Толстой Лев Николаевич - Том 65, Письма 1890-1891 (январь-июнь), Полное собрание сочинений

ислений, и всё решения полного нет. И вместе с тем решается эта задача несомненно самым простым, понятным каждому, практическим способом: всякий ход должен быть сделан на такую клетку, с которой наименьшее число ходов.

   То же самое в жизненных вопросах, когда их хочешь решить наивысшим по отношению нравственности способом; существует такой простой практический прием: избрать тот поступок, при котором, при равном нравственном- значении, наименьшая перемена, наименьшая практическая деятельность.

   Так и при вашем вопросе: продолжать ли общину или разъехаться? спросите себя, при какой альтернативе меньше хлопот, меньше надо предпринимать. Это и будет более нравственно, будет то, что должно делать. Для того же, чтобы спокойно взвесить это, надо изгнать всякое воспоминание о долгах должников наших, вызвать любовь.

   И это вы наверное уже сделали. Помогай вам бог.

   Важнее всех общин в мире попросить прощения у человека, который сердится на меня. В этом одном жизнь.

   Пишу, чувствуя вас всей душой и любя вас, и Исаака, и ваших жен и детей.

  

  

   Печатается по машинописной копии из АЧ. Подлинник был отобран жандармами в Туле в 1911-1913 гг., вместе с большинством писем Толстого к Буткевичу при аресте врача Г. Д. Лейтейзена, везшего эти письма Черткову. Впервые опубликовано в сборнике "Летописи", 12, стр. 50-51. Дата копии подтверждается записью в Дневнике Толстого 30 апреля (см. т. 51, стр. 38).

   Анатолий Степанович Буткевич (1869-1942) - ученый пчеловод, знакомый Толстого с 1886 г.; автор воспоминаний о Толстом. В 1889 г. и первой половине 1890 г. жил в Глодосской земледельческой общине, основанной И. Б. Файнерманом.

   Ответ на письмо Буткевича к А. А. Пастухову (см. письмо N 74) от 8 апреля 1890 г., пересланное последним Толстому. Буткевич писал о разногласиях среда членов Глодосской общины и о возможности ее ликвидации; высказывал свои мысли о неудачах в построении общинной жизни.

  

   (1) В копии ошибочно: Пастуховой

   (2) В копии точки, означающие неразборчивое слово, дополненное по смыслу.

   (3) И. Б. Файнерман.

  

  

  

   (4) В копии ошибочно: дают

   На письмо Толстого Буткевич отвечал из Глодосс письмом от 2 июня 1890 г.

  

  

  

   1890 г. Апреля 30. Я. П.

  

   Спасибо за ваше письмо, А[лексей] Алексеевич, и за хорошие вести о Дольнере и Русанове. От Русанова я получил письмо. (1)

   В деле Файнермана, т. е. в размолвке, я еще не вижу ничего дурного. Без этого не может быть; только бы они не торопились, не смотрели бы на эти недоразумения, как на помеху для жизни. Ведь устранение этих недоразумений, развязывание их и составляет самую жизнь. Я уверен, что они развяжут грех. Я писал Буткевичу. (2)

   Радуюсь очень за вас, что вы переезжаете к Дольнеру, и главное тому кроткому и доброму настроению, в котором находитесь.

   Теперь весна, люди передвигаются и ко мне заходят и заезжают. То был Горбунов, то Рахманов, то Буткевич. (3) Теперь Золотарев. (4) И всё такие светлые, сильные, радостные. Помоги и вам бог быть таким.

   Посылать вам не стоит того, что есть. Я не знаю, что есть; Маши нет дома. (5) Да пусть она пришлет сама.

   А вы зайдите к моей сестре, (6) передайте ей мой поклон и напишите о ней, что жива ли, здорова ли.

  

  

   Печатается по машинописной копии из АЧ. Автограф сгорел. Впервые опубликовано в сборнике "Летописи", 12, стр. 48. Дата копии подтверждается записью в Дневнике Толстого 30 апреля (см. т. 51, стр. 38).

   Алексей Алексеевич Пастухов (р. 1868) - бывший воспитанник Академии художеств, с 1889 г. учитель рисования сначала в Белеве, потом в Туле. См. т. 64, стр. 300-301.

  

  

   Ответ на письмо Пастухова из Белова от 15 апреля 1890 г., в котором Пастухов писал о разногласиях в Глодосской общине Файнермана и сообщал, что пересылает письмо об этом А. С. Буткевича к нему (см. прим. к предыдущему письму); кроме того, Пастухов упоминал о своем посещении Дольнера и Русанова в Воронеже и передавал свои впечатления от этого посещения.

  

   (1) См. прим. к письму N 69.

   (2) См. предыдущее письмо.

   (3) Андрей Степанович Буткевич (1865-1948), врач, брат Анатолия Степановича Буткевича. В 1890 и 1891 гг. жил на хуторе в Одоевском уезде близ г. Крапивны и нередко бывал в Ясной Поляне по дороге с хутора в Тулу.

   (4) О В. П. Золотареве см. в прим. к письму N 84.

   (5) Пастухов писал о своем желании переписать "Крейцерову сонату", прося Марию Львовну выслать для этого экземпляр повести.

   (6) Мария Николаевна Толстая(1830-1912), в то время монахиня Шамординского женского монастыря. См. о ней в т. 59.

  

  

  

   1890 г. Апреля 30. Я. П.

  

   Долго не отвечал вам, дорогой Евгений Иванович. Простите. Отвечать, по правде сказать, было нечего.

   Мысли ваши о боге я понял, но неясно, как и выражены. Вы говорите: зачем писать определения бога? Я совершенно согласен с вами. Я написал тогда, потому что Чертков просил меня сказать самым хотя бы неопределенным образом. "Я могу, пойму с полуслова, что вы думаете, когда произносите слово бог". (1) И таким образом, именно, не желая определять бога, как в Богословиях, а как то думает Матью Арнольд, (2) объясняя, что он подразумевает под словом "бог", когда его употребляет. Такое определение не опасно. Но и то лучше не делать этого.

   Нынче приехал милый Золотарев и рассказал про вас всё хорошее, именно, что вы находите поддержку духовную в сознании того, что жизнь только в настоящем.

   Представьте себе, что последнее время я это самое вызываю в себе, молюсь так, кроме "Отче наш", в котором ведь это самое сказано. Говорю я себе так: "Жизнь твоя и благо твое не в том, чтобы вызывать известное духовное состояние в известном человеке, не в том, чтобы написать хорошо и ясно то-то и то-то, не в том, чтобы вспахать, посеять, помочь материально или духовно тому-то (о том, что жизнь не в своем личном наслаждении - к этому в сознании уже привык, хотя и страшно далек от этого на практике); жизнь твоя в том, чтобы сейчас, теперь всё свое внимание употребить на то, чтобы поступить наилучшим образом, по-божески в эту минуту, не рассчитывая на то, что из этого выйдет - главное не рассчитывать, что выйдет, зная вперед, что, делая, мы не можем знать, что выйдет, зная то, что никакое совершенство - ни ума, ни силы, ни доброты- недоступно человеку, а только одно: соответствие меня, какой есмь, требованиям настоящей минуты, а для соответствия этого не нужно ничего, ни здоровья, ни ума, ни спокойствия; нет такого положения, в котором я не мог бы достигнуть этого соответствия: я могу его достигнуть и больной, и глупый, и в самой большой суете.

   Так ли вы думаете? Целую вас. Что жена (3) пишет? Как живет? Я живу хорошо, жизнь полна и радостна, насколько достигаю этого соответствия.

  

  

  

   Печатается по машинописной копии из АЧ. Впервые опубликовано в ПТС, I, N 151, стр. 189-190. Дата копии подтверждается записью в Дневнике Толстого 30 апреля (см. т. 51, стр. 38).

   Ответ на недатированное письмо Попова из Москвы с почтовым штемпелем: "Москва, 14 апреля 1890", в котором Попов спрашивал, как Толстой определяет слово "бог".

  

   (1) Цитата из письма В. Г. Черткова от 19 мая 1887 г. См. т. 86, стр. 59.

   (2) Mathew Arnold (1822-1888), английский богослов, критик и поэт.

   (3) Елена Александровна Попова, рожд. Зотова.

  

  

  

   1890 г. Апреля 30. Я. П.

  

   Спасибо за письмо, Иван Дмитриевич. В особенности спасибо за то, что пишете радостного и хорошего об Алехине и общине.

   Я всегда видел в нем способность и потребность судить себя, каяться, а при этой способности человек всегда идет вперед. Я живу хорошо, начал работать, чего никак не ожидал по слабости сил; но до сих пор - ничего. Часто заходят и заезжают: то был Буткевич Андр[ей], то Горбунов, то Рахманов (он пошел к Алехину), то теперь (нынче пришел) Золотарев; (1) он едет к отцу в Черниговск[ую] губернию. Все они такие светлые, растущие и спокойные, твердые, что сердце радуется. Золотарев тоже один из тех будет, к[оторые], как Поша, и вы, и Ге, и Рубан, (2) Хилков и Прокопенко, (3) и еще, вероятно, некоторые, к[оторые] просто избирают самую естественную и серую жизнь, не приобретая для этого, но пользуясь для этого тем, что есть. И я думаю, что это одно из хороших положений.

   Целую вас и Пошу.

  

  

   Лепоринская лучше бы не приезжала, как бы не было греха от этого. (4)

  

   На конверте: Кострома. Павлу Ивановичу Бирюкову. Для И. Д. Ругана.

  

  

   Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 30 апреля (см. т. 51, стр. 38).

   Иван Дмитриевич Ругин (р. 1866) - в начале 1890 г. работал в смоленской общине А. В. Алехина Шевелево, затем на хуторе П.И. Бирюкова в Костромской губ. См. т. 64, стр. 315.

   Ответ на письмо Ругина с хутора Бирюкова от 23 апреля 1890 г., сообщавшего о причинах своего ухода из общины и о впечатлении от знакомства с А. В. Алехиным.

  

   (1) Василий Петрович Золотарев. См. прим. к письму N 84.

   (2) О Григории Семеновиче Рубан-Щуровском см. прим. к письму N 212.

   (3) Семен Павлович Прокопенко (р. 1865), участник Харьковской общины, основанной М. В. Алехиным.

   (4) Ругин сообщал, что в Ясную Поляну намеревается приехать фельдшерица Лепоринская и что Марии Львовне, лечившей окрестных крестьян, полезно бы было с ней познакомиться. Толстой высказывал по этому поводу опасения, что приездом Лепоринской будет недовольна Софья Андреевна, которая не сочувствовала занятиям дочери медициной.

  

  

  

   1890 г. Апреля 30. Я. П.

  

   Да, Дмитрий Александрович, вы верно замечаете, что, хотя и нельзя себя назвать и считать христианином по жизни и делам, все-таки есть различие между человеком, к[оторый] ставит перед собой идеал Христа, в приближении к нему кладет благо своем жизни, и тем, к[оторый] этого не делает и не считает для себя учение Христа обязательным. Различие это есть, и мы его знаем по себе, по разным периодам своей жизни; но чем меньше мы будем обращать на него внимание, тем легче будет для нас самих, тем легче нам будет любить людей и не делать между ними подразделений. -

  

  

  

   Нет, я не думаю, чтобы вы обманывали себя. Если же замечу, с радостью скажу вам. И вы то же делайте со мной.-

   Весной передвижение, и беспрестанно ко мне заходят люди молодые - светлые, спокойные, чистые, радостные. То был Буткевич Андрей, то Рахманов, его шурин, врач же, то Горбунов, то теперь Золотарев Черниговский - едет к отцу. И письма получаю такие же радостные. -

   Письмо Т[регубова] (1) показывает, что его мысль работает по верному направлению, но что он не додумался еще до конца и напрасно робеет перед тем, в чем нет ничего страшного - именно в том, что брака христианского никогда не было и быть не может, как никогда не б[ыло] собственности христианской и мн[огого] др[угого]. Но есть отношение христианское к браку, как и к собственности. Отношение христианина к собственности то, что хотя я рубаху и считаю своею, но все-таки считаю нужным отдать ее, когда ее потребует другой, также и к браку отношение христианина то, что мое соединение с женщиной есть самый законный, неразрывный брак и что в этом браке я должен стремиться с женою своей к 2-м делам, во 1-х, к наилучшему перед богом воспитанию детей наших и, во 2-х, к освобождению нас обоих от соблазна похоти по мере сил и установлению вместо любовно плотских любовно духовных отношений. Если только понимать хорошо и ясно, что падение грех, соединение с женщиной есть не, как теперь считается, дело поправимое с другою, а есть единственный неразрывный брак, составляющий искупление греха, то ясно, что только при таком взгляде может увеличиваться целомудрие людей.

   (2) Ну, пока прощайте. Что ваша высылка? (3) Привет вашей жене и матери.

  

  

  

   Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 30 апреля (см. т. 51, стр. 38).

   Письмо Хилкова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

  

   (1) Иван Михайлович Трегубов (1858-1931). См. о нем в т. 66. Упоминаемое Толстым письмо Трегубова неизвестно.

   (2) Абзац редактора.

   (3) Хилков был выслан в 1892 г. на Кавказ.

  

  

   1890 г. Мая 18. Я. П.

  

   Получил и вашу книгу, (1) и ваше письмо, дорогой Николай Николаевич. Из книги вашей начал читать то, чего не читал: атмосферн[ые] явления (2) и след[ующее]. (3) Теперь прочту, что вы указываете. (4) Я заболел дней 18 тому назад и теперь еще не справился. И болезнь очень хорошо, особенно при тех заботах, к[оторыми] я окружен, и так мало страданий, и так много поучительн[ого], подвигающего. -

   Почему вы говорите, что не оценю вполне теперь ни одного из ваших писаний? Нет, оценю и оценяю - и очень - все ваши работы научной критики и философии и жду еще многого для себя и для других просветительного в этой области. Поездка (5) мне скорее не нравится - именно тем, чем она нравится гр. Алекс[андре] Андревне (не Алексевне) Т[олстой]. И утверждение о том, что повторение десятки раз сряду одних и тех же слов может быть не отвратительно по своему безумно и кощунственно механическому отношению к богу, мне очень противно. Противно, п[отому] ч[то] вредно. Надо нам, старикам, глядя уже туда, помогать людям распутываться, а не запутываться. - Ну, простите ради Христа. Ошибаюсь ли, нет ли, но перед богом считаю своей обязанностью сказать вам это. Мне всегда душевно больно, когда я вижу в вас эти черты умышленного принижения своего духовного я во имя чего-то такого мелкого, ничтожного, как привычка, семья, народ, церковь. Я знаю, что вы можете повторить: семья! народ! церковь! (6) ничтожное; но от этого отношение вашего духовного, божеского я к этим названиям игрушек человеческих не станет другим. Нельзя итти назад. У меня есть очень умный знакомый Орлов, (7) к[оторый] говорят: я верю, как мужик, в Христа, бога и во всё. Но ведь это нельзя. Если он верит, как мужик, в Христа, то этим самым он говорит, что верит совсем не так, как мужик. Мужик верит так, как верили и верят величайшие мудрецы, до которых он может подняться, отцы и святители, т. е. верит в самое высшее, что еле-еле может понять. И прекрасно делает. И так надо делать и нам, чтобы у нас была вера, к[оторая] бы выдержала в смертный час, quand il faudra parler francais, как говорит Montaigne. (8) Да и как же нам верить в символ веры и его догматы, когда мы его со всех сторон видим и знаем до подробностей, как он сделан и как сделаны все его догматы. Мужик может, а мы не можем. И если брать уроки у народа, то не в том, чтобы верить в то, во что он верит, а в том, чтобы уметь избирать предмет своей веры так высоко, как только можно, - покуда хватает духовный взор. Опять простите. И не спорьте, хотя бы я был не прав; а в ответ напишите мне о моих слабостях, те, к[оторые] вы видите, а я не вижу, да поядовитей, потемирязевскее, (9) и к[оторых] вы не можете не видеть.

   А то на что бы и дружба.

   Я без шуток прошу об этом.

  

  

   Прочел и Роков[ой] Вопр[ос], (10) и Перелом, (11) и письма. (12)

   Понравилось мне очень характеристика нигилизма. Очень верно и ясно. -

   Роковой же В[опрос] и Пер[елом], как и всё славянофильское, - простите, простите - ужасно молодо. Ну что, как вам на смертном одре напомнят Рок[овой] воп[рос] и всё славянофильство, как вы презрительно и грустно улыбнетесь. - Я как будто нарочно раздразниваю вас, чтобы вы мне сказали, что вы в самые желчные минуты думаете о моих недостатках. Ведь мне это нужно. Радуюсь, что вы обещаетесь к нам приехать.

   Заключение спора о Дарвинизме (13) мне понравилось.

  

  

   Впервые опубликовано в ПС, 12, стр. 402-403. Датируется на основании пометы Страхова.

   Николаи Николаевич Страхов (1828-1896) - литературный критик и философ-идеалист, был в дружеских отношениях с Толстым. См. т. 62.

   Ответ на письмо Страхова от 24 апреля 1890 г. из Петербурга. См. ПС, стр. 399-401.

  

   (1) Второе издание книги Н. Н. Страхова "Борьба с Западом в нашей литературе", книжка вторая, СПб. 1890.

   (2) "Воздушные явления" - вторая статья из отдела "Ряд статей о русской литературе".

   (3) По сохранившемуся в яснополянской библиотеке Толстого экземпляру этой книги Страхова можно видеть, что Толстой прочел после статьи "Воздушные явления" только статью "Герцен о Париже и старой Польше" (стр. 209-217).

   (4) В письме от 24 апреля Страхов просил Толстого прочесть предисловие ко второму изданию книги "Борьба с Западом".

   (5) Вместе с письмом к С. А. Толстой от 22 января 1890 г. Страхов прислал для Толстого свою статью "Воспоминание о поездке на Афон" - отдельный оттиск из журнала "Русский вестник" 1889,10, где статья была впервые напечатана на стр. 120-144.

   (6) Слово: церковь было выпущено в указанной публикации письма по цензурным соображениям.

   (7) Владимир Федорович Орлов (1843-1898), учитель. См. т. 63, стр. 82.

   (8) Michel de Montaigne (Мишель де Монтэнь, 1533-1592), французский философ и писатель-гуманист, автор сочинения "Essais" ("Опыты"). В восемнадцатой главе тома I Монтэнь говорит: "A ce dernier role de la mort et de nous il n'ya plus que feindre, il faut parler francais" ("В этой последней, предсмертной роли нельзя более притворяться, надо говорить по-французски"). Слова эти отчеркнуты Толстым в сохранившемся в яснополянской библиотеке экземпляре книги: Montaigne, "Essais", Edition complete en quatre volumes. G. Charpentier et C-ie editeurs, Paris. Page 84 (Монтэнь, "Опыты". Полное издание в четырех томах Г. Шарпантье и К®. Париж, стр. 84). Богослужение католической церкви совершается на латинском языке, и словами о том, что перед смертью надо говорить по-французски, Монтэнь выражает уверенность, что в эти минуты недопустима никакая искусственность в поведении человека.

   (9) Климент Аркадьевич Тимирязев (1843-1920), великий русский ученый, ботаник, член Академии наук; продолжатель учения Дарвина и популяризатор его; основоположник современного учения о фотосинтезе. Приветствовал Великую Октябрьскую революцию 1917 г. и вступил в ряды членов Российской коммунистической партии большевиков. Тимирязев вел полемику со Страховым в 1887-1889 гг. по поводу книги Н. Я. Данилевского "Дарвинизм".

   (10) "Роковой вопрос" - отдел во втором издании указанной книги Страхова (названный по заглавию первой входящей в него статьи- о польском восстании), стр. 111-146.

   (11) Первая статья в отделе "Ряд статей о русской литературе", стр. 147-175.

   (12) В той же книге Страхова напечатаны "Письма о нигилизме", стр. 110.

   (13) Статья "Спор из-за книг Н. Я. Данилевского", стр. 542-567.

   Ответ Страхова от 21 мая опубликован в ПС, стр. 403-406.

  

  

  

   1890 г. Мая 21-22. Я. П.

  

   Хоть несколько слов напишу вам, милый друг Поша, чтобы вы знали про меня настоящее. Был болен, три припадка желтухи, очень ослабел. Теперь, кажется, лучше, но душевно, слава богу, очень хорошо и было и есть. Пишите поподробнее про себя, про свое душевное состояние. Мы все живем и растем, и что вы мне писали о том, что чувствуете совершающийся не переворот, а ступень - я так понял - меня интересует, и п[отому] ч(то] люблю вас, и п[отому] ч[то] это общий всем нам процесс. Процесс этот с старостью не кончается.

   (1) Чем заняты? Какая доля физич[еской], какая умственной работы? Каковы отношения с людьми? Что И[ван] Дмитриевич]? (2) Целую его.

   (3) У меня б[ыл] во время болезни Хилков. Я сошелся с ним еще ближе. Были Дунаев, Золотарев Василий, Рахманов, Пастухов. Знаете ли вы его? Из Академ[ии] Худож[еств]. Файнермад поехал к Алехину. (4) Митроф[ан] Алех[ин] приглашает в свою. У него мало народа. (5) Буткевич Ан[атолий] остался в Глодоссах. Я не знаю, что вы знаете с Иваном Дмитриевичем, чего нет. Да все эти передвижения, не могу ими интересоваться. Движение же духовное, как весною. Не успеешь заметить один распустивш[ийся] цвет[ок], как зацветает другой, а тот завязывается. И это не мечта, а самая реальная реальность. Целую вас.

  

  

  

   Впервые напечатано (не вполне точно) в Б, III, стр. 147. Дата определяется следующими данными: письмо написано не ранее 21 мая, так как в этот день, судя по Дневнику Толстого, из Ясной Поляны уехал Дунаев, о котором Толстой пишет Бирюкову, что он "был" у него, и не позднее 22 мая, когда к Толстому приехал М. Н. Чистяков (см. прим. 3 к письму N 87), не отмеченный в числе посетителей в настоящем письме. Карандашную дату Бирюкова на автографе "15 м. 1890", сделанную в позднейшие годы, приходится считать ошибочной.

   Письма Бирюкова к Толстому за март и апрель не сохранились.

  

   (1) Абзац редактора.

   (2) И. Д. Руган.

   (3) Абзац редактора.

   (4) В середине мая 1890 г. Файнерман переехал с семьей из Херсовской губ. в смоленскую общину Шевелево.

   (5) Община "Байрачная" в 18 километрах от Харькова при хуторе Байрак.

  

  

  

   1890 г. Мая 21-22. Я. П.

  

   Спасибо вам за оба ваши письма, милый друг Вас[илий] Петрович, и за статью. Вчера ее вслух прочел Дунаев и так же, как другие, одобрил. Только смотрите, подавляйте тщеславие писательское, если будете подниматься. А радостно, что имеете способность выражать мысли, и старайтесь выражать их (учитесь, практикуйтесь) как можно яснее и короче. Это всем нужно и важно.

   Ваше столкновение с родственником мне очень понравилось. Я не только верю, но знаю несомненно, что нет того человека, которого не победила бы кротость и смирение Христовы, если только мы сумели от души последовать им не перед людьми, а перед богом.

   Я после вас поехал к брату и там заболел, и было поправился, и опять заболел, - всё тою же желтухой. Теперь здоровье лучше, но духовное состояние, слава богу, было неизменно хорошо и во время болезни. Был у меня после вас Хилков, он рассказывал про Алехина, который был у него. Община Глодосская расстроилась, но люди, слава богу, растут. Помоги вам бог жить по его воле там, где вы живете, с вашим отцом.

  

  

   Печатается по машинописной копии из АЧ. Дата определяется сопоставлением слов письма о чтении статьи Золотарева Дунаевым и записей в Дневнике Толстого от 20 и 21 мая о пребывании в эти дни в Ясной Поляне Дунаева, уехавшего 21 мая.

   Василий Петрович Золотарев (р. 1866) - сын черниговского купца-старообрядца Петра Ивановича Золотарева; участник смоленской общины Шевелево. В то время, по просьбе старика отца, вернулся к нему, на родину.

   Ответ на письма Золотарева от 6 и 15 мая 1890 г. В первом из них Золотарев описывал свое столкновение с богатым купцом, его родственником, "требовавшим" от него поклонения иконам. Во втором сообщал о посылке им Толстому рукописи своей статьи о "Крейцеровой сонате" (напечатана она не была).

  

  

   1890 г. Мая 25-26. Я. П.

  

   Г-ну Файвелю Гецу.

  

   Я прочел тогда же все те книги, которые вы оставили мне, и прочел теперь ваше письмо.

   Во-первых, вы приписываете моему (да и всякому) слову значение, которого оно не имеет и сотой доли; во 2-х, вы невольно переносите воображением в меня всю ту страстность желания улучшения материального положения евреев и возмущения за переносимые ими гонения, которые сами испытываете.

   Я жалею о стеснениях, к[отор]ым подвергаются евреи, считаю их не только несправедливыми и жестокими, но и безумными, но предмет этот не занимает исключительно или предпочтительно перед другими моих чувств и мыслей. Есть много предметов, более волнующих меня, чем этот, и потому я бы не мог ничего написать об этом предмете такого, что бы тронуло людей.

   Думаю я об еврейском вопросе то, в чем еще больше подтвердило меня чтение ваших статей об еврейской этике, что нравственное учение евреев и практика их жизни стоит без сравнения выше нравственного учения и практики жизни нашего quasi-христианского общества, признающего из христианского учения только выдуманные богословами теории покаяния и искупления, освобождающие их от всяких нравственных обязанностей, и что поэтому еврейство, держащееся нравственных основ, которые оно исповедует, во всем, что составляет цели стремлений нашего общества, берет верх над quasi-христианскими людьми, не имеющими никаких нравственных основ, и что от этого происходят зависть, ненависть и гонения. (1)

   Поэтому я думаю тоже, что гонения эти никак не прекратятся, как в Америке не прекратятся гонения на лучших, более дешевых и трудолюбивых работников, чем американцы - китайцев. Американцы очень хорошо знают, что, изгоняя китайцев, они отступают от основных принципов равенства и свободы, кот[орые] исповедуют; но дело касается их шкуры, и они топчут под ноги принципы, исповедуемые ими на словах. Точно так же у нас, с тою разницей, что у нас даже и не профессируют принципов равенства и свободы, и потому и под ноги топтать нечего.

   Евреи в умении достигать того, что составляет цель стремления большинства, несомненно превосходят квази-христиан, и потому, насколько есть возможность, квази-христиане всегда будут в этом препятствовать. Так и делают, и будут делать, и перестанут только тогда, когда усвоят истинные христианские основы жизни, оставляющие далеко за собой архаические, отжитые еврейские основы нравственности, - те самые, во имя которых и происходят теперешние гонения, как и сказано, что нищие города, твоего имеют первенство перед нищими чужого города, (2) и если кто-нибудь готов убить тебя, то предупреди и убей его (3) и т. п.

   Очень, очень жалею, что моя болезнь сделала вам столько хлопот и лишила меня случая познакомиться с вами. Пожалуйста, не сердитесь на меня, если содержание моего письма не ответит вашим ожиданиям, и постарайтесь перенестись в меня, чтобы увидать, что я и не могу иначе относиться к этому вопросу.

   Пожалуйста, напишите мне и скажите, что делать с теми книгами, которые вы оставили у меня. -

   Я всё еще слаб и нездоров, но если бы вы нашли нужным видеться, то я могу принять вас. Полагаю, однако, что свидание наше не изменит отношения моего к занимающему вас вопросу.

   Еще раз, прося вас вызвать в себе добрые ко мне чувства, остаюсь с уважением и желанием вам успокоения.

  

  

  

   Впервые полностью опубликовано с датой "20 мая 1890 г." в журнале "Летопись" 1916, 3, стр. 219-220. Датируется на основании записей в Дневнике Толстого 25 и 26 мая (см. т. 51, стр. 45 и 46).

   Файвель-Меер Бенцелович Гец (р. 1853) - публицист и педагог; корреспондент многих русских, немецких и венгерских газет и журналов. Между 3 и 10 мая 1890 г. Гец приезжал в Ясную Поляну, не застав Толстого, Гец оставил ему книги по еврейскому вопросу и уехал в Москву, дожидаясь извещения о возвращении Толстого из Пирогова. 19 мая он получил телеграмму от Л. Л. Толстого о том, что Лев Николаевич ввиду болезни не может его принять. После этого он обратился к Толстому с письмом от 20 мая.

  

  

  

  

  

  

  

   (1) В следующем письме к Гецу (N 103, от 30 июня 1900 г.) эту точку зрения Толстой признал ошибочной (см. стр. 118-119).

   (2) Выдержка из талмуда.

  

  

  

   1890 г. Мая 27. Я. П.

  

   Хоть несколько слов напишу вам в ответ. Очень радуюсь тому, что вы переехали, и с братом (1) и его семейством. Теперь только бы Ч[ертковы] выбрались. - Я был нездоров, теперь поправляюсь медленно, но кроме самого хорошего и радостного, ничего не испытывал во время болезни и теперь не испытываю.

   Ге старший заехал проездом в П[етер]б[ур]г о своей картине и теперь здесь. (2) Был еще Хилков, Дунаев, Матв[ей] Николаевич. (3) Нынче приехал Попов. Постоянно в радостной атмосф[е]ре.

  

  

   На обороте: Россоша, Воронежской губернии.

   Павлу Петровичу Алексееву для передачи И. И. Горбунову.

  

  

   Дата определяется почтовым штемпелем отправления: "Тула. 28 мая 1890" и записью в Дневнике Толстого 27 мая о приезде в этот день Е. И. Попова (см. т. 51, стр. 46).

   Ответ на письмо Горбунова-Посадова от 12 мая 1890 г. с хутора Черткова Ржевск, Воронежской губ.

  

   (1) Николай Иванович Горбунов, в начале 1900-х гг. был артистом Малого театра в Москве.

   (2) Художник Н. Н. Ге пробыл в Ясной Поляне с 26 по 28 мая проездом со своего полтавского хутора в Петербург для переговоров о посылке своей картины "Что есть истина?" с Н. Д. Ильиным на выставку в Америку. См. письма NN 123, 128 и 148.

   (3) Матвей Николаевич Чистяков (1854-1920), в то время управлявший имением Черткова Ржевск. См. о нем в т. 66.

  

  

  

   1890 г. Мая 18-30. Я. П.

  

   Спасибо, дорогой друг Василий Иваныч, что пишете мне, выкладывая свою душу. Может быть, вам легче, а я рад хоть воображением и мыслью помучаться с вами.

   (1) Борьба с чувственностью это борьба хорошая, это сама жизнь. И для нас грешников обязательная. Надо учиться только вести ее. Я сам вел ее и вокруг себя вижу людей, ведущих ее. Для меня было, кроме многих других, два средства: одно, внутреннее, состоящее в том, чтобы переводить жизнь свою из области интересов мирских в область служения богу, без соображений о своих выгодах, вкусах и суждении людском. В той мере, в к[оторой] удается это, утишается и соблазн: всякая женщина становится прежде всего материалом служения богу. Мне это помогало. Другое, внешнее средство - это уметь предвидеть козни дьявола воображения и прихлопывать проявления его в самом начале, ожидая встретить эти козни в самых разнообразных видах. -

   (2) Об отношении вашем к Л[изавете] А[лександровне] (3) скажу, что, по-моему, оно не достаточно добро и самоотреченно самоуниженно. Слова ее ничего не значат. Чем решительнее и увереннее ее тон, тем она жалчее. Сделать для нее надо всё, чего она хочет, хотя бы это и нарушило вашу жизнь. Целомудрие же с нею соблюдать тоже нужно.

   Я думаю, что люди, впавшие в брак вместе, вместе и должны освобождаться от этого соблазна, помогая в этом друг другу.

   Этому же помогают и дети, чем они больше. - И как совесть обязывает меня лечить человека, к[оторого] я ранил или вовлек в болезнь, так и здесь супруги друг друга расслабили, им и надо помогать друг другу и нельзя смотреть - помимо уж детей - на такую связь, как будто ее никогда не было. -

   (4) А еще, голубчик, постарайтесь не осуждать ее, а себя, себя, себя. Ищите в себе своих грехов к ней, как собака блох. И чем больше найдете, тем легче вам будет.

  

  

   Я был болен - печенью - и теперь не справился. Но истинно говорю, мне очень хорошо. Матерьяльно уход за мной идеальный, а духовно болезнь помогает, подгоняет, счищает много лишнего.

   Поцелуйте от меня Колю. (5) Поклонитесь от меня Еропкину в и скажите ему, что я люблю его и желаю ему всего хорошего.

  

  

  

   Впервые опубликовано в сборнике "Летоппси", 12, стр. 314-315. Написано не ранее 15 мая, так как только с этого дня Толстой начал медленно поправляться после болезни, и не позднее 30 мая, так как на это письмо В. И. Алексеев ответил из Пензы 1 июня 1890 г.

   Ответ на письмо В. И. Алексеева от 12 мая, в котором Алексеев писал о своих отношениях с женой и предстоящем разводе.

  

   (1,2) Абзац редактора.

   (3) Елизавета Александровна Маликова, первая жена В. И. Алексеева.

   (4) Абзац редактора.

   (5) Сын В. И. Алексеева, Николай Васильевич Алексеев (р. 1878).

   (6) Виктор Васильевич Еропкин (1848-1909), один из основателей (в 1886 г.) интеллигентской земледельческой общины "Криница" на черно-морском побережье Кавказа. В 1889 г. он поступил директором на писчебумажную фабрику Сергеевых близ Пензы, куда в 1890 г. приехал и В. И. Алексеев, приглашенный для обучения его племянников.

  

  

  

   1890 г. Июня 2? Я. П.

  

   Петербург. Черткову. Бирюкову.

   Жена с 4 до 6 в Москве. Хорошо бы свидеться там. Пишу.

  

  

  

   Печатается по копии рукой А. Е. Грузинского из составленной им картотеки писем разных лиц к Толстому. Судя по надписи А. Е. Грузинского, черновое текст этой телеграммы был набросан Толстым на недатированном письме (идя на конверте письма) некоего Н. А. Вечеслова к Толстому от 1890 г. из Раненбурга. Дата телеграммы определяется содержанием письма Толстого к Бирюкову N 90.

  

  

  

   1890 г. Июня 2. Я. П.

  

   Всё это очень хорошо. Так и надо сделать. Вы поплатились за грехи наши всеобщие - взгляд на брак и приготовления к нему, забегающие вперед и вперед неправильно обставляющие сущность его. - Я понимаю теперешнее предложение ваше и Маши так: между вами и Машей не существует ничего внешнего, особенного. Вы не ручаетесь никому, ни себе в том, что вы соединитесь браком, и никому не обещаетесь, что не соединитесь браком. То, что вы любите друг друга, то вы в этом не только не раскаиваетесь, но очень рады этому и желаете только того, чтобы это усиливалось и продолжалось. Так ли я понимаю? Маша понимает так совершенно независимо от меня. Если нет, то пусть она оговорит в этом же письме. Теперь о том, что я сделал. Письма вашего я не показал жене. Да и вы виноваты в этом, там есть фраза: если другие не понимают и т. д. Эта фраза может раздражить, хотя я знаю, что она не относится к С[офье] А[ндреевне]. Кроме того, не показывал я письма еще и п[отому], ч[то] жена не совсем здорова и в нервном расположении духа. - Не знаю, покажу ли и скажу ли ей или нет; но вы во всяком случае сделайте вот что: она завтра, воскресенье, 3-го едет в Москву и пробудет там дня два. Если вы освободитесь из Петербурга, то пригоните свой приезд в Москву к этому времени и объяснитесь с ней. В Москве на нейтральной почве это самое удобное. Если же вам не удастся это, то я напишу вам. Ну, пока прощайте. Спасибо Чертк[ову] за письмо, получил. Целую вас и их.

  

  

  

   Дата определяется сопоставлением записи в Дневнике Толстого со словами настоящего письма:"она [Софья Андреевна] завтра, воскресенье, 3-го едет в Москву". В Дневнике Толстого 1 июня читаем: "Письма приятные от Черткова, Золотарева и Бирюкова. Маша предлагает вернуться к старому, и он пишет об этом. Хочет приехать. И я боюсь, как бы не попортить им" (т. 51, стр. 47). На подлиннике письма карандашом дата рукой П. И. Бирюкова: "18 мая 1890 г.". Помету эту, сделанную Бирюковым в позднейшие годы, приходится считать ошибочной.

   Ответ на недатированное письмо Бирюкова (с позднейшей карандашной пометой адресата: "Март 1890". См. письмо N 92.