Волошин Максимилиан Александрович - М. И. Цветаева, "Я тебе страшно благодарна за Коктебель..."

  

   Максимилиан Волошин. Избранное. Стихотворения. Воспоминания. Переписка.

   Минск, "Мастацкая лiтаратура", 1993

   Составление, подготовка текста, вступительная статья и комментарии Захара Давыдова и Владимира Купченко

   OCR Бычков М. Н.

  

   "Волошин сразу оценил и полюбил поэзию молоденькой Марины Цветаевой, пригрел ее", - писал Илья Эренбург {Эренбург И. Люди, годы, жизнь. - М., 1961. С. 183.}. Действительно, отзыв Волошина о сборнике начинающей поэтессы был не только первым, но и самым доброжелательным. Для обостренно самолюбивой Цветаевой такое ободрение было крайне важно. "М. Волошину я обязана первым самосознанием себя как поэта", - отмечала она в 1932 году {Цветаева М. Письма к А. Тесковой. Прага, 1969. С. 101.}.

   Большую роль в жизни Марины Цветаевой сыграла и дружба с Волошиным. "Макс в жизни женщин и поэтов был providentiel {Провидением, даром небесным (франц.).}... - писала она. - Когда женщина оказывалась поэтом или, что вернее, поэт - женщиной, его дружбе, бережности, терпению, вниманию, поклонению и сотворчеству не было конца" ("Живое о живом").

   Не избалованная человеческой теплотой, благодарная за каждое ее проявление, Цветаева пронесла глубокое уважение и дружеское чувство к Волошину через всю жизнь, воздав должное его памяти в очерке "История одного посвящения", в стихотворном цикле "En haut" {"Здесь на высоте" (франц.).} и, наконец, в блестящих по глубине проникновения воспоминаниях "Живое о живом", несомненно лучших из всего написанного о Волошине. В этих произведениях Цветаева сама перечислила "дары", которые получила от своего старшего друга.

   Первым - главным - из этих "даров" было доверие к людям. "Максу я обязана крепостью и открытостью моего рукопожатия и с ними пришедшему доверию к людям. Жила бы как прежде - не доверяла бы, как прежде; может быть, лучше было - но хуже". Волошину Цветаева обязана также целым рядом друзей. Она писала об этом его призвании "сводить людей, творить встречи и судьбы": "К его собственному определению себя как коробейника идей могу прибавить и коробейника друзей".

   В Коктебеле, "у Макса", Цветаева познакомилась с Сергеем Яковлевичем Эфроном, своим будущим мужем. Объектом своеобразного преклонения стала для нее мать Волошина, Елена Оттобальдовна, женщина, по ее словам, "человеческой и всякой исключительности, самоценности, неповторимости". Таким же событием, "как Макс", оказалась в жизни Цветаевой встреча с поэтессой Аделаидой Герцык. В Коктебеле состоялась первая встреча Цветаевой с Осипом Мандельштамом. Возможно, именно Волошин "свел" Цветаеву с К. Бальмонтом, при его посредстве познакомился с Цветаевой и Илья Эренбург.

   Сам Коктебель, обетованная земля для многих поэтов, был еще одним бесценным "даром" Волошина. 30 августа Цветаева пишет его матери: "Коктебель 1911 г. - счастливейший год моей жизни, никаким российским заревам не затмить того сияния". "Одно из лучших мест на земле", - определяет она это выжженное, дикое побережье в 1931 году. И где-то в конце 30-х годов, уже "подводя итоги", поставит Коктебель в ряд с лучшими воспоминаниями жизни: "Таруса... Коктебель да чешские деревни - вот места моей души".

   Коктебельское лето 1911 г. было для Цветаевой неповторимым, но не единственным. В уже цитировавшемся письме к А. Тесковой она говорила, что обязана Волошину "целым рядом блаженных лет (от лето) в его прекрасном суровом Коктебеле".

   Но первое знакомство их состоялось в Москве, в самом конце 1910 г. 1 декабря Цветаева дарит Волошину свой первый стихотворный сборник "Вечерний альбом"; 22 декабря датировано обращенное к Цветаевой стихотворение Волошина "К Вам душа так радостно влекома...", 11 декабря в газете "Утро России" появляется статья Волошина "Женская поэзия", посвященная цветаевскому сборнику. С этого времени Волошин становится частым гостем в "старом доме" в Трехпрудном переулке, где жили Цветаевы. Между Мариной и Волошиным возникает переписка.

   5 мая Цветаева впервые приехала в Коктебель, где пробыла до начала июля.

   Новые встречи с Волошиным происходят в феврале 1912 г. в Москве. 11 февраля Цветаева дарит ему вторую книгу своих стихов - "Волшебный фонарь"; 27 февраля все "обормоты" (так называли себя "коктебельцы" 1911 г.) собираются у Герцык; 28 февраля С. Эфрон дарит Волошину свою книгу "Детство". На другой день Цветаева и Эфрон (к тому времени уже поженившиеся) уезжают в Италию. Оттуда (из Палермо) ими отправлена 24 марта (6 апреля) 1912 г. открытка Волошину, а затем в переписке наступает перерыв. В начале декабря

   1912 г. Волошин вновь приезжает в Москву, где живет у сестер Эфрон. Отсюда он уехал только в начале апреля. В первой половине марта под маркой домашнего издательства М. Цветаевой и С. Эфрона "Оле-Лукойе" вышла книга Волошина "О Репине".

   В конце апреля 1913 г. в Коктебель приезжает Цветаева с дочерью и мужем; здесь она пробыла до 14 августа. В Доме-музее Волошина сохранился его пейзаж (гуашью) с надписью: "Милой Марине в протянутую руку", датированный 26 апреля 1913 г. Другое свидетельство о пребывании супругов Эфрон в Коктебеле - книга Д. Мережковского "Александр Первый", подаренная с надписью: "Пра - с нежной любовью. Марина Эфрон и Сережа" - и с датой: "21 мая 1913. Коктебель".

   Пробыв недолгое время в Москве (где 30 августа скончался отец, Иван Владимирович Цветаев), Марина с семьей снова едет в Крым, в Ялту. Оттуда она посылает 18 сентября фотографию своей дочери Али ее крестной Е. О. Волошиной (сохранилась в фотоархиве Дома-музея М. А. Волошина). 17 октября состоялся их переезд в Феодосию, и всю зиму 1913-1914 гг. не прекращается частое общение Волошина с Мариной и ее сестрой Анастасией и с С. Эфроном. 10 ноября 1913 г. Волошин писал художнице Ю. Оболенской: "В Феодосии поселились Марина и Сережа. Устроились они на горе, у дяди и тетки Рогозинского {Рогозинский В. Л.}. Те их уплемянили..." 15 декабря сестра С. Я. Эфрона, Е. Я. Эфрон, писала Волошину: "Сейчас получила письмо от Марины <...>, в котором она очень живо описывает вечер, проведенный у П. Н... {Лампси П. Н.}". 17 декабря Волошин сообщал матери в Москву: "Я каждый вечер проводил с Мариной и Асей, - говорили мы до 2-х, до 3-х ночи, очень дружно и хорошо".

   Встреча Нового года в Коктебеле у Волошина, с едва не разразившимся пожаром, освещена в воспоминаниях "Живое о живом" и в письме Волошина к матери от 1 января 1914 г.

   В Феодосии сестры Цветаевы и С. Эфрон прожили всю весну 1914 г. С. Эфрон готовился держать экзамен на аттестат зрелости, и это обстоятельство задерживало их переезд в Коктебель. В дневнике Цветаевой (по сообщению А. С. Цветаевой) ее приезд туда помечен 1 июня 1914 г.

   Лето 1915 г. Цветаева снова проводила в Коктебеле, но уже без мужа, уехавшего на фронт братом милосердия. Приехала она туда, по-видимому, в конце мая с поэтессой С. Я. Парнок, с которой познакомилась и подружилась весной. Здесь произошло ее знакомство с О. Э. Мандельштамом.

   Весной 1916 г., возвращаясь из-за границы в Россию, Волошин на несколько дней останавливался в Москве (с 17 по 24 апреля). Видимо, в этот короткий срок он все же нашел время повидаться с Цветаевой и был в курсе ее дел, личных и творческих. Узнав о намерении своего товарища, поэта и издателя М. О. Цетлина, возобновить издательство "Зерна", Волошин сообщил ему: "<...> сейчас нее написал Марине Цветаевой в Москву, чтобы она выслала тебе рукописи обеих новых книг стихов и чтобы написала Есенину, т. к. я с ним не знаком и не знаю, где он, а она с ним хороша".

   Следующие встречи Волошина с Цветаевой произошли в 1917 г. В ту зиму, с 28 декабря 1916 г. по конец апреля 1917 г., он жил с матерью в Москве, активно общаясь с деятелями искусств и литературы. 15 марта 1917 г. он, по-видимому, присутствовал на каком-то выступлении Цветаевой. Сохранилась ее запись стихотворения "Чуть светает" с припиской: "15 марта 1917 г. Литерное кресло "9" Максимилиану Александровичу Волошину. Оставить в кассе".

   4 июня 1917 г. в "Речи" (No 129) появилась волошинская статья "Голоса поэтов". Перечислив "глубоко индивидуальные голоса" старшего поколения современных поэтов, у которых "лирический голос оставался голосом декламирующим", критик отметил, что "у последних пришельцев стих подошел гораздо интимнее, теснее к разговорному голосу поэта". Слияние стиха и голоса, по его словам, "зазвучало непринужденно и свободно в поэзии Ахматовой, Цветаевой, О. Мандельштама, Софии Пар-нок". Волошин писал: "У меня звучит в ушах последняя книга стихов Марины Цветаевой, так непохожая на ее первые полудетские книги, но я, к сожалению, не могу ссылаться на нее, так как она еще не вышла".

   Узнав о знакомстве Цветаевой с его бывшей женой М. В. Сабашниковой, Волошин писал последней 26 сентября 1917 г.: "Ты ничего не пишешь, какое впечатление на тебя произвела Марина <...> ее стихи последнего периода с русскими ритмами, я думаю, тебе будут очень близки. Мне они кажутся прекрасными".

   Намерение Цветаевой (в письме от 24 августа 1917 г.) приехать в Феодосию "недели на две" все откладывалось. Этот приезд, по-видимому, состоялся только в начале октября: Цветаева (по сообщению ее сестры) еще успела застать в Феодосии Мандельштама, уехавшего в Петроград 11 октября. О пребывании Цветаевой в Крыму сам Волошин писал Ю. Оболенской (15 ноября): "Марина как раз в дни Московского боя {Бои в Москве шли с 27 октября по 3 ноября 1917 г.} была у нас и, ничего не подозревая, уехала в Москву. И, пробыв там день, немедленно вернулась с Сережей". Вторично в Коктебель Цветаева приехала 10 ноября, "с Сережей и массой рассказов об московских делах" (письмо Волошина к А. М. Петровой от 12 ноября). Поэт посвятил ей цикл из двух стихотворений "Две ступени". 25 ноября Цветаева вновь уехала в Москву за детьми, с которыми должна была тотчас же вернуться в Коктебель. Осуществить это уже не удалось. Ноябрьское свидание оказалось последним...

   В 1922 г. Цветаева уехала за границу - к мужу в Прагу. Но дружба с Волошиным продолжалась. 15 сентября 1918 г. Волошин писал М. О. Цетлин: "Слышал, что ты издаешь книгу Марины Цветаевой, и очень этому порадовался". Продолжалась, хоть и редкая, с оказиями, переписка Волошина с Цветаевой. Он продолжал следить за ее судьбой.

   Письма Цветаевой к Волошину 1919-1922 гг. полностью не сохранились.

   21 марта 1922 г. А. И. Цветаева сообщила Волошину об отправке ему с оказией книги сестры "Версты". "Какие великолепные стихи стала писать Марина, - писал Волошин Ю. Оболенской 28 мая. - У меня голова кружится от ее книжки "Версты". Последняя весточка от Цветаевой пришла в Коктебель из Праги (письмо от 10 мая 1923 г.).

   Отвечая на вопрос литературоведа Е. Я. Архипова: "На кого из поэтов современности после 20-21 гг. <...> обращено Ваше внимание?", Волошин в письме от 30 июня 1932 г. назвал имена Цветаевой, Вс. Рождественского и С. Парнок. На вопрос же: "Кто вам ближе: Анна Ахматова или Марина?" - он ответил: "Марина ближе как личность и как поэт".

  

   Москва, 23-го декабря 1910 г.

   Многоуважаемый Максимилиан Александрович.

   Примите мою искреннюю благодарность за Ваши искренние слова о моей книге¹. Вы подошли к ней к<а>к к жизни и простили жизни то, чего не прощают литературе.

   Благодарю за стихи².

   Если Вы не боитесь замерзнуть, приходите в старый дом со ставнями³. Только предупредите, пожалуйста, заранее.

  

   Привет. Марина Цветаева.

  

   ¹ 11 декабря 1910 г. в "Утре России" появилась статья Волошина "Женская поэзия", в которой он первым отметил талант начинающей поэтессы.

   ² Имеется в виду стихотворение Волошина "К Вам душа так радостно влекома...", датированное 2 декабря 1910 г.

   ³ Речь идет о доме Цветаевых в Трехпрудном переулке (дом 8).

  

  

   Москва, 27-го декабря 1910 г.

   Многоуважаемый Максимилиан Александрович,

   Благодарю Вас за письма.

   В пятницу вечером я не свободна.

   Будьте добры, выберите из остальных дней наиболее для Вас удобный и приходите, пожалуйста, часам к пяти, предупредив заранее о дне Вашего прихода.

  

   Привет.

   Марина Цветаева.

  

   Москва, 27-го декабря 1910 г.^{

  

   Безнадежно взрослый Вы? О, нет!

   Вы дитя, и Вам нужны игрушки,

   Потому я и боюсь ловушки,

   Потому и сдержан мой привет.

   Безнадежно взрослый Вы? О, нет!

  

   Вы дитя, а дети т<а>к жестоки:

   С бедной куклы рвут, шутя, парик,

   Вечно лгут и дразнят каждый миг,

   В детях рай, но в детях все пороки, -

   Потому надменны эти строки.

  

   Кто из них доволен дележом?

   Кто из них не плачет после елки?

   Их слова неумолимо-колки,

   В них огонь, зажженный мятежом.

   Кто из них доволен дележом?..

  

   Есть, о да, иные дети - тайны,

   Темный мир глядит из темных глаз.

   Но они отшельники меж нас,

   Их шаги по улицам случайны.

   Вы - дитя. Но все ли дети - тайны?!

  

   Марина Цветаева.

  

   ¹ Стихотворение написано на отдельном листке, вложенном в то же письмо.

  

   Москва, 5-го января 1911 г.

   Я только что начала разрезать "La Canne de Jaspe"¹, когда мне передали Ваше письмо. Ваша книга - все, что мы любим, наше - очаровательна. Я буду читать ее сегодня целую ночь. Ни у Готье, ни у Вольфа² не оказалось Швоба³. Я даже рада этому: любить двух писателей зараз - невозможно. Будьте хорошим: достаньте Генриха Манна. Если хотите блестящего, фантастического, волшебного Манна, - читайте "Богини", интимного и страшно мне близкого - "Голос крови", "Актриса", "Чудесное", "В погоне за любовью", "Флейты и кинжалы".

   У Генриха Манна есть одна удивительно скучная вещь: я два раза начинала ее и оба раза откладывала на грядущие времена. Это "Маленький город".

   Вся эта книга - насмешка над прежними, она даже скучнее Чехова.

   Менее скучны, но т<а>к же нехарактерны для Манна "Страна лентяев" и "Смерть тирана"⁴.

   Я в настоящую минуту перечитываю "В погоне за любовью"⁵. Она у меня есть по-русски, т. е. я могу ее достать.

   В ней Вас должен заинтересовать образ Уты, героини.

   Но если у Вас мало времени, читайте только Герцогиню⁶ и маленькие вещи: "Флейты и кинжалы", "Актрису", "Чудесное". Очень я Вам надоела со своим Манном?

   У Бодлера есть строка, написанная о Вас, для Вас: "L'univers est egal a son vaste appetit". Вы - воплощенная жадность жизни⁷.

   Вы должны понять Герцогиню: она жадно жила. Но ее жадность была богаче жизни. Нельзя было начинать с Венеры!

   До Венеры - Минерва, до Минервы - Диана!⁸.

   У Манна т<а>к: едет автомобиль, через дорогу бежит фавн. Все невозможное - возможно, просто и должно. Ничему не удивляешься: только люди проводят черту между мечтой и действительностью. Для Манна же (разве он человек?) все в мечте - действительность, все в действительности - мечта. Если фавн жив, отчего ему не перебежать дороги, когда едет автомобиль?

   А если фавн только воображение, если фавна нет, то нет и автомобиля, нет и разряженных людей, нет дороги, ничего нет. Все - мечта и все возможно!

   Герцогиня это знает. В ней все, кроме веры. Она не мистик, она слишком жадно дышит апрельским и сентябрьским воздухом, слишком жадно любит черную землю. Небо для нее - звездная сетка или сеть со звездами. В таком небе разве есть место Богу?

   Ее вера, беспредельная и непоколебимая, в герцогиню Виоланту фон Асси.

   Себе она молится, себе она служит, она одновременно и жертвенник, и огонь, и жрица, и жертва.

   Обратите внимание на мальчика Нино, единственного, молившегося той же силе, к<а>к Герцогиня. Он понимал, он принимал ее всю, не смущался никакими ее поступками, зная, что все, что она делает, нужно и должно для нее.

   Общая вера в Герцогиню связала их до гроба, быть может и после гроба, если Христос позволил им жить еще и остаться теми же.

   К<а>к смотрит Христос на Герцогиню? Она молилась себе в лицах Дианы, Минервы и Венеры. Она не знала Его, не понимала (не любила, значит - не понимала), не искала.

   Что ей делать в Раю? За что ей Ад? Она - грешница перед чеховскими людьми, перед [нрзб. - З. Д., В. К.] земскими врачами, - и святая перед собой и всеми, ее любящими.

   Неужели Вы дочитали д<о> с<их> п<ор>?

   Если бы кто-н<и>б<удь> т<а>к много говорил мне о любимом им и нелюбимом мной писателе, я бы... нарочно прочла его, чтобы т<а>к же длинно разбить по всем пунктам.

   Один мой знакомый семинарист (Вы чуть-чуть знаете его) шлет Вам привет и просит Вас извинить его неумение вести себя по-взрослому во время разговора⁹. Он не привык говорить с людьми, он слишком долго надеялся совсем не говорить с ними, он слишком дерзко смеялся над Реальностью.

   Теперь Реальность смеется над ним! Его раздражают вечный шум за дверью, звуки шагов, невозможность видеть сердце собеседника, собственное раздражение - и собственное сердце.

   Простите бедному семинаристу!

  

   Марина Цветаева.

  

   ¹ "Яшмовая трость" - книга рассказов Анри де Ренье (1864-1935), французского писателя, очень ценимого Волошиным.

   ² Готье - книгопродавец, Вольф - книгопродавец и издатель.

   ³ Швоб Марсель (1867-1905) - французский писатель.

   ⁴ Имеется в виду роман Г. Манна (1871-1950) "Учитель Гнус, или Конец одного тирана".

   ⁵ Роман "Погоня за любовью" был напечатан в 1910 г. в издательстве "Современные проблемы".

   ⁶ Имеется в виду трилогия Г. Манна "Богини, или Три романа герцогини Асси".

   ⁷ Цветаева приводит и вольно переводит вторую строку из стихотворения Бодлера "Путешествие".

   ⁸ Название частей трилогии Г. Манна "Богини".

   ⁹ При первой встрече с М. Цветаевой (в то время она была острижена наголо после болезни) М. Волошин сказал: "Вы удивительно похожи на римского семинариста".

  

   Москва, 1-го января 1911 г.

   Какая бесконечная прелесть в словах: "Помяни... того, кто, уходя, унес свой черный посох и оставил тебе эти золотистые листья"¹. Разве не вся мудрость в этом: уносить черное и оставлять золотое?

   И никто этого не понимает, и все, знающие, забывают это! Ведь вся горечь в остающемся черном посохе!

  

  

   Облачко бело, и мне в облака

   Стыдно глядеть вечерами.

   О, почему за дарами

   К Вам потянулась рука?

  

   Не выдает заколдованный лес

   Ласковой тайны мне снова.

   О, почему у земного

   Я попросила чудес?

  

   Чьи-то обиженно-строги черты

   И укоряют в измене.

   О, почему не у тени

   Я попросила мечты?

  

   Вижу, опять улыбнулось слегка

   Нежное личико в раме.

   О, почему за дарами

   К Вам потянулась рука?

  

   МЦ.

  

   Москва, 14-го января 1911 г.

  

   ¹ "Встречи господина де Брео" - роман Анри де Ренье. Книга была прислана Волошиным (см. "Живое о живом").

  

  

   Москва, 23-го марта 1911 г.

  

   Многоуважаемый Максимилиан Александрович,

   Вчера кончила Consuelo и Comtesse de Rudolstadt, - какая прелесть! Сейчас читаю Jacques ¹.

   Приходите: есть новости!

   Завтра уезжаю за город, вернусь в пятницу.

   Дракконочка ² все хворает, она шлет Вам свой привет.

   У нас теперь телефон (181-08), позвоните, если Вам хочется прийти, и вызовите Асю ³ или меня.

   Лучше всего звонить от 3-4.

   Всего лучшего.

   За чудную Consuelo я готова простить Вам гнусного М. de Breot.

   Привет Вам и Елене Оттобальдовне.

  

   Марина Цветаева.

  

   P. S. Можно ли утешаться фразой Бальмонта: "Дороги жизни богаты"? Можно ли верить ей? Должно ли?

  

   ¹ Речь идет о романах Жорж Санд (1804-1876) "Консуэло", - "Графиня Рудольштадт" и "Жак".

   ² Дракконочка - Лидия Александровна Тамбурер (ум. 1970?), друг семьи Цветаевых, зубной врач.

   ³ Лея - сестра М. И. Цветаевой, Анастасия Ивановна (р. 1894).

  

   Гурзуф, 18-го апреля 1911 г.

  

   Многоуважаемый Максимилиан Александрович,

   Пишу Вам под музыку, - мое письмо, наверное, будет грустным.

   Я думаю о книгах.

   К<а>к я теперь понимаю "глупых взрослых", не дающих читать детям своих взрослых книг! Еще т<а>к недавно я возмущалась их самомнением: "дети не могут понять", "детям это рано", "вырастут - сами узнают".

   Дети - не поймут? Дети слишком понимают! Семи лет Мцыри и Евгений Онегин гораздо вернее и глубже понимаются, чем двадцати. Не в этом дело, не в недостаточном понимании, а в слишком глубоком, слишком чутком, болезненно верном! ¹

   Каждая книга - кража у собственной жизни. Чем больше читаешь, тем меньше умеешь и хочешь жить сам.

   Ведь это ужасно! Книги - гибель. Много читавший не может быть счастлив. Ведь счастье всегда бессознательно, счастье только бессознательность.

   Читать все равно, что изучать медицину и до точности знать причину каждого вздоха, каждой улыбки, это звучит сентиментально - каждой слезы.

   Доктор не может понять стихотворения! Или он будет плохим доктором, или он будет неискренним человеком. Естественное объяснение всего сверхъестественного должно напрашиваться ему само собой. Я сейчас чувствую себя таким доктором. Я смотрю на огни в горах и вспоминаю о керосине, я вижу грустное лицо и думаю о причине - естественной - его грусти, т. е. утомлении, голоде, дурной погоде; я слушаю музыку и вижу безразличные руки исполняющих ее, такую печальную и нездешнюю... И во всем т<а>к!

   Виноваты книги и еще мое глубокое недоверие к настоящей, реальной жизни. Книга и жизнь, стихотворение и то, что его вызвало, - какие несоизмеримые величины! И я т<а>к заражена этим недоверием, что вижу - начинаю видеть - одну материальную, естественную сторону всего. Ведь это прямая дорога к скептицизму, ненавистному мне, моему врагу!

   Мне говорят о самозабвении. "Из цепи вынуто звено, нет вчера, нет завтра!"

   Блажен, кто забывается!

   Я забываюсь только одна, только в книге, над книгой!

   Но к<а>к только человек начинает мне говорить о самозабвении, я чувствую к нему такое глубокое недоверие, я начинаю подозревать в нем такую гадость, что отшатываюсь от него в то же мгновение. И не только это! Я могу смотреть на облачко и вспомнить такое же облачко над Женевским озером и улыбнусь ². Человек рядом со мной тоже улыбнется. Сейчас фраза о самозабвении, о мгновении, о "ни завтра, ни вчера".

   Хорошо самозабвение! Он на Генуэзской крепости ³, я у Женевского озера 11-ти лет, оба улыбаемся, - какое глубокое понимание, какое проникновение в чужую душу, какое слияние!

   И это в лучшем случае.

   То же самое, что с морем: одиночество, одиночество, одиночество ⁴.

   Книги мне дали больше, чем люди. Воспоминание о человеке всегда бледнеет перед воспоминанием о книге, - я не говорю о детских воспоминаниях, нет, только о взрослых!

   Я мысленно все пережила, все взяла. Мое воображение всегда бежит вперед. Я раскрываю еще нераспустившиеся цветы, я грубо касаюсь самого нежного и делаю это невольно, не могу не делать! Значит, я не могу быть счастливой? Искусственно "забываться" я не хочу. У меня отвращение к таким экспериментам. Естественно - не могу из-за слишком острого взгляда вперед или назад.

   Остается ощущение полного одиночества, к<оторо>му нет лечения. Тело другого человека - стена, она мешает видеть его душу. О, к<а>к я ненавижу эту стену!

   И рая я не хочу, где все блаженно и воздушно, - я т<а>к люблю лица, жесты, быт! ⁵ И жизни я не хочу, где все так ясно, просто и грубо-грубо! Мои глаза и руки к<а>к бы невольно срывают покровы - такие блестящие! - со всего.

  

   Что позолочено - сотрется,

   Свиная кожа остается!⁶

  

   Хорош стих?

  

   Жизнь - бабочка без пыли.

   Мечта - пыль без бабочки.

   Что же бабочка с пылью?

   Ах, я не знаю.

   Должно быть что-то иное, какая-то воплощенная мечта или жизнь, сделавшаяся мечтою. Но если это и существует, то не здесь, не на земле!

   Все, что я сказала Вам, - правда. Я мучаюсь и не нахожу себе места: со скалы к морю, с берега в комнату, из комнаты в магазин, из магазина в парк, из парка снова на Генуэзскую крепость - т<а>к целый день.

   Но чуть заиграет музыка - Вы думаете - моя первая мысль о скучных лицах и тяжелых руках исполнителей?

   Нет, первая мысль, даже не мысль - отплытие куда-то, растворение в чем-то...

   А вторая мысль о музыкантах.

   Т<а>к я живу.

   То, что Вы пишете о море, меня обрадовало. Значит, мы - морские? ⁷

   У меня есть об этом даже стихи, - к<а>к хорошо совпало! ⁸

   Курю больше, чем когда-либо, лежу на солнышке, загораю не по дням, а по часам, без конца читаю, - милые книги! Кончила "Joseph Balsamo" - какая волшебная книга ⁹! Больше всех я полюбила Lorenz'у, жившую двумя такими различными жизнями. Balsamo сам такой благородный и трогательный. Благодарю Вас за эту книгу. Сейчас читаю M-me de Tencin, ее биографию ¹⁰.

   Думаю остаться здесь до 5-го мая. Все, что я написала, для меня очень серьезно. Только не будьте мудрецом, отвечая, - если ответите! Мудрость ведь тоже из книг, а мне нужно человеческого, не книжного ответа.

  

   Au revoir, Monsieur mon pere spiritu<e>l {До свидания, господин мой духовный отец (франц.).}.

   Граммофона, м<ожет> б<ыть>, не будет".

  

   МЦ.

  

   ¹ Тождественные мысли Волошин излагал в статье "Откровения детских игр" (1907): "Ребенок живет полнее, сосредоточеннее и трагичнее взрослого".

   ² В 1903 году сестры Цветаевы некоторое время жили в пансионе Лаказ в Лозанне.

   ³ Остатки средневековой генуэзской крепости в Гурзуфе сохранились по сей день, В 1922 г. М. Цветаева жила рядом с ней, на даче Соловьевой.

   ⁴ В 1926 г. Цветаева писала А. Тесковой: "Я, по чести, не люблю моря и не думаю, чтобы его можно было любить. Оно несоизмеримо больше меня, я им подавлена".

   ⁵ Здесь "быт" в смысле "бытие". Быт же как таковой в дальнейшем стал одним из злейших врагов Цветаевой. "Все поэту во благо, даже однообразие (монастырь), все, кроме перегруженности бытом, забивающем голову и душу" (письмо к А. Тесковой от 31 августа 1931 г.).

   ⁶ Цитата из сказки Г. X. Андерсена (1805-1875) "Старый дом".

   ⁷ М. Волошин был увлечен теорией французского физиолога Рене Кентона (1867-1925) о происхождении жизни из морских глубин, о тождестве "между кровью и морской водой". Цветаева разделяла это увлечение.

   ⁸ Имеется в виду стихотворение "Душа и имя" (сб. "Волшебный фонарь").

   ⁹ Книга Александра Дюма-отца (1803-1870) "Записки врача. Жозеф Бальзаме", посвященная авантюристу, известному под именем графа Калиостро, была подарена Цветаевой Волошиным.

   ¹⁰ Мадам де Тансен (1685-1749) - французская писательница.

   ¹¹ 1 октября 1911 г. Цветаева писала Волошину: "У меня в комнате будут: большой книжный шкаф с львиными мордами из папиного кабинета, диван, письменный стол, полка с книгами и... лиловый граммофон с деревянной (в чем моя гордость!) трубою".

  

   Усень-Ивановский завод ¹

   26-го июля 1911 г.

  

   Дорогой Макс,

   Если бы ты знал, к<а>к я хорошо к тебе отношусь!

   Ты такой удивительно-милый, ласковый, осторожный, внимательный. Я так любовалась тобой на вечере в Старом Крыму ², - твоим участием к Олимпиаде Никитичне ³, твоей вечной готовностью помогать людям.

   Не принимай все это за комплименты, - я вовсе не считаю тебя какой-н<и>б<удь> ходячей добродетелью из общества взаимопомощи, - ты просто Макс, чудный, сказочный Медведюшка. Я тебе страшно благодарна за Коктебель, - pays de redemption {страна искупления (франц.).}, к<а>к называет его Аделаида Казимировна ⁴, и вообще за все, что ты мне дал. Чем я тебе отплачу? Знай одно, Максинька: если тебе когда-н<и>б<удь> понадобится соучастник в какой-н<и>б<удь> мистификации ³, позови меня... Если она мне понравится, я соглашусь. Надеюсь, что другого конца ты не ожидал?

   Я опять принялась за Jean Paul'а ⁶ - у него чудные изречения, напр<имер>: Т<а>к же нелепо судить мужчину по его знакомым, к<а>к женщину по ее мужу.

   Нравится? Но не это в нем главное, а удивительная смесь иронии и сентиментальности. К тому же он ежеминутно насмехается над читателем, вроде Th. Gautier ⁷.

   Что ты сейчас читаешь? Напиши мне по-настоящему или совсем не пиши.

   Последнее мне напоминает один случай из нашего детства. "Он был синеглазый и рыжий", т. е. один чудный маленький мальчик в Nervi ⁸ долго выбирал между Асей и мной и в конце концов выбрал меня, потому что мы тогда уехали. В Лозанне мы с ним переписывались обе, и однажды Ася получает от него такое письмо: "Пиши крупнее или совсем не пиши".

   Загадываю сейчас на тебя по "Джулио Мости" - драматической фантазии в 4-х деист<виях> с интермедией, в стихах. Сочинение Н. К., 1836 г. ⁹

   1. Твое настоящее:

   Чем оправдаешь честного Веррино?

   2. Твое будущее:

   Я у него была.: он предлагал

   Какую-то свободную женитьбу.

   Не моя вина, что выходят глупости!

   Загадываю Лиле ¹⁰.

   1. Ее настоящее:

   И отпусти ей грех, когда возможно,

   И просвети ее заблудший разум,

   Но не карай несчастную!

   2. Ее будущее:

   И может быть, вдвоем гораздо больше

   Найдешь источников богатства.

   1. Верино ¹¹ настоящее:

   Готова ль ты свое оставить место

   И домом управлять?

   2. Верино будущее:

   Что за история! Совсем одета

   Т<а>к рано! Не спала, - постель в порядке...

  

   Максинька, об одном тебя прошу: никого из людей не вталкивай в окно сестрам, к<а>к - помнишь? - втолкнул меня. Мне это будет страшно обидно. М<ожет> б<ыть>, ты на меня за что-н<и>-б<удь> сердишься и тебе странно будет читать это письмо, - тогда читай все наоборот.

  

   МЦ.

  

   Адр<ес>: Усень-Ивановский завод, Уфимской губ<ернии>, Белебеевского уезда, Волостное правление, мне.

   P. S. Пиши скорей, почта приходит только два раза в неделю, и письма идут очень долго.

   Скажи Елене Оттобальдовне, что я очень, очень ее люблю, Сережа тоже.

  

   ¹ Из Коктебеля М. Цветаева и С. Эфрон уехали в начале июля в Уфимские степи, на кумыс, так как у Сергея Яковлевича был туберкулез.

   ² См. А. И. Цветаева "Воспоминания" (М., 1974. С. 421-422).

   ³ Сербинова Олимпиада Никитична (урожд. Ермакова, 1879-1955) - певица, жительница Старого Крыма.

   ⁴ А. К. Герцык.

   ⁵ См. А. И. Цветаева "Воспоминания" (С. 404-412).

   ⁶ Жан Поль - псевдоним Иоганна Пауля Фридриха Рихтера (1763-1825) - немецкого писателя, сатирика и юмориста.

   ⁷ Готье Теофиль (1811-1872) - французский писатель-романтик.

   ⁸ См. А. И. Цветаева "Воспоминания" (С. 103-141).

   ⁹ Речь идет об издании: Джулио Мости. Драматическая фантазия... Сочинение Н. К. СПб., 1836.

   ¹⁰ Лиля - Елизавета Яковлевна Эфрон (см. с. 460).

   ¹¹ Вера - Вера Яковлевна Эфрон (1888-1945) - актриса.

  

   Москва 22-го сент<ября>/5-го окт<ября> 1911 г.

  

   Милый Макс,

   Спасибо за открытки.

   Тебя недавно один человек ругал за то, что ты, с презрением относящийся к газетам, согласился писать в такой жалкой, к<а>к Московская ¹. Я защищала тебя, к<а>к могла, но на всякий случай напиши мне лучшие доводы в твою пользу.

   Я не люблю, когда тебя ругают.

   Эллис ² недавно уехал за границу. Мы вчетвером поехали его провожать, но не проводили, потому что он уехал поездом раньше. Лиля серьезно больна, долгое время ей запрещали даже сидеть. Теперь ей немного лучше, но нужно еще очень беречься. Из-за этого наш план с Сережей жить вдвоем расстроился. Придется жить втроем, с Лилей, м<ожет> б<ыть>, даже вчетвером, с Верой, к<отор>ая, кстати, приезжает сегодня с Людвигом ³. Не знаю, что выйдет из этого совместного житья, ведь Лиля все еще считает Сережу за маленького. Я сама очень смотрю за его здоровьем, но когда будут следить еще Лиля с Верой, согласись - дело становится сложнее. Я бы очень хотела, чтобы Лиля уехала в Париж. Только не пиши ей об этом.

   Сережа пока живет у нас. Папа приезжает наверное дней через 5. Ждем все (С<ережа>, Б<орис> ⁴, Ася и я) грандиозной истории из-за не совсем осторожного поведения. Наша квартира в 6-ом этаже, на Сивцевом Вражке, в только что отстроенном доме. Прекрасные большие