Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен

ем, что они были передовым отрядом Славянства ушедшим далеко к северному морю.

   По следам этих Енетов, Венетов, занявших побережья Балтийского моря шли племена Лехов (область Вислы и Одры), за ними племя Геродотовских Невров или Нуров (область Припяти), а потом после Нуров Геродотовские Оратаи-хлебопашцы (область Карпатских гор Днестра, Буга и Днепра). Так предположительно можно распределить как бы геологические пласты Славянских насельников, шедших к северу от дедушки Дуная по восточному краю их расселения. Об этом восточном крае заметим, что в нижнем своем течении направляясь к своим устьям, Дунай круто поворачивает на север. Несомненно, по этой дороги прошло восточное, т. е. Русское племя Славян. Местность этого поворота Дуная в Геродотово время принадлежало его Скифии. Затем обширная местность от устьев Дуная до устья Днепра именуется у Геродота Древнею Скифией, что и обозначаете глубокую Киммерийскую древность здешнего населения.

   Само собою разумеется, что первоначально восточные Славяне заняли места по течению рек Прута и Серета, впадающих в Дунай несколько выше его устьев, т. е. заняли земли Валахии, Бессарабии и Молдавию возле Карпатских гор. Древнейшее название Прута Пората звучит по Славянски (сравн. подмосковную Поротву-Протву, реку Рату впадающую в Польски (Западный) Буг и т. п.). -

   Впоследствии с этих мест, как и от самого Дуная сдвинуло Славян нашествие Волохов-Галлов лет за 350 до Р. X., а может быть и раньше, оставивших здесь свои племенные следы в населении Молдавии и Валахии.

   Вместе с тем восточное Славянское расселение шло по Днестру и южному Бугу к северу и на восток к Днепру в нынешних губерниях Подольской. Киевской и севернее в Волынской (область р. Припяти). Далее на север существует перевал в область реки Вислы и Одры куда прошли Ляшские т. е. западные Славянские племена, как упомянуто.

   В восточном племени по-видимому передовыми пришельцами были Геродотовы Невры-Нуры, которые в то время жили далеко на севере, начиная от верховьев Буга и Днестра. Быть может их потеснили, следуя за ними Геродотовские хлебопашцы Адазоны, севшие по Днестру и Бугу и потом пахари и земледельцы, которые основались на Днепре, минуя безводные степные пространства юга.

   Рассказ нашей Летописи о Днепровском Кие, о его путешествии в Царьград, о пребывании с почетом у даря, о построив на возвратном пути на Дунае городка Киевца все это по-видимому отзывается целою легендою о переселении Вифинских Киян на Днепр, намеревавшихся в начале сесть на Дунае и вытесненных оттуда враждебными соседями.

   Заселение нашей равнины Славянским племенем со стороны востока именно от Дона, совершалось племенем Савроматов, выведенных сюда в древние времена из Мидш, в имени которых мы предположительно узнаем нашу Северу.

  

  

   Любопытны рассказы Геродота о происхождении Скифов. Сами Скифы сказывали ему, что народ их изо всех народов самый младший и произошел таким образом: В очень давнее время, когда еще страна эта была пустая, жил здесь, говорили они, один муж, называемый Таргитай. Родители его были боги. Он родился от Зевса и от дочери реки Днепра. Зевсом, греческим именем, Геродот называет по своему главного скифского бога. У этого Таргитая было три сына, старший Липо-Ксай, средний Арпо-Есай, младший Кола-Ксай. Когда они царствовали, то на Скифскую землю упали с неба гагуг (соха), ярмо (воловья запряжка), секира (топор) и чаша - все золотое. Старший брат увидел это первый и хотел дорогие вещи забрать себе; подошел к ним поближе, а золото так загорелось, что взять было невозможно. Так он и ушел. После него пошел второй брат: золото загорелось. Ушел прочь и он. Когда подошел третий брат, самый младший, золото потухло и остыло, он спокойно забрал себе все вещи. Старшие братья увидели, что покориться надо ему, младшему брату, и отдали ему все царство. По рассказу Скифов это случилось за 1000 лет до похода на них Персидского царя Дария, стало быть слишком за 1500 лет до Р. X.

   С тех пор упадшее с неба золото Скифские цари почитали священным, очень бережно охраняли его, и каждый год праздновали ему и приносили жертвы. Овладевший царством младший брат учредил потом в этой стране для своих детей три царства и одно из них, где хранилось золото, сделал главным, начальным царством (Авхаты, Котиары-Траспии, Паралаты).

   Очевидно, что это сказание принадлежало Скифам-пахарям, которые жили по Днепру и возделывали землю, сеяли хлеб. Плуг, ярмо, секира-топор для этих Скифов на самом деле были предметами священными, потому что составляли главную силу и основу их жизни. Ими они кормились, ими они полагали на землю свое право собственности, которое по древнему Русскому выражению обыкновенно там существовало, куда соха, коса, топор искони ходили. Очень естественно, что в глубокой древности, у земледельческого народа, эти орудия имели смысл божественного дара. Их послало само божество; они упали с неба в образе божественного золота, которое и выражало, что это был предмет самый многоценный и дорогой в земледельческом быту.

   Для Скифов-пастырей, для кочевого народа, эти орудия не были так дороги. Кочевой народ не приписал бы им божественного происхождения. Воины, какими всегда бывают степные кочевники, почитают священными орудия битвы, поклоняются мечу, как поклонялись мечу те же Скифы кочевники; в мече их сила, честь, достоинство и слава, в мече основа их жизни. Таким образом плуг и меч, как мифы, должны необходимо выражать весьма различные основы быта.

   Другую сказку о происхождении Скифов Геродота слышал от Греков, живших по берегам Черного моря. Они рассказывали, что Геркулес, гнавши волов Гериона {По Юстину имя Гериона тоже объяснялось сказанием о трех братьях, поднявшихся на Геркулеса за расхищение их скота. Кн. 44, гл. 4.} пришел в эту землю, тогда еще необитаемую и пустынную. Его застигла зима и мороз: он окутался в львиную шкуру и заснул; между тем пасшиеся лошади от его повозки вдруг исчезли. Проснувшись стал он искать своих коней и прошел всю страну, из конца в конец. Напоследок уже, в Лесной Земле, при устьях Днепра, в одной пещере он обрел чудище Ехидну, в половину женщину, в половину змею, у которой вместо ног был змеиный хвоста. Эта Ехидна одна владела всею этою страною. Она и захватила его коней и не хотела их отдать как только с условием, чтобы Геркулес женился на ней.

   От Ехидны и Геркулеса родились три сына. Уходя из страны, Геркулес отдал Ехидне лук со стрелами и пояс и сказал: "Когда сыновья вырастут, то дай им натянуть этот лук и опоясаться этим поясом вот так, - он показал, как это должно сделать, именно по-геркулесовски, по-богатырски. Кто так сможет и сумеет это сделать, прибавил он, тому и отдай эту всю страну во владенье, а кто не сможет натянуть лука и по богатырски подпоясаться поясом, того изгони вон из этой страны". Все так и было исполнено, как говорил Геркулес. Сильным и могучим богатырем для этого подвига оказался младший сын, именем Скиф. Он и завладел землею. От него произошли Скифы-цари, то есть Скифы царствующие, владеющие страною. Другие два брата назывались Агафирс и Гелон, именами которых обозначаются два сильнейших народа, соседних Скифии. Агафирсы с запада и Гелоны с востока.

   Ясно, что эта сказка вполне живописует быть кочевников, быть наездников, для которых лук со стрелами был необходимым орудием их силы и богатырства. Сам Геркулес представляется здесь пастухом, кочевником, и в полном наряде такого же кочевника. Скифы поклонялись Геркулесу, конечно своему, а не греческому, как богу. Они показывали Геродоту при реке Днестре след Геркулесовой ноги, оттиснувшийся на камне, похожий на след человеческий, но величиною в два локтя (гл. 5, 6, 7, 9, 10).

   "Есть еще предание, говорит Геродот, которому я больше всего верю". Это предание было уже не миф, а сама история. Оно состояло в том, что Скифы-пастыри, кочевники, жили некогда к Средней Азии, были вытеснены оттуда, во время войны, другим народом Массагетами и пришли сюда, в землю Киммерийскую, ибо вся эта страна до них принадлежала Кииммериянам и называлась Киммерийскою.

   Изо всех этих рассказов выясняется одно, что Скифы-кочевники, обладавшие в то время страною, пришли в нее после всех, были по заселению младшие всем братьям; что Скифы-земледельцы, напротив были братьями старшими, то есть заселили эти места, гораздо раньше Скифов-пастырей. Затем предания смешивают некоторые обстоятельства, но очень наглядно объясняют, что в стране друг подле друга существовали два народных быта, две истории; быт и предания земледельческие к Западу, к Дунаю, и быт и предания кочевые, - к Дону, к Каспийскому морю.

   Существовала Скифия Земледельческая и Скифия Кочевая. Однако Немецкая ученость в лице Русских писателей (г. Браум) никак не желает признать такую двойственность быта в древней Скифии. Почему-то ей надобно, чтобы все Скифы были одно племя и именно Иранцы.

   Придя из Азии эти Иранцы стало быть принесли и свою легенду о своем родоначальнике Таргитае, родившемся от дочери реки Днепра! Вероятно Иранцы пришли в Скифию со своими собственными богами, или они пришли пустыми от всяких богов и здесь уже сочинили себе упомянутую Днепровскую легенду!

   Достовернейшее предание было таково, что прежде Скифов страною владели Киммерияне, которых знал еще Гомер. Во времена Гомера, говорит Страбон, или несколько прежде, Киммерияне совершали набеги на всю страну от Воспора до Ионии, часто делали набеги и на южные берега Черного моря, врываясь иногда к Пафлагонцам или к Фригийцам, но потом были изгнаны Скифами. Геродот сказывает, что в его время в Скифии находились еще укрепления, называемые Киммерийскими, переправы Киммерийския, целая страна Киммерия и Воспор - пролив из Азовского в Черное море тоже назывался Киммерийским. Киммерияне следовательно оставили глубокую память о своем житье-бытье в этой стране. Простирая свои набеги на греческие побережья к западу до Ионии, как равно и по Черному морю, они естественно были отличные мореходцы. Вот какой глубокой древности принадлежать морские предприятия, гнездившиеся на наших Черноморских берегах и непременно в устьях наших больших рек, не исключая даже и далекого Танаиса-Дона.

   Когда на эту Киммерийскую землю напали Скифы-пастыри, то Киммерияне, говорит Геродот, держали совет, что делать и как спасать себя? Мнения их разделились на две стороны. Народ хотел удалиться из своей земли без битвы; цари желали битвы, желали лучше умереть, защищая свою землю, чем бежать вместе с народом. Спор окончился междоусобием, на котором цари и кто стоял на стороне царей были все побиты и погребены народом при реке Днестре, где и ныне видна их могила, заключает Геродот. После того народ вышел из своей земли и Скифы нашли ее совсем пустою. Но Отец Истории дополняет, что Скифы погнались за Киммериянами в Азию и заблудились, преследуя их по восточной стороне Кавказа, в то время, как Киммерияне бежали по западной, по берегу Черного моря. Они тогда заселили малоазийский полуостров, где находится город Синопа.

   Позднейшие писатели, основываясь, быть может, только на сходстве имени, говорят, что Киммерияне под именем Кимвров переселились на Балтийское море, где Датский полуостров в древности именовался Кимврийским, и где Кимвры занимали весь берег между Вислою и Эльбою и соседние острова.

   Все это очень правдоподобно, по той причине, что нашествие Скифов на самом деле могло сильно потревожить южное население нашей равнины и очень могло повыдвинуть из его состава некоторые роды и племена, не желающие покориться новым господам. Особенно такое покорение бывает невыносимо для самих прежних господ, какими по-видимому и были Киммерияне. Их цари все погибли на месте, а народ разошелся по сторонам. О славных Киммериянах и Страбон замечает (кн. II, гл. 3), что может быть это было какое-либо одно из их племен. Но как имя Скифов, так и прежде имя Киммериян было общим географическим именем для всей нашей страны. Поэтому предание, что Скифы нашли страну пустую, должно объяснять, что в стране не оставалось уже ее владык. Остальное покорное население в этом случае не шло в расчет; это была так сказать сама страна, ее коренное Земство.

   Что рассказывает о местожительстве Кимвров Плутарх (в Марии), все то очень приложим) к древнейшему расселению в Европе Славянских племен. Это был народ, живший на краю твердой земли, близ северного Океана, достигавший своими жилищами Понтийской Скифии, занимавший земли лесистые и мало освещаемые солнцем, где дни бывали равны ночам. Хотя Кимвры, нападавшие на Римлян, по частям имели разные прозвания, но их войско называлось общим именем Кельто-Скифов, стало быть оно состояло из этих двух племен. Скифы-Славяне жили вперемешку с Кельтами-Галлами (Влахами) только у Карпатских гор, откуда за одно хаживали и воевать, и где на север к Висле некоторые ученые указывают и первоначальное жительство Кимвров. Таким образом в имени Кимвров, наравне с Германскими, могли скрываться и Славянские племена. И потому переход Киммериян от Черного на Балтийское море, может объяснять переход на тоже море и Славянских племен сидевших впоследствии между Вислою и Эльбою и бок о бок с Кимврийским полуостровом. Если туда двинулись Киммерияне-Германцы, то рука в руку с ними могли туда же перейти и Киммерияне-Славяне. Мы помним одно, что появление в истории нового имени, как и исчезновение этого имени, никак не может указывать на появление и исчезновение особых народностей и указывает только на перемену народных имен у писателей Истории.

   Любопытно также и то обстоятельство, что борьба Киммериян, владык страны, с подвластным народом происходила в окрестностях Днестра, то есть в местности, которая искони была населена Славянами и называлась Древнею Скифиею.

   С особенным вниманием Геродот останавливается только на Скифах-кочевниках, на Скифах настоящих, главнейшем народе, который владел в то время Югом нашей страны. Он говорит, что в Черноморских землях он не знает другого народа, столько известного своею мудростью.

   Скифский народ, по его словам, из всех человеческих дел одно важнейшее придумал - мудренее всех народов, какие только были тогда известны. Ничему другому я не удивляюсь, прибавляет Геродот. Это важнейшее придумано у них так, что никто, нападающий на них, не может от них убежать, и если захотят, никто не может поймать их. У кого нет ни городов, ни крепостей, где каждый носить свой дом со собою, где все суть конные стрелки, живут не от плуга, а от скота, и свои жилища перевозить на телегах, - как не быть тем людям непобедимыми и совсем неприступными! По понятиям Грека в этом особенно и заключалась скифская мудрость, торжеству которой способствовало самое свойство скифской страны, ровной степи, обильной пажитями и водами. Число протекающих в ней рек не многим меньше числа водопроводов в Египте, говорит далее Геродот. Во всей стране нет ничего удивительного, кроме ее обширности и величайших рек и их множества.

   Скифы всех племен поклонялись главным образом Весте (Огню-созидателю), которая называлась у них Тавити. Затем Зевсу (Небу) и Земле, почитая Землю женою Зевса; потом Аполлону (Солнцу) и небесной Афродите (Луне), Ираклу и Арею (богу войны). Царствующие Скифы приносили жертвы Посидаону (богу моря). Веста-Истия по Скифски называется Тавити, Зевс именуется Папеем, Земля - Апиею, Аполлон - Ойтосиром, Афродита-Урания - Артимпасою {По-видимому имя Артимигаса составлено из двух слов, одно навыворот - Митра, другое Паса в смысле пасти, охранять.}. Посейдон - Фамимасадом. Кумиров, жертвенников и храмов они не строили; а строили только одному Арею. У них было великое множество волхвов, гадателей предсказателей, которые гадали прутьями, связывая их в пучки и раскладывая на земле по одному; гадали также посредством липовых лык: разодрав лыки на три части, перепутывали ими пальцы и потом, разрывая, произносили свои предсказания. За то и доставалось волхвам, если их гаданья не оправдывались; их ставили на воловью повозку в кучу хвороста, зажигали и пускали волов мыкаться с пожаром по степи.

   Жертвоприношение у всех совершалось одинаковым образом. Жертва (вол, корова) стоит со спутанными передними ногами. Приносящий жертву, стоя позади ее, потянув за конец веревки, опрокидывал ее, и как скоро она падала, взывал к богу? которому жертвовал; потом накидывал на шею петлю, продевал в петлю палку, которую перевертывая, удавливал животное; затем разрезал на части и принимался варить мясо в котле. Из сваренного божеству приносили начатки мяса и утробы. Кроме рогатого скота приносили в жертву и других домашних животных и особенно лошадей. Но свиней вовсе не употребляют и не хотят, чтобы они водились в их стране, отмечает Геродот.

   Арею, богу войны, жертвовали иначе. Для этого в каждой общине устраивали из связок хвороста род кургана на 3 стадии (около полверсты?) в длину и ширину, в вышину меньше, с трех боков утесисто, а с четвертого делали всход. Каждый год на ту же кучу сваливали 150 возов нового хвороста, так как прежний оседал от непогод. На верхней четырехугольной площадке этого кургана водружали старинный железный меч, который и означал кумир Арея. Этому мечу ежегодно приносили в жертву скот и лошадей и гораздо больше, чем другим богам. Когда возьмут в плен неприятелей, то от каждой сотни одного приносят также в жертву: возлив вино на головы людей, зарезывают их над сосудом; потом несут кровь на курган и льют ее на меч.

   Кочевые Скифы вообще были кровожадны. На войне Скиф пил кровь первого убитого им неприятеля. Головы убитых все относились к царю, по той причине, что принесший голову врага, получал право участвовать в добыче. Кто не приносил, тому ничего и не давали. При этом самая кожа с головы почиталась знатным украшением храброго человека. Ее искусно снимали с черепа, очищали от мяса, мяли в руках, и употребляли вместо платка и украшения, привешивая на узде к коню {Примечательно, что в старинном русском богатом конском уборе существовал науз, очень большая шелковая кисть, у которой ворворка-закрепка или узел покрывалась серебряною вызолоченою полусферическою чашкою.}. Тот почитался наихрабрейшим, у кого было много таких полотенец или платков. Многие из человеческих содранных кож делали себе верхнее платье, сшивая его наподобие бурки. Многие, содрав кожу с правых рук убитых врагов вместе с ногтями, делали из них колчаны. Человеческая кожа, примечает Геродот, и толста и глянцевита и почти всякую кожу превосходить белизною, если с белого человека. Многие сдирают кожу и с целых людей и растянув ее на палках, возят на лошадях на показ. Таковы обычаи кочевых Скифов. К этому надо заметить, что яркие чудовищные картины быта кочевой Скифии, по всему вероятию, во многом слишком преувеличены для риторской цели, чтобы наиболее удивить, поразить любопытство Афинских и других Греков, так как они с жадностью слушали рассказы о дивных порядках варварского быта, столь несходных с обычными порядками греческого быта. Аристотель пишет, между прочим, что "народные ораторы проводят целый день на представлениях фокусников и в болтовне с приезжающими из Фасида (с Кавказа) или Борисфена (Днепра), конечно, о невероятных изумительных картинах варварской жизни". Эфор у Страбона замечает, что иные историки передают сказания только о жестокости Скифов и Савроматов, зная, что ужасное и удивительное действует потрясающим образом на душу. А с головами своих важнейших или злейших врагов, продолжает Геродот, делают вот что: отпиливают череп по самое переносье и вычистивши, устраивают из него чашу; бедный хозяин обтягивает эту чашу снаружи только воловьей кожею и так пьет из нее, вместо стакана; а богатый кроме того внутри покрывает чашу золотом (прообразование нашей братины). Это делают Скифы и со своими одноземцами, когда поссорятся и по суду цареву один отдается совсем во власть другого {Вот что в древнейшее время означало известное в нашем Местничестве уже символическое действие - выдача головою.}. Когда кто придет к Скифу из иноземцев, которого он особенно уважает, то при угощении он наполняет эти чаши вином и рассказывает, что это были его соотечественники или сродники, которые осмелились вступить с ним в войну, что он победил их и теперь пьет из их черепов вино. Так превозносится Скиф своим храбрым подвигом. Один раз в год бывал у них особый праздник, на котором жители каждой волости собирались пить вместе (братчина); старшина волости растворял чашу вина и предлагал всем храбрейшим из народа, кто наиболее отличался в битвах истреблением врагов. Кому не приходилось прославить себя таким подвигом, тот сидел на этом пиру храбрых особо без всякой почести и вина ему не давали. Это было немалое бесчестие. Напротив, кто славился боевым делом и убил многих врагов, тот пил даже из двух стаканов, связанных вместе.

   Братские договоры и союзы кочевые Скифы заключали таким образом: наливали вина в большую глиняную чашу, пускали туда несколько крови от обоих собеседников, которые вступали в союз, для чего прокалывали себе тело иглою или порезывали ножем; потом погружали в чашу меч, стрелы, секиру и копье-дротик, с произнесением заклятий, и затем выпивали чашу как заключившие союз, так и достойнейшие из их дружины. Вино Скифы пили непомерно и притом одно, чистое без примеси воды, что у древних Греков почиталось отчаянным варварством. По мнению Греков пить одно вино было свойственно только Скифам. С удивлением они рассказывали о царе спартанском Клеомене, который не только много напивался, но в добавок по развращенному скифскому обычаю, пил вино одно, без воды, и потому сошел с ума {"Сами Спартанцы уверяют, говорит Геродот (VI, 84), что познакомясь со Скифами, Клеомен сделался пьяницею и от того впал в бешенство. Скифы вздумали отомстить Персидскому Дарию за поход в их страну. Для этого они послали в Спарту просить вспоможения и условились так, чтобы сами Скифы у реки Фазиса старались вторгнуться в Мидию, а Спартанцы, отправясь из Ефеса, пошли бы в верхнюю Азию и наконец сошлись бы в одном месте. Когда шли эти переговоры со Скифскими постами, Клеомен обращался с ними больше, чем следовало, и научился от них пьянствовать отчего и сошел с ума. С того времени, если кто захотел напиться попьянее, употреблял выражение: "Налей по Скифски, подскифь", т. е. налей цельного вина не разбавленного водой.}.

   Своих царей Скифы погребали с особыми почестями и особым образом. Тело умершего, вскрыв живот и очистив, наполняли благовонными семенами и травами, обмазывали воском, укладывали на колесницу и везли по степи, к ближайшему подвластному народу, оттуда к следующему и так далее, пока с этим торжественным поездом не объезжали всех подвластных племен. "Кто привезенное тело приметь, делает то, что и царские Скифы: урезывают себе уха, остригают волосы, порезывают кругом мышцы, царапают лоб и ноздри, и прокалывают левую руку стрелами". Каждое племя, встретив останки царя, потом сопровождало его до места погребения. Народу таким образом накоплялось в шествии великое множество. Места погребения находились в стране называемой Герры {Судя по разбросанности больших курганов в степи, в расстоянии один от другого на десятки верст, должно заключить, что погребение совершалось на том самом месте, где покойника заставала смерть. Общего сосредоточенного кладбища не существовало. Оно находилось в целой стране Герров, в горней стране, относительно устья Днестра.}, как назывался и народ, там живший, в том месте, до которого можно было плыть по Днепру (надо полагать, что в окрестностях Днепровских порогов). Здесь вырывали большую четырехугольную в роде колодца яму, а в ней, как оказалось при расследовании царских курганов, устраивали отдельные пещеры, как бы особые комнаты, из которых в одной погребали царя на кровати, водрузив по сторонам копья и устроивши на них крышу из брусьев и ивовых прутьев. В остальных пещерах, сначала удушив, погребали одну из царских жен, виночерпия, повара, конюшего, письмоводца, вестоносца и царских коней, вместе с золотыми чашами и со всякими драгоценностями из одежды и домашнего обихода, большею частью тоже золотыми.

   Старый Мартыновский перевод Геродота пишет, что людей и лошадей погребают "с первенцами всего прочего имущества и золотыми фиалами, ибо серебра и меди не употребляют".

   Новый переводчик г. Мищенко пишет: (хоронят) лошадей, первенцев всякого другого скота и золотые чаши. Серебра и меди Скифы совсем не употребляют". По этому новому переводу является, великая несообразность, будто в могилу опускали первенцев всякого скота, кроме лошадей.

   В старом переводе первенцы имущества понятны - это лучшие, драгоценнейшие предметы имущества и в том числе золотые фиалы - чаши.

   Относительно заметки Геродота, упомянувшего после золотых фиалов и о том, что (при этом) серебра и меди не употребляют, возможно предполагать, что не употребляют этих металлов только на изделие, на изготовление чаш, которые всегда делались для царей из золота. Такое объяснение этой речи устраняет сомнительное решение учености, будто Скифы вообще не употребляли серебра и меди, когда в их могилах встречается и то, и другое, а меди именно в большом изобилии.

   Совершив похороны, все наперерыв друг перед другом, засыпали могилу землею, стараясь сделать насыпь как можно выше и сооружали таким образом иногда огромнейший курган, сажень в 10 вышиною по отвесу и шагов около 500 по окружности {См. Расследование Скифских Курганов, глава V, стр. 276.}. Через год справлялись поминки, причем погибало еще 50 человек, самых наилучших служителей умершего царя и 50 наилучших коней. Их убивали и мертвых всадников на мертвых лошадях ставили на столбах и кольях вокруг кургана.

   Простых скифов-покойников точно также родственники возили на повозках к их друзьям, которые по обычаю угощали провожатых богатым пиром, предлагая угощенье и покойнику. Такие погребальные объезды продолжались 40 дней и затем совершалось погребенье.

   Похоронив покойника, Скифы имели обыкновение очищаться, для чего устраивали себе баню, в виде шатра из трех жердей, вверху соединенных и обвешанных войлоками очень плотно. Посредине этого намета ставилась кадка с водою, которую нагревали, бросая в нее раскаленное на огне каменье. Для духа они бросали на раскаленное каменье конопляное семя и восхищаясь этим паром, подымали крик. Женщины стружили себе острым камнем кипарисное, кедровое и ливанное дерево, разводили эту смесь водою и этим густым составом обмазывали себе лицо и все тело. Оттого они получали приятный запах, и обобрав на другой день со себя эту обмазку, делались чистыми и глянцевитыми.

   Из других скифских обычаев, надо упомянуть, что если царь кого казнил, то не оставлял в живых и детей казненного, именно сыновей; они тоже погибали, но дочери оставлялись. Это показывает, что с виноватым погибал и весь его род, и что женское племя не почиталось важным.

   Геродот говорит также, что Скифы вообще питали сильное отвращение от иноземных обычаев; что каждый их народ ничего в обычаях не заимствовал один от другого, а тем более от Греков. Жили они, стало быть, каждый розно и берегли крепко каждый свой порядок жизни. Как сюда подходят слова нашего первого летописца: "живяху каждый со своим родом и на своих местех, владеюще (управляясь) каждый родом своим. Имяху обычаи свои, закон отец своих и преданья, каждый свой нрав". У Греков однако ж ходило предание об одном Скифе Анахарсисе, славном своею ученостью и мудростью, который любил иноземные и именно эллинские обычаи. Этому Анахарсису приписывали изобретение горшечного станка, рассказывают, что он много путешествовал, долго жил в Элладе и возвратившись на родину, погиб за иностранные установления и эллинские обычаи {История Геродота IV, гл. 11, 12, 59, 64, 65, 69, 70, 71, 73, 75, 76.}.

   Вот что рассказывали и что знали о нашей стране образованные Греки за 450 лет до Р. X.

  

  

   Очень жаль, что внимание Отца Истории больше всего привлекали Скифы владеющие, царствующие, Скифы-цари или настоящие Скифы, как он обозначает их, рассуждая о числе всего Скифского народа. О земледельцах он говорит мало, по той, конечно, причине, что в их быту ничего не было замечательного для любопытного Грека. Жили они просто, как и все земледельцы, а потому и их варварство не представляло в себе ничего грозного, самобытного, царственного и могущественного, как у Скифов-воинов. Притом, земледельцы были рабы, то есть подвластные Скифам-царям, и конечно не заслуживали равного внимания. Вероятно по этой же причине Геродота не слишком отличает их от Скифов-кочевников и чертить в одной картине быта весьма различных народностей, хотя и отмечает местами, что Скифские племена различны и живут каждый по своему. По имени владетелей он назвал Скифами и все другие племена, который были подвластны Скифам. Он описывал, так сказать, Скифскую державу и смотрел на подданных этой державы безразлично, как на один Скифский народ, каким на самом деле были только настоящие свободные Скифы. Оттого Скифов-земледельцев он совсем отделил от Невров, а те и другие несомненно были единоплеменники и несомненно были Славяне.

   Если в Геродотовских именах рек существуют Славянские звуки {Таковы: Борисфен-Березина-Днепр, Истр-Дунай, Пората-Прут. Самый Тирас, Днестр, по всему вероятию, огречен из Стрый, как именуется весьма значительный верхний приток Днестра, и как в древности несомненно прозывался Днестр, ибо первая половина его имени, Дан, Ди, появилась уже в средние века и в форме Dana-ster прямо обозначила первоначальный корень древнейшего имени.}, то почему же не заключить, что в числе Геродотовских народов существовали самые Славяне, именно их восточная ветвь, Русские Славяне.

   Французские писатели, напр. Мальт-Брюн, в этом не сомневаются. но немецкие писатели, напр. Риттер, населяют не только южные, но (Вирхов) и средние края нашей страны немцами, между прочим по той причине, что на устье Дона существовал будто бы сказочный город Азгард, Азов, а у подножия северного Кавказа на Кубани существовал народ Шапсухи, который в древности у Греков прозывался Аспургами, отчего появилась мечта о Скандинавских Азах, будто бы обитавших некогда в этих самых местах. Так далеко, за тридевять земель, была отыскана германская прародина. Тем больше оснований имеют Русские Славяне отыскивать свою прародину в собственной своей Земле на тех самых местах, где и теперь живут.

   По Геродоту эта Славянская прародина обнимала приморские земли от нижнего Дуная-Истра и до Днепра.. Река Истр, носящая Славянское имя и упоминаемая еще Гесиодом, современником Гомера, протекала через Скифию. От Истра и до Перекопского залива в Черном море, где существовал город Каркинит, т. е. включительно до Днепровского Лимана простиралась древняя Скифия, говорит Отец Истории. А наш первый летописец как будто читал эту строку Геродота. Перечисляя Славянские племена, обитавшие по Бугу, по Днестру и дальше к Дунаю, он говорит: Дулеби живяху по Бугу... а Улучи, Тиверцы (Тирагеты) седяху по Днестру, приседяху к Дунаеви: бе множество их, седяху бо по Днестру, по Бугу и по Днепру, оли до моря, суть гради их и до сего дне, да то ся зваху от Грек Великая Скуфь". Великая, по-русски значит Старшая, Древняя. Вся эта страна, по рассказу Геродота, принадлежала Скифам земледельцам, следов. Древняя Скифия была страна по преимуществу земледельческая, чем и отличалась от настоящей, Кочевой Скифии, простиравшейся в южных степях между Днепром и Доном. Но мы видели, что древние Скифы, то есть Скифы-земледельцы обитали уже и на восточной стороне Днепра, от Лесной земли или от Олешья к востоку на три дня пути, и вверх к северу от реки Конки на 11 дней плавания вверх по Днепру, то есть вплоть до Киевской области. Одиннадцать дней плавания мы также не можем принимать за крайний предел жилища этих земледельцев. Несомненно, что этим расстоянием обозначался лишь известный пункт, где плаваше останавливалось. Если плыть вверх по Днепру от Конки через пороги, то таким пунктом явится Кременчуг, или Крылов; если плыть от порогов, т. е. от Екатеринослава, то таким пунктом будет устье Роси или город Канев. Но Геродот свидетельствует еще, что Скифы-земледельцы, живя на 11 дней плавания по Днепру, или от Конки, или от порогов, жили со своей стороны на 10 дней плавания от пустыни, что приходится к устью Сожа, если не к устью Березины.

   Все это может указывать только на одно, что земледельцы жили по обеим сторонам Днепра к северу по крайней мере до Киева. О верхней стране Геродот ничего не слыхал и знал только, что в самом верху за пустынею живут людоеды. Он и об Неврах не говорит ни слова, что они были такие же земледельцы, но не говорит и того, что они были кочевники, как он засвидетельствовал это о Вудинах.

   Уже одно дорогое свидетельство Отца Истории, что Скифы-земледельцы, жившие выше порогов, сеяли хлеб на продажу, вполне может утверждать, что весь Киевский край и в это отдаленное время усердно занимался хлебопашеством. Здесь-то потом и вырастает корень нашей Руси, первоначальный корень русской жизни со всеми ее историческими идеалами и стремлениями.

   Речная долина Роси вполне и уже несомненно доказывает вещественными памятниками, что ее обитатели в Геродотово время жили в близких сношениях с главнейшим Греческим торжищем нашего Черноморского берега, с Ольвиею. В Каневском, Таращанском и Сквирском уездах Киевской губ., где именно протекает Рось, а отчасти и южнее, в Звенигородском уезде, в могильных курганах постоянно были находимы различные предметы греческого художества, не византийской, а более древней, античной эпохи, прямо указывающие на сношения здешних мест с античным миром.

   Это во-первых глиняные сосуды, простая амфоры, небольшие амфорные же кувшинчики, покрытые черною поливою с красными травами, одна расписная подобным же образом чаша с мифологическими изображениями. Потом трехгубый бронзовый кувшин высокой работы, а что всего важнее - бронзовый шлем и такие же наголенки изящного античного рисунка. В одном из курганов найдена золотая бляшка с известным Ольвийским изображением птицы, хватающей рыбу, не оставляющая ни малейшего сомнения, откуда она попала в эти места {Обозрение могил, валов и городищ Киевской губернии, И. Фундуклея. Киев 1848. Указатель выставки 3-го Археологического съезда в Киеве. К. 1874.}.

   Все это, открываемое только случаем или исканием кладов, развертывает перед нами совсем неведомую страницу нашей истории, без начала и без конца, но по содержанию в высшей степени любопытную. Достоверным оказывается только одно, что это памятники той древности, когда процветала Ольвия и обитали здесь Скифы-пахари, описанные Геродотом.

   Предположим, что курганы с этими греческими памятниками принадлежали одним жившим здесь Грекам. И в таком случае мы должны заключить, что Киевское место было очень важным пунктом для торговых оборотов и связей Ольвии. Несомненно, однако, что эти примечательные могилы принадлежать туземцам.

   Почему же именно в этой стороне, на этих Киевских местах скопилось население, которое по-видимому имело большие достатки, покупало у Греков не только изящную посуду, глиняную и бронзовую, как и другие предметы домашнего обихода, но покупало даже прекрасные бронзовые шлемы и латы для защиты ног и следовательно вооружалось по-гречески? На это ответом служить сама Киевская местность, представляющая узел, в который к Днепру соединяются его западные и восточные главные притоки, Припять, Березина, Сож, Десна, а к югу, в Черное море идет большая дорога - Днепр.

   Мы говорили, что земледельческую Скифию Геродот именует древнею Скифиею. Он же говорит, что от старшого брата Скифских родоначальников произошли Скифы, называемые Авхатами, что по-гречески значит Славные. Греки, по замечанию нашего достойного переводчика Геродотовой Истории, Мартынова, любили переводить названия народов на свой язык, а потому Авхаты не есть ли переведенное имя Славян? Быть может! И тем более, что общее имя всех Скифов по проименованию царя, Околоты, как оно обыкповенно искажалось в греческих устах: Склавы, Селавы, Асфлавы, Ставаны, или у арабов Саклаб, Сиклаб, Сакалиб, Секалиб, очень напоминает настоящее имя славян, Слоуты {Слоут - село вблизи Глухова Черниговской губернин. Славута на Горыли с З. от города Острога.}. Имя царя Сколот (по Юстину Сколопит, 1, IV), могло звучать по-славянски Слоут, Словут. Не даром Днепр прозывался Словутичем, сыном Словута. По крайней мере в этих догадках находится столько же правдоподобия, сколько и в толковании Шафариком имени Прокопиевых Споров, что оно огречено из имени Сербов, между тем как (по Гедеонову) вероятнее, что оно перевод славянского слова рассеянные, живущие розно, врознь, и представляет в сущности этимологическое толкование древнего Русского киевского имени Рось-Рознь.

   Как бы ни было, но достоверно одно, что на Киевском Днепре жили хлебопашцы, сеявшие хлеб для продажи, и что если они торговали хлебом на юг, передавая его Грекам, то несомненно, что торговали им и на север, променивая его на янтарь или на пушной товар. Описанный Геродотом торговый путь к Уралу шел тоже от Днепра к городу Гелону. Несомненно и этот путь захватывать со собою торговлю Скифов-земледельцев. Геродота прямо говорит, что Скифы ходили к Уралу и Алтаю и употребляли для этого семь переводчиков для семи языков, на которых говорили народы, обитавшие на пути.

   Геродот ничего не сказывает о движении этой торговли к Каспийскому морю и за море в закавказские страны, в древние Мидию и Персию; но он лучше всех даже и последующих древних географов знал положение Каспипского моря и оставил очень верное измерение его вдоль и поперек. Это показывает, что во времена Геродота плавание по Каспийскому морю было хорошо известно каждому Греку. Нельзя также сомневаться, что еще лучше оно было известно обитателям обширного, хотя и деревянного города Гелона, который по-видимому для своей окрестной страны был торговым средоточием между западом и востоком от Днепра до Алтая и между севером и югом от нижегородской Волги до Закавказья и Персии.

   Если так было, то и Скифам очень хорошо были известны богатства южных прикаспийских стран.

   Еще около 633 г. до Р. X. они ворвались чрез Каспийские (Дербентские) ворота Кавказа в Мидию. Геродот рассказывает, что они вторглись в Азию, изгоняя из Европы Киммериян. Но вероятнее, этот набег имел простую и прямую цель ограбить богатую Мидию, так как в это время ее царь Киаксар занять был осадою далекой Ассирийской Ниневии. Скифы распространили свой набег до Египта и владели всею тамошнею страною, всею Азиею, как говорит Геродот, 28 лет, когда наконец были изгнаны восставшими Мидянами. Этот поход весьма примечателен в истории нашей страны тем, что он был первым из длинного ряда таких же походов, поднимавших время от времени отважное население Дона и Днепра для тех же целей грабительской войны. Несомненно однако, что знакомство с этою далекою страною, и главное, знакомство с известным положением ее дел, когда в набеге можно было рассчитывать на верную удачу, как и все другие надобные сведения, приходили к варварам всегда путем торговых сношений, и каждый поход непременно созревал прежде всего в тогдашних торговых пунктах нашей страны, на устьях Дона иди Волги, если не на самом Днепре.

   Древние писатели (Ктезий, современник Геродота) свидетельствуют также, что в те же отдаленные времена Скифы, как бы по завещанию Киммериян, частыми набегами страшно опустошали и северное побережье Малой Азии, т. е. Белую Сирию или Каппадокию (Трапезунт) и другие близлежащие страны между Кавказом и Константинопольским проливом. Как они туда попадали, на кораблях или пешим путем, неизвестно. Но говорят, что по поводу этих набегов поднялся на них и Персидский Дарий около 515 г. до Р. X. Если это было так, то Скифы ходили по следам Киммериян, которые еще во времена Гомера или даже и раньше, из своего Киммерийского Воспора совершали набеги на всю страну от этого Воспора до Ионии. Геродот однако рассказывает, что Дарий желал отомстить Скифам за Мидийское владычество.

   Дарий шел на Скифию через Константинопольский пролив и через Дунай, на которых устроил даже мосты. Он вел со собою 700 тысяч войска; все подвластные ему народы участвовали в этом походе. Скифы побоялись встретить такую силу с одним своим народом и разослали послов ко всем соседям, требуя помощи. Любопытно, что эту помощь единодушно предложили только Гелон, Вудин и Савромат, т. е. обитатели прикаспийской стороны и во главе всех Гелон. Остальные, северные и западные соседи отказались от всякого участья в войне, говоря, что если Скифы обидели Персов, то пусть и отвечают за это, и что Перс, конечно, идет наказать только тех, кто сам нанес ему обиды.

   По описанию Геродота Дарий погнал за Скифами именно по тому пути к Уралу, по которому двигалась тогдашняя Черноморская торговля. Он перешел за Дон страною Савроматов и попал в страну Вудинов. Здесь он сжег деревянный город Гелон. Затем он поставил свои лагери на реке Оаре, на Волге, и соорудил восемь больших крепостей в расстоянии одна от другой около 60 стадий, 10 верст. Развалины этих крепостей оставались еще и в мое время, говорит Геродот. Не достроив крепостей, Дарий поворотил назад, все в погоню за Скифами.

   Отец Истории рассказывает, что Скифы, гонимые Персами нарочно направили свой путь по тем землям, которые отказали им в помощи и сначала вторгнудись к Черным Кафтанам. Приведя их в смятение, бросились в области Людоедов, потом убежали в Невриду и наконец явились у Агафирсов, у верхнего Днестра. Последние остановили движение Скифов, сказавши, что без боя не пустят их в свою землю. Скифы через Невриду воротились домой и успели еще предупредить Персов. Во время этого нашествия Скифов и Персов, Черные Кафтаны, Людоеды и Невры в смятении беспрестанно бежали в степь все к Северу, говорит Геродот. Вот в какую пору случилось передвижение населения нашей равнины дальше на север.

   Насколько преувеличено это сказание Геродота о круговом походе Дария по всей нашей южной стране, судить трудно. Дарий, устраивая моста на Дунае предполагал совершить поход в 60 дней, но он опоздал, как пишет и Геродот, а сколько опоздал, неизвестно. Поэтому нельзя ограничивать этот поход только 60 днями, тем более, что сам же Геродот свидетельствует, что в преследовании Скифов Персами прошло много времени и не видно было конца оному. Дело возможное, что Дарий по известной торговой дороге доходил до самой Волги между Царицыным и Саратовым, где и сжег город Гелон. По той же дороге он и воротился. Обратный обход по северу Скифии, по широте Саратова, Воронежа, Курска, Киева и Волыни, невозможный и ненадобный для всей армии, мог быть возможен и даже необходим для легких отрядов с целью добыть продовольствие. К тому же еще в самом начале войны Скифы для безопасности угнали к северу свои стада и свои повозки с женами и детьми и со всем имуществом, что конечно Персам подавало повод забираться и на север. Не говорим о том, что подобные далекие и великие походы вообще составляли славу тогдашних владык земли и предпринимались ими охотно для распространения той же славы.

   Геродот рассказывает, что еще Сезострис египетский (1845 г. до Р. X.) тем же порядком, перейдя из Азии в Европу, покорил у Танаиса Скифов и Фракийцев и на возвратном пути останавливался даже на р. Фазисе-Рионе, след. проходил мимо Кавказа. На память о своем походе Сезострис ставил каменные столпы со собственным изображением, и с написанием своего имени и имени покоренного народа. Геродот свидетельствуете, что такие столпы в его время были видны во Фракии и в Скифии. Вот почему, когда Дарий Персидский, бывши в египетском Мемфисе, захотел было пред храмом Ифеста, где стоял кумир Сезостриса, поставить и свой кумир, то жрец отказал ему в этом, сказавши, что слава Сезостриса выше славы Дария, и ставить памятник Дарию не следует, "ибо Сезострис не меньше завоевал народов, как и он Дарий, а сверх того, покорил и Скифов, которых Дарии покорить не мог".

   Действительно главнейшее достоинство Скифов заключалось в том, что их покорить было невозможно, не оставшись совсем на жительство в их земле. В виду войск Дария, на один день вперед, они бежали все дальше. Выведенный из терпения, Персидский владыка послал к Скифскому царю гонца с такими словами: "Несчастный! Для чего ты беспрестанно бежишь, когда можешь избрать одно из двух: если ты силен, перестань бродить, остановись и сразись со мною; если сознаешь, что ты слаб передо мною, то все-таки перестань бегать, принеси в дар своему владыке свои земли и воды и вступи в переговоры".

   "Никогда не бежал я со страху ни от кого, ни прежде, ни теперь от тебя, отвечал Дарию царь Скифов. Ничего небывалого я не делаю и ныне. Я по своему обыкновению кочую. Остановиться мне негде. У нас нет ни городов, ни возделанной земли и защищать нам нечего, а потому и сойтиться с вами на битву нет случая и причины. Если же непременно хочешь битвы, то у нас есть отцовские могилы: отыщите их и отважтесь их потревожить, тогда узнаете, будем ли мы готовы на битву, или нет. А что ты назвал себя моим владыкою, то да будет тебе ведомо, что я знаю только одного владыку, Зевеса, моего прародителя, и Весту - царицу Скифов. За дерзкие твои слова ты заплатишь слезами". "Услышав имя рабства цари Скифские исполнились гнева". С этого времени они стати употреблять все меры, чтобы вредить Персам, сколько возможно. Преследовали их частыми набегами, не давая отдыха, и по ночам, и во время обеденных привалов. Скифская конница беспрестанно обращала в бегство конницу персидскую. Скифы боялись только пехоты и тотчас отступали, когда с нею встречались. Еще не малую помеху Скифам делали ослы и мулы, которые в Скифии не водились, и потому крик ослов и видь мулов наводил на скифских лошадей такой страх, что они повертывали назад и бежали прочь, навострив только уши.

   Намерение Скифов было такое, чтобы истребить все войско Дария в скифской же земле. С этою целью они вели переговоры с ионийскими Греками, которые охраняли мост через Дунай, и условились с ними, что мост будет разведен. Еще в начале похода Скифы засыпали колодцы и родники, истребляя траву и все, что ни производила земля, по всем путям, которыми следовало идти Персам; но теперь желая их удержать в стране, чтобы тем вернее всех погубить, нарочно подгоняли им стада для захвата на прокормление.

   Дарий однако скоро понял в чем дело и спешил поскорее выбраться из дикой страны.

   На совете Ионян