Главная » Книги

Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен, Страница 9

Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24

роны, западной, пришло поле. Тот мыс весь каменный; от него внутрь страны пошел холм, как гребень, и тот гребень перещепывается (перемежается) долинами и таким образом разделяется на семь холмов. На этих семи холмах и стоит город. Двор царев начался на самом мысу с берега от моря, и пошел все выше и выше в гору. Палаты царские стоять на самом холме, и Св. София стоит на холме. Кругом города у самой воды поставлены каменные стены с четыреугольными башнями. Стены тянутся далека по заливу, так что можно обойти город на лодке до самого конца". Там в конце, уже в поле, за городскими стенами, за какою-то речкою, находилось предместье с достопамятною церковью Св. Мамы (Мамонта), у которой только и позволялось жить Русским. Проплыть надо было по заливу до того места версты две-три. По этой дороге можно было налюбоваться городом вдоволь. Из-за стен ближе всего на холме и на самом мысу виднелись золотые царские палаты; подле них золотой пятиглавый дворцовый собор, а дальше тоже палаты и церкви, церкви и палаты, и над ними величественный храм Софии с громадным куполом, как венец всего города.
   Дворец царей находился на береговом холме, который округляли пролив Воспора и его залив Золотой Рог. Здания дворца были расположены по линии от З. к В. и при том, в главной своей части, в таком порядке, что напоминали расположение святилища, почему это отделение и называлось священным , богохранимым дворцом. Во главе этого отделения по берегу на восток стояла Золотая Палата, где первое место к восточной же стороне занимал императорский трон. Палата была круглая, как алтарь, устроенная из восьми округлостей в роде наших алтарных выступов. В восточной округлости или впадине и находился императорский трон - Золотое царское место. Этим именем называлась и самая палата. Здесь в приемные дни торжественно восседал император.
   Чтобы достигнуть этого святилища царской власти, необходимо было пройти много таких же больших палат и переходов. Прежде всего входили на обширный двор шагов 250 в длину и слишком 200 шагов в ширину. Этот двор назывался Августеон и находился между храмом Св. Софии и царскими палатами. Вокруг двора со всех сторон тянулись ряды мраморных колонн с перекинутыми на них кружалами или арками, что вместе составляло отдел дворцовых наружных галлерей, где можно было скрываться от солнца и непогоды. В северо-восточном углу двора виделось громадное и чудное здание Св. Софии с необъятным куполом и бесчисленными рядами колонн. По средине двора стоял высокий путевой столб, четыреугольный и сквозной, устроенный в роде храма из колонн и арок. Отсюда считалось расстояние по всем направлениям и во все концы империи. На нем возвышался большой крест с предстоящими царем Константином, и матерью его Еленою взиравшими к Востоку.
   Точно такое же изображение креста возвышалось на особо стоявшей колонне с запада от этого путевого столба, а в про тивоположной стороне к востоку стояла другая колонна из порфира, которую называли Константином, потому что наверху у ней находилась его статуя в виде Аполлона, с изображением сияния вокруг головы, о котором говорили, что оно сделано из гвоздей, коими был пригвожден ко кресту Спаситель. Тут же на дворе, вблизи храма Св. Софии, против его угла к Ю.-Я стояла огромная конная статуя иОстиниана, из бронзы, в образе Ахиллеса, лицем к Востоку. Одно её подножие было вышиною в 40 аршин. В левой руке император держал шар, а правую протягивал на Восток.
   Таким образом, на этом дворе приходящий видел, все чем было сильно и славно Греческое царство. Сильно оно было крепкою верою в заступление Богоматери. Софийский храм которой выдвигался на самую площадь с особою крестительницею для всех ищущих Св. Веры. Сильно, славно и победоноено это царство было Св. Крестом. которого изображения господствовали над площадью. Славно оно было и первым царем-христианином, Св. Константином, и царем законодателем и строптелем Софийского храма, Юстинианом.
   В югозападном углу двора находились ворота и возле них главное крыльцо, которым входили в обширные сени, называваемые Медными, от медных дверей. На сводах и стенах эти сени были изукрашены мозаическими картинами, изображавшими славные победы Велисария, победоносное его возвращение в Царьград с пленными царями, представление этих царей императору Юстиниану и Феодоре, взятые города, покоренные земли в лицах. Тут же были поставлены императорские статуи, в том числе статуя Пульхерия, внучки Феодосия Великого. Во обще в этом входе были представлены царственный дела императоров и их лики; иначе сказать, вся слава империи. В комнаты дворца вели большие бронзовые двери, на которых был изображен лик Спасителя. За дверями начинался длинный ряд обширных палат, сеней и переходов или галлерей, соединявших палаты. Здесь находились особые дворцовые церкви, особая дворцовая крестильня, тронные залы, приемные залы, судилище, столовые и залы для военной стражи или дворцовой гвардии; находилось даже особое коннористалище для дворцовых чинов, и между прочим великолепные бани.
   С южной стороны вдоль всего дворца тянулась слишком на 400 шагов длинная галлерея Юстиниана. Стены её были покрыты мозаикою с избражениями по золотому полю главных подвижников Восточной Церкви. Пол был вымощен дрогоценными мраморами. Тут же из этой галлереи входили в палату трофеев (Скилу), где были выставлены всякие добычи, знамена, доспехи и пр. взятые на боях у варваров.
   И вообще все палаты, сени и переходы точно также были изукрашены цветною мозаикою или расписаны красками с изображением разных ликов или историй, а также трав, цветов, деревьев и различных узоров. Припомним, что в то время особая красота подобных изображений заключалась именно в яркости красок, между которыми больше всего светились цвета: синий, зеленый, красный-пурпуровый и червчатый, желтый, голубой-лазоревый. Все древния краски были вообще крепки, сильны и блестящи. Двери в палатах были железные, расписанные золотом, или бронзовые, резные и литые или убранные серебром, золотом, слоновою костью с различными изображениями.
   Пройдя разными палатами, сенями и коридорами, приближались наконец к священному дворцу, перед которым сначала открывались обширный сени или передняя палат, шагов 60 в длину. Во входной части она выдвигалась полукругом: из нее в следующую палату вели две мраморные лестницы, начинаясь от стен, справа и слева, и восходя к верху тоже по полукругу. По средине палаты стоял водоем; его чаша была медная, края покрыты серебром; в нем же была устроена золотая чаша в виде раковины, которая наполнялась разными плодами, смотря по времени года. Отсюда по лестницам, как сказано, поднимались в другую палату, называемую Сигмой, потому что в своем расположении она состояла из двух боковых округлостей, представлявших каждое как бы букву сигму - С. Палата была мраморная, купол её поддерживался 15 колоннами из фригийского мрамора. Посредине ее стоял особый терем или сень (киворий) на четырех колоннах из зеленого мрамора, а в нем царское место, трон, где садился император во время игр и церемоний, происходивших в передней палате. Здесь также находился фонтан, состоявший из двух бронзовых львов, из пасти которых вода лилась в особую большую чашу.
   Три двери, одна серебряная посредине и две бронзовые по сторонам, вводили в следующую палату, которая называлась Три раковины (Триконха), потому что составляла в передней своей части полукружие с тремя глубокими круглыми впадинами и сводами, в виде раковин. Стены были изукрашены разноцветным мрамором, а раковины сводов сплошь вызолочены.
   Далее следовали сени, и еще палата (Лавзиак), а затем вступали в сени Золотой палаты, в которых находились хитро устроенные часы. Здесь же стояли четыре органа, два золотых, которые назывались царскими и два серебряных. Эти органы гудели, когда хор певчих воспевал похвалы царю, и потому палата занимала место как бы клироса в соборе.
   Из сеней в Золотую палату вводили большие серебряные двери. Золотая палата была круглая, состоявшая из 8 округлых впадин, расположенных звездою, и походившая в самом деле на какое-то святилище или храм божества. Главный вход в нее был с запада, но, кроме того, она имела два боковых входа, с севера и юга, совсем по подобию православного храма. В восточной её впадине стоял царский престол, а над ним в своде сияло мозаическое изображение Спаса Вседержителя, сидящего на престоле. Свод палаты возвышался обширным куполом или главою с 16 окнами, посредством которых палата освещалась внутри. В своде против трона висело большое паникадило. Все стены и своды были украшены мозаикою, различными изображениями по золотому полю. Пол также был выстлан мозаикою из мрамора и порфира различных цветов, где переплетались разные узоры и травы, с круглою порфировою плитою посредине и с серебрянами каймами в роде рамы по краям. Вверху палаты, ниже купола, были устроены палаты или хоры, с которых царицы и вообще придворный женский пол смотрели на церемонии.
   В этой Золотой палате совершались большие царские приемы всего Двора, а также и иноземных посланников. В иных случаях здесь происходили торжественные обеды, за золотым столом. По случаю особых приемов палата убиралась еще с большим великолепием. В восьми её сводах развешивались золотые венцы и различные произведения из финифти или эмали, также богатейшия царские одежды, мантии, порфиры царей и цариц. На перилах верхних галлерей (палатей), ставились большие серебряные вазы и чаши высокой чеканной работы; в 16 окнах также помещались поддонники или блюда от этих ваз и чаш. Только над царским престолом не помещали никаких вещей. Там висели золотые царские венцы. В 8 сводах висели большия серебряные паникадила, а в палате были расставлены 62 больших серебряных подсвечника.
   Через сени от Золотой палаты находилась еще приемная палата, называемая Кенургий, построенная Василием Македонянином. Её свод додерживался 16 колоннами, из которых половина была из зеленого мрамора, а половина из оникса. Колонны были покрыты обронною резьбою, представлявшею виноградные лозы, а в лозах - играющих животных разных пород.
   Своды палаты были покрыты превосходной мозаикой, изображавшею на сплошном золотом поле самого строителя палаты сидящим на троне, с предстоящими полководцами, которые приносили ему изображения взятых ими городов. Остальные украшения мозаики, тоже по золотому полю, изображали деяния императора, военные и гражданские.
   Возле палаты находилась царская спальня, священная, как ее называли. В нее проходили тоже через сени, небольшие, посреди которых стоял порфировый фонтан на мраморных колоннах, изображавшей орла, чеканенного из серебра и сжимавшего в когтях змею. В спальне пол был мозаичный. По самой средине изображен был павлин, в кругу, составленном из лучей из карийского мрамора. Затем из зеленого мрамора составлены были как бы волнистые потоки, направлявшиеся в углы комнаты. Между потоками изображены орлы так живо, что казалось сейчас готовы улететь. Стены в нижней части были покрыты дощечками из разноцветного стекла, изображавшими различные цветы. В верхнем отделе до потолка по золотому полю мозаика изображала самого царя, сидящим на троне, и царицу в царской одежде. Кругом по стенам также были изображены их дети в царских же одеждах. Царевичи держали в руках книги, в знак того, что книжное образование составляло главный предмета в их воспитании. Потолок весь сиял золотом: посреди был изображен из зеленого стекла крест и вокруг блистающие звезды; в предстоянии у креста были изображены опять царь, царица и их дети с простертыми руками к символу христианской победы и спасения.
   В другом отделении дворца, возле Софииского храма, находилась палата, построенная еще Константином Великим, и не меньше богатая, называемая Магнауром, вероятно от magnus - великий, большой и aunini - золото, что значило бы большая Золотая. Она также имела вид церкви и была расположена от запада к востоку. Перед нею с западной стороны находились обширные сени, в которых во время приемов собирались знатные придворные люди, начальники, патриции, сенаторы. Вход в палату закрывался дорогими занавесами. Самая палата была четырехугольная продолговатая, длиною шагов 60, шириною шагов 30. По сторонам высились мраморные колонны (столпы), по шести на каждой, над ниши были сведены своды (арки) или кружала по семи на каждой стороне. За колоннами находились боковые галлереи. В промежутках колонн, по всей палате висели на посеребренных цепях большие серебряные люстры. Восточная часть палаты была устроена, как алтарь, особою округлостью, и на несколько ступеней выше перед всею палатою, так что туда поднимались по ступеням из зеленого мрамора. Это царское возвышение отделялось от палаты 4 колоннами, по две со стороны, над которыми возвышалась обширная арка. Между колоннами ниспадали дорогие занавесы, закрывавшие в обыкновенное время это царское святилище.
   Возле этого места стоял огромный золотой орган, блиставший дорогими каменьями и финифтью и называемый "царским." В других местах палаты стояли еще два органа, серебряные. В глубине этого алтаря стоял царский престол, золотой трон, весь усыпанный дрогоценными камнями и называемый "Соломоновым престолом", по той причине, что он был устроен по образцу библейского престола царя Соломона. У престола были ступени, на которых по обеим сторонам лежали золотые львы. Это были чудные львы: "в известную минуту они поднимались на лапы и издавали рев и рыкание, как живые". Сверху у трона сидели две большие золотые птицы, которые тоже, как живые, пели.
   Но еще чуднее представлялось стоявшее неподалеку от трона Золотое дерево, тополь или явор, на котором сидело множество золотых же птиц разной породы, изукрашенных цветною эмалью, которые точно также в известную минуту все воспевали сладкогласно, точно живые.
   Возле престола возвышался, как знамение Победы огромный золотой крест (Константинов, назыв. Победа), покрытый драгоценными каменьями. Пониже престола помещались золотые седалища для членов царского дома. Во время приемов по стенам были развешиваемы царские золотые порфиры и венцы 108.
   Царские приемы в этой палате и в других тронных палатах происходили следующим образом:
   Появление царя пред глазами приходящих сопровождалось некоторого рода священнодействием. В палатах, где помещался царский престол, всегда в вышине свода находилось изображение Господа Вседержителя, сидящего на престоле. Когда царю следовало воссесть на свой престол, он, одетый великолепно, в богатейшем царском наряде, с молитвою повергался на землю перед этим изображением и потом торжественно садился. В то время вход в палату быль закрыт богатыми занавесами. Когда все было готово для царского лицезрения, тогда занавесы поднимались и придверники, с золотыми жезлами в руках пропускали входивших бояр и всех других главных чиновников Двора по порядку и по разрядам. Каждый разряд чиновников входил особо. А там, вдали по всем залам дворца, направо и налево, стояли меньшие придворные и разные другие чины и военные дружины в богатых одеждах. В их числе находились и служившие у греческих царей крещеные Россы с топорами (секирами) и щитами.
   Напоследок вводили иноземных послов с их свитою, которые, увидя царя, должны были воздать ему почесть, упасть ниц, поклониться в землю, что значило по-русски ударить челом. В туже минуту играл орган, играли трубы. Вставши, посол подходил ближе к царскому престолу и останавливался на указанном месте. В ту минуту играл другой орган, ударяли в литавры. За послом следовали знатнейшие члены посольства, точно также ударявшие челом императору. Они останавливались у входной ограды. Канцлер, логофета, торжественно вопрошая пришедшего, вероятно о здоровье и о предмете посольства. В ту минуту золотые львы у трона начинали реветь, золотые птицы на троне и на золотых деревьях начинали сладкогласно воспевать; звери на нижних ступенях поднимались из своих логовищ и становились на задние лапы. Пока все это происходило, протонатариус подносил царю посольские подарки. Вслед затем снова ударяли в литавры и все успокаивалось: львы переставали реветь, птицы умолкали, а звери опускались в логовища. При отпуске послов снова играли органы, ревели львы, воспевали птицы и дикие звери спускались со ступеней трона, что продолжалось до того времени, как посол уходил за ограду, тогда игра на литаврах снова давала знак и все умолкаю и приходило в прежний порядок. По выходе посольства, препозит громко возглашал придворным: "Ежели вам будет угодно!", - что значило, не угодно ли вам тоже выходить. Это возглашеяие делалось несколько раз, особо каждому чиновному отделу придворных. Все выходили в том порядке, как входили, по чинам, младшие вперед, при этом все провозглашали царю многолетие, которое тотчас принималось хором певчих, а певчим вторили все три органа, все птицы, львы и дикие звери, исполняя каждый свою ноту в этом общем торжественном хоре и производя оглушительный, но все-таки, как говорят, стройный гам и шум,
  
   Константин Багрянородный сам описывает прием Русской княгини и говорит, что этот прием происходил во всем сходно с предыдущими, именно с приемом Тарсийских или Сарацинских послов. Из его слов обнаруживается, что Русская княгиня, как мы говорили, была принята только как главный посол Русского князя, но не так, как независимая государыня, владетельница Русской земли 109.
   Это можно объяснять различными обстоятельствами. С одной стороны Византийский двор, согласно договорам, знал на Руси только Русского князя и потому его вдову, Русскую княгиню, не мог признать владетельною государыней и не захотел воздавать ей почести государские. С другой стороны, и по русским понятиям матерая вдова, хотя и оставалась владеющею княжеским столом, но все-таки владела не сама по себе, а именем своего сына; в это время Святославу было по крайней мере 15 лет, возраст по тому времени вполне достаточный для княжеского совершеннолетия. Нельзя предполагать, чтобы и в понятиях самой Ольги являлись какие либо особые притязания на значение, так сказать, венчанной государыни. Быть может, как мать Русского князя, она и добивалась соответственного приема и потому стояла так долго в гавани Царяграда; но порядки византийского двора ничего не уступили ей в главном, в том понятии, что она только большой посол от Русской земли и воздавая ей лишь одно посольское, возвеличили ее, как сейчас увидим, отменою только некоторых обрядов, несвойственных её лицу, как женщине и Русской княгине.
   Прием совершился в большой Золотой палате, в Магнауре, по описанному порядку. Пройдя многими палатами, Ольга сама вошла в этот Магнаур. В этом заключалась первая отмена в обрядах посольского приема, потому что, как видели, посла обыкновенно вводили в залу под руки. Она вошла в сопровождении своих родственниц, т. е. женщин княжеского рода и боярынь, быть может, жен послов, а также и её придворных. Она шествовала впереди, а за нею, вероятно по порядку старшинства, следовали одна за другою княгини и боярыни, числом первых 6, вторых 18. Она остановилась на том месте, где Логофет (государственный канцлер, по-московски думный дьяк) обыкновенно вопрошал посла о здоровье. Здесь произошла вторая отмена обрядов. Послы, узрев царское величество, должны были падать ниц, бить челом. Русская княгиня на этом месте только остановилась. Вслед за княгинею и её женскою свитою вошли русские послы и гости и другие лица посольства. В числе послов находился племянник княгини и 8 её бояр, а самых послов было 20 чел.; гостей было 43 человека. Кроме того тут же находились: переводчик княгини и её священник Григорий, 2 переводчика посольских, Святославова дружина (в каком числе, неизвестно) и 6 посольских служителей.
   Вся эта мужская свита остановилась у переграды, где стояли греческие придворные чины 110. Было ли при этом случае исполнено и русское ударение челом византийскому императору, как следовало по обряднику, неизвестно, но судя по независимому характеру древних Руссов, от которых Греки всячески старались себя оградить даже особыми статьями в договорах, едва ли можно было ожидать от них указанного челобитья. Несомненно, что византийский обрядник относительно такого челобитья вообще хвастает, если не имеет в виду только очень покорных послов, из стран завоеванных и покоренных, собственно подданных, не обходимо соглашавшихся на всякие унижения перед высокомерным Греком.
   В остальных действиях приема все происходило так, как повелевал обрядник, т. е. играл орган, когда Ольга вошла и стала на своем месте; затем, когда Логофет вопросил ее о здоровье, два золотые льва Соломонова трона вдруг заревели, птицы на троне и на деревьях засвистали разными голосами, звери на ступенях трона поднялись на задние лапы. Несомненно, что в это же время были поднесены императору и русские дары - дорогие собольи меха и т. п.
   Когда княгиня, поговоривши с царем, стала выходить из палаты, то снова заиграли органы, заревели львы, засвистали птицы и звери также двигались со ступеней трона. Выйди из Магнаура, княгиня прошла через комнатный сад, потом через несколько палат и в пятой из них, которая именовалась Золотой Рукой (портик Августеона), села отдыхать. В это время ей готовился другой прием, у императрицы, что также принадлежало к особенностям общего посольского приема и сделано было в особую честь Русской княгине.
   В великолепной Юстиниановой палате возвышался особый рундук или помост, покрытый пурпуровыми коврами. На нем стоял большой престол императора Феофила, а с боку возле - золотое царское кресло. По сторонам, между двух переград из занавесей, стояли два серебряные органа, а за переградами стояли духовые органы.
   На престоле сидела сама императрица, а в кресле - ее невестка. Пред престолом с обеих сторон в палате собрались придворные женщины и стояли чинно, рядами, по степеням. Всего их было семь чинов или семь степеней. Церемонией их входа в палату и указанием им своих мест распоряжался препозит - церемониймейстер, и придверники-камергеры.
   Когда все чины боярынь вошли и стали по местам, препозит с камергерами отправился звать Русскую княгиню. Из Золотой руки она прошла через другие портики, и между прочим, через дворцовый ипподром, и осталась в Скилах - так называлась царская оружейная палата. Вероятно, отсюда она могла видеть всю церемонию, как входили в приемную палату греческие придворные боярыни, тем и объясняется её остановка в царской оружейной, которая находилась в одной линии с Юстиниановой приемной палатой. Княгиня вступила в эту палату, сопровождаемая по сторонам тем же препозитом и камергерами. За нею по прежнему следовала её свита в том же порядке, как и на первом приеме. Препозит именем императрицы вопрошал княгиню о здоровье. После церемонии, именем же царицы, он сказал ей нечто шепотом и княгиня немедленно пошла вон из залы и села по прежнему в Скилах. Тем временем царица тоже встала с трона и, пройдя разные палаты, удалилась в свою священную спальню. По уходе царицы и княгиня перешла из Скил в Кенургий, пройдя Юстинианову залу, палату Лавзиак и Трипетон или сени с хитрыми часами. В Кенургии она тоже села в ожидании зова.
   Между тем к царице в Спальню пришел и царь. Они сели на свои места с царицею и с порфирородными своими детьми. Тогда была приглашена к ним и Русская княгиня. Занявши предложенное царем седалище, она разговаривала с ним, о чем ей было угодно.
   Здесь была оказана величайшая почесть Русской княгине. В этом случае царь несомненно принимал ее, как христианку, и, быть может, именно по случаю её крещения в Царьграде. Византиец Кедрлих прямо говорить, что "крестясь (в Царьграде), показав ревность к православной вере, Ольга достойна была за то почтена". Тоже повторяют и другие греческие летописцы 111.
   Беседа с царским семейством, по-домашнему, в "Священной их спальне", показывала, что Греческий царь относился к новообращенной с особым блоговолением, ибо едва ли кто из иностранных удостаивался такой чести, и едва ли был другой повод к этому, как укрепление в истинах новой Веры и желание указать владетельной княгине, как живут христианские цари у себя дома. Несомненно также, что царь и царица очень желали поговорить с Русскою княгинею запросто о разных предметах, касавшихся Русской страны и самой княгини, о чем нельзя было говорить на церемониальных приемах. Вообще этот самый прием не оставляет сомнения, что Ольга если не была уже и прежде христианкою, то именно в это время крестилась в Царьграде.
  
   В тот же день, после этой домашней беседы Русской княгини с царскою семьею, ей дань был обед у царицы в Юстиниановой палате. На том же царском месте или троне, сидела там царица и особо, в золотом кресле, её невестка. Русская княгиня сначала стояла в стороне у особого стола, пока входили к столу царицыны родственницы и знатные боярыни, покланяясь царице до земли и занимая места по указанию главного стольника.
   Когда окончилась эта церемония, "Русская княгиня, слегка наклонив голову пред царицею", села за тем же столом, где стояла, вместе с первостепенными придворными боярынями. Этот стол был расположен в некотором расстоянии от царского.
   Во время обеда два хора отборных певчих от церкви св. Апостол и от св. Софин воспевали гимны в честь императорской Фамилии и тут же разыгрывались разные театральные представления, состоявшие из плясок и других игр. Это происходило таким образом: как только царь и все прочие садились за стол, в палату вступали дружины актеров и танцовщиков с своими распорядителями. Действие открывалось гимном: "Ныне давши власть в руки твои, Бог поставил тебя самодержцем и владыкою! Великий Архистратига, сошед с неба, отверз пред лицем твоим врата царства! Мир, поверженный под скипетр десницы твоей, благодарить Господа, благоизволившего о тебе, Государь! Он чтит тебя, благочестивого Императора, владыку и правителя!"
  
   После этой песни, префект стола, дворецкий, подавал знак правою рукою, то распуская пальцы наподобие лучей, то сжимая их. Начиналась пляска и трижды обходила вокруг стола. Потом плясуны удалялись к нижнему отделению стола, где и становились в своем порядке. Тогда начинали певцы: "господи, утверди царство сие!" За ними хор повторял этот воспев трижды. Опять певцы: "Жизнь государей ради нашей жизни!" Тоже самое воспевал хор трижды. Певцы: "Многая, многая, многая!" Хор: Многая лета, многая лета!"
  
   Затем воспевался гимн приличный пляске: "Сияют цари, веселится мир! Сияют царицы, веселится мир! Сияют порфирородные дети, веселится мир! Торжествуете синклита и вся палата, веселится мир! Торжествует город и вся Романия (Византия), веселится мир! Августы наше богатство наша радость! Господи, пошли им долгия лета!" Певцы: "Императорам!" Хор "Многие лета!" Певцы: "Счастливые годы императорам!" Хор: "Господи пошли им многие и счастливые годы!" Певцы: "И августам (царицам)!" Хор: "Многие лета!" Певцы: "Счастливые годы!" Хор: "Даждь им Господи многие и счастливые годы!" Певцы: "Детям их порфирородным!" Хор: "Многие лета!" Певцы: .Счастливые им годы!" Хор: "Подай им, Господи, многие и счастливые годы!"
  
   С такими песнями и представлениями продолжалась церемония столового кушанья до конца. Каждая перемена кушанья сопровождалась новою пляскою или новою песней. Распорядители актеров и танцовщиков были одеты в цветное платае, зеленое, красное, с белыми коротенькими рукавами, которое переменяли при каждом новою действии. Главное их украшение, которое не перегонялось, составляли золотая, искусно вычеканенные ожерелья. Сапоги на них были красножелтые. Перемена платья придворными во время всяких церемоний и торжеств принадлежала вообще к обычным порядкам византийского двора.
  
   Что касается еств, то Лиутпранд, посол Германского императора Отгона, бывший в Царьграде лет 10 спустя после Ольги, в 968 г., пишет, что он весьма неохотно ел царские ествы, ибо они были приготовлены с деревянным маслом или с рыбьим рассолом. Однажды царь прислал ему самое лучшее лакомство от своего стола, даже собственное блюдо: жирного колла, туго начиненного чесноком с луком и облитого рыбьим раз солом 112. Очевидно, что кушанья приготовлялись для восточных вкусов, на которых воспитаны были и русские, несомненно находившие все подобный блюда очень вкусными,
   В тоже время происходит другой стол в Золотой Палате, где обедали цари и с ними Русские послы и гости и прочая свита Русской княгини.
   По окончании стола у царицы приготовлен был десерт в особой комнате, на небольшом золотом столике в золотых тарелках и блюдах, осыпанных дорогими камнями. Здесь сидели по своим местам царь Константин Багрянородный и другой царь, его сын Роман, царские дети, невестка царя, и русская княгиня. Угощение таким обравом происходило за семейным царским столом, После того княгине поднесен подарок: 500 милиарезий на золотом, осыпанном драгоценными каменьями блюде 113. Затем одарили её свиту; шести её родственницам подано по 20 милиарезий каждой. 18 боярыням, подано каждой по 8 милиарезий. Такие же дары розданы были и за царским столом, послам и гостям, при чем племянник княгини получил 30 милиарезий, 8 бояр, каждый по 20; двадцать послов, каждый по 12; 43 гостя, каждый тоже по 12, священник Григорий 8, два переводчика, каждый по 12: Святославова дружина, как вероятно обозначены несколько отроков - детей бояр, каждый по 5; шесть посольских служителей, каждый по 3, и наконец переводчик княгини - 15 милиарезий.
   Спустя слишком месяц, в воскресенье 18 октября 957 года был второй, собственно отпускной стол для Русской княгини и всего посольства. Царь угощал послов и гостей, вероятно, в той же Золотой столовой, а Царица с детьми и невесткою угощала княгиню в палате Св. Павла. После стола княгиня и вся её свита получили такие же подарки, только в меньшем количестве. Княгине поднесено 200 милиаревий, её племяннику 20, священнику 8; шестнадцати родственницам княгини, по 12 каждой; 18 боярыням, каждой по 6; двадцати двум послан, каждому по 12: сорока четырем гостям, каждому по 6; двум переводчикам по 6. Святославовой дружины и дворовых служителей в это время не было.
   В обоих случаях свита Русской княгини состояла слишком изо ста человек. В первом приеме при ней находилось 24 женщины и 82 мужчины. На отпуске 34 женщины и 70 мужчин. Любопытно количество послов и гостей. На отпуске их было: послов 22, гостей 44, следовательно каждого посла сопровождали два гостя. В Игоревом посодьстве гостей при послах было по одному. Несомненно, что и послы и гости приходили в Царьград, каждый посол с гостем от своего города или от своего князя, который сидел в том городе, см. выше стр. 150.
  
   Русская княгиня с своею многочисленною свитою княгинь, боярынь, бояр, послов и гостей, два раза была принята торжественно с выполнением всяких обрядов Византийского двора и с показанием всей Цареградской красоты, всего богатства и всякого блеска. Нельзя сомневаться, что проживши четыре месяца, если не в стенах, то у стен Царьграда, в его гавани, как после жаловалась Ольга, что долго стояла там, или же проживши в обычном пристанище Руссов у св. Мамонта, Русские люди, кроме двух церемониальных приемов, конечно, нередко бывали для простого любопытства и в царских палатах и в разных местах великого города, в его многочисленных храмах, на знаменитом ипподроме, в роскошных банях, на торжищах и т. д., не говоря уже именно о торжищах, для которых собственно они и переплывали Черное море. Греки еще Олеговым послам радушно, и не без намерения показывали все достойное удивления варваров и язычников, конечно, с тою целью. дабы обратить их к христианству. В настоящем случае Ольга пришла в Царьград искать именно христианской мудрости и принять св. веру в самом её средоточии. Естественно, что теперь Греки еще е большим радушием открывали Русским все двери, где возможно было научить их вере или обнаружить великое могущество царства и со стороны всякого богатства, и со стороны всяких порядков их просвещенной и мудрой жизни. Мы не сомневаемся также, что многие из женщин, сопровождавших княгиню, крестились вместе с нею. Намеком на это обстоятельство служит присутствие этих женщин за царским семейным угощением Русской княгини разными сластями после первого приемного стола, где вместе с княгинею эти женщины получили обычные подарки. Общее впечатление всего виденного и узнанного должно было сильно возбудить простые чувства и умы наших путешественниц. Великий Царьград должен был оставить в их воображении столько новых представлений, а в уме столько новых понятий, что это приобретенное богатство не могло остаться без пользы и без влиянин и в родном Киеве.
   Русские прабабы возвратились на родимый Днепр, конечно, обогатившись всякими обновами: дорогими паволоками и другими редкими тканями для своих нарядов, дорогими вещицами убора из золота и серебра, вроде серег, колец, перстней, обручей (браслет), ожерелий и т. п., не исключая отсюда ни грецкого мыла, ни грецкой губки для умыванья, даже ни румян, ни белил для украшенья лица, - все это были обыкновенные предметы женского быта, известные и в то время богатым и знатным людям с давних веков; - но главное богатство, какое вывезли наши прабабы из славного Цареграда, заключалось именно в их впечатлениях, которых простому человеку, видевшему Царьград, невозможно было никогда изгладить, особенно посреди сельской и деревенской простоты языческого Киева.
   Прабабы видели Христову веру и христианскую жизнь, в такой чудной, недомысленной обстановке и посреди такого чудного узорочья и блеска, что возвратившись домой, разве могли они расказывать об этом иначе, как только словами неизъяснимого изумления и удивления. "Повели нас Греки, где служат Богу своему, - могли они говорить, как говорили после Владимировы послы, - и не ведаем, на небесах мы были, или на земле. Нет на земле такого чуда, такой красоты!.. Не умеем и рассказать! Только одно знаем, что сам Бог там пребывает... Не можем забыть той красоты!"
   А красота самого города и особенно царского дворца, разве и она не действовала на языческие и притом женские понятия, вообще более пристрастные ко всякой красоте, разве и она не производила смягчающего влияния вообще на суровые и загрубелые понятия язычника?
   Как бы ни было, но с возвращением из Цареграда Русских женщин по городу Киеву не скоро должны были умолкнуть беседы о чудесах христианского царства, о святынях христианского поклонения. Распространяясь из уст женщины, у домашнего очага, в той среде, где женщина и была главным деятелем и домодержцем по преимуществу, эти беседы, особенно для детей и вообще для молодого поколения несомненно имели воспитательное значение. Об этом говорит и летописец. По его словам, Ольга, придя в Киев и живя с сыном Святославом, стала учить и часто говорить ему, чтобы крестился. Он и в уши не принимал этого ученья, но не возбранял тем, кто хотел крещенья и только ругался тому - позорил и смеялся. "Как это я приму новую веру один, отвечал он матери, а дружина ведь этому смеяться будет!" Иногда увещания матери вызывали только гнев со стороны сына. В этих разговорах вполне и выразились отношения домашного очага к обществу. В лице русских передовых женщин Русский домашний быт осветился новым светом. Хотя бы на первых порах таких женщин и не было много, но во главе их стояла сама княгиня, мудрейшая от человек, успевшая прославить свою мудрость по всей Русской земле и за нею следовал, конечно, ею же избранный и по мыслям ей родственный, кружок женской доброты ума и нрава, - всего этого было очень достаточно для того, чтобы осветить новым светом все наиболее способные к водворению христианства домашние углы древнего Киева, и все это необходимо должно было воспитать поколение новых людей, для которых предстоял уже один шаг - отворить двери своей храмины и высказать решительно и всенародно, на улицах, на торгах и площадях, что есть на свете вера и есть жизнь выше и лучше языческого древнего закона. Современное Ольге возрастное общество, отцы, эта дружина, о которой говорил Святослав, еще не были способны для такого решительного подвига. В их среде язычество еще могло постоять за себя с особою силою, как и случилось; но дети послужили уже готовою почвою для христианских идей и ожидали только, как всегда бывает, одного святого вождя на святое дело.
  

Глава V. РАСЦВЕТ РУССКОГО МОГУЩЕСТВА.

Святослав - воспитанник дружины. Его обычаи. Его победоносный поход в низовое Поволжье на Камских Болгар, Буртасов и Хозар, и к устьям Дона и Кубани да Ясов и Касогов. Греческое золото и походы на Дунайских Болгар. Война с Греками. Великие битвы. Недостаток дружины. Мир и свидание Святослава с греческим царем. Погибель Святослава. Значение его Дунайских походов. Владычество дружины при детях Святослава. Торжество Владимира и его первые дела. Торжество язычества.

  
   Святослав как и отец его Игорь, еще в малых летах начинает княжить, т. е. делает княжеское дело. Хоть на руках Олега приехал доискиваться своих прав на Киев, но не был поставлен на прямое дело, а спрятанный тайком в лодку, достиг цели посредством коварного убийства. Первым делом его жизни был кровавый путь насилия. На том же пути и в конце поприща он бесчестно сложил свою голову. Маленький Святослав на руках дядьки Асмуда, посаженный на коня, храбро выехал на Древлян мстить смерть отца, и первый бросил в них копье. Первое дело его жизни было открытое, прямое, отважное и, по языческому обычаю, даже дело святой правды.
   Действуют ли такие обстоятельства на умы и понятия малых детей? Мы думаем, что действуют, как и всегда действовали, если не в самое малолетство, то после, посредством рассказов от мамок и дядек о тех случаях и событиях, какие сопровождали младенчество героя. Подобные события детской жизни решают судьбу людей.
   Вся жизнь Святослава была отважным военным походом, в котором прямая открытая битва ставилась выше всего. Такую битву он почитал святым иди светлым делом. Вероятно у наших язычников все честное, благородное, прямое выражалось в одном слове святой, или светыё. отчего герой таких нравственных качеств и получил имя Святослава. Он и покончил свои боевые дни с тою же прямотою, отвагою и честью. И первые, и последние жизненные подвиги отца и сына рисуют их характеры одинаково, хотя и очень различными чертами. Один погиб, искавши насилия людям, другой погиб, искавши отваги и мужества, и высокой чести вождя не покидать на произвол судьбы дружину.
   Святослав остался после отца по четвертому году, и был уже передан с рук матери из женских теремов на руки дядьки, а собственно на руки дружины. Тогда водилось, что в это время ребенку делались с большим торжеством постриги, торжественное стрижение первых волос, которое, вероятно, как обычай, шло из отдаленной древности и могло заключаться в том, что голову кругом стригли под гребенку, оставляя заветный запорожский чуб напереди, на лбу, с которым ходил и Святослав. Тут же ребенка сажали впервые на коня и справляли веселым пиром общую радость всей дружины. У Всеволода Суздальского в 1196 г. постриги его сына Владимира справлялись пирами больше месяца. Дружина и заезжие гости, которые созывались на торжество, получали при этом богатые подарки золотыми и серебряными сосудами, дорогими мехами, паволоками, одеждами и особенно конями. Это было торжество по преимуществу дружинное; это было дружинное посвящение ребенка в князья, в ратники. Вот почему маленький Святослав выехал на Древлян на коне: он был уже в постригах, в посвящении. Само собою разумеется, что при жизни отца он еще не скоро бы выбрался из под опеки матери: но теперь он стал князем вполне. Он один был князь во всей Русской земле и потому должен был тотчас перейти на руки дружины, которая теперь стала для него родным отцом, воспитателем и кормильцем. Хотя летопись и отмечает, что Ольга сама кормила сына до мужества его и до возраста его, но это свидетельство принадлежать к общим местам летописного рассуждения, которое раскрываете здесь лишь обычные отношения матери к сыну. Напротив того, Константин Багрянородный, описывая около 950 г. торговые походы Руссов, говорит, что Святослав жил в Новгороде, что Новгород был его столицею. Ольга на другой же год посде Древлянского погрома ходила в Новгород и в действительности могла оставить там сына на княжении, тем более, что Новгородцы очень не любили жить без князя и самому Святославу потом говорили, когда взяли к себе маленького же Владимира, что если не даст им князя, то они найдут себе и другого. Таким образом, свидетельство Греческого императора, что маленький Святослав жил в Новгороде, может почитаться несомненным. Во всяком случае верно одно, что Святослав был истинный воспитанник дружины, был прямой ее сын. Поэтому он не поддался на сторону матери, когда она его учила принять христианский закон. Он прямо отвечал, что дружина будет смеяться и тем обнаружил, что дружина была для него дороже, роднее самой матери. Живя только на руках матери, не так бы он мыслил, не так бы и говорил. Его личность в полной мере изображаете нам ту первозданную силу Русской Земли, которая отважно наметила далекие границы будущего государства, честно усеявши их своими костями, честно поливши их своею кровью. Русская кровь, разнесенная по странам, стала потом Русскою Землею.
   Воспитанник дружины, Святослав, в свой черед сам же первый из князей был ее создателем. При Олеге, при Игоре войско собиралось от всех союзных и покоренных племен и заключало в себе отдельные дружины Варягов, Славян, Чуди, Веси, Радимичей, Северян, Полян и пр. Святослав собрал около себя единую Русскую, т. е. Киевскую дружину, которая, без сомнения, составилась от всех племен, но в которой собранные богатыри уже забывали свою племенную родину и становились сынами всей Русской земли, а главное друзьями своего князя. Очень вероятно, что эта дружина набиралась еще в отроческие лета Святослава, подобно тому, как другой Святослав, Великий Петр, составил себе из своих же малолетних потешных сверстников целые полки. Мы видели, что в Царьграде с Ольгою находилась также и Святославова дружина, которая даже обедала за царским столом и получила по пяти червонцев на человека в подарок; очень вероятно, что это были детские сверстники Святослава, т. е. дети тех бояр, которые тута же находились в свите Ольги. Стало быть, как Петр, так и Святослав росли вместе с дружиною; с ними за одно, на одном хлебе, вырастала и их дружина, совсем новое, особенное колено людей, совершившее небывалые подвиги. Подобно тому, как Петр, так и Святослав жил с дружиною душа в душу, ничем не хотел себя отличать от дружины, за одно с нею переносил все труды и походные нужды. В походе он не возил за собою повозок с разным добром, чтобы утешаться на роздыхе сладкою пищею, хорошим питьем или мягкою постелью. От не брал с собою даже и котла и не варил мяса, а потонку изрезавши конину, зверину или говядину, жарил прямо на углях, быть может, на копье или на мече, и так и ел. Он не возил с собою и шатра, чтобы укрыться на время отдыха, но расстилал на земле подседельный войлок, в головы клал седло и отлично спал под открытым небом 115. Так жила и вся его дружина. Вот почему, ведя многие войны, он с той дружиной стремительно и легко, как барс, прядал из страны в другую страну, а потому без боязни посылал врагам наперед сказать: "Хочу на вас идти".
   Возросши и возмужавши, и собравши много храбрых, Святослав первый свой поход направил на Волгу. Там оставались еще старые счеты его отца, при котором на Волге у Хозар, у Буртасов и Болгар погибла Русская рать, возвращаясь из Каспийского похода в 914 г. Русь, по языческому закону, не могла оставлять старых обид без отмщенья и помнила их по крайней мере до колена внуков, а теперь собрались именно дети и внуки мстить смерть дедов и отцов. Кроме того обиды, как видно, еще продолжались и на Волге; вероятно испытывалась теснота для Русских торгов, особенно для Новгорода. Святослав вышел, стало быть, с намерением очистить как следует Волжский путь и с этою целью. быть может, собирал так много храбрых. Из Киева он плыл в лодках по Десне и по Оке. По Десне жили свои люди, Северяне, а на Оке сидело племя Вятичей, еще независимое от Киева. "Кому дань даете?" вопросил их Святослав. "Козарам дань платим, даем по щлягу от рала", отвечали Вятичи. Должно полагать, что Святослав очень хорошо знал об этом и прежде, но летописец, верный своей мысли, начинать всякую историю с пустого места, только объяснил этим переговором независимость Вятичей от Киева. Святослав промолчал и поплыл дальше. Ясно, что в это время его цели не простирались еще на Вятичей. Если он думал о Волжских Болгарах и Хозарах, то с Вятичами в это время воевать не следовало, ибо они, хотя бы и побежденные, все таки остались бы в тылу Русской рати, шедшей, по-видимому, прежде всего на Камских Болгар, где Бог весть что могло случиться. На возвратном пути, при бедственном окончании похода, Вятичи могли быть очень страшными. Русская летопись тоже ничего ни сказала о Волжских делах Святослава, а прямо говорит о войне с Хозарами. Но если поход шел по Волге, то чтобы добраться до Хозар, т. е. до самого моря, надо было сначала переведаться с Болгарами и Буртасами. Арабский писатель Ибн-Хаукаль и говорить, что теперь (976 г.) не осталось и следа ни от Булгара, ни от Буртаса, ни от Хозара. Руссы, говорить он, истребили их всех, отняли у них все их области и присвоили себе 116. Те, которые спаслись от их рук, все разбежались по ближним местам, все еще желая остаться на своей родине и надеясь условиться с Руссами о мире и покориться им. "Руссы разрушили все, овладели всем, что было по реке Волге Булгарского, Буртаского, Хозарскаго", прибавляет Хаукаль и указывает год этого подвига 969-й. - По Русской летописи Святослав пошел на Волгу в 964 г., на Хозар, в 965 г. и можно полагать, что он очищал тамошний путь в течение четырех или пяти лет. Вместе с тем он разрушил Хозарский город Саркел на Дону и добрался даже до Ясов и Касогов, которых тоже победил и таким образом занес Русскую границу на самую Кубань, т. е. до Киммерийского Воспора, где потом является наше Русское Тмутораканское княжество.
   Однако Вятичи не устрашились такого погрома и несмотря на то, что их властители Хозары были рассеяны Святославом, они все таки не поддавались и Святослав принужден был идти на них особым походом, победил их и возложил дань.
   Само собою разумеется, что от этих славных походов была привезена в Киев славная добыча. И княжеская казна, и хоромы дружинников наполнились всяким азиатским добром, добытым в Булгарских и Хозарских городах, а Буртасы вероятно поплатились дорогими мехами

Другие авторы
  • Рылеев Кондратий Федорович
  • Ренненкампф Николай Карлович
  • Сатин Николай Михайлович
  • Шпиндлер Карл
  • Иванчина-Писарева Софья Абрамовна
  • Домбровский Франц Викентьевич
  • Тарусин Иван Ефимович
  • Чапыгин Алексей Павлович
  • Толстой Иван Иванович
  • Василевский Илья Маркович
  • Другие произведения
  • Гримм Вильгельм Карл, Якоб - Настоящая невеста
  • Богданович Ангел Иванович - Сочинения Н. А. Добролюбова.- Н. В. Шелгунов в "Очерках русской жизни".- "Современные течения" в характеристике г. Южакова
  • Духоборы - Кузьма Тарасов. Канадские духоборы как миротворцы
  • Фонвизин Денис Иванович - Письма Д.И. Фонвизина князю А. Б. Куракину
  • Бичурин Иакинф - Китайские военные силы
  • Сологуб Федор - Избранные переводы из французской поэзии
  • Бальзак Оноре - Дочь Евы
  • Кржижановский Сигизмунд Доминикович - Квадратурин
  • Потапенко Игнатий Николаевич - Шпион
  • Тэн Ипполит Адольф - Происхождение современной Франции
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 434 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа