Главная » Книги

Куропаткин Алексей Николаевич - Японские дневники [с 27 мая по 1 июля 1903 г.], Страница 2

Куропаткин Алексей Николаевич - Японские дневники [с 27 мая по 1 июля 1903 г.]


1 2 3 4 5

тву на отопление и освещение, расходы по артиллерийскому ведомству на
   боевую практику - еще 500 000 руб. Всего новый ежегодный расход по Квантуну и по Манчжурскому военному округу составит до 3 000 000 рублей в год.
   Единовременные расходы тоже будут весьма значительны.
   Приблизительно их можно исчислить так:
   Единовременные расходы по новым формированиям (считая и парки, и госпиталя)
       -
     4 000 000
   Стоимость годового запаса продовольствия: муки, крупы, овса, сахара, чая и соли для вновь формируемых частей в 1 1/2 годичном размере
       -
   1 050 000 руб.
   Постройка магазинов
  
   300 000 руб.
   Постройка помещений на Квантуне:
   Для стрелковой бригады
       -
   3 000 000 руб.
   крепостного полка
       -
   1 500 000 руб.
   трех батарей
       -
   600 000 руб.
   Постройка помещений в Манчжурии:
   1) В Харбине
       -
   4 500 000 руб.
   В том числе для 6 батальонов
       -
   2 250 000 руб.
   для казачьего полка
       -
   700 000 руб.
   для 3-х батарей
       -
   600 000 руб.
   для казачьей батареи
       -
   200 000 руб.
   для окружных управлений и церкви
       -
   750 000 руб.
   2) В Фулярди
       -
   1 000 000 руб.
   В Мукдене
       -
   2 600 000 руб.
   В Ляояне
       -
   1 250 000 руб.
   В Куанчендзы
       -
   950 000 руб.
   на 1 резервный батальон в Хайларе
       -
   500 000 руб.
  
   Итого: 17 250 000 руб.
   Госпитали
       -
   1 000 000 руб.
   Кроме того, в дополнение к предполагаемым ассигнованиям надо произвести расходы по увеличению боевой готовности крепостей и позиций. Из осмотренных мною требуют дополнительных ассигнований:
   Владивосток
       -
   3 000 000 руб.
   Посьет
       -
   300 000 руб.
   Николаевск (в устье Амура)
       -
   700 000 руб.
   На Сахалине (Александровск и пост Корсаковский)
       -
   300 000 руб.
   Полагаю по прежним расчетам необходимо будет прибавить и по Порт-Артуру
       -
   4 000 000
  
   Итого: 7 300 000 руб.
   А всего постоянных (годовых) расходов
       -
   3 000 000 руб.
   И единовременно (кругло)
       -
   25 000 000 руб.
   Очевидно, эти денежные средства не могут, и твердо верю, что и не должны, быть взяты из предельного бюджета. Нельзя, по моему глубокому убеждению, ослаблять ни на один миллион рублей средств, рассчитанных на усиление нашего положения на западной границе, ибо от нашей силы там зависит будущее России и будущее ее державных вождей.
  
   28 мая
   Вчера, окончив писание, я передал на прочтение генерал-майору Вогаку, прося сделать замечания: правильно ли я записал его слова и вообще наш разговор, и высказался относительно других, изложенных мною соображений. Вчера около 9 1/2 часов вечера он возвратил мне дневник, сказав, что прочел его два раза. Что, в общем, все написанное мною кажется и ему верно схваченным (могут быть оттенки) и доказательным. Особенно важным представляются ему соображения относительно перенесения в Харбин главного управления. При этом, по словам генерал-майора Вогака, северная Манчжурия действительно скоро станет нашею.
   Предположенные расходы и он признал весьма значительными и повторил мнение, что на общий бюджет военного министерства они, конечно, отнесены быть не могут.
   Из того, что я видел и слышал, государя более всего тревожила и даже раздражала неопределенность наших отношений к Манчжурии и Корее. Новый курс должен был поэтому заменить неопределенность определенностью. По этому существенному вопросу прежде всего надлежит припомнить, что знаменательные правительственные сообщения о том, что мы не ведем войны с Китаем25, и о том, что мы очистим Манчжурию, составлялись и были обнародованы без всякого участия военного министерства. Никогда еще не было, чтобы в прежнее время в деле, в котором была привлечена вооруженная сила государства, где участие этой силы решило участь Манчжурии и Пекина, государи русские не справлялись с мнением лица, которому было вверено ими же управление вооруженными силами государства. Можно было не принять совета, но выслушать этот совет военного министра для пользы дела следовало бы. Конечно, военный министр, ранее обнародования правительственного сообщения, подал бы голос за то, чтобы военные действия, в которых мы потеряли 2000 человек, считались войною. Конечно, военный министр настаивал бы, чтобы хотя северная часть Манчжурии осталась за Россиею. Я делал эти заявления много раз и словесно и письменно, но уже после того, как государево слово было произнесено. В каждом совещании это уже данное обещание висело над нами, давило нас и заставляло хлопотать о мелочах, ибо главное - очищение Манчжурии - признавалось делом решенным. Тем не менее невозможность для России отдать после всех принесенных жертв северную Манчжурию, забыть, что китайцы напали на Благовещенск, переносить неудовольствие, а потом вмешательство разных держав в дело (Манчжурское)26, которое должно было быть нашим внутренним делом, становилась все яснее не только для государя, но и для Ламздорфа и Витте. Уже вопрос об оставлении за нами северной части Манчжурии перестал встречать сопротивление у гр<афа> Ламздорфа и Витте, как вдруг явилась новая полоса, которую мы переживаем теперь. С каким бы глубоким чувством удовлетворения истинных интересов России я принял весть, что знаменитое правительственное сообщение признано государем, ввиду образа действий Китая и других держав, не отвечающим интересам России и что мы возвращаем себе свободу действий в Манчжурии. Явилась бы определенность, хотя и не без тревог на первое время. Но все меры предосторожности и расходы имели бы строго определенный характер и соответствовали бы реальной выгоде для России обезопасить свое положение на Дальнем Востоке, обезопасить, в особенности, положение Приамурского края, угрожаемого нашествием желтолицых. Мы получили бы возможность присоединить, в той или другой форме, часть или всю Манчжурию (я бы стоял только за присоединение северной Манчжурии, и то без права подданства).
   То же решение, которое, по-видимому, теперь принято, определенности не приносит. Мы запутаем Манчжурское дело еще более. Нельзя точно выполнять договор 26 марта 1902 года и в то же время быть хозяевами экономического положения Манчжурии и не допускать в нее иностранного влияния в какой бы то ни было форме. Таким образом, мы прежнюю неопределенность заменим неопределенностью же. Изменилась форма, но неопределенность осталась по существу. Разница, однако, получилась большая. Прежняя неопределенность была тяжела, вызвала уступки, но к войне привести не могла. Новая неопределенность требует тоже уступок, ибо обещает вывод войск из Манчжурии, но в то же время может легко вызвать войну с Японией. Война эта будет противна самым существенным интересам России, война эта будет величайшим благополучием для наших врагов. Война эта, если начнется, то даже конченная в нашу пользу, составит только первое звено целой серии войн на Дальнем Востоке.
   Поэтому надо очень вдуматься: какие же такие причины могут прежде всего вызвать эту войну? Самые важные интересы России на Дальнем Востоке заключаются в Приамурском крае. За этими интересами идут интересы в Манчжурии. Еще менее важны для России в настоящее время наши интересы в Корее. Если бы Япония угрожала нашим интересам в Приамурском крае, я понимал бы, что без войны с нею обойтись трудно. Если бы Япония угрожала нашим интересам в Манчжурии, то надлежало бы попытаться обойтись без войны. Тем не менее я понял бы, что в крайности без войны обойтись трудно. Но если Япония и не подумает угрожать нашим интересам в Приамурском крае, если она согласится не мешать нам в Манчжурии, но будет просить нас признать, что в Корее ее интересы важнее русских, уступит даже нам право на преобладающее влияние в северной части Кореи, то мы должны придти с нею к соглашению, даже отказавшись вовсе от Кореи, только бы не начинать с нею войну. Ибо если мы из-за Кореи начнем войну с Япониею, то мы истинные интересы России на Дальнем Востоке по важности их поставим в обратном порядке и за это и будем наказаны войною. Даже победоносная война с Япониею будет тяжким наказанием для России, и история никогда не простит тем советникам государя, которые убедили его принять настоящие решения, если они приведут к войне. Это будет наказание за поставление сравнительно ничтожных для России интересов в Корее выше интересов Манчжурии, выше интересов Приамурского края.
   Это будет в особенности заслуженное наказание за то, что в делах Дальнего Востока мы не разобрались в коренном для России вопросе: мы, принимая решения, не взвешивали относительной важности этих дел с делами внутренней России и в особенности с делами, определяющими безопасность России на западной границе. Силы и средства России уже тяжко напряжены. Если мы даже без войны вновь затратим большие силы и средства на Дальнем Востоке, то будем в силах это сделать, только одновременно ослабляя себя на западной границе. Это будет игра в руки врагов наших. Если же дело дойдет до войны, то нам придется вести ее при очень большом напряжении сил наших. Даже победоносная война ослабит нас надолго на западной границе. Даже победоносная война может нам дать самое большое - Корею. Это новое владение, быть может, и неизбежно необходимое для России через 50-75-100 лет, ныне явится для нас тяжкою обузою, потребует огромных жертв и послужит на долгие годы яблоком раздора между нами и Япониею. Несомненно, даже побежденная Япония при первой возможности (напр<имер>, при европейской войне) нападет на нас в Корее и будет в лучшем нас положении относительно близости своей базы, средоточия всех своих сил и средств.
   30 мая, в г. Токио
   28 мая мы высадились в Симоносеки на японскую почву. Утро было несколько туманное, но тем не менее поездками по заливу можно было выяснить, что Симоносеки серьезно укреплен как военный порт. 29-го утром выехали курьерским поездом по обычному для сего поезда расписанию и сделали 1000 верст в 27 часов времени. Временами по узкоколейной дороге шли со скоростью 60-65 верст.
   Несмотря на прочитанные мною описания, поражен культурою проеханных мною местностей. Несомненно, что в отношении культуры масса населения опередила нас, русских, весьма значительно. Обработка полей изумительна. Порядок в деревнях, по-видимому, большой, насколько то можно было судить из окна вагона.
   Проехали в экипаже город Кобе. Производит сильное впечатление порядок, чистота, значительные постройки сего города и спокойная, полная чувства собственного достоинства уличная толпа. То же впечатление вынес я сегодня, разъезжая с визитами к разным лицам по Токио. Завтра представлюсь японскому императору.
   31 мая <13 июня>
   Сейчас возвратились из дворца, где представлялись и завтракали у императора27. По приказанию государя передал японскому императору поклон и выражение искренних чувств дружбы и добрых соседских отношений.
   Он подал мне руку. Первое впечатление неблагоприятно. Некрасив, мешковат. Лицом несколько напоминает покойного Черняева28. Но вглядевшись ближе и пристально в глаза этого замечательного человека, который займет в истории Японии выдающееся место, понимаешь, что у этого правителя огромный характер, высокий разум, смелость и привычка к большой власти. Глаза производят впечатление: глубокие, неподвижные, блестящие... Но застенчив и не имеет привычки к приемам.
   Император на приеме сказал мне через переводчика: "Надо надеяться, что теперь, когда великая железная дорога оканчивается, сношения между двумя государствами станут, к их взаимной выгоде, более частыми". Спросил о здоровье его величества нашего государя и где его ныне резиденция. При прощании вторично подал руку. Представил ему всех чинов свиты, в числе генералов: Соллогуба, Вогака; полковников: Бернова и Кнорринга; подполковников: Илинского и Сиверса; ротмистра барона Сакена, врачей: Дейкуна и Пясецкого29, прапорщика милиции Торчинова. При представлении присутствовал наш посланник барон Розен с чинами миссии.
   После отправились для представления императрице30. Маленькая, довольно изящная, немолодая женщина, в белом атласном платье, с небольшим числом украшений, приняла нас очень любезно. За нею стояли две статс-дамы и внимательно наблюдали за всеми и за всем. Опять через переводчика после установленных трех поклонов подходили к руке, целовали ее. Мне пришлось целовать руку три раза.
   Прежде всего императрица спросила о здоровье нашей государыни Александры Федоровны31 и ее августейших детей. Где живут? Где теперь находится государыня-мать? Где теперь великий князь Борис32? Спросила также о нашем путешествии. Не устали ли? Говорила еле слышным голосом. Видимо, конфузилась. Но каждому стремилась сказать несколько слов.
   В ожидании приема у императора познакомился со старшими государственными и придворными чинами, приглашенными вместе с нами к императорскому завтраку. Отмечу следующих: 1) Министр-президент генерал граф Кацура33 (бывший военный министр). Успел переговорить с ним по многим пунктам привезенной мне Вогаком программы. Относится сочувственно к необходимости установить определенные с Россиею отношения. Сознает, что многим державам выгодно ссорить Россию с Япониею. Говорил, что император и в правящих кругах иначе смотрят на дело, чем пресса и горячие головы. Армия, сказал Кацура, не хочет войны с Россиею. Не хочет войны и народ, ибо это было бы разорением страны.
   Я успел ему, между прочим, сказать, что мы в Манчжурии принесли такие жертвы, что имеем право на преобладающую в ней роль. 2) Маршал Ямагата34, член Верховного военного совета, был министром-президентом. Начальствовал одною из армий в войне с Китаем. Стар, но еще бодр. Говорил о дружественных отношениях в Печили между русскими и японскими войсками. 3) Начальник Главного Штаба маршал маркиз Ояма35. Старый, обрюзглый. Похож на скопца. Старого направления. 4) Военный министр генерал-лейт<енант> Тераучи36. Очень симпатичное производит впечатление. Энергичное, нервное лицо. Я знал его в 1884 году на больших маневрах во Франции (бассейн Луары, 17-й корпус Леваля37). Правая рука не действует от раны, полученной во время гражданских войн. Смотрит на военное дело трезво и по-европейски. Сторонник соглашения с русскими. 5) Министр иностранных дел барон Комура38, бывший в Петербурге, хотя и недолго, посланником. Встретились как старые знакомые. Он в 1900 году был у меня в Мисхоре, когда откланивался государю по случаю назначения в Пекин.
   Рядом со мною сидел двоюродный брат императора принц Фусими - начальник 1-й дивизии. Интеллигентное лицо. Спокойные манеры. Несколько говорит по-французски. Успел и с ним сказать несколько слов о необходимости более спокойного отношения к нашим делам на Дальнем Востоке. Во время завтрака император несколько раз обращался ко мне с вопросами о путешествии. Особенно интересовал его вопрос о том, во сколько дней, с окончанием постройки дороги, можно будет приехать из Петербурга в Токио? Спрашивал про проезд морем. Благодарил за заботы и внимание к японским офицерам в Петербурге. Он много говорил с Фусими. Несколько раз негромко смеялся, голос властный, но не громкий. После завтрака, подозвав меня к себе, император удостоил довольно продолжительною беседою. Прежде всего он сказал:
   - Прошу Вас передать государю мои чувства искреннего к нему расположения и симпатии.
   - Много слышал через Мурата39 о том, какой хороший прием находят в России японские офицеры. Прошу Вас об этом и на будущее время.
   - Что Вы увидите в Токио?
   - Сколько пробудете дней? Мало. Желательно, чтобы Вы лучше ознакомились с нашею страною.
   Ответил:
   - Достаточно, чтобы укрепить мои симпатии и к стране, и к ее обитателям.
   - Очень, очень нужно, чтобы мы и русские чаще видели друг друга.
   - Да, ваше величество, тогда легче будет установить правильные, основанные на взаимном доверии, отношения.
   Видя, что император несколько раз с относительным оживлением кивал мне головою, я взял смелость безо всяких на то полномочий высказать пожелание, чтобы наследник японский побывал в России. Принято это было с хорошею улыбкою, причем император сказал: быть может, это и состоится.
   Отпуская меня, император сказал:
   - Познакомился с Вами, известным военным человеком, с большим удовольствием. Желаю Вам долго так же доблестно служить вашему государю и родине, как это Вы делали до сих пор.
   Сказав эти лестные для меня слова, император стал ко мне несколько боком, что и обозначило конец аудиенции. Императора очень портит плохо сидящая на нем европейская одежда и в особенности то, что, стоя, он выворачивает несколько ноги внутрь. Косолапость эта незаметна (или я не заметил ее) в движении.
   Мне и всем спутникам дали японские ордена следующих степеней {Перечень полученных орденов в тексте отсутствует. (Прим. публ.)}. При представлении я благодарил за себя и за своих спутников императора.
   Забыл прибавить, что во время завтрака император выразил свое удовольствие по поводу того, что я прислал военному министру в гостинец пойманную мною сегодня рыбу. Сегодня утром в течение двух часов времени я поймал на удочку в прудах дворцовых (во дворце, где мы живем) пять больших судаков общим весом, вероятно, около пуда. Пруды сообщаются с открытым морем особым каналом (...)
   1 июня, воскресенье
   Вчера был парадный обед у военного министра г<енерал>-л<ейтенанта> Тераучи. Были два, императорских принца. Помещение казенное довольно скромное. Обед европейский, хорошо сервированный, хорошо поданный.
   Я сидел рядом с Тераучи против принца Фусими. Справа от него сидел Розен, слева - начальник Главного Штаба маршал Ояма. Я сидел левее военного министра. Правее его сидел другой принц, Канин40, тоже императорского дома.
   Воспользовался длинным обедом, чтобы поговорить с Тераучи по пунктам данной мне программы.
   В Тераучи мы имеем убежденного сторонника мира.
   Я указывал ему на ряд уколов, делаемых нам в Манчжурии, на травлю в прессе и пр. Несколько раз возвращался к вопросу о результатах военного столкновения России с Япониею. Он согласился со мною, что даже победоносная Япония будет совершенно обессилена. Он откровенно признавался, что Япония не имеет денег для большой войны.
   Говоря об организации японской армии, я указал на слабость их конницы и на незаконченность ее организации (не все полки имеют 4-х эскадронный состав и еще нет пятых эскадронов, которые могли бы составить запасные части). В случае войны с нами, говорил я, мы очень быстро, даже если японская конница будет избегать столкновения с нами, доведем японские эскадроны до ничтожного состава. Имея в несколько раз превосходящую числом и притом казачью конницу, мы вынудим японскую конницу находиться в вечной тревоге, не расседлывать лошадей, голодать, потому что не пустим на фуражировки, и т. д. При этих условиях конский состав, и без того плохой (японской конницы), не выдержит. Подобьются спины, начнутся болезни, падеж. Пехота, мало прикрываемая конницею, будет измучена нашими казаками. Они не дадут ей отдыха ни днем, ни, особенно, ночью. Войска будут очень утомляться и падут духом.
   Тераучи ответил, что вопрос о лошадях очень их тревожит. Что они принимают меры, дабы улучшить местный конский состав, и недавно еще выписывали производителей из России. Я говорил ему также о невозможности, как они делали в войне с китайцами, главное количество грузов переносить на людях. Понадобятся транспорты (конские) и полевые железные дороги. Вспомнили по этому поводу генерала Леваля, у которого мы 19 лет назад вместе учились управлению войсками. Тераучи спросил: продолжает ли Леваль писать об устройстве тыла армии?
   Тераучи считает, что довольствие рисом, главное в японской армии, где рис заменяет хлеб и мясо, имеет свои недостатки, ибо приготовление риса требует довольно значительного времени.
   Я спрашивал также: как делают они, чтобы иметь достаточное число унтер-офицеров (они не имеют достаточного числа и офицеров), ибо у них произведенный в войсках в унтер-офицеры должен служить лишний год или два на службе, с соответствующим сокращением времени службы в запасе. Вопрос этот тревожит и Тераучи, ибо при их системе унтер-офицерское звание может составить по существу не награду, а наказание. Хозяин затруднялся ответом и уклончиво ответил, что они рассчитывают прибавить содержание, что основывают унтер-офицерскую школу.
   Принц Канин производит хорошее впечатление. Он воспитывался во Франции в Сан-Сирской школе41 под руководством Тераучи, который в это время был в Париже (1883-1885 г.) военным агентом. Небольшого роста, плотный, с прекрасным цветом лица, он мало имеет характерных черт японского типа. Три года тому назад был в Петербурге. С удовольствием вспоминает виденные им войска в Красном Селе.
   Инспектор военно-учебных заведений не производит благоприятного впечатления. Тераучи хотя и спокойным тоном, но с некоторою несдержанностью выразился, что опыт отделения военной учебной части в самостоятельное от военного министерства управление вполне не удался. Что утратилась связь между армиею и школою для армии.
   После обеда я долго беседовал с адмиралом Ито42, победителем китайцев в морском бою у Ялу43. Относительно высокого роста, плотный, с приятным энергичным лицом настоящего морского волка, Ито производит очень хорошее и благоприятное впечатление. Очень популярен во флоте и пользуется влиянием и ныне. По словам нашего морского военного агента Русина, Ито очень горячий партизан мирного соглашения с Россиею. Много говорил с ним. Он с своей стороны помнит всех наших военных агентов и подчеркивал свое хорошее к ним отношение. Звал его в Петербург.
   Вчера получил странную, огорчившую меня депешу, подписанную Гессе44. В ней значилось, что согласно с высочайшею волею я должен задержаться в Японии или переплыть в Сеул, но не прибывать в Порт-Артур ранее 17 июня. Сколько могу понять, эта необычайная мера принимается, чтобы дать время Безобразову прибыть в Порт-Артур ранее меня. По-видимому, государю успели внушить недоверие к возможным моим мнениям по устройству нового порядка дела на Дальнем Востоке. Не знаю. По моему мнению, принятая относительно меня мера, обидная и для меня, всего более обидна для Алексеева. Точно это маленький ребенок, которого надо оберегать от военного министра. Точно не от Алексеева зависело, по моем прибытии в Порт-Артур, заняться со мною обычными делами: осмотром войск, укреплений. Что же касается обсуждения новых вопросов, то уклоняться от них "до приезда Безобразова с инструкциями". Жаль, что государю нашему в большом предпринятом им деле приходится прибегать к малым средствам. Та неопределенность, которая по-прежнему, как мне кажется, царит в новых начинаниях, весьма рельефно сказывается и по отношению к моей поездке. То мне приказывают возможно скорее прибыть в Петербург и в то же время заставляют терять неделю времени в ожидании Вогака. То мне приказывают возможно сократить время пребывания в Японии, то теперь приказывают более чем удвоить время пребывания в Японии...
   Все эти маленькие огорчения по форме сношений (путаница требований) и большое огорчение по существу - ибо чувствуются признаки недоверия ко мне - не остановят меня с полною откровенностью и прямотою высказывать и отстаивать мнения, кои я признаю соответствующими пользе государя и государства. Пока признают мою службу полезною России, я иначе действовать не буду и не могу.
  

СМОТР ВОЙСКАМ ГАРНИЗОНА В ТОКИО45

  
   (1 июня, воскресенье)
   На смотр были собраны: 1-й, 2-й и 4-й гвардейские полки, 1-й и 3-й пехотные полки 1-й пехотной дивизии (1-й полк без 1-го бат<альона>), гвардейский и 1-й кав<алерийский> полки (по 3 эскадрона), 13-й полевой артил<лерийский> полк (6 батарей). Всего: 15 батальонов, 6 эскадронов, 30 орудий. В ротах было по 42-43 ряда, в эскадронах по 35 рядов.
   Смотр производился для меня принцем Фусими, начальником 1-й дивизии.
   Войска были очень хорошо выровнены, хорошо одеты. Салютовали при объезде знаменами. Тишина в строю полная. Держали ружья правильно. Принц не здоровался. Форма французская. Белые штаны, башмаки со штиблетами.
   Ранцы со скатанною шинелью. Имели изящный даже вид. По наружному виду все это молодежь. Рост, в общем, несколько выше, чем я ожидал. Похожи на наших кадет старших классов. Есть большое число довольно коренастых фигур. С ружьем и ранцем управляются свободно. Лошади в артиллерии, на мой взгляд, разнообразны и плохи. Лошади в коннице лучше, но тоже довольно слабы. Лошади под офицерами пехоты не хуже наших. Сбруя в артиллерии и седла очень поношенные, но материальная часть самих орудий в полном порядке.
   Военный министр сказал мне, что они не очень довольны обувью, неудобною в грязь, и что предполагают заменить ее родом нашего, с небольшими голенищами, сапога.
   Церемониальным маршем проходили, в общем, в большом порядке. Замечания можно было сделать те же, что и на Марсовом поле. Начальники частей заезжали плохо. Одного занесла лошадь в публику {Как, к сожалению, бывает и у нас.}. Некоторые батальоны шли значительно хуже других. Проходили батальонными колоннами, в которых рота была выстроена за ротою. (В ротах три взвода. Унтер-офицеры в первой и во второй шеренгах.) Знамена опять склонялись. Некоторые батальоны прошли с очень хорошим равнением. Музыка играла марш примерно на 120 шагов в минуту. Поражает с непривычки выкидывание колена несколько вверх. Делает марш неестественным. В некоторых батальонах шли много натуральнее, чем в других.
   Артиллерия и конница проходили с хорошим равнением. Запасный лафет на малой рыси остановился, ибо свалилась лошадь и свалила и другую. Долго не могли распутать.
   Строевое батальонное учение прошло очень хорошо. Батальонный был выбран отборный. Учил батальон хорошо. Ружейные приемы сложнее наших, но делались очень дружно. Ходили стройно и в ногу. При захождениях все части, кроме ведущей, пристраивались беглым шагом. Несмотря на довольно жаркий день, запыхавшихся не видел.
   Ученье с тактическим предположением (противник обозначался забором) прошло тоже гладко, но некоторые ошибки я отметил. Их же заметил и мой коллега - японский военный чин.
   Началось с рассыпания одной роты полностью в цепь. За нею рассыпалась другая, тоже полностью. Наступление сначала велось шагом, затем перебежками поротно, что мне понравилось. Перебежки начинают офицеры. Они же первые опускаются на землю, когда надо остановиться. Ложатся после и встают для перебежки в два приема, что лишнее. Прицелы ставили. Огонь вели не особенно торопливый.
   Затем удлинили левый фланг, рассыпав в цепь еще одну роту, и тоже полностью; перевели остальную роту в развернутом строе за правый фланг и повели атаку.
   Ошибками я признал отсутствие мер для освещения местности на флангах и отсутствие поддержки за левым флангом.
   В общем, войска японские произвели впечатление надежных войск. Нижние чины имеют военное самолюбие. К войску население относится с большою любовью. Слабее стоят вопросы унтер-офицерский, офицерский и конский.
   Офицеров не хватает. Приходится производить из унтер-офицеров, очень мало теоретически подготовленных. Ротные на местах. Возраст 30-48 лет. 48 лет - предельный возраст для капитанов. Командиры полков относительно молоды. Генеральский состав тоже относительно молод.
   Начальник гвардейской дивизии производит отличное впечатление. Он в японо-китайскую войну решил с бригадою участь Порт-Артура.
   Начальник 5-й дивизии на Печилийском театре46 оказался выдающимся генералом.
   Военный министр Тераучи считается таким же.
   Маршал Ямагата, бывший командующий 1-й армиею в войне с Китаем, и теперь еще бодр. Он пользуется очень большою популярностью в армии. Был чрезвычайно строг и требователен, но начиная с себя.
   Граф Кацура был военным министром три года тому назад По уму и административным дарованиям выдающийся государственный человек {По другим сведениям, особым влиянием не пользуется и не выдающийся.}.
   Близко зная теперь, кроме того, генерала Мурата, бывшего у нас военным агентом, я без ложного стыда могу признать, что виденные мною японские выдающиеся генералы не хуже наших. Осторожнее признавать японскую военную силу по своим достоинствам равною европейским {Отнюдь не хуже, напр<имер>, турецкой (при равной численности).}. При обороне наш батальон может противиться двум батальонам японским. Но при наступлении и нам надо рассчитывать двойные силы. Японцы не хуже турок и в отдельных случаях могут создать нам, новые Дубняки и Плевны47, где и 5-6 русских воинов при невинных окопах.
   Обдумывая возможно более выгодный для нас способ действий против японских войск, пришел к заключению, что нам необходимо прежде всего воспользоваться своим превосходством в коннице. Уничтожив, обессилив японскую конницу, надо замотать, истомить пехоту. Тревогами по ночам сделать ее нервною. После этого и после лишений в продовольственном отношении в японскую армию будет внесено нравственное и материальное расстройство, которым и надо воспользоваться для решительных ударов. Японская армия - это все же южане. Они будут пылки в атаке и упорны днем в обороне. Но усталые, утомленные и потерпевшие несколько поражений, они склонны будут к панике в ночных действиях. Этим и надо воспользоваться, нападая на них ночью нашими отборными частями и с отборными начальниками. Надо помнить при этом, что даже самые лучшие войска ночью подвержены панике и что ночью действий большими массами не следует допускать.
   Очень важно, чтобы наши войска не понесли в начале кампании частных поражений. Это подняло бы дух японской армии и всего японского народа на большую высоту.
   При вторжении нашем в Японию там нас встретит народная война. Японцы - горячие патриоты, мужественны и в своих школах ведутся ныне в военно-патриотическом направлении.
   Люди, долго жившие в Японии, думают, что в народной войне примут участие даже женщины.
   4 июня. Киото (Японская Москва)
   1-го июня имел важное совещание с японским министром иностранных дел бароном Комура по порученным мне вопросам. Переводил г<енерал>-м<айор> Мурата.
   Я, имея перед собою карту, объяснил, что в то время, когда Япония еще не выходила на путь цивилизации и силы ее не принимались на Дальнем Востоке в расчет, мы уже получили границу в Манчжурии до 2400 верст по прямым линиями и в России уже явилось сознание в необходимости искать выхода к теплому морю. Затем в крупных чертах я указал сделанные нами затраты по Манчжурии в последние 10 лет. Определил их в 800 мил. руб. (400 мил. дорога, 400 мил. флот, Порт-Артур, сухопутные силы). Указал затем, что результаты получились нежелательные для России. Добровольное желание наше увести войска привело к требованиям, чтобы мы уходили. Нас как бы гонят, и при этом грозят. Китайцы подняли голову и способны сделать наше положение в Манчжурии, с уводом войск, нестерпимым: вместо ожидавшихся экономических выгод, построенная железная дорога, если мы не примем мер, будет работать на пользу местного населения, иностранцев и во вред нам. Наши товары оттеснят к Байкалу, наши селения в молодом Приамурском крае обеднеют, ибо не в силах конкурировать с дешевой китайской мукой и зерном, перевозимыми по Уссури и Сунгари. В Манчжурии возникнут водочные заводы, которые уменьшат акцизные сборы, и пр. По всем этим причинам Россия не может допустить продолжение такого порядка вещей и, вероятно, будет вынуждена принять меры, кои найдет нужными, дабы твердо отстоять в Манчжурии свои интересы.
   Начал с того, что указал Комуре, что говорю от своего имени, а не от имени русского правительства. Комура начал ответ тоже с заявления, что он будет говорить от своего имени, как барон. Он сам хочет идти навстречу возникшим затруднениям, дабы решить их без потрясений. Неочищение нами Манчжурии тревожит его по следующим двум причинам:
   1) Мы станем близ Корейской границы и получим на эту страну такое влияние, которое противно интересам Японии.
   2) Нарушив наше соглашение с Китаем и начав хозяйничать в Манчжурии, мы дадим повод и другим державам поступать так же, напр<имер> немцам в Шандуне48; французам в Юннане49, англичанам в Шанхае. Начнется раздел Китая, чего не хочет ни Россия, ни Япония.
   Я разъяснил Комуре, что нас нельзя сравнивать в наших правах на Манчжурию с другими державами, что ни Германия, ни Англия своими границами не соприкасаются с территориями, где устраивают ныне железные дороги, подобно тому, как соприкасаемся мы, что никто не израсходовал 800 мил. руб. и не пролил кровь 2000 чел. {Что ни на какую державу китайцы не нападали, подобно тому как сделали это в Благовещенске.}. Я прибавил, что в 1900 году, когда мы к удивлению европейских держав выставили для защиты своих интересов в Манчжурии 220 000 чел., все были убеждены, что мы оставим Манчжурию за собою. Никто бы тогда этому решению и не противился бы, признавая таковой результат естественным. Мы пожелали очистить Манчжурию, полагаясь на образ действий других держав. Тут мы и обманулись. Великодушное желание государя сохранить Китаю все его права на Манчжурию было объяснено как признак нашей слабости, нас стали травить, заключать против нас соглашения подобно англо-японскому, германо-английскому50, стали добиваться прав, например по проложению железной дороги Пекин - Калган, и пр.
   Мы далее терпеть не можем, и нас вынудит, вероятно, именно образ действий других держав к принятию мер по защите наших существеннейших для России интересов.
   Барон Комура ответил, что, соглашаясь с важностью интересов России в Манчжурии, соглашаясь, что эти интересы важнее интересов в Китае Германии, Англии, Америки, он не может согласиться, чтобы наши интересы в Манчжурии были важнее и существеннее японских интересов в Корее. Они, японцы, в 1895 году завоевали Корею, они дали ей независимость. Корея примыкает к Японии. Все, что происходит в Корее, самым чувствительным и даже болезненным образом отражается в Японии. Глаза и все лицо Комуры оживилось. Интересы Японии в Корее так велики, сказал он, что для защиты их Япония пойдет на все жертвы, пойдет на войну.

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 504 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа