Толстой Лев Николаевич - Том 65, Письма 1890-1891 (январь-июнь), Полное собрание сочинений

ь вас, и, простите, вникать в ваши рассуждения о волках. Знаю, что вы не волк и Чертков не волк а все мы слабые, заблуждающиеся, текучие, как река, где глубокие и чистые, где мелкие и мутные.

   То, что вы говорите о том, что в нашем положении наше дело есть первое отречение от богатства - правда. И непременно надо помогать друг другу, обличая. О себе я знаю, что я люблю, ищу в этом смысле обличения, люблю за него. И вас прошу сказать мне, как, вы думаете, мне бы в этом отношении надо поступать. Не бойтесь ошибиться, скажите, как думаете. Вы в этом отношении теперь видите ясно много такого, чего я не вижу.

  

  

  

   Печатается по копии М. Л. Толстой. Дата машинописной копии из АЧ подтверждается упоминанием этого письма под датой "9 апреля" в Списке В. Г. Черткова.

   Ответ на письмо Ге с почтовым штемпелем "Плиски 4 апреля 1890", написанное в ответ на письма Толстого от 20 и 22 марта.

  

   (1) В копии М. Л. Толстой явная описка: отцу вместо: концу. Восстанавливаем по машинописной копии АЧ.

  

  

  

   1890 г. Апреля 9. Я. П.

  

   Письмо ваше мне очень было приятно. То, что вы думали о противлении злу, совершенно верно, как вы и сами знаете.

   Иногда грустно думать, что наше общество находится в таком глубоком мраке, что нужны большие усилия - те самые, к[оторые] вы употребили и к[оторые] не многие способны сделать - чтобы вырваться, с одной стороны, из сетей формального ложного христианства, с другой - из революционного либерализма, владеющего печатью, и понять самые простые истины, вроде 2 X 2 = 4, в области нравственной, т. е. что не нужно делать того самого зла, с кот[орым] борешься. Ведь всё это кажущееся сложным, положение о непротивл[ении] злу, и возражения против него сводятся к тому, что вместо того, чтобы понимать, что сказано: злом или насилием не противься злу или насилию, понимается (мне даже кажется нарочно), что сказано не противься злу, т. е. потакай злу, будь к нему равнодушен; тогда как противиться злу, бороться с ним есть единственная внешняя задача христианства, и что правило о непрот[ивлении] злу сказано, как правило, каким образом бороться со злом самым успешным образом. Сказано: вы привыкли бороться со злом насилием, отплатой. Это нехорошее, дурное средство. Самое лучшее средство - не отплатой, а добром. Вроде того, как если бы кто бился отворять дверь наружу, когда она отворяется внутрь, и знающий сказал бы: не туда толкайте, а сюда тяните. - Но ведь это так только в нашем очень культурно отсталом обществе. В Америке, н[а]п[ример], вопрос этот 50 л[ет] тому назад разработан со всех сторон, и совестно говорить про это, вроде того, как доказывать теперь Коперникову (1) систему тем, к[оторые] бы ее оспаривали, как оспаривали Галилея. (2) Если хотите, возьмите в редакции Газеты Гацука (3) статью Балу (4) (одну из многих) об этом предмете. Так с одной стороны, говорю, иногда грустно на наше невежество, а с другое- видишь пользу этого; тот, кто, как вы, сам своим усилием пробьет эту кору лжи и непонимания, тот имеет задатки более твердого понимания и всего того, что связано с этим положением, чем тот, кому бы это разжевали и в рот положили. -

  

  

   (5) В одном вы только не правы, это в том, что вы робеете идти за рассуждением в вопросе о бешеных. В идее нельзя допускать ни малейшего компромисс. Компромисс выйдет неизбежно в практике (как вы верно говорите), и потому тем меньше можно допустить компромисс в теории. Если я хочу провести линию, близкую к математической прямой, я ни на секунду не должен допускать того, что прямая может быть не кратчайшее расстояние между двумя точками. Если я допущу, что бешеного можно запереть, то я должен допустить и то, что его должно убить. - А то что же он будет мучаться? Возьмите пример с бешеной собаки. И ее нельзя ни запереть, ни убить. - Если я допущу, что очень бешеного можно запереть, то и немного бешеного, то и меня, и вас можно и нужно окажется для кого-нибудь запереть. И не бойтесь, как вы испугались, рассуждать на этом пути. Если можно запирать, то будет то насилие, от к[оторого] теперь стонет мир - в России 100 т[ысяч] заключенных; а если нельзя, то что же будет такого страшного? То, что бешеный убьет меня, вас, мою дочь, вашу мать? Да что же тут такого страшного? Умереть мы все можем и должны. А дурного делать мы не должны. Но, во-первых, бешеные редко убивают; а если убивают, то ведь предмет, который надо жалеть, которому надо помогать, не я, которого может еще только убить бешеный, а он - наверное изуродованный, страдающий; и помогать надо ему, думать о нем. Если бы люди не позволяли себе для своей безопасности запирать и убивать тех бешеных и так называемых преступников, то они бы позаботились о том, чтобы не образовывались вновь бешеные и преступники. А то я знаю случай совершенно дикого человека, нищего 45 лет, к[оторый] бродяжил с дочерью и не ночевал зимой в избах и изнасильничал свою дочь; другой случай, мальчика 11 лет, убившего свою сестру 5 лет и сделавшего из ее жира свечу, чтобы при воровстве отворялись все запоры; третий случай, моего ученика школы, отданного в ученики, споенного средой, допившегося до болезни мозга, и, для спокойствия своих домашних и окружающих, отданного в сумашедший дом и там умершего; (6) все мы знаем Скублинскую. (7) Ну, и вот их всех посудят, потом запрут, чтобы они нам не мешали приготовлять еще таких же, и мы говорим, что жестоко бы было оставить их на воле. - Нет, если бы они были на воле, у нас не было бы диких людей, ходящих под проволоками телефонов, не было бы мальчиков, делающих свечи из жира сестер, не было бы допивающихся до бешенства токарей, не б[ыло] бы Скублинских.

   Очень рад буду прочесть то, что вы напишете о моем рассказе. (8) Я на-днях написал к нему послесловие, к[оторое] оказалось необходимым написать, так уж смело притворялись люди, что они не понимают того, что там написано.

   В Москве есть один мне близкий человек: Александр Никифорович Дунаев. Он служит в Торговом банке на Ильинке. Он может вам дать и послесловие, если вам понадобится, и другие мои писания ненапечатанные. -

   Помогай вам бог итти по тому пути, на к[оторый] вы стали: он единственный.

  

  

   На конверте: Москва, Петровский бульвар, 1-й Знаменский дер., д. Карепина. В. Кантеру.

  

  

   Печатается по фотографии с автографа. Автограф находится в Славянском отделе Нью-йоркской публичной библиотеки. За границей (в Швейцарии) впервые по-русски напечатано без даты и без предпоследнего абзаца в журнале "Свободная мысль" 1900, 2, стр. 55-56. В России впервые опубликовано в том же объеме с ошибочной датой "1900 г." в "Сочинениях графа Л. Н. Толстого", М. 1911, XX, стр. 292-294. Дата определяется записью в Дневнике Толстого 9 апреля (см. т. 51, стр. 33).

   Хаим-Вульф Липманович Кантер (William L. Kantor, р. 1866) - с октября 1890 г. эмигрант в США. В письме от 30 марта 1890 г. писал о "непротивлении злу злом", выражая свое единомыслие с Толстым.

  

   (1) Николай Коперник (1473-1543).

   (2) Галилей (1564-1642).

   (3) "Газета А. А. Гатцука" - еженедельная газета, издававшаяся в 1880-1891 гг. А. А. Гатцуком (1832-1891)

   (4) См. прим. к письму N 26.

   (5) Абзац редактора.

   (6) Крестьянин деревни Ясная Поляна Василий Николаевич Румянцев (1837-1882?), работавший токарем на самоварной фабрике Воронцова в Туле.

   (7) См. статью Толстого "По поводу дела Скублинской", т. 27, стр. 536.

   (8) Рукопись Кантера о "Крейцеровой сонате" не дошла до Толстого. Она была утеряна при переезде Кантера в Америку.

  

  

  

   1890 г. Апрель 9. Я. П.

  

   Очень рад был узнать про вас, В[иктор] Васильевич].

   То, что вы пишете про хотение, я вполне понимаю и нахожу справедливым. Вы называете требования совести, разума, божественного начала в человеке хотением и замечаете, что требования эти идут всё выше и выше. Это верно. В этом движении от низшего состояния к высшему, от большего и большего покорения животного начала духовному или личного, эгоистического- началу любви,-и состоит жизнь..... Я очень рад знать, что вы так думаете.

   Но если вы думаете так всей душой, то почему же вы недовольны своей внешней обстановкой? Никакие внешние условия не могут препятствовать достижению главной цели жизни-движению от низшего состояния к высшему, усовершенствованию в любви не в словах только, но, главное, на деле. Для того же, чтобы усовершенствовать себя в любви и подниматься от низшего состояния к высшему, всякие условия годятся, и даже чем хуже эти условия (в мирском смысле), т. е. чем враждебнее к вам люди, окружающие вас, чем менее они вас понимают, тем удобнее вам показать им любовь.

   "Если любите любящих вас, говорит Христос, что делаете особенного?"...

   И потому, отвечая на ваш вопрос: можете ли вы у меня заняться хлебопашеством, я отвечаю, во-первых, по отношению вас то, что совсем вам не нужно, для осуществления главной пели жизни, итти или ехать за 1000 верст, а там, где вы теперь (и где бы ни был человек), вы можете вполне делать дело божье, т. е. подниматься от низшего состояния к высшему, быть готовым, любя, служить людям: если они позволят, то служить, а если не позволят (что трудно допустить), то продолжать отвечать на все их требования с готовностью и любовью. По отношению же меня лично на вашу просьбу я отвечаю тем, что я, во-первых, у себя не хозяин, а во-вторых, и слаб, и болен, и едва ли буду работать.

   Так вот мое мнение, то, что если вы прислушаетесь к своему хотению, то вы никуда не пойдете, а останетесь у своих родных, перенося с смирением то мнение, которое они составили о вас, и с любовью отвечая на все их требования, если только они не противны вашей совести.

   Верьте, что то, что пишу, пишу перед богом, имея в виду только ваше благо. Попробуйте то, что вам я говорю, и через 3 месяца напишите мне, что будет.

  

  

   Печатается во машинописной копии из АЧ, ошибочно помеченной письмом к В. В. Рахманову. Дата копии подтверждается записью в Дневнике Толстого 9 апреля (см. т. 51, стр. 34).

   Виктор Васильевич Прозин (р. 1859 или 1860) - в то время сочувствовавший взглядам Толстого. Был у Толстого летом 1888 г.

   Ответ на письмо Прозина из Рогачева от 28 марта 1890 г.

  

  

  

   1890 г. Апреля 9. Я. П.

  

   Благодарствуйте, дорогой С[ергей] Александрович, за письмо и присылку прекрасных статей ваших. (1) Очень, очень радуюсь движению, кот[орое] вы подняли в этом направлении. (2) Надо не умолкать и не давать заснуть. Впрочем, есть свои судьбы такого рода движений. Если оно своевременно, дрова сухи, то разгорятся, если нет, то сколько ни трудись, ничего не будет. Разумеется, это не доказывает того, что можно сказать, что дрова сыры, и перестать раздувать. На том мы и живем только, что авось на что-нибудь пригодимся, и потому никогда нельзя перестать. Мне кажется, так же как и вы пишете, что время благоприятно. У меня лежит прекрасная статья д[окто]ра Алексеева: история борьбы против пьянства, и мне очень хочется написать к ней предисловие. (3) Разумеется, это для образованного класса. Образованный-то класс в этом отношении очень не образован. - Но всё не успею. Дел набирается перед смертью обратно пропорционально квадрат[у] расстояния.

   Не говорите, что вы не разделяете моих религиозных воззрений; мы оба с вами разделяем не воззрения, а учение общего нашего учителя Хр[иста]; и как мне, так и вам дорого только оно, его положительное учение любви к богу и ближнему, любви к врагам, требование делать другому то, что мы хотим, чтобы нам делали. И будем держаться этого, и будем вместе соединены любовью, как он заповедал нам, - то самое, что мы одного желаем всей душой, и тем сильнее, чем ближе мы подходим к плотской смерти, к к[оторой] мы оба, слава богу, уже очень близки.- Так и будем просто, несмотря ни на какие особенности наших поверхностных взглядов, в глубине души сердце[м] любить друг друга, как я и всегда, даже нехорошо (не так, как велит Хр[истос], если любите любящих вас...) любил вас.

  

  

   Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 9 апреля (см. т. 51, стр. 34).

   Сергей Александрович Рачинский (1833-1902) - ботаник, профессор, педагог. См. т. 61.

  

  

  

  

  

  

   Ответ на письмо Рачинского из Татева от 26 марта 1890 г., с которым Рачинский послал Толстому свои статьи о борьбе с пьянством (письмо Рачинского опубликовано в юбилейном сборнике: "Труды Публичной библиотеки СССР имени В. И. Ленина. Письма Толстого и к Толстому", Гиз, М.-Л. 1928, стр. 242-244).

  

   (1) Отдельные оттиски статей С. А. Рачинского: "Из записок сельского учителя" (из журнала "Русский вестник" 1889, 8, стр. 113-126) "Письмо к воспитанникам Казанской учительской семинарии" от 28 сентября 1889 г. (из "Прибавлений" к "Церковным ведомостям" 1890. N 3 от 13 января).

   (2) Во втором отрывке статьи "Из записок сельского учителя" Рачинский рассказывает о создании им Татевского общества трезвости и его работе.

   (3) Предисловие Толстого к книге П. С. Алексеева о пьянстве, начатое в начале 1890 г., было закончено 11 июня и напечатано под заглавием "Для чего люди одурманиваются?" в книге: П. С. Алексеев, "О пьянстве", изд. журнала "Русская мысль", М. 1891, стр. 1-27. См. т. 27.

  

  

  

   1890 г. Апреля 9. Я. П.

  

   Письмо, к[оторое] я вам написал, (1) Дмитрий Александрович, есть отчасти иллюстрация того, что я пишу в нем, что не надо готовиться говорить, когда не хочется, а говорить только то и тогда, когда хочется, а то выйдет ложь, как вы говорите. Так и в моем письме к вам ничего нет особенного, но мне неприятно о нем вспомнить; что-то не то. А вышло это п[отому], ч[то] я во что бы то ни стало решил написать вам. - Это навело меня на следующие мысли, к[оторые] хочется сообщить вам, а именно:

   (2) Одна из больших и более всего повредивших распространению христианства ошибок была та, что, как евреев внешним образом - обрезанием - присоединяли к вере, так и христиан внешним образом, крещением, присоединяли к вере. А ведь это совсем нелепо и невозможно. Христианство тем и отличается от еврейства и всех внешних религий (магометанство, церковность), что оно ничего не учреждает, а открывает людям идеал, к кот[орому] им свойственно стремиться, и идеал недостижимый, или достижимый в бесконечности. Идеал только направление - как солнце на пути человека. И потому христианином нельзя быть так же, как можно быть евреем, магомет[анином], церковникам. Нельзя сказать про себя или про другого, что я или он христианин, п[отому] ч[то] нет таких поступков, кот[орыми] бы я себя отличил от других как христианин. Еврей обрезался, соблюл субботу, магомет[анин] помолился 5 раз, отдал десятину бедным, церковник окрестился, поговел; но христианину нечего такого сделать. То, что ему нужно сделать - его идеал, отдать всего себя, всю свою жизнь в жертву богу и людям, он, очевидно, всего далеко еще не сделал. Так что же ему показать, чтобы выказать себя христианином? Нечего.

   Одно, что можно сказать, что христианин отличается от не христианина тем, что в жизни своей он руководится идеалом Христа, стремится к нему, в достижении его кладет свою жизнь, а не христианин не считает этого обязательным для себя, успокаиваясь исполнением внешних обрядов. Но и тут нельзя про себя сказать, что я христианин больше, чем не христианин, - татарин, поп и т. п. Как сказал какой-то писатель, "душа человека христианка". Это правда, и у еврея, несмотря на соблазн успокоения внешними обрядами, есть тоже, хотя и бессознательно, стремление к добру, к[оторое] указал нам Хр[истос]. А мы, исповедующие Христа, ведь бываем неровны: иногда мы точно всей душой готовы служить богу и людям, а иногда мы спим, как скоты, и не лучше, а хуже татарина, еврея или церковника, у к[оторых] заговорила душа. Так что христианина не только нет и не может быть в том грубом смысле, что окрестил Владим[ир] (3) и стали христиане, - но и в том смысле, что люди стараются исполнить всё учение Христа в жизни, ставят себе это главной целью, и то они не христиане, а живут Христовой истиной только временами, и называться христианами не то, что не имеют права, а название это неточно. Человек не озеро, а река, да еще река, как в степи, где местами пересыхает. Так что река то широка, то глубока, то мелка, то грязь одна, то мутна, то чиста, то быстра, то тиха; а всё одна. Так и человек, то к Христу близок, то к свинье. И надо это знать. И когда это знаешь, то легче подвигаться к Хр[исту] и уходить от свиньи. А если вообразить, что я христианин, стало быть, почти святой, то и не разберешь, где начинается свинья и кончается человек.- Есть христианское учение, есть христианский идеал, но христиан нет и не может быть. -

   Всё это я думал именно по случаю моего последнего ненатурального письма к вам. Как я ни хотел написать вам тогда хорошее письмо, - не мог. И не надо было писать. Надо уметь различать в себе человека от животного - только тогда можно поощрять человека и оставаться равнодушным к животному, не поощрять его. Всё это можно делать только, когда умеешь различать.-

   Вам пишу это особенно, п[отому] ч[то] по вашим письмам мне кажется, что вы близки к такому взгляду и согласитесь со мной.

   Мой привет вашей семье.

   Кто с вами теперь?

  

  

  

   Впервые почти полностью опубликовано в журнале "Голос Толстого и Единение" 1920, 2 (40), стр. 3. Дата, имеющаяся на машинописной копии, подтверждается записью в Дневнике Толстого 9 апреля (см. т. 51, стр. 34).

  

   (1) См. письмо N 54.

   (2) Абзац редактора.

   (3) Владимир Святославович, великий князь киевский. По летописным записям, скрестил" Русь в 988 г., княжил с 980 до 1015 г.

  

  

  

  

  

   1890 г. Апреля 25. Я. П.

  

   Петр Готфридович! Отвечаю вам и вашей жене вместе. Во-первых, благодарю вас за ваши письма и присылку книг и портрета. (1) Очень бы желал удосужиться, чтобы выучиться по-датски; но теперь нет времени. Послесловие я опять переработывал, и кажется, что оно улучшилось. И кажется тоже, что я уже не в силах более его переделывать. (2) Разные подробности о послесловии и комедии (3) передаст вам Ив[ан] Ив[анович].

   На ваши вопросы о воспитании и о религии ответить в письме не могу.

   На вопросы о боге, о загробной жизни, о смысле жизни, я, как умел, старался ответить в своей книге о жизни, и, простите мою самонадеянность, полагаю, что ответил достаточно ясно, но только для того, кто захочет со мной вместе итти с того места и тем путем, к[оторым] я иду. Во всяком случае, если я там не ответил, то в письме уже никак не отвечу на все эти вопросы, кот[орые] я, именно те же самые, ставил себе. Это ответ на 2-й ваш вопрос о религии.

   Ответ же на первый - о воспитании религиозном и нравственном - вытекает из 2-го. Воспитание волченка, ласточки и ребенка подчиняется одному закону: воспитываемый подчиняется, как нынче говорят, внушениям воспитателя, и потому для того, чтобы хорошо воспитать, надо самому быть хорошим. Всё воспитание в этом. И это очень радостно, п[отому] ч[то] лишнее побуждение к совершенствованию.

   Что же касается до ответов на вопросы, к[оторые] задают дети о боге, будущей жизни и т. п., то ответы эти не важны. Разумеется, лучше ответить разумно; но если бы и отвечать совершенный вздор, как это мы видим на опыте, как, н[а]п[ример], то, что бог троица послал своего сына искупить грехи и т. п., то это не беда. Дети, еще больше, чем большие, не верят словам и не обращают на них внимания, а верят делам. И потому опять всё сводится к примеру нравственной, доброй жизни. А для руководства в доброй жизни совсем не нужно знать, что такое бог, что будет на том свете и т. п. Добро ведь тогда только добро, когда делается без всякого ожидания наград, а только для добра, и потому делать его можно, не рассуждая ни о боге, ни о вечной жизни. И стоит начать делать его, чтобы увидать, что и бог и вечная жизнь и есть это самое делание добра. - Жму ваши руки и желаю вам всего хорошего.

  

  

  

   Печатается по машинописной копии из АЧ. Автограф находился у адресата в Копенгагене. Впервые опубликовано в сборнике "Летописи", 12, стр. 46. Дата машинописной копии.

   Петр Готфридович Ганзен (Hansen Peter Emanuel, 1846-1930) - датчанин, переводчик, писатель и педагог, принявший русское подданство. Перевел на датский язык ряд произведений Толстого; автор воспоминаний о Толстом "Пять дней в Ясной Поляне. (В апреле 1890 г.)" - "Исторический вестник" 1917, 1 (СХЬУП), стр. 140-161, и статьи "Толстой и Ибсен" - газета "Politiken", номер от 25 декабря 1917 г.

   Анна Васильевна Ганзен, рожд. Васильева,-вторая жена П. Г. Ганзена, переводчица.

   Ответ на письма П. Г. и А. В. Ганзен от 16 апреля 1890 г. по поводу переводов "Крейцеровой сонаты" и "Плодов просвещения" на датский язык и с вопросами о религиозном воспитании.

  

   (1) Портрет датского писателя Серен Обю Киркегора (Soren Kierkegaard, 1813-1855), представляющий фотографию с рисунка карандашом 1838 г., и две его книги: "Enten-Eller" ("Одно из двух") и "Stadien paa Lebens" ("Стадии жизненного пути").

   (2) Ганзен, кончавший в то время свой перевод "Крейцеровой сонаты" на датский язык, писал Толстому, что ожидает последнюю версию "Послесловия" для перевода и напечатания вместе с "Крейцеровой сонатой". Послесловие было привезено в Петербург И. И. Горбуновым-Посадовым, с которым было прислано и это письмо Толстого Ганзену.

   (3) Ганзен писал Толстому: "Не успел я еще приступить к переводу комедии Вашей.... "Плоды просвещения", а из Копенгагена уже сделали мне запрос о разрешении доставить ее на сцену в моем переводе. Насколько мне известно, театр этот - "Dagmartheatret" - пользуется хорошей репутацией, и весьма интересно посмотреть со временем, какой выйдет результат из этой попытки, которая, если состоится, является первой попыткой поставить русскую пьесу на датскую сцену"..

  

  

  

   1890 г. Апреля 27. Я. П.

  

   С большой радостью получил ваше длинное (жалею, что оно было не длиннее) и потом короткое [письмо] и каждый день собираюсь ответить и не успеваю: то письменные занятия (послесловие, к[оторое], кажется, кончил и послал в П[етер]б[ург] и Черткову, вам пришлю), то посетители, то теперь работа в поле, которой предаюсь с большой радостью. Не успеваю написать как следует, а письмо ваше остается неотвеченным. Хоть как придется напишу.

   (1) Благодарю вас за ваше письмо. Я его читал про себя и вслух жене и знакомому. Ваше суждение о смысле Кр[ейцеровой] Сонаты разумеется вполне верно. Вы меня знаете и понимаете лучше меня самого. И это не шутка. Во время процесса-иногда (особенно последний раз) болезненного прохождения через меня мыслей - я не успеваю их усвоить. И часто, от других слыша их, я понимаю яснее. А я не знаю никого, кто бы так тонко и верно понимая мои мысли, как вас. -

   Очень, очень рад был слышать о вас. Узнал о вас еще и по письму Пастухова. (2) Ни на ком больше, как на вас, не видно того, какое суеверие - телесное здоровье. Я знаю это и по себе. Не могу я так прыгать, бегать, как прежд[е], скоро не буду в состоянии так ходить и совсем ходить. Какая же разница? Разница в большей или меньшей степени одного из самых несущественных моих свойств. Вот если бы вы и я лишились бы способности любить. А этого нет. Про себя скажу, что с каждым годом, часом всё легче хоть не любить, а не злиться, прощать и радоваться на доброе. Уверен, что у вас тоже, и желаю вам одного этого.

   (3) Целую вас, вашу жену (4) и детей. Сколько старшему (5) теперь? В каком классе?

  

  

   Сейчас у меня Гайдебуров, (6) издат[ель] Недели, и читает ваше письмо. Я после перечту его еще и посмотрю, нет ли там вопросов. Тогда отвечу. Жена хочет рассказ напечатать в 13 томе. (7)

   Передайте мою любовь Буланже. (8) Если увидите Алмазова, (9) передайте ему просьбу, чтобы он не сердился на меня за то, что не отвечал на его прекрасное письмо, и благодарность за его муку, к[оторую] ем, его поминая. Он мне очень полюбился.

  

   На конверте: Воронеж. Гавриле Андреевичу Русанову.

  

  

   Впервые опубликовано с искажением в журнале "Вестник Европы" 1915, 3, стр. 17-18. Дата определяется почтовым штемпелем: "почтовый вагон, 28 апреля 1890" и записью в Дневнике Толстого 30 апреля о посещении Гайдебуровым Ясной Поляны 27 апреля (т. 51, стр. 39).

   Гавриил Андреевич Русанов (1845-1907) - воронежский помещик, бывший член окружного суда в Харькове, близкий знакомый Толстого, болевший сухоткой спинного мозга и лишенный возможности передвигаться. См. т. 63, стр. 217.

   Ответ на пространное (в 16 листов почтовой бумаги) письмо Русанова, датированное мартом - апрелем 1890 г. (в конце письма дата: "13 апреля 1890 г."; дополнения к письму датированы 15 апреля 1890 г.).

  

   (1) Абзац редактора.

   (2) См. прим. к письму N 74.

   (3) Абзац редактора.

   (4) Антонина Алексеевна Русанова (1855-1905). См. т. 73.

   (5) Старший сын Русанова Андрей (р. 1874), в то время перешел в шестой класс гимназии.

   (6) Павел Александрович Гайдебуров. См. прим. к письму N 167.

   (7) Повесть "Крейцерова соната" и "Послесловие" к ней были напечатаны в "Сочинениях графа Л. Н. Толстого. Часть тринадцатая. Произведения последних годов", М. 1890. Книга эта вышла в 1891 г.

   (8) Павел Александрович Буланже (1864-1925). См. о нем в т. 63, стр. 350. Живя в 1890 г. в Екатеринославе, Буланже вел переписку с Г. А. Русановым. В письме от 13 апреля Русанов цитирует письмо к нему Буланже о впечатлении, произведенном "Крейцеровой сонатой" на екатеринославское общество.

   (9) Алексей Иванович Алмазов (1838-1900), врач, живший в то время в своем имении в Воронежской губ.

  

  

  

   1890 г. Апреля 29. Я. П.

  

   Получил ваше очень приятное мне письмо, Эмилий Михайлович, и не отвечал тотчас же телеграммою, потому что был уверен, что И. И. Горбунов разъехался с вашим письмом и что вы получите от него Послесловие в то же время, как я получил ваше письмо.

  

  

  

  

  

   Я вообще не обращаю никакого внимания на издание моих писаний и переводов с них и только благодарен тем, которые их распространяют в какой бы то ни было форме. (1) Но вы, как я вижу из вашего письма, с такой серьезностью относитесь к этому делу, что я чувствую себя обязанным помочь вам, сколько могу, в этом деле.

   Если бы вы напечатали с Послесловием в первой версии, (2) то ничего дурного бы не было, так как в следующей версии прибавлено к нему не много и ничего не изменено; но кажется мне, что последняя будет яснее и полнее.

   Этому делу никогда не бывает конца. Я и теперь думаю о том же, и всё кажется, что нужно бы еще много уяснить и прибавить. И это понятно, потому что дело такой огромной важности и новизны, а силы, без ложной скромности говоря, так слабы и несоответственны значительности предмета.

   Поэтому я думаю, что всем надо работать, - тем, кого это, как вас, интересует сердечно, - всем надо разрабатывать этот предмет по мере сил своих. Если каждый с своей личной точки зрения скажет искренно то, что он думает и чувствует об этом предмете, то многое темное уяснится, привычно лживо скрытое откроется, кажущееся странным по непривычности видеть это перестанет казаться таким, и многое, кажущееся естественным по привычке жить дурно, перестанет казаться таким. По счастливой случайности я больше, чем другие, имел возможности обратить внимание общества на этот предмет. Надо, чтобы другие продолжали дело с разных сторон.

   Статья Стеда очень легкомысленна и даже нехороша. (3)

   Желаю вам успеха в этом деле и всего доброго.

  

  

   Печатается по копии из АЧ рукой В. Г. Черткова. Дата определяется записью в Дневнике Толстого 30 апреля: "29) Писал письмо... Диллону" (см. т. 51, стр. 39).

   Ответ на недатированное письмо Диллона на русском языке из Петербурга с почтовым штемпелем: "Москва, 23 апреля 1890", в котором Диллон сообщал, что перевел на английский язык "Крейцерову сонату" и "Послесловие" к ней по версии, привезенной П. Г. Ганзеном в Петербург; просил разрешения опубликовать его перевод в Англии, куда он должен был уехать через несколько дней.

  

   (1) Слово: форме поставлено в копии В. Г. Черткова в круглые скобки, вероятно взамен пропущенного Толстым слова.

   (2) То есть по предпоследней версии от 6 апреля 1890 г., привезенной из Ясной Поляны П. Г. Ганзеном.

   (3) Вильям-Томас Стад (Stead, 1849-1912), английский публицист, основавший в 1890 г. журнал "Review of Reviews". См. т. 64, стр. 216.

   Упомянутая Толстым статья Стада "The Story of the Month: Count Tolstoi's Kreutzer Sonata" - "Review of Reviews" 1890, 4 ("Литературная новинка месяца: Крейцерова Соната графа Толстого").

   По возвращении из Англии Диллон в письме к Толстому от 9 сентября 1890 г. сообщал "о своих безуспешных стараниях издать буквальный перевод "Крейцеровой сонаты". Диллон писал, что издатель Вальтер Скотт напечатал его перевод "Крейцеровой сонаты" со своими пропусками, "изуродовав оригинал".

  

  

  

  

  

  

  

  

  

   1890 г. Апреля 29. Я. П.

  

   Получил ваше письмо, дорогой Ф[едор] Алексеевич], и очень порадовался тому, как вы глубоко вникаете в нравственно-религиозные вопросы и верно понимаете их.

   Да, я так думаю, что брак есть не христианское учреждение. Христос никогда не женился, не женились и его ученики, и он никогда не учреждал брака, а обращаясь к людям, из которых одни были женаты, а другие нет, говорил: женатым, чтобы они не переменяли своих жен (разводясь), как это можно было по закону Моисея (Мф., V, 32), а не женатым, чтобы они, если могут, то лучше не женились бы (Мф., XIX, 10-12). И тем же и другим говорил, чтобы они понимали, что главный грех состоит в том, чтобы смотреть на женщину, как на предмет наслаждения (Мф., V, 28) (само собой разумеется, что то же надо понимать и со стороны женщины по отношению мужчин).

   Из этих положений естественно вытекают следующие практические нравственные выводы:

   1) Не смотреть, как теперь смотрят, что каждому молодому человеку, мужчине, девушке, нужно непременно вступить в брак, а, напротив, смотреть так, что каждому человеку, мужчине и женщине, лучше всего соблюсти свою чистоту для того, чтобы ничто не мешало отдать все свои силы на служение богу.

   2) Не смотреть, как теперь, на падение человека, мужчины или женщины, т. е. на вступление в половое общение, как на ошибку, которую можно исправить вступлением в половое общение (в виде брака) с другим лицом, или даже как на простительное удовлетворение потребности, или даже удовольствие; а смотреть на первое вступление в половое общение кого бы то ни было, с кем бы то ни было, как на вступление в неразрывный брав (Мф., XIX, 4-6), обязывающее брачущихся к определенной деятельности, служащей искуплением совершенного греха.

   3) Не смотреть на брак, как теперь, как на разрешение удовлетворения плотской похоти, а как на грех, требующий своего искупления. Искупление же греха состоит, во-первых, - в освобождении себя, помогая в этом друг другу, обоим супругам от похоти и достижения насколько возможно установления между собой отношений не любовников, а брата и сестры; и, во-вторых, в воспитании тех детей, будущих служителей богу, которые возникнут от брака.

   Разница такого взгляда на брак от того, который существует, очень большая: точно так же будут жениться и выходить замуж; точно так же родители будут заботиться о том, чтобы женить и выдавать замуж детей; но разница большая в том, когда удовлетворение похоти считается возвышенным, законным и самым большим счастием на свете, или когда оно считается грехом; человек, следуя христианскому учению, женится только тогда, когда он будет чувствовать, что не может поступить иначе, и, женившись, будет не предаваться похоти, а стремиться к укрощению ее (мужчина так же, как и женщина); родители, заботясь о духовном благе своих детей, не будут считать необходимым женить каждого и выдавать замуж, а женят и выдадут замуж (т. е. посоветуют им, облегчат им падение) только тех, которые не в силах удержать чистоту, и тогда когда будет ясно, что дети не могут жить иначе. Супруги не будут гордиться, как это бывает теперь, большим количеством, детей, а напротив, стремясь к чистоте жизни, будут радоваться тому, что у них мало детей и они могут посвятить все свои силы на воспитание тех своих детей, которые уже есть, и тех чужих детей, которым они могут служить, если они хотят служить богу воспитанием будущих служителей ему. Разница будет та, которая есть между людьми, которые употребляют только пищу п[отому], ч[то] не могут обойтись без этого, и потому стараются как можно меньше тратить времени, сил и внимания на приготовление и потребление пищи, и теми, которые кладут в придумывание, приспособление, увеличение вкуса и в потребление пищи главный интерес жизни, как это до последней степени доводили римляне, которые принимали рвотное, чтобы быть в состоянии опять есть. Совершенно то же самое - средства, употребляемые для нерождения детей.

   Я написал об этом предмете послесловие к Крейцеровой Сонате, которое, когда оно будет готово, сообщу вам. Очень, очень радуюсь тому единению духовному, которое чувствую с вами, и не удивляюсь ему, потому что мы черпали из одного источника. Целую вас и ваших семейных и друзей.

   Ваше толкование слов: "кроме вины любодеяния" я нахожу по духу верным, но слишком искусственным, каким я признаю - некоторые толкования из: "В чем моя вера?" (1) Дух один: чем целомудреннее, тем ближе к учению Христа. И это всякий знает и чувствует всем существом.

  

  

   Печатается по рукописной копии из АЧ. Автограф, по сообщению адресата, сгорел. Впервые, почти полностью, опубликовано в сборнике "О половом вопросе. Мысли Л. Н. Толстого, собранные Владимиром Чертковым", изд. "Свободное слово", Christchurch, Hants, England, 1901, стр. 47-50. Дата определяется записью в Дневнике Толстого 30 апреля: "29) Писал письмо Желтову" (см. т. 51, стр. 39).

   Ответ на письмо Ф. А. Желтова из села Богородского, Нижегородской губ., от 12 апреля 1890 г., сообщавшего свои мысли о половой жизни и о браке в связи с чтением им "Крейцеровой сонаты".

  

   (1) Желтов писал по поводу толкования указанных слов евангелия в шестой главе книги Толстого "В чем моя вера?".

   На письмо Толстого Желтов ответил письмом от 21 мая 1890 г.

  

  

  

   1890 г. Март - апрель? Я. П.

  

   Я всей душой сочувствую всякого рода борьбе против этого страшного бедствия и полагаю, что в наше время всякому мыслящему человеку, ввиду всего происходящего от пьянства зла, нельзя оставаться к этому вопросу безразличным, а надо или сказать себе, что для меня гораздо важнее иметь удовольствие выпить, когда мне хочется, и угостить приятелей, чем знать то, что я помогаю этим погибели народа, и потому я, не обращая на это никакого внимания, буду продолжать пить в свое удовольствие и угощать других, или сказать себе, что я как мыслящий и честный человек, видя всё зло, происходящее от употребления вина, не могу участвовать в этом зле и потому не буду ни пить, как бы то мало ни было, ни угощать других, ни равнодушно смотреть, как люди будут отравлять себя. И я очень радуюсь тому, что чаще и чаще встречаю людей последнего разряда, к которым принадлежите вы и от кот[орых] зависит спасение нашего народа от страшного, давящего его бедствия.

  

  

   Печатается по машинописной копии из АЧ, сверенной с рукописной копией. Впервые опубликовано в сборнике "Летописи", 12, стр. 52. Дата рукописное копии.

  

  

  

   1890 г. Апреля 30. Я. П.

  

   Прочел ваше письмо к Пастухову, (1) дорогой Анатолий Степанович, и не скажу, чтобы я опечалился его содержанием. Вы знаете так же, как я, что дороги и важны не общины, а люди и их отношения между собой. Если бы можно было жить не греша или скорее не выбираясь из греха, то было бы царство бога на земле, и трудно представить себе, зачем бы жить.

   То, что происходит между вами, не есть помеха в жизни, задержка, которую надо как-нибудь перескочить и потом жить, а эти-то затруднения и есть сама жизнь, на которую надо направлять всё свое внимание и всю способность смирения, самоотречения в любви, посредством которых только и можно преодолеть эти кажущиеся трудности и [перейти] (2) от смерти к жизни.

   Главное препятствие мне всегда представляется в такого рода затруднениях это гордость, тщеславие, забота о славе людской, о том, что скажут. Если хорошенько поискать в своей душе и отыскать запрятавшиеся по углам и скрывающиеся под другими названиями остатки этих грехов, - отыскать и выкинуть, то все затруднения уничтожаются. Ну прекрасно, ну я непоследователен, ну я легкомыслен, ну я лжив, ну я дрянь, но только бы никто не сердился на меня, не страдал бы из-за меня, только бы я мог внести в отношения людей больше любви и согласия. Стоит сказать себе это, и всё разрешается, точно как вынули маленькую соринку, из-за которой винт не входил на свое место.

   Пишу это не к вам исключительно, но к Исааку, (3) и вашим сотоварищам и друзьям.

   В практическом отношении смело даю (4) совет, в правде которого и приложимости которого не могу сомневаться.

   Есть в шахматах задача, называемая проблемой коня, она решается сложнейшим математическим вычислением высшей математики; и существуют томы, написанных о ней выч