Главная » Книги

Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен, Страница 8

Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24

align="justify">   В последней статье договора обоюдная дружба и любовь закреплялись уставом давать Грекам от Руси вспомогательное войско, сколько пожелают. "Тогда узнают и иные страны, говорили Греки, в какой любви живут Греция с Русью". Мы видели, что и Греки обещали помогать Руси в войнах с иными странами.
   Договор, как и прежде, написан на двух хартиях на одной был писан крест и имена Царей, на другой Русские послы и гости. Он был утвержден клятвою самих Царей и Русских послов - христиан, которые клялись соборною церковью Св. Ильи, предлежащим честным крестом и хартией договора; клялись не только за себя крещеных, но и за всех некрещеных.
   По договору, в Киев должны были отправиться и Греческие послы, чтобы взять клятву от Игоря и от всей Руси в самом её гнезде.
   "Говорите, что сказал ваш царь"? - вопросил Игорь, когда Греческие послы явились пред его лицем. "Наш царь рад миру, отвечали Греки; мир и любовь хочет иметь с Князем Русским. Твои послы водили нашего царя к клятве, и наш царь послал водить к клятве тебя и твоих мужей". - "Хорошо", сказал Игорь. Утром, на другой день с послами он вышел на холм, где стоял Перун. Там Русь положила перед истуканом свое оружие: щиты, мечи и прочее, и золото (обручи и с шеи ожерелья - гривны). И клялся Игорь и все люди, сколько их было некрещеных; а христианская Русь клялась в своей соборной церкви Св. Илии. Много было христиан Варягов. Сущность клятвы, и у христиан, и у язычников выражалась одинаково: да не имеют помощи от Бога, чтобы защитить себя; да будут рабы в сей век и в будущий; да погибнут от своего оружия. Утвердив мир, Игорь на отпуске одарил греческих послов Русскими товарами: дорогими мехами, челядью, воском.
   Составилось мнение, по толкованию Эверса, что Игорев договор, вынужденный будто бы плохими обстоятельствами Руси, не был для нее выгоден; что в нем содержатся постановления, "исключительно относящиеся к пользе Греков; что говорящими, требующими, предлагающими и предписывающими мир являются одни только Греки", между тем как в Олеговом договоре говорящим лицом является Русь, именно потому будто бы, что Олег был победителем, а Игорь побежденным. Это не совсем так. Нам кажется, что существенный смысл и того и другого договора ставить обстоятельства совсем иначе, наоборот. Нам кажется, что по этому смыслу выходить только одно, что при Олеге Русь просила мира, а при Игоре того же просили именно Греки. По этой причине и говорящими лицами являются именно те, которые нуждались в правильном устройстве отношений.
   Эверс доказывал также, что Игорев договор в сущности есть как бы дополнительная статья, как бы только прибавление к Олегову; так он неполон и односторонен. Но конечно всякий новый договор, развивающий одне и те же отношения, всегда будет как бы дополнением старого. В Игоревом договоре, после 30 лет мира, мы действительно находим новое подтверждение и дополнение прежних договорных статей, на которые прямо и ссылается договор, выражаясь, "как уставлено прежде". Все новые условия явились по необходимости от развития отношений. Греки выговаривали сеое безопасность от беспаспортных кораблей и людей, от того, чтобы Русь не зимовала в Царьграде, от того, чтобы Русь не поступала самоуправно с виноватыми Греками. Все это по опыту обнаруживало, что Русь вообще была народ беспокойный и неуступчивый в своих правах. Ей сказано было, чтобы жить в Царьграде у Св. Мамы, но не было определено, когда уезжать; она оставалась жить на зиму, тем больше, что и съестные припасы установлено было выдавать ей в течении 6 месяцев. Если Руссы приезжали в июне, то по уставу же могли оставаться чуть не до Декабря, а в Декабре по Черному морю в ладьях возврата домой был совсем невозможен. Ясно, что необходимо было зимовать. Тогда выдача съестного прекращалась и Русь добывала пропитание уже собственным промыслом. Вот этот собственный промысл вероятно и беспокоил Греков. Теперь они с честью выпроваживали Русь на зиму домой. Это была теснота только для запоздавших. На подобные требования, кто хотел жить в мире, нельзя было не согласиться. Но запоздавшие в Царьграде, могли запоздать и на самом море, могли застать зиму в родном Днепре. В таком случае они поселялись на зиму где либо в устьях Днестра, Буга и Днепра, и между прочим на острове Березани. Теперь Греки и здесь не позволяли зимовать. По-видимому, это запрещение явилось больше всего для охраны Корсунцев, потому что в указанных зимовниках главным образом скрывались вероятно разбойные Русские ладьи.
   Важнейшее постановление Игорева договора заключалось именно в охранении от Русского господства и владычества Корсунской страны, которую Русский князь обязался защищать и от западных её соседей, от Дунайских Болгар и от восточных, т. е. от Печенегов, имени которых хитрые дипломаты - Греки прямо не упомянули, потому что боялись их и вели с ними уговор и дружбу, даже против Руси. Но на случай, они и с Русью заключали договор, обещаясь Игорю помогать против врагов войском, сколько ни потребует.
   Соглашаясь не зимовать по берегам своего родного моря, где, по всему вероятию, зимовали больше всего только разбойные ладьи, Русь тем самым показывала, что её цели были иного свойства, что она всеми силами добивалась только правильного и безопасного торга с Царем-градом, что для выгод торговли она соглашалась оберегать и Корсунцев. Всеми предложенными статьями Греки стремились отделить от торгового промысла Руси её разбойные промыслы, желали, чтобы разбойного дела не было совсем. Того желала и соглашалась на все подобные статьи и Киевская Русь, ибо и для торговой Руси, как и для Греков, разбойники опасны были одинаково. Недаром и Шлецер замечает о договоре Игоря, что "в некоторых его статьях виден настоящий ум негоциатора и законодателя".
