да приехать Эрденко - скрипач. (4) Гольденвейзер едва ли приедет. До свиданья, милая Соня, целую тебя. Привет Кол[ечке] и Варе. Сейчас свистят. Это завтрак или обед. Я нын-че много спал и чувствую себя бодрым. Кое что поделал. (5)
Был в окружной больнице. Было оч[ень] интересно и хорошо, и я не устал.
Сейчас был в ванне и чувствую себя хорошо. Вернувшись до-мой, получил всех Чертковых оч[ень] обрадовавшее известие, что ему "разрешено" быть в Телятинках во время пребывания там его матери. И они едут 27-го. Это извещает Михаил Стахович. - Как удивительно странно это "разрешение" на время пребывания матери. Еще раз целую тебя.
(1) Сергей Тимофеевич Кузин (см. т. 58).
(2) С. Т. Кузин вступил в члены "Согласия против пьянства" в 1888 г. (список членов опубликован в "Известиях Общества Толстовского музея", 1911, N 3-4-5, стр. 6-26) следовательно, не за 12 лет до встречи с ним Толстого в Ивине, а за 22 года.
(3) В смысле здоровья.
(4) Михаил Гаврилович Эрденко (1887-1940), скрипач, позднее про-фессор Московской консерватории, заслуженный деятель искусства.
(5) 19 июня Толстой работал над предисловием к "Пути жизни" и пись-мом к славянскому съезду в Софии.
1910 г. Июня 22. Отрадное.
Через три дня буду с тобой, милая Соня, а всё-таки хочу написать словечко. Написанное мною тебе письмо (1) залежалось по ошибке, и ты, верно, только что получила его. С тех пор у нас продолжает быть всё оч[ень] хорошо. Вчера был Беркенгейм, слушал Сашу и сказал, что она может смотреть на себя, как на здоровую. Советует купаться. Хотя и не верю докторам, мне это б[ыло] приятно. Я тоже здоров. Вчера даже б[ыл] необыкновенно здоров - много работал и книжки для Ивана Ив[ановича (2) и еще пустой рассказец той встречи и беседы с молодым крестья-нином. (3) Вчера же съехалась бездна народа: Страхов, Бутурлин, скопец из Кочетов, (4) Беркенгейм, Орленьев (5) (одет по челове-чески). (6) Два рабочих - они были в Ясной из Москвы -и еще кто то. И мне б[ыло] легко, п[отому] ч[то] был совсем здоров. Вечером ездил в Троицкое в Окр[ужную] больницу душевно больных на великолепное представление кинематографа. Док-тора все оч[ень] милы. Но кинематогр[аф] вообще мне не нра-вится, и я, жалея Сашу, у к[оторой] была мигрень, и себя, про-сидел там меньше часу и уехал. Это б[ыло] в 10-м часу вечера. Нынче, только что вышел в 8 часов гулять, первое - встреча - Александр Петр[ович] с узлом. Я б[ыл] рад ему особенно п[отому], ч[то] он рассказал мне про тебя, что мог знать. И то хорошо.
Нынче ничего не предвидится, и я сижу у себя, работаю (7) и отдыхаю. Может быть, поеду верхом с провожающим меня Ч[ертковым].
Как ты? Надеюсь, что не было новых неприятностей, а что если были, ты перенесла их спокойно, насколько могла. У тебя есть два дела, к[оторые] занимают тебя и в к[отор]ых ты хозяйка. Это твое издание и твои записки. (8)
Целую тебя, милый друг. Привет Варе и Колечке.
Все, какие были у меня здесь сношения с народом, оч[ень] приятные. Они ласковее наших и более воспитаны. Дни два назад поехал в деревню, где выздоравливающие больные поме-щаются у крестьян. И первое лицо - крестьянин, встречает меня словами: здравствуйте, Л[ев] Николаевич. Оказывается, он 12 лет тому назад был у меня в Москве, поступил в наше обще-ство трезвости и с тех пор не пил. Живет богато. Повел меня смотреть свою библиотеку - сотни книг, - к[оторой] гордится и радуется. - Ну, до скорого свиданья.
(1) См. письмо N 827.
(2) 21 июня Толстой исправлял корректуры трех книжек "Пути жизни", печатавшихся в издательстве "Посредник", которым руководил И. И. Гор-бунов-Посадов.
(3) 21 июня Толстой написал очерк, впоследствии озаглавленный им "Благодатная почва". См. т. 38.
(4) Андрей Яковлевич Григорьев (см. т. 58).
(5) Павел Николаевич Орленев (1869-1932)-драматический артист (см. т. 58, стр. 68). Автор книги: "Жизнь и творчество русского актера Павла Орленева, описанные им самим", изд. "Academia", MCMXXXI. Стр. 373-379 и 383-387 этой книги посвящены описанию встреч Орленова с Толстым; в сообщениях автора много путаного и выдуман-ного.
(6) В. Ф. Булгаков в своем дневнике ("Лев Толстой в последний год его жизни", изд. "Задруга", 3-е, М. 1920, стр. 224-225) так описывает костюм, в котором Орленев явился в Ясную Поляну: "Живописно дра-пируется в плащ, в необыкновенной матросской куртке с декольте и в панаме".
(7) 22 июня Толстой кончил присланные к тому времени корректуры книжек "Пути жизни".
(8) Под "записками" Толстой разумел автобиографию С. А. Толстой "Моя жизнь", которой она была занята много лет. Содержание этой ав-тобиографии ему не было известно.
1910 г. Июня 23. Отрадное.
Удобнее (1) приехать завтра днем но если необходимо приедем ночью.
Засека. Графине Толстой.
Телеграмма.
Является ответом на телеграмму из Ясной Поляны, ад-ресованную А. Л. Толстой: "Софье Андреевне сильнее нервное расстрой-ство, бессонницы, плачет, пульс сто, просит телеграфировать. Варя". Телеграмма эта, кроме двух последних слов, составлена была С. А. Тол-стой; но, боясь, что дочь и муж, зная ее истеричность и склонность к пре-увеличению, ей не поверят, она просила В. М. Феокритову поставить под телеграммой свое имя.
(1) К этому слову в подлиннике рукой С. А. Толстой сделана сноска: "Чертковский стиль и бессердечие". Самое слово подчеркнуто ею красным карандашом и трижды чернилами.
1910 г. Июня 23. Отрадное.
Приезжаем сегодня пятеро Засека девять вечера.
Засека Толстой.
Телеграмма.
Не дождавшись ответа на составленную ей и отправленную 22 июня за подписью В. М. Феокритовой телеграмму, С. А. Толстая в тот же день отправила вторую телеграмму за своей собственной подписью: "Умоляю приехать скорей - двадцать третьего". Вскоре был получен ответ на ее первую телеграмму (см. N 829). Ответ этот привел ее в крайнее раздражение. Она написала новую телеграмму: "Думаю, необходимо" - и по тем же соображениям, что и первую, подписала ее именем В. М. Феок-ритовой.
1910 г. Июля 14. Я. П.
1) Теперешний дневник никому не отдам, буду держать у себя. (1)
2) Старые дневники возьму у Черткова и буду хранить сам, вероятно, в банке.
3) Если тебя тревожит мысль о том, что моими дневниками, теми местами, в к[оторых] я пишу под впечатлением минуты о наших разногласиях и столкновениях, что этими местами могут воспользоваться недоброжелательные тебе будущие биографы, то не говоря о том, что такие выражения временных чувств, как в моих, так и в твоих дневниках никак не могут дать верного понятия о наших настоящих отношениях - если ты боишься этого, то я рад случаю выразить в дневнике или просто как бы в этом письме мое отношение к тебе и мою оценку твоей жизни.
Мое отношение к тебе и моя оценка тебя такие: как я с молоду любил тебя, так я, не переставая, несмотря на разные причины охлаждения, любил и люблю тебя. Причины охлаждения эти были - (не говорю о прекращении брачных отношений - такое прекращение могло только устранить обманчивые выражения не настоящей любви) - причины эти были, во 1-х, всё боль-шее и большее (2) удаление мое от интересов мирской жизни и мое отвращение к ним, тогда как ты не хотела и не могла расстаться, не имея в душе тех основ, которые привели меня к моим убеж-дениям, что очень естественно и в чем я не упрекаю тебя. Это во 1-х. Во вторых (прости меня, если то, что я скажу, будет не-приятно тебе, но то, что теперь между нами происходит, так важно, что надо не бояться высказывать и выслушивать всю правду), во вторых, характер твой в последние годы всё больше и больше становился раздражительным, деспотичным и несдер-жанным. Проявления этих черт характера не могли не охлаж-дать - не самое чувство, а выражение его. Это во 2-х. В третьих. Главная причина была роковая та, в которой одинаково не вино-ваты ни я, ни ты, - это наше совершенно противуположное понимание смысла и цели жизни. Всё в наших пониманиях жизни б[ыло] прямо противуположно: и образ жизни, и отношение к людям, и средства к жизни - собственность, к[отор]ую я счи-тал грехом, а ты - необходимым условием жизни. Я в образе жизни, чтобы не расставаться с тобой, подчинялся тяжелым для меня условиям жизни, ты же принимала это за уступки твоим взглядам, н недоразумение между нами росло всё больше и больше. Были и еще другие причины охлаждения, виною к[отор]ых были мы оба, но я не стану говорить про них, п[отому] ч[то] они не идут к делу. Дело в том, что я, несмотря на все бывшие недоразумения, не переставал любить и ценить тебя.
Оценка же моя твоей жизни со мной такая: я, развратный, глубоко порочный в половом отношении человек, уже не первой молодости, женился на тебе, чистой, хорошей, умной 18-лет-ней девушке, и несмотря на это мое грязное, порочное прошедшее ты почти 50 лет жила со мной, любя меня, (3) трудовой, тяжелой жизнью, рожая, кормя, воспитывая, ухаживай за детьми и за мною, не поддаваясь тем искушениям, к[отор]ые могли так легко захватить всякую женщину в твоем положении, сильную, здоровую, красивую. Но ты прожила так, что я ни в чем не имею упрекнуть тебя. За то же, что ты не пошла за мной в моем исклю-чительном духовном движении, я не могу упрекать тебя и не упрекаю, п[отому] ч[то] духовная жизнь каждого человека есть тайна этого человека с Богом, и требовать от него другим людям ничего нельзя. И если я требовал от тебя, то я ошибался и ви-новат в этом.
Так вот верное описание моего отношения к тебе, и моя оценка тебя. А то, что может попасться в дневник[ах] (я знаю только, ничего резкого и такого, что бы было противно тому, что сейчас пишу, там не найдется).
Так это 3) о том, что может и не должно тревожить тебя о дневниках.
4) Это то, что если в данную минуту тебе тяжелы мои отноше-ния с Ч[ертковым], то я готов не видаться с ним, хотя скажу, что это мне нестолько для меня неприятно, сколько для него, зная, как это будет тяжело для него. Но если ты хочешь, я сделаю.
Теперь 5) то, что если ты (4) не примешь этих моих условий доброй, мирной жизни, то я беру назад свое обещание не уез-жать от тебя. Я уеду. Уеду наверное не к Ч[ерткову]. Даже по-ставлю непременным условием то, чтобы он не приезжал жить около меня, но уеду непременно, п[отому] ч[то] дальше так жить, как мы живем теперь, невозможно.
Я бы мог продолжать жить так, если бы я мог спокойно переносить твои страдания, но я не могу. Вчера ты ушла взвол-нованная, страдающая. Я хотел спать лечь, но стал не то что думать, а чувствовать тебя, и не спал и слушал до часу, до двух - и опять просыпался и слушал и во сне или почти во сне видел тебя. Подумай спокойно, милый друг, послушай своего сердца, почувствуй, и ты решишь всё, как должно. Про себя же скажу, что я с своей стороны решил всё так, что иначе не могу, не могу. Перестань, голубушка, мучить не других, а себя, себя, п[отому] ч[то] ты страдаешь в сто раз больше всех. Вот и всё.
14 Июля утро.
1910.
Комментируемое письмо явилось следствием всего пережитого Тол-стым в отношениях с женою со времени возвращения его из Отрадного в Ясную Поляну. См. его Дневник 1910 г., т. 58.
(1) Вопрос о Дневниках Толстого сильно беспокоил С. А. Толстого. Его Дневники с 1847 по 1900 г. были ею отданы в Румянцевский музей, а Дневники с 1900 по 1909 г. хранились в сейфе А. Б. Гольденвейзера в банке в Москве. С. А. Толстая желала и Дневники за эти годы получить в свое распоряжение.
(2) Ударения поставлены Толстым.
(3) Зачеркнуто: честной. В подлиннике это слово восстановлено не рукой Толстого, а рукой С. А. Толстой.
(4) Зачеркнуто: всё таки не успокоишься.
1910 г. Августа 29. Кочеты.
Ты меня глубоко тронула, дорогая Соня, твоими хорошими и искренними словами при прощаньи. Как бы хорошо было, если бы ты могла победить то - не знаю, как назвать - то, что в самой тебе мучает тебя. Как хорошо бы было и тебе, и мне. Весь вечер мне грустно и уныло. Не переставая думаю о тебе. Пишу то, что чувствую, и не хочу писать ничего лишнего. По-жалуйста пиши. Твой любящий муж.
Ложусь спать 12-й час.
О состоянии С. А. Толстой в июле - августе 1910 г. и вызванных этим тяжелых переживаниях Толстого см. его Дневник, т. 58.
1910 г. Сентября 1. Кочеты.
Ожидал нынче от тебя письмеца, милая Соня, но спасибо и за то коротенькое, к[отор]ое ты написала Тане.
Не переставая думаю о тебе и чувствую тебя, несмотря на расстояние. Ты заботишься о моем телесном состоянии, и я благодарен тебе за это, а я озабочен твоим душевным состоянием. Каково оно? Помогай тебе Бог в той работе, к[отор]ую, я знаю, ты усердно производишь над (1) своей душой. Хотя и занят больше духовной стороной, но хотелось бы знать и про твое телесное здоровье. Что до меня касается, то если бы не тревожные мысли о тебе, к[отор]ые не покидают меня, я бы был совсем доволен. Здоровье хорошо, как обыкновенно по утрам делаю самые дорогие для меня прогулки, во время к[отор]ых записываю ра-дующие меня, на свежую голову приходящие мысли, потом читаю, пишу дома. Нынче в первый раз стал продолжать давно начатую статью о причинах той безнравственной жизни, к[отор]ой живут все люди нашего времени. (2) Потом прогулка верхом, но больше пешком. Вчера ездил с Душаном к Матвеевой, и я устал не столько от езды к ней, она довезла нас назад в экипаже, сколько от ее оч[ень] неразумной болтовни. Но я не раскаива-юсь в своей поездке. Мне было интересно и даже поучительно наблюдение этой среды, грубой, низменной, богатой среди нище-го народа. Третьего же дня был Mavor. (3) Он оч[ень] интересен своими рассказами о Китае и Японии, но я оч[ень] устал с ним от напряжения говорить на мало знакомом и обычном (4) языке. Нынче ходил пешком. Сейчас вечер. Отвечаю письма и прежде всего тебе.
Как ты располагаешь своим временем, едешь ли в Москву и когда? Я не имею никаких определенных планов, но желаю сделать так, чтобы тебе было приятно. Надеюсь и верю, что мне будет также хорошо в Ясной, как и здесь.
Жду от тебя письма. Целую тебя.
1 Сент. 1910.
В "Дневнике для одного себя" написание этого письма Толстой отме-тил словами: "Я написал из сердца вылившееся письмо Соне" (т. 03, стр. 135).
-
Переделано из: собой ,
-
Статья "О безумии" (см. т. 38).
(3) Джемс Мэвор - профессор политической экономии в Торонто (Ка-нада). Выл у Толстого в 1889 г.; был с ним в переписке с 1897 г. В 1899 г. помогал духоборам при их переселении в Канаду.
(4) В смысле-разговорном.
1910 г. Сентября 14. Кочеты.
Прочел твое письмо, оставленное М[ихаилу] Сергеевичу, (1) и оч[ень] благодарен за него. Как я сказал, не хочу говорить о наших отношениях, буду только стараться о том, чтобы улуч-шить их, и вполне уверен, что достигну этого, если ты будешь помогать мне. Пользуюсь случаем писать тебе, т[ак] к[ак] М[ихаил] Сергеевич посылает во Мценск. Вчера я б[ыл] слаб и плох и телесно и душевно. Нынче хорошо спал и бодр. Написал письмо о Гроте. (2) Не знаю еще, пошлю ли. Как ты доехала? Пожалуй-ста извести меня, милая Соня. Целую тебя. До свиданья.
14 С. 1910.
(1) См. ПСТ, стр. 793.
(2) Толстой писал свои воспоминания о Н. Я. Гроте по просьбе его брата К. Я. Грота, подготовлявшего к печати сборник его памяти. См. т. 38.
1910 г. Сентября 16. Кочеты.
Муж дочери зять молодые Сухотины (1) внучка внук (2) Анюточка (3) поздравляют имяниницу.
Засека Толстой.
Телеграмма.
(1) Лев Михайлович и Елена Петровна Сухотины.
(2) Внуков Толстого в Кочетах в то время не было. Быть может, надо подразумевать шестилетнего Мику, сына Л. М. и Б. П. Сухотиных.
(3) Может быть, фельдшерица в Кочетах, Анна Ивановна Путилина.
Далее в подлиннике непонятное, очевидно, искаженное слово: меня.
1910 г. Сентября 22. Кочеты.
Приедем нынче одиннадцать вечера Ясенки.
Засека Толстой.
Телеграмма.
1910 г. Октября 28. Я. П.
Отъезд мой огорчит тебя. Сожалею об этом, но пойми и поверь, что я не мог поступить иначе. Положение мое в доме становится, стало невыносимым. Кроме всего другого, я не могу более жить в тех условиях роскоши, в к[отор]ых жил, и делаю то, что обык-новенно делают (1) старики моего возраста: уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши после[дние] дни своей жизни.
Пожалуйста пойми это и не езди за мной, если и узнаешь, где я. Такой твой приезд только ухудшит твое и мое положение, но не изменит моего решения. Благодарю тебя за твою честную 48-летнюю жизнь со мной и прошу простить меня во всем, чем я был виноват перед тобой, также как и я от всей души прощаю тебя во всем том, чем ты могла быть виновата передо мной. Советую тебе помириться с тем новым положением, в к[о.тор]ое ставит тебя мой отъезд, и не иметь против меня недоброго чувства. Если захочешь что сообщить мне, передай Саше, она будет знать, где я, и перешлет мне, что нужно; сказать же о том, где я, она не может, п[отому] ч[то] я взял с нее обещание не говорить этого никому.
28 Окт.
Собрать вещи и рукописи мои и переслать мне я поручил Саше.
На конверте: Софье Андреевне.
Черновое. Первый вариант.
(Я ушел от) Сожалею о том, (как) что мой уход из дома (буд[ет]) доставит тебе огорчение. (Но) Пожалуйста прости меня за это. Но пожалуйста пойми, ч[то] я не мог поступить ина-че. Положение мое (стало для), человека, сознающего всю тя-жесть греха моей жизни (богатых среди нищих) и продолжаю-щего жить в этих преступных условиях безумной роскоши среди нужды всех окружающи[х], стало мне стало невыносимо. Я делаю только то, что (делали и) обыкновенно делают старики, тысячи стариков, люди, близкие к смерти, (уходящих в более) уходя от ставших противными им прежних условий в более близкие к их настроению. Большинство уходят в монастыри, и я ушел бы в монастырь, если бы (вера монахов) верил тому, чему верят в монастырях. Не веря же так, я (просто) ухожу просто в уединение. Мне необходимо быть одному. Пожалуйста не ищи меня и не приезжай ко мне, если узнаешь, где я. Такой твой приезд только утягчит твое и мое положение. Прощай, (48-летняя подруга моей жизни) благодарю тебя за твою честную 48-летнюю жизнь со мною и за твои заботы обо мне и о де-тях. (Оч[ень] прошу тебя помириться с тем новым положением, в к[оторое] ставит тебя мой уход, и не поминать меня лихом.) Прошу тебя простить меня во всем том, чем я б[ыл] виноват перед тобой, также я от всей души прощаю тебя во всем том, чем ты могла быть виновата передо мною, и оч[ень] прошу тебя по-мириться с тем новым положением, в к[оторое] ставит тебя мой уход из дома, и не иметь против меня, также, как и я против тебя, ни малейшего недоброго чувства.
Если захочешь что сообщить мне, передай Саше, она будет знать, где я, хотя я и взял с нее обещание никому не говорить этого.
* Черновое. Второй вариант.
Сожалею о том, что мой уход из дома доставит тебе огор-чение. (Пожалуйста) Прости меня за это. Но пожалуйста пойми то, что я не мог поступить иначе. Положение мое, чело-века, сознающего всю тяжесть греха моей жизни и продолжаю-щего жить в этих (преступных) условиях (безумной) преступ-ной роскоши среди нужды всех окружающих, мне стало невы-носимо, и я делаю только то, что обыкновенно делают старики, (тысячи стариков,) близкие к смерти, уходящие от ставших противными им прежних условий мирской жизни в условия более (близкие) подходящие к их настроению. Большинство уходит в монастыри, и я ушел бы в монастырь, если бы верил тому, чему верят в монастырях. Не веря же так, я ухожу просто в уединение. Мне необходимо быть одному. Пожалуйста не ищи меня и не приезжай ко мне, если узнаешь, где я. Такой твой приезд только утягчит твое и мое положение.
Прощай, благодарю тебя за твою честную 48-летнюю со мной жизнь и за твои заботы обо мне и о детях. Прощу тебя простить меня во всем том, чем был виноват перед тобою, также я от всей души прощаю тебя во всем том, чем ты могла быть вино-вата передо мною. Прошу тебя помириться с тем новым поло-жением, в которое ставит тебя мой уход из дома и не иметь против меня так же, как и я против тебя, ни малейшего не-доброго чувства.
Если захочешь что сообщить мне, передай Саше, она будет знать, где я, (хотя я и взял с) и перешлет мне всё, что нужно. Сказать же о том, где я, она не может, п[отому] ч[то] я взял с нее обещание никому не говорить этого.
В ночь с 27 на 28 октября, как записал Толстой в "Дневнике для од-ного себя", "произошел тот толчок, который заставил предпринять" его тот шаг, который в течение тридцати лет был его заветной мечтой (см. Дневник, т. 58, стр. 123-124). В шестом часу утра 28 октября 1910 г. Толстой вместе с Д. П. Маковицким выехал из Ясной Поляны, оставив жене комментируемое письмо.
(1) В подлиннике: делает
1910 г. Октября 30-31. Шамордино.
Свидание наше может только, как я и писал тебе, только ухуд-шить наше положение: твое - как говорят все и как думаю и я, что же до меня касается, то для меня такое свидание, не говорю уж: возвращение в Ясную, прямо невозможно и равня-лось бы самоубийству. Я и теперь и все эти дни чувствую себя очень дурно. Главное же, это свидание и возвращение мое ни на что не нужно и может быть только вредно тебе и мне. Постарайся, если ты не то что любишь, а если не ненавидишь меня, успокоиться, устроить свою жизнь без меня, лечиться, и тогда, если точно жизнь твоя изменится и я найду возможным жить с тобою, вернусь. Но вернуться теперь это значит итти на самоубийство, п[отому] ч[то] такой жизни при теперешнем моем состоянии я не вынесу и недели.
Я уезжаю из Шамардина и не говорю, куда. Сношения меж-ду нами считаю нужным прервать на время совершенно.
От всей души жалею тебя. И себя за то, что не могу помочь тебе.
30 Ок.
Ответ на письмо С. А. Толстой, привезенное Толстому в Шамордино 30 октября (см. ПСТ, N 439). Толстой остался неудовлетворен этим своим письмом и не послал его.
1910 г. Октября 30-31. Шамордино.
Свидание наше и тем более возвращение мое теперь совершен-но невозможно. Для тебя это было бы, как все говорят, в высшей степени вредно, для меня же это было бы ужасно, так как те-перь мое положение, вследствие твоей возбужденности, раз-дражения, болезненного состояния стало бы, если это только возможно, еще хуже. Советую тебе примириться с тем, что слу-чилось, устроиться в своем новом, на время, положении, а глав-ное - лечиться.
Если ты не то что любишь меня, а только не ненавидишь, то ты должна хоть немного войти в мое положение. И если ты сделаешь это, ты не только не будешь осуждать меня, но поста-раешься помочь мне найти тот покой, возможность какой ни-будь человеческой жизни, помочь мне усилием над собой и сама не будешь желать теперь моего возвращения. Твое же настрое-ние теперь, твое желание и попытки самоубийства, более всего другого показывая твою потерю власти над собой, делают для меня теперь немыслимым возвращение. Избавить от испытыва-емых страданий всех близких тебе людей, меня и, главное, самое себя никто не может, кроме тебя самой. Постарайся на-править всю свою энергию не на то, чтобы было всё то,чего ты желаешь, - теперь мое возвращение, а на то, чтобы умиротво-рить себя, свою душу, и ты получишь, чего желаешь.
Я провел два дня в Шамардине и Оптиной и уезжаю. Письмо пошлю с пути. Не говорю, куда еду, п[отому] ч[то] считаю и для тебя и для себя необходимым разлуку. Не думай, что я уехал потому, что не люблю тебя.Я люблю тебя и жалею от всей души, но не могу поступить иначе, чем поступаю. Письмо твое-я знаю, что писано искренно, но ты не властна исполнить то, что желала бы. И дело не в исполнении каких нибудь моих желаний, и треб[ов]аний, а только в твоей уравнове[ше]нности, спокойном, разумном отношении к жизни. А пока этого нет, для меня жизнь с тобой немыслима. Возвратиться к тебе, когда ты в таком состоянии, значило бы для меня отказаться от жизни. А я [не] считаю себя в праве сделать это. Прощай, милая Соня, помогай тебе Бог. Жизнь не шутка, и бросать ее по своей воле мы не имеем права, и мерять ее по длине времени тоже неразумно. Может быть, те месяцы, какие нам осталось жить, важнее всех прожи-тых годов, и надо прожить их хорошо.
Это было последнее письмо Толстого к жене.
7 ноября 1910 г, в 6 часов 5 минут утра Толстой скончался.
1909 г. Мая 13. Я. П.
Письмо это отдадут тебе, когда меня уже не будет. Пишу тебе из за гроба (п[отому] ч[то]) с тем, чтобы сказать тебе, ч[то] для твоего блага столько раз, столько лет хотел и не мог, не умел сказать тебе, пока б[ыл] жив. Знаю, ч[то] если бы я б[ыл] лучше, добрее, я бы при жизни сумел сказать так, чтобы ты выслушала меня, но я не умел, (не мог). Прости меня за это, прости и за всё то, в чем я перед тобой был виноват во всё время нашей жизни и в особенности в первое время. Тебе мне прощать нечего, ты была какою тебя мать родила, верною, доброю женой и (прек[расной]) хорошей матерью. Но именно п[отому], ч[то] ты была такою, какой тебя мать родила, и оста-валась такою и не хотела изменяться, не хотела работать над собой, итти вперед к добру, к истине, а напротив, с каким-то упорством (оставалась]) держалась всего самого дурного, про-тивного всему тому, что для меня б[ыло] дорого, ты много сде-лала (и делаешь) дурного другим людям и сама всё больше и больше опускалась и дошла до того жалкого положения, в к[отором] ты теперь.
Печатается по черновику, написанному в Записной книжке. К этому письму относятся следующие строки из Дневника Толстого от 13 мая 1909 г.: "За завтраком С[оня] б[ыла[ ужасна. Оказывается, читала "Дьявол", и в ней поднялись старые дрожжи, и мне б[ыло] оч[ень] тяжело. Ушел в сад. Начал писать письмо ей то, ч[тобы] ожидать после смерти, но не дописал, бросил, главное, оттого, ч[то], спросив себя: зачем? сознал, ч[то] не перед Богом для любви" (т. 57).
"Дьявол" - повесть Толстого, написанная в 1889 г. и в то время еще не напечатанная (см. т. 27).
СПИСОК ПИСЕМ И ТЕЛЕГРАММ Л. Н. ТОЛСТОГО, НЕ ИМЕЮЩИХСЯ В РАСПОРЯЖЕНИИ РЕДАКЦИИ
1. 1889 г. Октября 20. Я. П. Под 20 октября Толстой записал в своем Дневнике: "Написал напрасно письмо Соне о том, что мне тяжелы посетители".
2. 1891 г. Марта 30. Я. П. Телеграмма. Толстой писал 29 марта: "Завтра будет телеграмма".
В настоящий список корреспонденции Толстого включается условно, так как возможно, что телеграмма была подписана не лично Толстым.
3. 1891 г. Декабря 15, 16 или 17. Бегичевка. Сохранился конверт, надписанный рукой Толстого: "Москва. Хамовническ. пер. N 15. Гра-фине Софье Андревне Толстой". Почтовый штемпель: "Почтовый вагон. 17 дек. 1891".
4. 1892 г. Сентября 20. Я. П. 21 сентября 1892 г. С. А. Толстая пи-сала Толстому: "Сейчас была Екатерина Ивановна [Боратынская] и при-везла мне свежие известия о всех вас и твою записочку, за которую очень благодарю".
5. 1892 г. Февраля 24 или 25. Бегичевка. Сохранился конверт, надпи-санный рукой Толстого: "Москва. Хамовники. N 15. Графине Софье Андревне Толстой. Заказное". Штемпели: "Клекотки, 25 февр. 1892; Москва. 18/26/II 92 г.". 26 февраля Толстой писал: "Пишу опять в Клекотки" (стр. 125).
6. 1895 г. Января 5 или 6. Никольское-Обольяново. Телеграмма. 7 ян-варя 1895 г. Толстой писал С. А. Толстой: "Ответа на телеграмму еще не получили".
7. 1897 г. Май 18. Пирогово. Ср. письмо N 683.
8. 1897 г. Июль. Начало. Н. Л. Оболенский сообщал: "Когда после смерти Л. Н-ча С. А-не передали... серый пакет, она вынула оттуда два письма, прочтя одно, она тотчас разорвала его; другое письмо именно было об уходе его, предполагавшемся в 1897 году". Ср. письмо N 684. Возможно, что сообщение II. Л. Оболенского неточно: С. А. Толстой не свойственно было бесследно уничтожать документы, тем более писанные Толстым. Есть основание полагать, что в конверте находилось (кроме известного письма об уходе) письмо Толстого о Танееве N 682, - по перегибам письма оно могло лежать в одном конверте с письмом N 683. Наконец, возможно, что это - недошедшее "раздраженное" письмо Толстого. Ср. предшествующее утраченное письмо (N 7).
9. 1898 г. Мая 21. Гриневка. Толстой писал С. А. Толстой 22 мая: "Вче-ра писал тебе, милый друг, в Москву". Можно, впрочем, предположить, что речь идет о письме 20 мая, Толстой же неправильно отнес его к 21 числу словом "вчера" (вместо: "третьего дня").
10. 1903 г. Октября 7. Я. П. Телеграмма. В письме к Толстому от 8 октября 1903 г. С. А. Толстая писала: "Получила сегодня утром вашу телеграмму... что всё хорошо и приехал Абрикосов" (ПСТ, стр. 745). Включается условно, ср. N 2.
11. 1903 г. Ноября 6. Пирогово. Телеграмма. В письме от 6 ноября 1903 г. (см. N 779) Толстой писал: "Кроме того посылаю телеграмму, к[оторую] ты, верно, уже получила".
12. 1904 г. Января 10. Я. П. Телеграмма. 10 января 1904 г. С. А. Толстая писала мужу из Москвы: "Получила успокоительную телеграмму". Включается условно, ср. N 2.