Христосъ воскресе, милый другъ! Я хотѣлъ писать тебѣ въ самый первый день праздника;
въ этотъ день я мысленно былъ y тебя въ гостяхъ, да отчасти и лично: въ Баденѣ есть мѣсто, которое составляетъ частицу твоего семейнаго дома {Могила княжны Надежды Петровны Вяземской.}; туда я ходилъ съ женой и дѣтьми; на крестъ повѣсили вѣнокъ изъ весеннихъ цвѣтовъ; на камнѣ, очищенномъ отъ моху, скопившагося въ нынѣшн³й годъ, выразилось чисто имя, дающее ему смыслъ: онъ какъ будто ожилъ. Въ этомъ проявлен³и имени проявилось видимо Воскресен³е: имя, знакъ существа, переживаетъ земную жизнь, оно не умираетъ на землѣ - такъ-же, какъ душа внѣ земли не умираетъ. Посылаю тебѣ съ этого гроба въ отвѣтъ: "воистину воскресе!" - отвѣтъ, который ухо не слыхало, но который, конечно, былъ мнѣ сказанъ. Я
получилъ отъ Булгакова {Московскаго почтдиректора, Александра Яковлевича Булгакова, общаго пр³ятеля Жуковскому и князю П. А. Вяземскому.} письмо, которое потревожило мнѣ душу возможностью бѣды, къ счаст³ю уже насъ миновавшей. Онъ писалъ мнѣ о болѣзни твоего Павла и о болѣзни Екатерины Андреевны {Карамзиной.}, но закончилъ свое извѣщен³е добрымъ словомъ, что все прошло благополучно. Твое испытанное сердце было, конечно, испугано. Сохрани ихъ Богъ! Хотя я и далеко отъ васъ, и много лѣтъ мы розно; но я все принадлежу къ семьѣ вашей, какъ близк³й родной. Скажи это отъ меня Екатеринѣ Андреевнѣ: я всѣмъ сердцемъ къ ней привязанъ. Моя любовь къ памяти Карамзина не утратила теплоты своей; мысль о немъ всегда меня глубоко трогаетъ. Авось, наконецъ доберусь нынѣшнимъ лѣтомъ до васъ и до отечества. Мой отъѣздъ назначенъ въ концѣ ³юля н. с. Изъ Бадена долженъ однако везти жену въ Остенду подъ удары приливныхъ волнъ океана. Это не радуетъ меня, но дѣлать нечего. Еслибъ я могъ надѣяться отъ тебя письма, то попросилъ-бы тебя увѣдомить, гдѣ всѣ вы, т. е. ты и Екатерина Андреевна съ семьей, будете въ началѣ августа? Ибо я не прежде, какъ въ августѣ могу быть въ Петербургѣ (оставивъ жену въ Дерптѣ). Изъ Петербурга въ Москву, изъ Москвы въ Дерптъ - вотъ мой маршрутъ.- Перечитываю письмо твое, и это второе чтен³е также меня живо трогаетъ, какъ и первое. Особенно то, что ты говоришь о Павлѣ...... Сохрани Богъ тебѣ и ему эту домашнюю жизнь, эту любовь къ занят³ямъ; дипломатическая служба, я думаю, менѣе нарушитъ ихъ, нежели жизнь Петербургская; особенно въ Гагѣ будетъ ему пр³ятно: тамъ нѣтъ такой возни, какъ въ другихъ мѣстахъ; съ Мальтицомъ, тамошнимъ министромъ, кажется, легко ужиться. Если дѣйствительно Павелъ попадетъ въ Гагу, то пускай онъ о томъ увѣдомитъ меня въ Остенду: чего добраго, можетъ быть, найдется возможность и повидаться съ нимъ........ Когда поговоримъ съ тобою о ²ерусалимѣ? Жаль, жаль, до крови жаль, что ты, который во время оно былъ такъ живъ на переписку, не сдѣлалъ себѣ закона, будучи въ Палестинѣ, писать ко мнѣ. Сколько-бы сохранилось въ этихъ письмахъ такого, что уже пропало въ воспоминан³и. Правда, часто прошедшее живѣе настоящаго; но оно не имѣетъ характера современности, которая и старымъ календарямъ даетъ прелесть романа. Ты не рѣшишься привесть въ порядокъ своихъ путевыхъ записокъ по той-же самой причинѣ, по которой до сихъ поръ еще не собралъ и не привелъ въ порядокъ своихъ стихотворен³й. Напрасно жалѣешь, что не я, a ты ѣздилъ въ Палестину: твои письма были-бы, конечно, гораздо привлекательнѣе и оригинальнѣе моихъ. Я-бы ничего такъ не желалъ, какъ видѣть собран³е твоихъ писемъ; y меня теперь хранятся всѣ твои письма къ Тургеневу, и я-бы уже давно сдѣлалъ изъ нихъ выборъ, но глаза неймутъ твоихъ каракулекъ........ Ты спрашиваешь, какая огромная работа y меня на рукахъ? Въ то время, когда я объ этомъ писалъ къ Плетневу, я хотѣлъ заняться многими работами вдругъ и думалъ, что всѣ онѣ могутъ быть кончены въ тѣ шесть мѣсяцевъ, которые надлежало мнѣ прожить на покоѣ въ Баденѣ. Не тутъ-то было. Нельзя командовать фрунтомъ работы, какъ фрунтомъ послушныхъ дисциплинѣ солдатъ. Я едва-ли успѣю окончить часть одной работы. Мнѣ хотѣлось сдѣлать вамъ сюпризъ и привести всю переведенную мной Ил³аду. Притомъ я думалъ имѣть время составить первоначальный учебный курсъ для моихъ дѣтей, къ которымъ я принялся въ учители, - курсъ по особенной, мной изобрѣтенной мнемоникологической методѣ; сверхъ того надѣялся мало-по-малу поправить сдѣланный мной для себя самаго переводъ Новаго Завѣта и еще кое-что, о чемъ не говорю, понеже некогда входить въ подробности.... {Собственноручная рукопись перевода Новаго Завѣта нынѣ уже найдена въ бумагахъ Жуковскаго.} Но изъ всѣхъ этихъ предпр³ят³й пошло въ ходъ одно только педагогическое, которое надо спѣшить кончить, пока глаза, уши, руки и ноги кое-какъ служатъ. Ил³ады переведено полторы пѣсни, и съ нею бы я сладилъ легче, нежели съ Одиссеею; ибо въ ней болѣе поэтическаго и высокаго, которымъ гораздо удобнѣе владѣть, чѣмъ простымъ и невдохновеннымъ, которое упрямо лѣзетъ въ прозаически-трив³альное. Я смиренно пожертвовалъ должностному, сухому труду трудомъ усладительнымъ; но этотъ сухой трудъ имѣетъ много привлекательнаго. Если Богъ дастъ жизни, то выйдетъ изъ него нѣчто оригинальное и общеполезное. На цензуру я не гнѣваюсь; она дѣйствуетъ, какъ велитъ ей натура ея, наша-же цензура имѣетъ двѣ натуры - собственную и прививочную.... {Здѣсь говорится о статьяхъ въ прозѣ, въ пропускѣ коихъ тогдашняя цензура находила нѣкоторыя затруднен³я. Впрочемъ, большая часть этихъ статей въ послѣдств³и была напечатана съ незначительными пропусками въ посмертномъ издан³и сочинен³й его. Въ течен³и временнаго управлен³я Министерствомъ Народнаго Просвѣщен³я, кн. Вяземск³й испросилъ y Государя Императора Всемилостивѣйшее соизволен³е на разсмотрѣн³е этого издан³я въ особомъ Комитетѣ. Можемъ порадовать Русскихъ читателей извѣст³емъ, что нынѣ уже приступлено къ
печатан³ю сочинен³й Жуковскаго - какъ прежнихъ, такъ и другихъ, еще доселѣ неизвѣстныхъ.} Но возиться съ цензурой не намѣренъ. Стоитъ-ли труда воевать за напечатан³е чего-нибудь! У насъ нѣтъ настоящаго чтен³я,- есть одна необходимость убивать какъ-ни-попало время читаемою книгою; тоже, что въ книгѣ, не производитъ ни въ комъ участ³я; кто печатаетъ свои мысли, тотъ ни съ кѣмъ ими не дѣлится. Напримѣръ, переводить 24 пѣсни Одиссеи было довольно отважное, прибавлю - безнадежное, предпр³ят³е. Первая половина Одиссеи напечатана прежде второй: что-же? Болѣе половины тѣхъ, кто купилъ первую половину, не полюбопытствовали прочитать второй. Не смотря на это, я все-таки, когда отдѣлаюсь отъ своей педагогической работы, переведу Ил³аду: тогда послѣ меня останется прочный монументъ моей жизни. Если, какъ пишетъ мнѣ Фарнъ-Гагенъ, говоря о моемъ переводѣ; "Sir, Deutschen, haben nichts to gelungenes" {T. e. y насъ Нѣмцевъ нѣтъ ничего, столь удавшагося.}, то изъ этого слѣдуетъ, что мой переводъ есть ближайш³й къ подлиннику, ибо до сихъ поръ такимъ слылъ Фоссовъ: дать отечеству чистаго Гомера есть великое утѣшен³е. Хотя заживо я не буду имѣть никакой славы, но Гомеръ, и съ нимъ мой голосъ, отзовутся въ потомствѣ отечества. A мнѣ за это, въ прибавокъ, - наслажден³е трудомъ, несказанно для души животворнымъ. Моя-же проза пускай лежитъ подъ спудомъ, пока для меня одного и весьма немногихъ, если не полѣнятся въ нее заглянутъ потомъ для моихъ дѣтей. - Прости, мой милый; обними за меня княгиню, Павла, его жену..... Что дѣлаетъ Тютчевъ? Попробуй отвѣчать мнѣ. До конца ³юня я пробуду въ Баденѣ.
У насъ были дни прекрасные; теперь дождь ливмя и холодъ. Какъ y васъ?