Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен

домого и самому автору.

   ¹⁶⁵) Акты Исторические IV, стр. 125. Сравн. Малорос. плютка - ненастье, чешское pluta - потоки дождя. Афанасьева: Воззрения I, 135.

   ¹⁶⁶) Летописи Рус. Литературы и Древности, изд. Н. Тихонравова IV, 85. О племенных богах см. у Касторского: Начерт. Слав. Мифологии, 63 и след.

   ¹⁶⁷) Афанасьева: Воззрения Славян на природу. Даля: Толковый Словарь.

   ¹⁶⁸) Снегирева: Русские простонародные праздники и обряды; Сахарова: Сказания Русского Народа; г. Терещенко: Быт Русского Народа; Афанасьева: Воззрения Славян на Природу, особенно г. Кавелина: Сочинения, ч. IV, и др.

   ¹⁶⁹) История России Соловьева II. в приложении: Письмо Буслаева, стр. 25.

   ¹⁷⁰) Е. Барсова Критические Заметки в Вестн. Европы октября 1878 г.; стр. 804. Буслаева: Русский Богатырский Эпос IV, 13.

   ¹⁷¹) Всев. Миллера: Взгляд на Слово о полку Игореве, М. 1877.

   ¹⁷²) Васильевского: Варяго-Русская дружина в Константинополе. Ж. М. Н. Пр. ноябрь 1874, стр. 139.

   ¹⁷³) Там же стр. 125-127.

   ¹⁷⁴) Византийские Историки, перев. при Спб. Духовной Академии. Спб. 1862, Римская История Никифора Григоры, 34-85.

   ¹⁷⁶) Лерберга: Исследования, Спб. 1819, О Днепровских Порогах 265 - 320; Стриттера: Известия Византийских Историков ч. III, 34 - 42; г. Афанасьева-Чужбинского: Очерки Днепра. Лоция Черного Моря г. Павловского, Николаев 1867. Что касается Белобережья, то его местность в точности определить очень трудно. По-видимому Белобережьем прозывался весь морской берег от устья Буга до устья Днестра. Не значило ли это тоже, что Беловодье, вольная земля, никем не заселенная, ничей берег. Даля Толковый Словарь. См. также Черткова о Белобережье в Ж. М. Н. Пр. ч. XXVII, отд. II.

   ¹⁷⁶) Русская Беседа, М. 1856, No 1, стр. 12 - 13.

   ¹⁷⁷) Из Двинской водяной области в Каму существовал волок, называемый Вятским, а теперь Кай-волоком, между рекою Пушмою, текущею в Юг, и Маломою, текущею в р. Вятку. В XVII ст. на этом волоке отдавался на оброк "Извоз через волок с Исад до Кай реки, а от Кай реки сухим Волоком до р. до Пушмы на десяти верстах, что ездят тем местом из Казани и с Вятки торговые всякие люди с товары к Устюгу Великому и по Двине к Архангельскому городу и от Архангельского города назад в Казань и на Вятку, наймуют подводы летнею порою". Писцовые книги Устюга Великого, 1623 - 1626 г. в Архиве Мин. Юстиции, No 507.

   ¹⁷⁸) Гр. Уварова: Меряне и их быт по курганным раскопкам, М. 1872, стр. 33.

   ¹⁷⁹) Записки И. Археологич. Общества т. IV, Кёне: Описание европейских монет X, XI, XII в., найденных в России, стр. 4.

   ¹⁸⁰) Отчеты Императорской Археологической Коммиссии, за 1873 год стр. XXXI; за 1875 г. стр. XXXVI.

   ¹⁸¹) Для отыскания кладов и их безопасного вынимания очень помогали травы Плакун, Петров крест, Иванова глава, Спорышь, Бел-Кормолец, Обьярь, Шапед и множество других. "Если хочешь о кладе доподлинно изведать, есть или нет, и где положен, и на что, ж кем и как его взять - возьми Шапцов корен да (от) воскресенской (свечи) воск и раздели на двое; и одное половину, очертя воском, полож на кладовое место, а с кладового места возми земли и с оставшейся у тебя половиной опять раздели на двое и будет три части, одна в земле на кладе, а другую на ночь в головы клади, а третью под бок себе или чистым платом у сердца привязывай на ночь, - то в тое ж ночь придет клад и будет во сне с тобой говорить, как положен и на что положен, на худо или добро, и сколь давно, и как лежит, в том ли месте, где свеча воскресенска да шапец или дале, и в которой стороне, и как взять, - и доподлинно тебе все раскажет и взять велит. Сия трава и Спорышева и Обьярева и Кормолцева испытаны. А сие делать по три ночи, то все изведашь". Подобные травы "добрые ко всякой кладовой знатной премудрости" так и назывались кладовыми. Травники нашей библиотеки.

   ¹⁸²) Меряне и их быт по курганным раскопкам, исследование Гр. Уварова, М. 1872.

   ¹⁸³) Шафарика: Славянские Древности т. II, кн. III стр. 185 "Суздаль село в Силезиж, близ Ратибора, на левом берегу Одры"; Москва, Мuscuua, в грам. Генриха II, 1012 г. Озеро Клещно см. Германизация Балтийских Славян г. Первольфа, 25.

   ¹⁸⁴) Таковы "Муромские древности", найденные при устройстве в городе Муроме водопровода, находившияся на Антропологической Выставке (Описание предметов Отдела доисторического, г. Анучина. стр. 12, буква е).

   В меньшем объеме по числу курганов, но также тщательно в разное время, особенно под руководством проф. Богданова, произведены раскопки и в Московской губернии, из которых выяснилось, что открываемые вещи по большей части однородны с Мерянскими и совсем сходны е ними по изделию. Но в Московской стороне существовали некоторые отличия в уборе. Здесь носили большие и малые серьги-рясы особой формы. которая описана нами на стр. 369. В ожерельях из стеклянных бус любили носить граненые овальной формы сердолики. Шейные обручи-гривны и браслеты обыкновенно свивались из проволок жгутом; перстни сгибались из прорезных дырчатых пластин, расширенных к наличной стороне. Таковы особые приметы Московского древнейшего убора. Тип этих вещей уходит с одной стороны в Смоленскую, а с другой (серьги) в Калужскую губерн., где (Лихвинский уезд сельцо Шмарово) туземная форма серег-ряс получила более роскошную, т. е. замысловатую обработку), а перстни с изображением зверей, птиц, цветков, представляют уже образцы византийского, или же древнейшего греко-скифского влияния (Временник Общ. И. и Д. Р. Кн. V, Смесь, 37). Эта Лихвинская серьга-ряса вместе с тем указывает, что обработка подобных украшений, довольно искусная, производилась по всем вероятиям туземными мастерами, ибо ее московская форма, как было говорено, ни где в иных чужих странах, ни на западе, ни на востоке, не встречается. В Коломенском уезде тот же тип-образец серег, такой же работы, развит несколько иначе и составляет кругловатый лист не из семи, но из трех и пяти больших лепестков, расположенных в виде крыльев и хвоста летящей птицы. Это служит новым доказательством, что обработкою формы руководила туземная своеобычная мысль. Характерная черта этой работы заключается в сквозной резьбе из множества дырочек, как изготовлялись и пластинчатые перстни. Однако Московское племя, как заметно, почти совсем не употребляло в наряде грудных и поясных гремучих привесок с колокольчиками и бубенчиками, - в этом и состоит его главнейшее отличие от Мерянского племени. В подмосковных курганах точно также встречаются и цареградские паволоки; но вообще не замечается особого разнообразия в вещах, как в области Мерян, быть может и по той причине, что здесь и самых курганов раскопано несравненно меньше. Как бы ни было, но, судя по найденным предметам, все-таки нельзя сказать, чтобы Московская сторона была беднее Мерянской. Серебряные шейные обручи-гривны, хотя бы весом в несколько золотников, такие же браслеты и серги сердолики, горные хрустали и т. п. показывают вообще, что обитатели этой страны были зажиточны, ибо могли приобретать себе вещи, по времени, не совсем дешевые, составлявшие своего рода большую роскошь. Надо также заметить, что расследованные курганы принадлежат к сельским кладбищам, не столь богатым, каковы могли бы быть городские, если б такие были открыты. Очень также примечательно, что в курганах Московской стороны почти совсем не встречается оружия, даже топоров и топорцев. Быть может здесь не было обычая полагать в могилу подобные вещи.

   Вообще из расследований курганов в разных местах мало по малу открывается, что несмотря на однородность тогдашнего убора (каковы: обручи-гривны, обручи-браслеты, ожерелья из бисера с цатами-медальонами и другими привесками и т. п.) в каждом краю бывали свои любимые прикрасы, составлявшие обычную статью убора, относительно или особой формы, или особого рода вещиц. Мы говорили об особой форме серег и о граненых сердоликах, как наиболее любимом украшении ожерелья в Московском краю. Такие же сердолики встречаются и в других местах, и на севере и на юге, напр. в Минской, в Киевской и Полтавской губерниях, но, не в том количестве. В иных местах (Петерб. губ.) сердолики имеют форму гладкого цилиндра. В Рязанском краю (Касимовской уезд) в особом количестве, как украшение ожерелья, находят раковины (cypraea moneta), называемая в народе змеиными головками. Такие же ожерелья изредка попадаются и в Петербургской губ., где господствует особая форма серег-ряс совсем отличная от московской. (Проволочное кольцо в вершок к диаметре, местами расплющенное в виде косых четыреугольников или кружков).

   Надо заметить, что в производстве металлических изделий для древних сельских обывателей нашей равнины очень видное место занимала проволока, бронзовая и серебряная, из которой и устраивались всякие надобные вещицы: сплетались жгутом или свивались веревкою шейные гривны, браслеты, кольца; сгибались спиралью кольца и перстни и разные украшения головного убора; сгибались и связывались посредством спайки различного вида цепочки. Все это с одной стороны обнаруживает небогатую простоту или дешевизну производства, а с другой служит указанием, что такое производство могло легко водворяться и у самих туземцев, конечно, в городах, где либо на бойких местах. Проволока несомненно привозилась уже готовая, как товар, по всем вероятиям откуда либо с Черноморья или с поморья Варяжского. Отливных вещей встречается вообще очень мало, главным образом только цаты - медальоны, в числе которых нередко попадаются христианские крестики и образки, а это заставляет предполагать, что подобные вещицы приходили из Корсуня или из самого Царяграда. Примечательно и то обстоятельство, что состав мерянской бронзы ближе подходит к составам бронзы из древнего Корсуня, Ольвии и Пантикапеи, то есть с северных берегов Черного моря, с которыми наша страна производила торговлю с незапамятных веков (См. Антропологическая выставка, выпуск V, стр. 315). В настоящее время весьма значительный материал для изучения курганных древностей собран на Антропологической выставке. Для объяснения наших заметок о Московской окраине см. коллекции проф. Богданова (Московская губ.), г. Нефедова (Рязанская губ.), г. Ивановского (Петербургская губ.) Подробные сведения о других коллекциях см. в Описании предметов отдела доисторического г. Анучина. Пояснительные рисунки находятся только при коллекции г. Кельсиева, почему в этом отношении она заслуживает особого внимания, преимущественно пред всеми остальными.

   ¹⁸⁵) Лерберга: Исследования, стр. 38.

   ¹⁸⁶) Древности: Труды Моск. Археологич. Общества, под ред. г. Румянцева, т. VI, вып. 3, статья г. Вс. Миллера: Значение собаки в мифол. верованиях, 196.

   ¹⁸⁷) Ж. М. Н. Пр. 1836, февраль, 280.

   ¹⁸⁸) Русский Историч. Сборник IV, 95 - 103. История Христианства в России до св. Владимира, митрополита Макария, Спб. 1840, стр. 312 и след.; Шлецера: Нестор III, 445 и след.

   ¹⁸⁹) Костомарова: Предания Русской Летописи, Вестник Европы, март 1873, стр. 21.

   ¹⁹⁰) Описание Рус. и Слав. Рукописей Румянцовского музеума, А. Востокова, Спб. 1842, стр. 687. Читается Ждьберн {Далее рукою автора приписано: Жд - ан. Ред.}.

   ¹⁹¹) История Христианства в России до св. Владимира, митр. Макария, Спб. 1846, стр. 361.

   ¹⁹²) По всему вероятью Перуня или Перуняна рень есть небольшой остров, называемый теперь Пернов и находящийся в устье р. Таволжанки, между левым берегом Днепра и островом Таволжаным. Лерберга: Исследования о Днепровских порогах стр. 274. Рень означает также холм.

   ¹⁹³) Тверской Летописец помещает еще "Болеслава в Лясех Великых", не упоминая о Позвизде, что дает повод заключать не называет ли он Позвизда Болеславом? Полн. Собр. Рус. Лет. т. XV, 113.

   ¹⁹⁴) В Лаврентьевской Летописи, стр. 56, читаем: "Умре же на Берестовем, и потаиша и, бебо Святополе Кыеве". Кто и от кого потаил, неизвестно. Сказание о Борисе и Глебе разъясняет недомолвку летописи. В нем прямо говорится что "Святополк потаи смерть отца" своего и в тексте и даже на рисунке. Сказания о Борисе и Глебе, изд. Срезневским, Спб. 1860, сир. 57, 61.

   ¹⁹⁵) История России, Соловьева, 1, 176.

   ¹⁹⁶) Временник Общ. И. и Др. Р. кн. V, Сведения о Льве митроп. Русском, Филарета еп. Харьковского.

   ¹⁹⁷) Г. Первольфа: Варяги Русь и Балтийские Славяне в Ж. М. Н. Пр. июль 1877, стр. 81. Эта обширная статья 37-97 стр. написана с целью показать и доказать несостоятельность мнений о балтийско-славянском происхождении Варягов и Руси, по поводу сочинения покойного Гедеонова "Варяги и Русь" и первой части нашей Истории. Автор, написавший целую книгу о "Славянской взаимности, никак не хочет допустить, чтобы существовала взаимность Славянского Балтийского поморья с Русским востоком. По каким-то причинам ему, как Чеху, это не нравится. "Я, как Чех, говорит он, очень радуюсь, что мне пришлось защитить древне-Русскую Историю (От чего? От взаимности с Славянами?) против Русских, которые без всякой нужды толкают ее "между Чахи и Ляхи" (81). Стало быть существует особая нужда, которая заставила автора употребить свою ученость на устранение из Русской Истории вопроса о взаимности между древнею Русью и Балтийским Славянством. Быть может настоит особая нужда всячески защищать академическое учение о создателях Руси - Норманнах?

   Однако старательные опровержения г. Чеха ничего нового не сообщают и пересыпают только с одного места на другое разные сведения, собранные у Шафарика. Существенно эти опровержения заключаются в следующем: Следы вендского начала и вендского влияния в Русской стране покойный Гедеонов находит в личных и местных именах, в некоторых вендских словах, в некоторых бытовых порядках, в язычестве и т. п. Г. Перволф уверяет, что "имена лиц и мест у всех Славянских народов поразительно сходны", 50, 66, 77, что "если сравним государственные и юридические учреждения отдельных народов Славянских, то и в них находим поразительное сходство 54; бытовые порядки тоже у всех Славян сходны 59, 80, языческие боги тоже сходны 85; особые слова, которые г. Гедеонов почитал вендскими, оказываются общеславянскими 54 и т. д. Очевидно, что если все Славяне походят друг на друга, как две капли воды, то о заимствованиях и влияниях одного племени на другое говорить уже не приходится. Этою пустою игрою, то есть игрою на пустом в глазах неопытного читателя автор и старается доказать несостоятельность упомянутых мнений. (На 53 стр. сам же г. Чех очень основательно рассказывает, что язык Славянский еще в доисторическое время разделился на несколько ветвей, которые, как строго определенные органические единицы, резко отличаются друг от друга). Автору невдомек, что эта игра на пустом - обоюдоострый меч. Если во всем существовало поразительное сходство, то чем же мы опровергнем предположение о древних связях Руси с Балтийскими Славянами? Он не хочет этому верить, а другие будут верить - основания одинаковы. "Все это могло быть, но могло и не быть; во всяком случае, об этом нам ничего неизвестно", - говорит он и никаких известий, никаких доказательств не принимает во внимание, или отрицая их, как общеславянские, или подвергая сомнению их достоверность. Так напр. Псковский летописец упоминает имя Рерика, воеводы Лятцкого, - надо еще исследовать, говорит автор, верно ли он написал это имя? Константин Багрянородный пишет имя Новгорода с окончанием по-вендски - Немогарда - "к таким формам, записанным иноплеменниками, нельзя относиться с полным доверием", - замечает автор, 63, забывая, что ж все вендские имена мест тоже записаны иноплеменниками по латыни, или по немецки. Летопись под 1300 г. Славянское поморье называет Варяжским, - это позднейшая приписка XVI века, утверждает автор без всяких доказательств, 49, и т. д.

   Но рядом с настойчивым отрицанием всех, даже и малейших признаков, указывающих на старинное знакомство Руси с Балтийским Славянством, автор говорят и такие вещи: "Что между балтийскими и восточными (позже Русскими) Славянами искони были известные сношения, о том не может быть никакого сомнения". В доказательство толкует даже, что Волын-город и Индеюшка богатая в былине о Дюке Степановиче - суть отголоски этих старинных сношений восточных Славян с Балтийскими и что Индеюшка ничто иное как Виндия, земля Виндов, Венедов. И тут же, через несколько строк, говоря о сказании Гельмольда, что Вагры до IX в. распространяли свое господство даже и на отдаленные Славянские племена, замечает, что это может быть "риторическое украшение", и что эти слова "можно пожалуй отнести к поморским Ляхам, но отнюдь не к восточным Славянам, отделенным де от Балтийских Ляхами и Литвой", - как будто Балтийские Славяне не были отважные моряки и не знали, как доплыть напр. до устья Н-мона, Двины, Невы и т. д., как будто об этом нет положительных свидетельств (Адам Бременский) хотя бы и от XI века.

   "Очень может быть, говорит автор, что в древниt времена Ляхи выселялись на Русь... Такие переселения возможны и вероятны", стр. 69. Но на 72 стр. наши соображения о переселении на восток Ляшских племен, Радимичей и Вятичей, с пренебрежением обзывает разными мудрствованиями! и тут же, как объяснение этого переселения, подробно развивает мысль, высказанную еще Суровецким (см. выше стр. 59 и ч. и, стр. 448), что древние Анты суть Венеты, Венды, они же Вятичи и Вантичи. Дальше, всячески стараясь доказать, что Новгородские имена мест, сходные с Вендскими, ничего не значат, ибо их можно найти у всех Славян, 91; что вообще ни в языке, ни в быту Новгородцев никаких следов вендского влияния не оказывается, - тут же, в середине этих доказательств, 78, помещает такую отметку: "В северно-русских говорах встречаются некоторые слова, неизвестные другим великорусским говорам, а известные наречиям Западно-Славянским и Западно-Русским (приводятся такие слова). Но все это, конечно, заключает автор, не дает еще права называть Новгороддев или Вологодцев Ляхами или Чехами". Никто кроме г. Первольфа такой нелепости и не говорит, а говорят о том, что Варяги, сидевшие в Новгороде и в Вологодской стороне на Белом озере, были Славяне, Венды, Балтийские Поморцы, но отнюдь не Ляхи (Поляки) и не Чехи.

   "Подробное исследование чисто Славянской географической номенклатуры, говорит автор, вместе с подробным исследованием новгородских говоров, докажет всю несостоятельность вышеупомянутого совершенно произвольного связывания Новгородских Словен с балтийскими Словенами" и пр. 77. Но эти исследования пока еще не сделаны и на основании собственных же сообщений автора, можно ожидать, что они покажут совсем не то, о чем он так хлопочет в качестве Чеха.

   Особенно г. Чеху не нравится, что мы проводим Русь от Ругии и находим что Руги и Руссы, Ругия и Руссия - одно имя. Мы скажем к этому, что в имени Русь сохранился даже и звук вендский, вместо русского Рось, как обыкновенно писали Греки. В своей книге, ч. и, стр. 163 - 168, мы привели основания, почему так можно толковать, и ожидали, что услышим от автора сколько-нибудь дельные возражения. Но г. Чех подвергает весь этот вопрос только дешевому глумлению и поучает, что вместе с Шафариком надо считать имя Руги, Руяна, Рана не объяснимым, 94, причем сам же на предыдущей страьшце доказывает, чти Рана, вероятно, только сокращенное Rujana, (то есть Rugiana, о чем г. Чех, следуя за Шафариком, не хочет помянуть). Мы догадываемcя, что и сам Шафарик, утвердивши и положивши заклятие, Слав. Древн. т. 2, кн. 1, стр. 112, что имя Руси идет от Шведских Родсов, конечно, имел уже, как и г. Первольф, особую нужду не разбирать во все исторического и филологического смысла Ругенской Руси. Из своего обширнейшего труда он посвятил Ругам только одну страничку. Если филологи по особой нужде обходят этот вопрос, то история и главное Русская не находит никакой нужды оставлять его без надлежащего внимания и старается по мере сил и способов устранить в своих изысканиях это напущенное филологическое затмение.

   Г. Чех упрекает нас даже и за то, что мы взялись, как он говорит, за мучительную работу списать с древней карты Померании XVII века все названия местностей, которые мы и расположили в алфавитном порядке. Оказывается, что наш список (по замечанию покойного Гедеонова, крайне интересный для истории Полабского племени) совсем никуда негоден, ибо имена уже исковерканы и автор не понимает зачем тут же выписаны и немецкие названия. А затем, ответим мы, чтобы в целости показать всю Померанию с ее немецкими и славянскими именами, как свидетелями, сколь много еще в начале XVII ст. оставалось в ней славянщины, хотя бы только в именах. Исковерканные имена могут быть очищены по грамотам и другим памятникам гг. филологами; исковерканные-то и покажут, как постепенно исчезала Славянщина. Г. Чех, кажется, ревнует наш труд. Он написал целую книгу: "Германизация Балтийских Славян". Спб. 1876, которая наполовину вся состоит из имен. Автор, как филолог, работал по грамотам и другим памятникам, но главного для этой книги не сделал. Он не собрал все имена в алфавитный порядок, отчего очень почтенная его книга лишилась своих основных достоинств. Кстати заметим, что о германизации Славян мы уже имеем довольно сочинений. Все пишут о том, как Балтийские Славяне погибали, онемечивались, как будто вся их история заключалась в этом исчезновении их некогда сильной и могущественной народности. Но кто же нам напишет историю Балтийских Славян до их германизации? Кто нам расскажет подвиги этих богатырей, совсем обиженных ученою историей в ее немецкой обработке? Да! Для этого действительно нужна та смелость, какою г. Первольф не обладает. Пред всякою мыслью, сколько-нибудь выходящею из уровня принятых за истину утверждений нашей, можно сказать, только учебной науки, он останавливается с невыразимым изумлением. "Очень смелая догадка!" говорит он, с. 49, о предположении г. Гедеонова, что новгородское предание о Гостомысле родня народному преданию о происхождении династии из западного Славянства. Глава IX сочинения г. Гедеонова носит название: "Следы варяжского (вендского) начала в праве, языке и язычестве древней Руси". - "Очень смелое заглавие!" восклицает г. Первольф, с. 53. Г. Гедеонов отмечает. что "западно-славянским началом проникнута вся домашняя новгородская жизнь". "Вот очень смелое предположение!" опять восклицает автор, с. 79, хотя на 57-58 стр. доказывает сам, что шумное вече существовало у южных (все-таки приморских) Славян, а у балтийских оно было развито гораздо сильнее и пр. Ясно поэтому, что, г. Гедеонов имел полное основание выводить Новгородский быт с Балтийского моря.

   Вообще о статье г. Первольфа можно сказать тоже самое, что некогда Ломоносов сказал о диссертации Миллера - десять раз прочитав, едва распознать можно, спорит ли он, или согласуется". Однако мы очень блогодарны автору за многие полезные замечания, еще больше укрепившие нас в тех мнениях, которые он всячески старался опровергнуть. Указание некоторых ошибок, недомолвок, неточных или неверных объяснений в частностях не может еще служить доказательством, что неверна и несостоятельна основная мысль.

   ¹⁹⁸) Васильевского: Варяго-Русская дружяна в Ж. М. Н. Пр. 1875 март, 89 и след.

   ¹⁹⁹) Карамзина История II, пр. 48.

   ²⁰⁰) История Русской Церкви митрополита Макария, т. 1, стр. 90 и след.

   ²⁰¹) Прибавления к изданию Творений Святых Отцев в русском переводе, ч. XVII, М. 1858, стр. 34, О древних словах на Святую Четыредесятницу. - Описание Слав. Рукописей Московской Синодальной Библиотеки, отд. 2. Прибавление. М. 1862, Горского и Невоструева. См. рукопись No 231.

   ²⁰²) Мы пользовались рукописями Златоустов, XVI и XVII ст., принадлежащими нашей библиотеке.

   ²⁰³) "Ярослав Правосуд, сын великого Владимира постави 1-го епископа в Новгороде Иоакима Волошанина", говорится в сборнике Кирилова монастыря, XV века, описанном в Ученых Записках 2 Отд. Имп. Академии Наук. кн. V.