| Главная » Книги |
Ходасевич Владислав Фелицианович - Избранные письма
Ходасевич Владислав Фелицианович - Избранные письмаХодасевич В. Ф. Избранные письма Ходасевич В. Ф. Собрание сочинений: В 4 т.
Т. 4: Некрополь. Воспоминания. Письма.
М.: Согласие, 1997.
OCR Ловецкая Т. Ю.
Содержание 1. А. Я. Брюсову. 26 июня 1905 г.
2. Г. Л. Малицкому. 7 июля 1907 г.
3. Андрею Белому. 15 августа <1907 г.>
4. С. В. Киссину (Муни). 25 марта 1909 г.
5. С. В. Киссину (Муни). 7 июня 1909 г.
6. С. В. Киссину (Муни). 1 июля (18 июня) 1911 г.
7. Н. И. Петровской. 24 ноября 1911 г.
8. Б. А. Садовскому. 2 мая 1913 г.
9. Г. И. Чулкову. 16 апреля 1914 г.
10. Б. А. Садовскому. 27 августа 1914 г.
11. Г. И. Чулкову. 15/28 декабря 1914 г.
12. Б. А. Садовскому. 9 февраля 1915 г.
13. А. И. Тинякову. [6 мая 1915 г.]
14. С. В. Киссину (Муни). 9 августа 1915 г.
15. Г. И. Чулкову. 30 марта 1916 г.
16. Б. А. Садовскому. 22 апреля 1916 г.
17. А. И. Ходасевич. 21 июня 1916 г.
18. А. И. Ходасевич. 16 июля 1916 г.
19. Б. А. Диатроптову. 18 июля 1916 г.
20. С. Я. Парнок. 22 июля 1916 г.
21. М. А. Волошину. 19 октября 1916 г.
22. Корнею Чуковскому. 13 ноября 1916 г.
23. Б. А. Садовскому. 26 января 1917 г.
24. Б. А. Садовскому. 15 декабря 1917 г.
25. Л. Б. Яффе. 23 марта <1918 г.>
26. А. И. Ходасевич. 6 октября 1918 г.
27. Б. А. Садовскому. 24 марта 1919 г.
28. Б. А. Садовскому. 3 апреля 1919 г.
29. Б. А. Садовскому. 10 февраля 1920 г.
30. Б. А. Садовскому. 27 апреля 1920 г.
31. Г. И. Чулкову. <Сентябрь 1920 г.>
32. М. Горькому. 2 октября 1920 г.
33. П. Е. Щеголеву. 3 октября 1920 г.
34. М. Горькому. 15 ноября 1920 г.
35. Б. А. Диатроптову. [23 ноября 1920 г.]
36. Г. И. Чулкову. 21 декабря 1920 г.
37. Г. И. Чулкову. 20 января 1921 г.
38. Б. А. Диатроптову. 21 января 1921 г.
39. В. Г. Лидину. 7 мая 1921 г.
40. М. О. Гершензону. 24 июля 1921 г.
41. Андрею Белому. 4 августа 1921 г.
42. Б. А. Диатроптову. 16 августа 1921 г.
43. В. Г. Лидину. 27 августа 1921 г.
44. А. И. Ходасевич. 5 сентября 1921 г.
45. Г. И. Чулкову. 22 октября 1921 г.
46. Г. И. Чулкову. 15 декабря 1921 г.
47. А. И. Ходасевич. 2 февраля 1922 г.
48. А. И. Ходасевич. 3 февраля 1922 г.
49. А. И. Ходасевич. 1 июня 1922 г.
50. А. И. Ходасевич. 8 июня 1922 г.
51. П. Н. Зайцеву. 11 июня 1922 г.
52. Б. А. Диатроптову. 26 июня 1922 г.
53. М. Горькому. 1 июля 1922 г.
54. Б. А. Диатроптову. [9 июля 1922 г.].
55. А. И. Ходасевич. 12 октября 1922 г.
56. М. О. Гершензону. 14 ноября 1922 г.
57. М. О. Гершензону. 29 ноября 1922 г.
58. М. М. Карповичу. 1 января 1923 г.
59. М. Горькому. 27 июня 1923 г.
60. М. Горькому. 28 июня 1923 г.
61. М. М. Шкапской. 12 июля 1923 г.
62. М. Горькому. 23 августа 1923 г.
63. А. И. Ходасевич. 21 октября 1923 г.
64. А. В. Бахраху. 7 ноября 1923 г.
65. А. И. Ходасевич. 7 декабря 1923 г.
66. А. И. Ходасевич. 27 декабря 1923 г.
67. В. Г. Лидину. 18 марта 1924 г.
68. М. Горькому. 13 мая 1924 г.
69. М. О. Гершензону. 6 августа 1924 г.
70. М. Горькому. <Середина - конец августа 1924 г.>
71. М. Горькому. 14 сентября 1924 г.
72. М. О. Гершензону. 17 декабря 1924 г. - 1 января 1925 г.
73. В. И. Иванову. 21 января 1925 г.
74. М. В. Вишняку. 16 февраля 1925 г.
75. М. В. Вишняку. 27 марта 1925 г.
76. М. Горькому. 25 апреля 1925 г.
77. М. В. Вишняку. 2 мая 1925 г.
78. М. Горькому. 7 августа 1925 г.
79. М. В. Вишняку. 24 августа 1925 г.
80. Б. К. Зайцеву. 3 сентября 1925 г.
81. Б. А. Диатроптову. [15 ноября 1925 г.]
82. М. М. Шкапской. 16 декабря 1925 г.
83. М. В. Вишняку. 22 декабря 1925 г.
84. М. А. Фроману. < Декабрь 1925 г. >
85. М. М. Карповичу. 7 апреля 1926 г.
86. М. А. Фроману. 14 апреля 1926 г.
87. Ю. И. Айхенвальду. 31 июля 1926 г.
88. Ю. И. Айхенвалъду. 28 октября 1926 г.
89. М. В. Вишняку. 8 декабря 1927 г.
90. М. В. Вишняку. 16 декабря 1927 г.
91. Ю. И. Айхенвальду. 22 марта 1928 г.
92. М. В. Вишняку. 2 апреля 1928 г.
93. З. Н. Гиппиус. 4 декабря 1928 г.
94. М. В. Вишняку. 12 августа 1929 г.
95. М. В. Вишняку. 21 августа 1929 г.
96. В. В. Вейдле. [6 июня 1930 г.
97. Н. Н. Берберовой. 13 [июня 1930 г.]
98. М. М. Карповичу. 19 марта 1932 г.
99. Н. Н. Берберовой. 19 июля 1932 г.
100. Н. Н. Берберовой. 23 июля 1932 г.
101. Н. Н. Берберовой. <Весна 1933 г. >
102. В. В. Вейдле. 22 июля 1935 г.
103. Р. Н. Блох. 24 октября < 1935 г. >
104. Н. Н. Берберовой. 20 декабря 1935 г.
105. Н. Н. Берберовой. <Март 1936 г.>
106. Н. Н. Берберовой. 1 мая 1936 г.
107. Н. Н. Берберовой. 21 июня 1937 г.
108. В. В.Набокову. 19 ноября 1937 г.
109. В. В.Набокову. 25 января 1938 г.
110. Н. Н. Берберовой. 21 сентября 1938 г.
111. А. С. Кагану. 28 ноября 1938 г.
112. А. С. Кагану. 3 января 1939 г.
КОММЕНТАРИИ
ПИСЬМА 1. А. Я. БРЮСОВУ Лидино, 26.VI.05 Дорогой Саша! Не знаю твоего акуловского адреса. Пишу в Москву. Думаю, - перешлют. Очень рад буду видеть тебя. Сообщи только тогда заранее точно день и поезд.
Напрасно ты так огорчаешься о литературе. Газеты - не искусство, "Нижегородский сборник" - хуже всякой газеты1. Относительно В. Иванова2 для меня давно решен вопрос о его праве на существование. Терпению и труду не всегда удается перетереть искусство. Что же касается твоего брата, как он представлен в "Северных Цветах", - мне кажется, - ты не прав. Стихи его очень хороши, как всегда. Драма - изумительна3. Впрочем, я с ним (пока - между нами) - затеваю полемику, вне чистой литературы. Как и что - объяснять долго, но советую тебе прочесть в No 4 "Весов" его заметку о "Литургии Красоты", а после, когда выйдет No 5 "Искусства" - в нем мою заметку о том же4. Но пока - прошу никому ничего об этом не говорить. На тебя полагаюсь.
Посылаю некоторые стихи. Не все, написанные за это время. Впрочем, последние дни я их не пишу, ибо начал еретическую драму, которая должна быть закончена, не в пример другим моим начинаниям. Надеюсь прочесть тебе ее в необработанном виде, когда приедешь.
<...>5
Все; извиняюсь за рифму: темный - исступленной. Вольность. Из твоих стихов мне больше нравится второе. Пока - прощай.
М. Э.6 благодарит за память и шлет привет с приглашением.
Сообщи свой дачный адрес.
Твой В. Ходасевич. P.S. Что скажешь о стихах.
2. Г. Л. МАЛИЦКОМУ Дорогой Жорж! Большое тебе спасибо за память обо мне и Марининых именинах. Напишу тебе много и подробно. Я сам поражался твоим молчанием и написал тебе в Москву письмо с вопросами, не сердишься ли ты на меня и т.д.
Вдруг получаю письмо твое с Кавказа, где говорится, что ты на днях на несколько дней едешь в Ессентуки. А на сколько дней - не указано. Твое письмо шло неделю, мое прошло бы столько же, и я, боясь, что оно не застанет тебя там, не писал вовсе. Не сердись. Я люблю тебя.
У нас все лето масса народу. Только послушай. На Пасхе был мой брат (Константин1) и Сергей Маковский, затем от 19 мая до 20 июня - Борис Койранский2. За это время у нас перебывали: одна Маринина знакомая, почти месяц, 2-ой раз Маковский, дней 5, Нина Ивановна3, дней 5, и Гриф, 2 дня. Около 15 июня приехал Муня4, который еще у нас, а вчера объявился А. Брюсов, до среды. Кроме того, сегодня или завтра опять приедет Нина Ив. дней на 7. Были еще по одному дню: некто деловой и некто приятель Бор. Койранского, заезжавший за ним.
И можешь себе представить - обилие людей мне почему-то ничуть не утомительно. Пишу порядочно. За то время, как мы с тобой не виделись, я намарал штук 20 стихов, и, за двумя-тремя исключениями, для книги, которую выпускаю, вероятно, в сентябре-октябре.
Как ты живешь? Неужели ты в этом году не приедешь в Лидино? Это было бы чрезвычайно огорчительно. К осени ты должен являться сюда, мы с Мариной к этому прямо-таки привыкли и "убедительно" просим тебя приехать. Ты знаешь, как этим меня обрадуешь: не только бо друг еси моего сердца, но и живое воспоминание разных хороших времен. Приезжай, милый. А?
Саша Брюсов был на Кавказе в одно время с тобой.
Свет мой! Лень мне переписывать стихи. Послать все - значит послать тюк, на это, конечно, моих сил не хватит.
А выбрать - почему это, а не другое? Впрочем, вот тебе несколько. Напиши искренно, что ты о них думаешь, а еще лучше - приезжай сам ругаться и дослушивать остальное.
Беру наугад, поэтому они ничем не связаны.
<...>5
Пока до свидания. Приезжай непременно. Хочу прочесть тебе всю книгу. Это мне было бы весьма дорого, - твои слова. Что думаешь об этих стихах? Пиши.
Обнимаю. Марина кланяется и ждет.
Твой Владислав. Саша кланяется.
Лидино. 7.VII.07
3. АНДРЕЮ БЕЛОМУ Дорогой Борис Николаевич. Стражев1 просил у меня для 1 No своей газеты пародию на 2 симфонию2. Я не дал ответа, ибо хотел переговорить с Вами, но Вы вчера не пришли в "Перевал". Дело в том, что за последнее время Вам делают достаточное количество крупных неприятностей, - и я боюсь увеличить число их еще одной, хотя бы и мелкой. Ответьте мне совсем искренно, не будет ли Вам почему-нибудь неприятно появление этой пародии в печати. Она написана (верьте) без всяких задних мыслей, но, повторяю, боюсь, что Вам покажется неприятным ее напечатание, хотя мне кажется, что там нет ничего "такого". В этом случае мое письмо только излишняя предосторожность, за которую, надеюсь, Вы не будете сердиться. Жду Вашего ответа. Жму руку.
Вас и искренно и глубоко уважающий
Владислав Ходасевич. Мой адрес: Бологое, Николаевской ж.д., им. Лидино.
Лидино, 15 августа <1907 г.>
Кланяется Вам моя жена.
4. С. В. КИССИНУ (МУНИ) Подражание некоей застольной речи Дитя! Хотя я получил письмо твое во вторник, а корректуру доставил в "Пользу"1 еще в понедельник; хотя ты надул меня, и я встретил у Л. Я.2 американцев; хотя Грифы уехали сегодня с Зайцевыми в Крым ("дружба, сие священное чувство"...)3; хотя мне без тебя грустно ("дружба, сие священное чувство"...); хотя мне жаль огорчать тебя; хотя у меня на все праздники в кармане шесть рублей; хотя сия сумма меня не устраивает (хотя я и выиграл в лото копейку); хотя мне придется покупать свою книгу для бедной Брони4; хотя ввиду этого ты останешься без книги Белого5; хотя ты, таким образом, сидишь по-провинциальному - без "Урны", - а у меня, окаянного, "все удобства"; хотя ныне принято писать дружеские послания в стихах, с посохами и прочими палками6; хотя ты, вероятно, уже освирепел за всю эту ерунду; хотя автограф мой немного стоит
- сохрани его, ибо его целью было: послать тебе привет, поздравления, отчет о двух днях и выражение дружбы ("сего священного чувства...").
Владислав. 25 марта 909
Москва
5. С. В. КИССИНУ (МУНИ) Боже ты мой! Бывает же у человека такой дар слова! Очень уж ты, Муничка, спросил хорошо: "Как тебе приходится?" Вот то-то и есть, что именно "приходится", и невыносимо. Главное и вечное мое ущемление: деньги. Право, многое влечет оно за собой! А где взять? Написал раз для "Русского слова" - оказывается, об этом писали три дня назад, я проглядел. Написал в другой раз, фельетон. Повез в Москву. На вокзале раскрываю газету - готово. О том же - Сергей Яблоновский1. Написал в третий раз - усомнился, не была бы провокация, оставил "в своем портфеле". То есть куда ни кинь - все Клин.
Что я делаю? Ничего. Прочел я книгу Мережковского о Лермонтове2. Ну, сам знаешь. Прочел "Коня Бледного" (он вышел в "Шиповнике")3 - и огорчился. К чему Мер-ские огород городят? Я не говорю про отдаленных потомков, но у них самих с нынешними с.-р. (или прошлыми?) - ничего не выйдет. От ропшинской книги скучно. Айхенвальд глуп-глуп, а кое-что учуял4. Только не "психология революционера" "натянута", а Мережковианство. Не знаю, чем-то эти переговоры с с.-р. напоминают московские переговоры с капиталистами.
Белый должен был приехать третьего дня. Я молчу. Я не показываюсь. Напылит, нагремит, напророчит. Уж очень много пыли. Хоть бы дождичка!
Тишина у вас? Хорошо. Только не читайте Фета в жаркую погоду, нельзя, он (между нами) от жары закисает. А я все стучу по барометру. Он падает, а я огорчаюсь, хотя - зачем мне хорошая погода? Писал я стихи, да что-то перестал. Впрочем, может быть, еще запишу. Только дошел до "Геркулесовых столбов"5: рассердился на петуха и погрозился оставить его любовь без рифмы. Должно быть, очень глупо вышло. Это вот - что я делаю.
Чего не делаю, но хочу? Да хочу написать на тебя пашквиль, а он не клеится. Я зато понял, почему хочется пашквиля: иначе - Малороссия.
Прощай пока. Я тебя тоже целую и люблю. Лидию Яковлевну благодарю за память и кланяюсь ей низко.
Я все это время очень добрый, приятный в обхождении. Поэтому, если напишу стихи, - то все злые.
Твой Владислав. Гиреево, 7 июня 09
Адрес. Ст. Кусково, Моск. - Ниж. ж. д., имение Старое Гиреево, мне.
Да, прислали мне из "Острова" через Ремизова комплименты и за стихами6. На днях пошлю. Экая все ерунда.
Пиши.
Прости - четыре дня носил в кармане. Но за это время ничего не произошло - можно отправить.
Пишешь ли что? Или не спрашивать? Ну, ладно, валяй.
В.Х. 11 июня
6. С. В. КИССИНУ (МУНИ) Nervi, 1 июля/ 18 июня 911 Ежели тебе любопытно знать, как живу и работаю я, - то слушай.
Здесь очень жарко и очень скучно. Этим предрешается дальнейшее. Утром, встав часов в 10, пью кофе и до завтрака жарюсь на пляже. От завтрака часов до 6 тружусь, в 6 опять иду на пляж и, пока Женя1 купается, пью birr'у, по-нашему - пиво. В семь обедать, а после обеда шляемся мы по городу или взбираемся на гору, что очень нравится Жене и чего терпеть не могу я. Потом заходим в кафэ, "Milano", где вертлявая и раскрашенная итальянка поит нас кофе. Потом - полчаса у моря, а потом спать. Верх разнообразия - красное вино в каком-нибудь придорожном кабачке, из тех, куда даже во время сезона не ступает нога чужестранца. Там вокруг сонного хозяина галдят или шепчутся (одно из двух) три-четыре итальянца, полуголых и похожих на бандитов. (Сей родительный падеж неудачно заимствован из польского языка. Прости.)
Таковы впечатления чахоточного. Здоровый гражданин, трепеща перед Вашей Светлостью, заявляет, что Италия - страна божественная. Только все - "совсем не так". О Ренессансе хлопочут здесь одни русские. Здешние знают, что это все было, прошло, изжито, и ладно. Видишь ли: одурелому парижанину русский стиль щекочет ноздри, но мы ходим в шляпах, а не в мурмолках, Василия Блаженного посещаем вовсе не каждый день, и даже новгородский предводитель дворянства, с которым я очень знаком, не плачет о покорении Новгорода. Здесь в каждом городе есть памятник Гарибальди и via Garibaldi. Этим все сказано. Ежели бы российские италиелюбы были поумнее, они бы из этого кое-что смекнули.
Итальянцы нынешние не хуже своих предков - или не лучше. Господь Бог дал им их страну, в которой что ни делай - все выйдет ужасно красиво. Были деньги - строили дворцы, нет денег - взгромоздят над морем лачугу за лачугой, закрутят свои переулочки, из окна на ветер вывесят рыжие штаны либо занавеску, а вечером зажгут фонарь - Боже ты мой, как прекрасно!2 В Генуе новый пассаж, весь из гранита. Ничего в нем нет замечательного, - а вот ты попробуй-ка из гранита сделать так, чтобы некрасиво было: ведь это уже надо нарочно стараться. А у нас - ежели ты уж очень богат, ну, тогда можешь пустить мраморную облицовочку, которую неизбежно надо полировать (иначе она безобразна), - но из нее ничего, кроме модернчика, не смастеришь. В Финляндии мрамор пестренький, как рябчик; в Гельсингфорсе, говорят, все дома глянцевые и в стиле - нуво. Тьфу!
Здесь нет никакого искусства, ей-Богу, ни чуточки. Что они все выдумали? Здесь - жизнь, быт - и церковь. Царица-Венеция! Genova la superba!3 Понюхал бы ты, как они воняют: морем, рыбой, маслом, гнилой зеленью и еще какой-то специальной итальянской тухлятиной: сыром, что ли? А выходит божественно! Просто потому, что не "творят", а "делают". Ах, российские идиоты, ах, художественные вы критики! Олухи царя небесного! Венецианки поголовно все ходят в черных шалях без всяких украшений, с широкой черной бахромой, и ничуть в них не драпируются, потому что некогда. Красиво - изумительно. Это что же, Джотто какой-нибудь выдумал? а? У, скворцы, критики, соли вам насыпать на хвост! Прощай. Обозлился. Завтра поеду в Геную, в порт, ночью, на матросов глядеть. А через неделю - через Пизу и Флоренцию - в Венецию. Россиянин, воспевший Пизу, носит многозначительное имя: Бобка. Только и всего. Вот размахнусь да и пришлю фельетон из Венеции. Посему - сие послание - тайна.
Твой Владислав. Напиши мне в Венецию: Italia, Venezia, Vladislaw Khodassewitch. Ferma in poste.
Женя лишила меня твоего изображения, которое вез я как походную икону. Увы! Получил ли ты его, по крайней мере?
7. Н. И. ПЕТРОВСКОЙ Милая Нина! Однажды ночью, еще не зная Вашего адреса, написал я Вам большое письмо, да наутро перечел его - и не отправил: стыдно стало даже Вас. Уж очень было оно "настоящее".
Прошло с тех пор полторы недели. Сегодня я в силах сообщить Вам лишь факты, о коих Вы, пожалуй, уже знаете. Ныне под кровом моим обитает еще одно существо человеческое. Если еще не знаете кто - дивитесь: Нюра1. Внутреннюю мотивировку позвольте оставить до того дня, когда снова встретимся мы с Вами здесь, на этой земле, а не где-нибудь еще.
Милая Нина! Я - великий сплетник, но молчал о словах, которые слышал целых полтора года. Во дни больших терзательств мне повторили их снова - и стало мне жить потеплее. Тогда я сдался. Вы хорошо сказали однажды: женщина должна быть добрая. Ну вот, со мной добры, очень просто добры и нежны, по-человечески, не по-декадентски. Ныне живу, тружусь и благословляю судьбу за мирные дни.
И еще. Все ставки - роковые. Миллионер, ставящий на карту копейку и проигрывающий ее, - совершает шаг роковой, ибо уже ничто, никакие выигрыши в мире этой копейки ему не вернут, и разорится он в конце концов от того, что проиграл ее. Но все же весело играть не по копейке, а делая ставки решительные. Весело знать - день ото дня непоправимее запутываешь узлы - свои и чужие. Напишите мне все, что думаете, не браните меня и знайте, что я люблю Вас больше, чем всех других людей вместе. Если бы Вы знали, как я обрадовался, прочтя хорошие, милые слова в начале Вашего письма. Будьте здоровы, поправляйтесь - и мы еще поживем. А на старости будем разводить тюльпаны и жить в добром захолустном согласии. Знаете ли Вы, что все это время я, почти не переставая, помню о Вас. И мне очень хотелось бы, чтобы Вы, Вы, Вы меня любили.
Сегодня утром умер мой отец2. Фелицианы кончились.
На днях был у меня Валерий Яковлевич3. Не знаю, сделал ли он это в укор "семье" или еще почему, - но я рад не враждовать с ним. Я не любил его за Вас - это Вы знаете. Но тогда, на вокзале, понял многое.
Он мне понравился по-человечески. Может быть, так и надо.
Будьте здоровы, пожалуйста, будьте здоровы. Да лечитесь, как паинька. Может быть, вообще надо жить паиньками. То есть паиньками, паиньками, а потом - трах! - взять да и выкинуть что-нибудь. Мы еще с Вами своих трахов дождемся.
Владислав. 24 ноября 911 г. Москва
Я начал писать стихи. Кончу - пришлю. Черкните же. Надежде Ивановне поклон4.
А та женщина уехала в Петербург5. В ссылку. Не браните меня. "И от судеб защиты нет"6.
8. Б. А. САДОВСКОМУ Гиреево 2 мая 1913 Дорогой Борис Александрович. Не только помню о "письменном" долге, но и вообще рад с Вами побеседовать. Хотите ли московских новостей? Они невелики.
В четверг на Фоминой милый мальчик Бернер читал в Эстетике реферат о грядущих судьбах и прочем1. Вздор молол даже удивительный. Никак я не ожидал, что он такой глупеныш. Вал. Як. оборвал ему уши. Он чуть не плакал (буквально) и в припадке отчаяния заявил, что "Брюсов вечно все подтасовывает". Тот, кажется, даже не рассердился.
В минувший понедельник Тастевен читал публичную лекцию о новых течениях2. Я ему возражал, и (что поразительно!) даже не плохо: футуристам загнул салазки.
Затеял я нечто: оно может мне принести: 1) удовольствие работы, 2) монеты и 3) печальную славу черносотенца, вроде Вашей. Сообщу Вам по секрету тему: Принц Гамлет и император Павел3. Я о Павле читал порядочно, и он меня привлекает очень. О нем (психологически) наврано много. Хочется слегка оправдать его. Стал я читать, удивляясь, что никому не приходило в голову сравнить его с Гамлетом. И вдруг узнал, что в 1781 г., в Вене, какой-то актер отказался играть Гамлета в его присутствии. Нашел и еще одно косвенное подтверждение того, что кое-кто из современников догадывался о его "гамлетизме". Потомки произвели его в идиоты и изверги. Если голод не помешает - летом поработаю. Если мысли мои подтвердятся - осенью выступлю с "трудом". Но пожалуйста - никому об этом ни слова: у меня украли уже несколько тем.
Что Вы делаете, т.е. пишете, и главное - как живете? Я потому говорю: главное - что писать по нынешним временам стали все, - а вот ты поди поживи! Живем-то одни мы, старики. Когда в Москву?
Думаете ли Вы, что я могу обойтись без просьбы? Дело вот в чем. Я еще 11 апреля послал Чацкиной4 несколько стихотворений "на выбор", как она просила. Она до сих пор молчит, и я не знаю, какие стихи мои пойдут в ее журнале, какие не пойдут. А я бы их куда-нибудь отдал (т.е. которые ей не нравятся). Спешу, ибо осенью хочу издать книгу. Если будете ей писать - напомните обо мне.
Ну, будьте здоровы и пишите любящему Вас
Владиславу Ходасевичу. P.S. Тяжелые для Вашего сердца вести сообщит Вам Нюра на обороте сем или отдельным посланием: не знаю, ибо сейчас ее нет дома.
9. Г. И. ЧУЛКОВУ Дорогой Георгий Иванович, узнал я о Вашей болезни, и она очень меня огорчила1. Вы, конечно, не из тех, кто дает болезням владеть собой (а я уверен, что с болезнью лучше всего борется наша воля), но все-таки борьба эта трудная, неприятная и скучная.
Вчера я видел "Современник" с Вашей заметкой обо мне2. Позвольте от души поблагодарить Вас за снисходительные и сочувственные слова о моей книге. До сих пор я видел о ней довольно много заметок - и все хвалебные, кроме написанной Пястом3, которая меня огорчила, - не потому, что ему, очевидно, не нравятся мои стихи, а потому, что он ничего во мне не понял. Пусть бы он понял - и бранился бы. А так - он меня обидел своей незоркостью, особенно упреком в презрении к "невинному и простому".
Я всю книгу писал ради второго отдела, в котором решительно принял "простое" и "малое" - и ему поклонился. Это "презрение" осуждено в моей же книге, - как можно было этого не понять? То, за что меня упрекает Пяст, - и для меня самого - только соблазн, от которого я отказался. И вот быть в такой мере непонятым - почти больно. Пяст для меня значит не очень много, но все же он не газетный проходимец и не болтун из эстетов. Ну, Бог с ним.
Нюра Вам, кажется, уже писала, что здоровье Гаррика4 улучшается и что ничего страшного нет в его болезни. Доктор прописал ему дачу, которую мы ищем и на днях снимем, вероятно, - в Томилине: там сухо, там Диатроптовы5 и Люба6.
Отсутствия "Летучей Мыши"7 я пока не ощущаю денежно, но с радостью ощущаю душой: уж очень противно с ней возиться.
Ну, будьте здоровы. Жму Вашу руку.
Ваш Владислав Ходасевич. Поклон Надежде Григорьевне.
М., 16.IV. -914
10. Б. А. САДОВСКОМУ Дорогой Борис Александрович, отвечать на письма друзей - великое наслаждение. Но, стремясь к идеалу строго аскетическому, я лишаю себя и этой, невинной в сущности, радости. Прошу Вас быть уверенным, что потому только я и молчал так долго. Кроме того - работаю в сутки буквально часов по восьми, а то и больше, но уж не меньше. Здесь тихо, все всегда дома, и я тоже. Нюра работает в городской управе, в отделе, заведующем распределением раненых. Москва ими полна. Больниц не хватает. Частных лазаретов тьма, и все-таки солдат раздают желающим на квартиры. Хочу взять двоих: капля в море, да уж очень нужда велика.
Приезжайте-ка в Москву лучше. Здесь у нас мрачно, но честно, по Петербургу же Городецкие ходят стадами. Чай, уже к войне примазывается? А мрачно у нас весьма. Я буквально никого не вижу, да никого и нет. Весь Кружок превращен в лазарет, никаких сборищ не будет во все время войны. В кабаке не был ни разу, да и не тянет. В гости ходить не принято, как на Страстной неделе. Мне все это нравится.
Чацкина (дай Бог ей здоровья) прислала мне монет (квартира, квартира, отдай мне мои деньги!) и заказала статью о Лермонтове1. На днях сажусь писать.
В Киеве ужасы: два целых и три десятых эстета собрались издавать журнальчик2. Я дал им стишков. Экая ерунда!
Великий Маг3 пишет в "Русских Ведомостях" корреспонденции из... Вильно и Варшавы. Хорошо пишет, точь-в-точь - Саша Брюсов. Мы, говорит, воюем; побеждающие побеждают; побежденных побеждают; человек, в которого попала пуля, здесь, в Вильне, называется раненым. Раненые очень храбры. Некоторые из них умирают, прочие рано или поздно выздоравливают. Умершие называются покойниками, а выздоровевшие опять становятся солдатами, пока их не ранят. Тогда они или умирают, или выздоравливают... и т.д., очень последовательно и логично, что в стратегии необходимо.
В Варшаве его чествовали писатели4. Это не стратегия, - а потому лошка прихромнула: никаких писателей в Польше нет. Что и есть похожее на писателей - то живет в Австрии (Реймонт, Тетмайер) и в Германии (Пшибышевский)5. А в Варшаве... ну, вздор, одним словом!
Будьте здоровы. Жму руку.
Нюра кланяется, из чего Вы можете заключить, что мы не разъехались. Издатель6 сидит без денег, безумец - просит их у меня! Я бы за него в огонь и воду, но... Будьте здоровы. Мужайтесь: Вы не издатель.
Сердечно Ваш
Владислав Ходасевич. 27 августа 914
Москва
11. Г. И. ЧУЛКОВУ Москва, 15/28 декабря 914 Дорогой Георгий Иванович! У меня в письменном столе - целая коллекция писем к Вам, начатых и неконченных. Мне всегда почему-то жутко отправлять письмо, которому суждено долго путешествовать. Ваши письма мы получаем дней через пятнадцать, цензурных признаков на них нет.
Однажды пытался я письменно рассказать Вам, каково сейчас в России вообще. Ничего не вышло. Как-то вся жизнь раздроблена на мелкие кусочки. Склеить их сейчас без предвзятой мысли, без натяжки - еще нельзя. Со временем Гаррик напишет "Войну и мир 14-го года" - вот тогда мы все и узнаем. Одно очень заметно: все стало серьезнее и спокойнее. Политических сплетен мало, верят им совсем плохо. Москва покрыта лазаретами. Лечат раненых и жертвуют денег, белья, всяких припасов много, делают это охотно и без вычур. Удивительнее всего, что жертвы эти доходят до тех, кому предназначены. Поэтому дышится в известном смысле приятней и легче, чем это было до войны.
Вопросы пола, Оскар Уайльд и все такое - разом куда-то пропали. Ах, как от этого стало лучше! У барышень милые, простые лица, все они продают цветки, флажки, значки и жетоны в пользу раненых, а не дунканируют. Студенты идут в санитары, тоже торгуют, даже учатся - а не стоят по суткам перед кассой Художественного театра.
Литературы нет, не взыщите. Впрочем, все (ах, и я!) пишут плохие стихи на военные темы. На военные темы, оказывается, русские поэты всегда писали неважно. Я это узнал, составив по заказу "Пользы" антологию: "Война в русской лирике"1. Скучная вышла книжка.
Вы мне советуете переводить польских поэтов? Я уже думал об этом, но, поразмыслив, понял: 1) поэтов в Польше ровным счетом три: Мицкевич, Красинский, Словацкий2. Первый переведен, да и слишком труден для нового перевода, который должен быть лучше старых, - а стихи Словацкого и Красинского определенно плохи. У Словацкого хороши трагедии, да и то не так хороши, как принято говорить; лирика же его скучна, риторична и по-плохому туманна. Стихов Красинского не хвалят даже поляки, а у них все поляки - гении.
2) Ну, хорошо, кое-что найду, переведу. А читать не станет никто.
Впрочем - еще пороюсь, подумаю.
Я работаю вовсе не много. "Для себя" сейчас здесь не пишется, трудно, а для печати - печататься негде. "Летучая Мышь" меня извела окончательно, но я ей хоть сыт, и то хорошо.
Нюра работает в управе, Гаррик поглощен военными заботами, Люба ни в кого не влюблена, что, оказывается, украшает ее необычайно. Ничто человеческое ей теперь не чуждо. Она говорит о войне, даже вопросы общественные ее тревожат.
Живем на необитаемом острове. Многие на войне, кто дерется, кто лечит. В Москве стало тихо, в самом буквальном смысле, тихо на улицах, в домах.
Ну, будьте здоровы, очень желаю Вам окончательно вылечиться и весной приехать силачом - если только Вы сюда проберетесь. В близкий конец войны мне верится плохо. Впрочем, я уверен, что никто, до Вильгельма II включительно, не может сказать о войне ничего толкового. Это как ветер: пройдет, когда пройдет, не продолжишь его, не уймешь. Война живет сама по себе.
Жму Вашу руку. Привет Надежде Григорьевне, Нюра целует обоих. Пишите, пожалуйста.
Преданный Вам Владислав Ходасевич. P.S. Вы пишете о долгах. В этом шелку хожу и я, хоть здоров, что хуже. Впрочем, может быть, таковы хорошие литературные традиции, и Толстой напрасно их нарушал. Да ему и не трудно было это делать. А вот Пушкин так и умер, не заплативши в лавочку за 2 ¥ фунта морошки, которую ел, окруженный друзьями.
12. Б. А. САДОВСКОМУ Дорогой Борис Александрович. Простите, что пишу на клочке. Спешу отправить эту записку с оказией.
Я никак не мог поймать Архипова, но от секретаря узнал, что рассказ Ваш уже набран1. Боюсь затянуть дело. Немедленно пишите сами Архипову.
У меня уйма хлопот и неприятностей. Только что послал с Рубановичем и Липскеровым коллективное заявление в Эстетику2. Нас обидели, заставив читать в прошлый четверг стихи, а после нас выпустив Маяковского и Зданевича3. Будут большие бои. Заявление составлено в выражениях более чем решительных. Будем требовать публичного извинения.
Ваш Владислав Ходасевич. 9 февр. 915
Москва
13. А. И. ТИНЯКОВУ [6 мая 1915 г.] Дорогой Александр Иванович, писали обо мне много, да либо урывками, либо вздор. (Увы - чем хвалебнее, тем глупее! Исключение - Пяст, который меня выбранил, да глупо.)
Вот Вам список "более значительного":
А. Тимофеев. "В.Ходасевич". Статья в газете "Руль", 1908, 23 апреля1.
В. Брюсов. "Дебютанты". "Весы", 1908, No 3.
М. Шагинян. "Счастливый Домик", статья в газете "Приазовский край", 1914, No 71.
Г. Чулков. Рецензия на "Счастливый Домик". "Современник", 1914, No 7.
Н. Гумилев. "Письма о русской поэзии". "Аполлон", 1914, No 5.
Между нами говоря, одна М. Шагинян говорила обо мне по существу, понимая меня и мои стихи2. В прошлом году я прочел около 50 отзывов о своей книге. Сплошные (кроме одного Пяста) восторги и - сплошная чепуха. Если не считать Шагинян, то надо думать, что либо обо мне серьезно говорить не стоит, можно и так, а lа Кречетов3, либо критик мой еще не родился...
Статья моя о Бр. - не статья, а заметка, вся соль которой - подразнить редакцию "Софии", где заметка была напечатана4. Единственное в ней примечательное - разбор стихотворения "Творчество" (фиолетовые руки на эмалевой стене). Вам она не нужна, да и оттиска у меня, конечно, нет.
О Брюсове я с Вами не совсем согласен. Он не бездарность. Он талант, и большой. Но он - маленький человек, мещанин, - я это всегда говорил. Потому-то, при блистательном "как", его "что" - ничтожно... Когда напечатаете статью5 - обязательно пришлите мне оттиск. Я Вам дружески возражу именно в этом смысле.
Куда едете Вы 5 мая? Не будете ли проездом в Москве? Если да - я очень хотел бы повидать Вас. Еще раз мой адрес и даже телефон: Петроградское Правое шоссе, 34. Тел. 59-28.
Пока будьте здоровы. Пишите, буду отвечать.
Сердечно Ваш
Владислав Ходасевич. P.S. "Русская лирика"6 выйдет через месяц или полтора. Она сверстана.
14. С. В. КИССИНУ (МУНИ) Москва, 9 авг. 915 Милый, милый мой Муничка, я не пишу оттого, что плохо, оттого, что устал, и еще - черт знает от чего. Я не хочу сказать, что мне хуже, чем тебе, но когда плохо, так уж все равно, в какой степени. Ей-Богу, человек создан вовсе не для плохого! Страховые агенты - великие люди: они-то знают, что ignis ничего не sanat1. Это тайная часть их учения.
Ну, хорошо. Я в Москве устал. Я поехал в Финляндию2. Там Елена Теофиловна говорила глупости, гадости, пошлости. "Война - это такой ужас!" Если ужас - так с ужасами надо бороться: ступай, стерва, на фронт! А все дело в том, что Иван Трифонович в обозе. По ее мнению, нет в мире ничего страшнее обоза3.
Валя любит искусство. В благодарность за гостеприимство я по три часа в день сидел в неестественной позе. Впрочем, каждая поза неестественна, когда пишут твой портрет4. "Ну, зачем это?"
Ели грибы. Ловили рыбу. Играли в бридж. Все это отвратительно.
Поехал в Царское5. Там Чулков сидит и верует в Бога. "Здрасте". - "Здрасте". - "Вы, наверное, голодны. Пожалуйста, супцу. Кстати, Вы в Бога верите?" - "Благодарю Вас, я супа не ем". - "А в Бога верите?" - "Вот котлетку я съел бы". - "А мы с Мережковскими верим".
Вот я и уехал.
В Москве смешение языков. Честное слово, совершенно серьезно: это ни на что не похоже, кроме смешения языков. Один хам говорит: "Вот и вздует, вот и хорошо, так нам (?) и надо". Другой ему возражает: "Не дай 
| |
| Просмотров: 716 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры