Блок Александр Александрович - Из записных книжек и дневников - Книги

iv align="justify">

Александр Блок. Из записных книжек и дневников

------------------

Оригинал находится на сайте:

Серебряного века силуэт...

------------------

ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК И ДНЕВНИКОВ

(фрагменты)

1901

26 сентября

В знаменье видел я вещий сон. Что-то порвалось во времени, и ясно

явилась мне Она, иначе ко мне обращенная, - и раскрылось тайное. Я видел,

как семья отходила, а я, проходя, внезапно остановился в дверях перед ней.

Она была одна и встала навстречу и вдруг протянула руки и сказала странное

слово туманно о том, что я с любовью к ней. Я же, держа в руках стихи

Соловьева, подавал ей, и вдруг это уж не стихи, а мелкая немецкая книга - и

я ошибся. А она все протягивала руки, и занялось сердце. И в эту секунду,

на грани ясновиденья, я, конечно, проснулся

1902

* * *

Стихи - это молитвы. Сначала вдохновенный поэт-апостол слагает ее в

божественном экстазе. И все, чему он слагает ее, - в том кроется его

настоящий бог. Диавол уносит его - и в нем находит он опрокинутого,

искалеченного, - но все милее, - бога. А если так, есть бог и во всем тем

более - не в одном небе бездонном, а и в "весенней неге" и в "женской

любви".

Потом чуткий читатель. Вот он схватил жадным сердцем неведомо полные

для него строки, и в этом уже и он празднует своего бога.

Вот таковы стихи. Таково истинное вдохновение. Об него, как об веру, о

"факт веры", как таковой, "разбиваются волны всякого скептицизма". Еще,

значит, и в стихах видим подтверждение (едва ли нужное) витания среди нас

того незыблемого Бога, Рока, Духа... кого жалким, бессмысленным и глубоко

звериным воем встретили французские революционеры, а гораздо позже и наши

шестидесятники.

Рече безумец в сердце своем: несть бог".

__________

В минуту смятенья и борьбы лжи и правды (всегда борются бог и диавол -

и тут они же борются) взошли новые цветы - цветы символизма, всех веков,

стран и народов. Заглушенная криками богохульников, старая сила почуяла и

послышала, как воспрянул ее бог, - и откликнулась ему. К одному вечному,

незыблемому камню бога подвалился и еще такой камень - "в предвестие, иль в

помощь, иль в награду".

Это была новая поэзия в частности и новое искусство вообще. К

воздвиженью мысли, ума присоединилось воздвиженье чувства, души. И все было

в боге.

Есть люди, с которыми нужно и можно говорить только о простом и

"логическом", - это те, с которыми не ощущается связи мистической. С

другими - с которыми все непрестанно чуется сродство на какой бы ни было

почве - надо говорить о сложном и "глубинном". Тут-то выяснятся истины мира

- через общение глубин (см. Брюсов).

__________

Есть два рода литературных декадентов: хорошие и дурные; хорошие - это

те, которых не следует называть декадентами (пока только отрицательное

определение); дурные - те, кому это имя принадлежит, как по существу, так и

этимологически. Заранее оговорившись относительно терминов, легче

разобраться. Будем же понимать под словом декадент то, что это слово

значит, - именно: упадок, ибо другие значения, навязываемые ему (отчего это

происходит - скажу ниже), очевидно, совершенно нелепы.

Название декадентство прилепляется публикой ко всему, чего она не

понимает. Это - факт очень обыкновенный и доказывающий только (еще раз!),

что на "большую публику" следует махнуть рукой. Но есть люди, стоящие выше

"современной aurea mediocritas"*, - и тем-то из них, кто все-таки, часто

просто не вникая в суть и не разбирая, прилепляет удобное по краткости и

бранчивости звуков слово к нелюбимым произведениям известного рода, - им-то

пора разобрать, и определить, и выяснить свои мысли. Наша литература (к

чести ее) очень мало за себя заступается, а на брань Бурениных не обращает

внимания, что имеет одну дурную сторону: публика-то так и остается в

неведении относительно литературных родов настоящего времени и все мешает в

одну кучу (чему, кстати, очень способствуют настоящие "упадочники",

дегенераты, имена которых история сохранит без благодарности).

* Золотой середины (лат.).

__________

Декадентство - "decadence" - упадок.

Упадок (у нас?) состоит в том, что иные, или намеренно, или просто по

отсутствию соответствующих талантов, затемняют смысл своих произведений,

причем некоторые сами в них ничего не понимают, а некоторые имеют самый

ограниченный круг понимающих, т. е. только себя самих; от этого

произведение теряет характер произведения искусства и в лучшем случае

становится темной формулой, составленной из непонятных терминов - как

отдельных слов, так и целых конструкций.

__________

2 апреля

M-me Мережковская дала мне еще Бугаевские письма. Следует впоследствии

обратить на них внимание больше - на громаду и хаос, юность и старость,

свет и мрак их. А не будет ли знаменьем некого "конца", если начну

переписку с Бугаевым? Об этом очень нужно подумать.

А пока еще раз ИЗУЧИТЬ длинное письмо Бугаева о синтезе цветов,

любвей, рассудка, чувств. Он, испытывая высшие напряжения (одни из высших),

постигает, очевидно, многое, но так хаотично, ибо громадно. Сила его

прозрений может разрешиться в некоторое величие успокоения "вблизи от милой

стороны". "Колокола" же его уже теперь перезванивают "лиру" - знак ли это?

- Сегодня я буду у Мережковских.

__________

Да неужели же и я подхожу к отрицанию чистоты искусства, к неумолимому

его переходу в религию. Эту склонность ощущал я (только не мог

формулировать, а Бугаев, Д. Мережковский и 3. Гиппиус вскрыли) давно (см.

критика на декадентство). Excelsior!* (словцо Мережковского). Дай бог

вместить все, ведь и Полонский, чистый "творец", говорил:

...как ни громко пой ты - лиру,

Колокола перезвонят.

Прочесть Мережковского о Толстом и Достоевском. Очень мне бы важно.

Что ж, расплывусь в боге, разольюсь в мире и буду во всем тревожить Ее сны.

"Все познать и стать выше всего" (формула Михаила Крамера) - великая

надежда, "данная бедным в дар и слабым без труда".

* Выше! (лат.)

26 июня

<...>Собирая "мифологические" матерьялы, давно уже хочу я положить

основание мистической философии моего духа. Установившимся наиболее началом

смело могу назвать только одно: женственное.

Обоснование женственного начала в философии, теологии, изящной

литературе, религиях.

Как оно отразилось в моем духе.

Внешние его формы (антитеза).

Я, как мужской коррелат "моего" женственного.

"Эгоистическое" исследование.

__________

Сейчас я вернулся из Боблова (21 июля 1902 года, ночь). [Л. Д.]*

сегодня вернулась от Менделеевых, где гостила чуть не месяц. У нее хороший

вид; как всегда почти - хмурая; со мной еле говорит. Что теперь нужно

предпринять - я еще не знаю. Очень может быть, что произойдет опять

вспышка. [Иначе и мирская логика трудно (а может быть, и вовсе не)

позволяет, потому что всегда всякий человек, пребывая известное количество

моментов в одном положении, требует заполнить следующие моменты другим.

Огромный плюс к этому неоспоримому еще нечто: стоит ли? Стоит ли, то есть,

отвлекаться? Мало того: имею ли я мировое право не творить ужасного? Таков

вопрос, весьма согласующийся с натурой вопрошающего: беспринципностью.

Иначе быть не может. Что же именно нужно делать?

Я хочу не объятий: потому что объятия (внезапное согласие) - только

минутное потрясение. Дальше идет "привычка" - вонючее чудище.

Я хочу не слов. Слова были и будут; слова до бесконечности изменчивы,

и конца им не предвидится. Все, что ни скажешь, останется в теории. Больше

испуга не будет. Больше ПРЕЗРЕНИЯ (во многих "формах") - не будет.

Правда ли, что я ВСЕ (т. е. мистику жизни и созерцания) отдам за одно?

Правда. "Синтеза"-то ведь потом, разумеется, добьешься. Главное - овладеть

"реальностью" и "оперировать" над ней уже. Corpus ibi agere non potest, ubi

non est!**

Я хочу сверх-слов и сверх-объятий. Я хочу того, что БУДЕТ. Все, что

случится, того и хочу я. Это ужас, но правда. Случится, как уж - все равно,

все равно что. Я хочу того, что случится. Потому это, что должно случиться

и случится - то, чего я хочу. Многие бедняжки думают, что они разочарованы,

потому что они хотели не того, что случилось: они ничего не хотели. Если

кто хочет чего, то то и случится. Так и будет. То, чего я хочу, будет, но я

не знаю, что это, потому что я не знаю, чего я хочу, да и где мне знать это

пока!

То, чего я хочу, сбудется.

*Л. Д. Менделеева; инициалы в рукописи густо зачеркнуты.

** Тело не может действовать там, где его нет! (лат.)

29 августа*

Пишу Вам как человек, желавший что то забыть, что-то бросить - и вдруг

вспомнивший, во что это ему встанет. Помните Вы-то эти дни - эти сумерки? Я

ждал час, два, три. Иногда Вас совсем не было. Но, боже мой, если Вы были!

Тогда вдруг звенела и стучала, захлопываясь, эта дрянная, мещанская,

скаредная, дорогая мне дверь подъезда. Сбегал свет от тусклой желтой лампы.

Показывалась Ваша фигура - Ваши линии, так давно знакомые во всех мелочах,

изученные, с любовью наблюденные. На Вас бывала, должно быть, полумодная

шубка с черным мехом, не очень новая; маленькая шапочка, под ней громадный,

тяжелый золотой узел волос - ложился на воротник, тонул в меху. Розовые

разгоревшиеся щеки оттенялись этим самым черным мехом. Вы держали платье

маленькой длинной согнутой кистью руки в черной перчатке - шерстяной или

лайковой. В другой руке держали муфту, и она качалась на ходу. Шли быстро,

немного покачиваясь, немного нагибаясь вправо и влево, смотря вперед,

иногда улыбаясь (от Марьи Михайловны). (Мне все дорого.) Такая высокая,

"статная", морозная. Изредка, в сильный мороз, волосы были спрятаны в белый

шерстяной платок. Когда я догонял Вас, Вы оборачивались с необыкновенно

знакомым движением в плечах и шее, смотрели всегда сначала недружелюбно,

скрытно, умеренно. Рука еле дотрагивалась (и вообще-то Ваша рука всегда

торопится вырваться). Когда я шел навстречу, Вы подходили неподвижно.

Иногда эта неподвижность была до конца. Я путался, говорил ужасные глупости

(может быть, пошлости), падал духом; вдруг душа заливалась какой-то душной

волной ("В эти сны, наяву непробудные..."). И вдруг, страшно редко, - но

ведь было же и это! - тонкое слово, легкий шепот, крошечное движение, может

быть, мимолетная дрожь, - или все это было, лучше думать, одно воображение

мое. После этого опять еще глуше, еще неподвижнее.

Прощались Вы всегда очень холодно, как здоровались (за исключением 7

февраля). До глупости цитировались мной стихи. И первое Ваше слово - всегда

легкое, капризное: "кто сказал?", "чьи?" Как будто в этом все дело! Вот что

хотел я забыть; о чем хотел перестать думать! А теперь-то что? Прежнее, или

еще хуже?

Р. S. Все, что здесь описано, было на самом деле. Больше это едва ли

повторится. Прошу впоследствии иметь это в виду. Записал же, как столь

важное, какое редко и было, даже, можно сказать, просто в моей жизни ничего

такого и не бывало, - да и будет ли? Все вопросы, вопросы - озабоченные,

полузлобные... Когда же это кончится, господи?

* Черновик письма к Л. Д. Менделеевой.

31 октября. Перед ночью

Мне было бы страшно остаться с Вами. На всю жизнь - тем более. Я и так

иногда боюсь и дрожу при Вас незримой. Могу или лишиться рассудка, или

самой жизни. Это бывает больше по вечерам и по ночам. Неужели же Вы

каким-нибудь образом не ощущаете этого? Не верю этому, скорее думаю

наоборот. Иногда мне чувствуется близость полного и головокружительного

полета. Это случается по вечерам и по ночам - на улице. Тогда мое внешнее

спокойствие и доблесть не имеют границ, настойчивость и упорство - тоже.

Так уже давно, и все больше дрожу, дрогну. Где же кризис - близко или еще

долго взбираться? Но остаться с Вами, с Вами, с Вами...

1906

18 января

РЕЛИГИЯ И МИСТИКА

Они не имеют общего между собой. Хотя - мистика может стать одним из

путей к религии. Мистика - богема души, религия - стояние на страже.

Относительно "религиозного искусства": его нет иначе, как только

переходная форма. Истинное искусство в своих стремлениях не совпадает с

религией. Оно - позитивно или мистично (то и другое - однородно). Искусство

имеет свой устав, оно - монастырь исторического уклада, т. е. такой

монастырь, который не дает места религии. - Религия есть то (о том), что

будет, мистика - что было и есть.

Мистицизм в повседневности - тема прекрасная и богатая,

историко-литературная, утонченная; она к нам пришла с Запада: это

позитивизм. Между тем эту тему, столь сродную с душой "декадентства",

склонны часто принимать за религиозную. Какая в этом неправда и какая

богатая почва для обмеления! Ибо сильная душа пройдет насквозь и не

обмелеет в ней, так как не убоится здравого смысла. А слабая душа, вечно

противящаяся "здравому смыслу" (во имя нездорового смысла), потеряет и то,

что имела. (Лучше ничего не иметь, чем иметь хлыстик вместо бича.)

Мистика проявляется наиболее (характеризуется) в экстазе (который

определим как заключение союза с миром против людей). Религия чужда экстаза

(мы должны спать и есть и читать и гулять религиозно), она есть союз с

людьми против мира КАК КОСНОСТИ (?). NB: все, что в мире откроется как НЕ

КОСНОЕ (может быть, и все), - сейчас же становится предметом религии.

Просто и банально на примере: развратное отношение к женщине - косность

(может быть, и мистика), чистое - религия.

Мистицизм повседневности обогащает ее. Это - что-то навязываемое

творчески, требующее формулировки, рассуждения. После того как эти

формулировки обмелеют (обнажатся, - ибо наступает и это), остается или

уснуть (ждать терпеливо и Долго возвращения старого), или разбить окно и,

просунув голову, увидать, что жизнь проста (радостна, трудна, сложна).

Последнее (через нищету) - путь к религии.

Крайний вывод религии - полнота, мистики - косность и пустота. Из

мистики вытекают истерия, разврат, эстетизм. Но религия может освятить и

мистику, например: красное вино с золотыми (зелеными) змейками освящено

уже. Краеугольный камень религии - бог, мистики - тайна; крайний мистик

может стать машиной тайновиденья (Verhaeren), крайний позитивист - машиной

понятновиденья (профессор). Оба они - одинаковы (профессор Verhaeren).

Мистики любят вожжаться с "городами" и "деревнями", они любят скарб;

они - переплетчики, библиотекари, книголюбы, антикварии. Мистика требует

экстаза. Экстаз есть уединение. Экстаз не религиозен. Мистики любят быть

поэтами, художниками. Религиозные люди не любят, они разделяют себя и свое

ремесло (искусство).

Мистики очень требовательны. Религиозные люди - скромны.

Мистики - себялюбивы, религиозные люди - самолюбивы.

* * *

Всякое стихотворение - покрывало, растянутое на остриях нескольких

слов. Эти слова светятся, как звезды. Из-за них существует стихотворение.

Тем оно темнее, чем отдаленнее эти слова от текста. В самом темном

стихотворении не блещут эти отдельные слова, оно питается не ими, а темной

музыкой пропитано и пресыщено. Хорошо писать и звездные и беззвездные

стихи, где только могут вспыхнуть звезды или можно их самому зажечь.

21 декабря

Со мною бывает часто, все чаще физическое томление. Вероятно, то же у

беременных женщин: проклятие за ношение плода; мне проклятие за

перерождение. Нельзя даром призывать Диониса - в этом все призывание Вакха,

по словам самого В. Иванова. Если не преображусь, умру так в томлении.

<...>

Стихи Городецкого - вчера вечером он прислал мне "Ярь" с такими милыми

словами на книге и в письме. Большая книга. Параллельно - читал кузминские

"Крылья" - чудесные. Но Кузмин не выйдет из "страны". Городецкий весь -

полет. Из страны его уносит стихия, и только она, вынося из страны,

обозначает "гениальность". Может быть, "Ярь", первая книга в этом году -

открытие, книга открытий, возбуждающая ту злость и тревогу в публике,

которую во мне великое всегда возбуждает. Новое, молодое, стремящееся - а

родные, знакомые и остальные им подобные мусорщики будут спорить, бурлить,

брызгать слюнями, зевать и всячески так испражняться. Может быть, даже эта

книга, несмотря на кабацкие рекламы Чуковского и знаменитость Городецкого,

проваляется в складах. А склад - в "Труде", - может быть - первая

"нетрудная" книга, избавленная от той грязи и проклятия, которые всякий

труд за собой несет. Вчера я страстно и тщетно убеждал в этом изнервленного

доцента Веселовского и медвежатину Верховского. Они упирались.

__________

Ремизов расцветает совсем. Большое готовится время. "Чертик" Ремизова

великолепен, особенно если слушать его из его уст (даровитейший чтец). А на

жюри Курсинский прочел, как пономарь, - и все-таки мы премировали.

Моя вина перед Городецким - моя нерешительность, прежняя кислота,

боязнь. Надо было быть размазней, как я был, чтобы так мало учуять этот

"ветр с цветущих берегов".

__________

Стихами своими я недоволен с весны. Последнее было - "Незнакомка" и

"Ночная фиалка". Потом началась летняя тоска, потом действенный Петербург и

две драмы, в которых я сказал, что было надо, а стихи уж писал так себе,

полунужные. Растягивал. В рифмы бросался. Но, может быть, скоро придет этот

новый свежий мой цикл. И Александр Блок - к Дионису.

1907

1 августа

Мое несогласиe с Вяч. Ивановым (варварство).

Мое согласие с Андреем Белым.

__________

Не считая ни для себя, ни для кого позором - учиться у Андрея Белого,

я возражаю ему сейчас не по существу, а только на его способ критиковать,

который погружает его самого, чисто внешним образом, в безвыходные

противоречия.

__________

Мистический анархизм! А есть еще - телячий восторг. Ничего не

произошло - а теленок безумствует.

__________

Мое несогласие с Вяч. Ивановым в терминологии и пафосе. (Особенно -

последнее). Его термины меня могут оскорблять. Миф, соборность, варварство.

Почему не сказать проще? Ведь, по существу, в этом ничего нового нет.

__________

Светлая всегда со мною. Она еще вернется ко мне. Уже не молод я, много

"холодного белого дня" в душе. Но и прекрасный вечер близок.

__________

Есть писатели с самым корявым мировоззрением, о которое можно

зацепиться все-таки. Это значит, у них есть пафос. А за Чулкова, например,

не зацепишься. У него, если пафос, так похож на чужой, а чаще - поддельный

- напыщенная риторика.

20 августа

"Весы" в настоящий момент - самый боевой журнал в России.

Действительно, с мистическими анархизмами в литературу проникла какая-то

негодная струя. Отношение к культуре не бережно. Мистический анархизм

неуловим, как справедливо писал мне Бугаев. Совершенно в стороне для меня в

этом отношении стоит Вячеслав Иванов, который глубоко образован и писатель

замечательный (статьи его в "Весах" и стихи). Он употребил много труда на

то, чтобы теперь доказывать ненужность труда (устно, впрочем, но не в

писаниях), - и это мне ни в коем случае нельзя забывать. Неприятен мне его

душный эротизм и противноватая легкость. Городецкий совсем не установился,

и Бугаев глубоко прав, указывая на его опасность - погибнуть от легкомыслия

и беспочвенности. Статья Городецкого о Сологубе - ни к чему не нужна,

глупа, безграмотна, некультурна. Когда в статье "Три поэта" ("Перевал",

8/9) Городецкий говорит о "вчерашнем дне", я боюсь, как и Бугаев, что за

этим

может

последовать

надругательство

над

Брюсовым,

/poets/balmont_bio.html">Бальмонтом и Вяч. Ивановым. Сюннерберг просто умен

и бездарен, Мейер-Чулкова необходимо поприудержать, он совсем некультурен.

Возмутительно его притягивание меня к своей бездарности.

Напишу письмо в редакцию "Весов" по поводу идиотского сообщения

"Mercure de France".

NB. Минский ("Перевал", 8/9) считает "мистический анархизм"

эстетической теорией (!). Даже философы ничего не понимают.

1908

6 марта

Зачем ты так нагло смотришь женщинам в лицо? - Всегда смотрю. Женихом

был - смотрел, был влюблен - смотрел. Ищу своего лица. Глаз и губ.

29 октября

Я захотел вступить в Религиозно-философское общество с надеждой, что

оно изменится в корне. Я знаю, что здесь соберутся цвет русской

интеллигенции и цвет церкви, но и я интеллигент. У церкви спрашивать мне

решительно нечего. Я чувствую кругом такую духоту, такой ужас во всем

происходящем и такую невозможность узнать что-нибудь от интеллигенции, что

мне необходимо иметь дело с новой аудиторией, вопрошать ее какими бы то ни

было путями. Хотя бы прочтением доклада и выслушивания возражений свежих

людей. Может быть, я глубоко ошибаюсь, и все окружающее, ежедневное говорит

мне каждый День, что нечего ждать от интеллигенции (нечего говорить, что и

от духовенства) не только мне, но и всем. Я вижу большую, чем когда-нибудь,

отчужденность. Потому я забочусь вовсе не о самом себе - я-то, может быть,

и спасусь как-нибудь, но мне нужно глубоко не то. Я хочу, чтобы зерно

истины, которое я, как один из думающих, мучающихся и т. д. интеллигентов,

несомненно ношу в себе, - возросло, попало на настоящую почву и принесло

плод - пользу.

Я наблюдаю совершившийся факт. Интеллигенция (о церкви я опять-таки не

говорю) перестала друг другу верить, перестала понимать друг друга, слушать

друг друга, и нечего радоваться тому, что два-три человека, как В. В.

Розанов и В. А. Тернавцев, интересуются друг другом и слушают друг друга.

Их спор - замечательный спор, но его можно слушать только в б