Забелин Иван Егорович - Домашний быт русских цариц в Xvi и Xvii столетиях

а (улица Маросейка).

   Неизвестно, в какой день начались представления в новой театральной палате, но вероятно уже на маслянице, начавшейся со 2 февраля. Кажется комидия дана была два раза, ибо в это время в два дня перевезено из Немецкой Слободы до дворца 60 человек детей, которые участвовали в комидейном действе; привозили до 30 ч. в день; это число и должно обозначать всю труппу, бывавшую на представлении. Кроме того в комидии действовали и актеры - немцы, Тимофей Гасенкрух с товарищи, названные игрецами. Оркестр тоже состоял из немцев - музыкантов и управлялся полковником Николаем Фанстаденом. Все эти немцев были привозимы во дворец три раза и след. играли один, третий раз, какие либо свои игры, без актеров-детей. С наступлением великого поста театр был оставлен, и возобновился уже весною, после Троицына дня, в селе Преображенском. На другой день этого праздника, мая 19, царь со всем домом переехал туда на летнее житье. 22 числа Матвеев приказывает "из кремлевских палат, что на дворце над аптекою органы и рамы перспективного письма и что есть, как было наряжено для комидейного действа, все перевезть в село Преображенское, в комидейные хоромы и те хоромы нарядить против прежняго". Опять на 15 подводах повезены были 32 рамы декораций, 9 ковров, сукна, скамьи, органы; опять семь человек плотников с мастером перспективного письма Энглесом устанавливали рамы и устраивали все, что было надобно. Сколько раз давались в это время представления, неизвестно. Но недели через три, 16 июня, у магистера Ягана Готфрида началось новое ученье комидейного действа; вновь выбрано было в комедианты 26 человек мещанских детей, которые и отвезены к нему в школу в Немецкую слободу на 5 подводах. К осени готовилась новая комедия, о младшем Товии. 6 октября по царскому указу Матвеев приказал выдать "магистру ко исправлению комедии на платье ангелов и на молодого Товию и на одеяние его спутьшественников" 30 рублей из доходов Приказа Галицкой Чети. 7 октября Готфрид деньги получил, на строенье комедии, как он упомянул в во списке. 9 октября из дворца отпущено в Преображенское в комедийную хоромину на обивку стен 216 1/2 арш. сукон анбурских червчатых. Между тем еще с 5 октября государь со всем домом отправидся на богомолье к Троице, несколько позднее обычного сентябрьского похода, по той причине, что 22 августа в пятницу шестого часа в 3 чети даровал Бог государю дщерь царевну Наталью Алексеевну и до истечения срока родинного времени царице подняться в поход было нельзя. С богомолья государь возвратился 26 октября прямо в Преображенское, где со всей семьей и оставался до филипповских заговен, т. е. до 14 ноября. Через несколько дней по приезде, 2 ноября, ввечеру государь ходил в комидию, смотрить действа, как немцы действовали {Выходы царей, 563. Указываемая книга выходов 7182 г. здесь неправильно обозначена 7181 годом, отчего и мы прежде ошибочно относили этот выход в комидию к 1672 году. Срав. Дв. Разр. III, 908 и др.}. "Вероятно, до 14 ноября комидийное зрелище повторилось не один раз. Потом в рождественский мясоед следующего 1674 года мы находим комедию опять в Кремлевском дворце, откуда на маслянице во вторник 24 февр. она снова перевозится в Преображенское. В этот день Матвеев приказывает по повелению государя: из палат (кремлевских), что построены над аптекою для комидейного действа, рамы, ковры, сукна, стулы и всякой наряд и органы перевезти для комидейного ж действа в село Преображенское в комидейные хоромы, наскоро".

   В тот же день восемнадцать подвод повезли в Преображенское весь этот театральный наряд, служивший таким образом убранством и для кремлевского театра в каменных палатах и для деревянного театра в преображенском дворце. Туда же тотчас вызваны были из Москвы придворный органист Симон Гутовский, с учениками, а из новонемецкой слободы игрецы Тимофей Гасенкрух с товарищами и музыканты, которые все и привезены были на 8 подводах. Между тем тогда же для комидии был куплен стол дубовый за 20 копеек. В пятницу на масляной 27 февраля комидия была перевезена на 16 подводах со всем нарядом и с органами опять в кремлевские палаты для комидейного ж действа, которое по всему вероятию в тот же день и представлялось. С окончанием масляницы был закрыт и театр.

   Что было в весенний мясоед, нам неизвестно. Осенью, в сентябре, государь справлял две семейные радости: 1 сентября всенародно с подобающим торжеством объявлял сына царевича Федора Ал. наследником царства, а с 4 числа праздновал новое рождение царевны Феодоры. Пиры по случаю объявления царевича продолжались в течении сентября, 1, 6, 17 чисел; потом был совершен обычный поход к Троице. Празднование родин началось с 1 окт. когда был дан родинный стол; затем 4 окт. новорожденную царевну крестили, а 8 был крестинный стол. В эти дни для увеселения дворцового общества на дворце была поставлена старинная музыкальная потеха, которую в молодости во время первой своей свадьбы царь Алексей было отверг, как бесовское угодие. Снова явились трубачи, накрачеи, сурначи, литаврщики, набатчики, которые принадлежали собственно к военным хорам, и быть может по особенной торжественности или громкозвучности своей музыки потребованы на этот раз и для увеселения дворца. Затем развеселившийся государь 21 октября созвал к себе в потешные хоромы на вечернее кушанье все боярство с некоторыми дьяками и даже с своим духовником и угостил гостей на славу, водками, ренским, романеею и всякими разными питиями: пожаловал их своею государскою милостью, напоил их всех пьяных. Во время пира, который продолжался почти до 6 часов другого дня, изволил государь себя тешить всякими игры, и его тешили и в органы играли, а играл в органы немцы; и в сурну и в трубы трубили и в суренки играли и по накрам и по литаврам били - во вся. Пир был в полном смысле предшественником пиров петровских. Само собою разумеется, что не одною же музыкою потешался государь; вероятно ее сопровождали и другие всякие игры. После этих кремлевских увеселений, справив подобающим чином родительскую Дмитровскую субботу поминовения умерших, государь на другой день, 25 окт., выехал со всем домом в село Преображенское и оставался там до 13 декабря, потешаясь время от времени соколиною охотою, комидиями и выездами в близлежащие загородные дворцы, в Измайлово, в Алексеевское (см. выше стр. 381)

   Немецкие комидейные потехи даны были на преображенском театре три раза во время мясоеда. В первый раз была комидия как Олаферна царица царю голову отсекла, т. е. Юдифь та самая, которую наши послы в 1634 г. смотрели во дворце у польского короля; - тешили в. государя иноземцы и на органах играли немцы да люди дворовые боярина Артем. Серг. Матвеева. С государем были в комидии бояре, окольничие думные дворяне, думные дьяки, ближние люди все, и стольники и стряпчие. А которых бояр окольничих, думных дворян и ближних людей не было в походе, т. е. в Преображенском, и за ними были посыланы нарочные с указом быть непременно в Преображенском, т. е. в театре.

   Другая комидия была Есфирь: как Артаксеркс велел повесить Амана по царцыну челобитью и по Мардохеину наученью. В комидии с государем была царица, царевичи и царевны - все семейство, а также бояре, окольничие, думные дворяне, думные дьяки, ближние люди; стольники и всяких чинов люди. Тешили государя и публику немцы же да люди боярина Матвеева - и в органы играли и на фиолях и в страменты и танцовали.

   На заговенье ноября 14, была снова потеха, а тешили в. государя иноземцы, немцы да люди боярина А. С. Матвеева, на органах, и на фиолях и на страментах и танцовали и всякими потехами розными (тешили).

   В зимний мясоед 1675 г. в четверг на маслянице, 11 февраля, была комидия, вероятно в Кремле. Тешили в. государя те же действующие лица, иноземцы да люди б. Матвеева, всякими разными играми; началась комидия в пятом часу ночи или в десятом по нашему счету, отошла комидия до света за три часа, след. в пятом часу по полуночи и продолжалась, стало быть около семи часов. Весенний мясоед и все дето государь со всем домом прожил на Воробьевых горах; оттуда перешел в с. Коломенское и потом уже 9 ноября в Преображенское, где и жил по 15 декабря, изредка делая выезды в Москву. Быть может между 9 и 14 ноября в окончание мясоеда и дана была какая либо комедия по примеру предыдущего года.

   Подтверждение этому находим у Лизека, который пишет следующее: чрез несколько дней после нашего отъезда (7 ноября, если принять русский стиль), немецкие комедианты имели представлять комедию, которая, как они уверяли, доставит большое удовольствие царю, если только в ней будет участвовать один из наших слуг. Это был балансер, заслуживший своими шутовскими и ловкими действиями всеобщее удивление, особенно русских, которые единогласно решили, что он чародей и морочит добрых людей бесовскою силою. В самом деле, над его фокусами нужно было призадуматься. Например: он перекрестит несколько раз ножи, и они сами собою поднимают венки и деньги. Как мы ни присматривались к его шуткам, но никак не могли отгадать причины странных явлений. Немцы и некоторые из русских просили послов (цесарских) оставить его в Москве, пока он покажет свое искусство царю и царице; но желание их не было исполнено. По отъезде нашем, слух дошел до царя, и он тотчас послал в след за нами генерала Менезиуса, бывшего некогда послом в Вене и Риме с переводчиком, чтобы воротить в Москву нашего слугу - фокусника. На третий день они догнали нас в почтовых санях, и объяснив желание царя, просили отпустить сказанного слугу, и уверяли, что царь отдарит его щедро и тотчас отпустит назад. Послы предоставили ему на волю. Он воротился в Москву, в царских палатах два раза показывал свои фокусы и удивил царя и царицу. К нам он примкнул в Вистервице в Моравии, промотавши все, что подарил царь".

   В зимний мясоед 1676 года царь заболел и 30 генваря скончался. Театральные представления должны были остановиться на долгое время... Вскоре и главный директор этого первого театра боярин Матвеев в том же году подвергся царской опале и наконец ссылке. Потеряв такую важную опору немецкая труппа удалилась вероятно восвояси. Люди Матвеева также частью были разосланы по деревням или же поступили к новым помещикам. Таким образом только что возникшая комидия упразднилась сама собою. Но если зрелища, в течении четырех лет утешавшие государя и двор, прекратились, то все-таки они не могли пройти без следа собственно для народа, по крайней мере для московского общества, в низменных его слоях, откуда по большой части выбирались актеры и статисты для царских комидий. Зрелища прекратились, но осталась мысль, что они позволительны, что в них нет особого греха, как учили люди Стоглава и Домостроя ибо и сам великий государь со всем своим государским домом, со всею боярскою Палатою и даже с людьми всякого чина свободно потешались комедиями, интермедиями и всякими подобными играми и своим присутствием на этих играх как бы освящали их гражданство в ряду всех других неотреченных народных увеселений; оставалась одним словом мысль, что можно продолжать такие зрелища собственными средствами. С этого времени немецкая комидия свила так сказать гнездо в московском обществе. Таким гнездом были ее ученики, молодежь из мещанства и подьячества.

   Как только, еще в 1672 году, магистр Яган Готфрид Грегори получил приказание поставить на Преображенской сцене книгу Есфирь, то без сомнения тогда же и образовалась театральная школа. Ученики или актеры, как мы видели, набраны были из мещанских, а отчасти и из подьяческих детей; из мещанских Новомещанской слободы потому, что эта слобода была вновь населена большею честью выходцами из западного края, которые поэтому и на комидия смотрели другими глазами, более свободными, чем коренные москвичи, кровные дети старого Домостроя, т. е. окрепшей во всяких запрещениях древнерусской культуры. В коренных москвичах произошло бы от таких выборов великое мнение и смущение, а потом пожалуй и возмущение, ибо к тому все готовилось в виду борьбы староверства с разными новинами. Должно быть ученики набирались и во всякое время, смотря по тому, сколько новых актеров или статистов требовала поставляемая вновь пьеса. Впрочем постоянное число их в первое время доходило кажется только до 30 человек. Положение этих маленьких актеров было вообще незавидно. Они сначала не получали за свое ученье даже кормовых денег. В 1673 г. один из них подьячишка Васка Мешалкин с товарищами {Из числа товарищей-комедиантов еще известны по распискам в получении денег: Лука Степанов, Тимошка Максимов, Родка Иванов, Николай Иванов.} подали государю челобитную, в которой объясняли: "отослали нас (в июне с 16 числа 1673 г.), холопей твоих, в немецкую слободу, для научения комидейного дела к магистру к Ягану Готфрету, а корму нам ничего неучинено; и ныне мы, по еся дни ходя к нему магистру и учася у него, платьишком ободрались и сапожишками обносились, а пить-есть нечего и помираем мы голодною смертию. Милосердый государь! вели нам поденной корм учинить, чтоб будучи у того комедийного дела, голодною смертию не умереть". По этой челобитной велено им выдать кормовые деньги с 16 июня, как они поступили в ученье, по грошу в день человеку, т. е. по 4 деньги, с разрешением выдавать по стольку же во все время, покамест в ученьи побудут, но однако ж с свидетельством, т. е. с аттестациею магистра об их успехах и старании {Врем. 24, 7, Лет. Рус. Литер. V 30.}.

   Успехи и старание этой малолетней русской труппы засвидетельствованы самыми пьесами, которые она время от времени представляла государю. Из случайных заметок в современных дворцовых записках мы уже знаем, что на дворцовой сцене даны были комедии: 1) Есфирь, 2) Юдифь, 3) Товия младший. Но репертуар этим не ограничился. Сохранилось в рукописях еще несколько комедий, игранных в тоже время, о чем положительно говорят их прологи или предисловцы, и эпилоги, которыми всегда открывалось и закрывалось действо, и которые обыкновенно восхваляют царя Алексея. Таковы: 4) малая прохладная комедия о Иосифе, т. е. о преизрядной добродетели и сердечной чистоте; 5) малая комедия Баязет; 6) о Навуходоносоре царе, о теле злате и о триех отроцех, в пещи сожженных. Затем к тому же времени должно отнести: 7) комедию о Блудном сыне; напечатана в Москве в 1685 г. с картинками, по образцу лубочных сказок; 8) историю о царе Давиде и о сыне его Соломоне премудром, составленную по книге царств, а быть может и по изложению хронографа; 9) Алексей, человек Божий, диалог в честь царя Алексея. "Представлен в знамение верного подданства чрез шляхетскую молодь студентскую в коллегиуму киево-могиланскому на публичном диалоге". Напечатана, в Киеве 1674 г., февраля 22.

   Комедии 6 и 7, писаны стихами и принадлежат перу Симеона Полоцкого. Много вероятного, что и первые 5 комедий переведены, а иные быть может переделаны или и составлены им же. Он был придворным учителем, ритором и пиитом, и знатоком иностранной, именно светской и особенно польской литературы, откуда легче всего было черпать по крайней мере образцы для первых драматических или как тогда говорили комидейных сочинений. Другому не кому было и поручить такого нового дела. Упоминается еще о комедии Темир-Аксаково действо, которая была в Верху у государя, но была ли поставлена на сдену неизвестно, как замечает г. Соловьев (История XII, 171). По всему вероятию это та самая комедия, которая названа Баязетом. По свидетельству г. Пекарского, она "написана в 4 действиях, в которых есть все театральные еффекты и ужасы, сражения, убийства и т. п." Дело идет между Баязетом и Тамерланом, союзником Палеолога, и след. защитником христиан. В лице Баязета выведена самонадеянная гордыня. "На сцене происходит сражение; Тамерлан остается победителем и является в битве на коне, к нему приводят побежденного Баязета в клетке, где он и разбивает себе голову. В пьесе есть шутовские сцены; шут называется по-голландски Пикель-Гярингом; помещены также и веселые песни" {Наука и Литература при Петре, I, 407.}.

   Комедия Юдифь, библейский сюжет которой достаточно известен, принадлежит к числу переводных и нет сомнения к числу первых, представленных при царе Алексее, ибо в ней проходит тот же драматический мотив, что и в Есфири. Она заключается торжеством утесненных и уничиженных Иудеев, выставивших на стенах своего города главу высокомерного Олоферна и провозгласивших всенародно: "Зде висит яростная глава того мучителя, знаменующе, яко Господь Бог гордым противляется, смиренным же дает благодать". Комедия сочинена в семи действах, а действа распределены на сени, явления, всего 29 сеней и одно междосение, после третьего действа. Все первое действо, 4 сени, происходит у Ассириян, готовящихся наказать Иудеев за непокорность. Второе - в 3 сенях, печаль и сетования Иудеев, самохвальство Олоферна и радость его солдат, что началась война и им стало жить хорошо и привольно, да и прибыточно, потому что грабеж, разбой - военное дело. Третье, 5 сеней с междосением, идет вперемешку, то у Иудеев, пребывающих в страхе и в печали; то у Олоферна, продолжающего возноситься и презирать даже благоразумные советы одного из своих воевод. В том же порядке идут и 3 сени четвертого действа, в конце которого является Юдифь. Пятое действо, в 5 сенях, идет также вперемешку между сценами печали и молитвы у Иудеев и сценами солдатского пира в стане ассириян, и солдатсколго плена, т. е. вообще солдатскими сценами, грубыми, цинически шутливыми. Шестое действо, 5 сеней, продолжает перемешку сцен Юдифи и Олоферна и оканчивается, для остановки в интересном месте, шутливою казнью у Иудеев пленного солдата. Точно также идет и седьмое действо, то у Олоферна, то у Юдифи, оканчиваясь ее торжеством.

   Все действующее общество главным образом является в трех видах. Один, царь Навуходоыосор, а затем главное лицо Олоферн с воеводами изображают непомерную гордыню, высокомерие и самовосхвалеиие; для большого блеска этих качеств введен Ахиор, муж правды и благоразумия, за что потом и страдает. Другие - Иудеи, первосвященник, старейшины и пр., изображают печаль угнетения, смирение и надежду на милосердие Божие; третьи - ассирийские солдаты, равно и служанка Юдифи представляют грубые, своекорыстные и цинические интересы простонародья и солдатства. Поэтому в этом последнем виде сосредоточивается и все комическое этой комедии или собственно драмы, т. е. все шутовское, ибо так комическое в то время понималось. Нельзя сказать, чтобы представленная здесь характеристика солдатства рисовала только польское войско; здесь общими чертами обозначено солдатство, каким оно было в XVII ст. во всей Европе, даже и с подсмеиванием над жидами по поводу свиного мяса. Вообще во всей комедии ничего не видно особенно польского, как и особенно немецкого за исключением названий чинов: гетман, войсковой маршалок, поручик, ротмистр, бурмистр, которые могут указывать лишь на западно-русское происхождение переводчика, как и выражения: укус-вкус, ходи брате; но он же называет палача мейстер-никелем, а храмы языческие мечетями. Затем остается столько же намеков на старые русские нравы и русские бытовые положения; подарок переводится поминком, офицеры - сотниками. Когда перед виселицею прощается с жизнью солдат, шут Сусаким, то говорит между прочим: "Простите вы благородные сродники мои из пятерых чинов: ярышки, чуры, трубочистники, брения возники и благородные чины духовные, иже при церкви просящею милостынею питаются". Должно полагать, что комедия некогда принадлежала общеевропейской средневековой литературе откуда перешла в Польшу, а потом и в Москву. Нет сомнения, что переводчиком был Симеон Полоцкий.

   Цветы остроумного и смешного заключаются в том, что тот же Сусаким, когда ему лисьим хвостом, вместо меча отрубили будто бы голову, в испуге думает, что действительно умер; опомнившись, рассказывает, как мнится ему, что "живот его отступил из нутренних потрохов в правую ногу, а из ноги в гортань и правым ухом вышла душа", потом, приходя в себя, собирает раскиданное вокруг платье; токмо незнает, где его глава, везде ищет главы своея и затем обращается к публике, прося отдать ему голову, если кто из любви и приятства скрыл ее, и т. д. Когда Юдифь совершила свой подвиг и отдавая служанке Абре голову Олоферна, торопит ее спешно идти, бежать скорее, та заключает самое действо следующим замечанием: "что же тот убогий человек скажет, егда пробудится, а Юдифь с главою его ушла?"

   Комическое более тонко проведено в этой последней 3 сени VII действа в разговорах между Олоферном и Юдифью, где замысловато поставлена игра двух стремлений: распаленный вином Олоферн изъясняется пред Юдифью в любви; та дает ответы согласия, утверядающие главным образом ее заветную решимость лишить его жизни. Сень открывается заздравным кубком Олоферна в честь Навуходоносора. В это время появляется Юдифь. Одид. Велеможный Олоферн! Зри, какая семо приходит пресветлая звезда. Олоферн. Истинно богиня некая еврейская та нарещися может. (Вагав просит или сапоги, или саблю, хочет бежать или главы лишиться). Олоферн. Что глаголеши глупче?

   Вагавд. Аз мне тому достойно быти, да глава ему отсечена будет, иже от таковы прекрасавицы бежал или устрашился ее.

   Олоферн. Кому бежати или устрашитися? Никако. Но приятствую, да сея нощи главу свою на лоне ее держу.

   Юдифь. Милостивый господине! Бог сие желание твое исполнити может.

   Олоферн. О! садися победительница храбрости моея, обладательнида сердца моего! Садися возле мене, да яси и пиеши со мною, веселящися; ибо яко ты едина мое непобедимое великодушие обладала еси, тако имаши милость мою сама ни чрез кого же иного совершенно употребляти.

   Юдифь. Ей, господине мой! аз возвеселюся усердственно; никогда же еще такой чести восприях (Зде она оглядывается и говорит:), Абра! дай ми еству, юже про мене уготовша еси. (Зде тихо говорит:) Да не отходиже прочь ни пяди; слышишь ли?

   Абра (дает ей еству и молыт:) Где мне отходити, собаки бы мя заеди.

   Олоферт. О вы мои воины! пию же к вам про здравие сея красавицы, яже впредь еще асирием заступление быти имать.

   Сисера. Ей истинно Навуходоносор великий нарицается бог Юпитер, ты же Олоферн еси Марс; чем же ассирийское небо возможет лучше украшено быти яко сицевым прекрасным солнцем?

   Вагавд. Тогда же аз Меркурием буду, понеже сию богиню Венус к Марсу привел есмь.

   Абра (говорит отай:). Аз же хотя малою планетою буду у печи.

   Все пьют за здравие прекрасной Олоферна. Юдифь просит не называть ее так, потому что она только раба Олоферна. Олоферн объясняет ей, что она уже не раба его, а повелительница, ибо прехрабрейше его учинилась; он еще не единожды не приступал к городу, а она, преизрядная гражданко, уже Олоферновым сердцем обладает.

   Юдифь. Ей воистину! Когда бы, милости твоея сердце в владении своем имела, тобы почитала, яко весь свет себе в свойство получих.

   Олоферн. К сицевому получению бози тя сея нощи сподобят.

   Юдифь. Благоволение Божие с надеждою моею да исполнится.

   Олоферн. Не зриши ли, прекрасная богиня! яко сила красоты твоея мя уже отчасти преододевает; смотрю на тя, но уже и видети не могу, хощу же говорити, но языком (Зде он говорит яко пьяный) больши прорещи не могу... Хощу, хощу, но немогу же; не тако от вина, яко от силы красоты твоея аз низпадаю...

   По этому отрывку, можно судить и о свойствах языка комедии, неимоверно тяжелого и большею частью темного, особенно в разглагольствиях и рассуждениях, которыми до чрезвычайности растягивается и замедляется ход пьесы. В видах придать ей некоторое оживление, сверх шутовских сцен, внесено и несколько песен. Так после 3 действа в междосения поют зело жалобно каждый свой стих пленные цари; в 5 действе, сень 2, поют веселую песню пирующие солдаты; а в конце пьесы поют торжествующую песнь освобожденные Иудеи. Песнь солдат отличается даже некоторою легкостью стиха. Орив поет:

  

   О братья наша!

   Не печалитесь,

   Ниже скорбите,

   Но веселитесь.

   Кто весть, кто из нас утре в живых будет?

   Смело дерзайте,

   Пока живете,

   Не сомневайтесь,

   Но веселитесь,

   До коих мест сердце в теле живет.

  

   Вообще должно заметить, что тяжесть мудрых нравоучительных и рассудительных разглагольствий, какими всегда наполнялись комедии, хорошо чувствовалась их составителями или переводчиками и потому необходимою принадлежностью тогдашнего зрелища являлась всегда интермедия, нечто подобное теперешнему фарсу или дивертисменту. Так сочинитель комедии о Блудном сыне в ее прологе говорит, что разделил пьесу на 6 частей и после каждой части, нечто примесихом, утехи ради, потому что все стужает (надоедает), что едино без премен бываетъ". Примесил же он к комедии пение, играние на органах и intermedium.

   О комедии Алексей Божий человек, мы упоминаем после всех других по той причине, что очень сомневаемся была ли она представлена, "в присутствии Алексея Михайловича при Московском дворе {Летп. Р. Литер. г. Тихонравова, V, 33, срав. Наука и Литер. г. Пекарского I, 394.}. На это не находим доказательств ни в самой пьесе, ни в известиях о первых наших театральных зрелищах. Верно только то, что она играна студентам в Киеве в 1673 году, "в знамение верного подданства, и в честь царю Алексею". В сущности это было восхваление и прославление Московского царя. В Москве же играть эту пьесу не было достаточных поводов и едва ли бы царь Алексей согласился поставить на сцену своей комедийной хоромины личность своего тезоименитого ангела, которого житие читалось благоговейно только на царских именинных трапезах. Комедия неудобна была для Москвы и особенно для царского дворца даже и по языку, испещренному не только южнорусским, но во многих местах и польскими речениями. Если б она была играна в Москве, то непременно ее переделали бы на московскую речь, разумеется книжную, какою отличаются все остальные комедии. Одним словом в Москве она была бы наряжена в московский костюм и самые сцены были бы названы не нахождениями, а сенями, как они назывались даже и в последующее, уже петровское время.

   Нам кажется, что одною из первых комедий, представленных в Москве, в присутствии государя, была комедия Баязет. В ее эпилоге актеры говорят царю следующее: "Как древле пали все снопы пред единым снопом Иосифа, кланяясь, так и мы падаем на землю пред царским вашим величеством. Но что может значить наш поклон пред величеством и милосердием вашим? Однако ж, как некогда великий Александр, царь Македонский, сосуд студеной воды принял в дар от одного из рабов своих, предпочтя оный другим золотым жертвам, так и мы, уповая на превысокую милость в. ц. в., припадаем паки смиренно к подножию вашего престола, униженно моляще, да благоволят в. ц. в. "сию малую и вскоре сотворенную комедию от нас, яко еще неискусных и несмышленных отрочат всемилостиво восприятии". Так могли говорить только те Русские ученики - комедианты, с которыми ставил комедии магистр Яган. В другой комедии о Иосифе они тоже засвидетельствовали свою работу, объясняя, что паки (опять) малую, прохладную о преизрядной добродетели и сердечной чистоте комедию в действе о Иосифе в пречестные очи (царя) предпоставити умыслили и не отчаеваются, что обычная милость государя окажет свое благоизводение и к этому детскому действию их (во всемилосердом пресмотрении детского действия нашего проводите оное благоизволите). Есть намек об отрочестве артистов и в жалобной комедии о грехопадении Адама и Еввы, где они именуют себя человеческими отроками: и смиренно молят царя о прощении, что ныне при потешных радостных комедиях и едину малую жалобную комедию, т. е. о Адаме и Еве, примешали. Радостными комедиями без сомнения названы те, где торжествует добродетель, т. е. вера, в Бога, смирение и т. д. Каковы напр. Есфирь, Юдифь, Товия, Баязет. В падении Адама, в торжестве греха, конечно, кроме жалости, никакой радости быть не может, вот почему она и отличена от других комедий именем жалобной.

   Мы не имеем сведений о том, продолжались ли театральные зрелища при царе Федоре Ал. и в правление царевны Софии. Можно полагать, что в осенний мясоед 1679 г., когда молодой царь неоднократно выезжал в Преображенское, там в ряду обычных веселостей могли быть представляемы и комедии. Вообще же время Федора, как особенно время Софии, не было благоприятно для подобных утех. Еще по смерти царя Алексея царская семья разрознилась, разделилась на две враждебные стороны, посреди ее шла постоянная темная смута и ненависть; притом, именно та сторона (Нарышкины), которая наиболее благоприятствовала европейским новинам, с каждым днем все больше теряла свою силу и власть; другая сторона, забиравшая эту власть в свои руки, в лице своих деятелей числила очень многих ревнителей старого благочестия да и сама стремилась утвердить свое значение на особом уважении к его порядкам и формам. Правила же старого благочестия совсем отвергали не только упомянутые утехи, но и малейшее отступление от укрепившихся обычаев. Все это мало способствовало тому, чтобы во дворце поддерживались Алексеевские немецкие потехи - комедии, как увеселения общие, общественные для дворца.

   Однако ж достаточно распространилось, и утвердилось, как факт, мнение, что "в теремах просвещенной европейским учением царевны Софии Ал. представляли не только духовные трагедии, написанные другими, но и собственные ее сочинения и переводы; что она сама в представлении участвовала с приближенными боярышнями и царедворцами". Мне известно по семейным преданиям, писал кн. А. Шаховской, что прабабка моя Татьяна Ивановна Арсеньева, боярышня царевны Софии Алексеевны, представляла лицо Екатерины. Мученицы в трагедии, написанной самой царевной (так она сказывала своей дочери, а моей бабке), и что Петр Великий, бывая всегда при театральных зрелищах в теремах своей сестры, прозвал Татьяну Ивановну "Екатериной мученицей - большие глаза". При этом автор говорит еще, что представления в теремах заведись в 1690 году и что Дмитревский полагал, что Мольеров "Врач по неволе" если и не переведен самою царевною, Софиею, то верно игран в ее теремах {Летопись русского театра в Репертуаре 1840 г.}. Знающему читателю очень заметны рассказанные здесь несообразности. К сожалению, писатели о театре, вообще мало знакомые с своею историею, повторяли и даже распространяли краткое, но ошибочное указание Штелина, который в своем "известии о театральных в России представлениях", написал между прочим так: "царевна София с благородными девицами и мужчинами играла также в комедиях" {С. Петербургский Вестник 1779. Июль.}. Заметка верная в отношении царевны, только не Софии, а Натальи Алексеевны, тоже сестры Петра, о которой во времена Штелина стало быть успели уже совсем забыть и помнили только одну царевну Софию, оставившую по себе историческую память, которой поэтому и присваивали все, чем замечательна была какая либо царевна. Наталья Алексеевна (ум. 1716) действительно была страстная любительница театра и не мудрено, что комедии давались у ней даже в ее хоромах с 1690 г., когда ей было уже 17 лет. Вероятнее однако ж, что они ставились на старом Преображенском театре. Верно также, что она сама сочиняла разные комедиантские действа, ибо Бассевич прямо свидетельствует, что "Принцесса Наталья, младшая и любимая сестра Императора, говорят, сочинила не задолго до своей смерти, две пьесы, расположенные по очень умному плану и в которых были подробности не лишенные красоты, но недостаток в актерах помешал представить их на сцене". Другой иностранец Вебер рассказывает, что "Наталья Алекс. (уже в Петербурге) заставляла играть драматические пьесы, которые смотреть волен был всякий {Ходил в эти комедии и великий брат ее Петр. В его Походном Журнале записано, что 1715 февр. 26, по прибытии в Петербург в 3 часу пополудни, государь в 6 изволил пойти к царевне Наталье в комедию.}. Для помещения театра избрали огромный пустой дом, где устроили партер и ложи. 10 актеров и актрис были природные русские, не видавшие ничего кроме России, а потому можно вообразить себе их искусство. Великая княжна и сама сочиняла по-русски трагедии и комедия, заимствуя для них сюжеты из библии или из обыкновенных вседневных приключений. Роль арлекина (непременное лицо) поручена была одному обер-офицеру, и он вмешивался с своими шутками туда и сюда в продолжении представления; потом выходил оратор и рассказывал о содержании и ходе пьесы, а наконец следовала и самая пьеса, где была изображена неудачность восстаний и всегда несчастный конец их. В этой пьесе, так объясняли Веберу современники, было выведено на сцену одно из последних стрелецких возмущений". Г. Пекарский, у которого мы заимствуем эти сведения. открыл и самую пьесу, это - Стефанотокось где аллегорически представлен заговор Шакловитого, со вставкою эпизода (IV действие) из старой комедии - Эсфири. После смерти царевны осталось довольно комедиантских письменных книг, составлявших целую библиотеку, таковы: о Георгие и Шакиде, тетрадь о страдании Ксенофонта и Марии, тетради Крисанфа и Дарии, Адриана и Наталии, Июлиана, Евстафия Плакиды, Павла и Иулиании, Искупление человека от падения его, Повести о цесаре Римском Отте {Наука и Литература при Петре, г. Пекарского, I, 391-447.}. Таким образом театральный репертуар царевны Наталии носил в себе еще идеи XVII ст., держался около церковной книжности, а потому вместе с характеристикою самого спектакля, сделанною очевидцем Вебером, дает довольно определенное понятие о том, как составлялось и как велось комидийное действо и при царе Алексее. Затем согласимся, что все рассказываемое в разных историях нашего театра о царевне Софии, должно относиться к царевне Наталии, ибо современных известий об артистических предприятиях царевны Софии, как и вообще о дворцовых театральных зрелищах в ее время мы покуда не имеем.

   Заметим кстати, что при Петре, во время свадьбы шута Филата Шанского, в 1702 г., комедия дана была уже в Грановитой Палате, куда 26 генваря к строению будущей диолегии с Казенного двора отпущено на 20 персон тафты разных цветов 200 арш. да на завес тафты лазоревой 50 арш.; а февр. 10 в Оружейной Палате велено изготовить к комедии: 12 киризов (кирасы) и лат с шапки, 15 пансырей с мисюрки, 12 сабель. Новое название диолегия очень верно определяло целый отдел пьес в тогдашнем репертуаре, в которых не было никакого драматического действия, а были только разговоры аллегорических лиц с целью изъяснить какую либо общую нравственную или политическую мысль, с целью указать неисповедимые пути Божьего Промысла в жизни человеков или же оправдать дела государевы и осмеять его врагов - приверженцев староверства и невежества.

  

  

   Женский чин: Мамы и верховые боярыни, их честь и место. Казначеи. Постельницы. Комнатные бабы. Мастерицы. Портомои. Мужской чин: приказный, крестовый, стольничий, походный, истопничий мастерской. Царицына слобода Кисловка. Черты жизни и нравов младшего чина дворовых людей по сыскным делам и челобитным.

  

   Дворовый чин или придворный штат царицы состоял, в ближайшей службе, по преимуществу из женщин. Первое место в женском чину принадлежало боярыням, которые именовались дворовыми или верховыми, а между ними первое место занимали боярыни мамы малолетних царевичей и царевен. Старшинство мам соответствовало старшинству возраста царских детей, а потом старшинству мужского племени пред женским. Мамы царевичей, хотя бы и самых меньших по возрасту в целой семье, были всегда выше мам даже и старших возрастом царевен. В мамы избирались пожилые, опытные и, главное, самые приближенные к царице или к государю вдовы, большею частью из их же родственниц. Мамою царя Ивана Васильевича была вдова Аграфена Челяднина, жена государева дворецкого. Челяднины в то время занимали самые первые по приближению должности почти сряду в течение двадцати лет (1496-1518 г.) перед рождением Грозного. Отец и брат дворецкого были конюшими. Первому царевичу из рода Романовых Алексею Михайловичу (род. 1629 г.) в мамы была избрана его бабушка по отце, Орина Никитична Годунова, сестра Филарета Никитича и жена окольничего Ивана Ивановича Годунова, мужа доброго и благочестивого по отзыву иностранцев, который, служа царю Васшью Шуйскому, погиб в Калуге от второго Лжедмитрия в 1610 г., "скончася мученически, но к советникам самозванца не приложися".

   Мамы получали годового жалованья более чем вдвое прочих дворовых боярынь. Во второй половине XVII ст. их оклад простирался от 50 и до 100 р. Столовых или кормовых денег они не получали, затем что, живя во дворце, пользовались всем дворцовым содержанием. Исполнив свою прямую службу, мамы обыкновенно уходили в монастырь; но при царевнах иногда они оставались и после их возраста, заведуя по прежнему всеми их делами и всем их обиходом. Мама царевны Софьи Алекс. княгиня Анна Никифоровна Лобанова-Ростовская оставалось мамою в дворовом штате до своего пострижения в монастырь. Она скончалась в Новодевичьем монастыре, в 1709 г., схимонахинею. При дворе, сначала в числе приезжих боярынь, она находилась более 60 лет.

   В чин дворовых боярынь избирались обыкновенью вдовы по большей части из царицына родства или же по заслугам из придворных женщин меньшего чина, преимущественно из казначей, а иногда и из кормилиц, разумеется после долгой и испытанной службы. Так известная Анна Петровна Хитрово появляется в первое время, в 1630 году, казначеей у царевны Ирины Мих. В феврале 1646 года, по случаю разбора всего царицына чина умершей царицы Евдокии Лук., она была отставлена; при чем отмечено: по ее челобитью отпущена постричься. Но отметка была зачеркнута и показывала только, что Хитрая, вышла из двора по собственному желанию. Спустя несколько лет, именно в 1658 году, она была пожалована прямо в дворовые боярыни и с этого времени постепенно приобретает влиятельное и первенствующее положение между боярынь. Она особенно возвышается назначением в мамы к царевичу Федору Ал. - Когда царевич достигает возраста и по смерти старшего брата Алексея становится сам старшим в семействе и объявляется наследникам престола, его мама, по естественной причине, является тоже старшею и первою в дворовом женском чину. Она приближается даже и к новой царице Наталье Кирилловне. В 1672 г. за родинным стоном царевича Петра она стоит у ней в кравчих, что повторяется и в 1674 г. на родинном и потом на крестинном пиру царевны Феодоры. По смерти царя Алексея, у царя Феодора, своего воспитанника, Хитрая становится ближайшим человеком, а по частым болезням молодого царя и необходимым лицом в его комнате. Затем у новых цариц, у двух супруг царя Федора, Агафьи Сем. Грушецких и потом у Марфы Матв. Апраксиных она является полною хозяйкою и тоже исполняет важную должность кравчей, но не ради только торжественных столов, как у царицы Натальи, а повседневно. Должно полагать, что она введена во двор и в комнату к царевичу Феодору своим родственником, любимцем царя Алексея и его дворецким Богд. Матв. Хитрово, при помощи которого она постоянно и высилась. В чиновных списках ее имя, уже на втором месте, упоминается еще в 1698 г.

   Находившись такое долгое время, около 70 лет, в царицыных хоромах, зная насквозь весь царский домашний обиход, все тайные нити дворских отношений, эта женщина, всегдашняя приверженница рода Милославских, умела так, себя держать, что невредимою прошла чрез все дворские смуты конца XVII ст., хотя, как говорят, была одною из начальных причин семейной вражды между Милославскими и Нарышкиными, потому что была лютою враждебницею царицы Натальи Кирилловны и всего рода Нарышкиных. Под фарисейским только видом постница, пустой лицемерной бабьей святыни только устами полная, Хитрая, по прозванию и по истине хитрая видом, нравом и самым делом, она ушничеством и ложным наговором, быть может больше чем другие другими средствами, успела родовую вражду в царском доме довести до известной печальной стрелецкой трагедии. Так, по крайней мере, писал о ней сын погибшего в этой трагедии боярина Матвеева, Андрей Матвеев.

   Дворовые боярыни утверждались в своем звании особым царским указом. Соблюдался ли при этом обряд сказыванья им их боярства, неизвестно; но вероятно царицын дворецкий или царицын дьяк провозглашали им царский указ в присутствии царицы и прочих боярынь. Этот указ вносился иногда даже в записные разрядные книги, в которых напр. читаем: 1675 г. июля 6, "пожаловал в. государь в верховые боярыни стольника Федорову жену Григорьева сына Кокорева вдову Марью Иванову дочь, а по отце Акифьевых. А указано ей быть, по указу в. государя в светлице у мастериц и указано ей ведать мастериц всех" {Дворц. Разр. III, 1515.}. Таким образом из верховых боярынь некоторым поручалось всегда какое либо особое заведывание в обиходе царицына быта. Одна, главнейшая боярыня, была кравчею, находилась постоянно при царице и быта, так сказать, ее правою рукою во всех домашних делах ее обихода. Другая заведовала вообще царицыною казною и называлась боярыней - казначеей, третья была светличная, заведовала всеми рукоделиями женского царицына чина, четвертая - боярыня-постельница, в ведомстве которой состоял весь постельный обиход царицы, в том числе и портомойное дело; пятая была боярыня - судья, рассуждавшая разные дела царицына дворового женского чина, относительно исполнения придворных обязанностей, споров и ссор между тем же женским чином, особенно рукодельным и постельным. Сверх того боярынею же называлась и приказная Хамовного двора, на котором изготовлялась всякая белая казна, полотна, скатерти и т. п. Этот двор находился в слободе Кадашове, от чего и боярыня, заведовавшая хамовным делом называлось Кадашевскою боярынею. Она впрочем не принадлежала к чину дворовых боярынь, а равнялась по должности казначеям.

   Верховые боярыни получали годовое денежное жалованье, смотря по своему достоинству и по значению их занятий. В XVII ст. оно не превышало 50 р. в год, а в меньшей степени, в начале столетия, доходило даже и до 10 р. Впрочем средний и обыкновенный их оклад бывал в 25 р. Кормовых денег они не получали, потому что кормы, подачи и питье для них выдавались из дворца.

   В начале царствования Михаила Федоров., когда он собирался жениться на Марье Влад. Долгоруких, а царицыным двором правила его мать инока Марфа Ив., дворовыми боярынями были (1624 г. сент. 15) две вдовы княгини Долгоруких, Татьяна Степановна и Прасковья, из которых первая получала годового жалованья 30 р., вторая 28 р. Вероятно они назначены были служить во дворе молодою царицею, как близкие ее родственницы. Третьею боярынею была Марья Юрьевна Головина, получавшая 10 р. В 1625 году мая 28, на место Долгоруких, которые по смерти царицы удалились в монастырь, именно в Вознесенский, к иноке Марфе Ивановне по ее же указу велено жить в Верху вдовам же Катерине Бутурлиной с жалованьем по 30 р. и княгине Овдотье Коркодинове с жалованьем по 25 р., причем Головиной назначено по 20 р. Перед свадьбою царя на Стрешневой, в 1625 г. боярынями были те же Бутурлина и Коркодинова; вновь поступили: Федора Заболоцкая (жалов. 25 р.), вдова Соломонида Васильчикова (жалов. 23 р.) Быть может последняя поступила на место Головиной, имени которой с тех пор мы не встречаем в записках.

   Приводим списки боярынь, состоявших в царицыном чину в течении XVII ст.

   У царицы Евдокеи Лукъяновны мамы: Царевича Алексея - Орина Никитична Годунова, жена Ивана Ив.; Ульяна Степ. Собакина, жена Сергея Степан. Царевича Ивана - Анна Конст. Стрешнева. Царевны Ирины - княгиня Марья Ив. Хованская, жена Ивана Фед. Царевны Анны - кн. Ульяна Вас. Троекурова, жена Романа Федор. Царевны Татьяны - кн. Марья Ив. Пронская, жена Василья Романов.

   Боярыни: Собакина Ульяна Степ. крайчая 1628 г., а потом мама. Бутурлина Катерина Ив., жена Василья Матв.; Кн. Мезецкая Соломонида Петровна, крайчая. Кн. Коркодинова Авдотья Федоровна, Светличная. Васильчикова Соломонида. Заболотская Федора, постельница. Травина Анна Борисовна. Пушкина Анна. Колычова Анна Андреевна, жена Ивана Федор., Скобелцына Татьяна; Кн. Одоевская Анна Ив., жена боярина Ивана Ивановича. Кн. Туренина Марья Елизарьевна, жена Василья Ивановича.

   У царицы Марьи Ильичны мамы царевичей: Димитрия - Катерина Фед. Милославская. Алексея - кн. Арина Григор. Катырева-Ростовская. Кн. Анна Андр. Мещерская. Федора - кн. Прасковья Борисов. Куракина, Анна Петровна Хитрая. Симеона - кн. Авдотья Мих. Хованская, Аксинья Алексеев. Кологривова, Кн. Ульяна Ив. Голицына. Ивана - кн. Анна Фирсовна Ухтомская, с 1667 г. - Мамы царевен: Евдокии - Кн. Фетинья Володимиров. Сицкая, с 28 дек. 1651 г.; Кн. Аксинья Хилкова; Пелагея Ив. Ивашкина. Ц. Марфы - Ульяна Петр. Шереметева, умре 4 апр. 1676 г. Ц. Софьи - кн. Анна Никиф. Лобанова-Ростовская, с 1659 г. Ц. Екатерины - Настасья Фед. Шереметева; Афросинья Демид. Зубова; Анисья Юрьевна Лодыженская. Ц. Марьи - Дарья Тим. Смайлева, с 1660 г., Марья Ив. Ильина. Ц. Феодосии - Зиновия Степ. Головина; Дарья Силична Мясново, с 22 мар. 1666 г.

   Боярыни: Милослаескал Матрена Сем., с 30 мар. 1648 г.; Вельяминова Анна Мих., урожденная Ртищева, с 30 мар. 1648 г., крайчая. Кн. Коркодинова Авдотья. Фед.; Еропкина Аксинья Григор., с 30 мар. 1648 г. Давыдова Домна Сем., из казначей, с 14 апр. 1648 г.; Нарбекова Наталья Ал.; Кн. Мещерская Анна Андр., с 1663 г., жена князя Лаврентья. Вельяминова Устинья Ив.; Хитрая Анна Петровна вдова Степана Тарасова Хитрово; Кологривова Аксинья Ив.; Плещеева Анна Семеновна; Колычова Анна Егупьевна; Кн. Горчакова Агафья Роман., с 1667 г.; Кн. Волконская Домна Никит.; Кн. Хилкова Анна Матв.

   У царевен: Кн. Пронская Марья Ив.; Собакина Ульяна Степ.; Травина Анна Борис; Кн. Щетинина Ульяна Мих. (Тимоф.); Толстово Дарья Ив., с 1663 г.; Мартюхина Марья Андр., крайчая у царевен больших, с 1659 г.; Супонева Анна Матв., с 1667 г.; Ивашкина Пелагея Иван., с 1667 г.; Зубова Афросинья Демид., крайчая царевен меньших.

   У царицы Натальи Кирилловны при жизни царя Алексея мамы: Царевича Петра - Матрена Р