Толстой Лев Николаевич - Том 53, Дневники и записные книжки 1895-1899, Полное собрание сочинений

о каком-то разумном существе, от кот[орого] я произошел и для достижений цели кот[орого] я существую вместе со всем, что существует - это представление такое есть самообман.

   Два различные и противуположные эти мировоззрения надо представить так: одни, агностики, говорят: я вижу себя, рожден­ное от своих родителей, так же как и все другие, окружающие меня живые существа, живущие в известных, подлежащих моему исследованию и изучению, условиях и изучаю себя и другие существа, как живые, так и не живые, и те условия, в к[оторых] они находятся, и сообразно с этим изучением уста­навливаю свою жизнь. Вопросы о происхождении я исследую точно так же и наблюдением и наведением достигаю всё большего и большего знания. Вопрос, же о том, откуда произошел весь этот мир, зачем он существует и я существую в нем, я оста­вляю неотвеченным, так как не вижу возможности так же опре­деленно, ясно и доказательно отвечать на него, как я отвечаю на вопросы об условиях существующего в мире, и потому ответы на этот вопрос, состоящие в том, что существует якобы

  

  - [с совокупностью предметов]

  

   разумное существо Бог, от которого] я произошел (обыкно­венно говорится: от кот[орого] произошел мир, подразумевая под этим происхождение[м] сотворение мира, чего не утверждает христианское] учение) и кот[орое] для известной своей цели определило закон моей жизни, эти ответы на вопрос я не при­знаю, как не имеющие той ясности и доказательности, к[ото-р]ые имеют научные ответы на вопросы о причинах и усло­виях различных жизненных явлений. Так говорит агностик и, не допуская возможности какого-либо другого знания, кроме того, кот[орое] приобретается наблюдением и рассуждением над этими наблюдениями, он, если и не прав, то совершенно логично последователен.

   Христианин же, признающий Бога челове[ка], говорит: Я вижу себя в обладании духовных свойств разума и любви и призна[ю] себя духовным, т. е. разумно любовным существом, ограниченным теми пределами телесности, в к[оторых] я нахо­жусь, и стремящимся к увеличению этих духовных сил и наи­большему проявлению их, и из этого заключаю, что суще­ствует такое же духовное разумно-любовное, неограниченное и существо: я сознаю себя живущим только п[отому], что я сознаю себя разумным. Сознавая же себя разумным, я не могу не признать того, что жизнь моя и всего суще­ствующего должна быть также разумна. Для того же, чтобы быть разумной, она должна иметь цель. Цель же этой жизни должна быть вне меня, в том существе, для кот[орого] я и всё существующее служит орудием для достижения цели. Суще­ство это есть, и я должен в жизни исполнять закон (волю) Его. Вопросы же о том, каково это существо, к[оторое] требует от меня исполнения своего закона, и когда возникла эта разумная жизнь во мне, и как она возникает в других существах во вре­мени и пространстве, т. е. что такое Бог: личный или безлич­ный, как он сотворил и сотворил ли мир, и когда во мне воз­никла душа, в каком возрасте, и как она возникает в других, и откуда она взялась, и куда уйдет, и в каком месте тела жи­вет, - все эти вопросы я должен оставить неотвеченными, п[отому] ч[то] знаю вперед, что в области наблюдений и рас­суждений над ними - я никогда не приду к окончательному ответу, т[ак] к[ак] всё скроется в бесконечном времени и пространстве. По этому же самому я и не признаю даваемых нау­кой ответов о том, как зачался мир: солнце, земля, как зачи­нается душа и в какой части головного мозга она находится. В первом случае агностик, признавая себя только животным существом и потому признавая только то, что подлежит внешним чувствам, не признает духовного начала и примиряется с нару­шающей требования разума бессмысленностью своего суще­ствования; во втором случае христианин, признавая себя только разумным существом и потому признавая только то, что соот­ветствует требованиям разума, не признает действительности данных внешне[го] опыта и потому считает данные эти фанта­стическими и ошибочными. Оба одинаково правы. Но разница, и существенная, между ними в том, что по первому мировоззре­нию всё в мире строго научно, логично и разумно, за исключе­нием самой жизни человека и всего мира, не имеющих ника­кого смысла, и поэтому из такого мировоззрения - несмотря на все попытки противного - вытекает очень много интересных и забавных соображений, но не вытекает ничего нужного для руководства в жизни; тогда как по второму мировоззрению жизнь человеческая и всего мира получает определенный разумный смысл и самое прямое, простое и доступное всем прило­жение к жизни, причем не нарушается и возможность научных исследований, кот[орые] ставятся при этом на свойственное им место. -

   Хотел бы всё это пересмотреть, когда буду свежее. Написано дурно, но мысль хороша.

  

  

  

  

  

   2) Думал и очень важное. В последнее время я очень слаб и потому близок к смерти, т. е. к новой высшей жизни, и потому яснее, проще (слава людская соскочила) чувствую. И вот успех внешний, осуществление, по моим понятиям, царствия Божия на земле не радует меня: Отказы от военной службы - ну хорошо. А потом? И что бы ни было, разве это всё? Разве что-нибудь внешнее может удовлетворить? Только одно внутреннее движение вперед и то, какое в моей власти, движение и прибли­жение к Богу, толь[ко] это может вечно удовлетворять и радо­вать. И я чувствую это всей душой. А то внешнее осущест­вление - успех? Уже не говоря о том, что оно может быть прямо ложно, односторонне-узко, разве какое бы то ни б[ыло] осуществление что-нибудь доказывает? Ну община, ну народ, ну человечество... (1) усвоило какую-нибудь.....

   (Слабость умственная. Не могу.)

   19 Июня 95. Я. П. Всё та же слабость... Неужели я всё еще не свободен? О[тец], пом[оги] мне. Вчера ездил верхом, встретил Чертковых, посидел у них. Ч[ертков] говорил, что человек может искренно верить в законность собственности и т. п., верить в ложь. Я думаю, что это нельзя. Он говорит: они верят в ветхой завет. Но они верят в ветх[ий] завет только п[отому], ч[то] ветх[ий] завет оправдывает то, что им нужно. Вечером получил из Тулы письмо от Шмита с N журнала и рукопись Эрнефельда. Нынче дочел Эрн[ефельда], искренно и умно, но слишком копотливо, мелко. Теперь 2-й час. Ничего не делал, кро[ме] чтения. Хочу написать письма. -

   [28 июня.] Прошло 9 дней. Нынче 28 Июня 95. Ясн. Пол.

   Последние дни писал Воскресение. И оно всё больше и больше занимает меня и всё больше и больше уясняется. Много б[ыло] народа: Ч[ертков], Касатк[ин], Катерина Ивановна, Булыг[ин]. - Музыка. Начинаю забывать, что отношения не между людьми, а всегда между мной и Богом. - Думал за это время.

   1) (Не помню, записал ли.) Мы не можем, не должны знать будущего в области матерьяльной. Это незнание есть необхо­димое условие матерьяльной жизни. Если бы мы знали будущее, мы бы матерьяльно не жили. В области же духовной мы всё знаем, п[отому], ч[то] в ней нет будущего. И потому неизве­стность нашей жизни уменьшается в той мере, в к[оторой] жизнь наша переходит от матерьяльной к духовной, в той мере, в к[оторой] мы освобождаемся от оков материи.

   2) Для того, чтобы в жизни политической был порядок, чтобы люди не отдавались своим страстям и самоуправству, не дра­лись бы, а разбирались бы по закону, для этого установлено правительство. Правительство это в конституционных странах состоит из представителей, депутатов. И вот эти самые депутаты, избранные для того, чтобы избавить людей от самоуправства, разрешают между собой разногласие дракой. Так было во

  

   (1) Зачеркнуто: Что это стоит

  

  

   франц[узском], потом в английск[ом], теперь то же произошло в итал[ьянском] парламенте.

   3) Июня 20; накануне б[ыл] дождь. На небе тяжелые, раз­битые, низкие, темные облака. На меня по дороге и полю быстро бежит тень. Тень набежала на меня, стало прохладно, и в то же время впереди меня тень сбежала с волнующейся, казавшейся почти черной ржи, и рожь эта стала яркозеленою. Но это только на минуту. На меня набежал теперь свет, а на рожь опять тень, тучки.

   4) Наука, искусство, всё прекрасно, но только при братской жизни они будут другие. А то, чтобы была братская жизнь, нужнее того, чтобы наука и искусство оставались такими, какими они теперь.

   5) Любовь настоящая только та, предмет кот[орой] непривлекателен.

  

   29 И. 95. Я. П. Е. б. ж.

   Нынче 4 Июля 95. Я. П. За эти дни было то, что раза два хорошо писалось. И я могу сказать, что подмалевка Кон[евской] копчена. Третье[го] дня и вчера писал письма - написал более 10, в том числе английск[ое], в к[отором] говорю, что думаю теперь. Косил два раза. Ездил в Тулу вчера на велосип[еде]. Тут был Сер[ежа]. И мне нехорошо б[ыло] с ним. Решение быть всегда в отношениях с людьми - в отношении с Богом начинает ослабевать. Все-таки стараюсь, и иногда оно помогает мне. Думал за это время:

   1) Добро, обличающее людей в их зле, совершенно искренно принимается ими за зло. Так что милосердие, смирение, любовь даже представляется им чем-то противным, возмутительным. Ничто очевиднее этого явления не доказывает того, что главная деятельность человека - совершенствование его - состоит в уяснении сознания.

   2) Для борьбы с соблазнами нужно уяснение сознания. Если человек ясно видит, что дело дурно (т.е.безнравственно, грешно, вредно), то он наверное не будет делать его. Но часто говорят, как Павел: я знаю, что дурно, и делаю. Не совсем знаешь. Есть разные степени знания. Полное знание есть то, кот[орое] освещает весь предмет со всех сторон. Уяснение сознания совершается концентрическими кругами. -

   Человек делает то, что он считает дурным, только п[отому], ч[то] то, что он хочет прекратить делать, находится в круге, еще не освещенном со всех сторон. Вот так:

   Хочу не курить. Курение = 0

   Нет, нельзя нарисовать. Сказать я хочу то, что я не пере­стану курить до тех пор, пока мне не ясна будет та ошибка, грех, заблуждение, из к[оторых] вытекает курение, пока я не откажусь от самого греха.

   3) Читал забавный спор ученый Ельпе с каким-то профессор[ом]: научные рассуждения приводят к диаметрально противуположным заключениям.

   Сейчас получил телеграмму, что приезжает Страхов.

   12 Июля 95. Яс. Пол. За это время приехал Страхов. Я очень рад ему. Я писал Весе[литской], что, когда мы знаем, что челов[ек] приговорен к смерти, мы добры к нему - любим. Как же мы можем кого-нибудь не любить, когда знаем, что все при­говорены. Он - удивительное дело - не знает своего поло­жения. Пишу почти каждый день. Подвигается. Точно так же, как узнаешь люд[ей], живя с ними, узнаешь свои лица поэт[ические], живя с ними. Тоже довольно много работал - хотя чувствую, что ослабел от старости. Был у Давыд[ова], и он у нас. Записал от него ход дела. Постоянные гости тяготят. Нет тишины, летнего уединения.

   Что-то хорошее думал, не записал и теперь забыл. Помню только пустя[ки]:

   1) В моем детстве водили, мучая их, медведей, теперь во­дят, мучая и губя их, по деревням детей в трико, акро­батов.

   2) Сколько раз замечал: вы относитесь к человеку с обычным презрением, не как к человеку, он не недоволен вами, не имеет к вам враждебн[ого] чувства; но только войдите с ним в немного человеч[еские] отношения, не отдавшись ему совсем и серьезно, (1) и он возненавидит вас. -

   Вчера отвозил сено в Овсянико[во]. Все наши ездили на сватьбу, теперь вернулись все, кроме С[они]. И ее отсутствие беспокоит меня.

   5 Августа 95. Я. П. Почти месяц, что не писал. Месяц этот проведен не дурно. Немного работал в поле. Раз косил рожь. Довольно много писал Коневск[ую]. Подвигается. За это время читал Social Evolution Kidd' a и статьи о себе из Wa[h]rheit и др. Когда читаешь о себе, то может показаться, что тем, чем ты занят, занят и весь мир, но это неправда. Было письмо от Хилкова с описанием гонений на духоб[оров]. Я написал письмо в англ[ийские] газеты. Переводится теперь. О катехи­зисе не думаю постоянно, как прежде, но тем с большей (2) силой думается об этом. Центральное положение катех[изиса] то, что человек поставлен в мире так, что он погибает и ему нужно спастись. Для того, чтобы спастись, ему нужно ухватиться за спасительное кольцо воли Божией, к [оторое] он чув­ствует в себе. Этот акт спасения есть вместе с тем и то единственно плодотворное и содействующее совершению в мире воли Божьей установление Его царства.

   Были посетители, мало интересные и свои друзья. Поша два раза (он вчера поехал на Кавказ к Х[илкову]), Ив[ан] Ми-х[айлович], Бул[ыгин], теперь Евг[ений] Ив[анович]. Им я всегда рад.

   С Соней стало хуже. Я ездил, опоздал в дождь, она больно язвила, и я оскорбил[ся], - по старым ранам. Нынче она потре­бовала, чтоб дать ей переписывать. Я отказал, сказав, что из этого всегда были неприятности. Дурно сделал, не пожалев ее. Она измученная, больная душевно, и считаться с ней грех. Как жалко за нее, что она никогда не сознает своих ошибок. Впрочем не мое дело. Мне надо сознавать свои, и мои ошибки не надо ровнять с ней. Каждый грешит по мере того света, к[оторый] есть в нем. Еще за это время огорчительны были мальчики. Особенно Андр[юша]. Совсем отбился и ошалел.

  

   (1) В подлиннике: серьезного

   (2) В подлиннике: с большой

  

   Ничего не видит, не слышит, как вечно пьяный. - За это время думал и записал:

   1) Сижу в избе, у окна. Темно от тучи, мухи гудят и бьют в ли­цо. Баба стоит и, выглядывая в окно, лениво говорит в себя батю­шка, Царь Небесный, заходит тучка. Бог дождичека дает. -

   2) Думал, читая книгу Кидд' а. В чем прогресс? Прогресс, по мне, состоит во всё большем и большем преобладании разума над животным законом борьбы, по эволюционистам же - в тор­жестве животной борьбы над разумом, п[отому] ч[то] только вследствие этой животной борьбы, по их понятиям, может совер­шаться прогресс.

   3) Другое, что думал, читая книгу Кидда, это то, что наука тогда только наука, когда она исследует то, что должно быть. По учению же эволюционистов наука должна исследовать то, что было и что есть, и объяснять, почему хорошо то, что есть. Так смотрят на науку все эволюционисты. И потому у них выхо­дит, что борьба есть необходимое условие прогресса и потому хороша.

   4) По Вейсману, объяснение наследственности

  состоит в том, что в каждом зародыше есть биофоры, биоф[оры] же складываются в детерминанты, детерм[инанты] складываются в иды, иды же в иданты. Что за прелесть для комедии.

   5) По Вейсману же, смертные существа потому остались жить, что все не смертные не выдержали борьбы с смертны[ми], т. е. бессмертные - померли. Неужели не удастся воспользоваться этой прелестью.

   6) По Кидду выходит, что главный двигатель человеч[еского] прогресса есть религия, религия же есть неразумный инстинкт, кот[орый] поэтому нельзя изучать. И потому он и не изучает того, в чем состоит главный двигатель человеческого прогресса. Я же считаю, что нужно изучать именно это, религию, т. е. то, что служит основой челов[еческого] прогресса, и не отвергаю изучения и борьбы. Так что выходит, что я изучаю то, что нуж­нее всего, и то, что менее нужно. Он же отказывается от изу­чения того, что нужнее всего, и изучает тольк[о] то, что не нужно или менее нужно.

   Был разговор о семейной жизни. Я говорил, что хорошая семейная жизнь возможна только при сознанном, воспитанном в женщинах убеждении в необходимости всегдашнего подчине­ния мужу (разумеется во всем, кроме вопрос[ов] души - рели­гиозных). Я говорил, что это доказывается тем, что так было с тех пор, как мы знали жизнь людей, и тем, что семейная жизнь с детьми есть переезд на утлой лодочке, кот[орый] возможен только тогда, когда едущие подчиняются одному. И таким одним признавался всегда мужчина, по той причине, что, не нося, не кормя, он может быть лучшим руководителем жены, чем жена мужа. - Но неужели женщина всегда ниже мужчины? Ни­сколько, как только тот и другая девственны - они равны. Но что же значит то, что теперь жены требуют не только ра­венства, но главенства? А только то, что семья эволирует, и потому прежняя форма распадается. Отношения полов ищут новой формы и старая форма разлагается. Какая будет новая форма, нельзя знать, хотя много намечается. Может быть боль­шее количество людей, держащихся целомудрия, могут браки быть временными и после рождения детей прекращаться, так что оба супруга, родив детей, расходятся и остаются цоломудрен[ными], могут дети быть воспитываемы обществом. Нельзя предвидеть новой формы. Но несомненно то, что старая разлагается и что существование старой возможно только при под­чинении жены мужу, как это было везде и всегда, и как это про­исходит там, где семья еще держится.

   8) Свобода воли? Отрицают свободу воли. И доказывают ее. Свобода воли есть нечто иное, как та истинная, вечная, боже­ская жизнь, кот[орую] мы можем получить, к кот[орой] можем приобщиться в этой жизни. Как же доказывать ее? Это сам Бог в нас, действующий через нас. Я свободен, когда сливаюсь с Богом, а сливаюсь я с Богом тогда, когда подавляю в себе всё, что препятствует любви, и когда отдаюсь ей.

  

  

  

   9) Кидд говорит, что прогресс совершается не разумными силами, а инстинктом слепым, религиозным. Но он говорит, что прогресс совершается только при условии размножения своих средств существования, т. е. наибольшего размножения. Неу­жели религиозное чувство влечет человека только к размно­жению? Пожалуй, если вспомнить евреев. Но милосердие ведь прямо противоположно размножению и борьбе. А оно соста­вляет основу почти всех религий.

   10) Трегуб[ов] привез книгу Сергия о спасении по правосл[авному] учению. Хорошая книга, но длинно и трудно, с текстами говорит то, что коротко, ясно и легко. По случаю этой книги мне живо опять поднялся вопрос, как должн[о] отнестись к православию.

   Несомненно, что люди, предающиеся ему, становятся лучше, так же как евангелики и др. лучше, чем были прежде. Но почему же я чувствую также отвращение к этому учению, почему Хр[истос] бранил фарисеев? А потому, что если бы у нас было неведение и православие только, то не б[ыло] бы никакого со­мнения, что православие добро есть. Но когда нам открыта истина в той высокой мере, в кот[орой] она открыта Хр[истом], то как же не иметь отвращения к тому учению, к[оторое] при свете учения Хр[иста] становится уже ложью.

   Если бы у меня не было другой пищи для моей лошади, кроме кислого месива, я бы кормил ее этим и благословлял бы тех, к[оторые] бы мне дали его. Но когда у меня есть чистый овес, я не могу не негодовать на людей, к[оторые] кормят лошадь кислятиной, и не жалеть об этом. Но мне говорят, что люди охотно сами принимают это православное учение. И лошадь можно приучить к тому, что она ест кислое, вредное и не ест доброго. Нельзя не жалеть об этом: и не негодовать на тех, кто приучает к этому.

   11) Живешь животной жизнью и тогда живешь во времени и пространстве. Но проявление истинной божеской жизни, в к[оторой] я сливаюсь с Богом вне ее, т. е. вне времени и про­странства. Я не знаю, когда я жил этой жизнью, прежде ли, после: в детстве ли, теперь или буду жить. Неясно. Но мне очень ясно и дорого.

   12) Застала меня буря в Колпне. Я просидел у мужиков. Они богаты и ужинали: картошки, хлеб, огурцы было особенное угощение. Рахитические дети, измученные работой члены, без постели, мухи, нечистота. И ужаснее всего безнадежность душев­ного спасен[ия]. Не верят в будущую жизнь, не верят в возмож­ность жить по Христу.

   Больше месяца не писал. Нынче 7 Сент. 1895. Я. П. За это время страдал от дурной жизни мальчиков: Андр[юши] и Миши. Пытался помогать им. Ездил на велосип[еде] и писал свое Воскресение. Читал его Олсуф[ьевой], Тан[ееву], Чехову и напрасно. Я очень недоволен им теперь и хочу или бросить, или переделать. Последние дни хожу по лесу, отбирая деревья для крестьян. За это время думал:

   В последнее время очень близко чувствую смерть. Кажется, что жизнь матерьяльная держится на волоске н должна очень скоро оборваться. Всё больше и больше привыкаю к этому и начинаю чувствовать - неудовольствие, а интерес ожидания - надежды, как в движении этой жизни. -

   За это время написал кореспондснцию в англ[ийские] газеты и о духоборах, но не послал, а Поша поехал на Кавказ и должен б[ыл] приехать 1-го, а теперь 7, и его нет. Еще прочел интерес­ное письмо от поляка о патриотизме и ответил ему начерно еще. Третьего дня был француз от Эртеля. Верит в материю, а не в Бога. Я говорил ему, что это эпидемия душевной болезни. У нас живет Маша сестра, Таня с Сашей у Сережи, Маша с Мишей в Москве. Завтра приезжают. Так думал за это вре[мя]:

   1) Смотрю на веселость, смелость, свободу, царственность молодых людей и еще больше детей. В нас, стариках, наши грехи смирили нас, застлали ту божескую силу, кот[орая] вложена в нас. Им же нельзя не быть самоуверенными и сво­бодными, они должны быть такими, п[отому] ч[то] носят в себе еще не загаженное жизнью божественное начало - все воз­можности.

   2) Матерьяльный мир подлежит закону борьбы за существование, ему подлежим и мы, как матерьяльные существа. Но кроме нашего матерьялыюго существования, мы сознаем в себе еще и другое, не только независимое от закона борьбы начало, но противуположное ему начало любви. Проявление в нас этого начала есть то, что мы называем свободой воли.

   3) Хотят из одной борьбы вывести нравственность. А между тем из борьбы ничего кроме борьбы выдти не может. Вследствие борьбы гибнут слабейшие и выделяются сильнейшие, эти силь­нейшие опять борются и опять гибнут слабые и выделяются сильные и так без конца. Из борьбы может выдти только борьба более крупных единиц, но только борьба.

   4) Ничто не доказывает лучше существование Бога, как попытки эволюционистов признавать нравственность и вывести ее из борьбы. -

   Что она из борьбы вытекать не может - очевидно, а между тем они чувствуют, что без нее нельзя, и признают ее и ста­раются вывести ее из своих положений, хотя выводить ее из положения эволюционизма столь же или еще более странно и не логично, чем выводить из предписаний, данных еврейским Богом на Синае. Ошибка их, состоящая в том, что они отрицают сознание своего духовного "я" как произведения Бога, частицы его, без которого не может быть разумного миросозерцания, - заставляет их допускать не оправданное и даже противоречивое таинственное, т. е. в виде нравственности того самого Бога, которого они исключили из своего миросозерцания. Третьегодняшный француз говорил мне, вопросительно: что недоста­точно ли будет для обоснования нравственности до­броты и красоты? (1) - Т.е. опять тот же Бог, которого они по той болезни душевной, которой они одержимы, боятся признать.

   5) Человек обидел тебя, ты рассердился на него и, разумеется, сдержался, не обидел его. И что ж? В сердце у тебя злоба, и ты не можешь относиться к этому человеку добро. Точно как будто дьявол, который стоит всегда у двери твоего сердца, восполь­зовался тем моментом, когда ты почувствовал к чело[веку] злобу и, открыв эту дверь, вскочил в твое сердце и сидит в нем хозяи­ном. Вчера испытал это и должен был употребить большие усилия: смирение, ласки к обидевшему, чтобы выкурить из сердца этого мерзавца.

   6) Заметил в себе, что я стал добрее с тех пор, как мало изменяю жизнь и подчиняюсь порядкам ложной жизни. И помню, как - когда я изменял свою жизнь, как я был недобр часто. Как всё в жизни делается с двух концов, так и это: Двинуть сначала жизнь, во имя добра изменив ее, потом утишить свое сердце, установить в себе доброту в новом положении. Потом опять двинуть в себе доброту в новом положении. Потом опять двинуть вперед. Как шаги, перекачиваясь, идешь с ноги на ногу.

  

   (1) Зачеркнуто: Но есть и злость и безобразие говорил я ему.

  

  

   Многое так - почти всё нужно делать с двух концов, любовь и дела.

   7) Сейчас ехал ночью верхом и молился. И говорил: ничего не хочу, кроме исполнения воли Твоей и, говоря это, думал: какой же я хороший, что действительно ничего не желаю, кроме исполнения воли Его и готов на всё, чего Он захочет от меня. И вдруг живо представил себе свое отношение к Богу. Да я ведь весь Его произведение, в Нем живу, Им живу. Ведь то, за что я хвалю себя, есть только признание самой очевидной истины, есть только не бунт против Него. Всё равно, как клеточка моего тела вдруг бы догадалась о зависимости своей к моему телу и гордилась бы тем, что она исполняет то, чего не может не исполнять. - И так мне это показалось странно, что я мог хвастаться своей преданностью воле Бож[ьей], что я расхохотался. Очень хорошо было на душе.

   8) Молился Богу и подумал о том, что да будет воля Твоя значит действительно: да будет воля Твоя. А то иногда думалось, что позор, клевета на меня, как на исполнителя Его воли, мешают Его делу. Я считаю, что для дела Божия нужна моя добрая слава. Неправда. Может быть, нужен мой позор, как нужен б[ыл] позор Христа. Всё хорошо.

   Завтра 8 Сент. 1895. Я. П. Е. б. ж.

   [8 сентября.] Веселый праздник. Я не здоров,- кашель и насморк очень сильный. Утром приехали Маша и мальчики. У меня жил в комнате Черт[ков]. Он всё возится с землей. Полу­чил письмо от Меншикова, показавшее его полное разномыслие со мной. И еще хорошее, милое письмо Сопоцько. Сел за письма: написал письмо Меншикову и поправил письмо поляку. Ни хорошо, ни дурно ни то, ни другое. Потом приехал Поша. Читал свою статью о (1) гонениях. Очень хорошо. Надо написать предисловие. Просмотрел прежниюю статью - она не годится. Теперь 9 час[ов]. Что-то думал и забыл.

   9 Сент. 95. Я. П. Е. б. ж.

   Нынче 22 Сент. 1895. Я. П. За это время писал письма: поляку, Меншикову и вновь статью по случаю гонения на духоборов. Поша приехал, привез сведения, но менее обстоятельные,

  

  - Зачеркнуто: духо[борах.]

  

  

   чем бы я желал. Статья моя недурна. А мож[ет] б[ыть], ошибаюсь. Послал всё нынче Кенворти. Соня ездила в Москву, приехала. Она очень жалка и мне всё милей. Я вижу яснее ее весь характер. Андр[юша] мучает меня тем, что не могу вырабо­тать отношения к нему. Таня мила, тиха, добра. М[аша]в Москве. Гастев, вчера б[ыл] Буткевич Андр[ей]. Он, как всегда, мне чужд. Трег[убов] нынче уехал. С ним мне всегда хорошо. Был нездоров и еще не вполне оправился, но вполне свеж головой. В повести вижу новые стороны и очень важные, кот[орые] я было упустил. Именно радость нарушения всех принятых законов и обычаев и сознание своей доброй жизни. За это время думал многое, многое и забыл.

   1) Вот кто настоящая волшебница - это любовь. Стоит полюбить, и то, что полюбил, становится прекрасным. Как-только сделать, чтобы полюбить, чтоб всё любить? Не похорошу мил, апомилу хорош. (1) Как сделать? Одно знаю: помешать любви соблазнами и, главное, любить любовь, знать, что в ней только жизнь, что без нее страданье.

   2) Вспомнил, как часто я бывало спорил с религиозными догматиками: православными, евангел[иками] и др. Как это нелепо. Разве можно серьезно рассуждать с человеком, к[оторый] утверждает, что верит в то, что есть только одно правиль­ное воззрение на мир и на наше отношение к нему, то, кот[орое] выражено 1500 лет тому назад собранными Константином эпископами в Никее, - мировоззрение, по которому Бог - Троица, 1890 лет [назад] пославший сына в деву, чтобы иску­пить мир и т.д. - С такими людьми нельзя рассуждать, мож­но их менажировать, жалеть, пытаться излечить, но на них надо смотреть, как на душевно больных, а не спорить с ними.

   3) Недовольство собой есть трение, признак движения.

   4) Нет ни одного верующего человека, на кот[орого] бы не находили минуты сомнения, сомнения в существовании Бога. И эти сомнения невредны; напротив, они ведут к высшему по­ниманию Бога. Тот Бог, кот[орого] знал, стал привычен и не веришь больше в Него. Веришь вполне в Бога только тогда,

  

   (1) Знаки ударения поставлены в подлиннике.

  

  

   когда он вновь открывается, тебе. А открывается он тебе новой стороной, когда ты всей душой ищешь Его. -

   5) Очень смутно то, что хочу написать, но сильно взволно­вало и обрадовало меня, когда пришло в голову: именно:

   Отчего "я" - "я", тот же "я", к[оторый] был 60 лет и 30 лет и 2 часа тому назад, - п[отому], ч[то] я люблю это "я". Пот[ому], что любовь связывает этих всех различных, растянувшихся во времени "я", в одно целое. Во времени мне ясно видно, как любовь связывает "я", собирает его в одно. В пространстве, тоже в моем теле. Физиолог скажет: рука - моя "я", п[отому] ч[то] это один организм, и нервы болью указывают на единство. Да отчего больно мне? От того, что я люблю всё, что мое тело. Любовь связала в одно. Дикенс пишет про этого безногого, к[оторый] носился с своей ногой в стклянке и любил ее. Мать любит срезанные волосы ребенка, и ей больно, когда их уничтожат. Также можно любить во времени прежде живших людей и больных, их страдания. Любовь к своему "я" в известных пре­делах пространства и времени и есть то,что мы называем жизнью. Эта любовь к своему "я" есть любовь, кристализовавшаяся, ставшая бессознательной, а любовь к другим существам во времени и пространстве есть, мож[ет] быть, приготовление к другой жизни. Наша жизнь есть плод предшествующей сферы любви, а будущая произойдет от сферы любви в этой жизни. Как? обителей много. Не вышло.

   6) Как удивительно, что бесконечность пространства и вре­мени приводят часто как доказательство силы человеческого разума (я сам часто думал так), а между тем нет более очевид­ного доказательства неполноты, узости, частности, (1) лжи­вости даже человеческого разума, как то, что он не может иначе ничего себе представить, как в пространстве и во времени. А понятия пространство и время суть бессмыслицы и противны требованиям разума. Время должно указывать пределы после­довательности, а пространство - пределы расположения вещей, а, между тем, ни то, ни другое не имеет пределов. Я не знаю более точного определения времени и пространства как то, кот[орое] я мальчиком еще 15 л[ет] сделал себе, а именно: Время

  

  - Написано: узость, частность

  

  

   есть способность человека представлять себе много предметов в одном и том же пространстве, что возможно только через последовательность, пространство же есть способность чело­века представлять себе много предметов в одно и то же время, что возможно только при рядом стоянии вещей. Как способ­ности людей, время и пространство можно определить, но как свойство вещи, оно не имеет смысла. - Будет совершенно разумно, если я буду говорить, что я имею свойство видеть всё, что я вижу в пространстве и во времени, но будет совершенно нелепо, если я буду воображать, что вещи, весь мир действи­тельно существуют в пространстве и времени, и потому буду задаваться вопросами о том, как произошли вещи, весь мир - прежде и еще прежде, и так без конца, и другими вопросами, какие и где есть вещи - весь мир, за этими и еще за этими, и так без конца.

   А между тем это-то самое нелепое предположение, что вещи - мир - действительно существуют во времени и про­странстве, и делают люди так называемой положительной науки. -

   23 Сен. Я. П. Е. б. ж. 33 года женатой жи[зни].

   [24 сентября.] Вчера провел день хорошо, но мало работал. Написал Маше письмо. - Думал:

   Вышел до завтрака пройтись по саду и вижу на липе новый недавно выросший гриб. -Сбил его палкой. И подумал: он живой. Тоже явились условия, удобные для его существовании, и он явился и живет. И подумал о всем том, что живет в беско­нечном мире по тем же законам. И удивился на мудрость - разумность - устройства мира. - И потом опомнился, поняв, что удивляюсь я не на премудрость устройства мира, а на премудрость своего разума, кот[орый] видит всё так премудро. Ведь это всё равно, что удивляться на правильность того полу­шара, который я вижу на небе, и круга около себя. Ведь это только закон моего зрения. А там законы моего разума, кот[орые] облекли всё существующ[ее] в эту - удивляющую меня правильность.

   Сейчас 1-й час 24 Сен. 1895. Я. П.

   Начал писать Коневск[ую] пов[есть], не пошло. Делал па­сьянс и думал: думал о том, что надо не на словах, а на деле жить не для себя и для людей, а для Бога. А чтобы действительно так жить, надо приучать себя к этому, как приучаешь себя жить для себя, потом для любимых людей. Правда, будет сна­чала неловко, не будет простоты, естественности, будешь сры­ваться, но потом привыкнешь и будешь жить так, не думая. Буду стараться. Нарочно записал, чтобы заметить, что будет через месяц. Станешь писать, говорить, работать, есть, спать даже, и всё можно дела[ть] для себя и для Бога. И если при­учиться делать только для Бога, какое спокойствие и сила! Помоги мне, Отец.

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

   25 С. 95. Я. П. Е. б. ж.

   [25 сентября.] 24-го один раз отступил от ж[изни] д[ля] Б[ога], когда вышел после обеда к разбитому параличом страннику и холодно обошелся с ним; другой раз вечером, когда с досадой отвечал Соне о Хилков[ых]. Думал еще 24-го очень важное:

   Жить для Бога? Как дойти до того, чтобы жить для Бога? Так же, как дошел до того, что жил только для себя: убедиться, что всякая другая жизнь бессмысленна, бесполезна, губительна, что всякая другая жизнь не жизнь. Не убедительность, даже не руководящее чувство дает твердость убеждения - опытом изведанное и несомненное бессмыслие всякой другой жизни.

   Я думаю, что я пришел к этому.

   Вечер 25 С. Писал утром Коневск[ую], пересматривал с на­чала. Довольно хорошо. По крайней мере, без отвращения. Всё помнил о жизни для Б[ога], забыл только два раза по отно­шению Анд[рюши]. Утром, когда слышал, что он вставал, не вышел к нему и вечером, когда он вернулся. Он два дня не был дома, и ему самому должно быть тяжело. Чем он гаже, тем больше надо его любить. Вот это-то я не исполнил. После обеда ходил с Гастевым рубить деревья для Филипа и Андрияна и потом проехался на велосипеде. Получил письма от Бодянск[ого] и вырезку из статьи Визевы.

   Думал:

   Можно думать, что жить для Бога: содействовать установлению царства Божия можно, главное, убеждая людей быть добрыми, воздерживаться от соблазнов, учреждая жизнь других людей. Это заблуждение: жить для Бога можно только тем, чтобы любить людей, проявлять любовь, заражать любовью, заставлять их верить в любовь. Мне это очень нужно знать теперь, и я решаю так, что ничего не нужно устраивать или внушать людям, а только с лаской и любовью обращаться со всеми. Это сильнейшее сродство установления царства Б[ожия]. Завтра 26 Сен. 95. Я. П.

   [26 сентября.] Тяжелый был день. Проснулся рано, не спал, думал. После завтрака ждал, когда встанет Андр[юша]. Мучался войти, не войти. Входил, он закрывался, наконец, вижу, что не спит, стал говорить ему. Говорил мягко, добро, но не убедительно, робел и страдал. Он всё молчал. Ни одного звука. Я ушел заниматься, и не прошло и часа, как слышу звуки гармо­ники, неумолкаемые в кухне. Не верилось своим ушам, загля­нул в окошечко кухни. Он отстранился. Я не вытерпел, сказал: это хуже Хохлова. За обедом он не (1) отвечал мне и озлобленный ушел. Мне стыдно, что я не выдержал. Очень стыдно. Огорчился эгоистично, что слова мои не подействовали, и забыл, что жить надо и можно только для Бога. Писание тоже не шло. Пере­менял слишком много и запутался. И стыдно писать эти вы­мыслы. Правду пишет Бодянский, что не годится писать худо­гож[ественное] иносказательное. Я всегда это чувствую и спо­коен только, когда пишу во-всю то, что знаю и о чем думаю. После обеда заснул, съел яблоко - изжога. Пришел Ив Ив. Бочкарев. Вечер ничего не делал. Да, главное, еще неприятное, непонимающее письмо от Меньшикова и от учителя из Таш­кента. -

   Думал утром очень важное и хорош[ее]. Боюсь, что забыл теперь. Попытаюсь:

   Пока человек не сознает себя, он не знает, живет ли он или нет и потому не живет. Когда же он сознает (2) себя живущим, он невольно задает себе вопрос: зачем он живет. Задав же себе этот вопрос, он ищет на него ответа, найдя же ответ, он не успокаивается до тех пор, пока не делает того, для чего он живет. Почти то же на стр. 45 и 46. (3)

  

   (1) Зачеркнуто: удостоивал

   (2) Ударение Толстого.

   (3) Страницы 45 и 46 подлинника соответствуют в настоящем томе страницам 33 и 34.

  

   Теперь 12 ч[асов]. 27 Сен. 95. Я. П. Е. б. ж.

   Нынче 29 Сент. 95. Я. П. 8 часов вечера. Третьего дня встретился с Андр[юшей] за чаем и сдел[ал] усилие, чтобы говорить с ним. И был награжден, он был доволен и хотел говорить со мной, но вчера он приехал к обеду с запахом вина изо рта, и я не мог подавить в себе чувство досады - молчал. Третьего дня и вчера писал Коневск[ую]. Вчера ездил на велос[ипеде] в Тулу, говорил с г-жей Керн недостаточно серьезно-­забыл зачем живу. Еще не помню, чтобы провинился. Полу­чил письма от Маков[ицкого] и Шмита. -

  

  

  

  

   Нынче только написал письма Мак[овицкому] и Шмиту, посылаю коресп[онденцию] и статью. Всё не отвечал Меншикову. Не чувствую себя вполне расположенным.

   Думал (1) две вещи: 1) Чудесное слово сказал мне Гастев. Мы говорили с ним про впечатление, производимое на крестьян книгами. Трудно им угодить, п[отому] ч[то] жизнь их очень серьезна. Вот это то важное слово. Кабы побольше людей нашего мира понимали его! 2) То, что я видел нынче во сне, что меня прибили по лицу, и я стыжусь, что не вызвал на дуэль, а потом соображаю, что я могу не вызывать, так как это доказывает мою последовательность - непротивления. Вообще соображен[ия] во сне бывают только самые низменные. Вот во сне дей­ствует ум, а разум, сила нравственного движения - отсут­ствует.

   30 С. 95. Я. П. Е. б. ж.

   Нынче 6 Окт. 95. Я. П. Были письма от Поп[ова], Поши, Чертк[ова], Шмита, Кенв[орти]. Вчера всем ответил. Не писал. Написал длинные письма Бодянскому и Меньшикову. Тут б[ыл] Гастев. Девочки его раздразнили и обидели. Он ушел. Хороший малый. Был Илья. Мало духовного. Приехал Андр[юша]. Вижу, как он скоро зачахнет и умрет. Был американец, разбогатев­ший рабочий - финляндец родом, социалист, комунист. Очень невзрачный, но много рассказал интересного, гораздо больше, чем утонченные американцы. Главное, что он рассказал мне, что в Соединенных Шт[атах] из 60 милионов работают руками

  

   (1) Абзац редактора.

   (2) Вымарано рукой Толстого 17 строк.

  

  

   только 6 мил[лионов], т.е. 10%, у нас же, я думаю, 50 или больше; что там один человек пашет на 18 лошадях, плугами, которые хватают на сажень ширины, и обрабатывает один человек 10 ак­ров в день и получает от 2 до 4 и более долларов в день. - Что это значит? К чему ведет? Важно это чрезвычайно, но я еще не уяснял себе всего этого значения. Рабочий вопрос разрешается (1) этим путем. Рабочих часов меньше, плата больше, работа легче. Вопрос только, что работать? - Приходит мысль, что всё дело-в том, как сделать работу и жизнь рабочих приятною, travail attrayant. (2) Всё дело, как будто, в этом. Тогда капиталисты захотят быть рабочими. - Но как сделать труд привлекатель­ным? Надо, чтобы условия его были приятны и чтобы не было-в нем необходимости. Чувствую, что тут много нового и важного, но как это выразить, еще не знаю. Коли Бог велит, обдумаю. Писанье мое опротивело мне. -

   Не помню, выписано ли записанное в ки[ижечке] очень мне нравящееся замечание: Сила, с кот[орой] мы убеждены в чем-нибудь, полная, совершенная, непоколебимая, бывает не тогда, как доводы логически неотразимы, и не тогда даже, когда чувство совпадает с требованиями ума, а только тогда, когда человек опытом убеждается, испытав противуположное, что есть только один путь. Такое убеждение нам дается о том, что жизнь есть только одна: следование воле Бога. -

   7 Окт. 95. Я. П. Ё. б. ж.

   [9?-10? октября.] Сегодня, кажется, 9-е. Из книжечки запи­сывать не[че]го. Был Сергее[нко], льстив нехорошо. Я два дня порядочно писал. Ездил на велосип[еде] в Тул[у] и слишком устал. Таня уехала в Москву. Мне тяжело б[ыло] с С[оней]. Но, разумеется, я виноват. Читаю Еваиг[елие] по-итальянски, написал письма Edwards' y и опять Шмиту. Осеннее приятное чувство. Ходил гулял и думал о двойственности Нехл[юдова]. Надо это яснее выразить. -

   11 Окт. 95. Я. П. если буду жив.

   12 Окт. 95. Я. П. Я один с Соней и Сашей. Читаю по-итальянски. Андрюша мучает. Вчера говорил с ним много.

  

   (1) Зачеркнуто: оч[евидно!

   (2) [труд привлекательным.]

  

  

   Чувствую, что тщетно. Тут Мар[ья] Ал[ександровна]. Был Арченьев. Получил итал[ьянскую] книгу. О преподава[нии] христианства в школе. Прекрасна мысль о том, что преподавать религию