Главная » Книги

Козлов Петр Кузьмич - Монголия и Амдо и мертвый город Хара-хото, Страница 5

Козлов Петр Кузьмич - Монголия и Амдо и мертвый город Хара-хото


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21

и мертво, только ветер свободно гуляет на просторе, поднимая порою пыльные вихри.
   Вообще, я должен отметить, что путь от Гурбун-сайхана до озера Сого-нора, или низовья Эцзин-гюла, на всём своём протяжении довольно пустынен и безотраден. Вода попадается только в сухих галечных руслах, выступая на поверхность земли в виде колодцев; водоносный горизонт проходит на глубине пяти-семи футов [1,5-2 м]. Из растительных форм преобладают саксаул, постепенно заменяющийся тамариксом, полукустарники и жесткие пустынные травы, охотно поедаемые только верблюдами. По моему мнению, это единственные животные, которые выдерживают знойный климат и скудность растительной пищи здешних мест.
   Под вечер одиннадцатого марта, когда караван экспедиции особенно успешно шагал по слегка наклонённой к Сого-нору центрально-монгольской равнине, покрытой сплошной галькой, мы с удовольствием вперяли свой взор в серебристую полосу ближайшей к нам береговой части озера... При догоравших солнечных лучах, ярко скользивших по лону вод, в бинокль отлично виднелись стаи птиц, темной сеткой пролетавших над открытой частью бассейна. Забывались усталость, голод и та пустыня, среди которой мы всё еще находились. Какое-то особенное, высокое чувство охватывало всю вашу душу, вас самих и неудержимо влекло к месту, где жизнь весенней природы била ключом... Мы шли до сгущённых сумерек и остановились в виду Сого-нора, всё ещё ярко выделявшегося среди общего серого фона окрестностей. Показался наконец и своего рода маяк в пустыне - Боро-обо, сложенный на высоком северном берегу озера. Тихо спустилась на землю весенняя ночь. Небо зажглось блестящими звездами...
   На следующий день нетерпение наше попасть на Сого-нор еще более увеличилось. Теперь ясно различались на горизонте нежно-белые или серебристые вереницы пролетавших цапель, лебедей или обособленно сидящих на воде чаек и крачек. Ещё ближе, и мы заслышали голоса птиц, но самое озеро уже понемногу стало скрываться береговыми увалами. Вот, наперерез нашего пути, быстро пронеслось стадо газелей (Gazella subgutturosa), испугавших диких ослов или хуланов (Asinus kiang? [Equus hemionus]), в свою очередь, карьером умчавшихся в сторону пустыни. С последней придорожной высоты открылась широкая полоса золотистых прибрежных камышей, среди которых привольно паслись табуны торгоутских лошадей. Наш караван, вероятно, заставил обратить на себя внимание: к одному из табунов, с западной стороны, подъехали два вооружённых всадника...

 []

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

НИЗОВЬЯ ЭДЗИН-ГОЛА И РАЗВАЛИНЫ ХАРА-ХОТО.

Весенний пролёт птиц на Сого-норе.- Общая характеристика этого озера и низовья Эцзин-гола (32).- Урочище Торой-онцэ.- Животная жизнь прилежащей долины.- Хошун Торгоут-бэйлэ; современный управитель Даши.- Открытие Хара-хото, археологические находки и местное предание о гибели этого города.- Обмен визитами с Торгоут-бэйлэ на Эцзин-голе.- Последние дни и ночёвка в Хара-хото.

  
   Итак, в разгар весеннего пролёта птиц, экспедиция вступила в бассейн Эцзин-гола и при урочище Торцо, в непосредственной близости двух пресных озерков, окаймленных высокими буграми, расположилась биваком. Наши озерки привлекли птиц, хотя и были открыты лишь наполовину, наполовину же еще были затянуты посиневшим ледяным покровом, который энергично таял, в особенности днем, на солнце, когда южный склон соседнего песчаного бархана нагревался до 40° С и выше. Между самим Сого-нором, также имевшим открытую воду только в ближайшем к нам юго-восточном заливе, и нашим лагерем залегал обширный высокий камыш; этот камыш скрывал массу второстепенных озерков, на одном из которых, а именно - отстоявшем от нас верстах в трех и простиравшемся до двух верст в окружности, - мы сосредоточили свои охоты и весенние наблюдения над местной природой...
   Необходимо заметить, что из Торцо прежде всего мы отправили своего переводчика в ставку торгоут-бэйлэ, чтобы завязать сношение с этим князем, от которого в большой степени зависела успешность нашего дальнейшего движения к Хара-хото. Сами же тем временем занялись наблюдением весеннего пролёта и весенней жизни птиц, проходившей одинаково оживлённо как на Сого-норе, так и на более близком, отмеченном выше, скрытом в камыше озерке... Последнее своей кипучей жизнью оживило и нас... Я всегда с высоким удовольствием посещал это озерко, оно будило во мне лучшие воспоминания моего самого первого путешествия в общении с незабвенным Пржевальским и невольно переносило на берега Лоб-нора... Как бывало на Лоб-норе, так и здесь, бредёшь тихонько по камышу; среди однообразной тишины слышится какое-то жужжание, временами переходящее в шум или гул... Это ликуют птицы. Иногда ясно и раздельно доносятся возбуждённые голоса уток... На горизонте везде трепещут и колышатся живые линии пернатых странников - то темные, то серебристо-белые, то сероватые... Изредка раздаются благозвучные музыкальные ноты, создающиеся лебединым полетом и неописуемо чарующие слух... Вот, наконец, с вершины холма открылась поверхность воды. Словно хлопья снега вьются в воздухе черноголовые чайки (Chroicocephalus riclibundus [Larus ridibundus])... Всюду пестрят всевозможных оттенков утки, нырки, светлые крохали, темные бакланы; кулики совершенно отсутствуют, только одна пигалица-чибис с пиканьем носится своим шатающимся полетом... Многие гуси лежат, иные беззаботно стоят или ходят и кормятся. Подле гусей спокойно плавают лебеди, ловко полуныряя за пищей, словно утки... На сколько хватает вооруженный биноклем глаз - всюду бесконечное количество плавающих пернатых...
   Выстрел всегда вызывает невообразимый переполох. Шум и крики удваиваются, а то и утраиваются; воздух темнеет и буквально кишит тучами испуганных прилётных гостей, несущихся по всем направлениям... Над убитой подругой долго вьются сотни других родственных ей птиц. Но вот солнце постепенно склоняется к горизонту, оживление на озере пропадает... лишь вблизи слышится мелодичное трещание камышовой стренатки и тонко-серебристая трель усатой синицы (Panurus biarmicus russicus)... Вдали вьются коршуны, а вблизи описывает широкие круги орлан-белохвост... Там, над мелким камышом, плавно, беззвучно, словно дозором, пролетает коричневый лунь. Где-то глухо гукнет выпь, и опять всё тихо.
   Медленно возвращаешься на бивак, где уже весело горит костер и собравшиеся к огоньку товарищи оживлённо рассказывают друг другу об экскурсиях и переживаниях весеннего дня...
   В общем могу сказать, что юго-восточная часть Сого-нора, его темноголубые полыньи, высокий камыш, скрытые в нём более мелкие озерки, обилие пернатых странников, пролетавших вереницами над серым запылённым горизонтом и положительно заглушавших своим всевозможным криком ближайшую окрестность, - всё это вместе действительно живо напоминало мне весну, проведённую с экспедицией Н. М. Пржевальского на берегах Лоб-нора. Как тогда, так и теперь меня поражало то необычайное оживление, которое вносилось птичьим базаром. И там и здесь меня одинаково притягивал к себе этот базар и заставлял целыми часами смотреть, любоваться на него. Глазам не верилось, что по соседству с вами, в каких-нибудь ста шагах, а нередко и гораздо ближе, беззаботно плавают и резвятся, перелетая с места на место, стаи гусей, уток, лебедей, бакланов, турпанов, цапель, чаек и многих других. Все эти птицы живут, радуются, хлопочут для одной и той же цели - размножения... В разгаре перелёта, даже ночью, лёжа в палатке лагеря, чувствуешь повышенную энергию пернатых: то с резким шумом крыльев быстро проносятся над биваком утки, то с высоты неба раздаются голоса гусей, журавлей, то иногда, среди ночной тишины, гармонично льются чарующие звуки музыкального лебедя...
   По показаниям, весьма достоверным, местных торгоутов и на основании наших личных предположений, началом весеннего пролёта можно считать последнюю треть февраля месяца; время же, в которое мы пришли в низовье Эцзин-гола, - самым обильным или валовым пролётом, в особенности по отношению к отмеченным выше плавающим птицам...
   Двенадцатого марта, - то есть, в первый день наблюдений пролёта птиц в бассейне Эцзин-гола, замечены: гуси серые (Anser anser), которые стая за стаей неслись к северу, хотя во множестве отдыхали и на местных озерках; в таком же большом количестве держались и чайки черноголовые (Chroicocephalus ridibundus [Larus ridibundus]); значительно реже давали о себе знать лебеди (Cygnus cygnus), турпаны (Casarca casarca [Casarca ferruginea]), гоголи (Clangula clangula), уткй-нырки (Fuligula); что же касается до уток-крякв и уток-шилохвостей (Anas boschas et Dafua acuta [Anas platyrhyncha et Anas acuta]), то они были в числе преобладающих по количеству пролётных пернатых. В тот же день нередко показывалась на глаза чибис-пигалица (Vaneilus vanellus), да кое-где по вершинам бугров или кустарников довольно крепко сидели сорокопуты (Otomela isabellina [Lanius cristatus]), а у самого лагеря экспедиции с камышинки на камышинку или вершинку кустарничка то и дело перемещались чекканы (Saxicola pleschanca [Oenanthe pleschanca]).
   Тринадцатого марта попрежнему летели гуси, утки, а из вновь появившихся были: цапля серая (Ardea cinerea), орлан белохвост (Haliaetus albicilla), коршун черноухий (Milvus melanotis [Milvus migrans lineatus]) и чеккан соловый (Saxicola isabellina [Oenanthe isabellina]).
   В ночь с 13 на 14 марта особенно- много летело с юга на север гусей, уток, лебедей, журавлей и вероятно других, молчаливо совершавших свой далёкий путь... тогда как указанные птицы выдавали себя голосом... Днем, четырнадцатого марта, на наш бивак волнистым полётом прибыла белая плиска (Motacilla alba baicalensis), а через небольшой промежуток их стало немало: птички прилетали то парочками, то целыми процессиями... Каждый новый пролётный гость привлекал наше внимание. Под вечер на соседнем озерке появился крохаль-луток (Mergus albellus).
   Пятнадцатого марта среди уток крякв и шилохвостей ярко выделялись красавицы пеганки (Tadorna tadorna), а также утки широконоски (Spatula clypeata [Anas clypeata]), нырки красноклювые (Fuligula rufina) и бакланы (Phalacroeorax earbo). В этот же день, периодически, много тянуло на север уже отмеченных выше серых цапель.
   Шестнадцатого марта утром на наших озерках плавали: лысуха (Fulica atra), нырец-чомга (Podiceps cristatus) и немногие другие, упомянутые ранее. Из вновь прилетевших был только чеккан черногорлый (Saxicola deserti atrigularis [Oenanthe deserti atrogulatris]), прибавивший маленькое оживление в нашем лагере.
   На следующий день - семнадцатого марта - экспедиция уже перекочевала на Эцзин-гол, в урочище Торой-онцэ... здесь в вышине неба ликовали сарычи (Archibuteo hemiptilopus [Butteo hemilasius]), потрясая воздух звонким клекотом...
   Восемнадцатого марта впервые выдал себя характерным свистом кроншнеп большой (Numenis arquatus), который на следующий за тем день ютился на отмели речки и прилежащей к берегу луговине; невдалеке важно расхаживала пара чёрных аистов (Ciconia nigra).
   Двадцатого марта над биваком экспедиции кружилось до десятка коршунов черноухих, зорко высматривавших кухонные отбросы и в известный момент стремительным налётом схватывавшие их... Через день - двадцать второго марта - оригинально гукала выпь (Botaurus stellaris)...
   Двадцать четвертого {Тогда же впервые наблюдался молодой зелёный камыш, едва пробивавшийся из влажной земли; 25 марта сорока (Picus pica bactriana) обновляла гнездо; 28 марта мухи, жуки и ящерицы стали показываться чаще и чаще; лужайки зазеленели, температура воды в речке в 1 час дня = 11,3° С; в то же время южный склон песчаного бархана, его поверхность, была накалена до 54,4°С; 30 марта из норы выползла серая длинная тонкая змея погреться на солнце.} марта вдоль долины пронесся лебедь кликун (Cygnus musicus [Cygnus cygnus]), огласивший тихий воздух дивной мелодией...
   Таковы, в общих чертах, наши скромные наблюдения частичного весеннего пролёта птиц и пробуждения весенней жизни в низовьях Эцзин-гола...
   Озеро Сого-нор простирается в окружности до пятидесяти вёрст. Его юго-восточное прибрежье, с которым нам удалось больше познакомиться, имеет низменный характер; почва, сырая и топкая у самой воды, по мере удаления от береговой линии озера, несколько повышается и становится суше; здесь залегают глинисто-лёссовые наслоения, постепенно сменяющиеся песками и песчаными барханами.
   Сого-нор расположен в наиболее глубокой котловине центрально-гобийской пустыни - на 2 750 футов [838 м] над уровнем моря. Цвет водной поверхности его крайне изменчив, в зависимости от освещения и расстояния, на котором приходится быть наблюдателю. В общем, преобладающих тонов два: зеленоватый, который получается с близкого расстояния, и темно-голубой - издалека ... вкус воды - слегка солёный и при нужде она вполне пригодна для питья. В озере имеется один лишь вид рыбы - карась (Carassius carassius auratus [Carassius auratus]), судя, по крайней мере, по нашим наблюдениям и образцам ихтиологической фауны {Определить рыб, привезённых экспедицией, любезно взял на себя труд профессор Л. С. Берг (33).}. Весьма любопытно, что до сего времени во внутреннем центрально-азиатском бассейне карась вообще не наблюдался и никем из путешественников добыт не был.
   По сведениям, полученным на месте от торгоутов, большое береговое пространство Сого-нора на юго-востоке {Северо-западный берег Сого-нора возвышенный - слагается из порфировых холмов, на одном из которых, наиболее высоком, красуется большое "обо".}, занятое теперь сплошь высоким камышом, четыре года тому назад представляло из себя открытый юго-восточный залив озера, или точнее, его продолжение в глубь материка. В те времена и восточный рукав Эцзин-гола - Мунунгин-гол был, сравнительно, более богат водою; сейчас избыток воды вместо этого рукава направился по другому - Морин-голу, впадающему в соленое озеро Гашун-нор. Нужно заметить, что русла центрально-азиатских пустынных рек, вообще говоря, довольно неустойчивы, а потому и довольно нередко меняют своё положение...
   И в бассейне Тарима (34), его нижнего течения, и здесь мощные речные отложения покрывают площадь на значительных пространствах. Имеются несомненные данные не только о перемещении вод в рукавах, но и о передвижениях нижних частей русел, вызываемых перенакоплением речных осадков в одних руслах и усиленным размывом в других... Тонкие речные песчано-глинистые осадки, оставленные реками при перемещениях их вод или при передвижениях их русел, дают богатый материал для эоловых образований.
   Наличие этих свойств пустынных рек, как в эцзингольской системе, так и в системе Тарима, ещё более сближает характер этих бассейнов и создает почти неотличимое сходство. Как здесь, так и там встречаются почти одни и те же представители растительного и животного мира. Как здесь, так и там воздух до крайности сух и вечно наполнен тончайшей лёссовой или солено-лёссовой пылью, горизонты так же коротки и так же бледен диск дневного светила...
   Четыре дня, проведенные при озере Сого-норе среди ликующей весенней природы, промелькнули незаметно...
   Посланный к торгоут-бэйлэ казак Бадмажапов возвратился с положительным результатом: принявший сначала очень надменный вид монгольский или торгоутский князь вскоре изменил политику, поручил своему полицейскому проводнику доставить экспедицию в соседство его ставки "Даши-обо", на левом берегу Морин-гола... и пообещал полное содействие по переходу Алашанской пустыни и по достижению развалин Хара-хото.
   Надо было торопиться выступлением... Шестнадцатого марта я пошёл последний раз взглянуть на ближайшее к нашему биваку озерко, уже совершенно освободившееся от льда. Вода значительно прибыла; на тихой голубой ее поверхности под лучами утреннего солнца беззвучно скользили лысухи, утки-кряквы и нырки; по середине озерка беззаботно плавал одинокий нырец-чомга...
   Так как Мунунгин-гол своим разливом мог помешать нашему движению, то мы на время оставили его долину и направились рядом с полосой высоких песчаных барханов и следовали к урочищу Торой-онцэ вдоль сухого рукава реки, несшего следы пребывания довольно большого количества воды; там и сям замечались остатки древних плотин и мельниц...
   Достигавшие восьмидесяти, и даже ста футов [до 30 м] в высоту, песчаные барханы залегали по соседству с долиной реки, имея преобладающее направление - меридиальное. Некоторые из барханов стояли отдельно, некоторые извивались змеёй, характеризуясь самыми причудливыми очертаниями, среди которых выделялись конусы с равнобокими скатами, указывающими на постоянную периодичность господствующих западного и восточного ветров... Во время нашего движения поднялся сильный восточно-юго-восточный ветер, оживлявший пески: отдельные вершины песчаных холмов стали куриться, словно вулканы - песок взвивался кверху и падал обратно столбом: ветер передувал песок с крутой стороны бархана на пологую и нес его дальше, к щебневой равнине. Скоро ветер перешёл в бурю. Окрестности заволокло густою пылью, омрачившей воздух и сократившей горизонт до полуверсты. По равнине потянулись длинные песчаные полосы, напомнившие нашу поземку. Периодически встречные порывы бури спирали дыхание, песок слепил глаза, не давая возможности ступить шагу; не только мелкий песок, но даже и крупные песчаные зерна высоко взлетали на воздух и до чувствительной боли хлестали в лицо сидящих верхом на верблюде. С гребней придорожных барханов песок сдувало массами и видоизменяло их второстепенные очертания.
   Потеряв среди пыльного тумана настоящее направление, наш проводник слегка сбился с пути, но общими усилиями нам всё же удалось довольно скоро добраться до колодца Омук-тала, миновав по дороге развалины башни Атца-цончжи, сложенной из сырца-кирпича с тростником и служившей во времена Хара-хото, вероятно, своего рода сигнализационным пунктом. На следующий день, семнадцатого марта, мы прибыли в урочище Торой-онцэ, которое было отмечено для нашей стоянки самим князем торгоут-бэйлэ.
   Берущая начало в снеговых полях величественного Нань-шаня река Эцзин-гол стремительно несется к северу, борясь с горячим дыханием пустыни почти на протяжении пятисот верст, прежде нежели окончательно погибнет, разбившись на многочисленные рукава, воды которых собираются в двух бассейнах - восточном, меньшем, проточном, почти пресном Сого-норе и западном - раза в три-четыре большем, нежели Сого-нор, замкнутом солёном Гашун-норе... Главнейшими рукавами Эцзин-гола являются: многоводный Морин-гол, впадающий в Гашун-нор, и весьма бедный водою Ихэ-гол, в свою очередь, делящийся еще на несколько рукавов, самый восточный из которых - Мунунгин-гол, и заканчивающийся в Сого-норе. Такое распределение воды в низовьях Эцзин-гола не имеет, повидимому, постоянного характера; из данных, приведенных В. А. Обручевым {"Центральная Азия, Северный Китай и Нань-шань"... Том II. Стр. 398-399.}, а затем и А. Н. Казнаковым {"Монголия и Кам", том II, выпуск первый. Стр. 48-49.}, видно, что в те времена, наоборот, Ихэ-гол, т. е. "Большая река", оправдывал свое название: имел значительно большее количество воды, нежели Морин-гол. По сравнительным данным путешественников и показаниям туземцев можно заключить, что на протяжении известного исторического времени перемещение водных артерий нижнего Эцзин-гола происходит с востока на запад...
   Урочище Торой-онцэ, где нам предстояло прожить некоторое время, расположено на правом, более высоком, берегу Мунунгин-гола. Эта река, постоянно менявшая свой уровень, в наше время достигала семидесяти - восьмидесяти [до 25 м), а местами и ста футов ширины [30 м] при двух-трех футах глубины [0,6-0,9 м] и плавно, но, довольно стремительно, катила свои мутные илистые воды, по которым изредка скользили небольшие стекловидные льдинки. Тихие, монотонные берега мало отражали на себе весеннее настроение природы; правда, по бортам берегов начал зеленеть камыш, да кое-где на отмелях виднелись пролётные странники, как например стайка больших кроншнепов или пара чёрных аистов... В тихие, ясные проблески, отдыхая от надоедливых западных и восточных бурь, мы наблюдали за парой нарядных фазанов (Phasianus satscheuensis [Phasianus eolchicus satscheuensis]), ютившихся неподалеку от бивака. Изредка мимо нас, вдоль течения реки, тянули гуси, лебеди, крикливые чайки, а над лагерем почти постоянно кружились коршуны, издавая свой переливчатый свист и стремглав бросаясь на куски развешанного казаками для высушки мяса... Зато и казнили же их наши препараторы за такую дерзость. По вечерам слышалась приятная песенка местной певуньи, небольшой юркой кустарницы - Rhopophilus pekinensis albosuper-ciliaris.

 []

   Из оседлых птиц, вообще, в низовьях Эцзин-гола мы наблюдали, помимо отмеченных выше, - усатых синиц (Panurus biarmicus russicus), камышовых стренаток (Cynchramus pyrrhuloides [Emberiza pyrrhuioides]), сорок (Pica pica bactriana [Pica pica]), ворону чёрную (Corone corone [Corvus corone]), галочку (Coloeus neglectus), соек саксаульных (Podoces hendersoni), одиночек чёрных воронов (Corvus corax), воробьев (Passer ammodendri stoliczkae), хохлатых жаворонков, (Galerida cristata leauhmgensis), а из зимующих: сарычей, луней, сорокопутов (Lanius), рыжебрюхую краенохвостку (Ruticilla erythrogastra [Phoenicurus erythrogastra]) и немногих других. Что же касается до маммологической фауны, то в этом отношении долине Эцзин-гола свойственны: антилопа хара-сульта, волки, лисицы, дикие кошки, рысь, различающаяся у туземцев по оттенкам шерсти: красноватым, сероватым и тёмным, заяц, песчанки и другие более мелкие грызуны...
   Вблизи нашей стоянки жителей было немного, как немного их было и по долине Эцзин-гола, в ее среднем и нижнем течении - всего в количестве ста тридцати - ста пятидесяти юрт или семейств. Монголы-торгоуты пришли сюда из Чжунгарии (35), с Кобук-сайря, около четырехсот пятидесяти лет тому назад, когда еще девственные эцзин-гольские берега были покрыты непроходимыми чащами леса, который торгоуты жгли в течение первых трех лет, чтобы образовать свободные площади для пастбищ. Торгоуты и до сих пор сохраняют родственные и дружеские связи с своими кобуксайрскими родичами и пользуются всяким случаем, чтобы попутно завернуть друг к другу в гости; при этом часто путешествующий торгоут оставляет своих усталых животных отъедаться на кормах гостеприимных друзей до своего обратного следования, а сам взамен на время получает свежих верблюдов и лошадей.
   Хошун управляется родовым князем третьей степени, бэйлэ, имеющим главную ставку в системе западного рукава реки Морин-гол, отстоящую верстах в десяти от нашего лагеря. Ближайшим помощником и советчиком управителя является престарелый мэрэн-цзангэ-Цыдэн-Дагво, женатый на молодой, двадцатишестилетней дочери бэйлэ и совмещающий в себе одном почти всю несложную администрацию торгоут-бэйлэ. Два-три маленьких чиновника составляют канцелярию управления.
   Известный под именем Даши, настоящий бэйлэ состоит десятым управителем со времени переселения торгоутов. Он наследовал не отцу, а старшему брату, говорят, скоропостижно умершему не без греха младшего брата, честолюбивого, скупого, жестокого человека, ставшего таким образом главою хошуна.
   Вот к этому-то торгоут-бэйлэ и был снова командирован Бадмажапов тотчас по прибытии нашем в урочище Торой-онцэ. Князь очень любезно принял мой хадак и прислал нам для временного пользования юрту, палатку и людей для услуг, обещая насколько возможно облегчить наш путь до Хара-хото и далее в Алаша-ямунь. Радости моей не было конца... Если говорить откровенно, я не переставал интересоваться Хара-хото, едва лишь узнал об этих развалинах из лучшей книги нашего покойного путешественника Г. Н. Потанина {"Тангутско-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия". Том I. Стр. 464.}, который пишет: "Из памятников древности (торгоуты) упоминают развалины города Эргэ-хара-бурюк, которые находятся в одном дне пути к востоку от Кунделен-гола, т. е. от самого восточного рукава Едзина; тут, говорят, виден небольшой кэрим, т. е. стены небольшого города, но вокруг много следов домов, которые засыпаны песком. Разрывая песок, находят серебряные вещи. В окрестностях кэрима большие сыпучие пески, и воды близко нет". В моё Монголо-Камское путешествие в 1900 году А. Н. Казнаков {"Монголия и Кам". Том II. Выпуск первый. "Мои пути по Монголии и Каму". Стр. 47-53.}, исследуя низовье Эцзин-гола с его озерами, между прочим, пытался также путем расспросных сведений, добиться дополнительных данных о Хара-хото - напрасно: туземцы в один голос отрицали существование каких бы то ни было развалин в окрестности, замечая: "вы, русские, хотите знать больше нас даже о наших местах". Ещё раньше моей Монголо-Камской экспедиции, вслед за Г. Н. Потаниным, по долине Эцзин-гола проследовал В. А. Обручев, с которым я беседовал по поводу выше приведенной заметки Потанина о Хара-хото незадолго до своего отправления в Монголо-Сычуанское путешествие. От В. А. Обручева торгоуты скрыли существование Хара-хото и возможность проникновения в Алаша по кратчайшей дороге, принудив его сделать огромный крюк, чтобы пересечь владения алаша-цин-вана на северо-востоке, а не на северо-западе, как того желал наш талантливый геолог {В. А. Обручев. Центральная Азия, Северный Китай и Нань-шань. Том II. Стр. 399-400.}.
   В настоящее путешествие, начиная с Балдын-цзасака, я не переставал систематически расспрашивать попутных туземцев о мертвом городе и почти всегда получал более или менее согласные положительные сведения, без оообых противоречий. Сами по себе местные жители обнаруживали очень мало интереса к безмолвным развалинам древнего пепелища и совсем не занимались поисками археологических предметов; даже мое предложение высокой платы за каждую добытую вещь в Хара-хото не могло побудить туземцев начать раскопки, и я замечал, что многие, видимо, боялись даже близко подходить к развалинам и считали это место небезопасным.
   Мысли о Хара-хото поэтому приковывали целиком наше внимание и наше воображение. Сколько думалось и чувствовалось по этому поводу еще в Петербурге, в Москве и наконец в Монголии - у Балдын-цзасака. Сколько мечталось о Хара-хото и его таинственных недрах!.. Теперь, наконец, мы были уже совсем недалеко от нашей цели и в любой момент могли снарядить туда легкую поездку...
   В первый раз мы отправились в Хара-хото девятнадцатого марта сравнительно налегке, захватив с собою лишь запас воды, немного продовольствия и инструменты для работ, и пробыли там около недели. Со мною ехали, кроме А. А. Чернова и П. Я. Напалкова, еще двое спутников - ветеран Иванов и Мадаев; остальные участники экспедиции остались в Торой-онцэ вместе с караваном. Нашу маленькую компанию сопровождал отличный проводник торгоут-бэйлэ - Бата, много раз бывавший в мертвом городе и немало слышавший рассказов о нем из уст отца и других стариков - туземцев. Он повёл нас кратчайшею дорогою в юго-восточном направлении; Хара-хото отстоял от нашей стоянки в двадцати верстах. Вскоре за растительной полосой Мунунгин-гола потянулась пустыня, частью равнинная с оголенными блестящими площадями, частью пересечённая более или менее высокими холмами, поросшими тамариксом и саксаулом. С половины пути уже начали попадаться следы земледельческой или оседлой культуры - жернова, признаки оросительных канав, черепки глиняной и фарфоровой посуды и проч. Но нас больше всего занимали глинобитные постройки, в особенности субурганы, расположенные по одному, по два, по пять вдоль дороги, исстари проходящей к Хара-хото, этому памятнику прошлого, засыпаемому песком пустыни. По мере приближения к заветной цели волнение наше всё увеличивалось, всё росло... За три версты мы пересекли древнее сухое русло с валявшимися по нему сухими, обточенными песком и ветром стволами деревьев, нередко засыпанными тем же песком, точь-в-точь как я наблюдал в окрестности Лоб-нора при пересечении старинного мёртвого русла Конче-дарьи {"Труды экспедиции Императорского Русского Географического общества по Центральной Азии, совершённой в 1893-1895 гг." Отчёт помощника начальника экспедиции П. К. Козлова. Стр. 74.}. На возвышении берега реки стояли развалины цитадели Актан-хото, где, по преданию, когда-то размещался кавалерийский отряд - стража Хара-хото. По сторонам высохшего русла раньше залегали, повидимому, культурные долины с земледельческим населением.
   Вот, наконец, показался и самый город Хара-хото, расположенный на низкой террасе из грубозернистых, твёрдых ханхайских песчаников; над северо-западным углом крепости возвышался главный птицеобразный субурган, из ряда меньших, соседних, устроенных также на стене и рядом со стеною вне крепости. По мере приближения к городу черепков посуды стало попадаться больше, вид на город заслонился высокими песчаными буграми; но вот мы поднялись на террасу, и нашим глазам представился Хара-хото во всей внешней прелести.
   Наблюдателя, едущего с западной стороны Хара-хото, занимает небольшая постройка с широким куполообразным верхом, расположенная в некотором отдалении от юго-западного угла крепости, напоминающая собою нечто в роде мусульманского молитвенного здания - мечети. Еще несколько минут и мы вошли во внутрь мёртвого города, в западные его ворота, устроенные по диагонали с другими последними воротами в восточной стене города. Здесь мы встретили квадратный пустырь - сторона квадрата равняется одной трети версты, - пересечённый высокими и низкими, широкими и узкими развалинами построек, поднимающихся над массою всевозможного мусора, включая сюда и возвышение с черепками глиняной посуды. Там и сям стояли субурганы; не менее резко выделялись и основания храмов, сложенные из тяжёлого, прочно-обожжённого кирпича. Невольно мы прониклись чувством предстоявшего интереса, чем будем вознаграждены в счастьи и трудах своих по отношению к наблюдениям и раскопкам всего того, что теперь нас окружало.
   Наш лагерь приютился в середине крепости, подле развалин большого, двухэтажного глинобитного здания, к которому с южной стороны примыкал храм, разрушенный также до основания. Не прошло и часа времени с прихода экспедиции, как внутренность мёртвой крепости ожила: в одной стороне копали, в другой измеряли и чертили, в третьей и четвертой сновали по поверхности развалин... На бивак прибежала пустынная птичка - сойка (Podoces hendersoni) и, усевшись на ветку саксаула, громко затрещала; ей нежно откликнулся хороший певец пустыни - чеккан-отшельник; где-то прозвучал голос песчанки... И здесь, на этих мертвых развалинах, несмотря на безводие, нет абсолютного отсутствия жизни. Вследствие того же безводия, мы должны были привезти с собою все наши сосуды, наполненные водою, причём этот питьевой продукт нужно было беречь в целях пребывания на развалинах возможно долгий срок. В интересных занятиях время бежало быстро, неуловимо. Полуясный, серенький и обыкновенно ветреный день скоро сменялся тихою, ясною ночью, налагавшею на развалины суровый, мрачный отпечаток. Усталые, мы также скоро засыпали; немногие из нас с вечера, впрочем, еще развлекались неприятным голосом сыча, зловеще кричавшего с вершины главного субургана.
   Абсолютная высота Хара-хото определилась в 2 854 фута [870 м], географические же координаты: широта 41° 45' 43", долгота от Гринвича 101° 5' 14,85".
   Высота глинобитных стен крепости Хара-хото - см. план - три-четыре сажени, при толщине у основания две-три сажени и около одной-полутора сажен у вершины. Следы бойниц заметны в немногих местах. При ведении раскопок кое-где в стенах обнаружены и следы заплат или вставок. В северной стене проделана брешь, размером согласованная с ростом и более или менее свободным движением кавалериста-воина.
   Вся внутренняя часть крепости была разбита на правильные кварталы и проходы; так называемая "Торговая" или "Главная" улица и прилежащие к ней второстепенные составляли ряды мелких глинобитных домишек, прикрытых в основе сплошной твёрдой коркой; больших зажиточных домов вообще мало. Стоило, бывало, только копнуть какой-нибудь закруглённый холм, под которым угадывался дом, как под сухой землёй тотчас обнаруживалась солома, цыновки, деревянные устои и проч., свидетельствовавшие о том, что крыша давно обрушилась внутрь жилища. Многие кумирни и другие помещения были разрушены до основания и имели вид плоских, закруглённых возвышенностей, увенчанных песком, гравием и массою больших и малых одно-и многоцветных глиняных и фарфоровых черепков посуды, вперемежку с кусочками чугунных и железных изделий; медных обломков было очень мало, еще реже попадались серебряные.
   Фундамент кумирен был обыкновенно прочно, красиво выложен квадратным или полуквадратным обожженным кирпичом {Стороны квадрата в восемь вершков, при толщине кирпича в один вершок.} - образцы находятся в коллекции: полуквадратный - в восемнадцать фунтов [7 кг] весом, квадратный - в тридцать шесть [14,5 кг] [последний не взят]; стены кумирен - сырцовые из более легкого по весу и прочности и меньшего по размерам кирпича, поставленного вертикально или положенного горизонтально; крыши - из выпуклой черепицы с фигурной китайской оторочкой по основанию и краям... Фанзы-лавки обогатили экспедицию черепками фарфора [из которого впоследствии этнографический отдел Русского музея искусно собрал чашки и вазы], разнообразными предметами обихода, торговли; тут же чаще попадались монеты-чохи, ассигнации, а изредка и предметы культа.
   Некоторые из развалин, как например развалины No 1 - см. план - или таковые, сосредоточенные в юго-восточном углу крепости, где, по всей вероятности, помещался гарнизон, не в пример прочим высоко поднимались над землёй... Сам начальник гарнизона помещался, надо полагать, у северо-западных субурганов, у угловых стен. Судя по развалинам, это помещение, вероятно, некогда выделялось величиной и техникой и в этом отношении скорее походило на кумиренные постройки. Здесь, в северо-западном углу крепости, пожалуй, было удобнее всего жить владыке Хара-хото; отсюда был устроен ступенчатый вход на вершину стены, к субурганам, с которых открывался широкий горизонт на прилежащие окрестности.
   Все наши исследования, все наши раскопки в Хара-хото велись с особенной тщательностью, с особой любовью. Каждый новый предмет, найденный в недрах земли или на ее поверхности, вызывал всеобщую радость. Я никогда не забуду того чувства восхищения, которое наполнило мою душу, когда после нескольких ударов и гребков лопатою на развалинах No 1 я обнаружил буддийский образок, писанный на полотне, с размерами 0.081X0,067 м.

 []

   ..."Он изображает {С. Ф. Ольденбург. "Буддийский образок, вывезенный из развалин Хара-хото". И. Р. Г. О. XLV. 471-474 (1909). Там же рисунок по точной кальке Н. М. Березовского. Его же "Материалы по буддийской иконографии Хара-хото" (Образа тибетского письма). С шестью таблицами и двадцатью пятью рисункам" в тексте. "Материалы по этнографии России". Том второй. 1914.} буддийского монаха, поводимому одного из индийских учителей, так как хронологически исключены тибетские учители, из которых могли бы быть приняты в расчет только столь древние, как Ми-ла-рай-ба или учитель его Мар-ба Падмасамбхава. Конечно, может быть, мы имеем дело и с местным учителем. Несмотря на то, что образ сильно стёрся, контуры рисунка в общем вполне ясны и переданы на прилагаемом рисунке, снятом калькою Н. М. Березовским вполне точно. Точно так же можно определить почти без ошибки и все тона красок на оригинале, хотя он несомненно немного выцвел"...
   ..."В настоящем образке прежде всего бросается в глаза, что он по целому ряду подробностей чрезвычайно напоминает бенгальские буддийские миниатюры, прекрасные образцы которых есть уже для XI-XII веков. Та же закруглённость форм, трактовка нимбов, цветочки, разбросанные на фоне"...
   Помимо этого образка, в развалинах No 1 были найдены ещё тяжелые, грубые металлические чашечки и обрывки рукописей письма си-ся. Конечно, интереснее всего казались нам рукописи, как исторические документы своего рода, в этом смысле самую богатую и ценную находку дал субурган А - см. план, - в котором были найдены три книги, до тридцати тетрадей с оригинальным письмом си-ся, лучший по сохранности и яркости красок типичный образ на полотне "Явление Амитабхи"... с которого воспроизведён приложенный здесь рисунок и образ китайского типа на шёлке. При дальнейших раскопках на глубине были обнаружены мелкие чережюбразные фигурки, большая, слегка улыбающаяся красивая маска и ряд других головок и масок. Маска представляет голову будды, позолоченную, с темносиними волосами. Несколько окошенные глаза указывают на внеиндийскую технику, хотя в остальном строго выдержан "канон". Кроме того найдены деревянные дощечки с изображением будд и проч. и маленький китайский каменный бурханчик...
   Субурган В подарил нам несколько экземпляров стекловидных глаз, выпадавших из глиняных, уничтоженных, вероятно, временем статуй. Тут же поднят и глаз из горного хрусталя или топаза, красиво отшлифованный, и найдены нигде больше не замеченные большие плоские "цаца" {Под словом "цаца" принято подразумевать небольшие, скорее даже очень маленькие, глиняные изображения божеств.}...
   Крепостные субурганы вблизи дома Хара-цзянь-цзюня в основании были наполнены массою "цаца", как и большинство субурганов, расположенных группами вблизи северо-западного угла крепости.
   Развалины No 3 в свое время, по предположению торгоутов, были обитаемы мусульманами, мечеть которых расположена вне крепостных стен у юго-западного угла. Здесь найдены листки персидских рукописей; по заключению академика С. Ф. Ольденбурга, "особенно любопытна одна из них - отрывок из знаменитого сборника рассказов "Семи мудрецов", так называемого Китаб-и-Синдбад".
   Позднейшие раскопки в этом месте дали еще и мусульманские рукописи и художественный переплёт, рисунок, которого исполнен Н. М. Березовским. Краевой бордюр его имеет ряд аналогий в орнаментах Дун-хуана позднетанских и сунских. Плетёнки внутри указывают на многочисленные аналогии и китайские и индийские. Две полоски носят характер мусульманский и более типично - персидский. "Мы имеем", замечает С. Ф. Ольденбург, "по всей вероятности, работу XIII века".
   Внутристенная поверхность площади Хара-хото, вообще, больше всего заполнена черепками посуды всевозможных величин, качеств и форм; очень любопытна глиняная посуда огромных размеров с оригинальными рисунками, служившая, вероятно, для хранения напитков, а может быть одного, самого необходимого напитка - воды. На поверхности земли мы находим монеты - чохи (36), - бусы, кусочки нефрита и всевозможную мелочь, словом, все то, что ныне хранится из находок в Хара-хото в этнографическом отделе Русского музея.

 []

   Пески заметали Хара-хото главным образом с севера. У северной и восточной стен как внутри, так и извне крепости, нагромождения сыпучих песков достигали наибольших размеров. Достаточно сказать, что не только люди, но даже верблюды могли свободно взбираться на северо-восточный угол и вершину западной стены, а в некоторых местах можно было с такою же легкостью и спускаться во внутрь города. Разделённый на правильные улицы пригород примыкает с восточной стороны к самой стене крепости и разделяется уходящей к востоку в Боро-хото дорогой на две части: северную и южную.
   В давно минувшие времена Хара-хото, по всей вероятности, с юга и севера омывался двумя рукавами речек, соединявшихся затем в северном направлении в одно общее русло, которое в свою очередь терялось в солончаковой котловине на севере.
   В течение нескольких дней, проведенных на развалинах Хара-хото, в общем итоге экспедиция обогатилась всевозможными предметами: книгами, письменами, бумагами, металлическими денежными знаками, женскими украшениями, кое-чем из домашней утвари и обихода, образцами буддийского культа и проч.; переведя в количественное отношение, мы собрали археологический материал, наполнивший десять посылочных пудовых ящиков, приготовленных затем к отправлению в Русское Географическое общество и Академию наук.
   Кроме того, пользуясь хорошим дружелюбным отношением к экспедиции торгоут-бэйлэ, я тотчас же отправил монгольской почтой в Ургу и далее в Петербург, в нескольких параллельных пакетах, известие о фактическом открытии Хара-хото, находках в нем и приложил образцы письма1 и иконописи для скорейшего изучения и определения. Нас сильно занимал вопрос, когда существовал "Мертвый город" и кто были его обитатели.
  
   1 "..."Среди присланных П. К. Козловым предметов", пишет А. И. Иванов ["Тангутские рукописи из Хара-хото" И. Р. Г. О. XLV. 463-470 (1909)], имеются отрывки буддийских сочинений на китайском языке, расписка китайскою скорописью, два небольших отрывка тибетского текста и одиннадцать тетрадей рукописей письма си-ся..."
   Четыре страницы буддийской сутры, по-китайски, ксилограф...
   Пять листков с написанными gatha (стихами) по-китайски...
   Расписка о получении взноса серебром, китайскою скорописью. Печать неразборчива...
   Отрывок сутры "Хуа-янь-дзин". Автор - Nagarjuna.
   Предисловие к переводу, сделанному при династии Джоу (951-960 г.), составленное императором, посмертное имя которого было Тай-дзу, а года правления Гуань-шуиь (951-954 г.)...
   Отрывок сутры Фо-шо-фу-му-энь-джун-дзен.
   Поучение, сказанное буддой, о благодеяниях родительских.
   См. также Р. Pelliot. Les document's chinois trouves par la mission Kozlov a Khara-khoto, journai Asiatique (Mai - luin 1914). Paris. MCM XIV.
  
   На вопрос, кто жил в Хара-хото, современные обитатели - тор-гоуты - обыкновенно отвечали - "китайцы", но на наше возражение о несовместимости китайского населения с образцами буддийского культа, обнаруженными в развалинах города, они не умели ответить, сами смущаясь видимым противоречием. Одно только смело торгоуты утверждали, что их предки нашли Хара-хото в том же виде, в каком он представился и нам, то есть город китайского типа, с высокой глинобитной стеной, ориентированной по странам света, расположенный на острововидной террасе, некогда омываемой с двух сторон водами Эцзин-гола. Остаток вод уносился по желобообразному, извивающемуся в восточном, северо-восточном и, наконец, в северном направлении руслу в пустыню, в солончаково-песчаную котловину "Ходан хошу", лежащую на линии общей с нынешними бассейнами Сого-нор и Гашун-нор впадины. Место головы сухого мёртвого русла реки отмечено урочищем Боток-беэрек.
   Народное предание о "Хара-хото" или "Хара-байшэн", то есть "Чёрный город" или "Крепостной город", гласит следующее:
   "Последний владетель города Хара-хото - батырь {Монгольское название - богатырь.} Хара-цзянь-цзюнь, опираясь на своё непобедимое войско, намеревался отнять китайский престол у императора, вследствие чего китайское правительство принуждено было выслать против него значительный военный отряд. Целый ряд битв между императорскими войсками и войсками батыря Хара-цзянь-цзюня произошел к востоку от Хара-хото, около современных северных алашанских границ, в горах Шарцза, и был неудачным для последнего. Имея перевес, императорские войска заставили противника отступить и, наконец, укрыться в последнем его убежище Хара-байшэн, который и обложили кругом. Долго ли продолжалась осада крепости - неизвестно; во всяком случае, крепость была взята не сразу. Не имея возможности взять Хара-хото приступом, императорские войска решили лишить осаждённый город воды, для чего реку Эцзин-гол, которая, как то и замечено выше, в то время протекала по сторонам города, отвели влево, на запад, запрудив прежнее русло мешками, наполненными песком. И поныне там еще сохранилась запруда эта в виде вала, в котором торгоуты ещё недавно находили остатки мешков.
   Лишенные речной воды, осаждённые начали рыть колодезь в северо-западном углу крепости, но, хотя прошли углублением около восьмидесяти чжан (37), воды всё-таки не отыскали. Тогда батырь Хара-цзянь-цзюнь решил дать противнику последнее генеральное сражение, но на случай неудачи он уже заранее использовал выкопанный колодезь, скрыв в нём все свои богатства, которых, по преданию, было не менее восьмидесяти арб или телег, по двадцать-тридцать пудов [пуд = 16 кг.] в каждой, - это одного серебра, не считая других ценностей, - а потом умертвил двух своих жен, а также сына и дочь, дабы неприятель не надругался... Сделав означенные приготовления, батырь приказал пробить брешь {Брешь существует и поныне.} в северной стене, вблизи того места, где скрыл свои богатства. Образованной брешью, во-главе с войсками, он устремился на неприятеля. В этой решительной схватке Хара-цзянь-цзюнь погиб и сам, и его, до того времени считавшееся "непобедимым" войско. Взятый город императорские войска, по обыкновению, разорили до тла, но скрытых богатств не нашли. "Говорят, что сокровища лежат там до сих пор, несмотря на то, что китайцы соседних городов и местные монголы не раз пытались овладеть ими. Неудачи свои в этом предприятии они всецело приписывают заговору, устроенному самим Хара-цзянь-цзюнем; в действительность сильного заговора туземцы верят, в особенности после того, как в последний раз искатели клада, вместо богатств, открыли двух больших змей, ярко блестевших красной и зеленой чешуями"...
   ...За интересным делом, за всякого рода наблюдениями, время бежало очень быстро. Наконец, настал и день предполагаемого отъезда; нам было жаль расставаться с "нашим" Хара-хото, как мы его теперь называли; мы успе

Другие авторы
  • Ю.В.Манн
  • Теннисон Альфред
  • Томас Брэндон
  • Буданцев Сергей Федорович
  • Кондратьев Иван Кузьмич
  • Клюев Николай Алексеевич
  • Ежов Николай Михайлович
  • Ирецкий Виктор Яковлевич
  • Беляев Тимофей Савельевич
  • Ренье Анри Де
  • Другие произведения
  • Киреевский Иван Васильевич - Введение к библиографии
  • Вагинов Константин Константинович - Звукоподобия
  • Пушкин Александр Сергеевич - Умолкну скоро я!.. Но если в день печали...
  • Туган-Барановский Михаил Иванович - Пьер Жозеф Прудон. Его жизнь и общественная деятельность
  • Минаев Дмитрий Дмитриевич - Стихотворения
  • Крайский Алексей Петрович - Кронштадт
  • Туган-Барановский Михаил Иванович - Марксизм и народничество
  • Самарин Юрий Федорович - Ю. Ф. Самарин: биобиблиографическая справка
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Метеор, на 1845 год...
  • Лунин Михаил Сергеевич - Разбор донесения Тайной следственной комиссии Государю Императору в 1826 году
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 595 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа