Главная » Книги

Чехов Александр Павлович - Переписка А. П. Чехова и Ал. П. Чехова

Чехов Александр Павлович - Переписка А. П. Чехова и Ал. П. Чехова


1 2 3 4 5

  

Переписка А. П. Чехова и Ал. П. Чехова

  
   Переписка А. П. Чехова. В двух томах. Том первый
   М., "Художественная литература", 1984
   Вступительная статья М. П. Громова
   Составление и комментарии М. П. Громова, А. М. Долотовой, В. В. Катаева
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
   Ал. П. Чехов - Чехову. 23 ноября 1877 г. Москва
   Ал. П. Чехов - Чехову. 14 октября 1878 г. Москва
   Чехов - Ал. П. Чехову. Март, не ранее 6, 1881 г. Москва
   Чехов - Ал. П. Чехову. 25 декабря 1882 г. и 1 или 2 января 1883 г. Москва
   Чехов - Ал. П. Чехову. 20-е числа февраля 1883 г. Москва
   Чехов - Ал. П. Чехову. 4 января 1886 г. Москва
   Ал. П. Чехов - Чехову. 17 января 1886 г. Новороссийск
   Чехов - Ал. П. Чехову. 3 февраля 1886 г. Москва
   Чехов - Ал. П. Чехову. 10 мая 1886 г. Москва
   Ал. П. Чехов - Чехову. 1 января 1887 г. Петербург
   Чехов - Ал. П. Чехову. 19 или 20 февраля 1887 г. Москва
   Ал. П. Чехов - Чехову. 14 июня 1887 г. Петербург
   Чехов - Ал. П. Чехову. 21 июня 1887 г. Бабкино
   Чехов - Ал. П. Чехову. Начало августа 1887 г. Бабкино
   Ал. П. Чехов - Чехову. 5-6 сентября 1887 г. Петербург
   Чехов - Ал. П. Чехову. 7 или 8 сентября 1887 г. Москва
   Чехов - Ал. П. Чехову. 10, 11 или 12 октября 1887 г. Москва
   Ал. П. Чехов - Чехову. 18 октября 1887 г. Петербург
   Чехов - Ал. П. Чехову. 21 октября 1887 г. Москва
   Чехов - Ал. П. Чехову. 20 ноября 1887 г. Москва
   Чехов - Ал. П. Чехову. 24 сентября 1888 г. Москва
   Ал. П. Чехов - Чехову. 1 октября 1888 г. Петербург
   Чехов - Ал. П. Чехову. 2 января 1889 г. Москва
   Чехов - Ал. П. Чехову. 11 апреля 1889 г. Москва
   Ал. П. Чехов - Чехову. 26 апреля 1889 г. Петербург
   Чехов - Ал. П. Чехову. 8 мая 1889 г. Сумы
   Ал. П. Чехов - Чехову. 28 октября 1891 г. Петербург
   Чехов - Ал. П. Чехову. 23 февраля 1892 г. Москва
   Чехов - Ал. П. Чехову. 19 января 1895 г. Москва
   Ал. П. Чехов - Чехову. 22 января 1895 г. Петербург
   Чехов - Ал. П. Чехову. 11 августа 1895 г. Мелихово
   Ал. П. Чехов - Чехову. 31 марта 1897 г. Петербург
   Чехов - Ал. П. Чехову. 2 апреля 1897 г. Москва
   Чехов - Ал. П. Чехову. 23 февраля (7 марта) 1898 г. Ницца
   Ал. П. Чехов - Чехову. 23 января 1899 г. Петербург
   Чехов - Ал. П. Чехову. 27 января 1899 г. Ялта
   Чехов - Ал. П. Чехову. 5 февраля 1899 г. Ялта
   Ал. П. Чехов - Чехову. 16 февраля 1899 г. Петербург
   Чехов - Ал. П. Чехову. 19 апреля 1904 г. Ялта
  
   Александр Павлович Чехов (1855-1913) - старший брат Антона Чехова. До двадцатилетнего возраста учился в таганрогской гимназии, затем в Московском университете; окончил естественное отделение физико-математического факультета в 1882 году. Уже на первом курсе печатался в московских и петербургских юмористических журналах под псевдонимами Агафопод Единицын, Алоэ, Гусев, Пан Халявский, позднее - Седов и Седой. Стремясь упрочить свое положение, в 1882 году начал было служить в таганрогской таможне, затем был переведен в Петербург (1885 г.) и, наконец, в Новороссийск, где в 1886 году навсегда расстался с чиновничьей службой, став профессиональным газетчиком и беллетристом. Служил в газете А. С. Суворина "Новое время", редактировал журналы "Слепец", "Пожарный", "Вестник российского общества покровительства животным" и др. "...Я в Питере устроился у краюхи",- писал он А. П. Чехову 26 октября 1887 года (Письма Ал. Чехова, с. 186). Обеспечивать большую семью с годами становилось все труднее; в начале 1900-х годов Ал. П. Чехов публиковал в "Ведомостях С.-Петербургского градоначальства и столичной полиции" исторические романы с продолжением.
   Ал. П. Чехов издал несколько сборников своих рассказов, брошюры "Исторический очерк пожарного дела в России" (СПб., 1892), "Химический словарь фотографа" (СПб., 1892), "Призрение душевнобольных в С.-Петербурге. Алкоголизм и возможная с ним борьба" (СПб., 1897).
   В его литературном наследии непреходящую ценность сохраняют воспоминания о брате, публиковавшиеся в 1907-1912 годах, и особенно письма к нему - этот достоверный, а в ряде случаев единственный, незаменимый источник сведений о творческой биографии А. П. Чехова, особенно в самый ранний ее период.
   Судьба сложилась так, что Александр Павлович стал ближайшим доверенным лицом Чехова в отношениях с книгоиздательством А. С. Суворина и редакцией "Нового времени"; при его деятельном и совершенно бескорыстном участии были выпущены в свет все основные издания рассказов и повестей Чехова, начиная со сборника "В сумерках", о котором он писал 29/30 марта 1887 года: "Книжица твоя печатается. Всю работу по ней возложили на меня... Надеюсь, что при моем гениальном вмешательстве у тебя в венке славы прибавятся лишние лепестки" (Письма Ал. Чехова, с. 158). Огромную работу провел он при подготовке собрания сочинений Чехова в книгоиздательстве А. Ф. Маркса, собирая затерянные иа страницах старых журналов рассказы и юморески, подписанные десятками различных псевдонимов.
   Антон и Александр жили в разных городах, бывали друг у друга не часто, но переписывались постоянно; известно 381 письмо к Антону Павловичу (319 опубликованы в кн.: Письма Ал. Чехова) и 196 - к Ал. П. Чехову.
   Чехов причислял письма старшего брата к "первостатейным" произведениям и высоко ценил его литературный вкус. Уже выпустив две книги, собираясь ставить пьесу "Иванов", Чехов заметил в письме к Александру Павловичу: "Жаль, что я не могу почитать тебе своей пьесы. Ты человек легкомысленный и мало видевший, но гораздо свежее и тоньше ухом, чем все мои московские хвалители и хулители. Твое отсутствие - для меня потеря немалая" (10 или 12 октября 1887 г.).
   В личных отношениях Александра и Антона Чеховых никогда не было ничего мелочного, не было и равнодушной терпимости или панибратства. Старший брат рано освоился с обычаями и привычками окололитературной богемы, с беспечальным и небрезгливым житьем-бытьем, с постоянной тягой к алкоголю, со всем, что всю жизнь глубоко претило Антону Павловичу. Его письма о детях, об отношении к женщине, о трудолюбии, опрятности, душевной уравновешенности и терпимости до сих пор сохраняют глубокий воспитательный смысл, обращенный далеко за рамки личной переписки, понятный и нужный всем. О собственных неурядицах и невзгодах Антон Чехов писал очень редко; на одно из таких писем старший брат отвечал: "Я назвал бы себя подлейшим из пессимистов, если бы согласился с твоей фразой: "Молодость пропала"; "Не так ты создан, чтобы тебя нужно было утешать..." (5-6 сентября 1887 г.).
   Большое место в переписке Антона и Александра Чеховых занимают суждения о литературе и литературном труде. Многие высказывания в письмах Чехова звучали как афоризмы и стали впоследствии крылатыми словами: "литература - это труд"; "сюжет должен быть нов, а фабула может отсутствовать"; "краткость-сестра таланта"... До сих пор изучаются и комментируются мысли Чехова о субъективном и объективном творчестве, об устаревших, уходящих в прошлое литературных темах, образах, формах, о стиле и поэтике описаний, о значении подробностей я деталей и многом, и многом другом.
   Постоянно вращаясь в литературно-критических кругах Петербурга, Ал. П. Чехов часто с юмором сообщал Чехову последние редакционные, литературные и общественные новости. Писал и серьезно. Так, в феврале и марте 1899 года извещал брата о студенческих волнениях в Петербурге и о позиции Суворина, с которым. Чехов к тому времени ужо совсем разошелся. Сообщал Антону Павловичу и отзывы о его творчестве, давал яркие зарисовки литературного быта 80-90-х годов, несколько шаржированные, но живые портреты Д. В. Григоровича, Н. С. Лескова, Н. А. Лейкина, А. С. Суворина, И. Ф. Горбунова и всей петербургской литературной среды, в которой был принят как "брат того, знаменитого". Эти слова в письмах Александра встречаются часто, но писались они без всякой досады, скорее с гордостью, с сознанием: причастности к великой судьбе. Своеобразным печальным пророчеством стали строки, написанные в тоне шутки, почти сто лет тому назад: "...будет еще хуже: я превращусь в брата покойного великого писателя... Нет, уж лучше живи и здравствуй... Дела не поправишь, ибо ты бессмертен" (Письма Ал. Чехова, с. 146).
   Письма Ал. П. Чехова к брату вышли в 1939 году отдельной книгой.
  

АЛ. П. ЧЕХОВ - ЧЕХОВУ

  
   23 ноября 1877 г. Москва
  

Москва. 23 ноября 1877 г.

  

Отъче Антоние!

   Сегодня я получил твою цыдулу1 и, придя из университета, сейчас же начал писать тебе сию грамоту. Когда я пошлю ее - неизвестно, ибо марки нет. Сегодня же я должен послать велеречивое словоизвержение дядюшке Митрофану, ибо он именинник есть. Безденежье у меня теперь образцовое. Хотел было послать Митрофану Георгиевичу телеграмму, но рубля не оказалось. Все у нас благополучно. Маменька плачет не так часто. Росписание - со стены исчезло2. Я по-прежнему живу отдельно от родных, но у них бываю довольно часто. Мишке в гимназии не везет, так что, я думаю, его после экзаменов попросят удалиться, ибо по латыни у него до сих пор отметка не заходит выше тройки, а двоек, а наипаче - колов - обилие. Николай мечтает о золотой медали и звании свободного художника и поэтому "начал" несколько картин. Я не совеем здоров, должно быть от недостаточного питания. Если пришлешь табаку, то это будет весьма кстати. У маменьки живет Наутилус3 и с утра до ночи ссорится с ней, причем никто друг другу не уступает.
   Живется, впрочем, слава богу - ничего. Ивана я не видел уже давно. Он, как видно, избегает меня с тех пор, как одел мой черный костюм и ушел в нем. У Чоховых все тот же нравственный догмат: "пить - умирать, и не пить - умирать, так лучше пить". Не знаю, писали ли тебе, что в Москве была Катя с Петром Васильевичем4. О господи! Таких глупейших ослов, как эта благодатная пара, я никогда не встречал. О них даже нельзя сказать, что они "с ума сошли". Право, будет вернее сказать "сошли с лестницы, с крыши, с подмосток", ибо у них и ума никогда не бывало. Николай скоро будет дебютировать на сцене секретаревского театра5 (где ты еще не был), надеюсь, что он будет иметь успех. Анекдоты твои пойдут. Сегодня я отправлю в "Будильник" по почте две твоих остроты: "Какой пол преимущественно красится" и "Бог дал" (детей)6. Остальные слабы. Присылай поболее коротеньких и острых. Длинные бесцветны. Пожалуйста, не пиши мне более на такой мерзейшей бумаге. Трудно читать. Новостей у нас нет никаких. Тете Федосье Яковлевне передай поклон. Селиванову также. Сообщи мне адрес Федосьи Яковлевны Долженковой и ее единоутробного чада. Что касается до лекций химии, то они тебе ни к чему не послужат по причине своей обширности и общности. Объяснения химических реакций в гальваническом элементе ты там не найдешь. Если же тебе нужно, то я сам изложу и пришлю тебе, только напиши обстоятельно, что именно тебе нужно. Я готов к твоим услугам. Впрочем, судя по тому, что я понял из твоего письма, я могу предложить тебе то, что ты найдешь приложенным к этому письму. Если я; этим угодил тебе, то я очень рад. Если же не угодил, то напиши, и я "рад стараться". Моя богопротивная жена! не дает мне покою и говорит, что прилагаемый при сем листок никуда не годится. Но ты этому не верь, ибо бабы врут, а моя дражайшая половина в особенности. Наградил меня бог женушкой. A propos. Гаврилову понадобилось несколько пудов рогов и копыт для пуговиц. Аще хочешь заработать малую толику, то сходи на бойни и узнай. Я не шучу и посоветую тебе помнить пословицу: <...> железо, пока горячо. Засим, как говорит один знакомый мне доктор (любимец моей женушки), имею честь кланяться.

Votre devouêe {Ваш преданный (фр.).}

А. Чехов 1-й.

   P. S. Да не подумаешь ты, что моя женушка есть миф. Она в самом деле существует и кланяется тебе.
  
   Письма Ал. Чехова, с. 47-48.
   1 Письмо неизвестно.
   2 В предыдущем письме (1 октября 1877 г.) Ал. П. Чехов рассказывал, что отец вывесил в спальной тщательно разлинованное и каллиграфически написанное "Росписание делов и домашних обязанностей для выполнения по хозяйству семейства Павла Чехова живущего в Москве", где определялось, "кому когда вставать, ложиться, обедать, ходить в церковь и какими делами заниматься в свободное время".
   3 Хелиус, товарищ Н. П. Чехова по Училищу живописи, ваяния и зодчества, жил в семье Чеховых как пансионер, пользуясь sa небольшую плату уходом и столом.
   4 Двоюродная сестра Чеховых Екатерина Михайловна с мужем, П. В. Петровым.
   5 Частный театр богача-любителя П. Ф. Секретарева.
   6 "Остроты" Чехова неизвестны.
  

АЛ. П. ЧЕХОВ - ЧЕХОВУ

  
   14 октября 1878 г. Москва
  

Отче Антоние!

   Я читал два твои последние письма к родным1, где ты и обо мне упоминаешь. Спасибо за память. Если захочешь мне писать, что очень желательно, то адресуй: Драчевка, д. бывш. Поливанова, кв. No 12. Сию квартиру занимает наша семья, с которой я теперь живу вместе. Каково твои дела? Мои идут понемногу. Да помогут тебе боги счастливо окончить курс. Бог даст, студенствовать вместе будем.
   В последнем письме ты обещаешь прислать табаку. Хорошее дело сделаешь. Я хотел бы обеспокоить тебя просьбой: я хотел бы выписывать через твое посредство табак. У нас в Москве за тот табак, который в Таганроге стоит 1 рубль, надо заплатить по меньшей мере 2 р., а по моим средствам мне приходится курить всякую дрянь. Нельзя ли будет устроить это дело без особенных хлопот? Через неделю я выслал бы тебе деньги - но найдешь ли ты для себя удобным шляться для получения и отправления на почту? Мне хотелось бы ради удобства и выгоды выписать не менее 5 фунтов, но на сие денег не хватит, поэтому придется ограничиться только двумя. Это будет стоить: табак - 2 р., пересылка 31 к. и посылка тебе денег - 17 к., итого почти 2 1/2 р. На поверку выходит, что за 1 р. 25 к. можно курить превосходнейший табак. Если бы ты взял на себя труд исполнить без особенного ущерба мою просьбу, то я был бы очень обязан.
   Ты напоминаешь о "Безотцовщине"2. Я умышленно молчал. Я знаю по себе, как дорого автору его детище, а потому... В "Безотцовщине" две сцены обработаны гениально, если хочешь, но в целом она непростительная, хотя и невинная ложь. Невинная потому, что истекает из незамутненной глубины внутреннего миросозерцания. Что твоя драма ложь - ты это сам чувствовал, хотя и слабо и безотчетно, а между прочим ты на нее затратил столько сил, энергии, любви и муки, что другой больше не напишешь. Обработка и драматический талант достойны (у тебя собственно) более крупной деятельности и более широких рамок. Если ты захочешь, я когда-нибудь напишу тебе о твоей драме посерьезнее и подельнее, а теперь только попрошу у тебя извинения за резкость всего только что сказанного. Я знаю, что это тебе неприятно - но делать нечего - ты спросил, а я ответил, а написать что-либо другое я не смог бы, потому что не смог бы обманывать тебя, если дело идет о лучших порывах твоей души. "Нашла коса на камень"3 написана превосходным языком и очень характерным для каждого там выведенного лица, но сюжет у тебя очень мелок. Это последнее писание твое я, выдавая для удобства за свое, читал товарищам, людям со вкусом, и между прочим С. Соловьеву, автору "Жених из ножевой линии"4. Во всех случаях ответ был таков: "Слог прекрасен, уменье существует, но наблюдательности мало и житейского опыта нет. Со временем, qui sait? {кто знает? (фр.).}, сможет выйти дельный писатель". Я от себя прибавлю: познакомься поближе с литературой, иззубри Лермонтова и немецких писателей, Гете, Гейне и Рюкерта, насколько они доступны в переводах, и тогда твори. Впрочем, этот совет не особенно весок, я рекомендую тебе только свою школу, в которой я учился и учусь. А из меня в отношении творчества ничего дельного не вышло, потому что время вспышек прошло, а за серьезный труд творчества приняться боязно - зело не сведущ sum {есть (лат.).}. Памятны мне всегда в этих случаях желания творчества слова Мефистофеля:
  
   Он (человек) на кузнечика похож,
   Который, прыгая, летает
   И песню старую в траве все распевает;
   Да пусть бы уж в траве - а то он сует нос
   Во все: и в лужу и в навоз.
   Всегда в волненьи, вечно тужит
   И в пищу взял себе какой-то идеал;
   Все вдаль влекут его желанья;
   Но в нем ни капли нет сознанья,
   Что он безумствует.........
   ...И все, что близко и далеко -
   Не может утолить души его глубокой5.
  
   Однако я заболтался и как-то невольно, начавши за здравье, свел на упокой. Запятые, пожалуйста, сам рас ставишь, если захочешь, и на слог не обидишься. Кстати, чтобы предохранить зубы на будущее время от боли купи в аптеке Radix Tormentillae на пятак, спирту на гривенник, настой одно в другом и каждодневно полощи зубы. 10 капель на рюмку воды. У меня уя!е около года, благодаря ежедневной чистке и этому полосканью, нет болей. Адью. Пиши.
  

Твой Александр Чехов.

  
   Тетушка Федосья Яковлевна, напуганная пожарами и боясь сгореть, чтобы быть всегда готовой, ложась спать, облачается in omnia sua {во все свое (лат.).} и даже в калошах. Смех, да и только! Это факт. Напиши ей об этом. Это он" делала под секретом и думала, что никто не замечает.
  
   14 окт. 1878.
  
   Письма Ал. Чехова, с. 50-51.
   1 Письма неизвестны.
   2 Первоначальный вариант пьесы, которую затем Чехов переделывал в Москве и мечтал поставить в Малом театре (см. вступит. статью, с. 7-8),
   3 Утраченная пьеса Чехова.
   4 Комедия "Жених из ножевой линии" принадлежит А. Красовскому, умершему в 1853 г.
   5 Цитата из "Фауста" {1808} Гете ("Пролог на небе"}.
  

ЧЕХОВ - АЛ. П. ЧЕХОВУ

  
   Март, не ранее 6, 1881 г. Москва

Александр!

   Я, Антон Чехов, пишу это письмо, находясь в трезвом виде, обладая полным сознанием и хладнокровием. Прибегаю к институтской замашке, ввиду высказанного тобою желания с тобой более не беседовать. Если я не позволяю матери, сестре и женщине сказать мне лишнее слово, то пьяному извозчику не позволю оное и подавно. Будь ты хоть 100 000 раз любимый человек, я, по принципу и почему только хочешь, не вынесу от тебя оскорблений. Ежели, паче чаяния, пожелается тебе употребить свою уловку, т. е. свалить всю вину на "невменяемость", то знай, что я отлично знаю, что "быть пьяным" не значит иметь право <...> другому на голову. Слово "брат", которым ты так пугал меня при выходе моем из места сражения, я готов выбросить из своего лексикона во всякую пору, не потому что я не имею сердца, а потому что на этом свете на все нужно быть готовым. Не боюсь ничего, и родным братьям то же самое советую. Пишу это все, по всей вероятности, для того, чтобы гарантировать и обезопасить себя будущего от весьма многого и, может быть, даже от пощечины, которую ты в состоянии дать кому бы то ни было и где бы то ни было в силу своего прелестнейшего "но" (до которого нет никому дела, скажу в скобках). Сегодняшний скандал впервые указал мне, что твоя автором "Сомнамбулы"1 воспетая деликатность ничего но имеет против упомянутой пощечины и что ты скрытнейший человек, т. е. себе на уме, а потому...

Покорнейший слуга А. Чехов.

  
   ПССП, т. XIII, с. 33-34; Акад., т. 1, No 23.
   1 Рассказ Ал. П. Чехова "Сомнамбула" печатался в журнале "Будильник" с 7 февраля по 6 марта 1881 г.
  

ЧЕХОВ - АЛ. П. ЧЕХОВУ

  
   25 декабря 1882 г. и 1 или 2 января 1883 г. Москва
  

2.25.12.

   Уловляющий контрабандистов-человеков-вселенную, таможенный брат мой1, краснейший из людей, Александр Павлыч!
   Целый месяц собираюсь написать тебе и наконец собрался, В то время, когда косые, ма, два ма2, отец (он же и юрист. Ибо кто, кроме юриста, может от закусок требовать юридического?) сидят и едят с горчицей ветчину, я пишу тебе и намерен написать тебе, если считать на строки, на 25 р. серебром. Постараюсь, как бы меня ни дергало после этого усердия.
   1) Погода прелестная. Солнце. - 18. Нет выше наслаждения, как прокатить на извозчике. На улицах суета, которую ты начинаешь уже забывать, что слишком естественно. Извозчики толкаются с конкой, конки с извозчиками. На тротуарах ходить нельзя, ибо давка всесторонняя. Вчера и позавчера я с Николкой изъездил всю Москву, и везде такая же суета. А в Таганроге? Воображаю вашу тоску и понимаю вас. Сегодня визиты. У нас масса людей ежедневно, а сегодня и подавно. Я никуда: врачи настоящие и будущие имеют право не делать визитов.
   2) Новый редактор "Европейской библиотеки" Путята сказал, что все тобою присылаемое и присланное будет напечатано. Ты просил денег вперед: не дадут, ибо жилы. Заработанные деньги трудно выцарапать, а... Между прочим (это только мое замечание), перевод не везде хорош3. Он годится, но от тебя я мог бы потребовать большего: или не переводи дряни, или же переводи и в то же время шлифуй. Даже сокращать и удлинять можно. Авторы не будут в обиде, а ты приобретешь реноме хорошего переводчика. Переводи мелочи. Мелочи можно переделывать на русскую жизнь, что отнимет у тебя столько же времени, сколько и перевод, а денег больше получишь. Переделку (короткую) Пастухов напечатает с удовольствием.
   3) По одному из последних указов, лица, находящиеся на государственной службе, не имеют права сотрудничать.
   4) Гаврилка Сокольников изобрел электрический двигатель. Изобретение сурьезное и принадлежащее только ему одному. Он, шельма, отлично знает электричество, а в наш век всякий, знающий оное, изобретает. Поле широчайшее.
   5) Николка никогда никому не пишет. Это - особенность его косого организма. Он не отвечает даже на нужные письма и недавно утерял тысячный заказ только потому, что ему некогда было написать Лентовскому.
   6) "Зритель" выходит. Денег много. Будешь получать... Пиши 100-120-150 строк. Цена 8 коп. со строки. В "Будильник" не советую писать. Там новая администрация (Курения и жиды), отвратительней прежней. Бели хочешь писать в "Мирской толк", то пиши на мое имя. Это важно. Вообще помни, что присланные на мое имя имеют более шансов напечататься, чем присланное грямо в редакцию. Кумовство важный двигатель, а я кум.
   7) Через неделю. Новый год встречали у Пушкарева. Сидели там Гаврилку во фраке и Наденьку в перчатках.
   8) Денег - ни-ни... Мать клянет нас за безденежье... И т. д.
   Не могу писать! Лень и некогда.

  
  
  
  
  А. Чехов.

  
   "Солнце России", 1912, No 119(20), с. 2 (частично); ПССП, т. XIII, с. 39-40; Акад., т. 1, No 29.
   1 С осени 1882 по март 1884 г. Ал. П. Чехов служил в таганрогской таможне.
   2 Н. П. Чехов, М. П. Чехова, Е. Я. Чехова.
   3 Ал. П. Чехов перевел с французского роман "Незнакомка" Эдмонда Тексье и Камилла де Сена.
  

ЧЕХОВ - АЛ. П. ЧЕХОВУ

  
   20-е числа февраля 1883 г. Москва
  

Доброкачественный брат мой,

Александр Павлович!

   Первым делом поздравляю тебя и твою половину с благополучным разрешением и прибылью, а г. Таганрог со свеженькой гражданкой. Да живет (...крестись!) новорожденная многие годы, преизбыточчествуя (крестись!) красотою физическою и нравственною, златом, гласом, голкастикой, и да цапнет себе со временем мужа доблестна (крестись, дурак!), прельстив предварительно и повергнув в уныние всех таганрогских гимназистов!!!
   Принеся таковое поздравление, приступаю прямо к делу. Сейчас Николка сунул мне на прочтение твое письмо1. Вопрос о праве "читать или не читать", за неимением времени, оставим в стороне. Относись письмо к одной только Николкиной персоне, я ограничился бы поздравлением, но письмо твое затрагивает сразу несколько вопросов, весьма интересных, О сих вопросах я и хочу потолковать. Мимоходом дам ответ и на все твои предшествовавшие скрижали. К сожалению, у меня нет времени написать много, как бы следовало. Благовидности и обстоятельности ради прибегну к рамкам, к системе: стану по ниточкам разбирать твое письмо, от "а" до ижицы включительно. Я критик, оно - произведение, Имеющее беллетристический интерес. Право я имею, как прочитавший. Ты взглянешь на дело как автор - и все обойдется благополучно. Кстати же, нам, пишущим, не мешает попробовать свои силишки на критиканстве. Предупреждение необходимо: суть в вышеписанных вопросах, только; буду стараться, чтобы мое толкование было по возможности лишено личного характера.
   1) Что Николка неправ - об этом и толковать не стоит. Он не отвечает не только на твои письма, но даже и на деловые письма; невежливее его в этом отношении я не знаю никого другого. Год собирается он написать Лентовскому, который ищет его; полгода на этажерке валяется письмо одного порядочного человека, валяется без ответа, а ради ответа только и было писано. Балалаечней нашего братца трудно найти кого другого. И что ужаснее всего - он неисправим... Ты разжалобил его своим письмом, но не думаю, чтобы он нашел время ответить тебе. Но дело не в этом. Начну с формы письма. Я помню, как ты смеялся над дядиными манифестами... Ты над собой смеялся. Твои манифесты соперничают по сладости с дядиными. Все есть в них: "обнимите"... "язвы души"... Недостает только, чтобы ты прослезился... Если верить дядькиным письмам, то он, дядя, давно уже должен истечь слезой. (Провинция!..) Ты слезоточишь от начала письма до конца... Во всех письмах, впрочем, и во всех своих произведениях... Можно подумать, что Ты и дядя состоите из одних только слезных желез. Я не смеюсь, не упражняю своего остроумия... Я не тронул бы этой слезоточивости, этой одышки от радости и горя, душевных язв и проч., если бы они не были так несвоевременны и... пагубны. Николка (ты это отлично знаешь) шалаберничает; гибнет хороший, сильный, русский талант, гибнет ни за грош... Еще год-два, и песня нашего художника спета. Он сотрется в толпе портерных людей, подлых Яронов и другой гадости... Ты видишь его теперешние работы... Что он делает? Делает все то, что пошло, копеечно... а между тем в зале стоит начатой замечательная картина. Ему предложил "Русский театр" иллюстрировать Достоевского...2 Он дал слово и не сдержит своего слова, а эти иллюстрации дали бы ему имя, хлеб... Да что говорить? Полгода тому назад ты видел его и, надеюсь, не забыл... И вот, вместо того чтобы поддержать, подбодрить талантливого добряка хорошим, сильным словом, принести ему неоцененную пользу, ты пишешь жалкие, тоскливые слова... Ты нагнал на него тоску на полчаса, расквасил его, раскислил, и больше ничего... Завтра же он забудет твое письмо. Ты прекрасный стилист, много читал, много писал, понимаешь вещи так же хорошо, как и другие их понимают,- и тебе ничего не стоит написать брату хорошее слово... Не нотацию, нет! Если бы вместо того, чтобы слезоточить, ты потолковал с ним о его живописи, то он, это верно, сейчас уселся бы за живопись и наверное ответил бы тебе. Ты знаешь, как можно влиять на него... "Забыл... пишу последнее письмо" - все это пустяки, суть не в этом... Не это нужно подчеркивать... Подчеркни ты, сильный, образованный, развитой, то, что жизненно, что вечно, что действует не на мелкое чувство, а на истинно человеческое чувство... Ты на это способен... Ведь ты остроумен, ты реален, ты художник. За твое письмо, в котором ты описываешь молебен на палях (с гаттерасовскими льдами)3, будь я богом, простил бы я тебе все твои согрешения вольные и невольные, яже делом, словом... (Кстати: Николке, прочитавшему это твое письмо, ужасно захотелось написать пали.) Ты и в произведениях подчеркиваешь мелюзгу... А между тем ты не рожден субъективным писакой... Это не врожденное, а благоприобретенное... Отречься от благоприобретенной субъективности легко, как пить дать... Стоит быть только почестней: выбрасывать себя за борт всюду, не совать себя в герои своего романа, отречься от себя хоть на 1/2 часа. Есть у тебя рассказ, где молодые супруги весь обед целуются, ноют, толкут воду... Ни одного дельного слова, а одно только благодушие! А писал ты не для читателя... Писал, потому что тебе приятна эта болтовня4. А опиши ты обед, как ели, что ели, какая кухарка, как пошл твой герой, довольный своим ленивым счастьем, как пошла твоя героиня, как она смешна в своей любви к этому подвязанному салфеткой, сытому, объевшемуся гусю... Всякому приятно видеть сытых, довольных людей - это верно, но чтобы описывать их, мало того, что они говорили и сколько раз поцеловались... Нужно кое-что и другое: отречься от того личного впечатления, которое производит на всякого неозлобленного медовое счастье... Субъективность ужасная ведь. Она нехороша уже и тем, что выдает бедного автора с руками и ногами. Бьюсь об заклад, что в тебя влюблены все поповны и писарши, читавшие твои произведения, а будь ты немцем, ты пил бы даром пиво во всех биргалках, где торгуют немки. Не будь этой субъективности, этой чмыревщины5, из тебя вышел бы художник полезнейший. Умеешь так хорошо смеяться, язвить, надсмехаться, имеешь такой кругленький слог, перенес много, видел чересчур много... Эх! Пропадает даром материал. Хоть бы в письма его совал, подкураживал Николкину фантазию... Из твоего материала можно ковать железные вещи, а не манифесты. Каким нужным человеком можешь ты стать! Попробуй, напиши ты Николке раз, другой раз, деловое слово, честное, хорошее - ведь ты в 100 раз умней его,- напиши ему, и увидишь, что выйдет... Он ответит тебе, как бы ни был ленив... А жалких, раскисляющих слов не пиши: он и так раскис...
   "Не много надо чутья,- пишешь ты далее,- чтобы донять, что, уезжая, я отрезывал себя от семьи и обрекал себя забвению..." Выходит, что тебя забыли. Что ты и сам не веришь в то, что пишешь, и толковать не стоит. Лгать незачем, друг. Зная характер поющей матери и Николая, который в пьяном виде вспоминает и лобызает весь свет, ты не мог этого написать; если бы не слезные железы, ты не написал бы этого. - "Я ожидал и, конечно, дождался..." Пронять хочешь... Нужно пронять, очень нужно, но проймешь не такими словами. Это цитаты из "Сестренки", а у тебя есть и подельней вещи, которые ты с успехом мог бы цитировать.
   2) "Отец написал мне, что я не оправдал себя" и т. д. Пишешь ты это в 100-й раз. Не знаю, чего ты хочешь от отца? Враг он курения табаку и незаконного сожительства - ты хочешь сделать его другом? С матерью и теткой можно проделать эту штуку, а с отцом нет. Он такой же кремень, как раскольники, ничем не хуже, и не сдвинешь ты его с места. Это его, пожалуй, сила. Он, как бы сладко ты ни писал, вечно будет вздыхать, писать тебе одно и то же и, что хуже всего, страдать... И как будто бы ты этого не знаешь? Странно... Извини, братец, но мне кажется, что тут немаловажную роль играет другая струнка, и довольно-таки скверненькая. Ты не идешь против рожна, а как будто бы заискиваешь у этого рожна... Какое дело тебе до того, как глядит на твое сожительство тот или другой раскольник? Чего ты лезешь к нему, чего ищешь? Пусть себе смотрит, как хочет... Это его, раскольницкое дело... Ты знаешь, что ты прав, ну и стой на своем, как бы ни писали, как бы ни страдали... В (незаискивающем) протесте-то и вся соль жизни, друг.
   Всякий имеет право жить с кем угодно и как угодно - это право развитого человека, а ты, стало быть, не веришь в это право, коли находишь нужным подсылать адвокатов к Пименовнам и Стаматичам6. Что такое твое сожительство с твоей точки зрения? Это твое гнездо, твоя теплынь, твое горе и радость, твоя поэзия, а ты носишься с этой поэзией, как с украденным арбузом, глядишь на всякого подозрительно (как, мол, он об этом думает?), суешь ее всякому, ноешь, стонешь... Будь я твоей семьей, я бы по меньшей мере обиделся. Тебе интересно, как я думаю, как Николай, как отец?! Да какое тебе дело? Тебя не поймут, как ты не понимаешь "отца шестерых детей", как раньше не понимал отцовского чувства... Не поймут, как бы близко к тебе ни стояли, да и понимать незачем. Живи, да и шабаш. Сразу за всех чувствовать нельзя, а ты хочешь, чтобы мы и за тебя чувствовали. Как увидишь, что наши рожи равнодушны, то и ноешь. Чудны дела твои, господи! А я бы на твоем месте, будь я семейный, никому бы не позволил но только свое мнение, но даже и желание понять. Это мое "я", мой департамент, и никакие сестрицы не имеют права (прямо-таки в силу естественного порядка) совать свой, желающий понять и умилиться, нос! Я бы и писем о своей отцовской радости не писал... Не поймут, а над манифестом посмеются - и будут правы. Ты и Анну Ивановну настроил на свой лад. Еще в Москве она при встрече с нами заливалась горючими слезами и спрашивала: "Неужели в 30 лет... поздно?" Как будто бы мы ее спрашивали... Наше дело, что мы думали, и не ваше дело объяснять нам. Треснуть бы я себя скорей позволил, чем позволил бы своей жене кланяться братцам, как бы высоки эти братцы ни были! Так-то... Это хорошая тема для повести. Повесть писать некогда.
   3) "От сестры я не имею права требовать... она не успела еще составить обо мне... непаскудного понятия. Â заглядывать в душу она еще не умеет..." (Заглядывать в душу... Не напоминает ли это тебе урядницкое читанье в сердцах?) Ты прав... Сестра любит тебя, но понятий никаких о тебе не имеет... Декорации, о которых ты пишешь, сделали только то, что она боится о тебе думать. Очень естественно! Вспомни, поговорил ли ты с ною хоть раз по-человечески? Она ужо большая девка, на курсах7, засела за серьезную науку, стала серьезной, а сказал, написал ли ты ей хоть одно серьезное слово? Та же история, что и с Николаем. Ты молчишь, и не мудрено, что она с тобой незнакома. Для нес чужие больше сделали, чем ты, свой... Она многое могла бы почерпнуть от тебя, но ты скуп. (Любовью ее не удивишь, ибо любовь без добрых дел мертва есть.) Она переживает теперь борьбу, и какую отчаянную! Диву даешься! Все рухнуло, что грозило стать жизненной задачей... Она ничем не хуже теперь любой тургеневской героини... Я говорю без преувеличиваний. Почва самая благотворная, знай только сей! А ты лирику ей строчишь и сердишься, что она тебе не пишет! Да о чем она тебе писать будет? Раз села писать, думала, думала и написала о Федотихе...8 Хотела бы еще кое-что написать, да не нашлось человека, который поручился бы ей, что на ее слово не взглянут оком Третьякова и КR9. Я, каюсь, слишком нервен с семьей. Я вообще нервен. Груб часто, несправедлив, но отчего сестра говорит мне о том, о чем не скажет ни одному из вас? А, вероятно, потому, что я в ней не видел только "горячо любимую сестру", как в Мишке не отрицал человека, с которым следует обязательно говорить... А ведь она человек, и даже ей-богу человек. Ты шутишь с ней: дал ей вексель, купил в долг стол, в долг часы... Хороша педагогия! За нее на том свете не родители отвечать будут. Не их это дело... "Об Антоне я умолчу. Оставался ты один..." Коли взглянуть на дело с джентльменской точки зрения, то и мне бы следовало умолчать и пройти мимо. Но в начале письма я сказал, что обойду личное... Обойду и здесь оное, а зацеплю только "вопрос...". (Ужас сколько вопросов!) Есть на белом свете одна скверная болезнь, незнанием которой не может похвастаться пишущий человек, ни один!.. [Их много, а нас мало. Наш лагерь слишком немногочисленен. Болен лагерь этот. Люди одного лагеря не хотят понять друг друга.] Записался! Зачеркивать приходится... И ты знаком с ней... Это кичеевщина10 - нежелание людей одного и того же лагеря понять друг друга. Подлая болезнь! Мы люди свои, дышим одним и тем же, думаем одинаково, родня по духу, а между тем... у нас хватает мелочности писать: "умолчу!" Широковещательно! Нас так мало, что мы должны держаться друг друга... ну, да vous comprenez! {вы понимаете! (фр.)} Как бы мы ни были грешны по отношению друг к другу (а мы едва ли много грешны!), а мы не можем не уважать даже малейшее "похоже на соль мира". Мы, я, ты, Третьяковы, Мишка наш - выше тысячей, не ниже сотней... У нас задача общая и понятная: думать, иметь голову на плечах... Что не мы, то против нас. А мы отрицаемся друг от друга! Дуемся, поем, куксим, сплетничаем, плюем в морду! Скольких оплевали Третьяков и К0! Пили с "Васей"11 брудершафт, а остальное человечество записали в разряд ограниченных! Глуп я, сморкаться не умею, много не читал, но я молюсь вашему богу - этого достаточно, чтобы вы ценили меня на вес золота! Степанов дурак, но он университетский, в 1000 раз выше Семена Гавриловича и Васи, а его заставляли стукаться виском о край рояля после канкана! Безобразие! Хорошее понимание людей и хорошее пользование ими! Хорош бы я был, если бы надел на Зембулатова дурацкий колпак за то, что он незнаком с Дарвином! Он, воспитанный на крепостном праве, враг крепостничества - за одно это я люблю его! А если бы я стал отрекаться от А, Б, В... Ж, от одного, другого, третьего, пришлось бы покончить одиночеством!
   У нас, у газетчиков, есть болезнь - зависть. Вместо того чтоб радоваться твоему успеху, тебе завидуют и... перчику! перчику! А между тем одному богу молятся, все до единого одно дело делают.. Мелочность! Невоспитанность какая-то... А как все это отравляет жизнь!
   Дело нужно делать, а потому и останавливаюсь. После когда-нибудь допишу. Написал тебе по-дружески, честное слово; тебя никто не забывал, никто против тебя ничего особенного не имеет и... нет основания не писать тебе по-дружески.
   Кланяюсь Анне Ивановне и одной Ma12.
   Получаешь ли "Осколки"? Уведомь. Послал тебе подтверждение самого Лейкина.
   А за сим мое почитание.

А. Чехов.

  
   Не хочешь ли темки?
   Накатал я, однако! Рублей на 20! Более, впрочем,..
  
   Письма, изд. 2-е, т. 1, с. 36-43 (частично); ПССП, т. XIII, 6. 46-52; Акад., т. 1, No 36.
   1 Письмо неизвестно.
   2 Иллюстрации Н. П. Чехова к Достоевскому неизвестны.
   3 Молебен на палях (сваях у морской пристани) - по случаю окончания навигации - Ал. П. Чехов описывал 23 ноября 1882 г.:, "Вообрази такую картину: безбрежное море, льды без конца, яркое солнце, небольшой мороз, палуба парохода, погасившего свои пары, мундирные, зябнущие лица, матросы, лысый еле козлогласующий поп, дым кадила, струею поднимающийся в морозном воздухе над ледяным полем моря... Вообрази это, и ты получишь нечто вроде того, что смахивает на заутреню на корабле капитана Гатраса" (Письма Ал. Чехова, с. 80). "Путешествия и приключения капитана Гаттераса" (1866) - роман Ж. Верна.
   4 Рассказ в печати не обнаружен.
   5 Н. А. Чмырев сотрудничал в "Московском листке", низкопробном издании "малой прессы".
   6 Таганрогская повариха и грек-маклер, завсегдатай лавка П. Е. Чехова.
   7 М. П. Чехова училась на историческом отделении историко-филологического факультета Московских высших женских курсов проф. В. И. Герье. До того хотела поступить в Училище живописи, ваяния и зодчества, но не была принята (не оказалось вакансии).
   8 Письмо М. П. Чеховой об артистке Малого театра Г. Н. Федотовой неизвестно.
   9 Университетские товарищи Ал. П. Чехова, братья Иван и Леонид Третьяковы. Получив в наследство от рано умерших родителей большое состояние, вели беспорядочный образ жизни.
   10 П. И. Кичеев - сотрудник "малой прессы".
   11 В. И. Малышев, дядя и опекун братьев Третьяковых.
   12 Новорожденная дочь Ал. П. Чехова Мария.
  

ЧЕХОВ - АЛ. П. ЧЕХОВУ

  
   4 января 1886 г. Москва
  

86.I.4.

Карантинно-таможенный Саша!1

   Поздравляю тебя и всю твою юдоль {Мишка, будучи поэтом, под юдолью разумел

Категория: Книги | Добавил: Ash (12.11.2012)
Просмотров: 1870 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа