Главная » Книги

Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен, Страница 25

Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен



осуд, в который и текла из дерева жидкость, превосходившая мед; если кто много ее пил, то пьянел, как от вина. До сих пор крестьяне добывают такой сок из березы (березовица), и пьяную березовицу навеселяют хмелем.
   Мужчины и женщины, не зная стыда, купались в реке вместе, но с большим целомудрием. Блудника, а также и вора казнили смертною и ужасною казнью. Таких злодеев распинали за руки и за ноги на четырех шестах на весу и рассекали секирою вдоль тела пополам. "Я старался, говорит Ибн-Фадлан, чтоб женщины прикрывали себя от мужчин, при купании, но это мне не удалось".
   Болгары платили своему царю подать по бычачьей шкуре от дома, также лошадьми и другими предметами. Кто из них женится, тот должен отдать царю верховую лошадь. Их войско было конное, носило кольчуги и имело полное вооружение.
   Большая часть населения уже во второй половине 9 века исповедывала Ислам, в селениях находились мечети и начальные училища с муэдзинами и имамами.
   Из обычаев язычников Арабы приметили, что пред каждым знакомым, с которым встречались, они повергались ниц, т. е. клали земной поклон.
   Одежда Болгар походила на Мусульманскую: кафтаны и халаты их были полные, то есть длинные.
   С приезжих купцов-мусульман они брали пошлину, десятую часть товаром.
   Ибн-Фадлан называет Болгар Славянами. Так широко Арабы распространяли свои географические понятия о Славянстве. Другие писатели свидетельствуют, что сами Болгары, в Багдаде, на вопрос, что такое Болгар? отвечали, что они народ смешанный из Турок и Славян. Вероятно Болгары так говорили о населении своего города. Однако тоже самое иные Арабы говорят и о Хозарах. Все это показывает, что Русское Славянство с давних времен сидело крепким населением во всех торговых гнездах на Волге и на прилегающих морях.
   Болгарией на Волге оканчивалось влияние мусульманства, а с этим вместе оканчивались и точные, или сколько-нибудь определенные сведения о нашей стране. Арабы знали только, что страна на Запад от Болгарии населена Руссами и Славянами. Волга - река Славянская и Русская, Дон - река Славянская и Русская. Черное море - Русское море, потому что только одни Руссы плавают по нем. Они и живут на одном из его берегов. О Славянстве Арабы хорошо знали, что это большая народность Европейского материка. Они знали разделение этой народности на многие племена. Они называют эти племена по именам, называют имена Славянских царей и некоторые города; но все это обозначается так смутно и так неясно относительно имен, что изо всех Арабских показаний остается лишь общее понятие, что в 9 и 10 веках в Европе существовало много Славянских племен, живших частью самостоятельно и независимо ни от кого.
   Русское Славянство на всем пространстве нашей равнины у Арабов именовалось Русью, а также и Славяниею. Волга течет из Руса и Болгара. Масуди говорит, что Руссы великий народ, не покоряющийся ни царю, ни закону (религии), что Руссы составляют многие народы, разделяющиеся на разрозненные племена. Между ними есть племя, называемое Лудана или Лудаия (быть может Лютичи Балтийские), которое есть многочисленнейшее из них; они путешествуют с товарами в страну Андалус-Испанию, Румию-Италию, Кустантинию-Византию и Хазар. Если, по объяснению Френа здесь говорится о нашей Ладоге и Ладожанах, то этим вполне утверждаются известия о постоянных сношениях нашей Новгородской страны с Балтийскими Поморцами Славянского племени.
   Вообще как о Руси, так и о Славянах из Арабских писателей извлекаются только те понятия, какие существуют в нашей первой летописи. О Руси извлекаются именно не совсем определенные показания, вся ли страна именовалась Русью или только одна Киевская область носила это имя исключительно перед другими.
   В половине 10 века Арабы пишут, что Русы состоят из трех племен, из которых одно ближе к Болгару и царь его живет в городе, называемом Куяба (Киев), который больше Болгара. Киев вовсе не ближе к Болгарам Волжским, а ближе вдвое от Волги к Булгарам Дунайским; ясно, что географ путает имя обоих народов. Но, говоря о Киеве, что он больше Болгара, географ показывает, что свои сведения о Киеве он получил с Волги.
   Другое племя, живущее выше первого называется Славия - это несомненно Славяне-Новгородцы. Еще племя называется Артсания и царь его живет в городе Артсе. Купцы торговать с Руссами отправляются только в Киев. Но никто не рассказывал, чтобы иностранные купцы ездили в Артсану. Там убивают всякого иностранца, который вступает в ту землю. Сами же они спускаются по воде и ведут торговлю, но ничего не рассказывают про свои дела и товары, и не допускают никого провожать их и вступать в их страну. По другим сведениям это племя вело торговые сношения с Киевом и даже провожало туда иноземных купцов {Савельев: Мухам. Нумизматика, стр. CXVIII.}. Из Артсы вывозятся черные соболи, черные лисицы и свинец-олово.
   Какая была Русская сторона Артса, толкователи не согласны между собою. Имя Артса, Арта, как и многие другие имена, написанные по Арабски, читается различно на всякие лады. Из нее выходит и Арба, и Арса, и Арна, Арма, Арка, Арфа, Абарка, Абарма, Утания, Аутания и т. д. Ученый Френ растолковал, что это Мордовское племя Эрза, основываясь прежде всего, конечно, на сходстве звуков, Эрза - Арса. Но странно: никогда в истории неизвестное Мордовское имя Эрза, означающее отдел Мокшанского племени, было предпочтено очень известному с 11 века Русскому имени Рязань, область которой находилась в той же стороне, по границам этой Мокши и Эрзы. Это странно тем более, что Арабы прямо называют Арсу племенем Русским. Френ, а за ним Савельев, объясняли, что толкуют так по той причине, что Эрза была подчинена Руссам. Но этого было уже вполне достаточно, чтобы во главу угла поставить Русскую Рязань, и ею объяснить Арабскую Арсу, тем более, что население Мокши и Эрзы Арабы обозначили под именем Буртасов, говоря, что сейчас за Буртасами начинается земля Болгаров. И здесь, таким образом, как и во многих других случаях, невольно обнаружилось заученное понятие о Руси, как о пустом месте, даже в своей этнографии.
