Главная » Книги

Толстой Лев Николаевич - Том 51, Дневники и записные книжки 1890, Полное собрание сочинений, Страница 2

Толстой Лев Николаевич - Том 51, Дневники и записные книжки 1890, Полное собрание сочинений


1 2 3 4 5 6 7 8 9

равнодушие, т. е. равны жизнь и смерть. Читал в New Christianity о любви Робертсона: держи, говорит, ее, она всё победит, что бы с тобой ни было. Странно, о чем ни думай, всё сводится к одному этому: люби - не не люби, не относись без любви ни к кому ни в мы­слях, ни к отсутствующим, ни к умершим. И можно. И когда достигаешь, как хорошо!
   6 М. Я. П. Было грустно всё время и тяжело. С Ругиным беседовал о Ге. 5, 4, 3. Не помню. То только помню, что пытался писать и не мог. - И так, теперь 10 часов 9 М[арта]. Иду на­верх. Всё болит и слаб.
   10 Map. Я. П. 90. Всё нездоров - слабость и лихорадка и желтуха. Не мешает думать, а главное, хорошо жить. Всё думаю о любви и прилагаю. Всегда везде можно extirper (2) из души всё недоброжелательнjе, слушая разговор, читая, думая. Приезжал Давыдов. Комедия опять, кажется, нравится людям. Удивительно! Раевски[е] тут, Бергеры. Несколько раз поднималось беспокойство - следовательно, недобр.....(3), по­давлял. Читаю Лескова. Жалко, что неправдив. - Как ска­зать это. -
   11 М. Я. П. 90. Немного лучше. Получил статью Янжула, читал. Главное, по ихнему, надо не изменять жизни, не трогать учреждений, но поправлять жизнь. Жизнь не плоха от дурных учреждений. Хотелось бы написать про это в связи с Christian business. (4) Думал о послесловии в форме ответа на письмо Прох[орова]. 1) Не могу ответить, как вам идти в Москву, не знаю, где вы. 2) Есть три положения, и с первого не видно того, что видно со 2-го, а со 2-го не видно то, что видно с 3-го. С 3-го же видно и то, что видно со второго и с первого. Не могу я близо­рукому дать впереди точку направления, к[оторую] я вижу,
  
   (1) Абзац редактора.
   (2) [искоренить]
   (3) Так в подлиннике. Вероятно, Толстой не дописал слово: недоброже­лательство.
   (4) [христианской торговлей.]
  
  
   но он не видит. 1) Цель - сам, 2) люди, 3-е) Бог. Беда думать служить Богу, людям, когда все силы души направлены на слу­жение себе, и думать служить Богу, когда все силы души направлены на служение себе и людям. Надо не идти выше требо­ваний своего сознания и не ниже. - Теперь 4 часа. Иду гу­лять. -
   12 М. Я. П. 90.
   [15 марта.] 13, 14, 15. Ничего не делал и медленно попра­влялся. Приехал Вас[илий] Ив[анович] - милый и Файнерман. Хорошо с Ф[айнерманом], и то, что он говорит об общин­никах, хорошо; но об общинах плохо. Начинают чувствовать неправду. Пропасть писем о Кр[ейцеровоq] Сон[ате]. Всё недо­умения и вопросы.
   [15 марта.] 16 М. Я. П. 90. Проснулся и прочел покаянное письмо Сережи и ревел от радости. - Утром попытался писать предисловие, не пошло. Вечером написал письма Дужк[ину], Чертк[ову], Соловьеву, Хилкову, Бугурусл[анскому] инспекто[ру] и Сереже. С Соней был разговор нелюбовный, сейчас же перешел в умиление. Да, можно победить мир любовью. Много мыслей не выписано из книжечки.
   17 М. Я. П. 90, если буду жив.
   [17 марта.] Жив, и даже два дня, п[отому] ч[то], означив 17, ошибся на день. Вчера было 16. Всё так же провел день. Спал очень дурно, ничего не мог писать, ни работать. Говорил с Вас[илием] Ив[ановьчем] и думал. - С вечера заболело, но не сильно. Нынче выспался хорошо, но все-таки слаб умом [?]. За это время не записано следующее:
   Два (1) типа: один критически относится не только к поступ­кам, но и к положению - н[а]п[ример], не может взять место чиновника правительства, не может собирать и держать деньги, брать % и т. п., и вследствие этого всегда в нужде, в бедности, не может прокормить ни семью, ни даже себя и по своей слабости становится в унизительное для себя и тяжелое для других поло­жение-просить; другой же относится критически только к своим поступкам, но положения принимает не критикуя и, поставив себя раз в положение чиновника, богатого человека,
  
   (1) Абзац редактора.
  
   с избытком кормит себя, семью и помогает другим и никому не в тягость (незаметно по крайней мере). - Кто лучше? - Оба. Но никак не последний.
   12 М. (1) Жизнь вечная есть, но не такая, какую мы мо­жем, как эту, видеть, слышать, осязать чувствами этого тела. Жизнь вечную мы можем сознавать только тем, что вечно. Сомнение в вечности нашей жизни происходит именно от того, что, спрашивая себя: будем ли мы видеть, слышать, чувствовать ее после смерти, невольно должны ответить, что нет, забывая то, что есть чувственное и духовное сознание. Если есть духовное сознание теперь здесь, то очевидно, что уничтожение ушей, глаз, чувств может помешать чувственному, но не может поме­шать духовному сознанию.
   13 М. (2) Если не любишь своего животного, похоти, и хо­чешь покорить его, то будешь радоваться всякому лише­нию - даже страданию, как средству покорения; если не любишь славы людской и хочешь освободиться от ее соблазна, то будешь радоваться всякому унижению; если не любишь мести, будешь радоваться всякому проявлению нелюбви к тебе, при к[отором] только ты можешь показать истинную любовь - любовь к ненавидящим.
   И потому не бояться лишений и страданий, унижения и позора, нелюбви и ненависти людей, а желать этого надо.
   Не стараться делать добро надо, а стараться быть добрым; не стараться светить надо, а стараться быть чистым. Человек носит в себе алмаз, призму к[оторого] он может очистить и не очистить. Насколько очищен этот алмаз, настолько светит через него свет и Бог, светит и для самого человека и для дру­гих. И потому всё дело человека внутренне не в делании добра, не в свечении людям, а только в очищении себя. И свет и добро людям - неизбежные последствия очищения.
   Злоба к одному человеку заражает душу точно так же, как злоба ко всему миру; и потому Калигула, желавший, чтобы у всех людей была одна голова, чтобы он мог отрубить ее, не больше зол, чем муж, не любящий свою жену и желающий
  
   (1) Абзацы редактора.
  
   от нее избавиться. Злоба, как и любовь, не химическое вещество, а органическое, как дрожжи - закваска. Крошечная доля заквашивает всё.
   Gaston B[oissier] пишет, что христиане в первые века только сначала были строги и враждебно относились к Риму, к госу­дарству, а потом стали приноравливаться к государству, и хри­стианство не вредило государству. Надо бы сказать, явились люди, называющие себя христианами и жившие в согласии с государством; епископы - церковники. Христиане же, как были, так и остались не врагами, но проповедниками учения, несовместимого с государством. - Одно из страшных и зло­вреднейших заблуждений то, что люди, крещенные Констант[ином], Карлом, Владимиром, и сами они - христиане. Народов не было и не бывает христианских, есть люди христиане, и тако­вые есть между турками, китайцами, индейцами. -
   Новоселов хочет выдти из общины, п[отому] ч[то] ему непе­реносно название и положен[ие] перед людьми собственника. Написать ему надо, что первый шаг это отказаться от похоти и удовлетворяющей ей собственности, второй шаг это отка­заться от тщеславия и удовлетворяющего этому мнения людского.
   Нынче очень радостно думал в полусне следующее: Безум­ный человек, мечущийся, злящийся, дерущийся, делающий гадости отличается от всех так называемых не безумных, делаю­щих то же самое, только тем, что безумный хуже умеет объяс­нять эти свои гадости, чем так называемые не безумные. У каж­дого человека на груди фонарь - его рассудок и этот рассудок освещает каждому его путь, его дела, - какие бы они ни были - разумные или неразумные. У безумных потух совсем или от­части этот фонарь, вот вся разница. Разница же между разумными и всеми родами безумных та, что разумный идет по истин­ному единому пути, освещаемому н[е] своим фонарем, а светом ночным, хотя и далеко не столь ярким, как фонарь, но светом общим; безумный же идет без руководства этого света. - Мне ясно, но высказал дурно.
   Теперь 3-й час. Хочу проводить Вас[илия] Ивановича.
   [18 марта.] Не мог проводить В[асилия] Ивановича, нездоро­вилось.
  
   18 М. Я. П. 90. Вчера приехал Илья. Запылил[ся], заскоруз и состарелся без употребления. - Ничего не делал. Всё болит печень. Должно быть, смертная болезнь. Мне это ни страшно, ни неприятно. Только не привык. Всё хочется по-старому рабо­тать. - Ездил в Ясенки. Заболело дорогой. Пытался писать. Не идет. Вечером читал Сенкевича. Очень блестящ. Соня пришла и стала говорить о продаже сочинений но[в]ых, и мне стало досадно. Стыдно мне.
   19 М. Я. П. 90. Встал рано, походил. Напился кофею, заболело. Писать не могу, хотя кажутся ясными мысли, пока ду­маю: нет памяти, бойкости. - Приехал инспектор. Я не при­нял его, напрасно. Инспектор б[ыл] что-то вроде жандарма, допрашивал. Маша насилу отделывалась. Закроют школу, и мне жалко за девочек. - Илья тут, и я всё не могу поговорить с ним. Очень хотелось, но не умел подступиться, тем более, что он удаляется. Он весь, его разговоры, шуточки это точно приправа к кушанью, к[оторого] нет. Это часто бывает, - что жизнь, деятельность, разговоры, в особенности веселье и шутки, это приправы к тому существенному, чего нет.
   20 Мр. Я. П. 90. Понемногу поправляюсь. Болит, но иначе. Утро ничего не делал. Проводил Соню и Илью, с к[оторым] так и не удалось поговорить. Стыдно это мне. Вечером писал письма, написал их 9 - все ответил. Разговаривал с А[лексеем] М[итрофановичем] о статье Иванова о стоиках. Он верно придает стоицизму - значение религии. Как удивительно, что профес­сиональные философы не видят того, что Эпиктет, Сократ, Конфуций, Менций, Сакиа Муни это одно, а все Платоны, Аристотели, Декарты, Гегели, Шопенгауеры совсем другое, как живописцы художники и мастеровые. То мудрость и жизнь, это пустомыслие и слова. Первое есть то же, что христианство, когда с него снят ложный ореол, разумеется, менее полное и глубокое. Поднять мудрость мудрецов и извлечь мудрость Христа из обоготворения и свести их в один фокус. - Читал с девочками Сенкевича - недурно.
   21 М. Я. П. 90. Встал позднее. Пришел Журавов с расска­зом о безумии работы для выгоды, для похвальбы, к[оторый] я советовал ему. Не кончил, мы поговорили, как дальше.
   Прекрасное может выйти. Но стали писать послесловие. Нет охоты. - Теперь 10-й час, еду на Козловку. -
   22 М. Я. П. 90.
   [25 марта.] Жив не только 22, но и по 25 М. Нынче 25. Утром написал письмо Вагнеру, огорчившемуся на Плоды просвеще­ния, и потом докончил Послесловие. Кажется, слабо. - Вчера 24-го получил письма: от Вагнера. Утром писал мало. Вечер ездил верхом в Ясенки и Козловку. Третьего дня 23. Соня вер­нулась. Я много спал. Ничего не делал. Мы читали "Некуда", и я один читал. Хуже стало. Приехал Лева. Хорош. Хочет продолжать на филологическом. Я поговорил с ним. В разговоре с А[лексеем] М[итрофановичем] о счастьи семейной жизни вышло, что несчастье есть счастье, п[отому] ч[то] в несчастьи семейном растет человек с неотъемлемым счастьем. Так и должно быть. Нынче 25 дурно спал. Видел во сне, что материя претво­ряется, изменяет форму, но не уничтожается, и это б[ыло] доказательством бессмертия. Как-то на тарелке порошок. Что-то б[ыло] очень ново и ясно; но потерялось. Теперь 12 часов. Соня уехала.
   26 М. Я. П. 90, если буду жив. Очень нужное теперь замечание.
   [26 марта.] Хотел писать, помешали Орлов, Буткевичи. Давыдов к обеду и Булыгпн. - Ничего не делал.
   27 М. Я. П. 90. Пастухов пришел. Ходил и думал:
   1) Иногда ощущаешь в сознании какое-то беспокойство; чего-то недостает, чего-то стыдно. Спросишь себя: не оттого ли это, что я сделал то-то дурное? Да, но не это только. Не от того ли еще? Да, но и еще что-то. И стыдно, и неловко, и чего-то недостает и хочется. Кажется, что это случайное тревож­ное состояние; а это-то и есть сознание истинной движущейся жизни. - Видишь возможность лучшего и тянешься к нему.
   2) Недовольство либералов и революционеров тем, что люди употребляют свои силы на христианскую, кажущуюся им столь бесполезной и даже мешающей их целям деятельность, подобно тому недовольству, к[оторое] испытывал бы человек за то, что пахотой под хлеб портят на пару траву. -
   Приехал Сережа. Мне с ним лучше.
   28 М. Я. П. 90. Всё болит во время обеда живот. Спал, потом поправлял послесловие. Сейчас получил о том же письмо Обо­ленского. Ходил вечером и молился. Отец наш, да святится сущность Твоя, любовь, с тем, чтобы наступило царство любви, и воля Твоя о том, чтобы всё управлялось любовью (Тобою), совершалась здесь на земле, как она, в моих глазах, совер­шается на небе. И дай мне жизни, т. е. участия в совершении этого сейчас здесь. И уничтожь последствия моих ошибок, к[оторые] могут мешать мне, так же как я уничтожаю в своем сознании последствия видных мне ошибок других людей, могу­щих мешать мне любить их. И не введи меня в искушение - физическое страдание, отуманение, соблаз[н], к[оторые] пре­пятствуют осуществлению любви, и, главное, (избавь) меня от главного препятствия во мне самом - от зла в моем сердце. Да, только одно, одно нужно для этой жизни и для всей жизни, одно - любовь, увеличение ее. -
   Сомневаешься в вечности твоей жизни, в том, что есть остаток, не умирающий с телом. Так что же любовь? Любовь ведь это стремление, прямо противуположное животному. Любовь к самке, к самцу, к детям нужна для животного рода. Но любовь ко всем, к животным, к врагам, зачем она? И как она могла возникнуть из животных сил? Любовь есть то, что вселилось в животное и не может умереть с ним. -
   Начал писать ответ Оболенско[му]. Вероятно, не напишу ему.
   29 М. Если буду жив.
   Нынче 7 Апреля. Жив еще. Пойду назад. Вчера 6 Апр. Утром дописывал, поправля[л] послесловие. Только что расписался и вполне уяснил себе. Проводил Ганзена. Вечером хорошо ходил, молился. С Сережей легче. Слава Богу, служение любви успо­каивает, радует, украшает жизнь. Письмо от Колички, всё то же, задорное. Грустно.
   5 Апреля. Целый день почти не выходил, всё поправлял после­словие.
   4 Апреля. Тоже, но только хорошая погода, и вечером ходил один и молился.
   3 Апр. Всё та же работа. Проводил милого Дунаева. И с ним легко. Было письмо от Хилкова. Его допрашивали. Прекрасное письмо. -
   2 Апреля. Был Давыдов. Ему тяжело жить. Писал после­словие.
   1-е Апреля. Опять то же, приех[ал] Ганзен. Внешний еще человек.
   31 Март. Как-то ездил к Булыгину верхом. Всё хорошо, кроме слабости,
   30 М. Не помню.
   Записано за это время следующее: К молитве: Отче наш, прибавлю для себя еще следующее: помни, что от тебя ничего не требуется: ни подвига, ни какого бы то ни было внешнего дела, а только одно: действия, поступки, наиболее соответ­ственные твоему положению сейчасному, в духе любви. Делай сейчас то, чего требует от тебя твоя божественная сущность (любовь), подчиняя животное, жертвуя им, и, главное, -не рас­суждай о том, что выйдет. Как только к деятельн[ой] любви под­мешаешь рассуждение, скажешь: я не пойду к этому зовущему человеку, п[отому] ч[то] знаю, что не могу быть ему полезен, и займусь делом более нужным людям, так всё погибло. Мерило одно: чтобы на тебя, радостно улыбаясь, смотрели сейчас и Бог и люди.
   7 Апреля. 12 часов. Ходил по лесу и много записал к письму Хилк[ову], Колечке и к послесловию. Вчера получилось хорошее так[ое] письмо от Мар[ьи] Алекс[андровны]. - От Колички письмо нехорошее. Левино сочинение. Он жалок и мил. Нездоров.
   8 Апреля. Спал дурно. Нездоровится. Не мог писать. А много нужно. Письмо от Ч[ерткова]. Написал несколько плохих писем. Читая Левино сочинение, пришло в голову: Воспитанье детей, т. е. губленье их, эгоизм родителей и лицемерие. Повесть вроде Ив[ана] Ил[ьича]. Да, думал: Нехорошо придти и на­курить людям. Но разве лучше придти к веселым, счаст­ливым людям с мрачным лицом и испортить им удовольст[вие].
   9 Апр. Я. П. 90. Если буду жив. Всё сомнительнее и сомнительнее. Но не неприятнее. Нет.
   9 апреля. Жив. Писал письма с entrain (1) Хилк[ову], Кантеру.
  
   (1) [ увлечением]
  
   Прозину, Рачинск[ому]. - Всё нездоров. Вечером пошел гу­лять, встретил Богоявл[енского] и горячо говорил с ним на­прасно о Кр[ейцеровой] Сон[ате]. -
   10 Апр. Ходил, гулял, много думал, вчера и нын[че], а именно:
   1) (1) Одно из самых дерзких неповиновений Христу это богослуже[ние], общая молитва в храмах и название отцами духовен­ство, тогда [как] Мф. III, 5-15, Иоан[на] IV, 20, 21 и Мф. XXIII, 8. -
   2) Выразить словом то, что понимаешь, так, чтобы другой понял тебя, как ты сам - дело самое трудное; и всегда чув­ствуешь, что далеко, далеко не достиг того, что должно и можно. И тут взять и задать себе еще задачу ставить слова в известном порядке размера и окончаний. Разве это не сумашествие. Но они готовы уверять, что слова сами собой складываются в "волнует кровь... и любовь". A d'autres! (2)
   3) Социалисты говорят: не нам, пользующимся благами циви­лизации и культуры, надо лишаться этих благ и спускаться к грубой толпе, (3) а людей, обделенных благами земными, (4) надо поднять до нас и сделать их участниками благ цивилиза­ции и культуры. Средство для этого наука. Она научает нас побеждать природу, она до бесконечности может увеличить производительность, она может заставить работать электриче­ством Ниагарск[ий] водопад, реки, ветра. Солнце будет рабо­тать. И всего всем будет довольно. - Теперь только малая часть, часть людей, имеющая власть, пользуется благами циви­лизации, а большая лишена этих благ. (5) Увеличить блага, (6) и тогда всем достанет. Но дело в том, что люди, имеющие власть, уже давно пользуются не тем, что им нужно, а тем, что им не
  
   (1) Абзац редактора.
   (2) [Другим!]
   (3) Зачеркнуто: теряя (способность) возможность подвигать науку и больше и больше побеждать природу.
   (4) Слово: земными надписано поверх зачеркнутого: цивилизации и куль­туры
   (5) Эта фраза, исправлена из: Теперь только малая часть ест пирог, а большая хлеб с мякиной.
   (6) Надписано поверх зачеркнутого: пирог
  
   нужно, всем, чем могут. (1) И потому как бы ни увеличились блага, те, к[оторые] стоят наверху, употребят их все для себя. Употребить нужного нельзя больше известного количества, но для роскоши нет пределов. Можно тысячи четвертей хлеба скормить лошадям, собакам, миллионы десятин превратить в парки и т. п. Как оно и делается. Так что никакое увеличение производительности и богатств ни на волос не увеличит блага низших классов до тех пор, [пока] высшие имеют и власть и охоту потреблять на роскошь избыток богатств. - Даже напротив, увеличение производства, большее и большее овладевание силами природы дает большую силу высшим классам, тем, к[оторые] во власти, силу удерживать все блага и ту власть над низши[ми] рабочи[ми] класса[ми]. И всякое поползновение со стороны низших классов заставить богатых поделиться с собой (революции, стачки) вызывают борьбу; борьба же бес­полезную трату богатств. "Никому пускай не достается, коли не мне", говорят борющиеся. -
   Покорение природы и увеличение производства благ земных для того, чтобы переполнить благами мир, так, чтобы всем достало, такое же неразумное действие, как то, что[бы] увеличивать количество дров и кидание их в печи для того, чтобы увеличить тепло в доме, в кот[ором] печи не закрываются. Сколько ни топи, холодный воздух будет нагреваться и подни­маться вверх, а новый холодный тотчас же заступать место поднявшегося, и равномерного распределения тепла, а потому и самого тепла не будет. До тех пор будет доступ холодному воздуху и выход теплому, имеющему свойство подниматься вверх. Будет так до тех пор, пока тяга будет снизу вверх. -
   До сих пор против этого придумано три средства, из которых трудно решить, к[оторое] глупее; так они глупы все три. Одно, первое, средство революционеров, состоит в том, чтобы уничто­жить то высшее сословие, через к[оторое] уходят все богатства. Это вроде того, что бы сделал человек, если бы сломал дымовую трубу, через которую уходит тепло, полагая, что когда не будет трубы, тепло не будет уходить. Но тепло будет уходить в дыру
  
   (1) Эта фраза заменила зачеркнутое: Но дело в том, что те, к[оторые] едят пирог, не заявляют требований есть именно пирог. Они только одного желают: пользоваться самим самым лучшим.
  
  
   так же, как и в трубу, если тяга будет та же, точно так же, как богатства все будут уходить опять к тем людям, к[оторые] будут иметь власть, до тех пор, пока будет власть. Другое средство состоит в том, чтобы делать то, что делает теперь Виль­гельм II. Не изменяя существующего порядка, от высших сословий, имеющих богатство и власть, отбирать маленькую долю этих богатств и бросать их в бездонную пропасть нищеты. Устроить вверху вытягивающей тепло трубы, там, где прохо­дит тепло - опахала и этими опахалами махать на тепло, гоня его к низу в холодные слои. - Занятие очевидно праздное и бесполезное, п[отому] ч[то], когда тяга идет снизу вверх, то как бы много ни нагоняли тепла вниз (а много нагнать невозможно), оно всё тотчас же уйдет, и труды пропадут даром. И наконец 3-е средство, к[оторое] с особенной силой проповедуется теперь в Америке. Средство состоит в том, чтобы заменить соревнова­тельное, индивидуалистическое начало экономической жизни начало[м] общинным, артельным, кооперативным. Средство, как это и высказано в Down и Nationalist, то, чтобы проповедыватъ и словом и делом кооперацию - внушить, растолковать людям, что соревнование, индивидуализм, борьба губит много сил и потому богатств, а что гораздо выгоднее кооперативное начало, т. е. каждому работать для общей пользы, получая потом свою долю общего богатства. Что так выгоднее будет для всех. Всё это прекрасно, но горе в том, что, во 1-х, никто не знает, какая порция достанет[ся] на каждого, если всем будет поровну. Главное же то, что какая бы ни была эта порция, она покажется недостаточна людям, живущим, как они теперь живут, для своего блага. "Всем будет хорошо, и тебе будет как всем". Да я не хочу жить, как все, а лучше. Я жил всегда лучше, чем могут жить все, и привык так. А я жил долго хуже, чем все могут жить, и хочу жить, как жили другие. Средство это глу­пее всех, пот[ому] ч[то] оно предполагает, что при существую­щей тяге снизу вверх, т. е. при мотиве стремления к наилучшему, можно уговорить частицы воздуха не подниматься выше по мере нагревания.
   Средство одно - показать людям их истинное благо и то, что богатство не только не есть благо, но отвлекает их, скрывая от них их истинное.
   Одно средство: заткнуть дыру мирских желаний. Только это одно даст равномерное тепло. И это-то и есть самое противо­положное тому, что говорят и делают социалисты, стараясь увеличить производительность и потому общую массу богатств.
   Теперь 2 часа. Здесь Стахови[ч]. Я с ним неласков б[ыл]. Напрасно.
   [13 апреля.] 11,12,13 Aп. 90. Я. П. Третьего дня писал опять о наркотиках. Недурно. Вчера. Прекрасно думал утром и за­писал в книжке, но писать не мог. Пошел после обеда в Тулу и б[ыл] на репетиции. Очень скучно, комедия плоха - дребедень. Третьего дня, говоря с Ста[ховичем], ругал царя за то, что возобновилась смертная казнь. Нынче поздно встал, не мог писать, дошил сапоги. Вечером гулял. Л[ева] грустен. Т[аня] мила. - Теперь 1-й час. Думал:
   1) Детерминисты, т. е. люди, отвергающие свободу воли, гово­рят об яйце, как о предмете в скорлупе с известн[ыми] физиче­скими и химическими свойствами. Те же, к[оторые] утвер­ждают свободу воли, говорят об яйце, как зародыше живой птицы, не могут согласиться. Для одних: человек живот­ное, произведение материальных сил, для других: человек таинственная сила, заключенная в животное, произведение материальных сил.
   2) Говорят: благодаря роскоши жизни высших классов, их досугу, происходящему от неравенства состояни[й], являются выдающиеся люди - равнодушные к благам мира, с одними духовн[ыми] интересами. Это всё равно, что сказать, что на поле, вытоптанном скотиной, оставшиеся колосья особенно хороши. Ведь это неизбежное вознаграждение, кот[орое] есть во всяком зле, а потому нельзя этим оправдывать делание зла. -
   3) Орл[ов] да и многие говорят: я верю, как мужик. Но то, что он говорит это, показывает, что он верит не как мужик. Мужик говорит: я верю, как ученые господа, как архиерей.
   14 Апр. 90. Я. П. Если буду жив.
   [18 апреля.] Жив и здоров, и прожил с тех пор 4 дня. Нынче 18 Апр. Встал поздно, выспался, сел за работу послесловия. Думал много, написал мало. Сережа уехал, Лева и Стах[ович] в Оптину. Ходил после обеда на Грум[ант] с Новик[овым]. Письмо хорошее от шекера Holister'a. Думал в ответ на письмо Кудрявцева, в к[отором] он пишет, что половой союз есть свя­щенный акт, т[ак] к[ак] продолжает род, думал, что как человек вместе со всеми животными подчиняется закону борьбы за суще­ствование, так он подчиняется как животное и закону поло­вого размножения, но человек как человек находит в себе другой закон, противный борьбе - закон любви, и противный половому общению для размножения - закон целомудрия.
   Думал для будущей драмы, как мужики притворяются, что верят, для господ, а господа притворяются для мужиков.
   Вчера 17. Письмо прекрасное от Чер[ткова] и от Кудр[явцева] глупое, хотя и печатное. Ходил провожать Рахманова. Были Зиновьевы, и суета. 3-го дня. Был Давыдов. Тяжело с ним. Рахманов был и получил письмо от своих, где про меня сказано: "получил письмо от Т[олстого]. Он пишет о собствен­ности, но М[ихаил] не будет отвечать, так как Т[олстой] всё равно не поймет". Это мне очень здорово. Кажется, не разлю­бил их. 15. Я провожал всех в театр. Пришел Рахманов. Есть гордость и не то. Но еще больше не того в наших. Очень тяж[ел] праздный сумбур. Всё время писал Послесл[ов]ие. - Теперь 12.
   19 Апр. 90. Я. П. Если буду жив.
   [24 апреля.] Опять прошло 5 дней. - Вчера 23 вечером был Грот и чех профессор. Я б[ыл] не хорош, нелюбовен. Утро много поправлял Послесл[овие]. Гостит Горбунов. Он хотел ехать 22. Вечером я сеял. 22. Воскресенье. Вечером пахал. Утро писал Послесл[овие]. 21. Суббота, после обеда пахал. Утро писал. Горбунов. 20. Пахал и писал. Много писем.
   Сегодня 24 Апр. 90. Я. П. Утро опять писал, окончил, письма от Хилкова и Пастухова. От Русанова. Была баба из сумашедшего дома. Они роются в земле, к[оторая] б[ыла] их. И никто не мож[ет] их выгнать.
   [30 апреля.] 25, 26, 27, 28, 29, 30 Апр. Я. П. 90. Нынче при­шел Золотарев. Очень милый, серьезный и даровитый человек. Он написал замечательную статью о Кр[ейцеровой] Сон[ате]. Я пописал письма 1)1 2) Буткевичу, 3) Хилк[ову], 4) Пасту­хову, 5) Ругину, 6) Попову. Пахал с Золотаревым. 29. Писал
  
   (1) Зачеркнуто: Желтову
  
   письмо Желтову и Диллону. Нездоровится. 28. Приехала Таня, я был очень желчен и осудил Стах[овича] и раздражился на Леву, очень стыдно. 27. Был Гайдебуров и милый Рахманов. С Гайд[ебуровым] тяжело. Рахм[анову] всё сказал о письме Черн[яевой] и о том, что и в нем гордость. 26. Пахал и очень устал. Ужа[сная] жара.
   Думал за это время: 1) к Повести Фридрихса. Перед само­убийством - раздвоение: хочу я или не хочу? Не хочу, вижу весь ужас, и вдруг она в красной паневе, и всё забыто. Кто хочет, кто не хочет? Где я? Страда[ние] в раздвоении, и от этого отчаяние и самоубийство.
   2) Определение любви, стремление к любви - нельзя выра­жать тем, чтобы любить самому - этого нельзя себя заставить делать, а в том, чтобы устанавливать любовь, согласие между людьми; так что своя любовь, согласие само собой подразуме­вается - включено в это.
   К (1) послесл[овию]. Если же пал или пала, то знать, что иску­пления этого греха нет иного, как 1) освободиться вместе от соблазна похоти и 2) воспитать детей слуг Богу. -
   3) Тщеславие (2) есть первое, самое грубое орудие совершен­ствования - орудие против животной похоти. Но потом надо лечиться от лекарства. И это трудно. - Боголюбие больше не знаю.
   Теперь (3) 9 часов, иду наверх. Золот[арев] спит.
   1 Мая. Если буду жив.
   [5 мая. Пирогово.] Писал письма, сеял и пахал. 2-го. Писал статью о пьянстве и кончил. Очень устал, вечером пахал, очень устал, лихорадочное состояние. 3-го поправил статью и поехал с Машей в Пирогово. Поздно приехали. Опять лихо­радка. 4-го. Дурно спал и ничего не делал. Вечером ходил до Ржавы и назад. Очень нездоровится.
   Сегодня (4) 5 мая. Пирогово. 90. Встал рано, слаб. Немного яснее в голове. Сережа не пьет и не курит два месяца. И заме­чательная ясность головы. Вчера думал к статье о пьянстве. 1) Человеку нужно разрешить нечто трудное, чтобы идти впе­ред, надо осветить, и вот он затемняет наркотиками. 2) Человек
  
   (1-4) Абзацы редактора.
  
   упирается в то же затруднение и не разрешает. Для движе­ния вперед нужна ясность, ее-то затемняют. 3) Нужно самое острое, его-то сшибают. -
   Единственное, во что можно верить, это то, что добро -добро, что его можно и должно делать без награды.
   Обращение к Б[огу] как к личности нужно, когда сам себя чувствуешь слабым - личностью; когда силен - не чув­ствуешь себя личностью и живешь, когда слаб - только просишь. Лицо - прости, помоги мне, лицу.
   9-го Мая 1890 г. Пирогово. (1) Всё болен. Идет не лучше. Нынче думал:
   1) Многие из тех мыслей, которые я высказывал последнее время, принадлежат не мне, а людям, чувствующим родство со мною и обращающимся ко мне с своими вопросами, недо­умениями, мыслями, планами. Так основная мысль, скорее ска­зать, чувство, Крейцеровой Сонаты принадлежит одной жен­щине, славянке, писавшей мне комическое по языку письмо, но замечательное по содержанию об угнетении женщин поло­выми требованиями. Потом она была у меня и оставила сильное впечатление. Мысль о том, что стих Матфея: если взглянешь на женщину с вожделением и т. д. относится не только к чужим женам, но и к своей, передана мне англичанином, писавшим это. И так много других.
   2) Поразительная противуположность между отношением людей к двум отделам знания: тем, что называется нравствен­ным учением, религией даже, и тем, что любят называть наукой. Люди, далеко ушедшие в первом разряде знаний - нравствен­ном учении, большей частью образцами своими ставят предше­ствующих учителей: Менций - Конфуция, Платон -Сократа, Будда - Браминов, Христос - Исайя. Учители эти всегда считают себя ничего не знающими (Сократ прямо говорит это). Мудрость свою считают перешедшей к ним от предков; свою же ничтожною. Совершенно противоположно смотрят люди так называемой науки: им всегда кажется, что до них никто ничего не знал. Что только теперь наука находится в
  
   (1) Дата эта и вся следующая зa ней записъ (9 мая) вписаны в тетрадь Дневника рукой С. А. Толстой с пометой: (Больной диктовал).
  
   обладании, если не всей, то такой доли истины, о которой не смели мечтать предшествующие. Если человек науки вспомнит о том, как смотрели предшествующие люди науки же на мироздание, на устройство человеческого тела, на происхождение мира и того, что его наполняет, и проч[ее], то он так уверен, что ошибались все предшествующие, но не он, что не может не презирать всей научной деятельности, кроме своей, своего времени.
   Совершенно обратное в области нравственных учений: хри­стианин, буддист, конфуцианец не может не презирать себя и учения своего времени.
   И в самом деле: в научных знаниях могут быть такие перево­роты, как признание элементов и теории химии, земля центр мироздания и земля же крошечный спутник одного из бесчис­ленных солнц; - до мелочей: спасительность кровопускания и губительность его.
   В области же нравственных учений этого нет, не было и не может быть: Будда, Христос (были ли они в действитель­ности или не были, это всё равно) остаются для нас теми же идеальными совершенствами, выше которых мы ничего не можем себе представить. Я не говорю, разумеется, о тех диких людях, не понимающих нравственного величия Христа (1) и считающих себя учеными, которые воображают себе, что если бы Христос был революционером, и вероятно Будда тем, чем хотели, чтобы он был, то было бы гораздо лучше.
   10 Мая. Вчера стало лучше. Привезли доктора Рудн[ева]. Он верно определил болезнь - воспаление 12-п[ерстной] кишки, а не желтуха от заткнутия протока. Лучше ничего не знать, чем знать неточно, как я. - Провел весь день хорошо, читая: Гигиену Нимара и об еврействе. Какое отвратительное дело имярек-фильство. Я сочувствовал евреям, прочтя это - стали противны. Прелестно и нужно для статьи о пьянстве слова Лесинга: "Многие люди перестают думать тогда, когда думанье начинает быть трудным". Я прибавил бы - и плодотворным. - Нехорош я - мало любви.
  
   (1) Слова: не понимающих нравственного величия Христа вставлены Тол­стым собственноручно между строк.
  
  
   11 Мая. Пирогово. 90. Если буду жив. Было время, что я начал думать: не умираю ли? и никакого страха, слава Б[огу]. Только страх: как бы не умереть дурно. -Диета строгая нужна всем. Об еде - книга нужна.
   [18 мая. Я. П.] 11. Тоже жив, в Пирогове. Было лучше. 12-го, помнится, поехали. Накануне приехал милый Хилков и с нами поехал в Ясную. Я его полюбил еще больше. Я и говорю ему: ему предстоит теперь превозмочь славу людскую. Ему есть чем превозмочь. 13-го. Приехали Кузминские и уехал Хилков. 14-го стало опять худо. Целый день и ночь очень болело, и не спал. Был доктор. 15-го, 16, 17, лучше. Ничего не ем, только жидкое. Духом бодр и добр.
   18-го Мая. Ясн. П. 90. За это время поправил коректуры начала Комедии, написал письмо Страхову и начал поправлять Предисловие о пьянстве. - Одно главное и важное: боюсь записать, как бы сознание не ослабило силы. Именно то: думал о скверности своей жизни, всё для людей, для славы, если не для брюха; о том, как при болезни, смерти чувствуется слабая привычка жить не людьми, но Богом. И начал думать о том, что надо учиться жить для Бога, пока бодр и здоров, надо найти радость. Тут же прочел в New Christianity прекрасную статью о целях и любвях человека. Если цели его мирские, и он любит их, он в аду, и наоборот. Думал, главное, о том, что если ты живешь для Бога, то то, что про тебя думают люди, тебе всё равно, и то, что тебе помешали в твоем намерении - деле - всё равно. Всё это вместе сделало то, что вот 2-й день воспомина­ние о Боге, о жизни для него особенно успокоительно, усили­вая, действует на меня: рассердишься, досадно станет, захочется чего, вспомнишь о том, что жизнь только та, к[оторая] для одного его, и мгновенно проходит. До сих пор было. Боюсь ослабнет. Так хорошо, помоги мне, Боже. За всё это время думал:
  
   1) (1) Неправильно говорить: жизнь в Боге радостнее, чем мирская. - И в мирской и в божеской есть радости и печали - только другие. - Я записал это. А теперь вижу, что это не­правда. В жизни для Бога нет горя и печали. Горе и печаль
  
   (1) Абзац редактора.
  
   при переходах, когда они-то и перегоняют в нее. То, что я запи­сал это, доказывает, как я духовно ослаб. Помню, вызвало во мне эту мысль сведения о тоске Попова. Мне хотелось оправ­дать его. И я сказал вздор. Это можно сказать про жизнь чело­века, признающего и не признающего обязат[ель]ности учения Христа. И то вздор.)
   2) Искусство жизни подразделять в себе божеское и человеч[еское]. В первом быть непоколебимым, во втором уступать.
   3) Человек, как животное, подчиняется закону борьбы и по­ловому стремлению для усиления рода; как разумное, любящее, божественное существо, он подчиняется закону обратному - не борьбы с соперниками и врагами, а смирения перед ними и любви к ним, и не полового стремления, а целомудрия.
   4) Как похоть вкуса есть необходимое условие развития ребенка, так тщеславие необходимое условие развития в дальнейш[ем] возрасте. Но и того и другого слишком много и без того заложено в природу человека, чтобы развивали их воспи­танием.
   5) (1) Анархисты правы во всем - и в отрицании существую­щего и в утверждении того, что хуже насилия власти при суще­ствующих правах без этой власти быть не может. Ошибаются они только в том, что анархию можно установить революцией - учредить анархию! Анархия установится; но установится только тем, что всё больше и больше будет людей, к[оторым] не нужна защита правительственной власти, и всё больше и больше людей, к[оторые] будут стыдиться прилагать эту власть.
   С Сережей братом шел разговор об обеспечении жизни наперед.
   Сер[ежа]. Нельзя жить, не зная, будут ли сыты завтра мои дети.
   Я. Христианину нельзя заботиться об этом: забота об этом есть отрицание всего учения.
   Сер. Да вот вы говорите, а все живы и живете, и у детей молоко есть, и сами чай пьете.
   Я. Да ведь это и сказано. Сказано, что не заботьтесь - и всё будет. Птицы небесные... и т. д.
  
   (1) Абзац редактора.
  
   7) Да идеал Христова служения Отцу, это - служение, прежде всего исключающее заботу как о пище, так и о продолжении рода. До сих пор попытки отказа от этих забот не прекратили рода человеческого. Что дальше будет? не знаю.
   8) Делать добро, не признавая Бога мздовоздаятеля, есть единственное истинное исповедание Бога. Приписывание Богу забот о наградах и наказаниях есть отрицание его и совершенное лишение себя возможности делать доброе. Делание добра для добра - это-то и есть Бог.
   9) Только одно есть доброе дело - это то, кот[орое] имеет целью открытие себе Бога, открытие окошечка, через к[оторое] виден Бог. Только через это окошечко, если удается открывать его, и видишь Бога, и только через него и действует Бог в тебе. Кабы суметь раскрыть его настежь!
   10) Мы пишем наши романы, хотя и не так грубо, как бывало: злодей - только злодей и Добротворов - добротворов, но все-таки ужасно грубо, одноцветно. Люди ведь все точно такие же, как я, т. е. пегие - дурные и хорошие вместе, а ни такие хоро­шие, как я хочу, чтоб меня считали, ни такие дурные, какими мне кажутся люди, на к[оторых] я сержусь или к[оторые] меня обидели. -
   11) Добрые дела, к[оторые] делаются в виду награды или по предписанию старцев, directeurs de conscience (l) - столь же мало добрые дела, как накладные икры - икры. Этими хо­дить нельзя, а теми увидать Бога нельзя.
   Здоровье то же. Строгая диета, одно жидкое. Голова свежа, но слаба. Попытался писать предисловие, но запнулся. Читаю Newcom'oв. (2)
   19 Мая. Я. П. 90. Слава Богу, сознание жизни перед Богом не оставляет и успокаивает. Сразу соскакивает досада, забота, беспокойство. Помоги, Боже. Встал в 8. Тот же образ жизни. Предисловие немного поправлял. Остановился на 2-й части. Надо всё переделать. Очень тэма важна. И то писал только вече­ром. Аппетит больше и силы. С детьми и С[оней] хорошо. Осудил Сережу - дурно.
  
   (1) [духовных руководителей]
   (2)[Ньюкомов.]
  
   20 М. Я. П. 90. Если буду жив.
   [20 мая.] Думал одно: мы едим соусы, мясо, сахар, кон­феты - объедаемся, и нам кажется ничего. В голову даже не приходит, что это дурно А вот катар желудка повальная болезнь нашего быта. Разве не то же самое сладкая эстети­ческая ппща - поэмы, романы, сонаты, оперы, романсы, картитины, статуи. Тот же катар мозга. Неспособность переваривать и даже принимать здоровую пищу и смерть.
   Приехал Дунаев. Троицын день. Всё та же слабость, диета и несварение желудка. На душе очень хорошо, и всё так же обращаюсь к Б[огу] и утверждаюсь. Осуждал с Т[аней] Ашинова и Паисия. Дурно.
   21 М. Я. П. 90. Рано встал. Еще слабее. Читаю Текерея - плохо. Проводил Дунаева. Чуть-чуть поправ[лял] предисловие.
   22 М. Я. П. 90. Если буду жив.
   [25 мая.] Нынче 25. - Всё так же медленно поправляюсь. Нынче ходил, гулял, немного поправлял о дурмане и начал письмо ответ еврею. Был Руднев. -Вчера 24. Вечером б[ыл] Да­выдов. Днем ничего не делал. 23. Был Чистяков. Написал письмо Черткову и немного предисловие. 22. Та же слабость. Предисло­вие. Приехал Чистяков. Всё о дневниках. Он, Ч[ертков], боится, что я умру и дневники пропадут. Не может пропасть ничего. А нельзя послать - обидеть. Маша списала то, что я отметил. Есть порядочное. Вчера и нынче думал.
   1)

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 412 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа