Главная » Книги

Роборовский Всеволод Иванович - Путешествие в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань, Страница 10

Роборовский Всеволод Иванович - Путешествие в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань



;    18 декабря в 10 часов утра мы тронулись в обратный путь в Бугас и пришли на бивуак свой на третий день.
   Погода во время всей моей поездки не благоприятствовала настолько, что ни одного раза не видел я на севере Тянь-шаня, он был все время скрыт в тумане и облаках; но все-таки я вывез около 120 верст линейной съемки, представление о виденной дикой пустыне и кое-какие расспросные сведения.
   За мое отсутствие бивуак наш перекочевал на 1 1/2 версты севернее, к лучшим кормам для наших верблюдов. Все было благополучно: проводники на Са-чжоу были готовы. Чтобы "взять время" перед оставлением Бугаса, я перекочевал было на свой первоначальный бивуак за 6 верст севернее, но погода не позволила произвести наблюдений, серия дурных дней продолжалась, и 22 декабря мы решили пуститься через великую пустыню Хамийскую возможно новым путем, о котором кое-что расспросили здесь в Бугасе. Проводники говорили, что хотя бывали в детстве в пустыне, охотясь с родителями на верблюдов, но плохо помнят, а вдвоем разыщут дорогу через нее.
   Мы пошли вверх по реке до сел. Кара-тал (сел. Черных ив) и в 9 верстах от Бугаса перешли на другую сторону реки, где стоит большая башня. К северу пошло сплошное население до самого Хами. Мы же спустились вниз по реке 2 1/2 версты и остановились в урочище Янги-Ашма, в большом урюковом саду, между дерев которого раскинуты пашни. По близости стоят развалины фанз; жителей нет. Верблюдам корм по их вкусу - Alhagi, Lycium, солянки, а лошадям - камыш. Погода плохая; выпавший 5 декабря снег лежит и не тает и даже уплотнился настолько, что не сносится ветром.
   Отсюда мы двигаемся на юго-восток. Влево от нас тянется обрыв падающей сверху террасы. Под обрывом камыши, Alhagi, тамариски, солодка. Местами дорога захватывает эту растительность, а местами идет мягкою глинисто-песчаной с галькою почвой, местами же солонцеватой. Вправо от нас в различных расстояниях в 2 - 1 1/2 верстах спускаются обрывы в лог, идущий с юго-востока на северо-запад в долину реки Курук-гола, к Бугасу. На 13-й версте нам встретился солончак Тузлык. Хамийскому вану отсюда доставляется соль к столу. На восточной окраине стоит тура и развалины нескольких фанз, где жили рабочие; здесь в прежнее время добывалось много соли.
   Всего прошли 22 версты и остановились на ключе Асган-булак, вытекающем из-под корней большого розового куста, по скату в большой лог. Множество молодых тограков растет тут же по скату - это остатки от вырубленного уже большого леса, бывшего здесь когда-то. Вода в ключе пресная, удобная к употреблению.
   Направление на юго-восток продолжалось и следующий день; слева тянулся скат той же террасы. Характер местности тот же. На четвертой версте встретился ключ Чиглык-булак. На нем хороший корм. Мы тут увидели, в первый раз после реки Алго, чий (Lasiagrostis splendens). Отсюда дорога спускается в глубокий лог, пересекает его излучину в южном направлении и поднимается на тот же берег, где снова принимает юго-восточное направление. Слева потянулись высоты Сынгыр, а справа скат в лог; сделав 20 верст, разбили бивуак на ключе Кош.
   Здесь встретили мы глиняные развалины и туру. Здесь делятся дороги на Са-чжоу и ст. Куфи [Кушуй]. До последней три станции: Шауцы, Алтюмир и третья Куфи.
   Нами была выбрана дорога на Са-чжоу. На ключе здесь, среди порослей молодых тограков, всюду хороший корм для животных. Снег идет третий день, погода прескверная. Днем морозы -5, -6°Ц, небольшой ветерок порошил снег в глаза. Завтра Рождество Христово; но мы не думаем дневать, а лучше продвинемся пустыней еще вперед хоть на день и будем ближе к Са-чжоу, где и отдохнем.
   25 декабря не отрадная погода была для праздника, небо было закрыто темными слоистыми облаками; мороз утром -9°. Переменный ветер засыпал глаза снегом и гнал по земле поземку, свивая ее у ног каравана. Дороги почти не видно, и нужно ехать впереди и вглядываться через снег под ноги, чтобы заметить слабое ее присутствие.
   Идем дальше без дороги, придерживаясь направления 140-150°, иногда находим ее и идем по ней. В такую погоду чрезвычайно неудобно делать съемку. Руки мерзнут, глаза наполняются слезами, призма и стекло у буссоли потеют, и потому трудно рассмотреть показания стрелки. Но единственное стредство - уменье приноровиться в обращении с буссолью и не уступать непогоде, а бороться с ней до последней возможности.
   После кл. Коша мы вскоре же перешли большой лог и пошли по ровной пустынной галечно-песчаной почве до 14-й версты, где дорога спустилась снова в другой тоже сухой большой лог, пришедший с северо-запада с Чоль-тага, обнажающего свои темные доломиты и сланцы и местами серые граниты.
   Мы уже вступили в Хамийскую пустыню, не столь теперь страшную своим безволием, ибо вода теперь везде - снег устилал всю поверхность ее на 5-6 вершков толщиною. Морозы, хотя и суровые, все же лучше палящих летних жаров. Корма же все равно никогда нет много.
   На 31-й версте нам встретилась старинная тура, сложенная из камня, и такие же развалины; очевидно, это древний китайский пикет на заброшенной большой дороге в Са-чжоу.
   На 38-й версте, перевалив небольшую высоту, пришедшую слева, мы остановились на низком дне сухого лога. Никакого признака какой бы то ни было растительности здесь не было. Наши животные были обречены на самую скудную порцию захваченного с Коша сухого камыша. Лошади получили по пригоршне зерна. Воды здесь не было, и мы пользовались для чая водою, взятою в резиновых мешках с Коша, и, чтобы ее не много расходовать, вместе с нею растапливали снег, надутый довольно толстым слоем за неровностями почвы. Чтобы наши животные не разбежались в поисках за кормом, всех их и баранов пришлось привязать на ночь.
   Мы остановились перед сумерками и с немалым трудом поставили юрту, потому что сильный северо-западный ветер настойчиво нам в этом мешал, срывая войлок. Юрту пришлось привязать к наиболее тяжелым вьюкам. Свечу задувало в юрте, и с большим трудом удалось завести и сравнить хронометры. Перенести дорожные заметки и съемку на планшет оказалось невозможным, пришлось отложить до более лучшего времени. Первую половину ночи дул ветер, убаюкивая нас, но его порывами поднимало юрточные войлока, и нас осыпало снегом, что поминутно заставляло просыпаться от неожиданного прикосновения снега, сыпавшегося на лицо. Так прошло первое Рождество Христово, встреченное нами в путешествии; чтобы отметить его чем-нибудь, к обеду люди получили по стакану водки, была разделена пачка сигар и выдан сахар и 2 коробки сардин. Не пьющие водки и не курящие получили монпансье.
   Снег шел и утром, но его не накопилось за ночь много - сильный ветер уносил на юго-запад.
   Мы вышли из приютившего нас на ночь лога на правый его берег и двигались по ровной поверхности степи, устланной галькой. Справа и слева лога бороздили местность. Впереди виднелись горные кряжики Чоль-тага, вытянутые на северо-восток. Дорога ежеминутно терялась, но мы удачно находили ее вновь. Это очень старая дорога из Хами на Са-чжоу; на ней нет никаких признаков пребывания человека в течение очень многих лет. Часто встречались развалины пикетов, сложенных из камня и глины, Местность пустынная, иногда сплошь выстланная щебнем, продуктом разложения ближайших окрестных пород, преимущественно доломитов и сланцев, насыпанных толстым слоем, прикрывающим собою настоящую почву.

 []

   Жизни нет никакой. Лишь после 20-й версты по сухому руслу, идущему слева, стали появляться тамариски, саксаул и еще кое-что из пустынной растительности. Затем разглядели мы темные бугры тамарисков и направились к ним, чтобы накормить верблюдов, проголодавшихся за прошлую ночь. Тут, на 27-й версте нашего хода, попали мы в выдутую ветрами обширную котловину, поросшую тамарисками, хармыком, кустиками Reaumuria, эфедрою (хвойником), частью камышом и сугаком (Lycium ruthenicum). Здесь мы увидели много следов диких верблюдов (Camelus bactrianus ferus), а ездивший на поиски потерявшейся дороги проводник видел двух верблюдов, пустившихся моментально бегом в сторону, как только приметили проводника.
   Мы остановились в этой котловине. В стороне, на восток верстах в трех виднелась каменная тура; но там дороги не оказалось, или она за долгим временем потеряла свои приметы.
   Здесь мы пользовались редким в пустыне обилием прекрасных сухих дров, добывая из тамарисковых бугров сухие коренья этих кустов, необыкновенно хорошо горящие. Воду на чай добывали из снега, и, пользуясь обилием дров, натаяли его столько, что пополнили свои мешки запасом воды на будущее.
   Ночью порядочный мороз со снегом и ветром, с вечера юго-восточным, переменившимся с полночи на северо-западный.
   Утро холодное, снежное, ветреное. Дорога потеряна окончательно. Впереди стоял довольно крутой стеной засыпанный снегом хр. Чоль-таг. Как итти - вперед ли, без дороги, и поискать ее, или свернуть на восток, чтобы выйти на современную хамийско-сачжоускую дорогу, пройденную покойным Н. М. Пржевальским? - последняя мне уже знакома. Я решил двигаться в том же юго-восточном направлении и поискать дороги, а если она не найдется и пройти в намеченном направлении не будет удобным, решил выйти на восточную дорогу, которая, по расчетам моим, находилась не далее как в 30 верстах восточнее.
   Проводники наши - их дали нам двух - мало того, что сами ничего не знали, но еще путали, и им было приказано только самим слушаться и не исполнять обязанностей проводников. Ведение каравана я взял на себя, и мы пошли вперед. Обойдя немного справа одну высоту, мы нашли какую-то дорогу, но она приняла не совсем желательное для нас направление на юг и слегка на юго-восток, следовательно, шла не в сторону Са-чжоу. Но впереди стеною стояли темные скалы Чоль-тага, и я предполагал, что эта дорога идет в обход им, и продолжал по ней свое движение.
   Через две с половиною версты дорогою вдоль сухого русла мы пришли в довольно обширное урочище; в нем стоит большая тура и много развалин старых фанз, между которыми пролегали улицы; мы видели сухие колодцы; русло сухой речки, идущей на запад, разделяло пополам селение. Все это поросло полумертвыми или едва сохранившими признаки борющейся с пустынною сушью жизни, тамарисками, камышами, Reaumuria sp., сугаком и проч. Очевидно, люди здесь были очень давно, теперь же - это унылое царство смерти, наводящее на самые грустные размышления.
   С этого мертвого селения пошли две дороги на юго-запад и на запад. Мы же свернули на юго-восток, чтобы не очень удаляться от дороги Н. М. Пржевальского и, в случае крайности, выйти на нее. Как лучшего стрелка и охотника, на случай встречи диких верблюдов, следы которых мы только что видели в развалинах, я командировал казака Жаркого вперед каравана.
   Встретиться с таким редчайшим зверем и положить его - очень заманчивая перспектива для каждого охотника. Но я, в интересах нашей зоологической коллекции, отказался от этого удовольствия в пользу лучшего стрелка Жаркого, которому не раз удавалось добывать в коллекцию прекрасных зверей.
   Немного пройдя и поднявшись на небольшой перевальчик, впереди в сухом логу, среди тамарисковых бугров, мы увидели двух верблюдов. Я моментально остановил караван и послал к ним Жаркого. Выпросился с ним и Иванов, я ему запретил мешать Жаркому, но, в случае, если бы верблюды бросились от Жаркого, разрешил и ему стрелять. Жаркой чрезвычайно удачно и ловко подкрался к ним. Оказалась самка с молодым. Он выстрелил в мать на 400 шагов. Пуля пролетела мимо. Вторая, попавшая под лопатку, уложила ее на месте. Молодого верблюжонка Жаркой преследовал 6-ю пулями, довольно сильно изранил, но не в убойных местах, почему тот мог еще отбежать на 300 шагов от убитой матери34.
   Видя результаты охоты, я направил караван вниз в лог и разбил тут же бивуак. Здесь нашелся кое-какой корм животным, прекрасные тамарисковые дрова и достаточно снегу для скота и наших караванных потребностей. Остановка была необходима, чтобы снять шкуры с убитых и обделать их для коллекции, на что требуется довольно много времени. Маленький убитый оказался тоже самкою. У обеих шерсть была великолепная. Это было драгоценным приобретением для нашей коллекции. Жаркой был героем дня. Благодаря этому событию, мы прошли только семь верст. От убитых зверей часть мяса пошла сейчас же на обед, а остальное, сколько можно было взять с собою в путь, мы заморозили.
   Я первый раз в жизни пробовал верблюжье мясо и с некоторым недоверием и даже брезгливостью брал первый кусок в рот, рассчитывая на нем и остановиться. Но вышло наоборот: такого вкусного, мягкого и нежного мяса я не ел никогда, в особенности оно было вкусно от молодого верблюжонка. Все мы с таким удовольствием его ели, что даже почувствовали непривычную в дороге тягость. И, таким образом, эту необыкновенную добычу мы ознаменовали не менее необыкновенным гастрономическим обедом.
   По этому логу на песке всюду было много следов верблюжьих. Это, вероятно, один из любимых ими уголков, где они кормятся. Здесь растут тамариски, уже многие века сменяющиеся одни другими, и трупы мертвых валяются источенные ветрами и выжженные жгучим солнцем пустыни. Многие образуют навеянные ветрами глиняные бугры, из которых половина ветрами же и разрушена и представляет кучи разбросанных столетних, сухих, скрученных зноем корней; Тут же растут: хармыки (Nitraria Schoberi и N. sphaerocarpa), камыши (Phragmites communis) немного; сугак (Lycium ruthenicum), Reaumuria sp., R. songarica, солянки (Salsolaceae sp.); хвойник (Ephedra sp.), может быть и еще что.
   Из животного царства, кроме добытых верблюдов, не удалось заметить никого и никаких следов, даже мелких грызунов.
   Местность эта представляет северное подножие Чоль-тага и здесь приподнята над уровнем океана на 4 016 футов.
   Весь день шел снег; температура даже днем держалась ниже -10°Ц. Северо-западный ветер средней силы гнал все время поземку.
   Плотно поев, ложились спать с таким решением: если погода разъяснит, мы остаемся дневать, чтобы здесь сделать астрономическое определение местности и привести в полный блестящий порядок шкуры убитых верблюдов, а также сделать небольшой разъезд на юг в горы и поискать прохода через них, или какого-либо обхода.
   Но эти предположения не оправдались. Утром полный мрак; небо закрыто облаками. Довольно сильный северо-западный ветер метет поземку и вьет вверх снег, закрывающий окрестности. Следовательно, дневать нет основания. Двигаться вперед при такой погоде засыпанными снегом горами с караваном в пустыне мне показалось более чем рискованным. К тому же и самые горы здесь необыкновенно круты, каменисты, снежная же с песком пурга заметает глаза и скрывает за собою все предметы.
   Я решил выйти на дорогу Пржевальского 1879 года и, взяв запас дров и натаянной из снега воды, ближайшим северо-восточным направлением, вдоль гор Чоль-тага справа повел караван.
   Первоначальное наше движение горами оказалось совсем невозможным и грозило окончательной порчею верблюжьих ног, так как разложившиеся пластинами сланцы, стоящие ребром, резали подошвы им, как ножи; пришлось взять на север, чтобы скорее выйти из гор.
   Равнина, расстилающаяся к северу от Чоль-тага, пересечена мелкими гребнями сланцев, протянувшимися на северо-восток. Иногда они немного меняли это направление, и нам не раз приходилось пересекать их на своем пути. Много и сухих обширных каменистых русел мы переходили. Все они стремятся на север и северо-запад. Все они собираются в главное Яндунское русло, приходящее в р. Курук-гол (Хамийскую) с запада.
   Погода бушевала с прежней силой и не стихала, как бы желая сломить наше терпение. Резкий северо-западный ветер рвал наши одежды, постоянно меняясь и пробуя нас пробрать с разных сторон, обдавая караван облаками снега с песком. Два наших несчастных проводника, не имевших понятия о дороге, считали себя и караван погибшими и никак не верили, что мы в такую погоду можем правильно итти по выбранному направлению без всяких ориентировочных предметов, закрываемых бурей. Они ехали понуря головы и убитые отчаянием. Мы неуклонно щли на северо-восток, по обширной абсолютной пустыне, поверяя направление постоянно по буссоли; Чоль-тага почти не было видно, снежный буран скрывал его от нас, хотя мы шли очень близко к нему вдоль его северной подошвы. Лишь на редких пересекаемых нами сухих руслах, кое-где на громадных друг от друга расстояниях, виднелись сухие торчащие кустики какого-нибудь несчастного тамариска или эфедры, занесенных судьбою сюда за какие-то неизвестные им самим грехи.
   Наконец, после долгого и утомительного движения каравана, несколько впереди и вправо от выбранного мною направления, сквозь снег, прогоняемый временами ветром, мы увидели на сухом русле камыши, занимающие около 20 кв. сажен пространства. К ним мы направили свой караван и, достигнув этого крошечного камышового оазиса, разбили бивуак. До него прошли утомительнейших 28 верст.
   Верблюды, лошади, бараны набросились на эту кучку камышей и в час времени уничтожили их, как саранча.
   Дорогою мы постоянно встречали следы диких верблюдов, что свидетельствует о значительном их здесь количестве.
   С 23 числа, т. е. пятый день, мы живем снежной водой, а животные пробавляются снегом, который так тормозил наши движения, но без которого здесь не было бы возможности двигаться вовсе, при безводии этой пустыни.
   Когда верблюды съели все камыши, то скрывавшиеся в них сойка (Podoces hendersoni) и два жаворонка (Otocoris nigrifrons) остались без крова, который, впрочем, нашли в наших вьюках, забившись в них подальше.
   К ночи буран переменил свое направление на северо-восточное, а к утру - на юго-восточное и к рассвету мы были поражены переменой картины: ветер юго-восточный принял умеренные размеры; небо совершенно голубою твердью расстилалось над нашими головами. Хребет Тянь-шань, невиданный около полутора месяца, еще с Люкчюна, гигантской белой стеной загораживал горизонт с севера; с юга стоял не столь уже высокий, но зубчатый и скалистый Чоль-таг, занесенный снегом; он убегает на восток и северо-восток и под именем Силу-сяня, не имея всхолмленных предгорий, стоит крутой оградой, запирающей с севера доступ в каменную пустыню Хамийскую. В совершенно ясном воздухе далеко на восток виднелись его продолжения, расплывающиеся по долине.
   Покинув свой ночной приют и пройдя только 2 версты в том же северовосточном направлении, мы вышли на дорогу Пржевальского, верстах в 3 южнее станции Куфи. Отсюда мы увидели на востоке столбы телеграфной линии, потянувшиеся от ст. Куфи по аньсийской дороге.
   Выйдя на дорогу, мы свернули по ней на юго-восток к Чоль-тагу, от которого вчера удалились, не видя его за снежным бураном.
   Наши проводники никак не могли верить, что мы вышли на сачжоускую дорогу; уверяли, что это другая дорога, и поехали дальше на восток разыскивать.
   Я уже в начале знакомства с этими проводниками убедился в том, что они ничего не знают, но из милосердия держал их при караване. Кроме того хамийское начальство поручило им передать какие-то бумаги сачжоускому тину, и я, скрепя сердце, выносил их присутствие.
   Пройдя по дороге верст 10, караван вошел в предгория Чоль-тага, и, среди увалов мягкой формы, шел неглубоким песчаным мягким ущельем на юг. Горы сплошь были засыпаны снегом вершка на три толщиною. Недавно перед нами прошли этой дорогой люди с юга, вероятно, из Са-чжоу, и следы их, хотя и передутые снегом, но настолько были заметны, что могли служить нам, при некоторой нашей опытности, достаточным указателем дороги. Мы подымались на пологий небольшой перевал, когда нас догнали проводники, не нашедшие никакой иной дороги и убедившиеся, что мы идем правильно. Наконец, мы пришли в междугорную, довольно широкую верст 10-12 лощину, где должен находиться по расчету и согласно карте Н. М. Пржевальского колодец Хун-лиу-чюаньцзы.
   Но оба проводника настойчиво увлекали нас итти далее, хотя мы прошли уже 27 верст, уверяя, что они теперь признали местность, и колодец находится далее. Но я остановил караван и с В. Ф. Ладыгиным и людьми пошли разыскивать колодец, который неподалеку и нашли. Хитрые проводники уверяли, что этого колодца они не знали, они останавливались при своем посещении этой дороги на следующем, в котором вода более пресна и вкуснее. Видя такое настойчивое вранье, могшее вовлечь нас в очень неприятное и опасное заблуждение, я решил одного проводника, особенно усердствовавшего во вранье и, как наиболее вредного для нас, прогнать прочь, что и было выполнено после обеда, дав ему поесть; другой же был оставлен при караване в качестве работника при кухне - носить воду, дрова, поддерживать огонь у костра и помогать убирать животных на ночь.
   Местность, окружающая колодец Хун-лиу-чюаньцзы, бугристая, солонцевато-песчаная, покрытая жалкими кустиками сугака (Lycium ruthenicum), встречалось очень немного сухого обглоданного камыша, и я видел два кустика несчастного какого-то касатика (Iris sp.).
   На дне соседних ущелий, выстланных мягким песком, снег местами вовсе был сдут, а местами были нанесены буранами значительные снежные сугробы. Здесь и растительность разнообразнее; мы встречали: тамариски (Tamarix sp.), Calligonum mongolicum, парнолепестник (Zygophyllum sp.), хармыки (Nitraria sphaerocarpa Max.), Sympegma sp., сугак (Zycium ruthenicum), полынки (Artemisia sp.) древовидные, солянки (Salsolaceae sp. sp.), Reaumuria songarica, хвойник (Ephedra sp.), Atraphaxis lanceolata, камыш (Phragmites communis), вероятно, было и еще что-нибудь, за снежным покровом незамеченное нами.
   Погода была удивительно хорошая, ясная, теплая; в полдень термометр показывал в тени ,8°Ц; с юго-востока потягивал легкий приятный ветерок. Но перед вечером погода испортилась. Небо заволокли облака, и поднялся сильный буран с северо-востока. Юрту мы должны были сейчас же привязать к тяжелым вьюкам, чтобы бурей не сорвало и не унесло куда-нибудь.
   Бедные животные, плохо поевшие, дрожали от холода, хотя были покрыты на ночь попонами из войлоков. Чтобы согреть лошадей, я приказал дежурному выдать им невзачет ночью хлеба.
   Вечерний чай сварили с трудом: сильной бурей выносило дрова из-под котла и увлекало бог весть куда. Надуваемый снег, как бы подбрасываемый в огонь лопатами, тушил костер. Некоторые люди, сильно уставшие за день, не дождавшись чаю, улеглись спать.
   Утро тоже не принесло нам радостей. Буран продолжался с той же силой. Все наши вьюки и вьючные принадлежности были заметены и занесены снегом. К лежащим верблюдам были приметены целые сугробы. В юрте нашей было -13°Ц, а снаружи t = -15,5°Ц, что при буране очень чувствительно. Одна из собак наших, Кутька, более нежная, хотя и с густой собственной шубой, забралась от ветра в юрту к нам и, несмотря ни на какие угрозы, решилась не уходить, жалобно глядя в глаза, как бы моля о пощаде, которая и последовала.
   Откапывая свои вьюки от завалившего их снега, мы значительно запоздали своим выступлением и вышли только в 9 часов. Буран переменил свое направление на юго-западное и не уступал по силе свирепствовавшему всю ночь. Снег тоже не переставал и, тучами крутясь, несся нам под ноги и осыпал с головы.
   Дорога, оставив колодец, около версты шла на восток, а затем по ровной галечно-каменистой местности, направилась на юго-восток и на 10-й версте ввела нас в ущелье дикого, каменного, протянувшегося на северо-восток-восток хребта, чрезвычайно пустынного, состоящего из серых оголенных гранитов, частью белых и серых мраморов и темных сланцев.
   Дно ущелья, при входе в него, представляет собою каменные гранитные обнажения, в которых во многих местах совершенно смыта и сдута почва.
   Из растительности мы встретили тут какой-то кустик караганы (Garagana sp.), а В. Ф. Ладыгин убил несчастную, должно быть занесенную сюда бурей, какую-то отставшую от стайки, пролетную горихвостку (Ruticilla sp.). Из-под ног каравана вылетела спугнутая сойка (Podoces hendersoni), сидевшая в камнях, и выскочил заяц (Lepus sp.), тоже прятавшийся от ветра. Видели следы бесприютной в такое время бедной антилопы (Antilope subgutturosa).
   Это ущелье, разрывая неширокий хребет поперек, вывело нас на узкую долинку, за которой мы перешли небольшой хребтик и пошли по возвышенной части Хамийской пустыни прямо на юг. С востока приходят к дороге хвосты убегающих на восток небольших сланцевых гребней. Среди них мы встретили и прошли мимо колодца Джюань-чюаньцзы; после маленького перевала, впрочем достигающего 5 500 футов абсолютной высоты, кормным ущельем прошли еще немного и остановились в нем на хорошем корму. Снегу лежало столько, что о воде и не могло быть никаких забот. Прошли всего 25 верст, а от колодца Джюань-чюаньцзы 4 версты.
   Непогода, не переставая, бушевала и подсыпала снегу. Дорога, местами совершенно пересыпанная снегом, терялась, но, пользуясь составленной по съемке Н. М. Пржевальского картой этой местности, мы все-таки благополучно шли вперед и дорогу находили. Кусты тамариска доставляли нам достаточно дров, а немного тощего камыша и кое-какие кустики обеспечивали удовлетворение аппетита нашим верблюдам. Лошадям же, где недостаточно встречалось травы, мы давали понемногу хлеба.
   К ночи ветер стал немного стихать, снег пошел еще обильнее. После полночи и он прекратился, но успел закрыть землю слоем толщиною до двух вершков. К утру совершенно разъяснило, и ледяные иглы, носясь в воздухе, красиво искрились и блестели на солнце. Мороз доходил до -30°Ц; в нашей юрте было -24,5°Ц.
   Пользуясь случаем и положением местности, посредине между Бугасом и Са-чжоу, я решился передневать, чтобы сделать здесь астрономическое определение места и дать отдохнуть животным. Первое утреннее наблюдение делать было особенно трудно, потому что настывший инструмент обжигал руки, и от дыхания стекло окуляра покрывалось инеем. Винты не ходили совершенно свободно от сгустившегося масла, коим они были смазаны, и может быть это повлияло и на точность наблюдений, тем более, что дувший прямо в глаза ветер больно резал их и выжимал слезы. Из опасения заморозить хронометр, и чтобы он не изменил сильно хода во время самого наблюдения, я пока не пользовался им, держал его за пазухой, чтобы согревать по возможности. Но во всяком случае, несмотря на затруднения, наблюдение удалось. Полуденное производилось при несравненно лучших условиях, морозу было всего лишь -15°Ц, и инструмент работал лучше - винты ходили легче; не так мерзли руки, и глаза не слезились от ветра. Вечернее наблюдение вышло тоже удачно, и этот пункт, хотя ничем особенным не замечательный, послужил хорошей опорой для прокладки на карту моего маршрута. Мы находились на абсолютной высоте 5 230 футов.
   После 9 часов вечера мороз усилился до -25°Ц. В таких случаях приходилось прилагать особенные заботы сохранения в тепле хронометров в течение ночи. Все три хронометра постоянно находились в ящике с гнездами, выложенными волосом и сукном; этот ящик, обернутый двойным бараньим мехом и обвязанный ремнями, помещался в другой, специально для того устроенный, вместе с двумя наполненными кипятком жестяными грелками, обшитыми войлоком {Кипяток в грелках обыкновенно заменялся свежим 2 раза в день, во время утреннего и вечернего чаепития, после сверки хронометров.}. Все пустые места ящика заполнялись куделью. Тут же в ящике постоянно лежал термометр, по которому можно было следить за однообразием температуры; все это завертывалось в большой войлок. Так сохранялись хронометры вообще в холодное время, и ночью в юрте, и дорогой во время движения каравана. Во время же бурь и сильных морозов в юрте выкапывалась яма, насыпалась углями с горячей золой и покрывалась нетолстым слоем песку или земли; на это место ставился укутанный, как только что сказано, ящик с хронометрами. Процесс довольно сложный, но очень хорошо сохранявший хронометры от морозов.
   Сегодня, канун нового года, ничем особенным мы не отметили, отложив празднование и самого нового года до более удобного времени. Ночь простояла холодная, и на следующий день в 7 часов утра термометр показал -22°Ц.
   В нашей опочивальне, в юрте, перед рассветом было -21,5°Ц. Борода и усы постоянно примерзали к подушке, покрывшейся от дыхания инеем, и к одеялу. При разборке юрты войлока, служившие нам постелями, оказались пристывшими к земле. Утром погода плохая; сильный туман надвигался с юго-востока. Снег порошил, а в 9 часов поднялась северовосточная буря с поземкой. Нерадостна встреча нового года.
   Покинув бивуак, мы шли к югу широким ущельем, перешли на широкую долину, за которою снова вступили в горы, перевалили их, и вышли на широкую площадь пустыни, местами всхолмленной. Стали попадаться сухие следы потоков, направлявшихся на юго-запад; по дну их встречались иногда тамариски, изредка довольно жалкие камыши, саксаулы (Haloxylon ammodendron), хармыки и бударгана (Ка lidium sp.).
   Направляясь к югу, дорога привела нас в сухое русло, довольно густо для пустыни поросшее тамарисками и саксаульником по окрестным буграм. Видели 2 стоящих тут же тограка (Populus euphratica), как-то здесь приютившихся, следы землянки и колодец, носящий название Ши-гуза, что значит "Лесистое ущелье" по-китайски. Это одно из лучших мест в Хамийской пустыне; но мы не остановились здесь, потому что прошли еще только 18 верст и накануне дневали, а потому Ши-гузу оставили за собой.
   Впереди и по сторонам нашего пути равнина представлялась всхолмленною и уходящею за горизонт к северо-востоку и юго-западу. Мы шли по мягкой глинисто-песчаной и галечной почве и через 8 верст от Ши-гузы остановились в неглубоком логу, скатывающемся к юго-западу и покрытом буграми с тамариском. Дно этого лога покрыто пушистой глинисто-солонцеватой почвой. Для животных имелись старые камыши.
   Прошли всего 25 верст, и времени впереди еще было довольно; мы достали 2 коробки сардин, банку сгущенного кофе, банку сгущенного молока и фунтовую коробку монпансье. Люди получили по большой чарке водки, а мы, я и В. Ф. Ладыгин, по глотку бенедиктина. Таким образом справили новый 1894 год.
   Побаловать себя и людей было вполне кстати, потому что дорогой нас усердно донимал буран при -20°Ц и более и пронизывал до костей.
   Иногда буран немного стихал и делалось теплее. Проглядывало даже солнце, и по сторонам появлялись причудливые формы миражей, ежеминутно изменявших свой вид; вершины гор на горизонте поднимались колоннами, замками, то соединялись наверху линиями и представляли из себя столы, крыши, мосты, и все это ясно, отчетливо.
   С Бугаса летит всю дорогу за нами ворон, один из тех, что пристал к нам в Хуне, близ Пичана.
   Отсюда местность повышается к югу, и видны гребни Курук-тага, пришедшего сюда от р. Конче-дарья с запада и замыкающего эту пустыню с юга.
   Перед сумерками ветер ослаб, стало разъяснивать, к 9 часам вечера мороз усилился до -26,5°Ц и перед рассветом -35,2°Ц, а в нашей юрте доходил ночью до -25,8°Ц. Одеяло, подушка, усы, борода покрывались от дыхания густым инеем, сыпавшимся с подушки к шее, к вороту рубашки, который смачивался и мешал спать. К утру на снегу и вещах иней лег толстым слоем.
   Верблюды и лошади были тоже совершенно покрыты инеем, отчего теряли обычный вид и люди их не узнавали. Густой туман облегал окрестности и на юге переходил в облако. Небо ясное, и лишь только стихал ветер, солнце нагревало настолько, что делалось тепло.
   Благодаря такой погоде мы выступили в путь рано. Дорога, делая всевозможные извилины, все-таки держалась южного, с небольшим восточным склонением, направления и шла поперек вчерашней долины 10 верст. На 11-ой версте вступила в горы; следовательно, ширина этой долины около 45-50 верст. Теперь мы шли собственно не горами, а среди холмов, за которыми снова вышли на долину, уходящую также на восток и запад за горизонт. На 26-ой версте мы попали в довольно обширное камышовое урочище, местами размытое сухими руслами с мягкой сланцеватой красной глинистой почвой.
   С юго-востока оно огораживается холмистым кряжем, у подножия которого находится колодец Ма-лянь-чу-ань [Малентинза], разрушенная фанза и маленькая глиняная китайская кумирня. Мы перевалили этот кряж, перешли узкую долинку и вошли в широкое ущелье, по которому, изменяя направление, поднялись вверх на Курук-таг. Снегу было довольно много, дорога постоянно терялась.
   С перевала, лежащего на абсолютной высоте 6 000 фут, открылась панорама нескончаемых гор, толпящихся на юге, которые предстояло нам пройти. Эти горы не имеют вида одного хребта, а стоят в беспорядке, одна загораживая другую. К югу они понижались. Коротким, около версты, спуском мы вышли в лощину и остановились в ней, пройдя за весь день 32 версты.
   За вчерашний и сегодняшний день мы встречали в горах по ущельям и в долинах по логам следующие виды растений: саксаул (Haloxylon ammodendron), 2 вида хармыка (Nitraria Schoberi и sphaerocarpa), тамариски (Tamarix sp.), Calligonum mongolicum, 2 вида Atraphaxis sp., Lygophyllum sp., Reaumuria songarica, золотарник (Garagana sp.), Karelinia sp., кендырь (Apocynum sp.), хвойник (Ephedra sp.), дырисун (Lasiagrostis splendens), ломонос (Clematis songarica), Sphaerophyza salza, Artemisia sp. (древовидная), Statice aurea и др. Из птиц вьюрки (Montifringilla sp.), сойки (Podoces hendersoni) и ворон, летящий с нами с Хуна.
   Мы видели много верблюжьих следов (Camelus bactrianus ferus), антилоп (Antilope subgutturosa affinis), зайцев (Lepus sp.), 2-3 вида грызунов (Glires sp.) и по снегу следы лисиц (Canis vulpes) и волков (Canis lupus sp.). Горы, среди которых мы остановились, состоят из кристаллической породы розового цвета, как кажется, из шпата и кварца; в предыдущих кряжах преобладали сланцы.
   Оставшийся до Са-чжоу путь уже не будет нам загораживаться горами. Курук-тагом мы будем только спускаться вниз. Сознание этого обстоятельства как-то делало Са-чжоу более близким и нетерпение притти в него росло с каждым новым переходом. Меня сильно огорчало то обстоятельство, что проводник наш, давно уже не несущий своих обязанностей, на все мои расспросы об окрестной местности, о горах, урочищах и прочее, ничего не мог сообщить и, как уже после оказалось, он ехал этой дорогой только по ночам в арбе и спал. Дело было весной, когда днем под палящими лучами солнца ехать никто не рискнул бы. Этим-то и объяснилось его незнание дороги.
   Ночью опять очень сильный мороз, и густой туман закрывает утром окрестности.
   Мы, подгоняемые желанием скорее достичь Са-чжоу, быстро снялись с бивуака. Дорога предстояла не трудная, все вниз, но зато по камням, что так неприятно нашим верблюдам, потому что их подошвы стали пронашиваться за эту пустынную дорогу. В 12 часов опять северо-восточный буран дул нам в левую сторону и подгонял наше движение.
   Видели совсем свежие следы диких верблюдов, вероятно только что убежавших, зачуявших движение каравана. Нам навстречу попался китайский караван на верблюдах, шедший в Хами с горохом.
   Пройдя 33 версты, остановились в ущелье, немного не доходя колодца Шибендун; начинало уже смеркаться, и мы едва успели поставить юрту. На другой день, пройдя Шибендун, возле которого стоят какие-то развалины и тут же на горе башня, мы оставили горы и вышли на долину, засыпанную снегом на 1/2 аршина и окутанную туманом.
   Здесь на снегу мы видели следы встреченного нами вчера каравана, которых и решили придерживаться, так как никаких других следов дороги видно не было. Эта верблюжья дорога донельзя виляла по ровной долине и сильно удлиняла тем путь. Впереди все застилал туман и не было ничего видно. С полдня стало разъяснивать, и вскоре проглянувшее солнце начало нестерпимо жечь лицо, а блестевший на долине снег вызывал резь в глазах. Наконец, я увидал силуэты горных вершин хр. Нань-шаня, прятавшихся в облаках. Радостно забилось сердце: и на эти-то выси мы заберемся летом. Меня только смущало юго-восточное направление дороги: Са-чжоу ведь лежит на юг. Впрочем, думаю, если и дальше немного пройдем, то больше увидим - нет худа без добра, и мы продолжали дорогу; наконец, пройдя 36 верст, мы пришли к богатому камышовому займищу, протянувшемуся с востока на запад.
   Это займище образуется разливами большой воды р. Сулей-хэ, впадающей на западе в оз. Хара-нор или Хала-чи. Река Сулей-хэ на картах называется еще и Булундзир, но это монгольское название, которого я ни разу не слыхал в Са-чжоу. Нынешние наньшанские монголы называют р. Сулей-хэ - Сурингол.
  

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ОАЗИС СА-ЧЖОУ

Ур. Лобей-ту. - Разделение дорог. - Дер. Ши-нау-эр и обилие фазанов. - Придирки китайцев. - Фермы, - Пришли к г. Дун-хуану. - Ур. Сань-цуй-кур и усиленная рубка леса китайцами. - Знакомство с видным купцом. - Визиты китайским властям. - Средства, побуждающие китайских солдат к храбрости. - Китайский новый год. - Приезд П. К. Козлова с Лоб-нора. - Моя поездка на Хала-чи и в глубь пустыни за горы Курук-тага. - Река Сулей-хэ. - Оз. Хала-чи. - Береговые обрывы озера. - Безводное солончаковое русло. - Перевал в Курук-таге и обзор пустыни. - Обратный путь. - Возвращение на бивуак и результаты поездки. - Посылка урядника Баинова в горы к монголам. - Дорогая оценка китайцами своих услуг. - Медленное движение весны в оазисе. - Приезд урядника Баинова из гор.

  
   Пройденная покатость от гор Курук-тага имеет небольшой склон к югу, местами разрезанная водными размывами, сбегавшими с Курук-тага. Она покрыта редкою растительностью, преимущественно невысокими хармыками. Почва ее мягкая, песчано-галечная. Снег во многих местах сдут.
   Урочище, на котором мы остановились, называется Лобей-ту.
   Корм в Лобей-ту прекрасный, вода тоже очень хорошего качества, дров в виде сухих тамарисков достаточно; мы остались дневать.
   В камышах появились первые фазаны (Phasianus satscheunensis Prz.); перекликаясь своими звонкими голосами, перепархивали целые процессии биармийских синичек (Panurus barbatus). К бивуаку подбегал небольшой табун (штук 12) куланов (Asinus Hang).
   Я послал проводника поискать жителей и порасспросить кое о чем. Оказалось, что в двух верстах на юго-восток находились жители, орошающие свои пашни водами р. Сулей-хэ. Жители эти сообщили, что шли мы настоящей дорогой, а та, которой спускался с гор покойный Н. М. Пржевальский в 1879 г, уже не существует, ее размыло водой в один из недавних прошлых годов.
   День, наполовину облачный, простоял холодный, в полдень термометр не поднимался выше - 17,8°Ц. К вечеру прояснило, и термометр после 9 час. вечера спустился до - 26°Ц. Наши животные хорошо здесь поели и отдохнули, проведя сутки без работы.
   Оставляя урочище Лобей-ту, мы пошли окраиной урочища на восток и версты через 3 свернули на юго-восток, выйдя на дорогу, которая удивительно как изменяла свое направление, виляя то вправо, то влево, без всякой зависимости от местности, единственно по неразумению жителей, не понимающих аксиомы, что прямая линия есть кратчайшая между двумя точками, и этими бессмысленными извилинами удлинявших дорогу вдвое. Дорога пролегала среди камышей, тамарисков, попадались и тограки.
   Через 9 верст мы вошли в небольшую китайскую деревню Лао-цзюан-цзы, состоящую из четырех дворов, пристроившихся у колодца того же имени.
   Отсюда отделяется дорога на северо-восток, идущая на соединение с дорогой аньсийско-хамийской у колодца Хулу-яньцзы. Версты через четыре за этой деревней путь наш свернул на юго-запад, по направлению к городу Дун-хуану, приблизительно делая угол в 240° по буссоли. Здесь уже мы вышли из сплошных камышей и шли по солончакам, на которых камыши занимали лишь площадки между буграми тамарисков. Кроме тамарисков и камышей мы заметили среди местной флоры: Alhagi camelorum, молодые поросли тограка (Populus euphratica), Karelinia sp., сугак (Lycium ruthenicum), солодку (Glycyrrhiza sp.), Inula ammophyla, Halostachys, солянки (Salsola herbacea), Sophora alopecuroides, Sphaerophysa salsa.
   Среди птиц мы заметили: фазанов, биармийских синичек, соек, жаворонков, саксаульных воробьев, около жилья - грачей и ворон. Видели хищников - орла и двух соколов.
   Волки и лисицы очень обыкновенны; местами много зайцев, видели Nesokia sp.
   Наконец, камыши стали редеть, и чтобы не оставить скот без корма, мы должны были остановиться, сделав по дороге 27 верст, а по прямой линии расстояние между начальным и конечным пунктом пути только 17 верст.
   Погода, с утра туманная, после полудня приняла приветливый вид, и мы вторично увидели гигантский снежный Нань-шань и его передовую небольшую гряду Шишаку-сянь, ушедшую от Са-чжоу на восток к городу Ань-си.
   Мимо нашего бивуака ночью проезжало много китайцев с арбами, нагруженными дровами и запряженными четверкой лошадей, быками и даже ишаками.
   Ночь ясная, холодная. Утром опять туман; небо сплошь закрыто облаками, и совершенно тихо в воздухе.
   Проезжавшие мимо нас утром китайцы говорили, что до ближайших селений, где начнется уже население оазиса, дойдем сегодня.
   Мы вскоре оставили камыши. Дорога пошла по изрытым солончакам широкой выбитой колеей и вышла вскоре на старую дорогу, пришедшую с востока-северо-востока и обозначенную старинными турами. Тут же находились какие-то развалины и следы старого заброшенного колодца. Здесь уже солончаки серого однообразного цвета, совершенно лишены растительности и представляют взрыхленный вид пахотных полей.
   Колеи старой дороги вскоре совсем потерялись, только встретившаяся вновь древняя тура указывала на ее направление. Правее туры стояли какие-то развалины старинных построек.
   Бугры тамарисков стали делаться выше, и после 16-ой версты почва стала изменяться - начал появляться песок, менее напитанный солью, а вместе с этим стали появляться снова камыши, Alhagi и Karelinia. Затем впереди показались на горизонте и деревья. Это оказалась уже китайская деревня Ши-цзау-эр [Шицао], стоящая на арыке, выведенном из реки Дан-хэ.
   На первых же встреченных нами убранных пашнях этой деревни мы увидали такое множество фазанов, что даже не верилось глазам. Их тут ходило и подбирало зерна штук 150-200; но наши непрошенные охотники, караванные собаки Кутька и Марс, первые воспользовались этой редкой охотой и менее чем в три минуты разогнали всех. Здесь уже был корм и нашим животным; мы прошли 20 1/2 верст и остановились, чтобы поохотиться на фазанов. Мне не посчастливилось: я двух подбил и одного убил и должен был вернуться, так как меня ожидали работы на бивуаке: нужно было сделать кое-какие записи, наблюдения и вычерчивать съемку. Ф. В. Ладыгин добыл 4.
   Жители соседних фанз, желая сорвать с нас что-нибудь, пришли с заявлением, что они нарочно разметают снег на пашнях, чтобы привлекать фазанов, и ловят их петлями, что, разумеется, было неправдой, так как никаких следов метлы нигде не было заметно. На этом сорвать с нас не удалось, и потому они изобрели другой способ попользоваться от нас, заявив, что один наш человек наломал дров с места, где у них похоронены их родственники, и тем нарушил покой их праха, и требовали за это удовлетворения, собравшись в значительную толпу.
   Чтобы отвязаться от этой голодной, рваной толпы бессовестных людей, я велел дать им барана, и они тотчас же всевозможными приседаниями и поклонами с различной уморительной мимикой благодарили за подарок, и нарушенное спокойствие их предков было моментально удовлетворено.
   Перед вечером совершенно разъяснило и при совершенно тихой погоде мы одновременно видели и Курук-таг на севере, и Нань-шань на юге. Мороз стоял довольно сильный, после 9 часов вечера достиг -27°Ц, а ночью доходил до -30°Ц. Ночью пришлось людям усерднее наблюдать на дежурстве, потому что голодные соседи могли что-нибудь стянуть; но все обошлось благополучно, и рано утром мы продолжали свой путь уже по оазису.
   Снегу лежало всюду много - на 1/4 аршина и более. Дорога, до крайности скользкая, задерживала движение

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 422 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа