Козлов Петр Кузьмич - Житомирский С. В. Исследователь Монголии и Тибета П. К. Козлов.

телеграммы".

   Под утро Пржевальский очнулся от забытья, сделал попытку подняться, поддерживаемый друзьями, встал во весь рост, огляделся, потом произнес: "Ну, теперь я лягу". Это были его последние слова.

  

  

   Пржевальского похоронили на высоком обрывистом берегу озера в 12 километрах от города со всеми воинскими почестями. Гроб везли на артиллерийском лафете, весь город провожал в последний путь великого путешественника, из окрестностей съехались множество всадников-киргизов, которые стояли с непокрытыми головами. Над могилой прогремели ружейный и артиллерийский салюты.

   Многое было сделано для сохранения памяти путешественника. Город Каракол вскоре переименовали в Пржевальск. Через четыре года в 1892 году в Петербурге в саду рядом с Адмиралтейством был установлен его бюст. Несколько позже на могиле путешественника по проекту его друга генерала Бильдерлинга был сооружен памятник. Многим знакома эта скала, увенчанная бронзовым орлом, держащим в клюве оливковую ветвь - символ мира. На стесанной плоскости укреплена увеличенная копия медали Академии наук, врученной исследователю в конце 1886 года. Этот памятник, находящийся в пределах поселка Пристань-Пржевальск, рядом с оживленным городом, центром Иссык-Кульской области, в то время стоял на пустынном степном берегу огромного озера. Позади за широкой полосой воды поднимаются кручи хребта Кунгей-Алатау, а впереди над зелеными волнами отрогов громоздятся снеговые вершины Терскея. Одна из них названа альпинистами-первовосходителями пиком Пржевальского.

  

  

   Экспедиция, уже вполне подготовленная, к началу работы осталась без руководителя. Географическое общество по телеграфу предложило возглавить экспедицию сперва Роборовскому, а потом Козлову. Они отказались. У Козлова в то время еще не было достаточного опыта, но тридцатидвухлетний Роборовский, прошедший с Пржевальским два труднейших путешествия, казалось бы, мог стать во главе отряда. Почему же он не сделал этого? Вероятно, основной причиной была психологическая неподготовленность. Чтобы осуществить планы, намеченные Пржевальским, включая рискованный поход в Лхасу, надо было быть Пржевальским. Изменение же маршрута и сокращение программы исследований могли быть восприняты учениками путешественника как измена его памяти.

   Учитывая это, Географическое общество решило передать руководство экспедицией "стороннему" человеку и не связывать его в планировании маршрута. Выбор пал на известного путешественника, делопроизводителя Азиатской части Генерального штаба Михаила Васильевича Певцова. Назначение состоялось в декабре 1888 года, в феврале следующего года Козлов и Роборовский были отозваны в Москву. Тянь-шаньские перевалы закрыл снег, и выход отряда в любом случае приходилось откладывать до весны.

  

   Для Козлова Певцов стал вторым после Пржевальского учителем. Что особенно важно, Певцов был ученым совершенно другого типа и стиля, чем Пржевальский.

   М. В. Певцов родился в 1843 году недалеко от города Устюжна Новгородской губернии. В семь лет он потерял родителей и воспитывался у родственников в Петербурге. Как и Пржевальского, Певцова с ранней юности манила мысль о далеких путешествиях, и он сознательно и упорно готовил себя к этой деятельности.

   В 1862 году Певцов закончил Воронежское юнкерское училище и был направлен на службу в Томск. Как и Пржевальский, он приложил все усилия, чтобы поступить в Академию генерального штаба. Это ему удалось в 1868 году, когда Пржевальский, закончивший академию четыре года назад, путешествовал по Уссурийскому краю.

   После Академии Певцов прослужил три года в Семипалатинске, в 1875 году его перевели в столицу Западной Сибири - Омск. Здесь ему удалось наконец всерьез заняться географией. Через год при содействии Географического общества его направили сопровождать из Зайсана в Гучен хлебный караван. Во время этого четырехмесячного путешествия Певцов вместе с помощником - топографом - сделал съемку неизвестной части Джунгарии, провел интересные географические и этнографические исследования.

   В 1877 году в Омске было создано Западно-Сибирское отделение Географического общества. Певцов, избранный "правителем дел", приступил к организации его работы. Но в следующем же году ему пришлось надолго покинуть Омск - состоялось его второе, одиннадцатимесячное, путешествие. Бийские купцы снаряжали большой торговый караван из монгольского города Кобдо, лежащего недалеко от русской границы, в Хух-Хото. Маршрут каравана проходил по совершенно неисследованным областям Монгольского Алтая, и Географическое общество решило прикомандировать к каравану Певцова.

   Пройдя с караваном вдоль северного подножия Монгольского Алтая, включая и открытую Пржевальским его часть - хребет Хурху, Певцов дал первое описание этой горной страны. Он обнаружил, что Алтай нигде не соединяется с хребтом Хангай, и между ними существует обширная долина, которая была названа Долиной озер. Из Хух-Хото караван пошел в Калган, где нагрузился чаем, оттуда на север в Ургу, потом, двигаясь на запад, перевалил через Хангай и мимо города Улятсутай вернулся на родину в Кош-Агач. Экспедиция дала большие научные результаты.

   Неторопливый, спокойный, методичный, умеющий все рассчитать, Певцов девять лет руководил работой Западно-Сибирского отделения Географического общества и превратил его в крупное и деятельное научное учреждение, много сделавшее для изучения Сибири и заметно оживившее культурную жизнь Омска.

   В 1888 году Певцова перевели в Петербург. Возможно, здесь он успел лично познакомиться с Пржевальским, книги которого знал и высоко ценил. А уже в конце следующего, 1889 года, Певцову предложили возглавить, по его выражению, "осиротевшую экспедицию", подготовленную великим путешественником. Одновременно с экспедицией Певцова Географическое общество организовало для изучения Центральной Азии еще две. Экспедиция Бронислава Людвиговича Громбчевского отправлялась в северную часть Гиндукуша, другая, братьев Григория и Владимира Грум-Гржимайло, должна была пройти параллельно маршрутам второго и третьего путешествий Пржевальского из Илийской долины в Наньшаньские горы и на озеро Кукунор. Вышло так, что маршруты всех трех экспедиций пересеклись.

  

  

   Пржевальский во вступлении к последней книге, называя свои путешествия "научными рекогносцировками", писал: "Переживаемый нами эпический, так сказать, период путешествий по Центральной Азии, вероятно, протянется недолго". Ученый предсказывал неизбежность перехода к детальному изучению "разведанных быстролетными путешествиями стран", и продолжал: "Соединенные усилия с одной стороны пионеров науки, а с другой - ее присяжных жрецов снимут окончательно, вероятно, в недалеком будущем темную завесу, еще так недавно покрывавшую почти всю Центральную Азию".

   Себя Пржевальский справедливо относил к "пионерам науки". Певцова, вероятно, можно считать фигурой промежуточной между "пионерами" и "присяжными жрецами". Получив в наследство от Пржевальского сформированный экспедиционный отряд, Певцов изменил намеченную программу работ. Новый руководитель отказался от посещения Лхасы и изучения Кама, предложенный им маршрут предусматривал исследование северо-западной окраины Тибета и пересечение в неизученных местах пространств от российских пределов до Куньлуня. По-прежнему предполагалось достичь Хотана, но уже не по долине Хотандарьи, пройденной Пржевальским, а по Яркенду, текущему западнее. Кроме Козлова и Роборовского в экспедицию был включен молодой геолог Карл Иванович Богданович, хорошо зарекомендовавший себя работой на строительстве Закаспийской железной дороги, впоследствии крупный ученый, директор Геологического института в Варшаве. В соответствии с новыми задачами был вдвое сокращен конвой.

   В конце марта 1889 года Певцов с Богдановичем прибыли в Москву, где к ним присоединились Козлов и Роборовский. Дальнейший путь шел через Владикавказ (теперь Орджоникидзе), Тбилиси, Баку и оттуда к началу Закаспийской дороги. Меньше чем через месяц, 20 апреля, научная группа экспедиции была уже в Пржевальске, наполненном для Козлова печальными воспоминаниями.

   Три недели было потрачено на сборы; впрочем, торопиться было некуда, и так, как выяснилось, выступили немного рано. 13 мая караван из 80 порожних верблюдов экспедиции и 50 наемных с багажом в сопровождении 12 членов конвоя и нескольких нанятых киргизов-погонщиков вышел из Пржевальска. Все происходило крайне буднично. Певцов с Козловым и Роборовским выехали вдогонку каравану только на следующий день. Богданович уехал своим маршрутом по Тянь-Шаню еще неделю назад. Вообще, по принципам руководства Певцов в корне отличался от Пржевальского. В нем отсутствовало героическое начало; если Пржевальский в буквальном смысле вел караван, то Певцов предпочитал сопровождать его, ограничиваясь общими указаниями.

   Вероятно, бывших спутников Пржевальского, особенно Козлова, должен был поначалу раздражать этот человек, при первом знакомстве во всем проигрывавший своему вдохновенному предшественнику. Но со временем Козлов оценил и полюбил Певцова - скромного, широко образованного, по-своему увлеченного и преданного делу. У каждого из путешественников были свои достоинства. Если Пржевальский объединял в своем лице волю экспедиции и его помощники были как бы продолжением его самого, то Певцов, напротив, был сторонником разделения труда. Он сразу распределил обязанности между помощниками: Богданович ведал геологией, Роборовский должен был отвечать за ботанические сборы, Козлов - за пополнение зоологических коллекций. Это не исключало посылки помощников в самостоятельные маршруты для изучения и топографической съемки местностей. Для Козлова участие в экспедиции Певцова стало первой школой самостоятельной работы.

  

  

   14 мая 1889 года Певцов и два его помощника двинулись на запад вдоль южного берега Иссык-Куля по степной полосе между водой и горами, где в то время еще не было колесной дороги. В некоторых местах холмы предгорий подходили к самой воде, там путь иногда преграждали беспорядочные нагромождения огромных камней. Караван догнали в селе Сливкино, и опять нововведение - Певцов и помощники ночевали не в лагере, а в деревенском доме. Правда, дальше населенные места кончились. Через три перехода (Певцов пишет "станции") вышли на реку Барскоун. По ее ущелью, заросшему стройными елями, караван поднялся к безлесным высотам под перевал через Терскей. Пробившись через заснеженные гребни Терскея и Кокшала, спустились на равнину.

   13 июня - через месяц после выхода - караван перешел через пески и такыры окраин пустыни Такла-Макан и вышел к значительному - 150 километров в длину - рукаву Яркенда. Дальше до города Яркенда двигались по прибрежным тополевым лесам, мимо болот, поросших камышом, достигающим местами 6 метров высоты. Певцов так описывает этот своеобразный лес: "Он очень редок, кустарников в нем мало, а почва повсюду покрыта опавшими листьями и ветвями, перемешанными с лёссовой пылью. Все это придает ему какой-то мертвенный вид. В описываемом первобытном лесу живут тигры, кабаны и маралы, а на окраинах его пасутся стада степных антилоп".

   Стояла страшная жара. Через пять дней отряд достиг места, где Яркенд тек одним руслом. Начинался его разлив, вызванный таянием снегов в горах Куньлуня; глубокая стремительная река с мутно-желтой водой, вскипающей водоворотами, несла стволы деревьев, сучья, мусор. Вода была так насыщена глиной, что ее невозможно было пить, пришлось выкопать на берегу яму и соединить ее с рекой канавкой, пересыпанной песком. В конце этого дня экспедицию постигло несчастье - утонул ефрейтор Григорьев. Во время ловли рыбы он расправлял на мелком месте невод, оступился и бесследно исчез в Мутном потоке. Попытки найти его ни к чему не привели. Можно думать, что Козлов не раз задавал себе вопросу допустил бы Пржевальский в таких условиях к рыбной ловле человека, совершенно не умеющего плавать?

   Двигаясь вдоль реки, все больше разливавшейся с каждым днем, путешественники 3 июля дошли до Яркендского оазиса. Здесь их встретила депутация среднеазиатских купцов, которые приготовили для отдыха экспедиции загородный дом с садом и прудом для купания.

  

  

   Отдохнув пять дней в Яркенде и изучив город, знаменитый своей обувью, тканями и коврами, с улицами-базарами и плоскими крышами мазанок, отряд двинулся дальше на юг по торговой дороге к Хотану. Но еще на Яркенде Певцов решил свернуть с дороги в горы, чтобы переждать жару и дать отдых верблюдам, которые были измучены укусами слепней и мух, кишевших в долине Яркенда.

   После переправы на лодках через разлившуюся реку отряд по почти непрерывной цепи оазисов прошел в Каргалык. Впереди все выше вздымались отроги хребта Каракорум, справа высились грандиозные снеговые вершины гор Мустаг. Оставив повернувшую на восток дорогу, караван двинулся к горам. Предгорья поднимались бесплодными песчаниковыми уступами, мелкие речки то пропадали среди россыпей щебня, то снова показывались на поверхности. Зеленые пятна растительности и селения были редки, по широким долинам бродили стада степных антилоп. Местные жители советовали для долгой стоянки пройти на луга верховьев реки Холостан, если же с верблюдами нельзя будет перевалить через лежащий на пути горный кряж, остановиться перед ним в урочище Тохта-хон.

   Посланные в разведку казаки с проводниками доложили, что перевал для верблюдов действительно недоступен, а урочище Тохта-хон в общем приемлемо, и Певцов решил устроиться там на длительную стоянку. Поднявшись по извилистой долине между отрогами, экспедиция расположилась через 10 дней после выхода из Яркенда на покатом лугу, ограниченном крутыми сглаженными склонами. Здесь лагерь простоял почти полтора месяца.

   Из Тохта-хона Козлову довелось совершить свое первое самостоятельное путешествие. Певцов послал его во главе небольшого отряда, в который входили препаратор Телешов, переводчик и местный проводник, на юг исследовать верховья Холостана. Путешественники верхом преодолели крутой и трудный перевал и вышли на альпийские луга соседней долины. В течение нескольких дней Козлов охотился за птицами, вел съемку местности вниз и вверх по реке, дополнял карту сведениями, полученными от пастухов.

   В урочище постоянно жило около сотни таджиков, в основном пастухов-овцеводов, которые часто приходили в лагерь. Навещали экспедицию и пастухи-уйгуры из нижних селений, пригнавшие стада на горные пастбища. Перед отъездом Певцов торжественно простился с ними. "Мы пригласили 30 августа тех и других, - пишет он, - к себе в лагерь, угостили обедом, чаем и лакомствами, а вечером пускали в их присутствии фейерверк, сопровождавшийся пальбой из нашей маленькой пушки. Такой прием привел наших простодушных гостей в полный восторг... Затем мы горячо простились с добродушными бедняками, мысленно пожелав им лучшей доли в будущем". Следует заметить, что упоминаемая маленькая пушка была захвачена Певцовым не в качестве оружия, а для опытов по измерению скорости звука на значительных высотах.

   1 сентября 1890 года экспедиция покинула горы. За время отдыха неприхотливые верблюды, несмотря на необычную для этих мест засуху, поправились, лошади, которых прикармливали овсом, тоже чувствовали себя хорошо. Выйдя на хотанскую дорогу, отряд двинулся на восток вдоль пустыни Такла-Макан, напоминавшей о себе частыми пыльными бурями, иногда превращавшими день в сумерки. Через 22 дня экспедиция пришла в Хотан, уже знакомый Козлову по прошлому путешествию.

   После шестидневной стоянки в Хотане направились дальше на восток и вскоре достигли Кэрии. Здесь Певцов из расспросов жителей и среднеазиатских купцов установил, что проходы через окраинные хребты на Тибетское нагорье имеются только восточнее. Поэтому он решил пройти дальше, до оазиса Нии, и там остаться на зиму.

  

  

   Зимовали в просторном доме с печкой и несколькими каминами. Во дворе была сложена еще и русская печь для выпечки хлеба. Начальник и помощники занимались приведением в порядок дневников и коллекций; велись метеорологические наблюдения; в часы отдыха много радости доставляла походная библиотека. В феврале холода кончились, и Певцов отправил в самостоятельные экскурсии вдоль гор Богдановича и Роборовского.

   Богданович вышел 1 февраля и исследовал северные склоны гор к западу от Нии, особенно интересуясь горными разработками. Вернулся он 10 марта и привел в Нию Б. Л. Громбчевского и нескольких человек из его экспедиции, которую встретил в пути. Громбчевский прошел с Гиндукуша на верховья Яркенда, изучил горы Мустаг и западный Куньлунь. Встреча была большим событием для людей, давно оторванных от родины. Важна она была и для географической науки - Певцов, вышедший позже, выверил хронометры Громбчевского по своим и сомкнул со своей его съемку.

   Роборовский выступил позднее Богдановича и провел в пути больше полутора месяцев. Он прошел на восток до реки Черчен, поднялся по ней до Долины ветров, где уже побывал шесть лет назад, сомкнул свою съемку со съемкой Пржевальского и провел разведку пути, по которому предполагалось двигаться всему отряду.

   Во время отсутствия Роборовского Певцов с Богдановичем и Козловым совершили недельную экскурсию в глубь пустыни Такла-Макан по Ние к мазару (мавзолею) мусульманского святого Джафара Садыка, где располагался и монастырь. Оттуда Козлов был послан дальше на север проследить исчезновение Нии в песках. Через несколько десятков километров река, становившаяся все меньше, исчезла у глиняных площадок, где, по словам проводников, летом, в большую воду, появлялись мелкие озерки. Несколько километров подземное русло еще прослеживалось полосой тополевого леса, затем зарослями кустов, а дальше начиналась безжизненная пустыня.

  

  

   По словам пастухов, приезжавших с гор на базар в Нию, перевалы были под снегом до середины апреля. Но вот они открылись, и начался следующий этап работы - изучение северного края Тибетского нагорья. 24 апреля экспедиция оставила Нию и направилась в селение Карасай, где и решено было устроить базу. Одновременно 28 верблюдов, нагруженных коллекциями, с двумя казаками и несколькими погонщиками были отправлены в верховья Черчена на богатое травой урочище, разведанное Роборовским.

   Пройдя низом вдоль гор и перейдя быструю Толан-ходжу, путешественники поднялись к Карасаю вдоль каньона этой реки с такими обрывистыми склонами, что даже страдавшие от жары собаки не решались спуститься к воде. Из Карасая через перевал Толан-ходжа был отправлен Роборовский с заданием осмотреть нагорье в юго-западном направлении. Его разъезд исследовал каменистое, безжизненное плато и из-за отсутствия корма для лошадей через десять дней вернулся назад. Дав помощнику отдохнуть, Певцов снова направил его на нагорье тем же перевалом с заданием двигаться на юг. Тогда же (27 мая) Козлов с казаком и проводником отправился на нагорье другим перевалом, лежавшим восточнее.

   Роборовский в течение двух недель шел через ледяной ветер под снегом, который испарялся через час, после того как выпадал, по растрескавшейся горной пустыне, потерял двух лошадей и вернулся, не найдя места, пригодного для сколько-нибудь продолжительной стоянки отряда.

   Козлову повезло больше. Он перешел хребет по долине соседней реки Бостан-торгак и вышел на озеро Даши-Куль, лежащее в котловине между хребтами Русским и Пржевальского, которые здесь сходились. Отсюда он прошел на северо-восток около ста километров по бесплодной долине впадающей в озеро речки и на два дня раньше Роборовского вернулся в лагерь. Осмотренный Козловым путь был выбран для выхода отряда на Тибетское нагорье. 16 июня караван отправился на восток.

   Перевал представлял собой узкий проход, пробитый рекой в отвесном склоне, венчающем хребет. На соленом озере Даши-Куль, имеющем несколько километров в поперечнике и поднятом на 4000 метров над уровнем моря, отряд провел десять дней. Здесь Певцов с помощниками впервые в истории изучения Тибета проложили небольшую триангуляционную сеть с базой около двух километров. С опорой на нее были определены высоты окрестных гор и границ снеговой линии.

   Измеренный шнуром участок сети Певцов использовал и для определения скорости звука на большой высоте. Опыт проводили так: в одной точке располагался Козлов с хронометром и пушечкой, в другой - Певцов с теодолитом, направленным на пушку, хронометром и точным секундомером. В назначенное время безветренным вечером Козлов начал производить точно через каждые пять минут выстрелы. Певцов по секундомеру отмечал промежутки времени между вспышками и звуком выстрелов. За час было сделано 12 измерений. Скорость звука в среднем оказалась равной 325 м в секунду, что почти не отличается от ее скорости, измеренной на уровне моря.

   После окончания геодезических работ и физических опытов от озера ушли две экскурсии - Козлов отправился на восток, по продольной долине хребта Пржевальского, Певцов с Роборовским перевалили через хребет и прошли несколько десятков километров в глубь нагорья, где с холма сфотографировали панораму местности и попали в снежную бурю.

   1 июля экспедиция снялась с озера Даши-Куль и через четыре дня была уже в Карасае. Отсюда отряду предстоял большой переход на восток.

  

  

   Отряд двинулся, минуя цепочку оазисов, по верхней дороге, идущей у подножия гор по голым холмам через промоины и отвесные овраги, пробитые реками в конгломератовых породах.

   Здесь даже небольшие реки умели быстро превращаться в грозные потоки. Перед рекой Мольджи пришлось заночевать на неудобном берегу, так поднялась вода после ливня. Наутро река успокоилась, но едва экспедиция перешла на правый берег, снова пошел дождь, и вода стала быстро прибывать. "Около 3 часов, - пишет Певцов, - когда скорость движения воды в реке достигла 12 футов (3,6 м) в секунду, она начала катить по дну камни, издававшие грохот, подобный раскатам грома. Позднее этот непрерывный гром настолько усилился, что заглушал говор людей. Под вечер скорость воды увеличилась до 15 футов (4,7 м) в секунду, и река, кроме камней, стала ворочать еще массивные валуны. Кувыркаясь по ее неровному каменному ложу, они по временам падали с его уступов и производили глухие удары, напоминавшие отдаленную пальбу из больших пушек...".

   Через три недели отряд пришел в оазис Черчен, оттуда после переправы через одноименную реку пошел по ней вверх на соединение с частью каравана, посланной вперед. Встреча состоялась в урочище Мандалык, где была устроена продолжительная стоянка. Отсюда намечались две большие экскурсии для исследования северного склона хребта Пржевальского. Правда, сразу выйти не удалось, поскольку шесть дней было потрачено на ловлю и объездку наемных лошадей, нужных для похода (местные пастухи еще весной отпустили лошадей без присмотра на горные пастбища, и животные сильно одичали); экспедиционные животные за это время должны были отдохнуть перед двухтысячекилометровым путем на родину.

   14 августа в самостоятельную экскурсию отправился Роборовский; он прошел на юго-восток к озеру Ачиккёль, в обширную котловину, где лежало и озеро Аяккумкёль ("Незамерзающее" Пржевальского).

   Через два дня Певцов с Козловым и Богдановичем в сопровождении нескольких казаков вышли на юг к золотым приискам Акатаг. Перейдя хребет Музлук, они прошли вверх по реке Гюкерма до озера Яшилькуль, лежащего в отрогах хребта Пржевальского на высоте 4500 м. Дальше пройти не удалось - перевалы через хребет уже покрыл снег. Однако беседы с охотниками, снабжавшими золотой прииск мясом, дали много ценных сведений о строении местных гор.

   В начале сентября обе группы вернулись в лагерь. Отсюда начинался путь домой через озеро Лобнор, города Курля и Урумчи к Зайсану. Роборовский был послан туда кружным путем по Черчену с заданием провести его съемку. Он отправился вниз по реке на запад, а караван вверх на восток по направлению к Долине ветров. Через несколько дней дошли до незаметного перевала Гульджа-даван, крайней точки памятной для Козлова экскурсии с Пржевальским от озера Гас. Вскоре Певцов послал помощника в разъезд на склон хребта Караватаг, ограничивавший долину с севера. Козлов поднялся на гребень и обнаружил, что между этими горами и Алтынтагом лежит обширная долина. Так, по мере продвижения каравана вдоль хребта Ачинкол (Московского) к Цайдаму уточнялся сложный рельеф центрального Куньлуня. Долина ветров оправдала свое название - постоянный попутный ветер сопровождал караван до самого Цайдама. Там резко изменили направление, и, перевалив через Алтынтаг, 6 октября вышли в лобнорскую область, где экспедицию, заранее предупрежденный, встретил старый знакомый Козлова Кунчикан-бек. На следующий день появился и Роборовский. Отряд в полном составе двинулся на север.

  

  

   Дорога шла вдоль Тарима - нижнего течения Яркенда, вверх по которому на юг отряд начинал путешествие и вверх по которому, но теперь на север, заканчивал его. Огромная река, изогнувшись исполинской скобой, охватывала с трех сторон пустыню Такла-Макан и терялась в камышах Лобнора и недавно образовавшегося озера Кара-буран. Вынося с гор громадное количество наносов, она нередко поднимала свое русло выше окружающей местности и поэтому легко покидала его, чтобы найти новую дорогу. Под стать Тариму была и впадающая в него Кончедарья, которая вытекала из озера Баграшкёль и текла параллельно Тариму несколько восточнее.

   Исследовать и положить на карту Кончедарью Певцов поручил Козлову. Двухсотсемидесятикилометровый поход вдоль Кончедарьи был самым большим из его самостоятельных маршрутов в этом путешествии. Глава об этой поездке и о другой, меньшей, вдоль берега Баграшкёля, была написана Козловым для III тома "Трудов Тибетской экспедиции 1889-1890-х годов под начальством Певцова". Это была его первая опубликованная научная работа, хотя и не первая публикация. Из-за задержки с печатанием (том вышел только в 1896 году) ее опередили путевые заметки из следующей экспедиции, печатавшиеся в газетах.

   Точный, ясный язык и передающееся читателю ощущение интереса и внимания ко всему, что видит автор, черты, характерные для Козлова-писателя, заметны уже в первой его работе. Вот данные Козловым описания последнего приюта путешественников и выхода в ненаселенные места: "День и следующую ночь, спасаясь от леденящего северо-восточного бурана, мы провели в сатме (тростниковом доме) местных обывателей. В них хотя и продувает, но с огнем, разложенным посередине, довольно тепло, по крайней мере для одной части тела, обращенной к огню. Тот же буран заставил и туземцев все время сидеть в своих убогих хижинах. Несмолкаемый говор взрослых льется кругом костра, закутанные детишки лепечут и шалят беззаботно..." и дальше: "Несмотря на мои приятельские уверения и желание иметь только одного проводника - охотника Курвана, пришлось взять и другого, так как Курван боялся идти с нами один. Последние из туземцев покинули нас уже вечером. Как-то особенно горячо и трогательно прощались наши проводники со своими родичами. Теперь мы остались вчетвером.

   Ночь наступила быстро; потухающей зари на западе мы не видали; не видно было и звезд близ горизонта, а находившиеся высоко светили слабым светом. Торжественная тишина царила кругом, только резкое шелестение крыльями проносившихся стад уток, да последняя вечерняя молитва Аллаху, вознесенная проводниками, нарушили безмолвие".

   А вот замечание о животном мире окрестностей Кончедарьи: "Обширная плодородная полоса земли вдали от человека дает хороший приют. В первый день мы встретили по пути такое количество антилоп, фазанов и зайцев, какого давно не видали. Осторожный марал и тот был замечен. Следы же тигров, кабанов встречались очень часто. Бесчисленные следы звериных тропинок пересекали почти всюду наш путь. Из птиц, кроме фазанов, заметили орланов-белохвостов. По временам звонкий голосок голубой синицы и не менее приятно ласкающий слух напев белобровой кустарницы составляли восхитительный дуэт, мало подходящий к окружающей природе".

   Путешественники двигались в неуютное осеннее время через заросли колючих кустарников, огромного пыльного камыша, корявого, запорошенного лёссом тополевого леса. Через 20 дней, успешно выполнив задачу, Козлов соединился с экспедицией у города Курля, бывшей резиденции Якуб-бека.

   Из Курля Певцов отправил помощников провести осмотр берегов озера Баграшкёль, на которое когда-то Якуб-бек не пустил Пржевальского. Роборовский объехал озеро с юга, Козлов с урядником Дорджиевым с севера. В окрестностях озера кочевали со своими стадами и юртами калмыки. Козлов быстро сошелся с кочевниками, с интересом изучал их жизнь и обычаи. Раз ему пришлось даже выступить в роли врача. Молодая калмычка, догоняя быка, упала с лошади. Оглушенная падением, она уже три дня лежала без сознания, когда родственники привели к больной проезжавшего мимо Козлова. У него не было никаких лекарств, кроме спирта для коллекций. Полагаясь на здравый смысл, он растер им молодой женщине виски и несколько капель влил в рот. Больная пришла в себя, и скоро обморок перешел в сон. Когда она проснулась, Козлов для поддержания сил дал ей горячего молока. Муж калмычки просил Козлова остаться, но тот, связанный сроками возвращения к отряду, вынужден был уехать, оставив больную на пути к выздоровлению.

   От озера Баграшкёль отряд пошел через Урумчи и Манас к Зайсану. Не доходя до Манаса, измерив барометром высоту местности в селении Токсун, исследователи неожиданно получили аномально высокое давление, показывавшее, что они находятся ниже уровня моря. Они не знали, что за год до этого, проходя через эту же долину восточнее, в Люкчюне отрицательную высоту обнаружила и экспедиция братьев Грум-Гржимайло. Так двумя исследовательскими группами была открыта Турфанская впадина, низшая точка которой, по современным данным, лежит на 154 метра ниже уровня моря. Особый интерес это открытие представляло для метеорологии. Через недолгое время Козлов с Роборовским провели подробное исследование этого интересного места.

   На Алтае путешественников ожидала суровая зимняя погода и снег на перевалах. Новый, 1891, год встретили уже на родной земле, но вместо праздника были награждены сильной бурей при тридцатиградусном морозе и с трудом дошли до пустовавшей летней казармы передового пограничного отряда. Через три дня, пользуясь гостеприимством киргизов, экспедиция пришла в Зайсан.

  

  

   Экспедиция дала богатые научные материалы. Кроме изучения новых мест были подробно исследованы уже разведанные Пржевальским и другими учеными районы. Ювелирные по точности определения координат 34 опорных пунктов, сделанные Певцовым, и съемка более 10 000 километров, проведенная им и его помощниками, позволили составить подробную карту обширного края, которая долгое время оставалась наилучшей.

   Экспедиция 1889-1890 годов оказалась для М. В. Певцова последней. Вернувшись на родину, он жил в Петербурге, служил, принимал активное участие в деятельности Географического общества, публиковал статье по геодезии. Козлов всегда был у него желанным гостем. Здоровье Певцова в конце 90-х годов сильно ухудшилось, и в 1902 году он умер.

   В его некрологе Козлов вспоминал: "...незаметно бежало время на скромных и симпатичных вечерах добрейшего Михаила Васильевича, в особенности, когда он касался впечатлений из прошлой страннической жизни: его живые глаза приятно разгорались, лицо оживлялось, и сам, весь слегка воодушевленный, он словно вновь переживал рассказываемое..." Некролог заканчивался словами: "Отошел в вечность безупречный человек, в высшей степени скромный, приветливый, добродушный. Идеально чистая душа и труженическая жизнь М. В. Певцова послужит нам - ученикам, последователям и друзьям его - лучшим примером".

  

  

   Участие в путешествии под началом М. В. Певцова многому научило Козлова. Геодезист по преимуществу, Певцов доверил своему молодому помощнику заботу о зоологических коллекциях, и Козлов с честью оправдал его доверие. Советские биологи А. Иванов и А. Штакельберг пишут о коллекционном искусстве Козлова: "Несмотря на крайне трудные условия работы в пустынях и горах Центральной Азии, весь зоологический материал доставлялся в превосходном состоянии, очень тщательно этикетированным. Кроме того, вместе с коллекциями П. К. Козлов передавал Зоологическому музею Академии наук и полевые дневники, содержащие ценные дополнительные данные, что, разумеется, резко увеличивало научное значение коллекций". Результаты зоогеографических исследований, проведенных во время этого путешествия, были опубликованы Козловым, в Ежегоднике Зоологического музея Академии наук в 1899 году.

   Географическое общество высоко оценило работу Козлова. Двадцативосьмилетнего исследователя выбрали действительным членом Общества, ему была присуждена почетная награда - серебряная медаль H. М. Пржевальского.

   В том же, 1891, году в жизни путешественника произошло важное событие. Он женился на Надежде Степановне Камыниной (1870-1942). Нужно было обладать немалым мужеством, чтобы стать женой человека, цель жизни которого составляли многолетние далекие экспедиции, часто без возможности в течение многих месяцев подать о себе весть. Мы знаем, что женитьба сделала невозможным участие в экспедициях двух способных помощников Пржевальского: Михаила Пыльцова и Федора Эклона, что сам великий путешественник, не желая себя связывать, отказался от семейной жизни. Надежда Степановна понимала и принимала стремления мужа, и он был ей за это глубоко благодарен. В сделанной в 1923 году дарственной надписи на только что вышедшей книге "Монголия и Амдо и мертвый город Хара-Хото" Козлов написал, что Надежда Степановна вдохновляла его на смелые путешествия в Центральную Азию.

  

  

  

  

   Изменив программу путешествия, намеченную Пржевальским, Певцов отчасти расширил ее, но сделал это за счет отказа от посещения центрального Тибета и его юго-восточных областей, входящих в провинцию Сычуань, которые тибетцы называют Камом. Путешествие в эти районы, населенные воинственными горцами, было небезопасным, и поэтому именно там лежали обширные "белые пятна" совершенно неисследованных территорий. И Козлов, и Роборовский прекрасно помнили, как в 1884 году с Пржевальским они прошли от суровых истоков Желтой реки до согретой дыханием Индийского океана долины Янцзы и были вынуждены повернуть назад. Можно не сомневаться, что еще во время работы в экспедиции Певцова друзья вынашивали планы продолжения исследований, намеченных Пржевальским.

   Географическое общество поддержало их инициативу. Экспедиция, получившая название "Экспедиции спутников Пржевальского - Роборовского и Козлова" была утверждена. Роборовский, как старший, был назначен ее начальником, Козлов - первым помощником, но практически они работали на паритетных началах. "В этом путешествии,- писал Козлов, - мы были оба подготовлены должным образом, и поэтому одновременно, можно сказать, вели две самостоятельные экспедиции... От времени до времени мы встречались в заранее намеченных местах и сводили съемки".

   Конечной целью экспедиции было изучение Кама, но путь туда прокладывался не по хоженым местам, а должен был охватить исследованиями обширные районы Синьдзяня и Наньшаня. Намечалось пройти по тянь-шаньской долине Большой Юлдус на восток в открытую Певцовым и братьями Грум-Гржимайло Турфанскую котловину и установить там метеостанцию. Эта впадина с отрицательной высотой, лежащая в центре континента, была настоящей находкой для метеорологов. Она давала возможность "привести к уровню моря" климатические данные, полученные в разных местах в основном сильно приподнятой части материка, и оценить влияние на погоду температурного градиента атмосферы.

   Дальше, параллельно маршруту третьего путешествия Пржевальского, отряд направлялся в Сачжоу и, проведя исследование горной системы Наньшаня, должен был выйти на Тибетское нагорье.

   Туда же, в юго-восточный Тибет, другим путем направлялась и экспедиция под руководством одного из пионеров исследования Центральной Азии Григория Николаевича Потанина. Предполагалось смыкание топографических съемок обеих экспедиций. Путешествия Потанина, давшие науке огромный географический и, главное, этнографический материал, по своему характеру отличались от экспедиций его современников. Потанин путешествовал с немногочисленными помощниками, включая и свою жену, нанимая экспедиционных рабочих на месте. Участник экспедиции Потанина, в будущем крупнейший советский геолог Владимир Афанасьевич Обручев писал о путешественнике: "Он (Потанин) доказал своим примером, что по внутренней Азии (кроме Тибета) можно спокойно путешествовать без конвоя с наемными рабочими и все-таки проникать туда, куда нужно". Оговорка В. А. Обручева относительно Тибета не случайна. В те времена путешествие по многим районам Тибета было связано с серьезными опасностями.

   К сожалению, план смыкания съемок этих экспедиций осуществить не удалось. Сотрудник Потанина препаратор В. А. Кошкарев достиг намеченного пункта - тибетского города Батан, но отряду Роборовского пришлось повернуть назад, не дойдя до границ Кама. Экспедиция Потанина также была прервана преждевременно.

   В свое последнее путешествие по Центральной Азии Потанин вышел почти на год раньше Роборовского и Козлова, осенью 1892 года. В экспедицию входила Александра Викторовна Потанина, жена путешественника, его постоянная сотрудница в трех предыдущих путешествиях, препаратор Кошкарев и переводчик бурят Б. Р. Рабданов. Находились в составе экспедиции в то время молодой геолог В. А. Обручев и зоолог M. M. Березовский, но они двигались собственными маршрутами. Путь Потанина начался переездом из Кяхты в Пекин. Оттуда путешественники через древнюю столицу Китая Сиань направились в Чэнду - центр провинции Сычуань. Дальше их путь шел на запад к Тибету. Но в городке Да-цзян-лу летом 1893 года, когда экспедиция Роборовского только начинала работу, серьезно заболела Александра Викторовна. Для Потанина этот пункт стал крайней точкой путешествия. Отправив Кошкарева дальше на запад в Кам и дождавшись его возвращения, Потанин повернул назад. В дороге 19 сентября А. В. Потанина скончалась, и путешественник вернулся в Россию. Березовский и Обручев продолжили работу. Особенно продуктивными были исследования Обручева, который наметил контуры геологического строения Центральной Азии.

  

  

   С начала 1893 года Роборовский и Козлов принялись за оснащение экспедиции. Кроме обычного комплекта научных приборов имелись и инструменты для метеостанции, включая барограф и солнечные часы. В достаточном количестве были взяты и материалы, нужные для сохранения коллекций, и сотни "мелочей" экспедиционного быта, необходимые при движении по пустынным местностям. Новшеством были специально заказанные пятиведерные резиновые мешки для воды. Братья H. M. Пржевальского Владимир и Евгений передали экспедиции для использования в походе несколько геодезических инструментов, принадлежавших великому путешественнику, и многие из его книг.

   В начале апреля экспедиционный багаж доставили в Москву, откуда ядро будущего отряда - Роборовский, Козлов, унтер-офицер Гавриил Иванов, ходивший еще с Пржевальским, и новичок ефрейтор Смирнов - покинуло Москву. Их провожали братья Пржевальского и Федор Эклон (служивший ротным командиром гренадерского полка). 20 мая Роборовский и Козлов, обогнав обоз с багажом, приехали в Пржевальск. Здесь должна была формироваться экспедиция.

   Прибыли члены конвоя, среди них участник прошлого путешествия Бадьма Баинов, Семен Жаркой - в будущем спутник Козлова и Николай Шестаков, согласившийся стать наблюдателем на метеостанции. Тут же был пополнен и "научный" штат отряда. Молодого жителя Пржевальска Куриловича взяли в качестве препаратора.

   Для экспедиции предполагалось устраивать в удобных местах склады, откуда Роборовский и Козлов должны были совершать радиальные поездки, поэтому требовался еще один помощник начальника экспедиции. Роборовскому порекомендовали молодого заведующего дунганской школой в Каракунзуке Вениамина Федоровича Ладыгина. Ладыгин знал китайский язык, оказался прекрасным путешественником и впоследствии участвовал в экспедиции Козлова.

   Всего в экспедиционном отряде, как у Пржевальского в третьем путешествии, оказалось 13 человек. Наконец к середине дня 14 июня закончили укладку багажа, и члены экспедиции пошли на берег Иссык-Куля почтить память Пржевальского. Утром 15-го с пастбищ были пригнаны верблюды и лошади, и началось вьючение. Пока шла эта процедура, Роборовский отправил в Географическое общество телеграмму, в которой ощущается бодрое, приподнятое настроение: "Экспедиция окончательно сформирована и выступает из Пржевальска в составе 2 офицеров (я и Козлов), 8 нижних чинов, переводчика (он же второй мой помощник В. Ф. Ладыгин), препаратора и двух проводников. С нами идут 25 вьючных и 10 запасных верблюдов, 15 лошадей, 5 баранов, козел и 3 собаки. Мы все здоровы. После панихиды на дорогой нам могиле Николая Михайловича Пржевальского, укрепленные духом, полные сил, энергии и надежды на счастливый успех предприятия, выступаем в трудный, славный путь 15 июня".

   Отряд двинулся на восток по зеленой долине Джаргалана. Через полмесяца достигли поселка Охотничий, последнего населенного пункта на российской земле, вышли в горную степь и, переправившись через реку Малый Музарт, попали на китайскую территорию.

  

  

   Летом в Тянь-Шане из-за частых дождей и таяния снегов реки труднопроходимы. Много сил было потрачено на переправу через Большой Музарт, дальше путь пересекал Текес, где постоянной переправой служила лодка (каюк). Лодку буксировала плывущая лошадь, причем во время переправы каюк относило течением на полверсты вниз. Затем лошадь бечевой тащила лодку вдоль берега версту против течения и снова вплавь доставляла к месту старта. В лодке переправили вьюки и баранов, лошадей и верблюдов пустили вплавь.

   Несколько дней экспедиция двигалась вдоль Текеса, вновь преодолела его и, пройдя два перевала, незаметно вышла в широкую заболоченную долину Большой Юлдус, которую во время второго путешествия посещал Пржевальский. Тогда Юлдус был необитаем, теперь здесь кочевали монголы-торгоуты. Сперва они встретили экспедицию недоверчиво, тем более что в проводнике-киргизе узнали конокрада. Уличенный проводник тут же потребовал расчета и ночью скрылся, "поменяв" свою лошадь на хорошего коня-иноходца.

   В поисках нового проводника для отряда и еще одного для предстоящей экскурсии Козлова Баинов направился в ставку местного хана. Оказалось, что рядом с ней находится походная кумирня Ловзэн-тобдэна, главы (хутухты, или по-монгольски гэгэна) чейбсенского монастыря, познакомившегося с Пржевальским еще во время его первого путешествия. Роборовский дважды посещал настоятеля в его монастыре, Козлов один раз с четвертой экспедицией Пржевальского. Хутухта прибыл из Наньшаня по просьбе местных монголов, чтобы молитвами отвратить какое-то мучившее их горловое заболевание, и уже два года находился здесь. Узнав о приезде русской экспедиции и знакомых людей, он пригласил их к себе.

   Утром 30 июля Роборовский, Козлов, Ладыгин и Баинов в роли переводчика отправились к чейбсенскому святителю. Походная кумирня, состоявшая из нескольких роскошных юрт, находилась недалеко от лагеря экспедиции, поездка заняла всего два часа. Ловзэн-тобдэн с чисто выбритым лицом и головой, одетый в красное, сидел в кресле на небольшом возвышении. Он посадил Роборовского рядом с собой справа, остальные гости разместились пониже у стены юрты также справа, а ламы-служители - слева. "Хутухта, - рассказывает Роборовский,- расспрашивал о смерти Николая Михайловича Пржевальского, о чем он слышал еще четыре года ранее настоящей встречи. Показывал нам хранящийся у него постоянно при себе портре