Замятин Евгений Иванович - Из переписки с родными

  

  

  

   "Наше наследие", 1989, No 1

   OCR Бычков М. Н.

  

   Евгений Иванович Замятин родился 20 января (1 февраля) 1884 года в городе Лебедяни Тамбовской губернии (теперь Липецкая область), в семье священника. В 1893-1896 годах учился в Лебедянской прогимназии. Затем - в воронежской гимназии, которую окончил с золотой медалью в 1902 году и поступил в Петербургский политехнический институт на кораблестроительный факультет. Во время студенческой практики он много путешествовал, и не только по России. Летом 1905 года плавал в Александрию.

   С 1903 года Евгений Замятин активно участвовал в политических демонстрациях в Петербурге. Стал членом РСДРП. Революцию 1905-1906 годов Е. Замятин встретил восторженно. В письме (1906 г.) Людмиле Николаевне Усовой (впоследствии - жена писателя) Замятин признавался: "Революция так хорошо встряхнула меня. Чувствовалось, что есть что-то сильное, огромное, гордое - как смерч, поднимающий голову к небу, - ради чего стоит жить. Да ведь это почти счастье!"

   В 1905 году после одной из сходок Е. Замятин был арестован. После освобождения, весной 1906 года, уехал в Лебедянь, но пробыл там недолго и уже летом нелегально вернулся в Петербург, а затем перебрался в Гельсингфорс. Потом - снова Петербург, нелегальное положение, учеба в Политехническом, который окончил в 1908 году. Получив специальность морского инженера, Е. И. Замятин был оставлен при кафедре корабельной архитектуры для научной работы. С 1911 года он преподавал в институте курс корабельной архитектуры.

   Литературный дебют Е. И. Замятина - рассказ "Один" (напечатан в журнале "Образование" осенью 1908 года). Затем в журнале "Теплоход" и "Русское судоходство" Е. Замятин публикует несколько специальных статей. В 1911 году в Лахте, под Петербургом, Замятин пишет повесть "Уездное", которая увидела свет в пятом номере журнала "Заветы" за 1913 год. Эта повесть вызвала многочисленные похвальные отзывы в периодике тех лет. В 1914 году в третьем номере "Заветов" печатается еще одна повесть - "На куличках", сатирическая злободневность которой оказалась настолько острой, что цензура конфисковала отпечатанный номер журнала, предав автора суду. Решением Петербургского окружного суда Замятин был выслан на Север, в Кемь.

   В 1914-1915 годы в "Ежемесячном журнале", "Русской мысли", "Современнике" Е. Замятин публикует несколько рассказов и рецензий.

   В марте 1916 года Е. Замятин уехал в Англию для работы на судоверфях в Глазго, Нью-Кастле и Сандерлэнде. Под его руководством построен один из самых крупных русских ледоколов "Александр Невский". В Англии Е. Замятин написал "Островитян" - тонкую сатиру на английский быт.

   После Февральской революции, в сентябре 1917 года, Замятин вернулся в Россию и сразу включился в литературную жизнь Петрограда. Он входит в коллегию экспертов "Всемирной литературы", становится одним из руководителей издательства "Алконост" и "Эпоха", издает с группой писателей "Дом искусств", журналы "Русский современник", "Современный запад". В 1920 году Замятин пишет рассказ "Пещера" (напечатанный в пятом номере "Записок мечтателей" за 1922 год) и роман "Мы", гротескно изображающие эпоху военного коммунизма. В 20-е годы Замятин создает немало рассказов и пьес, публикует литературно-теоретические статьи, в которых утверждает принципы неореализма.

   В 1925 году МХАТ-2 ставит пьесу Е. Замятина "Блоха", а в 1926 году "Блоху" ставит Большой драматический театр в Ленинграде. "Блоха" выдержала 500 представлений.

   В 1927 году издательство "Круг" выпустило книгу Е.Замятина "Нечестивые рассказы", в которой были собраны новейшие его работы. Через два года издательство "Федерация" выпустило Собрание сочинений писателя в четырех томах, куда вошло около 50 его произведений.

   В 1929 году "Воля России", эмигрантский журнал в Праге, без согласия Е. Замятина печатает роман "Мы" (в обратном переводе с английского). Последовали резкие обвинения в адрес писателя от "литературной общественности". Сложившаяся обстановка вынудила Евгения Замятина просить о временном выезде за границу. С помощью А. М. Горького Е. Замятин получил разрешение на выезд и в ноябре 1931 года уехал из России. С февраля 1932 года и до конца своих дней Е. Замятин жил в Париже на положении советского гражданина. Там он вел себя совершенно независимо, в эмигрантской прессе не печатался, писал статьи, делал сценарии для кино, охотно встречался с советскими деятелями культуры, приезжавшими во Францию, внимательно следил за происходившим в России. В 1935 году Е. Замятин вместе с советскими делегатами участвовал в антифашистском Конгрессе в защиту культуры. В последние годы жизни Евгений Иванович работал над романом "Бич Божий", посвященным падению Римской империи. Роман остался незавершенным.

   Умер Е. И. Замятин 10 марта 1937 года. Похоронен на кладбище Тие в предместье Парижа.

   В Париже одним из первых на смерть Е. И. Замятина откликнулся А. М. Ремизов, с которым Евгений Замятин многие годы поддерживал добрые отношения. Ниже мы публикуем этот отклик Алексея Ремизова, посвященный памяти Евгения Замятина.

   Письма, предлагаемые вашему вниманию, были переданы автору данной публикации племянниками Е. И. Замятина Е. В., С. В. и Л. В. Волковыми в 1967 году. На сегодняшний день, кроме писем жене, это единственное, что сохранилось из переписки Е. Замятина с родными.

  

  

  

  

   Милая моя гимназистка!* Сейчас неотложных дел никаких нет, и вот я собрался написать тебе письмо. Хорошо, когда наступит праздничек! Вот сегодня после уроков я на полчаса пошел погулять, хотя холодище страшный сегодня, потом все время до обеда читал Данилевского "Воля". Ну что за прелесть! Читал и за обедом тоже (Михаил Иванович болен, так что без него пока житье; должность инспектора исправляет Гавриил Алекс. Ново<чандов>. Вот симпатичный человек. Просто прелесть! И учитель такой, какого мне еще не приходилось встречать (он у нас преподает в нынешнем году по русск<ому> яз<ыку> и логике). Зато у нас его и любят. Продолжаю теперь прерванный рассказ о том, как я проводил нынешний день. После обеда тоже все время читал Данилевского; сейчас только кончил. Должно быть, все время до чаю буду писать тебе письмо, т. е. до 7 час<ов>. После чаю пойду сегодня в театр; идет пьеса Потехина "Нищие духом"; идет в театр из 8-го класса 18 человек. Если останется свободное время, пойду играну на рояли; что-то хочется сегодня поиграть. Вообще играю я на рояли очень редко: иногда только в праздник сыграешь, а иногда случается и недели три не играть. Последний раз играл в воскресенье. В этот день многие ходили в театр, но мне что-то не хотелось, да, вдобавок, нужно было и уроками заняться. Но... мне захотелось поиграть, я поиграл сначала полчаса до молитвы, до 9 ч<асов>, потом хотел поиграть с 1/4 ч<аса> после молитвы, а вместо того проиграл час с четвертью. Впрочем, сегодня не придется играть: внизу в гимнаст<ическом> зале, где стоит рояль, идет репетиция к спектаклю, который будет 25 ноября.

   Расскажу тебе кое-что о своих учебных делах: они идут помаленьку. В нынешней четверти 2-й<раз> спросили меня уже по многим: получил по 5: по Зак<ону> Б<ожию>, по греч<ескому> яз<ыку>, по лат<инскому> яз<ыку>, по русск<ому> яз<ыку>, по франц<узскому>; было одно классное сочинение по-русски - 5; остается мне еще быть спрошенным по математике, что, вероятно, и произойдет в этот четверг, по истории, по космографии, по физике, да по-немецки ответить в конце четверти. В этой четверти придется еще писать домашнее сочинение о лирических отступлениях в "Мертвых душах" Гоголя. Ну, как-нибудь напишем! Относительно твоего сочинения я еще подумаю и, что придумаю, напишу.

   Остается мне еще написать тебе обещанное - о любви. Конечно, о любви или, как в данном случае, об одном виде ее можно было бы написать целый трактат, но места, к сожалению, мало. Прежде всего, нельзя не сознаться, что любовь, о которой мы говорим, существует. К сожалению, конец придется отложить до завтра, а то уже 7 час<ов>.

  

   * Письмо, адресованное сестре Е. И. Замятина Александре Ивановне Замятиной (1885-1965), написано в ту пору, когда семнадцатилетний Е. Замятин оканчивал воронежскую гимназию, а сестра училась в Лебедяни. Позже она вышла замуж за учителя словесности В. В. Волкова и имела троих детей (Евгения, Сергея и Людмилу). В 30-е годы, как сестра Е. Замятина, она многое перенесла - гонения, выселение из дома. Умерла в Тамбове в возрасте 80 лет.

  

  

   Итак, любовь несомненно существует: о ней говорят в своих сочинениях знаменитейшие писатели - не о несуществующем же говорят они; всем известно, что любовь многих делает несчастными в жизни - если бы любви не существовало, такие люди были бы несчастны вследствие, так сказать, галлюцинаций, своей мании, т. е., другими словами, пришлось бы массу людей считать сумасшедшими. Далее, есть люди, не признающие любви, как душевного чувствования, но я уверен, как не материалист, что существует духовная любовь. По моему мнению, любовь можно подразделить на два вида: коллективную и индивидуальную. Под коллективною - разумею я чувство безразлично к той или другой симпатичной личности, под индивидуальной - чувство исключительно к одной личности, определенной. Первое - это скорее увлечение; второе, собственно, и есть истинное чувство; особенно резкая черта пройдет между обоими видами, если допустить, что второй вид - постоянен, но этому я пока еще не верю. Происхождение того чувства, которое я называю коллективной любовью, по-моему, такое: в сердце большинства людей есть стремление к любви именно индивидуальной, но прежде чем найти этот индивидуум, чувство может временно останавливаться на различных, привлекающих его внимание, личностях. Так как это инстинктивное, бессознательное, стремление сердца начинается лишь только мышление приобретет в нем известную сил; (я говорю "силу", но разумею под этим только развитие способности мыслить, о правильности мыслительной деятельности я ничего не говорю), следовательно, в раннем юношеском возрасте, то в этом возрасте вполне возможно и естественно то чувство, которое я называю коллективной любовью. <На этом письмо обрывается.>

  

  

   Вот и несчастье налетело*...

   Нежданно-негаданно. Как вихрь в ясный летний день. Безоблачное небо, солнце - и вдруг все нахмурилось, потемнело, загудел ветер, налетел ураган, разбросал, разломал - и улетел куда-то, забыв о том, что наделал.

   Так и теперь - со мной.

   Ну, да умели в счастьи жить - надо суметь и с несчастьем сдружиться.

   Не все на свете будет ночь, авось и солнышко проглянет. Пройдет и несчастье - заживем по-старому. Еще больше будем ценить жизнь и все ее блага - как выздоровевший от тяжелой болезни.

   Твоя вера поможет тебе, дорогой мой отец, перенести горе. Меня оно, быть может, научит лучше верить...

   Я думаю, сейчас у тебя никаких чувств по отношению ко мне не может быть, кроме самого искреннего сочувствия, желания помочь.<Гнев> на человека, к<отор>ый своим несчастьем служит невольной причиной горя другого, - <гневу> в такие моменты, мне кажется, не может быть <места>.

   Как мне хотелось провести праздник в доме! Как много было у меня, чем поделиться: много, я знаю, нашлось бы и у вас. Ну, да, оказывается, не судьба!

   Я еще не сказал, кажется, до сих пор, что с 11 декабря уже я сижу в Предварилке (официальное название, высокоторжественное - "СПБ-ий Дом Предварительного Заключения").

   Не думайте, впрочем, чтобы здесь заключенные ходили в арестантских халатах, спали на нарах, ели хлеб с водой и т.д. - обыкновенно такие представления связываются с понятием о тюрьмах.

   Я занимаю одиночную камеру. Семь шагов вдоль, три поперек, а ежели квадратными шагами ходить - так и целых 21 наберется. Одно окно (увы! с решеткой!), 20x30 вершк<ов>, железный стол, железный стул, кровать, паровое отопление, электрическая лампочка, умывальник - кран с раковиной в стене. Обстановка кругом дешевая и прочная - камень и железо. За свои деньги можно получать обеды (по 35 к.). Обеды из двух блюд, очень хорошие - лучше даже, пожалуй, институтских. Подушку, одеяло, белье - доставили мне дня через три с моей квартиры одни знакомые (свет не без добрых людей!).

   При Доме Предв<арительного> Закл<ючения> отличная библиотека, чем я, конечно, пользуюсь. Первое время, пока я не свыкся с новым положением, пока мне нужно еще поразвлечься - пустил в ход беллетристику - Золя, Сенкевича etc. Дальше - думаю заниматься более серьезными вещами.

   Читать и есть - самое милое занятие. Этого у меня вдоволь. Покупать можно через контору все, что угодно (за исключением ножей, ножниц, порошку "Аррагац", вина и проч<их> членовредительных предм<етов>). Деньги у меня пока есть: в момент ареста со мной было руб<лей> около 70. При таких обстоятельствах еще жить можно.

   Пока чувствую себя сносно. Правильный режим, ежедневная (одиночная) прогулка по полчасу - все это по статистическим данным конторы действует даже хорошо на заключенных: все будто бы увелич<или> в весе. Положим, я думаю, правило это на всех распространить нельзя - контора, по всей вероятности, оптимистична. Нужно считаться с факторами не только физическими, но и психическими, а настроение не всегда и у всех бывает хорошее.

   Бывают и со мной случаи, что настроение опускается ниже нуля. Но, в общем, я умею с собой справляться недурно.

   Меня очень мучила все время та неизвестность, в которой находитесь все вы - ты, мама, Санька.

   Воображаю, как изахалась и извздыхалась бабушка. И воображаю, что было бы с Варей, ежели бы она на моем месте была! Потеха!

   Чтобы известить тебя и мать, что я по крайней мере жив и здоров, я отправил телеграмму 15/XII и вчера, 20/XII. Как телеграммы, так и письма, как мои, так и ко мне, к сожалению, всегда передаются с большим опозданием, так как они должны проходить через предварительную цензуру. Поэтому мое письмо, наверное, будет получено не раньше, как на третий, на четвертый день.

   Что-то будет в это время у вас?

   Ради Бога, скорей напишите мне об этом - меня это очень мучит.

   В телеграммах я просил между прочим маму приехать**. Маму - потому, что у тебя опять "страшная болезнь" - опять разболелась твоя нога, как я узнал из последнего письма, да, потом, ты человек занятой, а маме, пожалуй, придется пробыть здесь некоторое время. Наконец, матери скорее всего разрешат свидания etc. (свид<ания> 2 раза в неделю - по понед<ельникам> или вторн<икам> и по четвергам).

   Так как ты, пожалуй, будешь знать ее адрес в Петерб<урге>, если она сюда приедет, раньше меня, то напиши ей, чтобы она похлопотала об освобождении меня на поруки или под надзор. Пусть, между прочим, поговорит с Леонидом Димитр<иеви-чем>, с директором Политехникума - кн. Гагариным (оч<ень> милый господин). Гагарин живет в професс<орском> общежитии рядом с Политехн<ическим> Инст<итутом>. О моем местопребывании, если оно изменится, и т.п. мама может узнать у моих знакомых на Нюстадтской ул., д. 3, кв. 1. Усовы. Оч<ень> симпатичные, простые люди.

   А пока - до... не совсем скорого свидания!

   Целую всех вас, мои милые.

  

   <Приписка сверху, в начале письма.>

   Пусть Саничка почаще пишет мне о себе, о Вл. Васильевичей Я вообще люблю получать письма, а тут каждое письмо -прямо целое событие. Пусть пишут дня через 2, через 3, она, Варя.

   4 дек<абря> у меня был в гостях с женой <Васин> (конечно, не здесь).<Ужо> напишу ей как-ниб<удь> об этом***.

  

   * В 1905 году в связи с участием в революционном движении Е. Замятин находился под следствием в Доме предварительного заключения, где и писалось это письмо, адресованное отцу Е. И. Замятина Ивану Дмитриевичу Замятину. И. Д. Замятин был священником церкви Покрова Богородицы в Лебедяни. Участие Е. Замятина в демократическом движении в период революции 1905 года, его атеизм доставили немало горьких минут отцу. Упреки горожан и церковного начальства, с одной стороны, и твердое убеждение в неправоте сына, отвергшего предание и патриархальную жизнь - с другой, окрасили в холодные тона дальнейшее общение между отцом и сыном. Когда в 1913 году в журнале "Заветы" (No V) впервые увидела свет повесть Е. Замятина "Уездное", колорит которой, персонажи создавались под впечатлением детства, проведенного в Лебедяни, Е. Замятин послал номер журнала И. Д. Замятину с лаконичной надписью: "Отцу". Умер И. Д. Замятин в 1916 году в Лебедяни.

   ** Мать Е. Замятина М. А. Замятина приехала в Петербург, благодаря ее хлопотам Е. Замятин был освобожден из заключения, где находился под следствием восемь месяцев, и уехал с ней в Лебедянь.

   *** На письме стоит штамп в двух местах: "Просмотрено Товарищем Прокурора".

  

  

  

   Три недели я с тобой рассталась и не одним словом не перемолвилась до сих пор. Как поживаешь ты, как здоровье, каковы финансовые дела? 16 апреля совсем было собралась стукнуть тебе по телеграфу один вопрос, да остановилась на одни сутки. На другой день 17апр<еля> Саша получила твое письмо от 14 апр<еля>, которое и успокоило меня.

   Дело было вот в чем: в газете "Русск<ие> вед<омости>" от 13 апр<еля> прочитала я, что в ночь на 13 апр<еля> был обыск у некой девицы Янушевич по Выборг<ской> ст<ороне>, было найдено пропасть нелегальной литературы, девица арестована. Ну, это все стало делом обычным и особенно не остановило бы моего внимания, если бы еще не было добавления, что во время обыска к девице пришли трое молодых людей, которые и были задержаны. Двое отказались назвать фамилию, один назвался г. Замятиным**, но личность свою удостоверить не мог. Что с ним было потом - неизвестно, и кто был он? В конце концов я бы оч<ень> желала поскорее получить от тебя известие. И если не послал письма еще, то хотя бы известил, самой кратчайшей телеграммой.

   У нас дело обстоит так: у папы опять несколько раз была лихорадка, показанием на что было 37 и 4/10 температура и ночные поты. Но пока я не уверена, что это малярия, и уговариваю отца не печалиться и не отчаиваться, что это пройдет, так как у него сейчас ревматизм в ноге, руке и шее. Весьма возможно, что лихорадочные явления - спутники ревматизма. Быть может, с наступлением теплой ясной погоды облегчатся и ревм<атические> боли. Кстати о погоде. У нас со времени твоего отъезда б<ыло> не больше 10 дней хороших, теплых, а то все холодище и дожди, да ветры буйные. Живем мы с папой вдвоем, в тишине. Я отдыхаю, отсыпаюсь, но никак еще не могу войти в норму, после этих утомительных 15 месяцев. Режим у нас санаторийный: в половине первого - в 1 ч<ас> завтрак, в 3 1/2 часа чай, в 8 обед, к одиннадцати мы уже в постелях; встаем в 7 1/2 ч<аса>. Когда Ив<ан> Дмитр<иевич> в прогимназии***, то дело не изменяется, я посылаю на большую перемену ему завтрак, котор<ый> он и съедает в библиотеке. Так вот как мы живем. Ну, какой же у тебя режим? Сообщи. А вот я три дня хвораю, усердно лежу, сижу. Возвратилась ко мне моя старая хворь - чисто дамская болезнь. Досадно.

   Напиши, дорогой Женята, как твои литературные дела, т.е. где будут напечатаны новеллы твои, работаешь ли ты еще что.

   А мне как бы не пришлось ехать с матерью в Москву, лишай у ней распространился на спину, шею, голову и глаза. Леченье не помогает.

  

   * Письмо Е. Замятину от его матери Марии Александровны Замятиной (урожденной Платоновой). Дочь, а затем жена священника Мария Александровна вела благочестивую жизнь: посещение монастырей в самой Лебедяни и в селе Троекурове, путешествие к святым местам - в Задонск, Воронеж (к Митрофанию Воронежскому), Саровскую пустынь к преподобному Серафиму - все это было в обыкновении. С собою брала детей. Так, когда Замятину было 3 года, родители повезли его с собою к Тихону Задонскому, и это паломничество запало в душу писателя и рассказано им в одной из автобиографий. Странники, богомолки всегда ютились в доме, и их разговоры, речь, манеры вошли потом в сплав замятинской прозы.

   Мария Александровна была одаренным человеком, много читала, любила классическую музыку, прекрасно играла на рояле. Позже Е. Замятин напишет: я вырос под роялем. Музыке она обучила и своих детей - Евгения и Александру. Благодаря матери Е. Замятин на всю жизнь полюбил музыку, великолепно играл на фортепьяно.

   В 1918 году мать Замятина местными властями была выселена из собственного дома. Евгений Иванович жил тогда в Петрограде. Чтобы помочь матери, он обратился к Горькому, который лично написал ходатайство в Лебедянский исполком, и дело уладилось - Мария Александровна опять поселилась в доме. Этот дом сохранился и доныне. Умерла М. А. Замятина в декабре 1925 года.

   ** Этот эпизод не имел отношения к Е. Замятину.

   *** Иван Дмитриевич вел уроки Закона Божия в местной прогимназии, где учился и Е. Замятин.

  

   вчера получена открытка от Саши, пишет, что у тебя все такие же боли, такая же слабость. И вот я сидел и думал: неужто зря все человеческие страдания? Невероятно, чтобы мир был так бессмыслен. Невероятно, чтобы все эти человеческие силы, которые уходят в страдания, - уходили попусту. Не может быть такой глупой расточительности в космическом хозяйстве. А если все это не зря, то...

   А впрочем - хорошо мне утешаться всей этой философией: тебе от нее не менее больно. Обидно вот что: что ничего не придумаешь, чтобы избавить тебя от этого. Обидно, потому что ты для меня - не так, какая-то там Варвара Александровна, а близкий мне человек. И даже совсем не потому, что ты сестра моей матери (есть, скажем, брат моей матери, а мне он - никто), а потому, что я всегда знал, что ты понимаешь, о чем я говорю, и я понимаю, о чем ты говоришь.

   Ну, ладно - расфилософствовался! Это потому, что сижу сегодня дома и никого чужих нет. Это теперь бывает редко: все ходит разный народ - по случаю моего путешествия, или я хожу - по тому же случаю. Сегодня на улице совсем темно, дождь, осенне, не хочется выходить из дому, и думать в такую погоду о путешествии, о бездомности брр! не очень приятно. Кругом все завидуют, будто я двести тысяч выиграл, а я это пока не чувствую. Или это от того, что отвыкли мы от таких необычных путешествий, засиделись - или уж просто остарел?

   Всяких предотъездных дел еще много - похоже, что если выберусь в конце октября, так и то хорошо.

   Чувствую себя очень прилично - лучше, чем в Лебедяни. Первое время никак не мог научиться просыпаться позже 7-7 1/2 (лебедянская привычка), потом наладился. Внутренние дела - тоже пока в порядке. Скоро напишу еще.

   Целую. Твой Е.**

  

   * Варвара Александровна Платонова, младшая сестра матери Е. Замятина. Письмо к ней написано в начале октября 1931 года, когда Е. Замятин уже получил разрешение на выезд из России. С теткой его связывала долголетняя задушевная дружба. В. А. Платонова скончалась в декабре 1931 года.

   ** Место датировки письма не сохранилось. Предположительно - начало октября 1931 г.