Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной

бразное выражение взял Мономахово. Сегодняшний "опыт" удался. А завтра хотел бы взять холодящую ванну и мокрым лечь на сквозняке, - для закалки. Я это, могу делать, для "нервов". Но ты не беспокойся, я _т_е_п_е_р_ь_ этого не сделаю, потому что, потому что... ну, ты знаешь - почему. Я хочу видеть Олю, капризку-мнитку, мою роднушку, мою царевну, мою больнушку. Я тебе пришлю и книгу, и лекарства, только бы была оказия! Нервы мои приходят в порядок, я это _с_л_ы_ш_у. И вот, еще проверив с неделю, возьмусь за поездку. Хочу, о-чень хочу писать, а это - вернейший у меня знак "волнующего покоя". Чуть сегодня не сел, но стал писать тебе. Даю слово, если буду чувствовать себя хорошо: до октября закончу "Лето Господне" - 4-5 очерков. А там - "Пути Небесные" - которые должен кончить к Пасхе, если буду жив. Поцелуй Ваньку! - Хорошо я сделал, что не поехал в усадьбу тортов, ватрушек, пирожков, брюнеток, красивых глаз... Глаза... да, у караимочки и у Ани стопудовой очень красивые глаза, но я знаю одну чудеску, у которой глаза несравненные, глаза... - о, милая жасминка! глаза... - умная моя, девочка нежная, свет мой, - о, как ты дорога мне, Ольгуна! Все на воздухе, пуст Париж, даже доктор куда-то cсунулся... а я один, но ты со мной "в уме", - и я не один. У меня все есть, о-чень даже все. А как я сегодня утренний кофе пил! Два яйца полу-сырых... и ма-сла... с сухарями... - даже стыдно! Кто-то прислал отличных яиц, я их очень люблю, отлично переношу, хоть по пятку в день, - и через два часа - захотел снова есть, обедал, а сейчас хочу ужинать, хоть и семи нет. Курю... - воля! - только четыре раза в день, - ночью ни-когда! - по... трети папироски! Видишь? Знаю, что мне вредно. Все старцы предостерегали матушку - писал тебе. Теперь _в_и_ж_у, как они верно понимали, что меня будет мучить. Ольгушка, я сейчас в романическом настроении, т.е. не роман у меня, а тянет к роману... - к "Путям". Вспомнилось: одна мещаночка исповедывалась старцу: "и вся я в рО-ма-нах..." А он ей - "а, - в рОманах... так правь целый год молебен ежедень муч. Роману...¹¹⁰ не Сладкопевцу¹¹¹, а му-ченику... - вот тебе и но-вый "рОман", самый разантересный. Умучишься, и кончатся твои роО-маны!" - Пришел неуютный посетитель... - вчера тоже, два неуютных. Я отгымкиваюсь в таких случаях, но только редко кто учует. Ушел. Ужинал легко: блинчик с вишневым вареньем, белый сухарь с миндальным молоком. Все. Сейчас легко, болей нет, прошло полтора часа. - Олюночка, боюсь даже поверить, что, м. б., и дальше хорошо будет. Да, Марина, говорит, - ужасный вид, а не хочет из упрямства брать отпуск. Лечение не помогло. Алеша совершенно обескровлен, до обмороков, - сильный геморрой. Должны оперировать, хочет приехать сюда, тут тетя его будет укреплять. Наталья Яковлевна от горя с ног валится. Жаль мне бедняг. Напишу Марине увещевание. Ах, Ольгунка... ох, не соглашайся на операцию... все вывери! Попробуй это новое лечение, - не знаю, как доставить тебе книгу. И лекарства. Метод удивительно простой, разумный, до чудесного! Берлинский доктор нелогично говорит. Ну, что такое, что из одной и той же почки? Просто: эта почка чем-то слабей другой. А чем..? Почему, непременно, "песочек"? Олюна, помни: и ты, и я, мы оба подвергли себя, нашу нервную организацию, огромному испытанию. Правда, твое заболевание - весна 40 г. - явилось не следствием "потрясения любовью" - прости, детка, это я позволяю сказать главным образом о себе, - но, ведь, и другие потрясения переживала ты тогда! - а дальше уж... что и говорить: весна да и зима 41-42 гг. несомненно трясли и шатали нервную твою организацию. И потому я ухватился - и для тебя, особенно - для тебя!! - за новый метод: вернуть "нервам" сил, пополнить растрату, обрести "равновесие" и устойчивость. Дорогулинька, ты будешь здорова, ты _д_о_л_ж_н_а_ быть здорова. Ты _н_у_ж_н_а_ Жизни, верь в это. Ты мне нужна, _в_с_е_м_у_ _м_о_е_м_у, что ты ценишь-любишь во мне, в моем. Тебя Господь послал мне, ты мой ангел-хранитель земной, ты примешь бережно мое наследство - духовное, ты его пополнишь - да, да! - ты его сохранишь в достойном виде, - и тогда мое будет жить, через тебя. Только ты, только одна ты _т_а_к_ можешь. Это не мое себялюбие говорит, ты знаешь: я _з_н_а_ю, что не плохое _с_е_м_я_ я дал жизни, людям, родному. Олёк мой, свет мой, опора моя, моя надежа... ты должна быть здоровой, сильной, - ты _п_р_и_з_в_а_н_а. Не допускай себя до заболеваний. Пока ты не укрепишь _н_е_р_в_ы_ - нашу "защиту" от болезней - я верю так теперь! - ты должна хоть от гриппа предохранять себя, а потому мой вечный лейтмотив - антигриппал! Изволь застраховаться!! Если у тебя нет, напиши: ты получишь. И должна попробовать новый метод лечения. Он совершенно невинный, абсолютно безвредный.

   Олёк, не думай, что, посылая шоколад, я лишаю себя пайка. Шоколадного пайка у меня нет, я еще не дожил до категории, которая получает его. Я покупаю конфеты, они внетикеточны, и я могу и для себя купить, когда захочу. Вот сейчас - взял конфету, - вот и след ее, мазну... - - {На письме пятно.} очень вкусный шоколад! И я хотел бы твой ротик... на, Олёк, правда, вкусно?.. Ах, как хотел бы много-много свежего воздуха, раздолья, солнца, цветов, леса... - с тобой, с тобой. И как же родного воздуха хотел бы! Я его слышу, я _в_с_е_ вижу, - так ярко создает воображение! - Завтра буду писать вторую главу "Именин", оставленную - два слишком года тому! - продолжение очерка "Крендель"¹¹², - именины отца. Затем его болезнь - иконы чудотворные, доктора, знахари... сбившаяся с ног жизнь... страдания, мои переживания, много-много... _в_с_е_г_о. Кончина отца. Бытовое, панихиды, отпевания, люди... грустное и смешное... похороны... _п_у_с_т_о_т_а... - и новая жизнь и горе, горе... такое острое, хоть и не вполне сознаваемое. И будет закончено "Лето Господне". 11 часов, я с тобой, в тебе, _в_е_с_ь, твой Ванёк. Поздно, до завтра, чтобы не докучать французам стуком. Покойной ночи, ласточка, голубка, гу-лька... любимка... спи спокойно, светлая моя, Олю... на..!

   Не могу отстать от тебя, пером - твоим драгоценным Даром! - пишу. Смотри, как _к_т_о-т_о_ промышляет о твоем Ванечке! В 10-м вечера смотрю - сахару два куска осталось! А достать... до 1-го сент. 2 недели! Думаю - ну, на варенье отыграюсь. Бу-дет сахар... Звонок. Юля! Ездила с мужем на 2 дня за город. - "Ах, я тебе достану сахару..." (а я и не поминал!) "а пока - вот..." - и высыпает из дорожной сумки... кусков 15!!! - Ну, видишь? _К_т_о-т_о_ заботится. Знаю - _О_н_а, святая, Оля. Послала. Знаю, верую. "Все эти два дня думала о тебе... бедный, один, в духоте..." А я - в чудной прохладной своей квартире! Читаю, лежу, покоен. - "Вы должны проехать, совсем близко... по metro, - и такая природа!" Решил - в субботу поеду на целый день. С ними. Ночевать не люблю, вернусь, - и так просто, по metro, загородное, верст 15. Если буду здоров, возьму еду, книгу... буду лежать в затени, дышать! Поездка - дальняя... ты знаешь... - должна быть! Сентябрь хорошо, люблю "бабье лето". И - Бог даст, - исцелую все пальчики на ручках... услышу твое сердечко. Хо-чу! Я - спокоен. Я даже удивлен, что нет тошноты, что я силен, что нет и боли, нет "вздутий", ни-чего... Будто я _с_о_в_с_е_м_ здоров! Господи, продли это "!" - И я... я найду силу, дар пропеть Его! О, милая! Благословляю тебя, неназываемая моя! За-чем я не сдержался? Написал о недугах?! Но я _н_е_ мог не сказать тебе о тревогах. Верь мне. Я _н_и_ч_е_г_о_ не скрываю. От тебя ни-чего не скрою: Бог даст, все будет хорошо.

   До завтра. Сейчас без 10 мин. 12 ночи. Послушаю последнюю информацию. И - спать. Ольга моя, как люблю..! Как нежно, чисто, глубоко!.. Будь покойна. Будь здоровенькая, - дай, перекрещу... Господь с тобой. Это - твои молитвы меня крепят, - и... ЕЕ молитвы. - Завтра возвращается Елизавета Семеновна ("караимочка"), и я опять должен завтракать у них... но только по моей диете. Не думай, я _т_а_к_ ничего не принимаю... Это не от тебя, и потому _т_а_к_ - не принимаю. Я - все же - так или иначе нахожу способы - возмещать. Ну, спи, бессонка... бывшая бессонка... - теперь ты должна спать крепко, - я всегда с тобой. Знай это, Ольгушоночек мой... _в_с_е_г_д_а. На душе мне легко, - ты думаешь обо мне, ты вся - ласка, вся - думочка моя, вся - _в_е_ч_н_а_я! Так есть мне хочется... !! - но - воздержусь до утра. Легкость во мне - дороже насыщенья. А, кажется, - три ужина съел бы!!! И еще хочется - писать. И еще... - но ты _з_н_а_е_ш_ь, что еще. Мы оба знаем. Да. Да будет.

   17.VIII.42 9-30 утра Олёк чудесный, - от возбуждения ли, или это от пустоты в желудке, не мог и не мог заснуть. Спал не больше 2 ч., ра-а-но проснулся, и - едово на уме. Татарин вспомнился: помнишь - видел татарин во сне кисель, да ложки не было... Чу-дак... да лапой-то зачерпнул бы! Пару яиц полусырых, кофе две чашки, с маслом замешал... молока не осталось... ветчины ломтик... а есть все хочется. А переесть боюсь. Смешно на себя. И писать хочу, и плясать хочу... Бывало, в таком "движении" я крокодилом по квартире, - большая была зала в Москве, ляжешь набок, потом плечи повернешь, на ладони обопрешься и - помчишься так, "хвост" - ноги-то! - помчишь... - что я проделывал! Я сейчас помчался бы верхом на казацком седле верст двадцать бы отмахал, на заре, в Крыму... - воздух какой, какой простор! Я всю ночь с тобой, в мечтах жгучих, по горам катал, заезжал в кафейни, ел жгучие чебуреки... знаешь? - пирожки татар, на бараньем сале, пузырчатые... - а виноград... кисти-грозди какие, со-чные, теплые... сладкие... и ты такая яркая, свежая, летняя - утренняя, гроздь спелая... и в глазах, синих-синих, от моря, от неба, заревые облачка в них, дымкой плывут, и как все молодо, как все свеже-сильно, как бьется-играет жизнью! - Пишешь о чем-то в моем письме: "ошеломляюще-неожиданно... слишком ты там - не ты!" Не пойму. Почему для меня "дама" определяется... миллионами..! Отку-да это ты..? Да ты вчитайся, милка... ты ли не поняла, я ли неясно что выразил..? Что ты мне навязываешь?! Я, именно, этих "дам" ни-как не беру... ну, ни-как... потому-то и вскипело во мне, что ты с ними считаешься, для них "прибираешь", для них - "показ"! За тебя зло разобрало. С больной головы на здоровую?.. Я за тебя страшусь, ты опять напрягаешься, и для всякой др . . . влоск ложишься! Сама писала же, "сама вожусь все чищу..." - Иверскую, что ли, встречаешь?! Да я бы плюнул на все - смотри не смотри... какое мне дело до тебя, ба-рыня... ?! "Смотрины"...^112а - с усмешкой, а все таки - "чтобы ни сучка ни задоринки"! Нашла - для _к_о_г_о! Ну, конечно - "за свою честь". Значит, считаешься с _т_а_к_и_м_и_ барынями... а они ничто для тебя. Не пойму. Олька, не задирайся со мной, я вовсе не через свою болезнь смотрю, а... взволновался, как ты себя укатываешь. Ох, горда ты, так горда и настойна на своем, что и меня не пощадила... выговор мне, с объяснениями "прописных истин". Ну, не надо, умница, будь кроткой... ах, как я тебя ти-хую люблю... "женское" для меня особенно в _т_и_х_о_с_т_и, ровности... плавности! Ведь твой - и всех! - идеал - О_Н_А, Пречистая! А _к_а_к_а_я_ Она?! Ты ее _в_и_д_е_л_а, образ носишь в себе. Оля, я отныне ни-как не стану твоим - часто налетным - цепляться. Не надо, Олечек... ох, не надо. Я тебе ответил, и не раз! - о твоем зорком разборе "Чаши" экранной, и о дивах. Меня поранило твое - "как кончится война - уеду... сперва в Швейцарию..."^112б и т.д. А я где же? Будто забыт, будто и не было меня... _в_н_е_ жизни, _в_н_е_ тебя! Разве я что имею против - и моего друга - И. А.?! Но почему ты меня "обошла", будто похоронила? Почему пишешь - "совершенно ненужно и _н_е_у_м_е_с_т_н_о - ! - твое замечание о Швейцарии" - ? Перечти же... - увидишь. Почему "неуместно", что "неуместно"? Не пойму. Но не буду... я так тих к тебе, так нежен, так весь - с тобой. Хоть раз бы вгляделась в меня, в мое к тебе! И поняла, как только ты умеешь _п_о_н_я_т_ь!!

   [На полях:] Правда, Оля, я совсем не без ухода. Никому не навязывай заботу обо мне в Париже. Я - обережен.

   Представь: я и не заметил, как от 17 кусков сахара к утру осталось - 8! Ночью ел? Нет, кажется.

   Оля, что "еще не все в порядке..." (о твоем здоровье!) Все скажи.

   Оля. А ты меня считаешь "пустым" в сравнении с И. А. Я тебе ни-чего не могу дать от... духа? М. б. и так. Я никогда не жил "от ума". Да у меня и нет его, - я всегда _ч_у_в_с_т_в_а_м_и_ жил, искал, создавал. М. б. я даже, просто _г_л_у_п_ы_й. Мне всегда не по себе от "умных". Я от образов - не от схем, не от "диалектики". И всегда отмахивался, когда И. А. - в письмах называл меня _м_ы_с_л_и-телем, чудак. Ну, какой я "философ"!?

   Все во мне вскипает через края... если бы доспать недоспанное - и писать!.. Кажется, все могу, все превозмогу! Как ярко все вижу! Вот, - это я _г_о_т_о_в_ работать.

   Если описался, неудачно сорвался - прости кротко, ну, про-сти-и... - не помню, чем погрешил. Одно знаю - безмерно, безоглядно люблю тебя. Твой Ваня. Оля моя!!!

   Оля, не принижай, не темни _с_в_е_т_ в нас, не укоряй!

   Спи, покойной ночи, детка.

  

  

   Как горько мне, что ты болен. Сказать не могу! Но меня тревожит не столько сама болезнь, как твое самочувствие. Откуда такой "упадок"? Что такое с тобой вдруг случилось? Какие думы? Какие "тревожные" мысли? (Ты как-то мне так сказал)? Я тоже думаю, что твой ulcus duodeny не спал, а только притих. Ты же все еще слишком молод, - я тебе как-то писала, что со старостью это проходит, а у кипучих, молодых это - самая им присущая болезнь. Чего ты все кипишь-то? А? И сам себя навинчиваешь тоже часто. Ванёк, мне очень больно, что и меня, или: главным образом меня ставишь виной болезни и усталости... Разве я тебе тО дать хотела?! Знаешь, Ванюра, если бы ты лично смог поговорить со мной, то _н_и_к_о_г_д_а_ бы не мучился так, как теперь это бывает. В письме не скажешь, а при личном свидании... все бы ты во мне увидел. Да, я детка твоя. Больше детка и сестра, чем что-либо другое. Или вернее: все, все, и то, другое, но только какого-то иного "вида", не похожее на "фуксии"! Этого у меня в _т_о_м_ нет. Никогда мне не знакомо было. И вообще я в жизни очень "детка". Это правда. Я не знаю почему. Многие очень удивляются, что я не по годам молодо выгляжу; это оттого, что у меня и внутри какое-то все еще детство... Я не могу выразить. Правда, когда я пишу о детстве, то будто сейчас все переживаю. Ванюша, какое счастье было бы тебя услышать об искусстве, о творчестве. Я даже из 2-3 строк твоих так много черпаю. Я знаю, что ты действительно бы "зажег" меня. Ты лишь коснулся, сказал, что Александрушку "не видишь", и... я чувствую, что хочу и смогу тебе ее показать. Я до радости, до восторга ее сама вижу, через тебя вижу! Вот она:

   На продолговатом лице ее, милой моей Яйюшки, лучились всегда радостные, всегда ласковые глаза. Небольшие, серо-голубые, в светлых ресничках, под таким же светлыми, какими-то пушистыми, бровями, они никогда не бывали хмурыми. И оттого, что лицо ее всегда как бы было готово светиться приветливой улыбкой, - масса, масса расходилось смеющихся морщин и морщинок, особенно у глаз. Я помню ее загорелой, и оттого губы ее красивого рта казались бледными, а там, где щеки и виски закрывались обычно платочком - была белая, белая кожа, - какая-то особенная эта белизна. И ушки бледненькие. Я их часто целовала. Она носила сережки - маленькие колечки с бирюзинкой, а из одной выпал камушек, и Яйюшка туда вставляла кусочек синего "мраморного" мыла. Мне это всегда было очень занятно, как это она "драгоценный" камень сама делает так просто. Яйюшка была стройна и высока, держалась прямо, "статно". Русая, конечно. Когда ее отец умер, то у тетки Лукерьи осталась куча ребят мал-мала меньше. Александрушке шел 9-ый год. Молодой, красивый мужик был ее отец. Умер - сгорел. Схоронили его. Притряслись на пустых дрогах, на кляче домой с погоста Лукерья с детками постарше, а дома еще: один на печке, другая в зыбке. Крепилась Лукерья на погосте, а как ехали полем - завыла. Воет и в доме, хнычут ребятишки. Есть нечего. Не хочет и грудь давать меньшой девчонке - "а, пущай хошь все подохнем!" - "Мамонька, не вой, я тоже буду работать". - "Чего ты, дура, будешь работать, кому нас нужно, за что взяться?" - "Мамонька, я в люди пойду.., право мамонька, пусти меня в люди, я на всех потрафлю..."

   И "трафила" на всех Александрушка. И ушла в люди, сперва в няньки (сама ребенок) к ругателю-самодуру. "Уж он-то ли не колотил, не бил все, что под руку попадало, а меня ни разу не тронул", - говорила она. Алешка-живодер, пьяница, ямщик, то богат, то нищий. Няньчилась она там с младенцем, а сама всюду поспевала: и жене его чахоточной печку топит, и старухе голову вычешет, и "самому" огурешнаго рассолу принесет с похмелья выпить. "Тот" матерщиной кроет, а я ему: "Да, Алексей Григорьевич, батюшка, может Вам принести из погребка огурчиков?" А у самой запятки дрожат. Много она служила "в людях" и всюду поспевала. Бывало придет мать к ней на праздник, больше для того, чтобы деньжонок домой взять от нее, а ей все не нахвалятся: "Ну и девка, она допреж всех и ягоды-то оберет, все обрыщет. Печку топить стану, а она уж тут, как бес под ногами опять вертится". Грубая похвала, но всем стало известно, что "Сашка Лукерьина - золото". В 17 лет она нанялась работницей к моей бабушке. Пригожая, чистенькая была девчонка. Свечкой стояла в церкви. И платок-то даже как-то особенно, всей красотой распускался сзади по ее прямой спине. "Выговорила" мать ее за нее жалование, да столько-то платьев, да сак (тогда были в моде). У бабушки тогда работала старая служанка - Ульяна. Всех молодых да новых не жаловала. Даже бабушка иной раз прислушивалась, в каком настроении "Ульянушка". А коли молодую работницу "жаловали", то сейчас же следовало: "ну и давайте это своей "хорошавице", где уж мне? - нет, нет, мы уж стары стали, отслужили..." - Пришла Саша свеженькая, "стромкая", как про нее говорили. "Ну, Саша, с Ульяной Егорьевной уживайся, слушайся ее" - сказала ей бабушка. А Ульяна Саше еще и родня была.

   Туго ей приходилось под началом у сварливой тетки. Но лаской все она брала, все преграды. Та ворчит на нее, а она будто не слышит, делает свое дело. А вечером скажет: "Ульяна Егорьевна, хочешь голову тебе почешу?" В бане спину ей трет, незаметно тяжелую работу из-под рук вынимает. Полюбила ее и Ульяна. "Ну уж Сашку-то оставляйте, востра больно на роботу девка". К Преображенью работницам дают подарки: платья. Приходит раз Саша к бабушке: "Матушка, я чего просить у Вас желаю: платье-то кашемировое мне не шейте, сак-то тоже не надо уж". - "Чего это ты?" - "Да, матушка, куды мне? Я и так прохожу". Бабушка видела ее полные слез глаза при последних словах, пылающие щеки и не поверила. "Ты мне лучше правду говори, Саша, чего это тебе на ум пошло?" "Мне, матушка, не надо, а может Вы деньгами мамоньке отдадите". Оказалось, что брат один промотался, на промысел ушел в город, пропился, что ли, там? Все она отдать в дом хотела, уж не говоря о жаловании. То все целиком туда шло. Бабушка ей сшила и сак, и платья, и еще в руку денег сунула, и наказала про всякий случай у себя беречь. "Схоронила я это матушкино в платочек, да и берегу вот по сей день. Не могу истратить-то" - говаривала она уже пожилой, а мне тогда казалась, даже старой, моей няней. Скоро взяли Сашу домой. "Ломить-то некому было, братья в город ушли, а мамоньке не под силу. Пошла за сохой, за бороной ходить. С мужиками и лес делить ходила, огород городила, подсеки жгла. Сперва смеялись, да отстали. На сенокосе-то "в головах" ходила. Никто, бывало, не угонится. А еще и с покоса бывало приеду, да ягод принесу, кусты-то все обегаю. "Девка - хоть куда!" Знали, что это - Саша. А женихов нет. Голь-то кому нужна? У дедушки много бывало разных свадеб на приход. Однажды женился богатый парень, единственный сын, складный дом, хорошие люди, а невесту брали "неделуху". - "Ой, Иван, чего ты нашел своему Алешутке, куда глядел, чего он с этой "беспелюхой" делать станет, она ребятам носа утереть не сумеет". "Да, де, батюшко, невест-то взять, а эта богатая". - "Богатая, богатая, не гляди на отцов-то карман, гляди на руки да сердце, а чего у Натальи взять? Вот взяли бы Сашутку Лукерьину, чего лучше?" "Так-то оно так... да... выезду-то у их никакого нету". - "Какого тебе выезду понадобилось?" - "Да как же вот, ежели родня приедет, али бо што, а тут и поглядеть-то не на что, одна дрань". - "Ну, твое дело".

   Стояла у всех в глазах "дрань" да нищета Лукерьи, женились парни, любились, а Саша все одна да одна. Ломит работу с мужиками, одна на все руки. Всякую копейку отдаст мамоньке да пьяницам-братьям. Вот однажды приходит Саша к деду - тихая, одета чисто, будто прифрантилась, даже. - "Батюшка, я письмо пришла просить у Вас (это метрику, значит) - замуж я собралась". - "Ну? За кого, Саша?" - "Да за Василья Зуева, плотника". - "Так-себе мужичонка. - "Ни с чем пирожок", ведь это, Саша, неужели-то его ты полюбила?" - "Да не знаю, батюшка, а только все дома-то попрекают, что девка сижу, братья жениться хотят. Делиться надо". Вздохнула. Ничего не скажешь... "Вот что, Саша, подумай ты, девушка ты молодая, еще кто получше найдется, а из дома-то уходи, не бойся, приходи служить к матушке, коли хочешь. Подумай сперва!"

   Ну, думала... Отказала "Ваське-Зую". Письмо ему написала, что, дескать, мало его знает, а без любви перед Господом не встанет. А у того случись несчастье - порубил себе ногу... Саша-то в письме ему деньги обратно послала, 30 руб. "выкупу" он матери дал. Ну а тот, как порубил ногу, пишет ей, что "дескать, это воля Ваша, Александра Андреевна, а деньги я не приму обратно, а еще прошу я Вас меня нещастного хоть в больнице навестить". Саша пошла. Лежит, плачет. Пожалела. Сговор был. "Приехал на сговор мой Вася, а от него ни песен, ни басен, смотрят все, изба полнехонька набилась, а я то заливаюсь-говорю, выгородить хочу его. Так и просидел ровно рыба". Васька-Зуй без гроша, жить-то надо было у его родителей. Как у его родни жили... и не описать. Бедные, да жадные... У Машутки-то, у меньшой-то его сестренки, всего один сарафан был, и в пир, и в мир, и в добрые люди. На них же еще работала опять Саша. Хотелось ей повылезти из нужды, стала Васю подбивать взять и ее с собой в город, в прислуги. А свекровь уцепилась: не пущу. Еще бы: такие-то золотые руки. Саша твердо решила: в город, а там и Манютку еще вытяну из бедноты. По себе знала, каково бедной-то невестой сидеть. Свекор со свекровью сперва паспорта не давали. Обещали по скольку-то им присылать в месяц. А на прощанье сказали: "Подумайте, да кабы вам на обратный-то путь хватило, да на котомку милостыню собирать". Саша сказала себе: "Нет, не бывать этому, всякому мурлу сноровляла, а в городе да не сумею!" Тянула из сил последних, все почти что отсылать должны были в деревню, а все-таки справила она Васе "тройку" (* Это костюм так деревенские зовут.) и часы купила, сама оделась на диво и приехали домой на сенокос, не на кляче, а на почтовой паре. Взяла Саша Машутку с собой. Потом она у меня была няней, а Яйюшка в кухне работала и ночью спала в детской со мной и... Манюшкой (она тоже была очень еще молода). Маню я звала "Макулька". - Много связано у меня с ней. А Яйюшка, до нас (я забежала вперед) жила у многих. Васька пил. Когда мама моя вышла замуж, то взяли их обоих. Много чего было. Яйюшка жизнь свою на меня полагала. Помню: ездила она на свадьбу (много после) моей Макульки в деревню и простудилась под дождем едучи. Ревматизм схватил ее, скрючило пальцы, а в то время были случаи холеры. Плачет наша А[лександрушка] - что такое? Гостил тогда у нас дядя - доктор, а когда уехал, - призналась: "Боялась, что "Митинька"-то отправит в бараки, крючит меня, видно холера..." Лечили ее от ревматизма. А Васька пил. Деток не было. После "Макульки" А[лександрушка] взяла еще одну сиротку, Варюшку. Трудно ей стало работать у нас с ревматизмом, а без дела, как ее не убеждали, сидеть не хотела. Уехали они с Васькой-Зуем и Варей за Волгу, зажили чистенько, хозяевами. Она ходила торговать селедками. Его-то заработка не хватало. Много чего было. И как Васька - ничтожество, опускался, на один день когда без нее оставался, когда она была в больнице. Как она за него же еще страдала. Во время революции А[лександрушка] ходила промышлять дрова на топливо, ловила какие-то бревна в Волге. А потом мы узнали: умерла от столбняка! Она своими трудами скопила кое-что для Варюшки, и та ходила уже полубарышней. Тоже - пустышка, кажется. Сколько бы рассказала тебе об этой исключительной женщине. Она никогда не жила для себя. Нас любила больше своей родни. А сколько у нее было прибауток, песен... Когда ее еще девчонкой шпыняли "в людях", спьяна, - она песни пела. Сама рассказывала. Прости, что так увлеклась. Но м. б. тебя отвлечет это немного от дум о болезни?!

   Целую тебя Ванёк. Боженька тебя поправит! Не сомневайся! Будь тих, покоен. Ольгуля с тобой душой! Обнимаю тебя сердцем. Оля

   [На полях:] Я расписала тебе жизнь Яйи, но, увы, - ее портрет опять не вышел! В чем же дело? Скажи!

   А Ульяна - тоже своего рода _г_е_р_о_и_н_я. Чудесная тоже. Но я ее не знаю. Много у наших перебывало разных людей... Макульку я видала уже... здоровой, очень красивой бабой, с 3-мя детьми и в ожидании 4-го. Я была уже девушкой, лет 16-ти. Мы неловко смотрели друг на друга, - она не смела сказать "Олинька", а я - "Макулька". Она ждала приема больных у моего дяди. Его всегда осаждали из всего округа, стоило ему приехать, хоть на день. Болел ее сынишка чем-то. Я любовалась на эту красавицу, ничем не похожую на брата Ваську. Она богато вышла замуж и была счастлива. Александрушка вывела-таки ее в люди!

   Напиши, _к_а_к_ ко мне "Юля"?

   [Поверх текста:] Обратно!^112в

  

  

   Бесценная Ольгунка, еще раз - об Александрушке¹¹³ - дивно! Ты не сознавала, что писала "рассказ", не "озиралась" и была _с_в_о_б_о_д_н_а! Дивный образ! И ка-кой народный язык! Какая святость русской души! Вот, милочка, и после этого ты еще дерзнешь говорить о никчемности и бесцельности?! "Никому, ничему не нужна?!" Вдумайся: сколько людей вот _т_а_к_а_я_ "Яйюшка" за свою огромную жизнь - не зная! - направила! Она и не сознавала, как не сознаешь ты, что изобразила! Твой "Грех" - прекрасен. Изволь его переписывать, править, "насыщать" значительными "м_е_л_о_ч_а_м_и"! Дай несколько черточек внешнего лика няни, и проч. Сама увидишь, чем дополнить: о пьянице Василии, об Александрушке, о весне (не бойся _в_е_с_н_ы_ нашей, которая в тебе, такой ни у кого нельзя заимствовать, - все будет _ч_е_р_е_з_ тебя). Какое счастье, что ты видела Александрушку! - это же - Она, Россия. Какое счастье что мы оба - из _о_д_н_о_г_о, и что мы нашли друг друга! Ты мне понятна, как я тебе. О, милая! Эта Александрушка святей Лукерьи из "Живых мощей". Оля, а у тебя сколько же о бабушке! Изволь все писать. И подойдешь и к "Лику". Как я тебя целую! О, двояшка моя! Вся - родная, вся. Счастлив тобой. Ваня

   [На полях:] Я _п_р_и_е_д_у, все сделаю.

   Я здоров, только сплю плохо.

  

  

   Вместо депеши, про-няло меня!!

   Утренняя моя (в_и_ж_у, в солнце!), прекрасная!

   Олюлька-свет, ты захотела меня развлечь "в болезни" - и раскрыла еще раз свои "подвалы". И я так развлекся, что вчера не долепил марок на открытку тебе. Только бы дослали!

   Чудеска! Я взволнован, до чего ты ярко дала (и не думая о сем!) - твою "Яйюшку"! Я страшно рад, как ты слышишь ушками (чуть кусаю их, как ты целовала ушки Александрушки!). Одна бирюзинка из... голубого мыла (зна-ю!) _ч_е-г_о_ же стоит! Не выдумать. Ты дала _с_в_е_т_ в лике "Яйюшки". Вот это и о "мыльном камешке" - добавь-вставь в "Первый грех" ("Говенье"). И о Василии - два-три словца о "никчемности" его (Я таких знаю - мягкие они, безвольные, лени-вые!) - най-дешь, будто мимоходом. О... весне!!! Не бойся моего, умоляю: весна - всеобщая! Радость свою дай, слепящее солнце... дорога горит вся, - "заливной орех" (браво!) бо-о... бо-о-лыно-ой... - Добавь "бугристая" дорога где - там кажется, б-олыной - бо-ольш... Ведь это - детское сравнение, через _т_в_о_ю_ _д_у_ш_о_н_к_у - ! - ты заливные орехи любишь! В этом-то - все!! Что это - пирог "с соленьем"? Ягодным или - грибным (грузди)!? Скажи ясней. Скажи об "Яйюшке", [продолговатом] лике... - что может ребенок увидеть и полюбить. - Очевидно, не рост... не статность, а глаза - свет - ласку, продолговатость, - губы... (очень кратко) и, конец о сережках (мыльце). Скажи, что ты в ней _з_н_а_л_а_ от бабушки (такая Богу угодна!) ну - как ребенок, и все будет ясно читателю. Найдешь! Очень хорошо - впросонках отец - и... нащупываешь знакомые жилки!!! (тут - вся любовь твоя, этим дана! (При-ем дивный!!)

   Ольга, душу тебя! Не могу без тебя. Рвусь! Хочу тебя видеть, двояшка моя. Оля, и ты, ты, ты... рвись! Не знаю, кому из нас удастся - до-рваться. Сейчас вернули вчерашнюю открытку, недостаточно оплачена. Очень хорошо, справлюсь сейчас на почте, можно ли доплатить - и все же брошу. Олюночка-юночка, я весь словно взволнован, - тогда, в тошнотности, я не мог всего сказать о "Говеньи", - одно: _х_о_р_о_ш_о! Это - "5" у меня. Пополнишь - будет с плюсом - отлично. А дар большой - все дар, - ясный сразу. Изволь быть собой, а не нытиком. Ольга, я тебя очень люблю, до... боли, до безумной ласки. И как мне хочется писать! Ты меня до-жгла. Душу тебя, зарылся в тебя, я слышу тебя, твое тепло. Если бы ты сейчас была здесь! Жизнь бы тебе отдал! - в миг. Твой Ваня, нежно целую, и дольше.

  

  

   Любимка, Олюночка-ю-ночка... твое письмо 25-26¹¹⁴, ми-лая! Отвечу ниже, а вот... - в субботу ездил дышать. Чудесный день, и все чудесно. Юля встретила "дядю-Ваничку" на вокзале... - ви-згнула даже! Прошлой субботой не дождались. Сытно завтракали в ресторане, долго гуляли. "Маленькая Швейцария", и да-ли..! - три долины там и холмы-горы. Рябиной восхитился..! - вся горела, сочными кистями глаза ласкала-целовала - в темной перистой зелени. Под раскидистыми кривыми яблонями - стадо вдали! лежало. - Заметила ты, как яблони похожи - своим "станом" - на дебелых, отяжелевших, важных гранд-дам? - очень покойно-увесистых и со спокойной совестью..? И вот ответ тебе - "как ко мне "Юля""? Я нарочно захватил твое письмо об "Яйюшке", - читая, изменял, конечно, местоимения личные... и прочее. Она была поражена..! Она знает народный говор, выступала по фольклору в радио, но большей частью напоминает мне оперных пейзан, в новых лапотках, пахнущих лачком игрушечным... но это не значит, что она не чувствует _ж_и_в_о_г_о_ говора. Рассказом она была захвачена, как и ее муж - между прочим, отличный, своеобразный поэт, только недавно мною открытый и - мною же признанный! Как-нибудь выпишу какие-нибудь его стихи, - все крайний Север. Вот как - к тебе! Очень сердечно, раз лю-бят "Дядю-Ваничку". Теперь - с восторгом. "Ка-кой язык!!" Олька моя, ты - бо-о-о-ольшая! у тебя все в этюде говорят _с_в_о_и_м_ языком. У меня ухо строгое, я-то _в_с_е_ _с_л_ы_ш_у. Да, необычайно. Как... - это отметил Толстой, сам мастер, - (н_о_ _н_е_ _в_с_е_г_д_а) - в языке народном. Он отлично знал деревенский, хорошо - мещанско-уездный, слабо - купеческий, губернский... - как у Эртеля¹¹⁵, - несправедливо мало-знаемого! - "Семья Гардениных"¹¹⁶, например... Там девчонка дворовая свой язык-тон имеет, старик-кучер - свой, баба, приказчики, конюха, повара, нищие... - _в_с_е_ - с_в_о_й. Это - чудо "языка". Так вот, в твоей передаче, - и это после 20 лет "европы"..! - _в_с_е_ - _с_в_о_и. Это - такой дар твой, - граничит с чудесным. Да, мы с тобой одного теста, одной души и дара. Я признан - в частности - в "языкочуткости-меткости", ты - будешь признана. Солнышко мое золотое, жаркое... - не налюбуюсь на тебя. Ка-ак твой дедушка говорит... ка-ак... "отец жениха"..! ка-ак "Яйюшка"-девочка, девушка, женщина, пожилая... - все - разные оттенки! _В_с_е_ в передаче - метко! Достигнут предел качественности, сжатости, то-чности... - _о_б_р_а_з_ы! _В_и_ж_у, _в_с_е_ вижу. Потому что была свободна, не озиралась, не старалась _л_у_ч_ш_е_ дать. Это по-сле... когда написалось - делается отбор, вымарка, вставка-наполнение, "чистка", словом - отделка-обдумка. Пушкин сделал 18 вариантов "Жил на свете..."!¹¹⁷ Ну, будя... захвалишь еще. Юля не знает, как я к тебе... ни как ты ко мне: писатель - глубокий-чуткий; художественно-чуткий, "влюбленный" читатель, - и все. Это ей близко-понятно. Ну, какое тебе дело до нее! - нам - до нее! То, что переживаешь ты, когда я в сердце у тебя... - самое то, точь-в-точь, и со мной. Все эти дни сердце играло, взмывало, несло тебя на крыльях трепетно-игривого стучанья, поющего биенья. Везде, во всем - ты, ты только. И в яблонях ты, и в далях, и в силуэте напоминающей тебя фигуры женской, и в облачке, и в самом воздухе раздольном, легком... и в березке на откосе, - везде твое _в_и_д_е_н_ь_е, - для меня. Ты все собой наполнила, - сейчас нашел духи, маленький флакон фирмы "Буржуа", "Жасмин"... не знаю, _д_а_д_у_т_ ли они - жасминное, тебя? Купил. Кажется, розовым маслом и... апельсинным духом, - только. Мне у Герлен сказали правду: _н_е_т_ больше "настоящих" - "Жасмен"! Но... я наполню и их тобой. - Были в детском лагере¹¹⁸ - чудесно! 165, разного возраста - был _у_н_е_с_е_н! Все сделали три священника, бывшие офицеры белой армии. И _ч_т_о_ сделали! Французский ревизор-доктор, - часть на содержание добыли от "национальной помощи" - был обескуражен: "как, почему у вас _в_с_е_ - _ч_и_с_т_ы, все чисто и красиво одеты, все обуты даже... и все - так здоровы, и все почти... бедные, иные совсем сироты?! Разве только вашей более высокой, чем... - интеллигентностью могу объяснять?" - Вырвалась правда у - француза! Я был восхищен. Чудо. И в таком "чудесном", и _в_е_с_ь_ в тебе, с тобой, - вернулся в Париж. Какие глаза, какие _у_м_н_ы_е, вдумчивые и - счастливые! - _с_и_л_ь_н_ы_е_ ли-чики у детей... и - какие надежды, как _э_т_о_ крепит веру в наше! Я спокоен. И как же радостен... то-бой, моя подружка, моя дружка, сестренка, моя на-вечная, моя - суженая мне! Оля, меня порой бросает в ужас, мертвит, при мысли - если бы не встретил... !? _н_е_ _у_з_н_а_л... ?! - кажется, не было бы меня теперь, да. _В_с_е_ - _д_а_н_о, даровано - в крайний миг полного отчаяния моего. Вспомни, Люночка... вспомни, как проходил тот день, 9 июня... ты плакала... _о_д_н_а_... перед _п_у_с_т_о_т_о_й. Вот такое же, - вероятно, куда безнадежней было со мной в первые дни июня 39 г., когда я воззвал криком к _н_е_й... - и ты _у_с_л_ы_ш_а_л_а! Ты _д_о_л_ж_н_а_ была услышать. И - воззвала ко мне. Ведь... я тогда, в самый тот день, пришел к тебе, я-сам... в книге... подумай! вду-майся, Олечек, Олька моя. Юнка моя, Люночка нежная... милое дитя чистое, вся чи-стая моя... вся - Божие Дитя, прелестная... Господи, благодарю тебя за милость Твою! за посланную Тобой - _ж_и_з_н_ь_ в _с_в_е_т_е! Я могу, я хочу работать, я слышу силы в себе, я хочу воспевать Тебя! Оля, я чутко берегу, лелею мое высокое чувство, рожденное во мне тобою. Какое чи-стое..! какое нежное... и при всем этом - какое чувство _б_л_и_з_о_с_т_и, и очень земной близости - любви опаляющей! Но и это земное, - как высокое произведение искусства, - оно не режет, не оскорбляет чувство душевной красоты, _п_е_с_н_и, изящества душевного, этого _п_о_л_е_т_а_ в чувстве предельной любви... подлинно-земной, требующей _с_о_д_е_р_ж_а_н_и_я, творческого акта... увенчания! Ни-как не оттеняет, не мрачит, не дает и намека на "привкус" чего-то, вызывающего стыд... нет. Будто мы давно - друг дружку _з_н_а_е_м... спознались. Ну, тебе все с полслова ясно: ведь ты чувствуешь созвучно, такой-другой нет на свете. Ты - я. Так вот и созданы были, - игра случая? - пусть, но эта "случайность" стала "знамением" для меня. Это светло-благостная случайность стала - важнейшим событием жизни, властно-неотвратимой, живой, _н_е_о_б_х_о_д_и_м_о_й, - о себе говорю. Тобой буду дышать духовно, тобой влечься в творчестве. А ты... ты помни: ты - назначена для высшего проявления сил твоих в искусстве, ты - _р_о_д_и_л_а_с_ь 9. VI. И не замирай. Прошу, молю, тре-бую! А ты... тонешь в "гостях"! Не надо крайностей: гости - тоже маленькие радости, но и - омут, вериги. - Об И. А. свойствах твой больной, друг семьи, - правильно сделал вывод. В И. А. почти все, всегда - рассудочность, диалектика, схема. Он понимает искусство, но сам творить его _н_е_ может. Он не полоняет, а та-щит читателя, втаскивает. Он о-чень умен, мудр, образован страшно широко и глубоко... он пылок в мыслях, и в чувствах, остроумен, шутлив умно, даже с огромным, - не всегда со вкусом, - юморе, скорей в мальчишничестве, - как, например, Владимир Соловьев¹¹⁹, но _с_а_м_ он не _т_в_о_р_е_ц. Ну, как, например - видишь, на тарелке чудесные сочные груши, тают во рту, даже через кожицу слышно, как они сладки, как они нежны-сочны, в комнате слышно - дюшес! Это художественное произведение Жизни. Это один из ее "очерков". Еще, видишь? Вон, на стене "натюрморт", чудесные груши, почти _т_е_ _ж_е... - но _ж_и_з_н_и_ нет, лишь ее отражение. Это "мысль", чувственная даже, о... о... о _г_р_у_ш_а_х-дюшес. Красочкой пахнет. И еще - видишь, на картоне - без расцветки - тушью - нанесена "проекция" груш, "штрихи" их, схе-ма... - это "схематизация" груш, все стерилизовано, у них _в_с_е_ отнято: лишь "идея груши". Может быть, о-чень четкая, но - это только "диалектические груши". Вот как "рай" и "лекция о рае". Иван Александрович _ч_е_г_о-то лишен... - знай, я его люблю, чту, и ни-чего тут не примешано, клянусь! Он может _в_с_е_ понимать, чувствовать, но... сам _н_е_ может дать так, - он лишь теоретик, эстетик, мыслитель... вдохновенный даже, пророк даже, но не... художник. Он "диалектик" и в любви, но... _н_е_ _л_ю_б_о_в_н_и_к, _н_е_ муж, _н_е_ _о_т_е_ц! Он может любить возвышенно и тонко, но... ни "жасмина", ни "черемухи", ни "малины" не даст, и сам _н_е_ услышит - полностью. Он бурен, м. б. даже стра-стен... но он - "холодный кипяток", как метко выразился о Мережковском не то Бальмонт, не то Амфитеатров. Он себя "натаскивает". И без-оглядным, самозабвенным не сможет быть. Глу-постей никогда не совершит. Он давно _н_а_ш_е_л_ - строго логично и безупречно-диалектически, что он си-ла, гениальный мыслитель и политик, непогрешим... - все это правильно с формальной стороны - и м. б. не совсем правильно по сущности, - ну, кажется же, что камбала однобока-одноглаза, а на самом деле... только вы-вихнута! - не то! Так и тут - кажется _е_м_у, что и т.д. - и - в сущности - неверно. Он себя "определил", и отсюда - самоценение, "приидите-поклонимся", противоречить? - ни-ни!!! - он - яркая "самость", - "я-я-я-Я..!" - ради Бога, не подумай, что я разношу, хватаю через край, _л_и_ч_н_о, пристрастно... нет-же! - я очень хочу _н_а_й_т_и_ его сущность - и посильно - только! - нахожу. Олюнка моя, - скажу-шепну тебе: я имею _д_а_н_н_ы_е. Я знаю его "опыты в художественном творчестве"¹²⁰. Подробно - при встрече. Не хочу доверить бумаге. Он - очень великий талант, разнообразный, но в нем 9 частей - от Ума, одна - от - сферы чувств, души. Я предпочту простую грушовку-спелку, даже с червоточинкой-зрелью, чем... - даже того греческого живописца, который изобразил на полотне фрукты, которые клевали слетавшиеся птицы. Птиц-то, глаз-то можно обмануть, но прочие чувства - между ними чувство _я_в_и_ - нет, не обмануть! Большинство обманется; пожалуй, 99 из слушателей "рассказа" - скажут - хорошо! а сотый - нет, фальшиво, наду-мано... из папье-маше. Ты... ты сотворена двойственно, и потому необычайна! - ты и художник, подлинный и большой! - и духовная сторона в тебе сильна: ты - _о_т_ _Х_р_а_м_а... девушка от Церкви, от Духа Свята, и потому так многогранна. Это не акафист: это мое _в_и_д_е_н_и_е, мой ощуп тебя, - и потому я растаю, сгорю в миг, если не увижу тебя, если потеряю, утрачу тебя... твоею волею - еще убийственней! Я - полная противоположность И. А. - по-люсы, хоть он и настаивает, что я - мыслитель, бо-льшой даже! Нет, "мысли" мои - воплощены в _ж_и_в_о_е, живущее, - это мысли-чувства, в них ходит-бьется _ж_и_в_а_я_ кровь. Мне не надо исписывать сотни страниц, чтобы дока-зать _и_д_е_ю, внушить осмысливание вещей и соотношений их: это дается искусством и _я_в_н_о! - в миг один, жестом, словом _ж_и_в_ы_м, действием принятого в сердце лица... словцом, ибо этот "эссенс" {"Сущность" (от фр. essence).} вытекает из сущности характера, положения... Можно дать об искусстве, о жертве во имя его, о любви... - целые томы... - и все будет забыто, останется труха с редкими зернами, и это все; ну "развития" прибавится - уму. Но вот кто-то написал "Неупиваемую..." - она _в_с_я_ останется в сердце, наполнит его и обогатит _в_с_е_г_о_ человека... как-то (??) - да еще и в расцветке, в разнообразных дозах, по слову: "могий вместити..."¹²¹ Не думай - какое "я"-канье! Нет, у меня тоже "вывод" о себе, только не... "диалектический", а... "от образа": это вся моя сущность в "Неупиваемой" - и мой "ум" - м. б. очень малый! - и мои "чувства", страстные и укрощенные, мое сердце, моя любовь... - и все эти "силы" - очень в большой дозе, в огромном потенциале: ну, раскрывай сам, читатель, копайся... да и не надо тебе копаться, а вы-пьешь... _в_с_е, и - опьянишься ли, или освежишься - зависит от твоего "аппетита", уменья смаковать, опробовать до... последнего, самого потаенного движения сердца-тела-души-духа Анастасии и Ильи. Почти уверен, что И. А. в _м_о_е_м_ воспринимает большой дозой - что - от участия в творческом - от _и_д_е_и, и меньшей - от "образа", воплощения. Но он очень умен, и умственно очень глубок, и - в "чувствах" теоретически умело может разбираться, и потому ему _п_о_ч_т_и_ все в творческом доступно, только... через телескоп или микроскоп _у_м_с_т_в_о_в_а_н_и_я.

   Ну, ты меня знаешь, мне веришь, любишь меня, и потому верю, не обиделась за И. А.

   О "Лике"... Пиши, как тебе легче, твоему "дыханью"... мне было бы легче без "подмостков", без подставных лиц... а от себя. Тут какая свобода-то! Не надо обходить, условности по-боку: "ему показалось", "он подумал"... а открытой душой _п_о_е_ш_ь, что в сердце накопила, - свободно, широко, и как же откровенно, искренно... всю душку свою покажешь, девочка моя, детка милая... Люночка, ю-ночка... - увидишь сама. Ты отлично и в третьем лице даешь... - вот же, "Яйюшка"! Но тут, про "Лик"... Ну, испробуй, не торопись, работа трудная, возьмет сил... береги себя от изнурительной работы, готовленья для гостей... - мой дедушка, как надоедят гости, говорил: "гости гостите, а поедете... - простите". И уходил спать. Олька, сколько у тебя в кладовых-то укрыто! Как ты упомнила... - _к_а_к_ и я! Дивятся, а я только помалкиваю. Это же _н_е_ запомнилось, это же... само-строится, когда _н_а_д_о: это "память сердца и... Божья дара" (* Огромная у тебя "память слуха", ушки-то твои не спали! - ж_и_л_и!! и на-жили.). Он - в тебе. Ты - КрЕзуха, от Креза! - ты - _в_с_я, как я. "И мне даже страшно, как мы похожи..." - твои слова! И вот почему я не могу уже в твоем _д_а_р_е_ обмануться. Тогда я должен буду и себя, и все свое - охулить и отказаться от себя. Это невозможно. Ты - я=ты - вся подлинная, мой алмаз.

   Сейчас увидел тебя под деревом, баварской крестьянкой - летняя! "Притупиться" к тебе _н_е_л_ь_з_я, - ты слишком многоцветна, _р_а_з_л_и_ч_н_а, - на тебя го-ды надо, чтобы... при-гля-де-ться только! Да и то... слишком у меня глаз "фасеточный", _в_с_е_ и-щет! А ему помогает пыл воображения. Золотистая ты была? _О_т_к_р_ы_т_а_я. Ну, дочь солнца. Ты понимаешь, когда "играет сердце". Ты _в_с_е_г_д_а_ со мной. И - как это ма-ло! Ольга, неправда, последние месяцы я всегда _з_в_а_л_ тебя. И если бы чудо, - смогла ты быть здесь! Утонула бы в Лувре. Где бы ни побывали! Вчера проходил мимо ресторана "Корнилов", - если бы с _н_е_й! _В_с_е_ представил. Опера. Музей человеческой культуры. Скачки-бега. Версаль, Трианон, Гран-Палэ. Тюй-ильри. Жарден де Плянт {Ботанический сад (от фр. Jardin des Plantes).}. Булонский лес. Покатались бы на лошадке, в кабриолете, как до авто. Ели бы мороженое на террасе Шанз-Элизе, и ты бы зорко оценивала "моды". И была бы прелестней всех парижанок в свете. _З_н_а_ю. Поехали бы в Сен-Женевьев. Всенощную стояли бы в тихой Церковке¹²², и потом - слушали бы хор Афонского. Я бы не пустил тебя - просил бы! - на Эйфелеву башню. А Нотр-Дам!! - Олюнок мой, _м_о_я... - а тихие вечера, ты в кресле у стола..! Ты на кушетке, а я тебе читаю, сколько говорили бы, в-полслова... _в_с_е_ ловя..! - "Села на "тетиву"", - пишешь... - на "ти-ну"?! - м. б.? так говорят про ботву картофельную. Можно и - ботва, только не "тетива", тетива - это все натянутое, до палок легкой лесенки, в которую вставлены ступеньки. Или на Севере так. - Нет, я не ожидал "лучше" - про рассказ. Напротив, я ожидал некоторой "неуверенности"... - ты - молодец, умка, взял бы нежно тебя за розовые ушки и поцеловал бы - дружку. Но про "Яйюшку" - поразила _г_л_а_в_н_ы_м_ - в этом - _в_с_е! - чутким _с_л_у_х_о_м, богатством _р_е_ч_и, ее оттенками и - "музыкой родного". Ты - мастер, моя красавка, у, ка-кая ты..! Оль, я зову, зову, я жду-жду тебя... Зачем я страшился... ?!! Утратить тебя страшился... - меня увидишь... Теперь мне все равно, - я хочу видеть тебя, ты лишь дыханье вина мне дала, я хочу пить... - пусть даже не касаясь стакана. Я хочу _в_и_д_е_т_ь_ твое _в_и_н_о, дышать им, видеть игру его в луче солнца, в зеленоватости месяца, и в хладе ночи предосенней... - в яблонях тебя увидеть, "баварочкой", "пушистой молодкой"... - слы-шать тебя хочу... _у_м_ твой осязать... - я же знаю, какой я стану робкий, закроюсь, как тебя увижу, и потом, стану чуть приоткрываться... не знаю... порой я бываю, становлюсь очень живым, как загорюсь... а ты... ты _в_с_я_ закроешься, мимозочка... ракушечка на воздухе. Только бы была здорова! О тебе молятся. Селюкрин... принимала? Он чудеса творит, говорит Алеша. Возьмет мно-го с собой, для родных наших. Да, это или воробьята или скворчата, скоро будут "сетками" носиться над толокой, у коров. Старые скворцы припускают детвору в стайки воробьят. Не называй - "Иван Сергеевич" - ре-жет! холодно мне. Ты так хорошо - уме-ешь... по-другому! А как хорошо - "Вань!" - так _б_л_и_з_к_о. Оль... - чего только не найду, как ласковей... но _н_е_ пишу. Как пьяный... о, мое вино! Оль, - мне, без тебя - _н_е_л_ь_з_я. И не было часа - знай! - даже ночью, в болях! - без думы о тебе. Оль, нет, нет... пиши, часто-часто... этим живу, _н_е_ могу... часы считаю... как Тоник я... с