   Другие исследователи толкуют, что эту Арсу, Артсанию, должно читать Арбой, Арманией или Биарманией, которая прямо будет указывать на Биармию или Пермь. В Перми, след. обитало третье Русское племя. Нам кажется, что в этих случаях исследователи вовсе забывают о Ростове, который, судя по названию Великий, то есть старший, древний, несомненно был старшим городом в своей стране с незапамятного времени и по крайней мере с 9 века, ибо он поминается уже при Рюрике. Через Ростов, через эту Артсанию, Болгары на Волге и получали меха и свинец-олово, товар западный, приходивший в Ростов из Новгорода, а туда с Балтийского моря из Британии и Испании. В Ростовскую область никто не ходил из Арабов, оттого, по справедливому объяснению исследователей, что Болгары для своих монопольных выгод рассказывали об этой земле Арабам разные страхи, пугали их, как детей. Ростовское, Суздальское Славянское племя действительно составляло особую народность или особое владычество. По значению такого владычества Арабы вероятно и распределяли Русские племена на три доли.
   Затем Араб Истахри спутывает все предположения, говоря, что "Арта находится между Хозаром и великим Булгаром" (Дунайским), так что здесь под именем Арты по-видимому он понимает всю южную Киевскую Русь. Если же признать в этом великом Булгаре Болгар Волжских, которых Арабы всегда смешивали с Дунайскими, тогда Арта может обозначиться нашею Рязанскою областью, и во всяком случае это будет или Рязань или Ростов.
   Точно также весьма загадочно сказание Арабов о том что Руссы жили на острове. Какие это были Руссы и где находился этот остров, мы можем только гадать.
   Остров, на котором они жили, был окружен озером и служил им укрепленным местом для защиты от врагов. Он занимал пространство трех дней пути, около 100 верст, был покрыт лесами и болотами, отчего был нездоров и сыр до того, что стоит наступить ногою на землю и она уже трясется по причине обилия в ней воды. Количество Руссов простиралось до 100 тысяч. У них был царь, который назывался Хакан-Рус. Пашнею Руссы не занимались, а питались лишь тем, что привозили из земли Славян. Они делали набеги на Славян; подъезжали к ним на кораблях, высаживались, забирали Славян в плен, отвозили в Хазеран, то есть в Итиль к Хозарам, и в Болгар, и там их продавали.
   Норманисты находили этот неизвестный остров в Дании, основываясь на его имени Вабия, которое после однако оказалось простым словом: сырой, нездоровый. Ближе подходит к нему остров Рюген. Еще ближе - остров Тмутороканский, где в 10 веке существовало уже Тмутороканское Русское княжество. Но может быть, что Арабский географ думает здесь о прославленных Меотийских Болотах и Меотийском озере, о которых он несомненно имел понятие из византийских источников.
   Дальнейшее повествование о Руси этого географа (Ибн-Даста) больше всего рисует уже Русь Киевскую, которая представляется ему и военною дружиною, какою она была в действительности, и торговым народом.
   "Русь, говорит он, не имеет недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен; единственный промысл их - торговля собольими, беличьими и другими мехами, которые они и продают желающим, а получаемые деньги завязывают накрепко в свои пояса". Потом через строку ниже, географ свидетельствует, что "городов у них большое число и живут в довольстве, на просторе. Любят опрятность в одежде, даже мужчины носят золотые браслеты. Об одежде своей заботятся потому, что занимаются торговлею. С рабами обращаются хорошо". Но те же самые речи другой переводчик г. Гаркави передает так: "Одеваются они неопрятно; мужчины у них носят золотые браслеты. С рабами обращаются хорошо и заботятся об их одежде, потому что дают им занятия при торговле". Читателю остается уже самому соображать, какой перевод ближе к истине. Об одежде Руссов Арабы заметили вообще, что она была короткая, а не длиннополая. Они особенно заметили, "что Руссы носили очень широкие шалвары: сто локтей материи идет на каждые. Надевая такие шалвары Руссы собирают их в сборки у колен, к которым их и привязывают. Некоторые из Руссов бреют бороду, другие свивают ее на подобие лошадиной гривы и окрашивают желтой (или черной) краской". До сих пор малороссы носят шаровары непомерной ширины и связывают их у лодыжек при башмаках или у колен при сапогах.
   "Гостям Руссы оказывают почет и обращаются хорошо с чужеземцами, которые ищут у них покровительства, да и со всеми, кто часто бывает у них, не позволяя никому из своих обижать или притеснять таких людей. В случае же, если кто из них обидит или притеснит чужеземца, помогают последнему и защищают его". Все это утверждают византийские писатели 6 века, см. стр. 477, и наша Русская Правда 11 и 12 века.
   "Когда у кого из Руси родится сын, то отец новорожденного кладет перед дитятею обнаженный меч и говорит: "Не оставлю в наследство тебе никакого имущества. Будешь иметь только то, что приобретешь себе этим мечем". Мечи у них Соломоновы. По мусульманским понятиям это значило, что мечи были отличные, кованые самими гениями для царя Соломона. Вообще должно понимать, что эти мечи были хорошего склада и хорошей работы. Ибн-Фадлан говорит, что они были франкской работы.
   "Все постоянно носят при себе мечи, потому что мало доверяют они друг другу, и коварство между ними дело обыкновенное: если кому удастся приобресть хотя малое имущество, то уж родной брат или товарищ тотчас же начинают завидовать и домогаться, как бы убить его и ограбить. Когда кто из них имеет дело против другого, то зовет его на суд к царю, перед которым и препираются; когда царь произнесет приговор, исполняется то, что он велит; если же обе стороны приговором царя недовольны, то по его приказанию, они решают дело оружием: чей меч острее, тот и одерживает верх. На борьбу эту приходят и становятся родственники обеих тяжущихся сторон. Тогда соперники вступают в бой и победитель может требовать от побежденного, чего хочет.
   "Когда, который либо из родов просит о помощи, то выступают в поле все и не разделяются на отдельные отряды, а борются со врагом сомкнутым строем, пока не победят его.
   "Русь мужественны и храбры. Когда нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожат его всего. Женщинами побежденных сами пользуются, а мужчин обращают в рабство. Ростом они высоки, красивы собою и смелы в нападениях. Но смелости этой на коне не обнаруживают: все свои набеги и походы производят они на кораблях". Арабы больше всего Руссов встречали на воде, в устьях Волги, почему и сложилось их понятие, что это был народ исключительно мореходный.
   "Есть у них врачи-волхвы, имеющие такое влияние на их царя, как будто они начальники ему. Случается, что приказывают они приносить в жертву их творцу что ни вздумается им: женщин, мужчин и лошадей; а уж когда прикажет волхв, не исполнить его приказания нельзя никоим образом. Взяв человека или животное, волхв накидывает ему петлю на шею, повесит жертву на бревно и ждет, пока она задохнется. Тогда говорит: Вот это - жертва Богу.
   "Когда умирает у них кто либо из знатных, то выкапывают ему могилу в виде большего дома, кладут его туда и вместе с ним кладут в ту же могилу как одежду его, так и браслеты золотые, которые он носил; далее, опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканеную монету. Наконец кладут в могилу живою и любимую жену покойника. Затем отверстие могилы закладывается и жена умирает в заключении". Здесь араб ничего не говорит о сожжении покойника.
   Древнейший Русский погребальный обряд лучше всего описывает очевидец Ибн-Фадлан. Он говорит: "Я видел Руссов, когда они пришли со своими товарами и расположились по реке Волге". Он не сказывает, в каком это было месте, в Хозарском городе Итиле, в устьях Волги, или же у Волжских Болгар, в их городе Болгаре, который однако отстоял от Волги верст на десять. Вероятнее, что дело было у Хозар.
   "Я видел Руссов, продолжает путешественник, и я не видал людей более совершенных (великих) членами, как были они. Как будто они пальмовые деревья. Они рыжи, не носят ни курток, ни кафтанов: но у них мужчина надевает плащ, которым он обвивает один бок, и одну руку выпускает из под него. Каждый из них имеет при себе неразлучно меч, нож и секиру; мечи их широкие, волнообразные, клинки франкской работы; начиная от конца ногти каждого из них до его шеи видны зеленые деревья, изображения и другие вещи {Очевидно, что здесь речь идет об украшениях или на лезвее меча или на его ножнах. Франкские мечи бывали и с острием зубатым, волнообразным. Но слово волнообразный может обозначать и булатную наводку всего лезвея.}.
   Женщины Руссов, каждая также носила на груди нож, который висел на кольце у какой то коробочки, висевшей также на груди и сделанной из железа или меди, или из серебра и золота, смотря по достатку мужа. На шее женщины носили цепи, ожерелья, золотые и серебряные. Араб рассказывает, что когда муж имел 10 тысяч диргемов, то делал жене одну цепь; когда имел 20 тысяч, то делал две цепи и таким порядком число цепей увеличивалось, смотря по добычам мужа, так что иные жены носили много таких цепей. Однако лучшим украшением они почитали ожерелья из зеленых бус и старались всеми силами доставать такие бусы, покупая одну бусу за диргем.
   Они, Руссы, приходят из своей страны и бросают якорь на Волге. На берегу у якорного места строят большие деревянные дома и живут в них человек по 10, по 20, или больше или меньше. У каждого из них есть скамья, лавка, на которой он сидит вместе с привезенными для продажи красивыми девушками. Это и была торговая лавка, сохранившая и до сих пор свое первобытное имя для всякого мелочного торгового помещения. Во время прибытия судов к якорному месту, каждый из них выходит, неся хлеб, мясо, молоко, лук и пьяный напиток, и идет к своим кумирам. Это были деревянные болваны, один в средине, высокий, с изображением лица похожего на человеческое, другие малые, стояли вокруг главного. Позади изображений богов поставлены были также высокие столбы.
   Русс подходит к большому изображению, простирается перед ним, кладет принесенное и говорит: "О господине! Я пришел издалека, со мною девушек - столько и столько-то голов, соболей - столько и столько-то шкур", пока не поименовывает всего, что ни привез из своего товара. Затем продолжает: "Этот подарок принес я тебе, желаю, чтоб ты послал мне купца с динарами (золотыми) и диргемами (серебряная монета), который купил бы у меня все, что желаю продать и не торговался бы, не прекословил бы ни в чем". После того Русс уходил. Если продажа бывала затруднительна и долго затягивалась, то Русс снова во второй и в третий раз приносил жертву большому кумиру, а потом обращался и к малым, все прося о ходатайстве, не пропуская ни одного изображения и кланяясь каждому униженно. Малые кумиры представляли жен и дочерей главного бога. Часто продажа была легка, торг шел удачно, тогда за исполнение своих желании молельщик не жалел и богатой жертвы. Он приводил к кумирам несколько голов рогатого скота и овец, жертвовал их, т. е. убивал, часть мяса раздавал бедным, остальное покладал перед кумирами, а головы развешивал па оградные задние столбы. Наставала ночь, говорит Ибн-Фадлан, являлись собаки и съедали все мясо, а жертвователь говорил: Владыка благоволит ко мне, он принял (сожрал) мою жертву.
   "Мне сказывали, пишет Ибн-Фадлан, что Руссы со своими начальными людьми делают при их смерти такие вещи, из которых малейшая есть сожжение. Я очень желал присутствовать при этом и вот я узнал, что один знатный человек у них умер. Они положили его в могилу в том плаще, в котором он умер, поставили с ним пьяный напиток, положили плоды и лютню или балалайку. Могилу накрыли крышкой, засыпали землей, и она так оставалась в продолжение десяти дней, пока кроили и шили покойнику одежду. Это делается так: бедному человеку делают у них небольшое судно, ладью, кладут его туда и сжигают его. У богатого же они собирают его имущество и разделяют его на три части: одну дают семье, а на другую изготовляют платье, а на третью долю покупают пьяный напиток, который пьют в тот день, когда его девушка убивает себя и сжигается вместе со своим господином. Они очень и преданы вину, пьют днем и ночью, так что иной от пьянства и умирает с кружкой в руке".
   "Когда у них умирает начальный человек, то его семья говорит девушкам и мальчикам (вообще подчиненным или слугам, по древнерусскому названию отрокам): "Кто из вас умрет с ним"? Кто-нибудь скажет: "Я!" Когда так сказал, то уже дело кончено, это уже обязательно для пожелавшего умереть: обратиться вспять уже нельзя; если б такой и захотел избавиться от смерти, то этого не допустят. По большой части соглашаются на смерть девушки. Так точно произошло и в настоящем случае. Когда умер вышеупомянутый человек, то сказали его девушкам: "Кто умрет с ним?" И одна из них ответила: "Я!" Поэтому назначили двух девушек, которые бы стерегли, охраняли ее, прислуживали бы ей и были бы всегда с ней, куда не пойдет. Иногда они даже моют ей ноги своими руками. Затем взялись кроить одежду для покойника и готовить все нужное. Между тем девушка пила каждый день и пела, веселясь и радуясь".
   "Когда наступил день, назначенный для сожжения, я пошел к реке, где стояло судно (лодка) для умершего. И вот оно было уже вытащено на берег; сделали для него четыре деревянные подпоры, а вокруг поставили деревянные изображения, подобные великанам (кумиры). Лодку притащили и поставили на столбы-подпоры. Люди начали ходить взад и вперед и говорили слова мне непонятные. А мертвец еще был в своей могиле, они его еще не вынули. Затем принесли скамью (ложе) и поставили ее в лодку. После того пришла старая женщина, которую называют ангелом смерти. Она постлала скамью коврами, а по ним греческою золотною тканью и положила подушки из такой же ткани. Она управляет шитьем и его приготовлением, она же принимает (убивает) девушку. Я видел ее: она черная (темно-красная), толстая, блистающая, с лютым видом".
   "Когда постель была изготовлена, Руссы пошли за покойником к его могиле, сняли землю и крышу, вынули мертвеца, как он был со всеми предметами, которые с ним были положены. Я видел его почерневшим от холода этой страны, а впрочем он ни в чем не переменился. Ему надели шаровары, носки или чулки, сапоги, куртку и кафтан из золотной ткани с золотыми пуговицами; надели ему на голову шапку из золотной ткани со собольею опушкою; понесли его в палатку, которая была устроена в упомянутой лодке, посадили на постель и подперли его подушками. Затем принесли пьяный напиток, плоды, благовонные растения и положили к нему; принесли также хлеб, мясо, лук и положили перед ним; принесли собаку, рассекли ее на две части и положили в лодку. Принесли все оружие покойника и положили о бок ему. После того привели двух лошадей, гоняли их? пока не вспотели, затем разрубили их мечами и мясо поклали в лодку. Привели двух быков (или двух коров), разрубили их и поклали в лодку. Принесли петуха и курицу, зарезали их и поклали туда же".
   "А девушка, которая должна была умереть, ходила повсюду, заходила в каждую палатку Руссов...... прощалась с их хозяевами".
   "В пятницу, между полуднем и закатом, Руссы повели девушку к чему-то сделанному на подобие навеса или выступа у дверей. Она стала на ладони мужчин и поднялась (или посмотрела) на этот навес, сказала что-то на своем языке и была спущена. Она сказала: "вот вижу отца моего и мать мою!" За тем ее подняли во второй раз. Она сделала тоже самое и сказала: "вот вижу всех родителей, умерших родственников, сидят!" Подняли ее в третий раз и она сказала: "вот вижу моего господина; сидит в саду, в раю, а рай прекрасен, зелен; с ним сидит его дружина и отроки (слуги); он зовет меня! Ведите меня к нему!" Ее повели к лодке. Она сняла свои запястья (браслеты) и подала их ангелу смерти - старой женщине. Она сняла обручи-кольца со своих ног и отдала их двум девушкам, которые ей прислуживали; они прозываются дочерями этой старухи, т. е. дочерями ангела смерти. Потом ее подняли на лодку, но не ввели в палатку, где лежал мертвец. Пришли мужчины со щитами и палками и подали ей кружку с пьяным напитком. Она взяла ее, пела над нею песню и выпила ее. Это она прощалась со своими подругами. После того ей подали другую кружку. Она взяла и запела длинную песню... Старуха торопила ее выпивать кружку скорее и идти в палатку где ее господин. Я видел ее в нерешимости, замечает Ибн-Фадлан, она изменилась. Неизвестно, желала ли она войти в палатку. Она просунула туда голову. Старуха взяла ее за голову, ввела ее в палатку и сама вошла с ней. Мужчины начали стучать но щитам палицами, для того (вероятно), чтоб не слышно было ее криков, чтоб это не устрашало других девушек, готовых также умирать со своими господами".
   "В палатку вошли шесть человек... и простерли девушку о бок с мертвецом - ее господином; двое схватили ее за ноги и двое за руки, а старуха - ангел смерти обвила ей вокруг шеи веревку, за концы которой взялись остальные двое мужчин. Старуха-ведьма, ангел смерти, подошла с большим ширококлинным ножом и начала вонзать его между ребер жертвы, а двое мужчин тянули за концы веревку и душили ее, пока не умерла. После того под лодку наложили дров, и ближайший родственник покойника взял кусок дерева, зажег его и, держа в руке, пошел к лодке задом. Он первый зажег костер; за ним стали подходить остальные люди с лучинами и дровами; каждый бросал в костер зажженную лучину и дрова. Вскоре огонь охватил дрова, затем лодку, потом палатку с мертвыми и со всем в ней находящимся. При этом подул сильный, грозный ветер, пламя усилилось и все больше распространяло свое могущество".
   "Подле меня стоял человек из Руссов, говорит путешественник, и я слышал, как он разговаривал с толмачом. Я спросил толмача, о чем он вел с ним речь? Он ответил, что Русс сказал ему: "Вы арабы народ глупый. Вы берете любимого и почтеннейшего для вас человека и бросаете его в землю, где его поедают гады и черви. Мы в одно мгновение сжигаем его в огне и он в тот же час входит в рай". Затем этот человек засмеялся чрезмерным смехом и проговорил: "Владыка (бог) любит покойника: послал сильный ветер и огонь унес его в одночасье". И действительно, замечает араб, не прошло и часа как лодка, дрова и оба мертвеца превратились в пепел. На этом огнище Руссы устроили что-то подобное круглому холму, вставили в средину большое дерево, написали на нем имя умершего человека и имя Русского царя, и удалились".
   Как сходно это арабское свидетельство очевидца с рассказом историка Прокопия о сожжении покойника и с его женою у Герулов, обитавших в устье Днепра и потом у Дуная, см. выше стр. 377. Другой писатель, Масуди, о таких похоронах говорит коротко, что Руссы "сжигают своих мертвецов с их вьючным скотом, оружием и украшениями. Когда умирает мужчина, то сжигается с ним жена его живою; если же умирает женщина, то муж не сжигается; а если умирает у них холостой, то его женят по смерти. Женщины их желают своего сожжения для того, чтобы войти с мужьями в рай". Котляревский очень основательно объясняет, что описанные похороны у Ибн-Фадлана могли быть в то же время и свадьбою покойника, который по-видимому был холостой.
   Когда у Руссов кто заболевал, они заботливо отделяли его от помещения здоровых, устраивали ему вдали особую палатку, оставляли ему несколько хлеба и воды и больше не приближались к нему, особенно если он был бедный или раб. По другому рассказу, напротив, они посещали больного во все время. И то, и другое могло быть правдой, смотря по свойству болезни, да к тому еще в чужой стороне, напр. у Хозар, на устьях Волги. Ясно одно, что опытные в своих походах Руссы берегли себя от заразы. Рабов они не сжигали и оставляли без погребения, но по другим известиям вообще у Славян сжигали всех.
   Правоверному мусульманину, каким был Ибн-Фадлан, очень показалось диким, что Руссы вовсе не исполняли мусульманских уставов относительно беспрестанных омовений и очищений. Поэтому он называет Руссов наигрязнейшими тварями божиими: они, говорит, не очищаются и не омываются ни в каком случае, как будто блуждающие дикие ослы. А затем сам же рассказывает, хотя и с видом некоторого омерзения, что каждый день утром они умываются все в одной и тои же лохани. Девушка приходит с большою лоханью, наполненною водой, и ставит ее перед своим хозяином, который моет в ней лице, руки, волосы, моет и чешет их гребнем в лохань, туда же сморкаетея и плюет и оставляет в лохани всякую нечистоту. Когда одна окончит умыванье, девушка несет лохань к другому, к третьему и так далее, пока не обойдет кругом всех, живущих в доме, и каждый моется также, как и первый. В арабском рассказе представляется так, что будто все мылись один после другого тою же грязною водой; но по смыслу речи можно с вероятностью заключить, что мусульманину не нравилось собственно умыванье всех из одной лохани. Это самое он и почитал нечистоплотностью и грязью. Затем мусульманское воображение повсюду в действиях Руссов усматривало поползновения к сладострастию, что также не совсем правдоподобно, хотя в иных случаях нарисованные арабами нравы Руссов в отношении к их рабыням и женам, в обращении с которыми они не знали срама и стыда, могли существовать, как явления первобытной младенческой простоты отношений, не знавшей никакой застенчивости, и имевшей свои религиозные понятия о греховности человеческих поступков. Свидетельство нашего Нестора о бесстыдных нравах остальных славянских племен, кроме излюбленных им Полян-Киевлян, вполне подтверждают рассказы арабов.
   С ворами и разбойниками Руссы поступали также по первобытным законам; такого человека они вздергивали на дерево на крепкой веревке, и так оставляли его, пока от ветров и дождей не распадется на куски.
   Об обычаях Русского князя Ибн-Фадлан рассказывает не совсем понятные вещи, и это быть может объясняется склонностию арабов выражаться иносказательно и аллегорически.
   У Русского князя во дворце с ним живут 400 человек храбрых его сподвижников. Это верные ему люди, всегда готовые идти за него на смерть; иные умирают при его смерти, то есть подобно женщинам соглашаются следовать за ним на костер сожжения. Каждый из них имеет при себе двух девушек, одна его жена, другая прислуживает ему, моет ему голову, приготовляет что есть и пить. Эти 400 человек сидят под престолом князя (явное иносказание); престол же его велик и украшен драгоценными камнями. На престоле с ним сидят сорок девушек - все его жены... У него есть наместник, главный воевода, который водит войска и заступает место князя у подданных, то есть, в управлении страною.
   По объяснению Арабов Руссы и Славяне, жившие в Хозарской стране, находились в зависимости от Хозарского Кагана, населяли его столицу Итиль и составляли его войско и прислугу. Все это, относительно постоянного пребывания Руси в устьях Волги, должно было существовать не только при Хозарском Кагане, но и с незапамятных времен, по естественной этнологической причине, что к устью рек неизменно всегда уносится и отважное население от их верховьев. Если уже по Птолемею наша равнина была значительно населена, то отважный избыток населения и во времена Птолемея населял все устья наших рек, промышляя торгом, работою, мечем, хотя бы и в чужих городах. При накоплении однородного населения чужой город легко попадал во власть господствовавшей в нем военной дружины. Так вероятно попало и устье Волги в руки Хозар. Так, в этом же месте, еще в первом веке, могли господствовать и Аорсы-Роксоланы, переименованные впоследствии в Уннов, которых в 6 веке разогнали придвинувшиеся сюда Турецкие племена.
   Таковы свидетельства о Руси ученых Арабов, по характеру своих речей очень мудреных писателей, у которых вообще очень трудно добраться до настоящего толка. Однако в существенных чертах они все говорят одно и тоже. По их разумению наша равнина была населена Руссами, иначе Славянами, которые разделялись на многие племена и собственно на три главных: северное - Славяне (Новгородцы), южное - Киевляне-Руссы и восточное - Арса, Артса, по всему вероятию - Ростовское. Руссы-Славяне из дальнейших стран своей земли вывозили свои меха в Византию, к Хозарам, в устье Волги и дальше на южные берега Каспийского моря и даже в Багдад - Вавилонию. Так было уже в половине 9 века и также торговали Аорсы в первом веке, след. Руссы были наследники этой древнейшей торговли, подобно тому, как Ганзейцы на Балтийском море были наследниками тамошней Славянской торговли. Прерывалась ли эта торговля между первым и девятым веком? На это прямых свидетельств нет; но в 7 веке ею завладевают Хозары и владеют ею и в 9 веке, а между тем под их же владычеством Руссы справляют свое дело и продолжают торговать, как древние Аорсы, Аланорсы.
   В начале 10 века Руссы знали уже письмо. Араб Ибн-Фадлан сам видел, как они сделали надпись над умершим знатным или богатым товарищем, написав на столбе его имя и имя Русского князя. Какое это было письмо, неизвестно.
   Любопытнее всего, что тот же Ибн-Фадлан, в начале 10-го века, слышал в Булгаре предание о древних Волотах. Он сначала услыхал, что "есть в Булгаре какой-то необыкновенный великан, и обратился с запросом о нем к самому царю. Царь отвечал, что действительно был такой великан в его стране, но помер; да и был он не из его людей и не настоящий человек. Раз, в самый разлив Волги, пришли к нему купцы, и в ужасе рассказывали, что по воде плывет человек от соседнего народа, и что им после этого нельзя оставаться на том берегу. Царь вышел с ними, и действительно увидел человека локтей в двенадцать; голова у него была с большой котел, нос пядень в длину, глаза и пальцы преогромные. Царь пришел в такой же ужас, как и его люд. Великана вытащили, отвели в царские палаты, и между тем послали осведомиться о нем к народу Вису (Веси). Там отвечали, что это не их человек, а из народа Гог и Магог, что за морем. Великан вскоре и номер. Я видел кости его, прибавляет Ибн-Фадлан, - они необъятной величины". Так объясняли Болгары находимые ископаемые кости мамонта, которыми они вели не малый торг с теми же Арабами. По Болгарским же преданиям другие арабские писатели объясняли, что это были кости некоего народа Аад (Волот?), который когда-то откочевал к дальнему северу из песков Аравип. Писатель начала 11-го века, Абу-Хамед Андалуси рассказывает даже, что он сам видел одного Аад в Булгаре: "он был необычайного роста, локтей в семь, и так силен, что ломал самые крепкие лошадиные подковы" {Савельев. Мухаммеданская Нумизматика, LXXXI-LXXXII.}.
   Имя Аад Савельев объясняет Вотяцким народным именем Од и Ут, но предание слишком явно обрисовывает наших Волотов, о которых подобные рассказы ходили в древности и ходят в народе и до сих пор, см. стр. 183. Заслуживает особого внимания и указание Болгарского царя, что он посылал справляться о Волоте к народу Веси. Оно дает темный сказочный намек, откуда Волоты впервые явились на средней Волге в Булгаре. Они пришли с верхней Волги из-за моря. Это предание, относящееся к началу 10-го века, лучше всего подтверждает наши предположения о приходе в нашу страну Варягов-Велетов в незапамятное для истории время.
  

---

  
   Арабы повествуют не мало и о Славянах вообще. Мы уже говорили, что Славянское племя было им очень известно. Это племя, по их сказаниям, особенно отличалось своею русостью, красным, рыжим или собственно русым цветом лица и волос. Такого человека, какой бы народности он ни был, арабы вообще именовали Славянином, что значило русый, рыжий. Но очень трудно понять арабов, о каких именно Славянах они ведут свои речи. То видится, что эти речи относятся к Русскому Славянству, то к Дунайскому, Карпатскому и даже к Балтийскому. Вообще же Славяне - самый северный народ, простирающийся к западу; земля их очень обширная страна, равнинная, изобильная реками, ручьями и лесами; в лесах Славяне и живут. Реки их изобилуют пушными зверями. Дорогие меха получаются вообще из Славянских стран. Еще больше таких мехов и превосходнейшие находятся в стране Русь, а самые превосходнейшие идут из страны Гога и Магога, то есть с далекого и неизвестного севера, к Руссам же, которые живут по соседству с тою страною и торгуют с ее народом. Вообще Арабы, как южные и восточные торговцы, очень хорошо знали (вероятно вместе со всею торговою Европою), что меховая торговля идет от Славянских купцов, что меха вывозятся из дальнейшего конца Славянской земли; что Славянские купцы ходят торговать в Византию, в Крым, в Хозарию, и в Закаспийские земли, отчего Черное и Азовское море Арабы именуют Славянским морем, так как и большие реки Дон и Волгу - Славянскими реками, всю Черноморскую страну - Славянскою страною, прибавляя иногда, что волжская Болгария есть страна славянская, что Хозары - тоже Славяне, или похожи на Славян. Все это показывает, что в 9 и 10 веках арабские южные восточные торги производились при участии Славянства, что меховые товары шли только из славянских рук, о чем в 6 веке говорил Иорнанд, называя Славян, именно Новгородских, Светанами, см. выше стр. 154.
   Один араб Ибн-Даст, говоря о Славянах, по-видимому разумеет отчасти задунайских, отчасти Русских Славян. Он пишет, что земля Славян отстоит от земли Печенегов на 10 дней пути. На границе Славянской земли находится город Куяб (Киев?). Путь в эту страну идет по степям, по местам бездорожным, чрез ручьи и дремучие леса. Славяне живут в лесистой равнине. У них нет ни виноградников, ни пашен, а в лесах есть ульи, которые выделываются из дерева в роде кувшинов. В этих кувшинах содержатся у них пчелы и сберегается мед - напиток. В каждом кувшине заключается 10 кружек меду. Они разводят и пасут свиней, как овец. Когда кто из них умирает, то труп его сжигают. Женщины по покойнике царапают себе ножом руки и лица. При сожигании покойника предаются шумному веселью, выражая тем свою радость, что бог принимает к себе умершего. На другой день по сожжении трупа собирают пепел и кладут его в урну, которую и ставят на холм (вероятно курган, насыпаемый над пепелищем). Через год семейство умершего справляет поминки. Берут кувшинов двадцать или больше, или меньше, хмельного меду, приносят на тот холм, едят, пьют и затем расходятся. Если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она удавляется над могилою мужа, потом ее относят в огонь и она сгорает. Это делается так: пред костром покойника ставят два столба с перекладиною на верху; к перекладине привязывают веревку, а под нею ставят скамью; жена становится на скамью и обвязывает себе около шеи конец веревки; тогда скамью отнимают и женщина остается повисшею, пока не задохнется и не умрет. Потом, как сказано, ее сжигают вместе с мужем.
   Все Славяне - идолопоклонники или огнепоклонники. Больше всего они сеют просо. Во время жатвы берут они ковш просяного зерна и поднимая его к небу, молятся: "Господи! Ты, который даешь нам пищу, пошли ее нам и теперь в изобилии". У них есть разного рода лютни, гусли, свирели. Свирели длиною в два локтя, лютни восьмиструнные. Рабочего скота у них мало, а верховые лошади находятся только у князя. Вооружение Славян состоит из дротиков, щитов и копий; другого оружия у них нет. Только у князя есть прекрасные, прочные и драгоценные кольчуги. Это обстоятельство, что кольчуги и верховые (но не рабочие) лошади имеются только у князя, который, говорят арабы, и питался будто бы преимущественно кобыльим молоком, можно объяснять свидетельством нашей летописи, что напр. в 11 веке оружие и кони действительно составляли собственность княжеской казны и раздавались войску только на случай похода.
   Владыку Славянской земли араб называет великим князем, главою глав. Меньшего главу он называет наместником, судьею или жупаном, как читают с поправкою это имя по-арабски. Этот жупан живет в средине славянской земли. Очень вероятно, что жупан был собственно волостной голова, живший в средине своей волости, поэтому он и обозначается единично в смысле власти, подчиненной великому князю, главе глав. Великий князь объезжает свой народ ежегодно и собирает дань платьем, по одежде от сына и от дочери, или от жены и служанки, быть может дань холстом, полотном, расшивными сорочками, ширинками (платками), полотенцами и т. п.
   В земле Славян, говорит араб, бывает очень сильный холод, почему каждый из них выкапывает себе землянку, в роде погреба, и покрывает ее остроконечною кровлею, которую обкладывает землею. В таких погребах люди живут со всем семейством до весны. В них они жгут дрова, раскаляют на огне докрасна камни и поливают водой, отчего распространяется пар, нагревающий жилье до того, что снимают уже одежду.
   Ясно, что араб в этом случае описывает древнейшее устройство русской бани, объясняя, что это было собственно зимнее жилье. Нам кажется, что зимнее жилье у Славян с незапамятных времен было устроено лучше этой землянки, именно в избах, истопках, где тепло получалось от печи, но не от каменки, для нагревания которой тоже прежде всего необходима печь или печура, а это во всяком случае указывает, что происхождение печи вообще древнее, чем происхождение каменки. Несомненно, что Ибн-Даст слышал о наших северных банях, о которых по летописному преданию рассказывал в Риме еще св. апостол Андрей, обошедший вокруг Европейский материк известным Варяжским путем по востоку и по западу.
   По всему видно, что арабы, получая свои сведения из разных мест и о разных Славянских странах и племенах, приписывали весьма различные бытовые обстоятельства одному имени Славян и перепутывали север с югом и восток с западом. О западном Славянстве и вообще об отдельных Славянских племенах, больше подробностей сообщает Масуди, писатель 950 года. Он описывает даже храмы языческих Славянских богов, но так по-арабски, то есть, иносказательно, странно и неопределенно, что это описание можно относить и к храмам индейских буддистов, хотя достовернее всего оно должно относиться к храмам Балтийских Славян, как их описывали в 11 и 12 столет. западные летописцы. Масуди говорит, что в древности над всеми Славянскими племенами господствовало одно племя, называемое Валинана (Валмана, Валмая, Вальяна, Лабнана). У этого племени был верховный над всеми царь Маджак, которому повиновались все прочие Славянские цари. Это племя - одно из коренных Славянских племен, оно почиталось и имело превосходство между всеми племенами. В последствии пошли раздоры между племенами, союз был разрушен, они разделились на отдельные колена, пришли в упадок и каждое племя избрало себе особого царя. Слушая этот рассказ, невольно припоминаешь историю Уннов с отцом Аттилы - Мундиухом: Унны-Валинана, Мундиух-Маджак. Надо заметить, что некоторые ученые объясняют имя Валинана именами Винулов, Винитов, Вилинов - Славян с Балтийского Поморья. Были ли Унны Балтийские Славяне или Киевские, соединившиеся с Балтийскими, во всяком случае только одно это племя некогда господствовало, владычествовало над всеми остальными и потом со смертью своего руководителя Аттилы разделилось на составные дроби. Свидетельство араба в ряду множества других свидетельств дает новые подтверждения очень старому мнению о Славянстве Уннов.
  

Глава VIII.

РУССКАЯ ЛЕТОПИСЬ И ЕЕ СКАЗАНИЯ О ДРЕВНИХ ВРЕМЕНАХ.

Происхождение и первые начатки Русского Летописанья. Повесть Временных Лет. Общественные причины ее появления. Основной характер Русского Летописанья. Оно составляется людьми городскими, самим обществом. Печерский монастырь, как святилище народного просвещения. Последующая история Русского Летописанья. - Летописные предания о расселении Славян. Круговая европейская дорога мимо Киева. Основатели Киева. Первоначальная жизнь родом. Различие быта патриархального и родового. Род - колено братьев. Состав рода. Миф Трояна. Городок, как первоначальное родовое-волостное гнездо. Происхождение города, как дружины. Первоначальный городовой промысл. Богатырские былины воспевают древнейший городовой быт. Стольно-Киевский князь Владимир есть эпический образ стольного города.

  
   Подробные исследования над составом наших летописей привели наших уважаемых ученых {Срезневского: Чтения о Древних Русских Летописях. Обзор других трудов см. у Сухомлинова: "О Древней Русской Летописи, как памятнике литературном", и у Бестужева-Рюмина: "О составе Русской Летописи до конца XIV века".} к тому очень основательному и вполне достоверному убеждению, что первое начало летописных русских показаний относится, если не к 9, то по крайней мере к 10 веку, и стало быть восходит к началу самой Русской Истории. Первые летописные свидетельства появляются у нас в одно время или вслед за первыми героями нашей исторической жизни.
   Явственные следы таких свидетельств сохраняются не только в древнейших, но и в поздних списках, почерпавших свон известия из древних хартий, до нас не дошедших. Свидетельства эти очень кратки и отрывочны, иногда состоять из двух-трех слов или из двух-трех строк, и потому прямо указывают, что это были простые годовые заметки, которые, как уже доказано, вносились для памяти, напр., в пасхальные таблицы, или же могли для памяти вписываться при святцах, в синодиках или поминальниках, вообще в книгах церковного круга. Стало быть, они впервые появились в самой же церкви, в общине первых на Руси христиан, первых грамотников и первых людей, которые, по самому уставу своей жизни, необходимо сохраняя писанием же память о событиях и лицах христианской церкви, тем самым научались хранить память и о событиях своего времени и своей земли. Припомним, что еще в первые века христианской церкви существовал благочестивый обычай отмечать события и дни кончины христианских мучеников для ежегодного празднования их святой памяти. Это послужило основанием христианской святой летописи, которая была потом собрана в Месяцеслов или по обычному русскому выражению в Святцы. Помянутый обычай сохранялся в каждой церкви и в каждой приходской общине во всех странах, куда только достигало Христово учение. Он был естественным и необходимым явлением в христианской жизни, которая вся утверждалась вечною памятью о своих святых людях и их деяниях. Очень понятно, что такие памятные отметки впоследствии не ограничивались одними сведениями о первомучениках, но касались и других случаев и событий, почему-либо важных для местной церкви или местной общины. Неизменным оставался лишь самый обычай записывать все достойное христианской памяти, как в частном домашнем быту, так и в общем, политическом. Естественно также, что вместе с Христовою верою этот обычай, как неизменное ее предание, был принесен и в Русскую землю. И нет никакого сомнения, что первыми летописными свидетельствами о Русских событиях, восходящими к самому началу нашей истории, мы обязаны первой христианской общине, водворившейся в Киеве. Известно, что Русь Киевская, хотя бы в малом числе была крещена вскоре после первого похода на Греков Аскольда и Дира, около 864 г.
   Если с этого времени в Киеве было достаточно христиан и существовали христианские церкви, то нет причины сомневаться, что тогда же в церковных книгах, где помещались пасхальные таблицы, появились и памятные отметки о случаях и лицах, почему либо важных для церковной общины, которая к тому же несомненно состояла из лучших передовых людей городского населения, знавших дела своей земли лучше других.
   Вот почему об Аскольде и Дире мы имеем больше сведений, чем о знаменитом Рюрике и его братьях. Вот почему напр. такое одинокое летописное свидетельство, как убиение от Булгар еще в 864 г. Аскольдова сына, старательно сохранено, быть может, по той причине, что это был христианин и во всяком случае потому, что он был сын христианина Аскольда. Самый год нашествия на Киев Олега мы получили, без сомнения, по случаю убиения Аскольда и Дира, отмеченного в начале кратко и потом уже распространенного эпическим преданием. На могиле Аскольда была после поставлена церковь св. Николы; церкви же христианами ставились обыкновенно на гробах мучеников. По летописи Иоакима Аскольд прямо именуется блаженным.
   Собранные вместе эти древнейшие летописные отметки рассказывают следующее:
   "В лето 6372. Убиен бысть от Болгар Осколдов сын. Того же лета оскорбишася Новгородци, глаголюще: "яко быти нам рабом, и много зла (пропуск) всячески пострадати от Рюрика и от рода его". Того же лета уби Рюрик Вадима Храбраго, и иных многих изби Новогородцев съветников его. В лето 6373 воеваша Асколд и Дир Полочан и много зла сътвориша. В лето 6375 бысть в Киеве глад велий. Того же лета избиша множество Печенег Осколд и Дир. Того же лета избежаша от Рюрика из Новогорода в Киев много Новгородскых мужей".

Другие авторы
  • Дмоховский Лев Адольфович
  • Синегуб Сергей Силович
  • Ал.Горелов
  • Флеров Сергей Васильевич
  • Бартенев Петр Иванович
  • Киреев Николай Петрович
  • Чарская Лидия Алексеевна
  • Печерин Владимир Сергеевич
  • Гаршин Евгений Михайлович
  • Третьяков Сергей Михайлович
  • Другие произведения
  • Ренненкампф Николай Карлович - Ренненкампф Н. К.: биографическая справка
  • Алданов Марк Александрович - Азеф
  • Коншин Николай Михайлович - Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году
  • Шевырев Степан Петрович - Стихотворения М.Лермонтова
  • Чарская Лидия Алексеевна - Волшебный оби
  • Леонтьев Константин Николаевич - Письмо о вере, молитве, о немощах духовенства и о самом себе
  • Корш Евгений Федорович - Корш Е. Ф.: биографическая справка
  • Сомов Орест Михайлович - Мои мысли о замечаниях г. Мих. Дмитриева на комедию "Горе от ума" и о характере Чацкого
  • Аксаков Сергей Тимофеевич - Воспоминания о Дмитрии Борисовиче Мертваго
  • Маяковский Владимир Владимирович - Выступления по газетным отчетам и записям современников 1918-1930
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 577 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа