Собинов Леонид Витальевич - Письма к Е. М. Садовской

нее всего удались ансамбли с разбойниками в первом акте. Не было настоящего веселья. Грим удался отлично. Костюмы производят наилучшее впечатление, но плащ стеснял в последнем акте. Тем не менее, резюмируя все, я скажу, что партия будет отличная, а пока, она на четыре с плюсом.

   Театр был полон. Публика принимала очень хороню. "Чествовали" после большой арии. Самое трогательное подношение было от хора - вазочка с цветами. На ленте надпись: "Уважаемому, отзывчивому товарищу по сцене от хора". Дирекция поднесла огромный серебряный венок. [...]

   Пока будь здорова. Крепко тебя, роднусю, целую.

  

  

   Любимочка моя прекрасная, Лизочек мой дорогой,- что с тобой, как ты живешь, цела ли? Вот вопросы, которые не дают мне покоя. Каждый день здешние газеты приносят известия одно хуже другого. Несомненно из них только то, что революция успешно борется уже шесть дней и что от тебя нет никаких известий. О детях я, конечно, тоже ничего не знаю. По словам же газет, главные канонады, и при этом шрапнелью, происходили на Тверской и на Арбате. Есть от чего в отчаянье прийти. Дорого достается русская свобода! Ценой неисчислимых жертв! И неужели же все эти жертвы будут напрасны, и капралы, по горло залитые кровью, опять будут занимать в государстве первые роли и паразитствовать на счет народной казны. Это было бы величайшей исторической несправедливостью! Московская революция уносит лучшие народные силы, и трудно будет потом собраться новой партии, если теперь их подвиги завершатся неудачей. Реакция реакцией, но не будет долго и людей! [...]

   Вчера была генеральная репетиция днем, чтобы дать нам побольше отдохнуть, а спектакль завтра, в субботу. Репетиция прошла очень удачно. Все довольны. Недовольна только одна Storchio, которая кричит всюду в театре, что первый акт одна тоска. Я не выдержал и сказал ей самым спокойным тоном, что если бы у нее была в первом акте ария, то она так не говорила бы. И это действительно правда. Эта женщина не может переварить, что не она протагонистка. Я убежден, что она уже заводит всякие интриги с журналистами. Впрочем, это все равно. Опера действительно идет хорошо. У меня лучшее место - ария третьего акта, по общим отзывам. Очень хорош костюм третьего акта. Он вышел удачным во всех отношениях. Насчет париков я устроился так, что заказал парики сразу двум. Один вчера из них пришел вовремя па репетицию и принес весьма приличный парик. Вот только насчет наклейки бород здесь все парикмахеры очень слабоваты. Вчера пришлось наклеивать два раза, прежде чем вышло что-нибудь похожее на дело. Грим, в общем, вышел отличный.

   Парик, который сделал Корнеич, до меня еще не дошел, но он все равно не будет лишним и пригодится со временем, хотя я вообще несколько сомневаюсь в его доброкачественности.

   К тебе у меня есть несколько просьб. Пусть Данила сходит к парикмахеру Солодовниковского театра и закажет ему парик Ромео. Цвет волос парикмахер знает: не такой яркий, как у Корнеича, и который он видел. Впрочем, время ведь еще есть, парикмахер может почтой прислать мне образцы волос (побольше), а я уже выберу сам. Что же касается формы, то ее можно найти у Песчанского в фотографии. Я как-то раз специально сфотографировал один парик. Если же негатив затерян, то можно судить по последним фотографиям, хотя вообще парик надо сделать попышнее, чем это на фотографии.

   Вторая просьба: выслать мне онегинские сапоги. Они мне нужны для "Травиаты". Новых же я здесь не хочу заказывать.

   Кстати о "Травиате". Художник сделал прелестные рисунки, и я отдал их уже Prandoni, который и будет мне делать костюм. [...]

  

   Любимочка моя дорогая,

   сейчас я только вернулся с первой примерки. За полтора часа успел примерить только три костюма. После завтрака поеду опять примерять остальные, хотя, кажется, последний из "Фауста" к примерке не поспеет. Завтра на вечер назначена вторая окончательная примерка всего. Из соображения всяких недоделанных вещей я думаю, что в субботу мне не уехать. Ты так, дружок, и настройся. Раз уже я связался с этими костюмами, надо кончать все, как следует. Не выбрасывать же зря такую уйму денег. Caramba все примеряет сам и входит в каждый пустяк. В мастерской устроена маленькая сцена с рампой, так что видно все в вечернем освещении. Сцена вся в зеркалах. Что немножко неудобно, так это то, что вся мастерская состоит из дам, начиная с главной закройщицы. Приходится сначала надевать штанишки, а потом приглашать закройщицу и мастерицу. Да и вообще неудобно, когда штанишки очень коротки, оставаться почти "без никому".

   Тем не менее, т. к. все делается очень серьезно, деловито, то я быстро освоился. Могу сказать, что и закройщица, и мастерицы не уступят мужчинам. Я уж не говорю про чистоту и про отсутствие этой специально портновской вони.

   В общем, костюмы все очень красивы, отлично интонированы. Удобно то, что в мастерской масса всяких материй, так что очень легко подобрать все, что угодно. Жалко, что мне не удастся показать тебе все эти костюмы.

   Я вообще теперь к концу моего пребывания совсем обалдел от беготни по мастерским. То к одному портному, то к другому, то к художнику. Вчера Шап[овалов] видел мой портрет и говорит, что большего сходства нельзя спрашивать. Теперь художник отделывает всякие подробности.

   Вчера я получил "Риголетто", и вчера же мы начали слегка его просматривать. Могу сказать, что с первых же шагов оказалось так много недостатков и в произношении, и в деталях исполнения, что мне даже неловко стало, что я эту оперу пел и несколько раз по-итальянски. Придется посидеть. Надо будет разыскать мою маестру и попросить ее прийти ко мне разметить знаки произношения.

   "Мефистофеля" мы закончили совсем. Выходит он отлично. "Сомнамбула" почти готова за малыми исключениями.

   Приготовлены и арии из "Мейстерзингеров". Вообще, оглядываясь назад, я вижу, что я наработал, как никогда. [...]

   Пока до скорого свидания, любимочка моя, очень крепко и горячо тебя целую.

  

  

   Мордочка моя любимая, дорогая,

   получил сегодня твое письмо, где ты отвечаешь мне на мой вопрос, не "обленилась" ли ты. Пишешь ты, что тебе даже обидно стало. Что же, дружочек мой, ты подумаешь, когда прочтешь еще два мои письма, написанные по поводу пропусков?! Обижать я тебя, конечно, не думаю, а поэтому хочу сказать несколько слов по поводу того недоверия, которое, как ты замечаешь, проявляется иногда во мне. Это не недоверие, дружок, это просто беспокойство. Это значит только, что я дорожу тобой и не могу допустить, чтобы ты невольно или вольно сделала такой шаг, который действительно возбудит во мне недоверие. Я много опытнее тебя в жизни и на вещи смотрю прямо в корень, а поэтому я отлично знаю, что поступить опрометчиво может самый святой человек. Тем не менее я не хочу и не могу допустить, чтобы оступилась как-нибудь ты. Я повторяю тебе, что из пустяков вырастет недоверие, а из недоверия что-нибудь серьезное. Не меньше я, стало быть, люблю тебя, Лизунечка, а больше. Но я не хочу быть ни слишком самоуверенным (на оленинскую тему: наш атлас не уйдет от нас), ни просто глупым.

   В первом случае я действительно самоуверенностью показал бы, что я тебя люблю совсем мало, люблю, как любят собственники, а во втором... я был бы тем, чем я не могу быть просто по моему характеру. Самое полное доверие к кому бы то ни было все равно не ослепит меня настолько, чтобы не отдать себе отчета в положении вещей.

   Вот почему, любимочка моя, я всегда хочу все знать, что ты делаешь. Хочу ради нашего общего блага, т. к. знаю, что из самых малых пустяков вырастают очень большие последствия. Затем мне в любимом человеке и дорого именно то, что душа его мне открыта, как любимая книга.

   Я тебе это и прежде говорил и повторяю теперь, что люблю тебя и верю тебе одновременно. Пропадет второе, пропадет и первое. Чтобы этого не случилось, я инстинктивно скорее, чем сознательно, проявляю иногда беспокойство, которое тебе представляется недоверием. [...] Обидно недоверие оскорбительное, грубое, но нисколько не должно возмущать беспокойство за целость того, что дорого.

   Я знаю, что есть такие натуры, которые и такие заботы назвали бы покушением на свободу, насилием над личностью и т. п., но я знаю и то, что в тебе гораздо больше женственности, чем этой гордой силы, и что тебя такое беспокойство скорей должно трогать, чем обижать [...].

  

  

   Моя дорогая Лиза, как ты поживаешь?

   Воображаю я, как ты рада племяннику! Ты не написала мне, как его назвали. Думается мне, что Провом. Ведь это единственный продолжатель фамилии.

   Про себя скажу только, что все пою. Третьего дня было керзинское утро. Я там участвовал. Днем, конечно, занимался. Вечером был в оперетке. Вчера пел "Майскую ночь". Но это не помешало мне утром зубрить "Лоэнгрина", а потом заниматься с Кусевицким к концерту. Еду я на него, между прочим, в понедельник.

   Сейчас уже пришел аккомпаниатор.

   Я даже не знаю, печалиться или радоваться, что у меня все пока идет хорошо. Как-то не доверяю сам своим силам.

   Сегодня я не могу зайти к тебе, т. к. день расписал по часам, а завтра непременно буду.

  

  

   Дружочек мой милый,

   [...] Завтра последняя "Травиата", а послезавтра, в субботу, я уже еду в Питер.

   Напиши мне, Лиза, в каком часу я застану тебя в субботу.

   Удивительно удачно прошел вчера "Лоэнгрин". Вот что значит отдохнуть хотя бы один день.

   Поднесли мне картину Мешкова, к которой я давно прицеливался.

   Были цветы и несколько писем удивительно хорошего содержания по поводу моей благотворит[ельной] деятельности.

   Вообще было бы все очень, хорошо, если бы только не сознание, что ты непричастна ко всему этому. Мысль об этом всегда у меня больная.

   Напиши побольше о себе.

   Целую крепко.

  

  

   Мой дорогой друг Лиза!

   В час, когда начнется твое чествование, я буду далеко от Москвы.

   Судьбой мне не было дано принять участие в твоем артистическом празднике.

   Но я мысленно посылаю тебе свое дружеское поздравление, нежный привет вместе с цветами и искренне .горячее пожелание еще на долгие годы сохранить то "вечно женственное", что наперекор угрозам времени было всегда твоим лучшим украшением.

   Да здравствует славное имя Садовских, да здравствует мой любимый друг Лиза!..

   Целую тебя крепко.

   Твой любящий

                Леонид Собинов.