалу всего сотворенного - от Ангелов до... скотов! от звезд - до гор, от молний - до льдов и мороза - до святых и смиренных сердцем, - это твой гимн, святая, - и я его принял сердцем. Мне легко. М. б. ты уже дома, измученная, но светлая, просветленная! Целую тебя, моя родная, моя детка... Христос с тобой!

   Я с тобой был все время, грел тебя у сердца, всюду носил тебя и говорил Господу - я ее люблю, Господи... люблю светло, чисто, - самое светлое в моей жизни ныне.

   Олюшечка, будь здорова, светла, вся - в надеждах, вся - в свете, вся - Господня.

   Твой, со всем, что есть во мне чистого, весь твой - Ваня

   P.S. Ольгуночка бесценная! Только что собрался отнести письмо на почту, - звонок! От тебя пасхальные цветы, чудесные гиацинты!

   Такая радость мне, - ты здорова! да! да!!

   Я целую их. Они - в корзинке, в гнездышке! Они принесли мне _т_е_б_я, пасхальная! Я с тобой, я светел, я чувствую Свет Воскресения!

   Твой алый "мотылек"-цикламен дожил до Св. Дня! Он со мной был в Рождество - он и ныне, на Пасху!

   Свежий, румяный, сильный.

   И ты будешь такая же, сильная!

   Будешь в радости творить красоту светлую - _н_а_ш_у, Божию!

   О, милая царевна - Весна моя! Живи и радуйся. Всегда, всегда, всегда! И Господь с тобой всегда, - Он - Свет тебе.

   Целую, благодарю.

   Твой Ваня

   [На полях:] Распечатал письмо и приписал. Я счастлив твоим сердцем, твоей любовью, такой чудесной! В.

   Олюша моя. Это кратко, спешно, но это легкость душевная, сошедшая на меня, - велит сказать тебя - в озарении Светлого Воскресения.

   В светлом восторге целую тебя: Христос Воскресе!

  

  

   7.IV.42

   Оля, милая, мне так трудно, так пусто без тебя! Да не смутит тебя признание: мне не было Св. Дня, хоть и получил твой пасхальный привет-цветы. Так пусто, одиноко! И нет писем, я не знаю, где ты, что с тобой, родная. Эти дни - сплошная тоска, места не найду. Не могу, не могу без тебя. Нет жизни мне в такой непроходимой разлуке. Я боюсь, что врачи не поймут твоей болезни и могут повредить тебе. Тебе нужен только покой, и укрепляющее лечение. Ты - здорова! Почки твои нетронуты. Но врачи раздражили только их сосуды. Доктор был рад твоему пасхальному привету. Просил похристосоваться за него. У меня _в_с_е_ было на Пасху, - в изобилии. И - ничто не согрело: не было весточки о тебе. Я скорблю. Я мечусь. Я - _в_н_е_ жизни. Ты все для меня, одна ты. Родная, светлая, чистая... Ангел милый! Целую тебя, нежно-чисто, о, моя незаменимая, неизъяснимая. Не могу и писать, ушла вся воля. Я одинок. Я постараюсь переслать тебе пасхальные яички. Поеду к Лукиным. Завтра - в St. Genevieve: и туда не было воли поехать на 1-2 день. Оля, Олюша, светик мой чистый, весняночка, птичка... когда ты будешь весенней, здоровой, радостной? Только тогда я найду себя. И стану писать. А сейчас... - хоть конец, вот какой я стал. Но я совладаю с собой. Буду ходить в церковь, молиться за тебя.

   Твой, твой, твой Ваня

   Девочка светлая, отзовись!

  

  

   11.IV.42   8-30 вечера

   Ласточка моя светлая, живая, нежная, Олюша дорогая... Господь с тобой и Его Пречистая Матерь! Будь здорова. Все сердце мое с тобой, все - только о тебе бьется. Милочка, я только что от всенощной, - тихий, успокоенный, чуть ночной. Я так люблю послепасхальные всенощные, - светлые такие, уносящие от надоедной суеты дней - и каких дней! - Всенощная всегда меня уводит в даль времен, когда никакой "культуры" не было, а душа была - сама культура, вся в служении, - таком понятном сердцу, таком _п_р_о_с_т_о_м, - так мне представляется. Тогда душа была ближе к Богу... чувствую, хоть и не летали на авионах. И сколько раз, бывало, пенял судьбе: ну, зачем я _н_ы_н_е_ живу? я - весь давний. И знаешь, Олёк, я и по сию пору - как 14-летний, - нахожу радость в чтении таких книг, как "В лесах", "На горах" - Мельникова-Печерского⁶⁷⁸. Кровь моих предков сказывается? манит скитами? подвигами? уютом старины? лесной глушью? таинственной глубиной Светлояра? Олюша моя, как бы хотел тебя увидеть в сарафане, в платке роспуском, как ходили девушки-старообрядки. На днях одна дама - беспоповка когда-то - Владимирской губ., показывала мне себя - фотографию свою, - в наряде скитницы, будто с картины Нестерова. Теперь она - церковная-новоблагословленная (единоверка⁶⁷⁹). Пошел бы тебе этот сарафан! Сегодня я все ждал в нашей уютной церковке - почти домовой - вот Оля войдет! вот сейчас чудо будет, увижу ее... И сколько лиц, чуть тебя напоминавших, - знаешь эти стандартные прически! - но _т_в_о_е_г_о-то, единственного для меня на свете, - нет, нет... Вошел немецкий моряк-офицер, с кортиком, - привела его русская девушка, - м. б. его невеста. Вдумчиво слушал пение. Очень изящная девушка, с _н_а_ш_е_й, неповторимой ни у кого, грацией... - и я удивился, какое же разнообразие женских типов у нас, и до чего же естественна грация, - прирожденная, как у... восточных девушек! - персиянок, турчанок... - это в крови у нас. Не красота, а пре-лесть... "хорошесть", - вот чем берут наши. Красавиц-то много, а прелестных - поищи-ка! Порой маленькая скуластость дает лицу и всему в _н_е_й_ - такое, чего никакая чистота черт не заменит. Вот у тебя-то этой "неизъяснимой" прелести - богатство. Вот почему ты всех чаруешь, и тебя не могут не любить, ибо если и не поймут, то почувствуют в тебе _ч_т_о-то, такое чудесное, влекущее, чего определить словом нельзя. То, по чему вздыхают, его - раз увидел, - не забудешь: и уже все тогда - не то, _н_е_ _т_о. Ну, словом, я пою тебе молитвы. И не устану петь. Так вот, все ждал - войдешь, станешь рядом, и я... - и я вспоминаю "Свете тихий".

   Твои похвалы красивости "сестрицы кареглазой", Фасе... - меня не удивляют. Тебе иное что-то в них представляется, у тебя _с_в_о_й_ глаз, художнический. Да... сделай мне радость, напиши свой портрет, тебе удастся: ты все сохранила. Не пугай себя.

   Ольгуночка... Жадно читал твои два письма из клиники. Благодарю за рисунок комнаты твоей. Ты мастерски все дала, - говоря о цветах, о танцующей сестре. Ну, посмей еще отбрыкиваться, что ты "не можешь писать"! У тебя такой зоркий глаз! И такие послушные слова. Ты так живо дала "сестру", которая помогает себе язычком, хохотушку... - и все! И это - полубольная, в тревоге, "мельком"! Ты - Божией Милостью большой талант. Знай это. И не смущай себя, что "Говенье" не удалось: у-да-лось, знаю. Прекрасно описала и "образ" Пречистой. Мне _в_с_е_ понятно. Пусть он _н_е_ по-евангельски, но это - _т_в_о_й. "Гордости", как ты пишешь, в Ней не могло бы быть, чувствоваться. А святой восторг. Девочка моя чистая, как ты умна! Ты, 10-леткой - _т_а_к_о_е_ постигала! Ты - исключительна. Книжки той не знаю, чья же она? Справлюсь у духовенства. Знаешь, мне сегодня, после обедни и бездарной проповеди о Фоме пришло на мысль выступать с амвона. Надо получить благословение митр. Серафима.

   Я _х_о_ч_у_ говорить. И - буду. И _е_с_т_ь_ - о чем. М. б. в неделю о слепом. На смысл: прозрение Верой (о неверии). И во-имя твое. (Конечно во-Имя Божие - и - _т_в_о_е.) Говорят друзья - храм не вместит молящихся. Дал бы Господь! Тогда я разговорюсь. Зажгусь. А ты что скажешь? Одобришь? Это можно, по церковным уставам, - надо лишь облачиться в стихарь.

   Ольгуночка, не взводи на меня напраслины: никакой хитрости во мне, когда запрашивал о чулочках. Я хотел только угодить тебе. И настаиваю: какой размер, тон. Скорей извести. От Вани примешь, а то обижусь. Мне нет дела до твоих "лапок", - они _в_н_е_ меня, ты знаешь, чем ты мне дорога. Будь ты некрасива, мне все равно теперь, когда я знаю _т_е_б_я, твою Душу. Я бы любил тебя - всякую видом, - понятно это тебе? - Счастлив я, что "яичко иерусалимское" дошло до тебя. Благодарю доброе сердце цензора: всегда верил, что немецкое сердце - человеческое сердце: вот что ты хочешь, а так крепко верю и так ярко чувствую, что славянская и германская души - широкие, бо-льшие души, и могут понять одна другую. Чем объяснить, что столько браков теперь? Да, да... я знаю. Женятся и на _т_а_м_о_ш_н_и_х! Находят _н_е_т_р_о_н_у_т_ы_х_ язвой большевизма, сохранившихся, удивительно скромных и стро-гих! Говорят так: "вот эта может быть же-ной!" Да, и какой еще! А вот с французскими-то _н_е_ выходит! И не выйдет. И это так понятно: ни-чего общего. Француженка... типичная-то... - "не для _ж_и_з_н_и". Наши дураки скоро это раскусывают. Французская женщина прежде всего - "хищница", ибо была всегда рабой. _С_в_о_б_о_д_ы_ нашей русской женщины она не знала, и потому ее "свобода" рабья, хищническая, урывком, обманом - и как общее правило - адюльтер. И из терема наша вышла, а - свободна. Потому что - душа-то у ней - христианка, как, вообще, по Тертуллиану⁶⁸⁰ - богослов римский - "человеческая душа по самой своей природе христианка". Вывод: у француженки _н_е_ человеческая душа, а... кошачья. Не оскорбись за свою "киску". Ну, цветочная фея, как же ты с клиникой-то? Неужели тебя все еще томят? не поняли твоего недуга, который весь - в "сосудах". Ты здорова, с клинической точки зрения, - да еще хирургически-клинической. Тебе надо как-то укрепить сосудистую систему. Во всяком случае - не дразнить ее, не надрывать. Весеннее известное в органическом мире "движение соков" на тебе сказывается. Ну, говорил же я, что ты из породы "мимоз". Твои сосуды не выдерживают "напора чувств", слабоваты они для твоей "души". Ты же - особенная, девочка. Одаренности-то твоей не выдерживают. Словом, у тебя, как у Дари моей: для ее души - для ее "внутренней структуры" тело уже не годится, обычное, - она вся вылезает из него, напор ее духовный _р_а_з_д_и_р_а_е_т_ ее тленное. Знаешь, я хочу дать твою странную "болезнь" - Дари⁶⁸¹. Да, и я это поставлю в связь с ее высоким духовным напряжением, для которого обычная кровеносная система уже не подходит, требуется новое "т_е_л_о". Надо мне это показать, я лишь чуть этого коснулся: "божественное начало в ней настолько сильно - золотинка-то Божья", - что ей жить трудно и... жутко. Вся она мятется. Ты - Дари. Так какие же тут могут быть для меня - "лапы"?! И вообще - твоя видимость!? Ты вся - _в_н_у_т_р_и. - Понимаю твою - "жажду жизни"! Ибо ты - _т_в_о_р_и_ц_а. Хорошо говоришь о звездах. Ми-лая... я сам столько мечтал - о других звездах. Но... не поменяю _м_о_и, северные. Не нужен мне "Южный крест". В тебе роятся силы, и они хотят применения: двигаться, творить, жить. Да, я показал бы тебе _в_с_ю_ Россию! С тобой, перед тобой, я мог бы много сказать несчастным, во тьме сидевшим четверть века! И _к_а_к_ бы сказал! Ты еще не слыхала меня, _к_а_к_ я говорю, когда - _г_о_в_о_р_ю! Я мог бы жечь сердца. Я это испытывал в свою поездку по России, по Сибири, в 17-м. Нет, о Г. я никак не думал. Нет, твое письмо не "глупое", а чудесное. Не отбрыкивайся от _с_в_о_е_г_о. Ты умна, мудра, остра, тонка. Не скроешь. И твой рассказ об образе - _т_в_о_й, и ему не мешает остальное. Ты - _в_с_я_ тут. Ты - живая. Ты - Ольга моя премудрая, ты мой светик, девочка с цветами. Единственная. Ты ничего не утратила, и твое искусство рисования красками - не ушло. Ты - ю-ная! Глупенькая моя, ты до 75-80 л. будешь юная! Ибо ты - живая душа, художница. Тебе нужна "воля", всяческая, - и творческая. И уверенность в себе. Ты слишком заторкана. Я все время стараюсь пробудить _т_е_б_я_ в тебе! Когда же ты поверишь мне, себе?! Как читала с бабушкой, о Богоматери - все прекрасно. И твоя композиция - оригинальна и смела. Молодец, Олюша! Ай, да 10-летка! Целую, душу тебя! Золото ты мое расчудесное, дарка ты необычайная! Ну, и девчушка! Да из тебя все прет, - неужели ты не слышишь? И это твое - "в этот момент вступает Небесное Бытие..." - это дивно! И это - "весь Закон и пророки", в таком применении... - да, как верно! Как ты _у_м_н_а! как глубока, точна! Ольга, зачем ты не со мной?! Я бы молился на тебя, пел тебе гимны священные! Ты - необычайна, таких не знаю. И _в_с_ю_ тебя _з_н_а_ю. На _ч_т_о_ ты способна. На самое тончайшее _о_б_р_а_з_н_о_е_ в творческом. Ольга, не теряй дней... хоть и в сырой канаве живешь: ты можешь _у_н_е_с_т_и_с_ь... не теряй. О! любить тебя, так одухотворенно, хотя бы не касаясь... молиться на тебя, святая моя девочка, мудрочка! Этот "образ" ты _д_о_л_ж_н_а_ написать: если не красками, то... _с_л_о_в_о_м. Дай - своей легендой. Найдешь _в_с_е. Дай, Оля, прошу тебя. Ничего не страшись, _в_с_е_ пиши. Воспоминанья, о детстве, о "праздниках" твоих, у тебя все выйдет - по-твоему. - Как ты дивно о "яичке"! "волшебные кружочки, теснящиеся в ресницах"! Не рви зубы!! О, пиши, пиши, прошу! Да, пусть "для меня", пиши. И будет - для всех. Я мучаюсь тобой, но мне и муки за тебя - дороги. Хорошо, что все о себе написала. Жду письма от Лукиных. Да, твой мир - мой. И Она - ты, ты только. И я во всем - с тобой. Да, какой бы ни увидел я тебя - я тебя любил бы безоглядно. А разве я не _в_и_ж_у_ тебя? Ведь ты же Душа... - а я ее вижу. Слава Богу, что ты _з_н_а_е_ш_ь, сказала, поверила, что я тебя не могу _н_е_ любить. Своею необычайностью ты меня влюбила в себя. Ибо ты - сама Любовь, лучшее, что только есть в русской женской Душе. Ты всех покоряешь, разве я не вижу это?! Ах, какое ласковое твое письмо! Как ты меня приголубила, родная! И как же я истомился. Оля... - эти дни такая тоска опять... ничего не могу. А еще постоянные мысли, как ты, где ты... - тревога за обстрелы там... - у нас частенько, но я не хожу в подвал, нет специального оборудования, - может залить водой, задушить газом, завалить: один лишь "вход". Под Господом живу. Его Воля. Да и чего же бояться - мне-то! Только вот тебя еще не _в_и_д_е_л... и не дописал "Путей". Бог даст - все будет. Думай только о себе, выздоровей, окрепни. Твори. Жизнь моя монотонна. Одиночество давит. Люди - не наполнят его. Ты... другое дело: каждое твое - письмо мне - жизнь. Ты спрашиваешь - "кажется, я не повторила конец нашего путешествия?" С шефом? Да, не досказала. Можешь - доскажи. О, покойной ночи, родная моя, не знаю, где ты. Хочу думать - в Схалквейке. Лучше там, тише. Не написала - и что произошло с Арнольдом. Почему он - в гипсе?

   Неприятно быть одному в квартире во время "тревоги". Но... привыкаю. Оторопь, да. И плохой сон. Это мешает мыслям. Сегодня читал "Пути", "вглядывался". Скажи врачам о своих _о_б_ы_ч_н_ы_х_ после инфекционной болезни кровоизлияниях. Ни-какой операции! никакого полипа! Камешек - пустяки, - его нет! - полагаю. "Виши" - можно пить и в Голландии. М. б. - Конорксевиль? Что такое - О, фейн, фейн? Ласка? Милая? Влюбила в себя девчурку? Ну, понятно. "Ласкаюсь киской" - твое - во всей тебе, сама не слышишь, а другие чувствуют. О, ласточка... когда же увижу тебя в полете острокрылом? Бровки - как ласточки. Как бы я трепетал в радости, если бы ты вдруг вошла в церковь! Как я сегодня тебя ждал!!! И какая чудесная была всенощная! Какая молитва, хором, Богоматери - Знамение! - после службы. Я был растроган до слез... - это редко со мной! Мне так захотелось быть достойным молиться Ей! О, с тобой бы... дружка моя вечная!.. Духовная моя жена, моя Оля. М_о_я_ любовь, чистейшая... как молитва возносимая. Вот какая моя любовь. Только сердце мое знает. И - не скажет, слов таких нет для этого.

   И зачем ты опять "оглядку"? О звездах... "подумал - необразованная"?! За-чем? И вовсе не подумал. И в Южной Америке - южное полушарие. Ты _в_с_е_ знаешь. О, милая моя "Дева" - созвездие! А где оно - не знаю. В Амстердаме светит. Э_т_о_ - _з_н_а_ю. В глаза бы твои заглянуть... хоть раз! И останется этот взгляд мой - во мне - до конца дней. Свет мой, озари меня издалека, пригрей. Всю, всю тебя целую, Олёньчик. Без тебя - не жизнь. Завтра, Бог даст, засяду за "Пути". Чтобы к осени кончить. Во-имя твое. Твой Ванчик

   [На полях:] Сегодня (12-го) подавал за обедней просфору о здравии болящего Ольгушоночка!

   Я счастлив, что ты и в тревогах не забыла подушить сорочку моим "После ливня"! (целую ее). Как ты нужна мне, Оля. Твой _о_г_о_н_ь_ мне нужен.

   Ольгунка, твои кровоизлияния, очевидно, закономерны: сама природа! Бывало, весной "кровь бросали"... лошадям! и пускали - людям. Состав крови [нормальный] у тебя. Ты будешь здорова. Ешь лимоны, апельсины, клюкву.

   Сегодня (12-го IV) получил портрет от Вел. Кн. Владимира. Восхищен был моим "Богомольем". Высказался необычно. "Глубоко русскому писателю".

   Я хочу видеть тебя, так хочу и - боюсь.

   Ольгунка моя, как хочу я принимать все в вере и церковном так же просто, так же прямо сердцем, как самый простой русский человек! Тогда - легко.

   Вчера инженер, который дал проект корпуса "Нормандии" (фр.)^681а сказал мне: "Ваш "Старый Валаам" меня унес".

   Я всю Пятидесятницу буду ходить ко всенощной и обедне. Это так покоит. О, если бы ты..! Мы будем так - в России.

   Оля, не забывай меня.

  

  

   Светлый мой Ванечка, дружок родной!

   Сегодня твое "Вербное Воскресенье"... Как мне тебя благодарить, радость моя?! Я знаю этот твой рассказ. Чудный! А вчера было твое от 16.III (позднейшие были получены раньше). Я умилена, расстрогана, унесена твоим чудным сердцем! О "Куликовом поле" я иначе и не думала. И когда ты мне написал, что хотел бы издать "священной книжкой", то это явилось мне как само собой разумеющимся. М. б. я не оформляла до твоего письма, но я не могу себе иначе представить. Это же совсем нечто особенное. Ты ни с чем бы не мог его связать. Ванёк, родной, ты писал об интересе твоими вещами для экрана... Что именно? Неужели "Чаша"? Но это же невозможно! Не мыслю иначе, как кощунство "Чашу" на чужом экране, на чужом языке. Это только наше. Так я чувствую. Эту вещь, конечно, оценят и в переводе, но не поймут ее душу _н_и_к_о_г_д_а_ _ч_у_ж_и_е, _к_т_о_ _б_ы_ _о_н_и, эти чужие, ни были! Ванечка, твой "Въезд в Париж" куда шире надо рассматривать, и то, что ты узнал в Париже и т.д., я узнала так же _н_е_п_р_е_л_о_ж_н_о_ на своем месте, _д_а_в_н_о. Или ты мне не веришь?! Тебя трогает понимание твоего искусства такими людьми, как та дама, знакомая матери Ива. Но почему тебя это так трогает? Тебе мало признания, любви мне подобных?

   Ты культуру признаешь только за ними? И это тебе льстит? Да, они ценят тебя, но кто же должны быть те люди, которые, зная тебя, не ценят тебя? Это же не люди. Ты только наш, только такого я тебя люблю! И я только наша!

   Прости, что высказываю свое мнение, но я не могу иначе думать. "Няня из Москвы" была бы дивным явлением на экране. Не думаешь ли ты? И какое богатство! Безграничность! Чудо! Но осторожно доверяйся. Вспомни, как испоганена была "Анна Каренина" этой жердью-ломакой Гретой-Гарбо⁶⁸²! И не только это, а и все! "Чаша" только для Родины! Но, это мое мнение, конечно, ни к чему. Это твое дело. И прости, если я нескромна!

   До чего же все здешние - другие люди! Не только голландцы, но все! Представь пример ничтожный: на днях я получила вазу с орхидеей, причудливо, роскошно устроенная зелень и т.п. Для меня все цветы милы! Независимо от их цены в магазине... Для них же... о! Все отделение знало о чудесном цветке. Вечером того дня моя любимая сестра уходила на свадьбу ее брата, по-ребячески радуясь ее новому платью и всему. Девочка не видит никакой радости в жизни и находит еще массу солнца у себя в душе для других. Мне пришло желание ей сделать радость, и я представила себе ее на празднике, вырвавшуюся на минутку из нашего ада. И я ей подарила эту орхидею, чтобы приколола к платью. Детская радость, смущение, ни за что не хочет, не может принять... но я настаиваю.

   Если бы ты знал, что было после ее ухода! Что за волнение! Как я могла такую "дорогую" вещь отдать?! Начались пересчеты, сколько могла она стоить??? Моя соседка, тяжело больная пожилая женщина так разволновалась, что сотню раз всем пересказывала, даже своим родным... Они прямо порицали меня, осуждали, как это я не понимаю, что такой цветок "реклама" для меня! И когда я, наконец, громко и долго стала хохотать, то они заявили: "...и Вы же обижаете того, кто принес!" Об этом я, правда, не думала... Ты понимаешь, какие все у них интересы. И женщины их, поверь, за букет орхидей сочтут себя "обязанными" любому подлецу. А отказаться принять "дары" они не в силах! За чашку кофе (!) не преувеличиваю, уже "платили". Я сама этому была свидетель! И все, все такие!! Поверь мне! Есть исключения, конечно. Но атмосфера, канва, что ли, таковы, что образуются такие "рисунки". Ну, довольно! Ваню-шечка, вчера я могла в 1-ый раз встать. Еле-еле спустила ноги с постели, а встать могла только держась за сестру, 1/2 ч. сидела я с сердцебиением, с радостью опять легла. Сегодня немного лучше. Вставала, но очень устала. Я не понимаю, одна дама после операции гораздо сильнее, чем я. Неужели такая огромная потеря крови? Я совершенно восковая, особенно ноги и руки, а лицо очень свежо. Все дивятся на мой "тэн" {Цвет лица (от нем. Teint).}. Но это - обман. Папа такой же был. Сегодня жду v. Capellen. Вчера ассистент его был, очень милый. Много шутил и уверял, что ничего страшного нет, просил не пугаться, если покажется кровь. Сказал, что счастлив, что наконец-то знает, что я тоже умею улыбаться. И правда, иначе, как страдающей меня он не видал. Такой маленький-маленький, "кукольный" гномик, этот доктор. Что-то забавно-детское в нем. Не молодой. Комедия, если у него большие дети! Таких малюсеньких я никогда не видала! У нас был маленький мальчик 6 лет, без одной почки. Приходил иногда ко мне, - хоть немножко было приветней. Я не знаю, отпустят ли меня домой на Пасху. И если да, то как я доеду. Я так слаба! Ну, что мне с собой делать!? Я чудесно питаюсь: яйца свои, молоко свое. Не беспокойся об этом. Но в том-то и ужас, что при таком питании я все такая же тень. Миндальное молоко... откуда? Миндаля же нет! В то, первое кровоизлияние меня поили и кормили миндалем. Мне нужны апельсины и грейпфруты, но их нет! Только в больницах дают. И здесь я уже 3 раза получала. О. Дионисий рассказывал, что у Вас есть все это. Кстати о нем: ты его не обижай понапрасну. Его замечание о "крестном пути" ты понял (я знаю как!) неправильно! Здесь ни "зоркость" матушки, ни "догадки"... О. Дионисий меня ведь знает не с сегодня. Я у него давно уже говела. То, что я назвала "зрелостью" и "чуткостью" его - так и есть. И если бы ты мог присутствовать при моей исповеди, то ты бесспорно согласился бы со всем тем, что мне сказал о. Д[ионисий]. Ты оценил бы его и не сказал бы слов Ирины С[еровой]. Все-таки каждый раз мне приходит на мысль, каким примитивным принимается тобой мой душевный строй, все то, что во мне происходит. Моя "работа". Моя исповедь, вернее мой долгий разговор с о. Д[ионисием] накануне исповеди, не являлся тем, что видишь ты. И твое предостережение мне о Дионисии меня еще и еще убеждает в том, что ты во мне девчонку видишь. Еще одно о Дионисии. Ирина С[ерова] кое-что сказала верно, но абсолютной клеветой звучит ее предположение, что по "неуклюжести", впав в "амбицию" (* у него есть амбиции и честолюбие, да, - но 1) это не главное, 2) кто этим не страдает? О его "материальном устройстве"... о. Д[ионисий] - бедняк! Я это хорошо знаю. Какой там капитал!!), он из этой самой "амбиции" стал священником. Как неосторожно! Нет, о. Д[ионисий], при всех его недостатках, настоящий и очень верующий пастырь. У него много смущения и часто именно неуклюжести, но наряду с этим, например, и большое гражданское мужество, свидетельницей которого я не раз бывала. В вопросе моей исповеди о. Д[ионисий] проявил много чуткости и тепла. И не сказал мне ничего, что бы ты - строгий его судья, не одобрил! Относительно его якобы "строгости к приходу" - Ирина очень мало, видимо, приметила, в чем там дело! Не строгость, а "б_л_а_ж_ь", и не столько его, но кликуш, его окружающих, из коих на первом месте m-me Пустошкина и ее сестра. Эти 2 дамы учиняют самую нездоровую атмосферу по своим, личным, побуждениям. Видишь ли, m-me П[устошкина], не ходившая никогда в храм при о. Розанове по ненависти к его семье из-за любви ее мужа к Вале, вдруг у о. Д[ионисия] превратилась в "мироносицу", до... смешного. С великосветскими, слащаво-умильными ужимками, она плетет паутину свары, всячески оттирая вдову Розанову. Причем, имей в виду, матушка - редкое явление, ни о ком, никому ничего не передает. Интригу Н. И. П[устошкиной] я заметила сама. Она и меня пыталась втянуть в это "оттирание". Вообще - обманутые или оставленные жены ударились в религию и кадят монаху, поддакивая на всякое его нововведение, и, порой, юродство (по своей молодости это он делает), и разбивая лбы.

   О. Д[ионисий] справится со всем этим, когда постарше станет. Это так несущественно. Все дурное, что ютится около храма - в большей степени - паутина г-жи П[устошкиной] и ей подобных. Дионисию самому, кажется, претит. Она же настроила о. Д[ионисия] и против матушки, мелочно, гадко, по-бабьи. И когда Дионисий выходит из-под этого влияния, то сам, по себе, очень сердечен к матушке. У меня с о. Д[ионисием] не бывает того контакта, который я бы хотела с духовником, - я не разделяю его именно "убожества", "нарочитости". Но что правда, то правда - он достойный священник. Ирина, видимо, находилась под влиянием Пустошкинских (m-me П[устошкиной], т.к. П[авел] К[онстантинович] ценит Розановых), "освещений" в оценке и семьи Розановых. Я это вижу из твоих замечаний и о Вале, и о матушке. Напрасно! И почему-то ты всем остальным сразу веришь, а мне - никогда! - Ну, Господь с этим!

   Что я тебе еще должна написать? О поездке с шефом? Ну, хорошо: он заказал билеты и мы были отвезены на автомобиле пациента на вокзал. В поездке оказалось, что он заказал для себя и меня спальные места в одном купе. Я сумела ему глазами показать все, что думаю. Без единого слова. На что тот мне пробормотал, что "ничего особенного, т.к. он ведь мой доктор, и я же должна ему доверять". И этим самым его же определением я и пришпилила его к месту. Мне скучно все вспоминать подробно, но скажу одно, что эта умная бестия отлично поняла, что из благодарности, что я ему не устроила публичного скандала, ему выгодней и дальше сидеть покорно там, куда его ткнула носом. Чудесно (т.е. по моему вкусу) доехали до Берлина. А наутро я отлично поняла его бегающий взгляд с вопросом невысказанным, не отомщу ли ему на месте. Это не было в моих интересах, но я вполне понимаю, что этот урок ему останется надолго в памяти. Коротко говоря: ему ничего от меня не надо было, но важно было ущемить меня, т.к. он все пускал в ход, чтобы оставить меня при клинике, помешать моей свадьбе. Он хотел, надеялся под вином меня хоть чуть-чуть "склонить", ну хоть на рукопожатие, чтобы потом играть на "слабости". Он лечил гипнозом, обладал в совершенстве этим даром. И вот надеялся. Но на меня действовал всегда обратно. Чисто корыстные побуждения. Но таков этот жук. Злился на меня до последнего дня, что ухожу. Трудно было найти заместительницу. Видишь, какие бывают тенета?! Не хочу, однако, вспоминать все это пауковое. Все письмо ушло на какие-