Чехов Антон Павлович - Переписка А. П. Чехова и О. Л. Книппер

align="justify">  

  

   Мне скучно без тебя. Так хочу тебя сейчас видеть, так хочется приласкаться, посмотреть на тебя. Точно меня выбросили куда-то за борт - такое у меня сейчас ощущение.

   Что ты делаешь, что думаешь?

   Мне сейчас гадко, тоскливо, и устала я, и отдыхать не могу.

   Сегодня репетировала, работы предстоит много, и я хочу работать, иначе моя игра будет такая же мазня, как была те два сезона. После обеда бегала искать квартиру Маше, скажи ей, что подходящее только видела в Богословском пер. (Тверской бульвар), 4 светлых больших комнаты - 60 р., но, ужас, - на 4-м этаже; не думаю, чтоб она согласилась.

   В Палашевском квартира уже занята. Сегодня была у меня m-me Коновицер, чтоб я посмотрела эту квартиру, но меня не застала. Я зашла к ней - она уже уехала на дачу. Завтра пойду по Кисловкам¹ искать.

   Сейчас навещу тетку, а вечер буду заниматься. Грохот по мостовым раздражает, пугает и беспокоит меня.

   Булочки наши² все также любят друг друга и также светло смотрят вдаль. С дядюшкой доктором я беседовала и не поругалась. Он нашел, что у меня нервы шалят здорово - когда я ему рассказала про лысинку и про коричневое пятно на виске и на руке. К горловому специалисту сам повезет меня - видишь, как милостив. Капиташу³ не видала, прислал мне огромный букет чудных флоксов и астр с словами:

  

   Цветы осенние милей

   Роскошных первенцев полей...⁴.

   С приездом!..

  

   Мило ведь!

   Не дождусь письма от тебя, раньше 11-го не могу получить? А может, ты забыл думать обо мне? Пиши же. Целую тебя крепко, крепко, мой Антон (а ты как будешь называть меня?).

   Ты работаешь?

  

  

   Сидела, разбиралась за письменным столом - поглядела на твои карточки, и глядела долго и много думала. И ужасно мне стало хорошо на душе от сознания, что ты меня любишь. И душа смягчилась, и захотелось опять писать. Балую я тебя, правда?

   Нет, хорошо, что пишу, тем более что вчера послала такое кислое письмо. Мне вчера было очень скверно.

   Как проводишь дни? Много ли народу надоедает тебе? Ходишь ли в город по вечеркам, отводишь ли душу с m-me Бонье.

   Как поживает твой кабинет? Пыль вытирают? Сюртуки тебе чистят и желтые туфли или нет? Здоровы ли журавли? Во сколько вопросов - ответишь?

   А самый главный вопрос приберегла под конец: когда ты приедешь? Ведь ты приедешь непременно. Было бы слишком жестоко расстаться теперь на всю зиму. Погода жаркая, сухая стоит. Я уже мечтаю, как поеду тебя встречать, представляю твое лицо, твою улыбку, слышу твои первые слова.

   Знаешь, мне в Москве проходу не дают. Многие уверены, что мы уже повенчаны. Знакомым Савицкой передавали это в Кастрополе за факт. Элька слышала это в Алупке в купальне. Даже в Сергиевом посаде об этом очень усердно говорят, родных моих все поздравляют, а те физиономии вытягивают, т.к. ничего не знают.

   Не смешно ли это все? Ты улыбаешься?

   Мать моя приедет 25-го. Скажи Маше, что бегала сегодня после репетиций по Кисловкам, но ничего не нашла, т. е. квартир.

   Ну покойной ночи, уже поздно. Целую тебя крепко, дорогой мой, и жду завтра письмо от тебя - получу? Страшно огорчусь, если нет.

   Целую Машу, мою хорошую, и шлю привет домашним.

  

  

   Милая, славная, великолепная моя актриса, я жив, здоров, думаю о тебе, мечтаю и скучаю оттого, что тебя здесь нет. Вчера и третьего дня был в Гурзуфе, теперь опять сижу в Ялте, в своей тюрьме. Дует жесточайший ветер, катер не ходит, свирепая качка, тонут люди, дождя нет и нет, все пересохло, все вянет, одним словом, после твоего отъезда стало здесь совсем скверно. Без тебя я повешусь.

   Будь здорова и счастлива, немочка моя хорошая. Не хандри, спи крепко и пиши мне почаще.

   Целую тебя крепко, крепко, четыреста раз.

  

  

   Милюся моя, я не знаю, когда выеду в Москву, - не знаю, потому что, можешь ты себе представить, пишу в настоящее время пьесу. Пишу не пьесу, а какую-то путаницу. Много действующих лиц - возможно, что собьюсь и брошу писать.

   Сапоги желтые, о которых ты спрашиваешь, не чищены с того дня, как я проводил тебя. И меня никто не чистит. Хожу весь в пыли, в пуху и в перьях.

   Соня с Володей¹ еще у нас. Погода скверная, сухая, ветер не перестает... Мне не весело, потому что скучно.

   Будь здорова, милая немочка, не сердись на меня, не изменяй мне. Целую тебя крепко.

  

  

   Наконец-то я получила письмо от тебя, мой дорогой, мой Антон! Я уж не знала, что думать, истомилась, изволновалась. Вчера накатала Маше отчаянное письмо. Сегодня утром сама сбежала вниз к почтовому ящику и нашла твое письмо.

   Обрадовалась страшно, чуть не заревела. Ты смеешься? Ну посмейся, я люблю, когда ты смеешься, и потом вдруг сразу опять хмурый.

   Ты, значит, теперь работаешь. В Гурзуфе или нет?

   Пиши мне, как подвигается пьеса, как работаешь - энергично, с легкостью? Не злись, не скучай, не томись. Увидимся - все позабудем. Мне хочется, чтоб у тебя был дух бодрый теперь, свежий. А когда увидимся? Нигде это не написано? Ни в каких небесах, где бы можно прочитать? Ты еще об этом нигде не читал?

   Я, мой милый, хожу на репетиции, жарюсь, злюсь на городскую пыль, жару, шум адский. Володя уехал к маме; сегодня вечером объявился наш "capitaine". 11-го мы кутили у новорожденного дядюшки Карла Ивановича. Он теперь живет с тетей Лелей, у них очаровательная квартирка в 4 комн., в Брюсовом пер. Кутили мы en famille, еще Володя с Элькой. Я принесла дыню, язык и груши, у дяди великолепная ветчина сырая из Варшавы; пили ликеры, говорили глупости, хохотали. Я с теткой играла в четыре руки, а потом заставили "Лёлю" с "Карлушей" плясать вальс, и они здорово кружились. Элька с Володей вприсядку, а я любовалась на старых и малых и чувствовала себя утомленной.

   Я всю эту неделю утомляюсь сильно; все хочется лежать и не двигаться. Ну, это пройдет. В субботу я после дневной репетиции уехала на дачу к Ольге Мих.¹ (сестра той, кот. удрала в Китай). Ты ведь ее знаешь. Там пробыла воскресенье до 5 ч. и вернулась к репетиции. Я с диким восторгом вдыхала дивный аромат лесов, гуляла и радовалась каждой березке, каждому осеннему цветочку, выцарапывала мох и нюхала землю; нашла грибочек, хотя они нигде не родятся этот год. Утром роса на траве. Еще совсем мало желтизны на деревьях, т.ч. не похоже на осень. Сегодня прошел здоровый дождик, а то жара была адская. Антон, родной мой, проведем будущее лето здесь где-нибудь в деревне - хочешь? Я все думала, как ты удивительно подходишь к этой чисто русской природе, к этой шири, к полям, лугам, овражкам, уютным, тенистым речкам. Ты не смеешься над моими глупыми мыслями? Милый ты мой милый.

   Ну, верно уж второй час, пора бы спать актрисе; хотя завтра свободный день. Буду сидеть и заниматься вторым актом². Первый сладили. Влад. Ив. бодро, энергично занимается, это очень хорошо - не затянем пьесу. Декорации чудесные. Вчера Симов прислал макетки 2-го акта. Дикая горная равнина, ели, камни, водопад, вода бежит по всей сцене, мостик наверху, вдали горное озеро и снеговые вершины. Савицкая, думаю, будет великолепная Ирена. Качалов мне нравится. Страшно еще вперед говорить.

   Ну, довольно писать; спи спокойно, дорогой мой, не кисни, пиши своей актрисульке, а я тебя за это поцелую.

  

  

   Мне уже кажется, что я целый век не писала тебе, дорогой мой Антон. Видишь, а ты меня письмами не балуешь. Вот уже больше недели, что я в Москве, и только одно письмо. Мне сейчас тоскливо - слушала исповедь дяди Саши - неудовлетворенность, сознание нелепо прожитой жизни, рассказы о своих кутежах, попойках, болезненное искание в себе хоть кусочка чего-то чистого, человеческого, раскаяние, желание все поправить - и все это однотонным, глухим голосом при свете одной свечи. На столе колбаса и тарелка с крыжовником, кот. я ела, слушая его. Жалко его ужасно, говорит о револьвере, но, конечно, этого бояться нечего¹. Все спрашивал, верю ли я в него, что он исправится теперь после лагеря. Мне больно, что я не обошлась с ним мягче, но меня возмутили некоторые его поступки это лето. Я только молча слушала его, отвечала мало, ничего не рассказывала. Он это чувствует. Брякнул, что хотел бы тебе все рассказать, что, может, только ты один понял бы его лучше, чем я. Жалко, жалко мне его.

   Скажи, тебе не скучно, что я пишу тебе обо всем этом?

   Как мне хочется посидеть у тебя в кабинете, в нише, чтоб было тихо, тихо - отдохнуть около тебя, потом потормошить тебя, глупостей поговорить, подурачиться. Помнишь, как ты меня на лестницу провожал, а лестница так предательски скрипела? Я это ужасно любила. Боже, пишу, как институтка!

   А вот сейчас долго не писала, скрестила руки и, глядя на твою фотографию, думала, думала и о тебе, и о себе, и о будущем. А ты думаешь?

   Мы так мало с тобой говорили и так все неясно, ты этого не находишь? Ах ты мой человек будущего!

   А ты меня не забыл, какая я? А ты меня любишь? А ты мне веришь? А тебе скучно без меня? А ты за обедом ешь? С матерью не ссоришься? А с Машей ласков? Сошел с своего олимпийского величия? А ну-ка попробуй, ответь на все. Пиши больше о себе, все пиши. А теперь дай мне прижать твою голову и пожелать спокойной ночи.

  

  

   Здравствуй, милая, хорошая моя актрисочка. Пишу пьесу, но гости мешают дьявольски. Вчера с 9 часов утра до вечера, а сегодня с обеда. Все путается в голове, настроение становится мелким, злюсь, и каждый день приходится начинать сначала.

   Сейчас пришла начальница гимназии¹, а с ней две ее родственницы-барышни. Пришли, посидели в кабинете, а теперь пошли чай пить.

   В "России" проживает Екатерина Николаевна. Ждут Немировича.

   Ветер. На море качка. Из кабинета я ушел к себе в спальню и тут пишу у окна. Если гости не будут срывать настроения и если не буду злиться, то к 1-5 сентября уже окончу пьесу, т.е. напишу и перепишу начисто. А потом поеду в Москву, вероятно.

   От тебя давно уже не было ни строчки. Это нехорошо, милая.

   Будь здорова, не хандри.

  

  

   Милюся моя, отвечаю на вопросы, выпрыгивающие из твоего письма. Я работаю не в Гурзуфе, а в Ялте, и мне жестоко мешают, скверно и подло мешают. Пьеса сидит в голове, уже вылилась, выровнялась и просится на бумагу, но едва я за бумагу, как отворяется дверь и вползает какое-нибудь рыло. Не знаю, что будет, а начало вышло ничего себе, гладенькое, кажется.

   Увидимся ли? Да, увидимся. Когда? В первых числах сентября, по всей вероятности. Я скучаю и злюсь. Денег выходит чертовски много, я разоряюсь, вылетаю в трубу. Сегодня жесточайший ветер, буря, деревья сохнут.

   Один журавль улетел.

   Да, милая моя актрисуля, с каким чисто телячьим восторгом я пробежался бы теперь в поле, около леса, около речки, около стада. Ведь, смешно сказать, уже два года, как я не видел травы. Дуся моя, скучно!

   Маша уезжает завтра.

   Ну, будь здорова. Алексеевых и m-me Немирович не вижу.

  

   Вишневский мне не пишет. Должно быть, сердит. За это я напишу ему плохую роль.

  

  

   Здравствуй, дорогой мой Антон. Сейчас полночь, я вернулась из "Эрмитажа" (из нашего)¹, где попробовала слушать оперетку, но кроме грубости, пошлости и вульгарности ничего не видела. И люди могут смеяться над этим - не могу этого понять и возмущаюсь. Мне сегодня не хотелось сидеть одной дома, я уже насиделась за эти дни, тем более что вчера мне нездоровилось и я лежала целый день одна. Днем сегодня репетировала, была у портнихи, навестила Евгению Мих., в 7 час. зашла в театр за жалованьем, посмотрела "Штокмана"² немного и с Вишневским пошла в оперетку - приятный кавалер? Как ты думаешь? Там встретили Димитрия Шенберга, посмотрели 1 ¥ акта, поглядели на гимнастов и я, насытившись всеми прелестями и промерзнув, отправилась домой и села писать моему далекому милому человечку.

   Ты мне сегодня тоскующее письмо прислал, правда? Я утром шла на репетицию и, спускаясь по лестнице, думала, забелеет ли в ящике письмо от тебя, - и сердце запрыгало, когда увидела конвертик. Но как ты мне мало пишешь! Хотя, зная тебя, это понятно, иначе быть не может. Что за фраза: "не изменяй мне"³ - надеюсь - шутка? Как тебе не стыдно?

   Я страшно рада, что ты сел за работу. Пьеса должна выйти отличной - понимаешь? И я чувствую, что она выйдет интересной. Как мне хочется поскорее прочесть ее с тобой вдвоем! Чтобы никто не мешал. Боже мой, как у меня будет сердце прыгать, когда поеду встречать тебя, родной мой, голубчик! Почищу тебя всего, будешь выхоленный; и сапоги вычистим, и пух и перья снимем, и душу разгладим. Не называй меня немкой, слышишь?

   Послезавтра Маша будет здесь - как я рада, как я рада! Противные вы - приковали меня к себе! Очень надо мне вас любить - не хочу!

   Комнату свою не хочу прибирать, не клеится, я ее разлюбила. Была у доктора: будут мне горло массировать, электризовать и смазывать. Я никуда не хожу, никого не хочу видеть. А тебя хочу, хочу, хочу, хочу, хочу... Целую тебя, милый мой, много, много раз и горячо.

  

  

   С добрым утром, милый мой! Я только что встала. Чувствую себя хорошо, погода - прелесть! Хорошо бы поехать за город, да не с кем.

   Буду сидеть дома, схожу к Мейерхольд¹, обещала, а вечером на "Мертвых". Мне нравится Майя, и думаю, что выйдет.

   Ради Бога не кисни, мы должны встретиться бодрые и радостные. Целую твою милую голову.

   Не забудь достать мне карточку Левитана.

   Забыла было тебе написать о "зеленом гаде". Была у старухи тетки, и она велела его теперь же пересадить. Найди хорошей земли, насыпь туда толченого угля и ложку столовую толченых жженых костей. Потом дай покрасивее направление молодым побегам, чтоб они не были такими раскаряками.

   Buona sera, signor².

  

  

   Милая моя, что такое?!! Ты пишешь, что получила от меня до сих пор только одно письмо, между тем я пишу тебе каждый или почти каждый день! Что означает сие? Мои письма никогда не пропадали.

   Вчера пошел в сад, чтобы отдохнуть немножко, и вдруг - о ужас! - подходит ко мне дама в сером: Екатерина Николаевна! Она наговорила мне разной чепухи и, между прочим, дала понять, что ее можно застать только от часа до трех. Только! Простилась со мной, потом немного погодя опять подошла и сказала, что ее можно застать только от часа до трех. Бедняга, боится, чтобы я не надоел ей.

   Пьеса начата, кажется, хорошо, но я охладел к этому началу, оно для меня опошлилось - и я теперь не знаю, что делать. Пьесу ведь надо писать не останавливаясь, без передышки, а сегодняшнее утро - это первое утро, когда я один, когда мне не мешают. Ну, да все равно, впрочем.

   Дядю Сашу надо женить¹.

   Когда приеду, пойдем опять в Петровско-Разумовское? Только так, чтобы на целый день и чтобы погода была очень хорошая, осенняя и чтобы ты не хандрила и не повторяла каждую минуту, что тебе нужно на репетицию.

   Ек. Ник. сообщила по секрету, что ее муж, т.е. Вл. Ив., приедет сюда на две недели, чтобы работать². В конце месяца. Я удеру в Гурзуф, чтобы не мешать.

   В Ялте уже осень. Ну, милюся моя, будь здорова и пиши, пиши, пока не надоест. Прощай, мамуся, ангел мой, немочка прекрасная. Мне без тебя адски скучно.

  

  

   Вчера и сегодня получаю от тебя письма, дорогой, милый мой Антон, и страшно счастлива. Счастлива, что пьеса налаживается, но окончательно тебя не понимаю, что ты не ограждаешь себя от назойливых посетителей в такое время. Вполне понятно, что ты становишься злым и раздражительным, а эти скверные мелкие ощущения должны мешать работать.

   Ах ты славянский халатик! Но я думаю, если тебе очень приспичит писать - ты выставишь всех визитеров.

   Уже два дня что я не писала тебе - целая вечность, правда? Все болтала и ездила с Машей, а о тебе и думать забыла - понял? Вру, вру, родной мой. И болтали-то очень много о тебе, даже очень много.

   Как я была рада Маше - ты веришь? Мне дико, что мы будем жить врозь. Но, конечно, большую часть времени я буду торчать у нее. Я совсем отвыкла от своих, это ужасно, но это так. Вчера приехала мать...

   О квартире Маша тебе, верно, все написала. Квартир совсем нет маленьких в Москве, я много бегала. А тебе приятно, что опять Дегтярный? Квартирка славненькая, уютная, вот увидишь.

   Так ты приедешь, милый мой? В начале сентября? А тебе хочется меня увидать? Или тебе и без меня хорошо? Ты ведь холодный человек будущего!

   Надо кончать, дорогой мой, и бежать на репетицию. Маша пошла к Ивану Павловичу. Посылаю тебе фотографии. У меня на столе чудные три "belle France", срезала с своих роз, а по ним ползает божья коровка. Запах дивный.

   Немирович вряд ли уедет, пока не наладит "Мертвых". Если он с тобой заговорит, ты от меня не отрекайся по твоему обыкновению и не ставь меня в неловкое положение, т.к. он знает, что я говорила с ним с твоего ведома, понимаешь?

   Многодумная ты моя головушка, будь здоров, не злись и не раздражайся так много, а лучше устрани причины. А то я буду тебя бояться. Целую тебя, дорогой мой, и жду.

   А письма твои не очень нежные.

  

  

   Милюся моя, здравствуй! В письме своем ты сердишься, что я пишу тебе помалу. Но зато ведь я пишу тебе часто!

   Вчера был у меня Алексеев. Сидел до 9 час. вечера, потом мы пошли (или, вернее - я повел его) в женскую гимназию, к начальнице. В гимназии хорошенькая венгерка, говорящая очень смешно по-русски, играла на арфе и смешила нас. Просидели до 12 часов.

   Сегодня пошел в город по делу, встретил там Верочку¹ и привел ее к нам обедать. Эта Верочка приехала из Харькова. Богатая невеста. Видишь, какой я Дон Жуан!

   Пьесу пишу, но боюсь, что она выйдет скучная. Я напишу и, если мне не пондравится, отложу ее, спрячу до будущего года или до того времени, когда захочется опять писать. Один сезон пройдет без моей пьесы - это не беда. Впрочем, поговорим об этом, когда буду в Москве.

   А дождя все нет и нет. У нас во дворе строят сарай. Журавль скучает. Я тебя люблю.

   Приедешь на вокзал встретить меня? А где мне остановиться? В какой гостинице - удобной, близкой к тебе и не столь дорогой? Подумай о сем и напиши, миленькая моя.

   У нас в доме тихо, мирно, с матерью пребываю в согласии, не ссорюсь.

   Ты ходишь с Вишневским в оперетку? Гм...

   Пиши мне почаще, не скупись. За это я тебя награжу, я тебя буду любить свирепо, как араб. Прощай, Оля, будь здорова и весела. Не забывай, пиши и почаще вспоминай твоего

  

  

   Я сейчас приехала из бани, дома никого, тишина, и я хочу поболтать с тобой, мой Антон. Ведь ты мой? А ты вот меня никогда не называешь по имени, только в первом письме; оно тебе не нравится?

   Маша ушла в гимназию на урок¹; когда я ее провожала, - нашла твое письмо. Твои последние письма шли по 5,6 дней - это ведь ужасно! Как ты меня огорчаешь, когда пишешь, что посетители все еще мешают тебе работать. Ты подумай - день за днем проходит в пустой болтовне, а сам говоришь, что пьеса просит вылиться, сам негодуешь на то, что мешают.

   Милый, голубчик, ну устрани, ну сделай как-нибудь, чтобы этого не было, чтобы ты мог спокойно, не раздражаясь, работать. Я на твоем месте переживала бы страшные муки, если бы пришлось писать при таких условиях. Я, конечно, свои занятия не могу сравнить с твоей работой, но и я оградила себя от ненужных посещений. Запираюсь у себя и сообщаю прислуге, что я перестаю существовать для кого бы то ни было. Да что я пишу, - ты все это отлично сам знаешь и понимаешь. Жду от тебя письма, в кот. услышу наконец, что ты пишешь, что ты можешь весь отдаться своей работе. Это будет? Как я буду счастлива, как я буду ликовать! Майя моя, кажется, налаживается, я ее люблю, и работаю над ней с радостью. Хочу, чтобы ты видел, как я ее буду играть, и сказал бы свое мнение.

   Вчера Маша была у нас в театре, на вечерней репетиции; все ей очень были рады, окружили ее. Новость: Вишневский съехал от Федотовой², живет в меблир. комн. "Тюрби", где Сандуновские бани, и приглашал меня и Машу к себе чай пить. Санин возликовал, когда увидал "славянку с серыми глазами", как он называет Машу.

   Вл. Ив. едет 30-го в Варшаву к сестре, кот. очень плоха³. На всякий случай не говори об этом его жене, раз она ждет его в Ялту, хотя, наверное, она это знает. Вчера был у нас Коновицер, пил чай, болтал.

   Обязательно поедем в Разумовское, а еще скатаем денька на три в Звенигород - хочешь? К монахам? Там дивно хорошо. Ну пока, addio, зовут обедать. После обеда буду укладывать Машины вещи, она сегодня перебирается, а вечером репетиция. Не злись, люби меня крепко. Целую тепленько.

  

  

   Льет ливмя дождь.

   Несутся тучи...¹.

   Скверно и дождливо, Антон! Я сейчас прибежала с репетиции с мокрыми ногами, т.к. была без галош, а башмак с дыркой. Вишневский меня почему то называет "бедной невестой" и при этом громко и значительно хохочет, т.е. когда видит меня в дырявом башмаке или в старом платье. Санин мне разрешает меньше давать на подписки; т.к. "этой девушке нужны теперь деньги", говорит он. Ты не понимаешь, на что они все намекают?

   Вчера и сегодня нет писем от тебя - мне скучно.

   Вчера я помогала Маше разбираться на новой квартирке. Знаешь - как там будет уютно, симпатично! Гораздо лучше, чем в той. Приедешь - увидишь. Вечером репетиция "Снегурки" не состоялась по болезни Санина², т.ч. я опять была у Маши, ночевала там; сегодня утром побранились из-за твоего портрета - куда вешать. В 6 час. мы идем пить чай к Вишневскому, с печеньем и вареньем. Ты нам, конечно, завидуешь? Еще будут Савицкая и Немирович.

   Теперь я и Леля буду репетировать, т.к. поцарапались Санин с Желябужской и он отказался заниматься с ней до приезда Станиславского³. Только, ради Бога, молчи об этом. 30-го уезжает Немирович, и мне будет свободнее, т.к. "Мертвые" не будут репетироваться.

   Скоро будет письмо от тебя? Напиши, как работаешь, каково настроение. Напиши, что любишь меня.

   Вчера мы с двумя Машами⁴ вспоминали Гурзуфское житье. Кончаю, дорогой мой, т.к. бегу к дядюшке массироваться, он ждет меня. Целую тебя, родной мой, и люблю.

  

  

   Уже первый час ночи, дорогой мой Антон, а я только что вернулась с репетиции "Снегурки". Санин в раже, работает вовсю, склеивает пьесу, вводит хор. Знаешь, удивительно красивая музыка¹. Очень стильная, оригинальная, чисто русская, но местами совсем церковная; боятся, что запретят. Вообще "Снегурка" будет замечательно поставлена, вот увидишь хоть репетиции.

   Ты меня спрашиваешь о гостинице? Но я думаю, ты остановишься у Маши. Ее жиличка, верно, не скоро приедет, и тебе будет отлично, и приятнее, чем в гостинице, - права я?

   Сегодня доканчивали убирать Машину комнату. Я приколачивала занавески на окнах, т.е. скорее украшения для окон, полотеры вычистили полы, постлали ковры, и стало удивительно тепло и уютно.

   Ты ведь пришлешь мне телеграмму, когда приедешь, - как мы условились, да? Я тебе буду много рассказывать. У тебя не иссяк интерес к нашему театру? Надеюсь, нет.

   Как твое здоровье, настроение? Ох, сколько ты мне еще должен рассказывать! Т.е. скорее, сколько еще нам надо говорить друг с другом! Правда?

   Милый мой, не скучай, не хандри, не злись.

   Я никуда не хожу, кроме театра и Маши. После 1-го перебираемся к себе в Каретный ряд², чему я очень рада.

   Ну покойной ночи, мой милый писатель, жду завтра письма. Целую тебя крепко, люби меня свирепо, как араб. А я тебя как кто?

   Пили мы чай у Вишневского, был еще Вл. Ив. Немирович. Вишневский живет великолепно, у него ослепительная чистота и аккуратность, и я думаю выйти за него замуж. Как ты посоветуешь?

  

  

   Милая моя Оля, я жив и здоров, чего и тебе, актрисе, желаю. Не пишу тебе, потому что погоди, пишу пьесу. Хотя и скучновато выходит, но, кажется, ничего себе, умственно. Пишу медленно - это сверх ожидания. Если пьеса не вытанцуется как следует, то отложу ее до будущего года. Но все-таки, так или иначе, кончу ее теперь.

   Ах, как мне мешают, если бы ты только знала! Не принимать людей я не могу, это не в моих силах.

   В Москве холодно? Ой, ой, нехорошо это.

   Ну, будь здорова. Ты обижаешься, что в некоторых письмах я не называю тебя по имени. Честное слово, это неумышленно.

   Целую тебя двадцать раз. Был немножко нездоров, ворчал, а теперь ничего, опять повеселел.

  

  

   С 23-го авг. нет писем от тебя. Антон, дорогой мой, это безжалостно. Я жду, жду. Прощаю только в том случае, если ты усидчиво работаешь. И Маше не пишешь, злюка противный! Ты здоров? Ну, приставать не буду, оттрезвонила. Но зачем так долго молчишь. Не хочется писать?

   У нас холодно, довольно противно. Я живу то дома, то у Маши, и нет у меня, бедной, пристанища; хотя такая жизнь мне несколько нравится. Настроение у меня пестрое, смесь чего-то с чем-то, и очень беспокойное.

   У нас теперь Надежда Ивановна Средина, живет у меня в комнате, а я больше пребываю у Маши. Занимаюсь пением с мамой, т.к. играю Леля не шутя, а там пение как следует. Буду петь тебе "Земляничку-ягодку" - грустно-прегрустно. Завтра и послезавтра по две репетиции "Снегурки". Приехал "сам"¹ и будет смотреть. Немирович сегодня уезжает² и приедет 6-го - мы уже перейдем в наш театр и будем показывать "Мертвых"³. Я теперь занята скучной материей - выдумываю туалет для Майи; он должен быть оригинален и с "художественным пятном". Тебе смешно?

   Pardon, mon cher, упала ручка и насажала кляксов. Знаешь, я хотела купить Мопассана французского, но он стоит 39 р. - это ужасно! Подожду, а то теперь расходов много. Хочу читать и нет времени и под рукой нет ничего.

   У мамы уже запищали ученицы на все голоса.

   Дома у нас холодно и скучно.

   Вчера вечером сидели у Маши Малкиели и Немирович и весь вечер гадали, как, помнишь, года 1 ¥ тому назад, в Дегтярном? Много болтали и смеялись. София едет на той неделе в Симеиз, конечно, навестит и тебя, ты, конечно, рад? Все в восторге от Машиной квартирки.

   Пиши мне больше о себе, только о себе, больше мне ничего не надо. Хочу тебя видеть, хочу с тобой много-много говорить. Целовать тебя не хочу, потому что не пишешь. Addio, академик. Сейчас вспомнила нашу поездку в Севастополь. Целую.

  

  

   Наконец-то пришло письмо от тебя, дорогой мой Антон! Как я рада, что ты здоров и что ты работаешь. Я хочу, чтобы ты был весел, чтобы ты не хандрил, чтобы ты скорее приезжал. Ах, все для меня так смутно, смутно...

   У меня сегодня трещит голова, устала от последних двух дней. По два раза репетиции "Снегурки" и вчера показывали 3 акта Алексееву. Он остался страшно доволен, сказал, что все готово, благодарил труппу, целовал Санина. Приятно так начинать сезон, правда?

   Как тебя не хватает здесь, милый мой! Знаешь, здесь Горький и Сулержицкий. Много говорим о тебе, и даже очень много. Горький сидит у нас на репетициях, слезы льет от умиления. Третьего дня он обедал у нас, очаровал всех, много рассказывал, говорил много о тебе, говорил, как летом читал крестьянам твой рассказ "В овраге" и какое было сильное впечатление. Горький даже вскочил и прослезился при воспоминании. И с каким любопытством и любовью крестьяне смотрели на твою фотографию, и как всхлипывали при чтении. А читал он на берегу Псла в лесу - красиво?

   Вчера в театре объявился Лев Антонович, разыскивал нас. Я его утащила обедать, и он ушел от нас в первом часу, хотя я уходила на вечернюю репетицию. Пел, дурачился, прыгал, со всеми подружился и никак не мог уйти, очень ему не хотелось. Какой он хороший человечек! Вечер сидел с мамой, Надеждой Ив. и теткой, рассказывал им всю свою жизнь - разве это не трогательно? Сегодня Горький, Лев Ант. в 5 час. пьют чай у Маши, и я сейчас туда иду; Мейерхольд тоже там будет; Санина я забыла позвать, как меня просила Маша, и это ее рассердит.

   Вот видишь, сколько у нас происшествий!

   Сейчас дядя Карл громил наш театр, но я стойко держалась и отпарировала.

   Милый, не томи меня молчанием; будь здоров, люби меня крепко, крепко.

   Целую тебя и жду. Целую глаза, чтоб никто не любил.

  

  

   Милюся моя, ангел мой, я не пишу тебе, но ты не сердись, снисходи к слабостям человеческим. Все время я сидел над пьесой, больше думал, чем писал, но все же мне казалось, что я занят делом и что мне теперь не до писем. Пьесу пишу, но не спешу, и очень возможно, что так и в Москву поеду не кончив; очень много действующих лиц, тесно, боюсь, что выйдет неясно или бледно, и потому, по-моему, лучше бы отложить ее до будущего сезона. Кстати сказать, я только "Иванова" ставил у Корша тотчас же по написании, остальные же пьесы долго еще лежали у меня, дожидаясь Влад. Ивановича, и, таким образом, у меня было время вносить поправки всякие.

   У меня гости: начальница гимназии с двумя девицами. Пишу с перебоями. Сегодня провожал на пароход двух знакомых барышень и - увы! - видел Екатерину Николаевну, отъезжавшую в Москву. Со мной была холодна, как могильная плита в осенний день! И я тоже, по всей вероятности, был не особенно тепел.

   Телеграмму, конечно, пришлю, непременно выходи меня встретить, непременно! Приеду с курьерским - утром. Приеду и в тот же день засяду за пьесу. А где мне остановиться? На Мл. Дмитровке нет ни стола, ни постели, придется остановиться в гостинице. В Москве я пробуду недолго¹.

   Дождя в Ялте нет. Сохнут деревья, трава давно высохла; ветер дует ежедневно. Холодно.

   Пиши мне почаще, твои письма радуют меня всякий раз и поднимают мое настроение, которое почти каждый день бывает сухим и черствым, как крымская земля. Не сердись на меня, моя миленькая.

   Гости уходят, иду провожу их.

  

  

   Милая моя Оля, ангел мой, мне очень, очень, очень скучно без тебя. Я приеду, когда кончатся у тебя репетиции и начнутся спектакли, когда в Москве будет уже холодно, т.е. после 20-го сентября.

   Теперь я сижу дома, и мне кажется*, что я пишу.

   Ну, будь здорова, бабуся.

   * говорю "кажется", потому что в иной день сидишь-сидишь за столом, ходишь-ходишь, думаешь-думаешь, а потом сядешь в кресло и возьмешься за газету или же начнешь думать о том о сем, бабуся милая.

   Пиши!

  

  

   Ты пишешь: "Ах, для меня все так смутно, смутно"... Это хорошо, что смутно, милая моя актрисочка, очень хорошо! Это значит, что ты философка, умственная женщина.

   Кажется, потеплело? Как бы ни было, 20 сентября я выеду в Москву и пробуду там до 1 октября¹. Все дни буду сидеть в гостинице и писать пьесу. Писать или переписывать начисто? Не знаю, бабуся милая. Что-то у меня захромала одна из героинь, ничего с ней не поделаю и злюсь.

   Получил сейчас письмо от Маркса: пишет, что пьесы мои выйдут в свет через 10 дней².

   Я боюсь, как бы ты не разочаровалась во мне. У меня страшно лезут волосы, так лезут, что, гляди, чего доброго, через неделю буду лысым дедом. По-видимому, это от парикмахерской. Как только постригся, так и стал лысеть.

   Пишет Горький пьесу или не пишет?³ Откуда это известие в "Новостях дня", будто название "Три сестры" не годится?⁴ Что за чушь! Может быть, и не годится, только я и не думал менять.

   Страшно скучаю. Понимаешь? Страшно. Питаюсь одним супом. По вечерам холодно, сижу дома. Барышень красивых нет. Денег становится все меньше и меньше, борода седеет...

   Дуся моя, целую тебе ручку - и правую и левую. Будь здорова и не хандри, не думай, что все для тебя смутно.

   До свиданья, Оля моя хорошая, крокодил души моей!

  

  

   Сколько дней я не писала тебе, дорогой мой Антон!!! Ты поражен?

   Я гуляла, милый мой, была два дня сряду за городом, дышала чудным осенним воздухом, любовалась дивными осенними красками. Сейчас сижу одна дома, и это первый раз за две недели, если не больше. Все это время был такой сумбур, что я и не пыталась садиться за письменный стол.

   Поездка на Воробьевы горы удалась как нельзя лучше; одно только огорчало меня - что не было Маши, она была занята в гимназии. Ездили дядя Саша, Володя с невестой, Лева - мой трансваалец¹ - и я, твоя покорная слуга. Собрались утром экспромтом. Погода теплая, мягкая, дышится легко, идется легко, все кругом улыбается, так задумчиво, ласково. У меня была такая потребность отдохнуть, "послушать тишину", как говорит моя Майя. Я уже несколько дней, проходя по Тверскому бульвару, с жадностью нюхала аромат осеннего листа и это меня раздражало и манило на простор. До Новодевичьего монастыря мы доехали на конке, затем прошли версты две по огородам, пахло укропом и капустой, затем переехали Москву-реку и очутились на Воробьевке. Там не было ни души, к счастью, тишина необычайная, в воздухе тихо, тихо, ни один листок не трепетал, и мне хотелось быть одной, одной, или сидеть с тобой в этой осенней неге и молчать и чувствовать только природу вокруг. Ты бы понял все это. Я сейчас так живо переживаю с тобой это настроение. В лесу уже виднеются золотистые клены, березки, краснеющие осины; дубки еще зеленые стоят. Земля сырая, пахнет грибами, попадаются запоздалые, любимые мои цветочки, в воздухе паутинки, ну, одним словом, такая красота везде, что не оторвалась бы. Солнце нежное, задумчивое, и на небе такая же мягкость в очертаниях облаков. Долго мы любовались златоглавой матушкой Москвой, подернутой дымкой; солнце как-то пятнами освещало ее. Люблю я этот вид с детства. Попили чайку на террасе, подурили, похохотали, побегали и пошли блуждать по лесу и по овражкам. Я с дядей Сашей были в лирическом настроении и собирали большие букеты из всевозможных осенних листьев, трав и цветов. Я привезла Маше большущий веник, - ей понравилось. Обратно мы поехали на лодке до Дорогомиловского моста. Прямо жарко было на воде. Мы ехали и пели, а потом задумались. На берегах гуляли гуси, видели двух залетевших диких уток. Приехали домой радостные, оживленные, шумно обедали. Вечер я была у Маши, где собрались Лев Антон., Ладыженский, Санин, Немирович, Лика и Эберле. Лев. Ант. принес читать статью Толстого, но не удалось. Санин смешил честную публику, говорил о любви, о своих мечтах найти родственное существо. Я в 10 ч. ушла, меня просили быть дома, т.к. у нас был Кэс - музыкальная птица², и Трансваалец. Я увезла Льва Ант. с собой, и он у нас пел, дурил до 2-х час. ночи; я не помню, чтоб я так много хохотала. Как он живо разыгрывает в лицах целые сценки! Писала ли я тебе, что Горького обокрали? 300 р. и паспорт и адреса - каково? 6-го он уехал, был у нас в 10 час. утра. А восторженный он человек! Рассказывал мне о вновь надуманной пьесе, говорил много и сильно. Поговорю с тобой о нем. 8-го мы были компанией в Разумовском, и Ладыженский тоже, обедал у нас и сидел весь вечер, нашим понравился очень, читал стихи, и ему, кажется, у нас понравилось.

   Сейчас получила твое письмо, родной мой! Я тебя страшно хочу видеть, но как же ты приедешь в холод? Это меня сильно беспокоит, подумай хорошенько, милый