Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен

фов каких либо Германцев или другой народ, кроме Славянского, нет оснований. Тому очень противоречит именно седая древность Арийских переселений и свидетельства истории от времен Геродота. Мы уже видели, что все Арийцы не были кочевниками, но были земледельцами; поэтому, заселяя Европу, хотя бы наши южные степи, они должны прежде всего неизменно оставаться теми же земледельцами. При Геродоте такие земледельцы жили около Днепра и дальше на запад. Между Днепром и Доном жили кочевники. Затем и после Геродота до самых Татар здесь живут тоже кочевники. О приходе с востока других каких либо земледельцев, и притом во множестве, история не говорит ни слова; она описывает только нашествия кочевников. Из этого уже видно, что Геродотовские Днепровские земледельцы были последними пришельцами от Арийского востока и если Славяне шли позади всех других Арийцев, то время Геродота застало их уже на Днепре.

   Уже древние догадывались каким способом могли происходить подобные переселения. Плутарх в Марие приводит современные ему догадки и толки о движении на Рим за 100 лет до Р. X. Кимвров (Сербов?) и Тевтонов. Кимвры и Тевтоны двинулись из глубины Германии. Они искали земель для поселения. Они знали, что таким путем Кельты заняли лучшую часть Италии, отнявши земли у Этрурцев. Все это показывает, что Кимврам и Тевтонам было тесно на своей земле и они решились искать новых мест более теплых, чем их родина. Все это показывает, что спустя 300 лет после Геродота в Германии чувствовался уже избыток населения, потому что вообще все передвижения народов поднимались не иначе, как от тесноты, от недостатка корма, след. вообще от размножения людей нарождением. По рассказам древних, Кимвры и Тевтоны не все вдруг разом и не беспрерывно выходили из своих земель, но каждый год с наступлением весны все двигались вперед и в несколько лет пробежали войною обширную землю севера Европы. Это значит, что каждую весну, занимая новые места, они устраивали посев хлеба, дожидались жатвы и после зимнего отдыха, с наступлением новой весны, передвигались на новые места для пашни. За передовыми конечно следовали тем же порядком задние. Так и не иначе могли переходить е места на место народы земледельческие. Они останавливались там, где находили лучшие земли для жилища, или где по случаю тесноты населения дальше идти было невозможно. Так и Славянские племена должны были остановится около Днепра, который не только сделался их кормильцем, но по преданию Скифов-земледельцев, он сделался их прародителем, ибо первый Скиф родился от бога и дочери реки Днепра, в образе которой быть может обоготворялась самая река. Этот прекрасный миф, если он Славянский, в чем мы не сомневаемся, сам собою уже свидетельствует, что коренное жилище древнейших Славян, на пути из Арийской родины в Европу, основалось прежде всего вокруг южного Днепра. Отсюда с накоплением населения каждую весну Славяне могли переходить дальше на запад к Карпатам и Дунаю; дальше на северо-запад вверх по самому Днепру по Припяти и Березине к Балтийскому морю; вверх по Бугу и Днестру - к Висле и Одеру, текущим уже прямо в Балтийское море. Точно также еще в глубокой древности их жилища должны были распространится и в восточный край по Десне, по Суле и по другим притокам Днепра до Рязанской Оки и до вершин Дона, куда направлялась черноземная полоса этих земель. При Геродоте в этих краях жили Меланхлент - Черные кафтаны. Геродот свою древнюю земледельческую Скифию располагает между нижним Днепром и нижним Дунаем. Наш летописец свидетельствует, что здесь в IX в. живут Славяне, и что страна их у Греков называлась Великою Скифией, что значит тоже древняя, старшая.

   Но в этой древней Скифии при Геродоте по-видимому жила только восточная, Понтийская (Русская) ветвь Славянского рода. О Балтийской или Вендской ветви историк не имел понятия, потому что не знал, кто живет на дальнейшем севере от его Скифии. В восточной ветви он однако различает уже особые колена: Алазонов, живших в Галиции и у Карпат, Скифов оратаев - наших Полян, и Скифов земледельцев, Георгов, обитателей запорожского Днепра. В VII столетии по Р. X. эти колена обозначаются довольно определенно по случаю переселения Хорватов и Сербов с Карпатских гор и из Червоной или Галицкой Руси, носившей в то время имя Белой (свободной) Хорватии, и Болгар с низовьев Днепра и Буга. Оратаи-Поляне остались на своих местах. Геродот указывает место и Белорусскому племени в имени Невров - Нуров, которых южная граница начиналась у источников Днестра и Буга. О дальнейшем распространении их к северу историк не говорит ничего, но присовокупляет далекое предание, что еще до похода на Скифов Персидского Дария, лет за 600 до Р. X., эти Невры, несомненно более северные, переселились на восток в землю Вудинов ¹⁶. Мы уже говорили (ч. 1. стр. 222), что от этого перехода Невров на северовосток могло в течении веков развиться и распространиться новое колено восточной Славянской ветви, так называемое Великорусское племя. Несомненные подтверждения этому предположению больше всего открываются в именах земли и воды, разнесенных из западного края по всему Русскому северовостоку. Но, как увидим? в образовании Великорусского племени участвовали и другие Славянские отрасли, именно Балтийския.

   На Балтийском побережьи, между Вислою и Одером, Славянское племя, также как на Прусских берегах и в устьях Немона Литва; могут почитаться древнейшими сторожилами этих мест.

   Литовское слово baltas, balts - белый, уже в древнейшее время, за долго до Р. X., послужило корнем для названия этого моря и некоего его острова, известного по собиранию янтаря. Море Балтийское значит Белое, соответственное Русскому названию северного Белого Моря. Точно также известное древним скифское имя янтаря, sacrium или satrium, объясняется из латышского: sihtars, sihters, {Здесь рукою автора прибавлено: icker. Ред.} означающего янтарь и вообще кристалл ¹⁷.

   "Греки с незапамятного времени, говорит Шафарик, имели предание о том, что янтарь находится на севере, в земле Венедов, где река Эридан впадает в Северное море." Знал об этом и Геродот, но быть может из купеческих видов не хотел ничего рассказывать.

   Он говорил так: "о крайних землях Европы ничего не могу сказать достоверного, и не верю, что будто существует какая то река, называемая варварами Ириданом, которая впадает в Северное море, из которой, как говорят, достают янтарь. Неизвестны мне и острова, откуда привозится олово. Да и самое имя Иридан очевидно эллинское, а не варварское и вымышлено каким нибудь поэтом. Не смотря на все мои старания, я не слыхал ни от одного очевидца, чтобы за Европою находилось море. Только знаю, что олово и янтарь приходят к нам (Грекам) доподлинно с края земли."

   Действительно, трудно предполагать. чтобы Геродот, так внимательно и точно изучавший географию и этнографию древних народов, не знал более никаких подробностей, откуда собственно приходит янтарь. Быть может из за тех же купеческих видов он не упоминает и самое имя северных Венедов и не знает, кто живет по верхнему течению Днепра, указывая только, что там дальше живут Людоеды. Из таких рассказов поэтам оставалось одно - поместит реку Эридан в земле Венетов, известных тогдашним Грекам и самому Геродоту, именно у Венетов Адриатических. Так это и случилось: правдивое сказание о неизвестном Севере помещено на известном юге, где янтаря не существовало, но куда он доходил путем торга и через руки все тех же Венетов Славян.

   Раскрывая и доказывая эту истину, Шафарик оканчивает свое исследование такими словами: "И так, вот то древнейшее свидетельство о Венетах, праотцах последующих Славян, обитавших за Карпатами и на берегу Балтийского моря, свидетельство, коего, после тщательного и беспристрастного исследования всех обстоятельств к нему относящихся, никак нельзя отнят у нас и никаким утонченным умствованием уничтожить." ¹⁸ Это говорилось в виду притязаний Немецкой учености, ни за что не хотевшей допускать старожитности Славян на Балтийском море, а тем более на Прусских берегах, искони будто бы принадлежавших Германцам, которые, конечно, одни только и торговали янтарем.

   Торговля янтарем по всем видимостям положила первые основания для промышленного развития нашей равнины, для образования в ее разноплеменном населении известного единства интересов, а следовательно и известного народного единства, сначала едва заметного, а в последствии уже достаточно очевидного из первых показаний нашей летописи. Воспользуемся суждениями об этой торговле знаменитого Риттера ¹⁹.

   "Особенно торговля янтарем, говорить он, излагая историю географических открытий, много способствовала дальнейшему открытию средней Европы. Подобно многим другим товарам, золоту, олову, соли, мехам, слоновой кости, пряностям, и янтарь играет замечательную роль в истории открытий земель. Янтарь был тем более важен, что он по праву может быт назван единоместным произведением природы, Unicum, так как нахождение его ограничено почти исключительно лишь весьма небольшой местностью на земном шаре, именно у Балтийского моря. Греки еще в древнейшия времена посылали своих моряков и странствующих купцов из Милетских колоний у Понта Эвксинского, вверх по Борисфену (Днепру), для получения янтаря от гипербореев (северных народов). Таким образом впервые пройдена была по самой середине восточная Европа, с юга на север, от Черного моря до берегов Балтийского в Пруссии, единственного места нахождения янтаря. Уже Финикияне, первоначальные торговцы янтарем во времена Гомера, добывали его с Балтийского прибрежья, но скрывали свой путь. Да и Греки берегли тайну добывания товара равноценного золоту. В Передней Азии и Архипелаге янтарь считался не только драгоценнейшим курением в храмах богов и палатах царей, но и самым дорогим украшением наряда. Скоро и на западе, и в Риме, во времена императоров, электрон сделался предметом значительного запроса. Плиний рассказывает (H. N. XXXVII, 11), что император Нерон искал большое количество янтаря, чтобы украсить кораллами из него сети, окружавшия арены амфитеатров, во время расточительных звериных и гладиаторских боев. Для этого послан был сухим путем римский всадник, чрез Дунай и Паннонию, к янтарному прибережью, к мысу Baltica.

   "Что Римляне были в торговых сношениях с обитателями янтарного прибрежья, доказывают многие римские монеты времен императоров, найденные в пределах Прусской Балтики. Оне находимы были преимущественно в погребальных урнах, начиная от устья Вислы до Эстляндии, через Прегел, Неман и Двину, до Финского залива. От Эйлау и Кенигсберга до Риги римские монеты находимы были в большом количестве... Преимущественно найдены были монеты Марка Аврелия и Антонинов."

   В немалом количестве в тех же местах были находимы и более древния монеты Греческия, именно Афинския, Фазосския, Сиракусския, Македонские и др. ²⁰.

   Эти монетные показатели идут непрерывно, начинаясь за несколко столет³й до Р. X. и продолжаясь до XII столет³я по Р. X. Греческие монеты сменяются римскими, римские византийскими, византийские арабскими, арабские германскими. Все такие находки с полною достоверностью обнаруживают, что этот замечательный угол Балтийского моря, этот янтарный берег, находился, в течении более чем тысячи лет включительно до призвания наших Варягов, в постоянных сношениях не только с южною Греческой и Римской Европою или позднее с Германским Западом, но и с Закаспийскими государствами Персов и Арабов. Римская торговая дорога в Адриатическое море шла по Висле до Бромберга, потом сухопутьем по направлению мимо теперешней Вены. Греческая дорога в Черное море, более древняя, шла по Немону, по Вилье с перевалом в Березину и в Днепр. Это был кратчайший и самый удобный путь. Но купцы несомненно ходили и от устья Вислы, по Западному Бугу с перевалом в Буг Черноморский. Не даром эти реки носят и одно имя. Другие дороги по Прегелю и по Припяти в Днепр, если и существовали, то были очень затруднительны по случаю длинного болотистого перевала от Прегеля к притокам Припяти. Географ II века, Птолемей довольно подробно перечисляет даже и малые племена здешних обитателей, что вообще служить прямым доказательством торгового значения этой страны, ибо подобные сведения могли добываться только посредством купеческих дорожников, или из рассказов туземцев, привозивших к Грекам вместе с товарами и эти сведения. Но для нас всего важнее показание этого географа, что морской залив, в который впадают Висла с юга и Немон с востока, называется Венедским, конечно, по той причине, что в нем господствовали Венеды, частно своим населением по его берегам, а больше всего именно торговым мореплаванием. В восточном углу этого залива, стало быть в устьях Немона, Птолемей помещает Вендскую же отрасль, Вельтов, по западному Велетов, по нашему Волотов или Лютичей, коренное жилище которых находилось в устьях Одера, а здесь следовательно они были колонистами и заслужили упоминания в древиейшей географии несомненно по своему торговому значению.

   Мы уже говорили, что в преданиях античных Греков с торговлею янтарем связывалось имя Веиетов, Вендов. Прямых сведений об этих промышленных Вендах древность не сохранила. Они жили на краю земли и при том еще земли неизвестной древнему миру. Римляне, по свидетельству Страбона, совсем не знали, что творилось и кто там жил дальше к востоку за Эльбою на Балтийском побережья.

   Лет за 50 до Р. X. некие Инды, плававшие на корабле для торговли, попали в теперешнее Немецкое море и были занесены бурею к берегам Германской Батавии при устьях Рейна. Несомненно они пробирались в Арморику к братьям Венетам. Батавский князь подарил несколько человек этих индейцев Римскому проконсулу Галлии Метелу, который узнал от них, что увлеченные сильными бурями от берегов Индии они переплыли все моря и попали на Германский берег. Этот случай Римские ученые приводили в доказательство, что море окружает землю со всех краев, и что таким образом и из Иидии восточной могли приплыть к Германии самые Индейцы. Шафарик очень основательно доказывает, что эти Инды суть Винды, Венды - балтийские славяне, Виндийское имя которых является вскоре в первом веке по Р. X. у Плиния и Тацита, а потом как видели и у Птолемея. И первые двое помещают их тоже в восточных краях Балтики.

   Упомянутый случай значителен в том отношении, что он подтверждаете истину о мореплавательных способностях Славян - Вендов, с таким усердием оспариваемую нашими академиками в пользу одних Норманнов. Он уже указываете и на торговая сношения этих Вендов, ибо в устьях Рейна, куда они были занесены бурею, в последующее время, напр. В VII веке, находим их поселения близ города Утрехта и дальше на Фрисландском поморье, как равно и на побережьях Британии ²¹.

   Более замечательная колония Вендов находилась в северо-западной Галлии (Арморике) на Атлантическом океане. Здесь в глубине одного из заливов, именно в местности, где находились лучшие пристани, у Венетов был город Венета, Венеция, теперь Ванн, построенный на возвышении, которое по случаю морских приливов было недоступно. Ближайшие острова также назывались Венетскими, из них один именовался Vindilis. другой Siata, а порт на материке - Виндана, один из городов Рlawis {Рядом с Plawis рукою автора написано: Plowen и в Адрии. Ред.}.

   Об этих Венетах впервые узнаем от Цесаря, который разгромил их и почти совсем истребил в 56 г. до Р. X. Он рассказывает, что Венеты пользовались великим почтением у всех приморских народов того края, по той причвне, что содержали у себя множество кораблей особого устройства, и были отличные мореплаватели, превосходя в этом искусстве всех своих соседей. Они владели лучшими пристанями и собирали пошлину за остановку в этих пристанях. Постоянный торг они вели с Британскими островами, куда по этой причине и не желали пропустить Римлян Цесаря. Почти все их городки были построены на мысах, посреди болои и отмелей, в местах неприступных, особенно во время морского прилива. Цесарь осаждал их посредством плотин, но без успеха, и сокрушил их только на морском сражении. Выбор места для главного города и для малых городков явно показывает, что Венеты были люди по преимуществу корабельные и непременно пришельцы между туземным населением, ибо они одинаково старались защитить себя и с моря и с суши. В битве с Цесарем они потеряли все свои корабли, всю удалую молодежь, всех старейшин. Остальное население по необходимости отдалось в руки победителю, который всех старейшин казнил смертью, а прочих распродал в рабство. С тех пор кажется только имя этой колонии пользовалось славою старых ее обитателей. Современник Цесаря Страбон, предполагал, что эти Галльские Венеты были предками Венетов Адриатических - показание важное в том отношении, что стало быть между географами того времени ходили достаточная основания производить родство и Адриатических Венетов с севера же.

   Шафарик, очень осторожный во всею, что касалось присвоения Славянству каких либо имен, окрещенных западною ученостью в германцев, в кельтов и т. п. {Здесь рукою автора прибавлено: а Вудины. Ред.} пишет о Галльских Венетах следующее: "мы не спешим этих Венетов объявить Славянами, оставляя, впрочем, каждого исследователя при своем мнении и суждении об этом предмете. Что эти Венеты были племени Виндского, не только возможно, но и довольно вероятно; но возможность и вероятность еще не истина." ²² Точно так. Но нельзя же забывать, что средневековая история, относительно очень многих народных имен, несравненно более сомнительных, большею частью построена только на подобных же возможностях и вероятностях и никак не на истине документальной, так сказать, не на расписках в своей народности самих народов.

   По этим причинам и Славянский историк имеет полное основание в имени Винд-Венд прежде всего видеть Славянина и может отказываться от этого заключения только в таком случае, когда появятся упомянутые расписки в иной народности этих Виндов, то есть, когда появятся показания, вполне убедительные для всесторонней критики, не только лингвистической, но и этнологической. Суровецкий, которому Шафарик обязан можно сказать всем планом своего сочинения, равно как Надеждин и Гильфердинг не сомневались в родстве этих далеких Венетов с Славянами.

   Народное, племенное имя не умирает даже и тогда, когда исчезает народ. Оно остается в названии мест, где жил этот народ. "Где бы мы ни встретили еще живое название Рима, говорите Макс-Мюллер, в Валахии ли, в названии романских языков, в названии Турецкой Румелии и пр., мы внаем, что известные нити приведут нас назад к Риму Ромула и Рема." ²³

   На этом, так сказать, бессмертии народного имени, мы делаем свои заключения и о Вендах, где бы их имя ни встретилось. "Венды (Vinidae) говорите тот же лингвиста, одно из самых древних и более объемлющих названий, под которым славянские племена были известны древним историкам Европы". Поэтому в распределении арийских племен в Европе, он пятую их ветвь, Славянскую, предпочитает именовать Вендскою. Это имя было по преимуществу западно-европейское, несомненно утвердившееся с той поры, как только Славяне показались западным людям, Германцам и Кельтам. Что касается Вендов - Венетов моряков атлантического океана, то история Балтийских Вендов, отличных моряков и усердных торговцев с далекими краями, история, положительно известная уже с VII века и ранее, дает прочное основание к заключению, что их атлантические морские предприятия были только отраслью таких же предприятий по Балтийскому побережью. Свои морские торговые дела они оставили в наследие и Немцам, ибо знаменитый Ганзейский союз вырос на почве Вендского торга и образовался в главных силах из Вендских же городов. Если б это были Шведы, для наших академиков единственный морской народ на Балтийском море, известный Тациту под именем Свионов, то конечно и Галльские Венеты, их современники, точно также прозывались бы Свионами, Свитиодами и т. п.

   От превратностей Истории, от поглощения сильнейшими туземцами, атлантические и другие далекие колонии Вендов и с их народностью исчезли, как исчезли и Греки, колонисты нашего Черноморья, как исчезла славная Ольвия и не менее славные Танаис, Пантикапея, Фанагория, как исчезли потом и сами Славяне на Балтийских побережьях, оставив по себе вечную память только в славянских именах теперь уже немецких городов в роде Висмара, Любека, Ростока, Штетина, Колберга и т. д.

   Глубокая древность славянских поселений на Балтийском море больпие всего может подтверждаться Скандинавскими сагами, которые много рассказывают о Ванах и Венедах, Вильцах-Велетах, о стране Ванагейм, куда Норманны посылали своих богов и славных мужей учиться мудрости. В свите бога Одина находились Венды. Богиня Фрея (Славянская Прия - Афродита) называлась Венедскою, потому что была из рода Ванов. Её отец Шорд по происхождению был тоже Ван. Это племя мифических Ванов было прекрасное, разумное, трудолюбивое, потому что было племя земледельческое, мирное. В таких чертах скандинавские мифы рисовали балтийских Вендов, в чем не сомневались и осторожный Суровецкий, и еще более осторожный Шафарик ²⁴.

   Впоследствии героями скандинавских и немецких преданий становятся Гунны с их царем Аттилой. По всем видимостям это была только перемена звука в имени тех же Ванов-Вендов, ибо Гуналанд - земля Гуннов помещается точно также на востоке Балтики, где находилось царство Аттилы, содержавшее в себе 12 сильных королевств. "Все принадлежало ему от моря до моря", как говорят саги, подтверждая известие Приска, что Аттила брал дань с островов океана, т. е. Балтийского моря. Славянство Гуннов ничем не может быть лучше подтверждено, как именно этими северными сагами.

   Многое, о чем так поэтически рассказывают скандинавская мифология и немецкие саги, быть может не менее поэтически воспевалось и балтийскими Славянами; но они не умели, или не успели записать своих сказаний больше всего по той причине, что распространение между ними христианства, а следовательно и грамоты, происходило в один момент с истреблением не только их политическая существования, но и самой их народности.

   Для нашей цели из приведенных свидетельств выясняется несомненное и существенное одно, что Славяне под именем Вендов, как и Литва, сидели на Балтийском побережьи с незапамятных доисторических времен. Конечно из всего Славянства, как думают и лингвисты, эта Балтийская ветвь была самым ранним передовым пришельцем в Европу, предварившим остальных, и оставившим позади себя восточную или Понтийскую ветвь. Не потому ли на Руси, быть может с незапамятных, первобытных времен, Балтийские Славяне и прозывались Варягами, от древнего глагола варяти - предупреждать, упреждать, пред - идти, что вообиде означало передового, а следовательно и скорого, борзого путника?

   Относительно древних связей всего Венедского поморья с Русскою страною нам остается только вопросить здравый смысл. Если Венды, живя в устьях Вислы и Немана и далее по берегу к Северу, успели распространить свои поселки до пределов Дании, почти до нижней Эльбы, если их морские и торговые предприятия заходили не только в Немецкое море, но и в Атлантический океан, то, живя у самых ворот нашей равнины, могли ли они оставить без внимания её природные богатства, и не попытать счастья в проложении дорог по нашим рекам к далеким морям Юга и Востока, которые, в добавок, им были хорошо известны и от постоянных сношений с Греками. Главные наши речные пути по Днепру, Дону и Волге были знакомы Грекам в очень давния времена. Не иные, а несомненно торговые сношения между морями нашей страны были, по-видимому, пзвестны еще в век Александра Македонского. Сам Александр знал, что из Каспийского моря можно проехать в океан и имел даже описание этого пути, ч. I. стр. 320. Греческие поэты его времени заставляли Аргонавтов возвращаться домой, в Грецию, по рекам и переволокам нашей равнины в Северный океан и оттуда вокруг Европы в Средиземное море ²⁵. Вот в какое время быль знаком древним известный нашему летописцу путь из Варяг в Греки, и по Днепру, и по морю до Рима и до Царяграда.

   Диодор Сицилийский прямо говорить, что "многие, как из древних, так и из новейших писателей (между последними Тимей половины III в. до Р. X.) объявляют, что Аргонавты по взятии Золотого Руна, сведав, что выход из Понта был им заперт, предприняли удивительное дело. Они вошли в Танаис (Дон), доплыли до самых его источников и, перетащив свой корабль по волоку в другую реку, которая впадала в океан, свободно туда проплыли, при чем от севера на запад так поворотили, что матерая земля оставалась у них слева, потом они вошли в свое греческое, то есть Средиземное море" ²⁶. Известие Диодора раскрывает, что торговый путь по нашей равнине проходил и по Дону. Вот по какой причине Птолемей в II веке знает на верхнем Дону какие-то памятники Александра и Кесаря. Однако донская дорога была вообще меньше известна, чем днепровская, то есть настоящий наш Варяжский путь. В некотором смысле этот последний путь почитался как бы границею между Азией и Европою и потому Плпний (79 г. по Р. X.), хотя по неведению и не может прочертить его в подробности, однако в точности представляет его в своей географии. Окончивши описание островов на Черном море и, остановившись на последнем из них (вблизи устьев Днепра), именем Росфодусе, он потом переносится, по его словам, через Рифейские горы, то есть вообще через возвышенность нашей страны, прямо на берега Балтийского моря и именно в Вендский залив к устьям Немона, откуда и начинает изчисление тамошних народов и рек, идя от востока же: Сарматы, Венеды, Скирры, Гирры; реки Гуттал, Висла и пр. Очевидно, что в этом мысленном переходе с юга на север, от Черного к Балтийскому морю и прямо в залив к Венедам, географ следовал давно сложившемуся, живому представлению о существовавшей здесь очень проторенной дороге.

   Прямое свидетельство о янтарной торговле, проходившей именно по этому пути, сохранилось у Дионисия Периэгета, ко торый рассказывает, что этот драгоценный товар, нежно сияющий, как блеск молодой луны, приносится двумя реками, спа дающими с Рифейских высот в раздельном течении, на юге Пантикапою (река Конка, текущая одним руслом с Днепром) и на севере Альдескосом, при излиянии которого, по соседству с оцепенелым морем, и нарождается янтарь. Какая река носила имя Альдескоса, неизвестно, или же этим словом обозначалась вообще оцепенелая страна льдов, трудно сказать. География IV века (Маркиан Гераклейский) описывает, что в таком же направлении с Алаунских гор текут Днепр и Рудон, древнейший Эридан. В точности нельзя определить на какую реку падает и это имя. Древние знали только, что от верховьев Днепра в Ледяное море протекала другая река, связывавшая водяной путь из южного в северное море ²⁷.

   Этих неоспоримых свидетельств очень достаточно для утверждения той истины, что путь из Варяг в Греки, от Балтийских Вепедов к Черноморским Руссам, существовал от глубокой древности, перебираясь с течением веков все севернее: с Немона на Двину (Рудон, как объясняют), потом на Неву и в Волхов.

   До сих пор одно только сомнительно, и это по милости академического учения о создателях Руси, Норманнах, - в чьих руках, находился, этот путь, по чьей земле он проходил? Обитали ли тут наши же Славяне, или вся эта страна при надлежала чужеродцам? Для доказательству что здесь жили и всем путем владели чужеродцы, напр. Готы, Норманны, не требуется ничего, кроме доброй воли беспрестанно твердить об этом. Но как скоро вы скажете, что здесь искони веков жили те же Славяне, предки теперешнего русского племени, самые прямые наши предки, хотя и носившие другие имена, то в этом случае от вас потребуют доказательств самых осязательных, почти таких, которые могли бы до очевидности показать, что и за 2000 лет по этому пути существовали губернии Херсонская, Екатеринославская, Киевская, Минская и т. д.; существовали селения теперешних имен, существовали самые те люди, которые и теперь живут. В этом случае и от древних писателей требуется свидетельств самых точных и со всех сторон определенных, которые прямо бы говорили, что и тогда здесь жили Русские теперешние люди, - как будто древние писатели с отличною точностью говорили обо всем, что касалось истории других народов, особенно Германцев, и только не хотели ясно и определительно обозначать одну нашу древность. Они точно также невразумительно и темно говорят о Германцах, только говорят больше, чем о Славянах, потому что смешивают и тех и других в одно географическое имя Германии; а говоря собственно о Славянах, смешивают их с восточными соседами в одно географическое имя Сарматии.

   Древним, конечно, еще невозможно было знать Русских людей. Они и о стране не имели подробных сведений и знали только имена разных народов, мимо которых проходили тогдашние купцы. Они по-видимому только очень хорошо знали, что вдоль и поперек страны ходила торговая промышленность, при носившая им имена и этих далеких незнаемых народов.

   В самом начале эти имена писались по-гречески и полатыни не совсем точно; в течении веков они переменялись от исторических перемен в самой жизни народов. Какое либо отдельное племя вырастало своим могуществом, побеждало другие соседние племена, господствовало над ними, и распространяло свое имя на всю окрестную страну. После нескольких столетий являлось новое могущество нового племени и нового края страны, отчего разносилось по стране и новое господствующее имя.

   В первом веке до Р. X. Геродотовские кочевые Скийы были окончательно обессилены Понтийским царем Митридатом Великим. В первом веке по Р. X. вместо Скийии страна именуется уже Сарматией, причем один современник этого же столетия, Диодор Сицил. рассказывает, что Сарматы, в начале жившие при устьях Дона, с течением времени до того размножились и усилились, что истребили всех Скифов, обратили их землю в пустыню. Надеждин очень основательно толковал это сказание, что движение Сарматов шло не с востока, от Дона, но с запада от Карпат ²⁸; а мы прибавим, что вернее всего оно шло от севера, от Киевского Днепра. С того времени, по латинским свидетельствам, вся наша страна стала прозываться Сарматией и все народы, в ней жившие, особенно южные, сделались Сарматами. Сарматия начиналась уже от устьев Вислы, что явно обозначаешь к какому населению относилось это имя. В то время на восток от Вислы прежде всего жили одни Славяне, простираясь на юг до Карпат и нижнего Дуная. По течению Дуная начинаются и первые столкновения Римлян с Сарматами.

   По истории известно, что с первого века по Р. X. древних Скифов сменили Сарматы-Роксоланы. Они господствовали в стране от устьев Дона до устьев Дуная. Но Страбон почитает их народом самым северным, самым крайним из известных ему народов, живущим выше Днепра, конечно Запорожского, следоват. в местах Киевских. По его словам, ниже Роксолан по прежнему жили еще Савроматы и Скифы, известность которых уже исчезала пред известностыо Роксолан.

   Толкуя о широте градусов, Страбон относит жилище Роксолан к той линии, которая почти приближается к берегам Балтийского моря. Он говорить, что они живут южнее северной земли (Ирландии), лежащей выше Британии. Из его слов ясно одно, что это был северный, вовсе не южный кочевник. Он и в истории представляется народом не столько воинственным, сколько торговым, жившим в союзе с Римлянами, получавшим от них годовые субсидии и подарки.

   Известно, что имя Роксолан внезапно исчезло со страниц истории при появлении Уннов в конце IV столетия. Но Унны (Хуны) помещаются древними историками на Киевском же месте, на Днепре. В немецких хрониках Киевская Русь называется Хунигардом, т. е. землею Уннов. В немецких древних народных преданиях и в Скандинавских сагах Хунами называются Балтийские Славяне. Весь Балтийский Восток носить имя земли Гуннов, Гуналанд. Пока не будет основательно объяснено это в высшей степени важное обстоятельство, до тех пор мы будем верить, что славные Унны пришли не из Китая и не от Уральских гор, а из Киевской страны или с Балтийского моря; что они были не Калмыки и не Венгры, а настоящие Славяне. Из рассказа Готского же историка Иорнанда видно, что Гунны, Унны, Ваны явились на помощь Роксоланам против Готов и выпроводили этих Готов вон из роксоланской земли дальше за Дунай; преследовали этих Готов и в дальнейших своих странствованиях по Европе, что было уже в V столетии. Действуя во многих случаях за одно с Германцами и посреди Германцев, Аттила остался героем древних немецких сказаний. Он собирал дань на островах Океана. Эти отношения Уннов к островам океана будут весьма понятны, если мы не забудем вышеизложенной истории торговых связей Венедского залива с Черным морем, если сообразим, что путь из Варяг в Греки, от устьев Немона по Березине и по Днепру, мог быть большою проезжею дорогою не только для купцов, но и для балтийских военных дружин, которые дружественно или враждебно способны были пройти между жившими здесь племенами. Так, по указанию Плиния, некие Скирры живут на Венедском заливе; но они же (по одной мраморной Ольвийской надписи I или II в. до Р. X.) на юге входят в союз с Галатами (Галицкая страна у Карпат), собирают огромную рать с целью напасть зимою на греческую Ольвию ²⁹. Точно также действовали Руги и Гертлы (Гирры), одноземцы Скирров по Балтийскому морю. Все они действовали и около Дуная, проходя туда или по Одеру и Висле, или по нашему Немону, Березине и Днепру. И к тому же они выступили на сцену вместе, в одно время с Уннами, что дает новое подтверждение Балтийского происхождения Уннов.

   Очень естественно, что с Балтийского же берега гораздо раньше могли придти на свои места и Роксоланы, как потом пришли на Роксолан Готы, а после на Готов Унны. Тогда в истории происходило общее движение северных балтийских дружин на богатый греческий и римский юг. Балтийский север, накопляя народонаселение, необходимо, век от века, должен был выделять от себя дружины переселенцев на юг в более плодородные и более богатые места. Не мало таких дружин привлекала и Черноморская торговля; она собственно и прокладывала им дорогу.

   Очень также естественно, что эти дружины стремились всегда занять наиболее выгодные места для своего обитания с особою целью господствовать над торговыми городами Черноморья. Оттого мы и встречаем их владыками так называемых Меотийских болот, этого серединного места, всегда господствовавшего варварскою грозою над всем Черноморьем и особенно над ближайшими торговыми местами в лимане Днепра и его окрестностях (Ольвия, Херсонес), на Киммерийском Воспоре, в устьях Дона и пр. Таковы были Герулы, заявившие свое имя во всех этих местах, как равно и на Дунае. Таковы были еще прежде Роксоланы, состоявшие в связях и в большом знакомстве с Римлянами, что могло происходить не только по Дунаю, но и от устьев Вислы и Немона. Именно это близкое знакомство с Римом лучше всего объясняет, что Роксоланы не были далекими степными кочевниками, а были соседями Римлян по торговле и по политическим интересам Рима ³⁰.

   Движение Готов в IV веке также направлялось к Меотийским болотам. По всем видимостям Готы в это время отнимали владычество у Роксолан, т. е. в сущности отнимали свободную дорогу по Днепровско-Немонскому торговому пути, для защиты которой и появились Унны, Ванны, Венды, несомненно от Венедского залива. Борьба Уннов с Готами лучше всего об ясняется именно противоборством этих внутренних, так ска зать, домашних отношений Венедского залива к новым пришлецам.

   По сказанию Иорнанда, когда Готы, приплывши из Скандинавии, высадились на южные Балтийские берега, то прежде всего вытеснили с своих мест Ульмеругов, потом овладели землею Вандалов. Самое место, где вышли на берег, они прозвали Готисканцией, что быть может означаете город Гданск, Данциг ³¹. Но и без того ясно, что они высадились в устьях Вислы, т. е. в Венедском заливе. Вандалы обитали к западу от Вислы, Ульмеруги в последствии жили к востоку, по до пришествия Готов могли обладать и Вислою, т. е. всем побережьем Венедского залива. Какой народ были эти Ульмеруги, неизвестно, или известно, что все знатные народы среднего века были Немцы-Германцы, следовательно и Ульмеруги должны быть Германцами, каковыми были и сотрудники Уннов, Скирры и Гирры, обитавшие здесь же в области Немона.

   Народы исчезли, но от них всегда остаются следы в именах мест, и чем какой народ больше жил на каком месте, тем больше сохраняется и памяти о нем в местных именах.

   Теперешняя область нижнего Немона принадлежать Пруссии. Имя Пруссии {Здесь рукою автора прибавлено: Порусье - на р. Руссе. Котляревский протяворечит, но в этой Литовской стран в по везде указано. Ред.} упоминается уже в X веке ³² и верное толкование объясняет, что это имя значит тоже, что киевское древнее Поросье, т. е. местность по реке Роси, или Полесье в качестве сплошного леса. Здесь так называлась местность, сплошная Русь, по реке Руссу, как и до сих пор называется нижний поток Немона, а поток получил свое имя быть может от города Русса (иначе Русня, Руснить), стоящего посреди всех многочисленных устьев Немона на главном его русле. Так по крайней мере изображалась эта топография на древних картах.

   Из этих устьев по своим именам, как они значатся на тех же картах, особенно примечательны: правое от главного потока, северное, Ulmis, объясняющее иорнандовых Ульмеругов; главный поток с островом - Russe sive Holm, т. е. Русс или Холм, что таким же образом выясняет то-же имя и Хольмгард скандинавских сказаний; наконец левый поток Alt Russe, древний Русс, теперь кажется Варус. Ближайший отсюда отдель-ный проток Немона назывался тоже Russe. Немонский угол Балтийского моря в древности также назывался морем Русским³³.

   Очевидно, что название всей страны Порусье или Пруссия явилось гораздо после того, как утвердилось здесь поселение Русс, следовательно этот Русс, упоминаемый тоже и в X веке, существовал здесь раньше этого времени. Вот объяснение показанию Равенского географа, которое относят к IX веку и которое говорить между прочим, что "близь океана находится отчизна Роксолан, что там протекают две реки, Висла и Лутта (конечно Немон), что за сею страною по Океану находится остров Сканза" и пр. Быть может и Страбон тоже самое слышал о своих Роксоланах, но не сообщил подробностей. В хрониках XVI и XVII ст. обитатели этой страны именуются Ульмигерами, Ульмиганами, по-видимому с явною перестановкою звуков из Ульмеругов иорнанда. Впрочем в местных названиях и доселе сохраняется имя древних Гирров (Герулов), которые по всему вероятью тоже означают, что и Руги ³⁴.

   Однако все эти имена, известные только из латинских текстов, в IX или X веках и позднее, оставляют после себя одно господствующее имя: Русс. Вместе с тем вся украйна нижнего Немона (от его устьев до впадения речки Свеиты) где в древности существовал Руг, Русс, с XII в., а быть может и раньше, именуется Славонией, или по прусскому выговору Шалавонией ³⁵. В русском переводе Космографии XVII века, приписываемой Меркатору, говорится между прочим, что "Русская или Прусская земля от князя их Вендуса (по другим хроникам Видвута ³⁶) была разделена на двенадцать княжеств или областей, в числе которых находилась и Словония, и в этом Словониском княжестве было 15 городов; Рагнета, Тилса, Ренум (Русс?), Ликовия, Салавно, Салвия и пр. Вот почему в первых веках и весь Прусский залив назывался Венедским, как говорили в Европе, или Славянским, как быть может известно было на месте. От Венедов осталось матерое имя Славян, от Ругов - матерое имя Русс.

   Любопытно сравнить это показание о Вендусе с преданиями об Аттиле, который в своем Гуналанде (восток Балтики) имел тоже двенадцать королевств. В тех же преданиях не редко поминается и Вендское море. Все это дает повод предполагать, не напоминает ли имя Аттилы и один из главных городов Славонии, Тилса, нынешний Тильзит, называемый на немецких картах Славеном (Schalauen), - Словенском. Если здесь существовало первобытное жилище Уннов, то становится очень понятным и выражение немецких сказаний об Аттиле, что все ему принадлежало "от моря до моря", то есть весь путь от Балтийского до Черного моря, по которому свободно переходили и Роксоланы, и Скирры, и Герулы. И там и здесь эти имена оказываются своеземцами.

   Но откуда же могли придти в Немонскую страну Руссы и Славяне, занявшие самый важный край на сообщении по Немону, именно его устье. Вся эта поморская сторона между Вислою и Двиною была искони заселена Литовскими племенами, которые крепко сидели и внутри материка. Сейчас за Вислою к западу {Рукою автора прибавлено: Седят Варяги до Аглян. Ред.} по указанию нашей летописи, находилось Варяжское поморье, где пониже Гданска (Данцига) стоял и славянский город Староград. Это поморье простиралось до устья Одера. Теперь здесь живут еще несовсем онемеченные славянские остатки Кашубов, а в древности, во II веке, здесь, по географии Птолемея, жили Руги, Рутиклы, и на морском берегу при устье Вепри находился город Ругион (Ругенвальд), вблизи которого южнее и доселе существует город Словин (Словно). Этот угол Вендской земли, прилегавши к Венедскому Заливу, на памяти Истории XII - XIII века именуется Славо, Славна, Словена, Словене. Малые остатки здешних Славян, особенно по морскому берегу, и теперь прозывают себя Словенцами, свой язык Словинским, Словенским ³⁷.

   Какое же Славно, Немонское или Поморское, населилось прежде и дало другому начало бытия? Где была матерь населения, метрополия, и где была колония - дочь?

   Нам кажется, что заселение Славянами Немона произошло позже, чем заселение ими же всего побережья между Вислою к Одером. Немонское население пришло несомненно с моря, по чему и осталось в устье. Население поморья шло по Висле и Одеру. Эти две реки были прямыми дорогами от Карпатских гор к морю и нельзя сомневаться, что еще в глубокой древности послужили первыми проводниками Славян на Балтийское побережье. Лингвисты думают, что при разделении Славянства на отдельные племена, Балтийское (Полабское) племя выделилось раньше других.

   В VIII веке впервые упоминается, что в устьях Одера, где находится и остров Ругия, живут Велеты-Лютичи, о которых современный писатель Эгингард (ум. 839) говорить, что это был самый знатный народ на всем южном побережье Балтийского моря. Во II веке Птолемей, показывая Ругов на Варяжском поморье, указывает и жилище Велетов на восточной стороне Венедского Залива, следовательно при устье Немона. Вот в какое время Велеты или Волоты наших народных преданий занимали уже первый ближайипий от Славянского Поморья вход в глубь нашей страны. Очевидно, что, как в VIII, так и во II веке они одинаково были знатным народом, конечно больше всего по своей торговле, для которой непременно они основались и на устье Немона. Однако можно говорить, что Славянское переселение к Немону шло в обратном направлении, не из за моря, а из глубины нашей равнины. Так предполагает и Шафарик ³⁸. Но его принуждает к этому выученная у Немцев мысль, которую он или опасался, или не хотел разобрать основательно, та мысль, что Балтийское поморье от начала принадлежало Германцам, которые неизвестно как и неизвестно когда ушли оттуда и на их место в V веке явились Славяне. Мы уже говорили, что Балтийское Славянство было древнейшим старожилом на своем месте, о чем засвидетельствовал сам Шлецер, часть I.

   Но утверждению Шафарика всего более противоречит то обстоятельство, что Немонский край и до сих пор остается Литовским. Если бы поток Славянского населения на Балтийское море шел из нашей страны по Немону, то он непременно бы залил Славянскою породою все берега древней Пруссии, точно так, как он залил балтийские берега от Вислы до Травы, до самых Англов и Датчан. Очень многое нас убеждает, что население Немонского края Славянами происходило главным образом от Славян Вендов, с Балтийского поморья; что вообще Венды были деятелъными колонизаторами не только древне-литовской Пруссии, но и всего Севера нашей равнины.

   У нас утвердилось мнение, что напр. Новгородский край заселен с Киевского Днепра. Доказательства тому, довольно слабые, находят даже в языке. Но кроме лингвистики и исторических соображений, в этих вопросах необходимее всего принимать во внимание экономические причины, от которых всегда зависело то или другое направление народных переселений.

   В отношении этих переселеиий, особенно мирных, так сказать растительных, необходимо иметь в виду, что люди, избирая новые жилища, всегда руководятся какими либо выгодами для своих поселений. Даже в случаях нашествия иноплеменных, люди в переполохе бегут во все стороны, но все таки на постоянное жительство выбирают земли, наиболее подходящие требованиям и условиям их быта, выбирают сторону наиболее им родную по привычкам жизни и хозяйства.

   Наши восточные Славяне все были земледельцы, но природа страны довольно резко разделила их на две совсем особые половины соответственно особым свойствам их земледельчёского хозяйства. Одни были степняки - Поляне, другие лесовики - Древляне. Это разделение и начиналось почти у самого Киева, между Полянами и Древлянами, но оно в истинной точности может обозначать и различие в характере народного быта по всей нашей древней равнине. Все наши племена были, говоря вообще, или Поляне, или Древляне по своему хозяйству.

   С глубокой древности, еще Геродотовской, область Полян на юго-восток от Киева принадлежала южно-русскому (малорусскому) племени, так как область Древлян, Геродотовсвих Нуров, на северо-запад от Киева, Белорусскому племени. Великорусское северо-восточное племя несомненно образовалось после, хотя и не на памяти нашей истории.

   Кто знает и теперешнее степное хозяйство, образ жизни и привычек южного племени, тот конечно едва ли поверит, чтобы Полянин в какое либо время мог променять свой порядок жизни на порядки жизни лесного обитателя наших северных болот.

   Уже одна привычка к ландшафту своей родины, к чистому полю - широкому раздолью, очень попрепятствует выбору переселения в глухие леса и болота. Скорее Древлянин переменит свой лес на чистое поле, чем Полянин выбежит из степного раздолья в лесную глушь и тесноту. Здесь, как нам кажется, и скрывались причины, почему юго-восточный, Понтийский отдел нашего Славянства распространялся по преимуществу только в полях и для этого от нашествия иноплеменных не бежал дальше к северу, а уходил только к Дунаю и за Дунай, или теснился у Карпатских гор, то есть вообще шел все к югу. Таким порядком создались народности Хорватов, Сербов, Булгар. Напротив того, северо-западный, Балтийский отдел русского Славянства, Нуры-Белоруссы, живя в лесах и болотах, а потому и называясь Древлянами, легко и удобно переселялись все дальше к северу-востоку. Их образ жизни и все привычки едва ли в чем изменялись, если они попадали напр. и в Ильменские или Волжские леса и болота, где настоящего Полянина, странствующим и ищущим поселения нельзя и вообразить. Особого рода земледельческое хозяйство и привычки жизни требовали, чтобы Поляне-степняки шли в поля, а лесовики Древляне - шли в леса. Так это и происходило с незапамятных