   Но именно при помощи Шлецеровского же воззрения на древнюю Русь, как на разбойное норманское гнездо, составилось мнение, что все первые походы Руси на Царьград были только разбойными набегами для грабеж, в роде Печенежских или Половецких набегов на Русь, и что мирные отношения и связи с Византией были уже последствием этих набегов 97. Эверс прямо говорите, что Игорев набег был предпринят единственно для грабежа, как и Олегов, "только с тою целию, чтобы обогатить себя добычею и взять дань". Так необходимо должно выходить, если допустим, что руководителями этих набегов были Норманны, истые разбойники, как их описывает Вайер, Шлецер и их многочисленные ученики. Между тем, всмотревшись ближе во все обстоятельства, т. е. не в одни слова, а в самые дела, видим, что вообще Русские походы на Царьград были предприятиями вынужденными, которые требовали больших забот и хлопот по части собрания войска и кораблей или морских лодок, и руководились единственно только мирными, гражданскими, т. е. торговыми целями всей Земли и конечно воинственным желанием восстановить свои права и отмстить свои обиды. Главное, чего добивалась Русь ог Царьграда, и что очень явственно высказывается в её договорах - это главное был Цареградский торг, куда Греки не совсем радушно допускали иноземцев, особенно варваров. Здесь скрывался узел всех Русских отношений к Грекам и всех ее набегов которых в добавок на 80 лет случилось всего четыре, да и то один из них, именно Олегов, говорят, сомнителен, а другой, Игорев, не состоялся по случаю мирного разрешения ссоры. При этом сомнительный Олегов после Аскольдова случился спустя слишком 40 лет. (865 - 907), а несчастный Игорев спустя еще 35 лет (941). В таком продолжительном мире очень редко уживаются и теперешние христианские, просвещенные высокообразованные государства, вовсе не похожие на нашу древнюю варварскую и, по рисунку норманистов, грабительскую Русь. Уже это одно показывает, сколько эта грабительская Русь дорожила своими связями с Грецией и как заботливо охраняла себя от враждебных столкновений с богатым и очень полезным ей народом. О грабеже и неистовстве ратных надо припомнить только одно, что в то время это был обычный способ войны ни у одних варваров, но и у христиан - Греков, как и у всех христиан западной Европы с Карлом Великим во главе. Однако способ войны не есть характер народности, и норманисты внесли великую ложь в начальную Русскую Историю, заставивши исследователей беспрестанно повторять заученные фразы о разбойном характере первых Руссов, и главное о том, что будто бы и государство основано разбойными делами. Так действительно основывали государства Норманны и вообще Германское племя, но не совсем так его основывали Славяне и в особенности наши Руссы - Венды. В течении 80 лет они сделали два похода на Царьград, вынужденные, конечно, греческими обидами и за это прославлены Историей кровожадными разбойниками! Так ложная точка отправления всегда превращаем и всякую истину в ложь, почему и вопрос о происхождении Руси очень важен именно в том отношении, что его норманское или собственно немецкое решение во многом совсем исказило первоначальный образ Русской Истории.
   Игорев договор с довольной ясностью вообще раскрывает, что после 30 лет мира с Греками, Русь стала сильнее прежнего; по крайней мере так смотрят на нее сами Греки. Из опасенья к ней, они держать дружбу с Печенегами, именно по тому поводу, что Печенеги могут во всякое время вредить Киевскому гнезду. Однако и при Печенегах Русь все-таки распространяет свое владычество над Корсунскою страною, о чем прямо говорят Греки и выговаривают у Русского князя даже охранение этой страны. Они теперь останавливают это естественное, так сказать, стихийное течение Русской силы на Таврический полуостров. Затем, еще примета явной Русской силы - при Олеге сама Русь очень хлопочет, чтобы в Царьграде не было с нею самоуправства, а теперь Греки выговаривают, чтоб Русь в Греции же не поступала самоуправно с виноватыми Греками.
   Таким образом, если Игорь вообще не был счастлив в своих предприятиях, за то его княжение неизменно продолжало дело отцов и к концу укрепилось с Греками отцовскими же постановлениями. Он с честью обновил ветхий - древний и устаревший мир, допустив неизбежные дополнения и изменения в условиях, какие сами собою наросли в течевии мирных 30 лет.
  
   Ко времени остановленного похода в Грецию, по арабским свидетельствам относится Русский поход на Каспийское море. Очень естественно предполагать, что по заключении мира с Греками, оставшись без дела, некоторые дружины Руссов вспомнили о Каспийском погроме и пошли мстить и конечно грабить тамошние богатые края. Один Армянский писатель, почти современник события, рассказывает об этом следующее 98: "В то время (944г.) с севера грянул народ дикий и чуждый, Рузики. Они подобно вихрю распространились по всему Каспийскому морю.... Не было возможности сопротивляться им. Они предали город Бердаа лезвью меча и завладели всем имуществом жителей. Туземный воевода осадил их в городе, но не мог нанесть им никакого вреда, ибо они были непобедимы силою. Женщины города, прибегнув к коварству, стали отравлять Рузов; но те, узнав об этой измене, безжалостно истребили женщин и детей их и пробыв в городе 6-ть месяцев, совершенно опустошили его. Остальные, подобно трусам (!), отправились в страну свою с несметною добычею."
   Арабы рассказывают подробнее об этом событии: "В это время в Хозарском море появились Руссы. Одна их ватага поднявшись вверх по реке Куру, внезапно напала на город Бердаа. В один час они разбили выступившее им на встречу туземное войско в числе 5,000 чел. Жители метались из города, спасаясь, кто куда. Но вступив в город, Руссы объявили всем помилование и поступали с жителями хорошо. Народ однако очень враждовал и беспокоил пришельцев. Тогда победители послали по городу вестника с объявлением, чтобы все выходили вон из города, и дали сроку три дня. Одни успели выбраться, другие не успели. Оставшихся Руссы, иных умертвили, иных забрали в плен (будто бы 10,000 чел.). Всех достаточных, от которых надеялись получить выкуп, заперли в мечеть. Тут вступился за несчастных один христианин и сторговался о цене выкупа. Решено было брать 20-ть диргемов за голову. Большая часть отказалась платить выкуп. Руссы всех до последнего умертвили. После того они разграбили город, взяли в рабство детей и отобрали себе женщин самых красавиц" 99.
   По всей стране разнеслись слухи о бедствии города и мусульмане поднялись всеобщим ополчением; собралось больше 30-ти тысяч войска. Сражались и утром, и вечером; но Руссы разбили ополчение и, собравшись в тамошний кремль, расположились по-видиму зимовать в городе. Только один враг мог выжить непрошенных гостей, - это чрезвычайное изобилие в стране всякого рода садовых плодов, от употребления которых между Руссами распространилась повальная болезнь, еще больше усилившаяся, когда они заперлись в крепости. Смерть опустошала их ряды; они хоронили покойников вместе с их оружием и другим имуществом. После их ухода мусульмане добыли много вещей из их могил. Между тем выпал уже снег. Живя все-таки в осаде со стороны туземцев и видя неминуемую погибель от повальной болезни, Руссы порешили уйти домой. Ночью они перебрались с захваченной добычею на свои корабли и удалились без всякого преследования. Так Аллах очистил от них страну. Насчитывали убитыми в это время до 20-ти тысяч. Но для русских поход все-таки не был особенно благополучен.
   В Киеве тоже готовилось общее горе. Наступала осень. По обычаю следовало идти за сбором дани. Игорь почему-то с особым решением остановился на Древлянах и задумал промыслить на них еще большую дань. В то время собралась к нему дружина и стала говорить: "Ты Свентельду отдал Древлянскую дань. Ты ему же отдал дань Уличей. Ты отдал одному много, а другим мало. Свентельдовы люди довольны всем, изоделись оружием и платьем, а мы у тебя наги. Пойди, княже, в дань, а мы с тобою; и ты, господине, добудешь, и мы". Здесь в летописи в первый раз дружина заговорила своим обычным языком и в первый раз высказала свои обычные стремления и цели.
   Не послушать этого голоса храбрых и сильных людей было невозможно. Князь жил дружиною, ею был силен и велик. Без дружины он и сам не значил ничего. Игорь принял совет и отправился в Дерева. Как сказано, он промышлял к установленной первой дани еще большую, конечно, употребляя всякие вымогательства и насилие. Бояре по своим местам делали тоже. Вот уже земля была выхожена вдоль и поперек, дань была собрана и все возвращались домой. Но князь, поразмыслив, сказал боярам: "Вы идите домой, в Киев, а я останусь и еще похожу", - и направился с небольшим отрядом к городу Искоростеню. Услыхавши, что Игорь опять поворотил, Древляне стали думать-гадать со своим князем, как быть? Они узнали, что Русский князь идет в малой дружине, на легке, и порешили так: "Повадится волк в овцы, то выносит все стадо. Так и волк - Русский князь, всех нас погубить, если не убьем его." Однако прежде всего они послали сказать Игорю: "Почто опять ищешь? Ведь ты собрал всю дань, еще и больше своего урока?" Игорь не слушал и шел своею дорогою; но Древляне предупредили его, выбежали из города и напали на волчье стадо. Князь был убит и вся дружина перебита до одного. У Греков рассказывали, что Древляне совершили над князем убийство позорное. Они привязали его к двум нагнутым деревьям и заживо растерзали пополам, распустивши связанные деревья.
   "Есть его могила у города Искоростеня и до сего дня", прибавляет летописец 100. Не без особой мысли он рассказывает подробности о злосчастном походе Игоря к Древлянам. По-видимому, народная память сохраняла их, как любезный пример того возмедия какое всегда ожидало недоброго князя в его отношениях к земству.
   Князь Горяй окончил свою жизнь бедою, по той причине, что много слушался дружины, слушался её без разума и подчинялся её алчным советам во вред Земле. Как видно, советы дружины воспитали в нем лютого волка. По волчьи он теснил Древлян, по волчьи он совсем отогнал с своих мест Уличей. И самый сбор даней между дружинниками он делил также по-волчьи, с обидою, отдавал одному много, другим мало. Наконец у Древлян он сам явился последним из дружинников, сам, как жадный и ненасытный слуга дружины, побежал отнимать у народа последнее, что можно было еще отнять. Все это народ очень хорошо помнил долгое время и на память самим же князьям занес в летопись историю княжеского хищничества с её поучительным концом.
   Однако в этих самых злосчастных делах и неудачах Игорева княжения завязаны были многие узлы, которых молодая Русь не могла оставить без развязки. Таковы были отношения к Поволжью, Булгарскому и Буртасскому, и к самым Хозарам, где совершился бедственный возврата Руси с Каспийского моря. Этого горя, этой обиды невозможно было забыть 101. Еще тяжеле была кровавая обида от Древлян. Накопившаяся обида возбуждала чувство мести и должна была, рано или поздно, породить свои особые дела. С Древлянами расправа произошла очень скоро.
  

Глава IV. РУССКАЯ ЖЕНЩИНА ПЕРВЫХ ВРЕМЕН.

Ольгино мщение за смерть мужа. Земская мудрость Ольги. Её поход в Царьград. Русская княгиня во дворце царей. Царские палаты и приемные торжества. Приемы Ольги. Особая ей почесть. Состав её свиты. Значение похода.

  
   В то время, как Игорь погибал у Древлянского Искоростеня, в Киеве оставалась его княгиня Ольга с маленьким сыном Святославом. Княгиню и город и всю землю вместо князя оберегал воевода Свентельд, а Святослава хранил его кормилец или дядька Асмуд, иначе Асмолд 102. Такое событие, как убийство князя подвластным племенем, и притом племенем издавна враждебным Киеву, должно было произвести сильное возбуждение во всем городе. Летописец об этом умалчивает и передает только народную повесть о том, как совершилось Русское мщение над всею Древлянскою землею.
   Первую весть о смерти Игоря принесли Ольге Древлянские же послы. Убивши Русского князя, Древляне задумали совсем упразднить княжий род в Киеве и рассудили так: "Русского князя мы убили; возмем его княгиню Ольгу в жены нашему князю; а Святослава тоже возмем и сотворим с ним, как захочем". В этом по виду сказочном Древлянском решении может скрываться действительное обстоятельство, по которому Древляне, как победители, намеревались вообще завладеть Киевским княженьем. Борьба с Киевом, продолжавшаяся со времен Аскольда почти сто лет и окончившаяся теперь такою удачей, давала естественный повод восстановить Древлянское могущество именно присоединением Киевского княженья к Древлянской земле. Естественно также, что Древляне прежде всего желали привести в исполнение свой замысел мирным путем, именно сватовством. Видимо, что теперь они действуют не как данники и рабы Киева, но как Земля самостоятельная и независимая, перед которою Киев, потерявши своего князя, представляется вполне бессильным, и по народным понятиям, в образе своей княгини, получает значение невесты для Древлянского князя. Порешивши на этой мысли, Древляне послали к Ольге послов или сватов, 20 человек лучших мужей, старейших бояр. Послы приплыли к Киеву в ладьях, потому что сообщение с Древлянского Землею шло по рекам. Древляне сидели между реками Тегеревом и Припетью, которые обе впадали в Днепр выше Киева. Середина их поселения, по-видимому, была расположена по р. Уш, впадающей в Припеть. Город Искоростень стоял на Уше, в которую слева впадает приток Дерев (Дзерев, Жерев), сохраняющий самое имя Древлян, и пониже другой приток, Норын, на котором стоял главный город Земли, Овруч.
   Вот сказали Ольге, что приплыли под Киев Древлянские послы. Княгиня позвала их к себе. "Добрые гости пришли"? - спросила княгиня. - "Добрые пришли, княгиня", - ответили послы. Этот вопрос Ольги, как и ответ послов - сватов переносит нас в круг свадебных обрядов, когда сваты обыкновенно являются, как совсем незнаемые и неизвестные люди и объясняют только, что они пришли люди добрые. Очевидно, что народная повесть начинает именно свадебным обрядом и рисует в своем рассказе сочетание свадебного замысла со стороны Древлян с замыслом Ольги - исполнить свою месть и совершить не простое наказание убийцам, но торжествённые похороны мужа по обрядам язычества. Во всей повести разыгрывается в одно и тоже время свадьба и похороны, ожидаемое веселье и горький плач.
   "Говорите, с каким делом сюда пришли?" вопрошает Ольга. - "Послала нас Древлянская Земля, отвечают послы, а велела тебе сказать: мужа твоего убили! А за то, что был твой муж, аки волк, хищник неправедный и грабитель. А у нас князья добрые, не хищники и не грабители, распасли, обогатили нашу землю, как добрые пастухи. Пойди замуж за нашего князя". Был их князь именем Мал.
   Любо мне слушать вашу речь, сказала Ольга, уже мне своего Игоря не воскресить! Теперь идите в свои ладьи и отдохните. Завтра я пришлю за вами. Хочу вас почтить великою почестью перед своими людьми. Когда за вами пришлю, вы скажите слугам: не едем на конях, не едем и на возах, не хотим идти и пешком, - несите вас в ладьях! И взнесут вас в город в ладьях. Такова будет вам почесть. Таково я люблю вашего князя и вас!"
   Послы обрадовались и пошли к своим ладьям пьяны - веселы, воздевая руками и восклицая: "Знаешь ли ты, наш князь, как мы здесь тебе все уладили!"
   А Ольга тем временем велела выкопать на своем загородном теремном дворе, вблизи самого терема, великую и глубокую яму в которую был насыпан горящий дубовый уголь. На утро она села в тереме и послала звать к себе гостей. "Зовет вас Ольга на любовь!" - сказали послам пришедшие Киевляне. Послы все исполнили, как было сказано. Уселись в ладьях, развалившись и величаясь, и потребовали от Киевлян, чтобы несли их прямо в ладьях. "Мы люди подневольные, ответили Киевляне, князь наш убит, а княгиня хочет замуж за вашего князя"! Подняли ладьи и торжественно понесли послов - сватов к княгинину терему. Сидя в ладьях Древлянские послы гордились и величались. Их принесли во двор княгини и побросали в горящую яму вместе с ладьями. "Хороша ли вам честь!" - воскликнула Ольга, приникши к яме. - "Пуще нам Игоревой смерти", застонали послы. Ольга велела засыпать их землею живых.
   Потом она послала к Древлянам сказать так: "Если вы вправду просите меня за вашего князя, то присылайте еще послов, самых честнейших, чтобы могла идти отсюда с великою почестью, а без той почести люди Киевские не пустят меня". Древляне избрали в новое посольство самых наибольших мужей, державцев, что держать Древлянскую землю.
   А Древлянский князь, в ожидании невесты устроивал веселие к браку и часто видел сны: вот приходить к нему Ольга и дарить ему многоценные одежды, червленые, все унизаны жемчугом, и одеяла червленые с зелеными узорами, и ладьи осмоленые, в которых понесут на свадьбу жениха и невесту.
   Как пришли новые послы, Ольга велела их угощать, ватела истопить им баню, избу мовную. Это было старозаветное угощение для всякого доброго и дорогого гостя. Влезли Древляне в истопку и начали мыться. Двери за ними затворили и заперли, и тут же от дверей зажгли истопку; там они все и сгорели.
   После того Ольга посылает к древлянам с вестыо: "Пристроивайте - варите меды! Вот уже иду к вам! Иду на могилу моего мужа; дия людей поплачу над его гробом: для людей сотворю ему тризну, чтоб видел мой сын и Киевляне, чтоб не осудили меня"! Древляне стали варить меды, а Ольга поднялась из Киева налегке с малою дружиною. Придя к гробу мужа, стала плакать, а, поплакавши, велела людям сыпать могилу великую. Когда могила была ссыпана в большой курган, княгиня велела творить тризну (поминки). После того Древляне, лучшие люди и вельможи, сели пить. Ольга велела отрокам (слугам) угощать и поить их вдоволь. Развеселившись, Древляне вспомнили о своих послах. "А где же наша дружина, наши мужи, которых послали за тобою?" - спросили они у Ольги. - "А идут за мною с дружиною моего мужа, приставлены беречь скарб," - ответила княгиня. Вот уже Древляне упились, как следовало. Княгиня велела отрокам пить на них, что значило пить чашу пополам за братство и любовь, и за здоровье друг друга, отчего отказываться бы то невозможно; таков был обычай. Это называлось также перепивать друг друга. Сама княгиня поспешила уйти с пира. Вконец опьяневшие Древляне были все посечены, как трава. Тут их погибло пять тысяч. Княгиня возвратилась в Киев и стала готовить войско, чтобы истребить Древлянскую силу до остатка.
   Окончились торжественные похороны Игоря; окончилась троекратная месть вдовы за кровь своего мужа: погребение живых в земле, в горящей яме; погребете живых в огне - сожжением; заклание их жертвами над самою могилою убитого 103. Теперь поднималась месть сына.
   На другое лето Ольга привела в Древлянскую Землю многое и храброе войско под предводительством маленького Святослава с воеводою Свентельдом и с дядькою малютки Асмолдом. Древляне тоже собрались и вышли против. Полки сошлись лицом к лицу и первым начал битву малютка Святослава Он первый сунул копье на Древлян. Копье полетело между ушей коня и упало коню в ноги. Княжее дело было исполнено. "Князь уже почал! воскликнули воевода и дядька. "Потягнем, дружина, по князе!" Поле битвы осталось за Киевлянами, Древляне разбежались по городам и заперлись в осаду. Ольга с сыном пошла прямо к Искоростелю, где был убит Игорь. Этот город знал, что ему пощады не будет, и потому боролся крепко.
   Стоить Ольга под городом все лето, а взять его не может. Княгиня наконец умыслила так: послала в город и говорить: "Чего вы хочете досидеть? Все ваши города отдались мне, все люди ваши взялись платить дань; теперь спокойно делают свои нивы, пашут землю, а вы хочете видно помереть голодом, что не идете в дань".
   "Рады и мы платить дань, отвечали горожане, да ты хочешь мстить на нас смерть мужа".
   "А я уже мстила обиду мужа, отвечала Ольга. "Первое, когда пришли ваши первые послы в Киев творить свадьбу; потом второе, со вторыми послами, и потом третье, когда правила мужу тризну. Теперь иду домой, в Киев. Больше мстить не хочу. Покоритесь и платите дань. Хочу умириться с вами. Буду собирать от вас дань легкую." - "Бери, княгиня чего желаешь", - отвечали Древляне. "Рады давать медом и дорогими мехами." - "Вы изнемогли в осаде, говорит Ольга. Нет у вас теперь ни меду, ни мехов. Хочу взять от вас дань на жертву богам, а мне на исцеление головной болезни, - дайте от двора по три голубя и по три воробья. Те птицы у вас есть, а по другим местам я повсюду собирала, да нет их! И то вам будет дань из рода в род!"
   Горожане были рады и скоро исполнили желание княгини, прислали птиц с поклоном. Ольга повестила, чтоб жили теперь спокойно, а на утро она отступить от города и пойдет в Киев. Услышавши такую весть, горожане возрадовались еще больше и разошлись по дворам спать спокойно. Голубей и воробьев Ольга раздала ратным, велела к каждой птице привязать горячую серу с трутом, обернувши в лоскут и завертевши ниткою, и как станет смеркаться, выпустить всех птиц на волю. Птицы полетели в свои гнезда, голуби в голубятни, а воробьи под застрехи. Город в один час зогорелся со веех сторон, зогоредись голубятни, клети, вежи, одрины, все дворы, так что и гасить было невозможно 104. Люди повыбежали из города; но тут и началась с ними расправа: одних убивали, других забирали в рабство; старейшин всех забрали и сожгли. Так совершилось Русское мщение за смерть Русского князя. Все это были жертвы душе убитого. Сожжен целый город с его старейшинами. Самое его имя Искоростень, по всему вероятию, означает костер зажженный, ибо искрестом назывался, как мы упоминали, и Цареградский маяк.
   Совершив мщение, Ольга положила на Древлян тяжкую дань: по 2 черных куны, по 2 веверицы, кроме мехов и меда 105. Две части этой дани шли на Киев, а третья на Вышгород, самой Ольге, потому что это был её особый город, Вользин град. Для устройства дани Ольга и с сыном и с дружиною прошла по всей Древлянской земле, вдоль и поперек, уставляя уставы и уроки, её тамошния становища и ловиша оставались памятны долгое время.
   Весь этот рассказ о смерти Игоря и о мщении Ольги очевидно записан летописцем со слов широдного предания, которое красками эпического созерцания рисует однако действительное событие и отнюдь не скаску - складку. Все обстоятельства рассказа и даже все их подробности очень просты и очень согласны с действительною правдою. Повесть особенно заботится только выставить на вид остроумие или собственно хитрость ума Ольги остроумной, как называет ее Переяславский летописец начала XIII-го века. Оттого и Древляне, затеявши точно также остроумно овладеть Киевом, являются пред хитростью Русской княгини сущими простаками. Впрочем, они ведут себя добродушно и доверчиво, как подобает простым и добрым людям, вполне уверенным, что они устраивают очень выгодную свадьбу своему князю. Предание вовсе не ставить их людьми глупыми. Напротив, при всяком случае, оно рисует их людьми рассудительными, поступающими весьма осторожно. Они, как лесные обитатели, представляются только простее, добродушнее промышленных Киевлян, этих ловких людей с большой Днепровской дороги, руководимых к тому же и местью за смерть князя, и своею княгинею, умнейшую от человек. Самая дань городскими птицами объясняется рассудительно и согласно с настоящею правдою, ибо Ольга требует птиц на жертву богам; что в глазах язычника не могло казаться чем либо необычайным и нелепым, а тем более, что древняя дань распространялась на всевозможные предметы, какие только могли идти в потребление. Летописец видимо желал показать, что и разумные, и рассудительные люди все-таки не устояли пред остроумием Ольги.
   Для язычника, который имел свои понятия о нравственном законе, хитрость ума, в каком бы виде она не являлась, представляла высокое нравственное качество, всегда приводившее его в восторг и восхищенье, и всегда имевшее для него значение вещей силы. Поэтому прикладывать наши теперешния нравственные понятия о хитрости в оценке хитрых деяний первых людей, и в том числе деяний Ольги, значить совсем не понимать задач и требований исторической да и вообще жизненной правды.
   В древних понятиях хитрость, даже обманная, означала собственно искусство побеждать остротою ума и врагов, и всякие препятствия, стоявшие на пути к достижению цели. Это в кругу нравственных деяний. В кругу всяких других дел, хитрость прямо значила искусство, художество; хитрец, хитрок - художник, творец, отчего и Творец всех вещей именуется Всехитрецом, Доброумом Хитрецом.
   Тонким искусником и хитрецом обрисовывается и Ольга в своей мести за смерть мужа и за смерть Русского князя. Прямой нравственный долг княгини, матерой вдовы, за малолетством сына, державшей Русское княжение, требовал от нее беспощадной мести старым врагам Древлянам. В этом заключался высокий нравственный закон языческого общества. Месть могла подняться общим походом на Древлян, но сами же Древляне дали повод исполнить ее без особых потерь. Они завели сватовство своего князя с Русскою княгинею, главною целыо которого было совсем присоединить Киевскую область к своей Древлянской Земле. В этой мысли нет ничего необычайного, сказочного или глупого, как нас уверяют 106. Напротив, Древляне здесь действуют столько же умно, как действовала и Ольга. Посредством княжеских браков соединились в одно целое и не такие Земли. Вспомним соединение Литвы с Польшею. Ольга воспользовалась этим обстоятельством и притворилась желающей выйти замуж за князя Мала. Отсюда и начинается ее искусство вести дело. Она совершает упомянутые три порядка мести в честь убитого мужа и приносить в жертву его душе честнейших людей Древлянской Земли. Во всех случаях гибнут избранные лучшие люди, старейшины, державцы, защитники и управители. Выясняется известная политика умных князей-завоевателей - вынимать душу Земли, как говорили о Москве Новгородцы и Псковичи; истреблять или выводить её верхний, действующий, р?ководящий, богатый и знатный слой. Без того нельзя было покорить, как следует, ни одной Земли. Это была ходячая и в своих целях мудрая и дальновидная житейская практика при распространении владычества над странами. Судить и осуждать ее может только История.
   В числе бытовых порядков, сопровождавших разные обстоятельства этого события, обращает внимание ношение дорогих гостей в лодках. Мы не думаем, чтобы эти ладьи являлись здесь только сказочною прикрасою. Видимо, что они употреблялись, как и сани, в качестве почетных носилок, когда требовалось действительно оказать кому-либо высокую почесть. Могло случаться, что, при особом торжестве, в лодках вносились прямо с берега в город любимые люди и особенно любимые князья. Лодками дарила Ольга князя Мала, как он видел во сне, и именно для того, чтобы в них нести его с невестою на брак. Из этой отметки видно, что лодка и в свадебном обряде занимала свое место. У людей проводивших большую часть жизни на воде, живших постоянно в лодке, каковы были первые Руссы, лодка очень естественно в необходимых случаях могла заменять сухопутную колесницу или носимый чертог и потому могла получить обрядовое значение. В лодке же язычники Руссы хоронили (сожигали) своих покойников, как видел араб Ибн-Фоцлан 107. Можно полагать, что память о языческих обрядах погребения заставила уже в христианское время покрыть убитого и брошенного между двумя колодами князя Глеба тоже лодкою, что соответствовало как бы исполненному погребению.
   Изображая такую языческую старину о порядках княжеского мщения и погребения, народная повесть рисует вместе с тем и народные воззрения на значение личности князя в тогдашнем обществе. В некотором смысле князь является сыном Земли. Не сам князь, а вся Древлянская Земля, как родная мать, устраивает его брак с Ольгою. Во всех действиях личность князя стоить позади и ничего личного не предпринимает. Князь вообще не представляет в себе ничего господарского, самодержавного или Феодального; он и после именуется только господином что имеет большое различие с именем государь, господарь, обозначавшим вообще владельца-собственника Земли. Стало быть круг понятий о значении князя для Земли не заключал в себе представления о самодержавном собственнике, но ограничивался больше всего представлениями о пастыре-водителе, как и разумеют Древляне своих князей, выражаясь, что они распасли Деревскую Землю. Первая и главнейшая обязанность князя выставляется в действии малютки Святослава, починать сражение, битву. Все это самородные бытовые черты, отзывающиеся глубокою древностию.
  
   Кровь Игоря была жестоко отомщена. Она пала на головы целого племени, исстари враждебного Киеву, и которое теперь было укрощено и обессилено навсегда. Но эта самая кровь заставила и киевскую дружину опомниться и устроить свои отношения к Земле не на волчьих порядках, а на правильных уставах и уроках, на уговорах и договорах. Промышленный путь Игоря к Древлянам, как видели, не руководствовался никаким правилом и никаким уставом и основывался лишь на праве сильного грабителя, на праве волка, почитавшего своею добычею все, что ни попадалось под руку. Нет сомнения, что точно также в первое время действовали очень многие дружинники, сидевшие по городам в покоренных землях. Самое слово дань в первоначальном смысле должно было обозначать только одно даяние, вынужденное силою и ничем не определенное. Первый собиратель даней естественно еще смотрел на эти поборы глазами простого промышленника за зверем и птицею, и добывал все, что можно было добывать, нисколько не заботясь о том, что будет дальше. Он ловил зверя и птицу в том количестве, в каком они попадались в его ловецкие снасти; точно также и самую дань он ловил в том количестве, в каком она представлялась его глазам. Но людское дело не звериное; оно тотчас требует устава и порядка, а в противном случае готовит гибель тому же собирателю дани. Очень памятная для народа мудрость Олега состояла в том, что у одних племен, плативших дань Хозарам, он оставил дани в старом порядке, а Северянам даже облегчил дани, лишь бы не платили Хозарам. Другим племенам, на севере и у Древлян, он дал уставы, то есть поставил правило, как, когда и сколько платить; значить вообще действовал по-людски, рассудительно и разумно. Дружина, конечно, никогда не могла оставаться в границах, ибо всегда нуждаясь и всегда желая большего, она по необходимости и должна была разносить по земле насилье и обиду. При Игоре она вывела на свой путь и самого князя; и он жестоко поплатился за то, что забыв княжеские, земские выгоды, стал служить только выгодам дружины. Но княжеская мудрость Олега была восстановлена Ольгою, которая не даром прозывалась его же именем. Вся княжеская деятельность Ольги тем особенно и прославляется, что она уставила хозяйственный порядок по всей Русской Земле. На другой же год после древлянского погрома, она ходила в Новгород и уставила там погосты, дани и оброки, по рекам Мсте и Луге, то есть направо и налево по всей Новгородской области. И во Пскове оставались её сани очень долгое время, спустя слишком сто лет; и по Днепру, и по Десне известны были её перевесища, на ловлю зверей; и по всей Земле существовали её ловища и знаменья, и места и погосты. Одно село так и называлось Ольжячи, замечает летописец; но и теперь много сел носят это святое имя. Очень короткие слова летописца вообще могут служить достаточным показанием, что княгиня-хозяйка объездила самолично всю землю вдоль и поперек, уставляя повсюду правило и порядок в самом существенном деле земских отношений. Видимо, что она не только определила количество дани, известные сроки для сбора, но и указала места, куда эта дань должна была сосредоточиваться из ближайших окрестных поселков. Все это было памятно Русским людям, спустя лет полтораста и больше, в XI и в XII веках, когда летописец начал описывать временные лета и прибавлял, что все это есть и до сего дня! И все это было памятно конечно по той причине, что глубоко касалось земских выгод, земских порядков и касалось доброю, хозяйскою стороною, где княжеская власть являлась добрым пастухом и зорким охранителем земледельческой и всякой промышленной жизни.
  
   "Все на этом свете остроумная Ольга искала мудростью", говорить летописец, и естественно, что к концу своего пути она обрела истинный источник мудрости - Христово учение. Так, по всему вероятию, доходили до этого источника многие из тогдашней Руси. Изыскивая и испытывая, что творилось во всей Русской земле, чем и как жила эта Земля, объехавши всю эту Землю из конца в конец, Ольга, следуя естественному влечению своей пытливости должна была рано ли, поздно ли побывать и в Царьграде, ибо все лучшее и дорогое в жизни, все, чем украшалась Русская жизнь в тот век приходило из Царьграда и там сосредоточивалось. Царьград для русских людей Х-го века был тем же, чем был для них Париж со второй половины Х?III-го века. Теперь представлялся к этому самый святой повод. По рассказу летописи, Ольга пожелала принять св. крещение от рук самого патриарха, что очень вероятно, хотя греческие свидетельства и не упоминают об этом. Она могла креститься в Киеве, могла для этого ехать в Корсунь; но её мысль необходимо уносилась в славный Царьград. Там было средоточие Христианской жизни, там хранились святые памятники Христианства от первых веков, там только возможно было созерцать неизъяснимое для язычника величие христианского обряда и красоту церкви. Вместе с тем для кого же из тогдашней Руси не был любопытен этот Греческий всемирный торг, этот город, изумительный по своей красоте и богатству. Кто не желал видеть своими глазами это "золото, серебро и паволоки", которыми в русском воображении так коротко, но точно обрисовывался весь греческий быт.
   Самая поездка в Царьград для тогдашней Руси была таким же обычным делом, как и поездка в Корсунь. Каждое лето Днепровские лодки ходили и возвращались по знакомой дороге. Ольга присоединилась к этому обычному посольскому и гостиному каравану, взявши с собой большую свиту из знатных боярынь, своих родственниц, и из своих придворных женщин. Первых было 16-ть, вторых 18-ть, и без сомнения еще больше находилось в этой свите меньших прислужниц. Таким образом Ольгин поход на Царьград был походом русских женщин, представлявших главу всего каравана и ехавших смотреть греческую красоту и искать у Греков мудрости.
   Нельзя сомневаться, что если Ольга отправлялась в Царьград с прямым намерением принять там св. креицение, то выбор сопровождавших ее женщин, как и мужчин, во всем должен был согласоваться с её главною целью. Не могла она окружить себя крепкими язычниками и потому естественно она взяла с собою только тех, которые во всем следовали за своею княгинею и были готовы к принятью новой Веры столько же, сколько и сама княгиня. В числе их могли быть и сомневающиеся, но во всяком случае способные тоже ей последовать. Тоже можно сказать о боярах-послах и гостях. По всему вероятию, иные из них давно уже были христианами, иные склонялись уже на истинный путь или же были совсем равнодушны к перемене веры. Вообще состав Ольгиной дружины необходимо должен был во всем отвечать её мыслям и намерениям. В противном случае и самое путешествие не было бы безопасно от вражды язычников.
   Очень также вероятно, что Греческий путь был делом привычным не для одних русских мужчин, но и для женщин, для многих жен этих отважных мореходов - лодочников. Теперь в лодках через далекое море отправлялись в Царьград не одни рабочие жены, а лучшие, по-крайней мере, знатные женщины всего Киева. Проехать описанным путем Днепровские пороги, хотя бы пройти их в виду Печенегов по берегу, пешком или при помощи повозок, все-таки это для знатных женщин было делом до крайности мужественным и отважным. А дальше, волновалось бесконечное море, где надобны были иное мужество и иная отвага. И все это не казалось чем либо необыкновенным для тогдашних людей; ни один летописец не заметил никакой особенности в известии, что "иде Ольга в Греки и приде Царюгороду". Достопамятный поход обозначен в летописи такими же короткими словами, "иде в Греки", какими обозначены и военные походы Олега и Игоря.
   Нет сомнения, что Ольга, как мы заметили, приплыла к Царюграду с обычным торговым русским караваном в обычное время, вероятно в июне или июле. Но принята была царями только 9 сентября. До тех пор она стояла без дела в гавани. Почему так случилось, об этом знал Византийский двор, который подобные приемы всегда до мелких точностей соразмерял с честью приходящих, т. е. с большим или меньшим весом их политического значения для Греческой империи, и особенно с честью своих придворных порядков. Как бы ни было, но по-видимому Ольга была не совсем довольна этою задержкою, а быть может и всем приемом. По рассказу летописи, по возвращении её в Киев, Греческий царь прислал к ней послов, сказывая, что он много дарил ее и что она обещала, когда воротится домой, взаимно послать и ему русские дары, челядь, воск, меха и в помощь войско. Ольга отвечала так: "Скажите царю: если он постоит у меня в Почаине, так же, как я стояла у него в гавани, то после того и дам ему обещанные дары". С этою речью она и отпустила послов.
  
   Быть может вообще долгое стоянье в Цареградской гавани принадлежало к обычным, так сказать, полицейским стеснениям для приходящей Руси и летописец, описывая Ольгин поход, припомнил только общую черту русского пребывания в Греции. В самом деле, уже договоры показывают, что Грекам надо было достоверно узнать и переписать, кто приехал, зачем приехал, привез ли грамоты на пропуск и т. д. Все это и в обыкновенное время тянулось вероятно целые недели. А тут приехала сама Русская княгиня. Такой приезд мог потребовать еще большей проволочки, по случаю многих недоразумений о небывалости события.
  
   Но вот, после долгого ожидания, Русская княгиня была позвана в императорский дворец. Обряд её приема по своим почестям не превышал однако обычного византийского обряда, который наблюдался вообще при приеме иноземных послов. Ее приняли точно так, как не задолго перед тем принимали послов Тарсийского Эмира, и Шлецер на свой взгляд очень справедливо восклицает по этому поводу: "Какова наглость Византийского двора! там послы своих государей, а здесь является лично сама владетельная особа и несмотря на то, ее от них не отличают!" По этому же поводу, быть может, и происходили долгие переговоры, в которых Ольга могла настоять лишь на незначительных каких либо отличиях, но во всяком случае мера почестей, оказанных Ольге, обнаруживает и то значение Руси, какое эта Русь имела в глазах Греков. А притом Греки и не ожидали со стороны Руси ничего грозного, как со стороны Тарсийского Эмира; не боялись миролюбивой Руси, как боялись Эмира.
  
   Надобно сказать, что Ольга была принята в императорском дворце в то время, когда этот дворец, созидаемый, в течении шести веков, еще, со времен Константина Великого, находился по своему устройству в таком блеске и великолепии, какого он уже никогда более не имея. С этой поры, в исходе Х-го века, он стал упадать.
   Как ни скупился наш детописец на рассказы о том, что такое был в X веке славный греческий Царьгород, и сам по себе и особенно для тогдашней Руси, но, приведя целиком договорные грамоты Олега и Игоря, он, вовсе не думая о том, раскрыл перед нами истину, что великий город тогдашнего мира, царь городов во всем свете, был и для Руси царем и повелителем её зарождавшейся жизни. Он привлекал ее к себе по многим причинам. Конечно, первою существенною приманкою была торговля, потребности материальные, хлебные; о торговле только и речь идет в договорах; но нельзя же представлять русских купцов совсем бесчувственными к красотам города и к обольщениям его блистательной, роскошной жизни. Они оценивали эти обольщения по своему и тянули их на свои нрав, и потому в договоре же выпросили право свободно париться, сколько хотят, в знаменитых цареградских банях. Они добились права свободно жить, хотя бы в предместии города, свободно входить в город, хотя бы и в одни только ворота, не зная никаких других. Они выпросили себе кормленье на 6 месяцев - хлеб, вино, овощи, цареградские стручки и всякие лакомства. Они заживались в городе круглый год, так что Греки потом уже не позволяли им по крайней мере зимовать. Под видом посла, под видом купца, каждый год Русь приезжала в этот славный город и дивилась чудесным его зданиям, несказанному украшению, недомысленному богатству.
   "Как подъезжать к Царьгороду от Черного моря (так могли они рассказывать), входишь сначала в морскую проливу, - точная слобода - улица, длинная, по обе стороны видны берега. В конце улицы, направо другая улица - залив морской, называемый Золотой Рог, потому что он как бы воловьим рогом удаляется внутрь земли. Высокий береговой угол между этими двумя морскими потоками и есть место Царя городов. Он тута и распространился по самым берегам моря, выдавшись всею шириною на восток и острым мысом к северу. Стоит он на три угла, как на острову, подобно тому, как ставились и русские городки. С трех сторон вода морская его облила, а с одной сто

Другие авторы
  • Рылеев Кондратий Федорович
  • Ренненкампф Николай Карлович
  • Сатин Николай Михайлович
  • Шпиндлер Карл
  • Иванчина-Писарева Софья Абрамовна
  • Домбровский Франц Викентьевич
  • Тарусин Иван Ефимович
  • Чапыгин Алексей Павлович
  • Толстой Иван Иванович
  • Василевский Илья Маркович
  • Другие произведения
  • Гримм Вильгельм Карл, Якоб - Настоящая невеста
  • Богданович Ангел Иванович - Сочинения Н. А. Добролюбова.- Н. В. Шелгунов в "Очерках русской жизни".- "Современные течения" в характеристике г. Южакова
  • Духоборы - Кузьма Тарасов. Канадские духоборы как миротворцы
  • Фонвизин Денис Иванович - Письма Д.И. Фонвизина князю А. Б. Куракину
  • Бичурин Иакинф - Китайские военные силы
  • Сологуб Федор - Избранные переводы из французской поэзии
  • Бальзак Оноре - Дочь Евы
  • Кржижановский Сигизмунд Доминикович - Квадратурин
  • Потапенко Игнатий Николаевич - Шпион
  • Тэн Ипполит Адольф - Происхождение современной Франции
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 482 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа