Роборовский Всеволод Иванович - Путешествие в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань

орой половины октября морозы усилились. На р. Баин-гол по утрам появлялась шуга (лед) и наконец 8 ноября река вышла из берегов и стала затоплять окрестности. Мы поспешили сняться с бивуака и перебрались в другое более возвышенное место на ключи в стороне от реки. Князь, ввиду наступивших холодов, предложил нам юрту. Но, когда ее поставили, она оказалась совсем дырявой, старой, проношенной. Мы воспользовались ею не ради тепла, а ради сравнительного простора: она была больше нашей палатки.

   Морозы доходили до -30°Ц по ночам. В юрте большое количество дров позволило нам поддерживать даже ночью огонь в маленькой железной печке, захваченной из Петербурга и теперь несшей свою службу.

   Чтобы итти в Сычуань и попасть туда к весне, решено было снарядиться к 1 декабря и тогда же выступать. Но так как итти с полотняной палаткой было бы холодно, а приобрести юрту в Курлыке очень дорого, да и возить ее на яках неудобно, мы решили сделать на палатку кошмянный легонький футляр, надевающийся сверху, и маленькую, тоже легкого войлока юламейку, т. е. один верх юрты без боковых стенок.

   Люди шили седла на яков и осматривали постоянно приводимых на продажу яков, конечно, ванских в первую голову. За них заламывали неслыханную цену в 10-15 дан и уступали не дешевле 9, настоящая же цена всего 4-6 лан. Так как монголы с большим уважением относились к качествам хайныков, то мы приобретали и хайныков, хотя они стоили еще дороже.

   Хайнык есть помесь яка с коровой. У тангутов эта помесь называется мцзу - самец, и мцзу-му - самка.

   Мцзу-му может отелиться, будет ли отец як или бык (болема). Приплод называется хртуле.

   От самца хртуле и самки яка или коровы - приплод анчацзы; так же называется приплод от быка и самки хртуле или яка. Этот приплод плох, слаб и с кривыми ногами.

   От анчацзы с яком или быком родится янгацзы, более сильный, чем предыдущий.

   От янгацзы при скрещивании с яками или быком получается сильный и здоровый приплод. Это будет самый сильный вьючный хайнык. Он похож на быка, но хвост пушистее.

   При дальнейшем скрещивании вид приплода меняется, смотря по тому, кто был отцом. Приплод более похож на яка, если отцом был як, и более на корову, если отец был бык.

   Вследствие бессовестной алчности князя к деньгам, все приобретаемое в Курлыке для снаряжения в поход в Сычуань стоило больших, почти непосильных для экспедиции денежных затрат, и только благодаря заблаговременной закупке кое-каких предметов, а главное дзамбы, чая и др. в Данкыре, мы могли извернуться с меньшими затратами.

   С приобретением баранов была тоже не малая возня. Прежде всего нам приводили в большинстве негодных, сухих и не уступали их дешевле как по 2 лана; цена же настоящего хорошего барана 7-8 цин. Поэтому я послал Баинова в горы, где он и приобрел штук 15 порядочных баранов ценою от 7 цин до лана и двух яков, одного за 6 лан и одного очень хорошего за 7 ¹/₂. Монголы в горах объяснили дороговизну яков в этом году следующей причиной. На Бухайне у кукунорских тангутов был падеж яков прошлой осенью; тангуты, чтобы возместить свой убыток, принялись очень усердно грабить монголов и в течение всей прошлой зимы угоняли преимущественно нужных им яков.

   Войлоки, арканы, которых требовалось большое количество, стоили в Курлыке страшных цен, потому что прежде всего приносилось для продажи все княжеское.

   К нам на бивуак повадился приезжать один чрезвычайно сметливый и разбитной монгол, который тайком от прочих продавал нам разную нужную мелочь; веревки, кожи, масло, соль и пр., спрятанное все за пазухой. Он не стесняясь жаловался на притеснения князя в торговле. Он говорил, что князь хочет сначала продать свой товар и получить денег побольше. Продавать монголам раньше не позволяет и не велит продавать дешевле его, а, напротив, приказывает монголам запрашивать дороже, чем его люди, чтобы русские думали, что у князя все дешевле. Этот монгол, прозванный казаками за свою изворотливость Девятым дьяволом, откликался на эту кличку, конечно, не понимая значения ее по-русски. Он пользовался большими симпатиями казаков, ибо у него за пазухой всегда было с собой все, что они не спросят - табак ли, кремни, веревки, масло и пр. Если его бывало спросят: "Девятый дьявол, есть у тебя масло?" - он, улыбаясь, сейчас же лезет за пазуху и достает комок масла. "Девятый дьявол, есть ли у тебя аркан?" - он моментально доставал аркан. Но если у него чего не случалось, то в самое короткое время он привозил желаемое на бивуак. Я у него довольно сходно купил хорошую лошадь для похода в Сычуань. Впоследствии она оказалась вполне пригодной.

   У нас шла сортировка вещей, которые мы оставляли на складе, устраиваемом в хырме князя, и вещей, которые должны были итти с нами. Оставляли на время отсутствия немного продовольствия, все собранные во время пребывания в Нань-шане коллекции, запасные на обратный путь препараты для них, часть патронов и охотничьих принадлежностей, часть сапог, белья и проч. Все это укладывалось в ящики и заклеивалось, шкуры же и скелеты зашивались в большие тюки или в свободные брезентовые сумы. Все это занумеровывалось и записывалось в книгу, что за каким номером уложено.

   В конце ноября приехали к нам в Курлык от Сининского амбаня три чиновника с увещеваниями амбаня, чтобы мы не отправились избранным нами путем, а чтобы шли кружным на Лань-чжоу, пугая нас всякими невзгодами: разбойниками, страшными холодами, очень высокими, трудно проходимыми перевалами, отсутствием корма животным и грозя погибелью в этой дороге, если мы не послушаем его.

   Чиновники рассказывали о прелестях кружной дороги, описывая лянгеры ее со всем готовым для путешественников, с теплыми канами, горячим чаем, прекрасной едой и удобным и безопасным передвижением по ней; говорили о почестях и встречах, которые нам везде будут оказывать на той дороге. На избранной же нами дороге амбань ничем нам услужить не может и очень беспокоится, боясь за нашу участь.

   Я очень благодарил чиновников за их беспокойство и просил передать амбаню мою глубокую благодарность за его заботы о нас и любезность, оказанную нам присылкою чиновников; но, не имея возможности отступить от назначенного мне моим начальством пути, я во что бы то ни стало должен выполнить это приказание, хотя бы даже мне и людям моим то стоило жизни, а потому я усердно извиняюсь перед амбанем, что несмотря на все мое желание сделать ему приятное, я, связанный распоряжением моего начальства, которого не могу ослушаться, должен пойти указанной мне дорогой, несмотря на все, что может случиться со мний.

   Чиновники 5 дней продолжали меня уговаривать, но, конечно, напрасно. В этом им помогал и сам князь, желавший скорейшего их отъезда обратно в Синин, потому что он был обязан угощать этих чиновников баранами, не знаю в каком количестве, это зависит от ранга чиновника, а это обстоятельство было ему, как донельзя скупому человеку, крайне неприятно.

   Убедившись вполне, что им не сломить настойчивости русского человека, они передали последнюю просьбу амбаня, чтобы я написал бумагу, что амбань принял все меры, чтобы отклонить меня от опасного пути,, но я не послушался и пошел на свой страх, слагая с амбаня вину за все, могущее случиться в пути, по которому я пошел своевольно. Затем они просили написать им другую бумагу для амбаня, что три таких-то чиновника приезжали ко мне в Курлык-Цайдам от Сининского амбаня и прилагали все усилия и старания отклонить меня от выбранного пути в Сы-чуань, но я не послушал их, и что в моем решении никакой вины с их стороны нет.

   Я написал им эти две бумаги, дал для памяти небольшие подарки, состоящие из европейских вещей и понемногу серебра для дороги. Амбаню послал тоже какую-то вещь и кучу извинений, поклонов, добрых пожеланий здоровья, долголетия и надежды видеться на обратном пути.

   28 ноября чиновники оставили Курлык к большому удовольствию курлыкгкого скупого и жадного князя бейсе. Тотчас после их отъезда мы отвезли в хырму князя оставляемые вьюки и накануне отъезда отвели оставляемых верблюдов.

   При складе и верблюдах были оставлены: старшим - 4 стрелкового туркестанского батальона ефрейтор Ворошилов, того же батальона стрелок Замураев, забайкальского казачьего войска казак Буянтуев и мещанин, зачисленный на общую экспедиционную службу, калмык Катаев. Все они были представлены князю и поручены его попечениям.

   Ворошилов был снабжен подробными наставлениями на разные случаи и запасом патронов для берданок. Ему же даны были списки всего поставленного под его охрану, а также деньги для пополнения продовольствия.

   Проводником до Раджа-гонпа шел с нами старик тангут, который, по его словам, знал хорошо дорогу от Шав-рди, а до нее плохо почему пришлось взять от бейсе проводника до владений Дзун-засака, следующего по нашей дороге монгольского князя, который должен будет нам дать проводника далее.

   30 ноября мы сделали бейсе прощальный визит. Любезностям и радушию его и его супруги не было конца. Нас закармливали с хлебосольством, похожим на русское. Князь обещался пещись о людях, оставляемых мною, о вещах в хырме и о верблюдах и лошадях, указывая моим людям лучшие пастбища. Простились как искренние друзья с взаимными лучшими пожеланиями.

   Вьюки все были в полном порядке к выступлению и разложены по местам.

   Вечером пригнали из гор всех наших яков числом 19; явился и проводник-тангут, нанятый до Раджа-гонпа.

   Провели последнюю ночь в юрте; затем уже будем жить в крошечной юламейке. Люди займут палатку, обкладывая ее на ночь войлоками. Для нас же необходимо более теплое помещение, особенно днем, для производства многих работ, невыполнимых при сильном морозе, вроде ведения дневников, вычерчивания съемок, препарирования птиц и зверей и проч., почему и решили взять с собой юламейку.

   В Курлыке мы провели полностью два месяца - октябрь и ноябрь - и все время работала метеорологическая станция; вот главные данные, выведенные из наблюдений, произведенных на ней.

   За октябрь месяц.

   Полных тихих суток было шесть. Кроме того было тихо в часы наблюдения: утрепние - 22 раза; вечерние - 10; дневные - 4. Всего 36 раз наблюдалось тихое состояние атмосферы.

   По ночам, в особенности во вторую половину, бывало чаще тихо.

   Ветреных дней наблюдалось 25. Северных и восточных ветров не наблюдалось вовсе, а по одному наблюдению пришлось на южные и западные. Чаще других наблюдались ветры северо-западные и юго-восточные; каждые по 11 наблюдений; из них первые дули в часы наблюдений: утренние ни разу; дневные 4 и вечерние 7 раз. Вторые - утренние 1; дневные 9 и вечерние 1 раз. Бури ни одной не было, лишь днем 18 октября до 8 часов вечера дул юго-западный ветер силою в 4 балла и иногда порывами, равносильными буре.

   Совершенно ясных суток было за месяц трое. Кроме того в часы наблюдений было ясно 8 раз: утром 3, днем ни разу и вечером 5 раз.

   Облачность состояла из следующих форм облаков: слоистые наблюдались 7 раз: 3 раза утром, 4 вечером и 0 днем.

   Сложно-слоистые 35 раз: утром 13, днем 13 и вечером 9.

   Кучевые наблюдались только днем 2 раза, утром же и вечером ни разу.

   Сложно-кучевые 6 раз: 3 утром и 3 днем; вечером ни одного.

   Перистые 22 раза: утром 8, днем 7 и вечером тоже 7 раз.

   Сложно-перистые 33 раза: утром 12, днем 12, вечером 9 раз.

   Барашковых не пришлось наблюдать ни разу.

   Сложно-барашковые два раза, по одному утром и днем и ни разу вечером. Таково было состояние неба за октябрь месяц.

   Ежесуточно по ночам были морозы; со второй половины месяца по р. Баин-гол шла шуга по утрам, а в болотах замерзала вода.

   Дневная температура выражается в следующих цифрах:

   Средняя температура из утренних наблюдений = -11,3°. Наименьшая утренняя = -17,6°; наибольшая утренняя = ,6°.

   Средняя температура дневных наблюдений = ,4°. Наименьшая = ,8°; наибольшая = ,2°.

   Средняя температура вечерних наблюдений = -4,4°. Наименьшая = -9,5°; наибольшая = ,3°.

   Дождя и снега на долине ни разу не наблюдалось в течение месяца ни днем, ни ночью; в горах иногда выпадал снег.

   Иней по утрам был 19 раз.

   Тумана не было вовсе.

   Пыльных суток было 7; кроме того наблюдалась пыль в воздухе четыре раза: утром однажды, днем три раза и вечером ни разу.

   За ноябрь месяц тихих суток было 6.

   Кроме того тихая погода была: в утренние часы наблюдения 20 раз; в дневные 2 и в вечерние 17, а всего 39 раз.

   Ветреных дней было 24.

   Ветры северный, южный и западный не наблюдались ни разу. Восточный один только раз вечером 30 числа.

   Северо-восточный наблюдался 20 раз: из них утром 1, днем 16 и вечером 3 раза. Северо-западный не наблюдался. Юго-восточный - 4 раза: один раз утром и 3 раза днем; вечером не наблюдался. Юго-западный 4 раза: утром и днем по одному и вечером 2 раза.

   Ветры чаще были слабые: в 3 балла один только раз и один раз, 18 числа, была буря.

   Совершенно ясных дней было три, и в часы наблюдений кроме того полная безоблачность наблюдалась 8 раз: утром 4 и вечером 4; днем же ни разу. Большая часть ночей облачная.

   Облачность составляли следующие формы облаков:

   Слоистые, наблюдавшиеся 16 раз: утром 5, днем 6 и вечером 5 раз.

   Сложно-слоистые - 26: 11 утром, 7 днем и 8 вечером.

   Кучевые - дважды: однажды днем и однажды вечером, утром же ни разу.

   Сложно-кучевые - 8: 4 утром, 3 днем и однажды вечером.

   Перистые - 26: утром 6, днем 9 и 11 вечером.

   Сложно-перистые - 22: утром 10, днем 5 и вечером 7.

   Барашковых и сложно-барашковых облаков в ноябре месяце не наблюдалось.

   Снег шел 6 раз: четыре раза ночью и 2 раза днем, по одному разу утром и днем.

   Пыль замечали два раза: однажды днем и однажды вечером.

   Иней - 17 раз.

   Туман - 9 раз: утром 5 и днем и вечером по два раза.

   Ночью сильные морозы. 8 ноября стала р. Баин-гол.

   Дневная температура была такова: из утренних наблюдений средняя получалась = -18,3°, наименьшая была = -29,0°; наибольшая = -7,4°.

   Из дневных наблюдений: средняя = ,1°, наименьшая = -7,3° и наибольшая = ,3°.

   Из вечерних: средняя = -12,5°, наименьшая = -21,2°, наибольшая = -4,8°.

  

  

   Первого декабря после завтрака приступили мы к вьючке яков. Первый раз эта новая для людей работа не особенно спорилась и заняла около двух часов времени. Выступили только в час пополудни и направились на юго-восток, но, отойдя немного, принуждены были искать бивуака для остановки, так как случилась неприятность: недалеко от нашей дороги монголы пасли большое стадо баранов; наши бараны, еще непривычные к новому каравану, бросились к этому стаду и перемешались с ним. Пришлось остановиться, сделав только 2 версты, чтобы разобраться с баранами. Часа через два все наши бараны были выбраны из тысячного стада и пригнаны монголами к нам на бивуак. Но в этот день мы уже не пошли далее. Этот первый день нашего выступления был туманный, пыльный. Небо было подернуто облаками.

   Первую ночь провели в юламейке, нагретой печкой довольно тепло, несмотря на внешний мороз в -19,5°Ц, наблюденный утром.

   С яками ходить совсем другое дело, чем с верблюдами. Вьюченье идет долго. На этот раз мы могли тронуться в дорогу лишь в 8 ¹/₂ час. утра; но я надеялся, что впоследствии наши люди попривыкнут к якам, применятся к ним и будут их вьючить быстрее.

   Мы вскоре вышли из полосы камышей и пошли дном отступившего к западу озера Курлык-нор, по мягкой пушистой солонцеватой глине. Затем пересекли полосу хармыков, тянущихся на восток, через четыре версты перешли реку, идущую с юго-востока к озеру. Река эта начинается в болотах, образуемых разливами р. Баин-гол; далее, еще через три версты, перешли ее рукав и свернули на юго-юго-восток. Вправо тянулись высоты, состоящие из глин; они направляются к северо-западу-западу. Вдоль них мы прошли полторы версты и должны были остановиться около ключа, на последнем порядочном корму, потому что далее почти до засаков не будет корма, и животным предстоит перейти большую пустыню. Тут же близ бивуака тянулась полоса камышей и бугры с хармыками, саксаулами (Halimodendron argenteum) и дырисуном. Большие саксаулы все изведены монголами на дрова, а потому по буграм росли лишь только небольшие кустики. Почва солонцевато-песчанистая. В ключах вода пресная с запахом сернистого водорода, исчезающего при кипячении.

   Дорогой нас догнал монгол, посыльный от бейсе, и привез показать бумагу, полученную им от сининского амбаня. В ней поручается князю, чтобы он во что бы то ни стало отклонил наше движение в Сычуань через кумирню Раджа-гонпа и направил нас по большой дороге. Сининский амбань пишет это князю по поручению ланьчжоуского генерал-губернатора; опять указывает все опасности и невзгоды для путешественников в предстоящей дороге и слагает с себя всякую ответственность в случае какой-либо неприятности, буде такая случится, если мы не изменим своего маршрута. На эту бумагу амбань требует от князя ответа; но так как ответ уже повезли чиновники, приезжавшие из Синина в Курлык, то отвечать было нечего. Погода, сопутствовавшая нам, была прекрасна, тихая и теплая. Прошли всего 8 верст. Ночь простояла тихая и теплее вчерашней.

   Утро до полдня мы решили провести на ключах, чтобы покормить на последнем порядочном корму наших животных, лошадей, яков и баранов, и вышли после обеда. Перевалив небольшие высоты, состоящие из глин и протянувшиеся с северо-запада на юго-восток, мы увидали впереди обширную синюю площадь соленого оз. Тосо-нор, восточный залив которого подходил довольно близко к нашей дороге, идущей в юго-юго-восточном направлении. Глиняные утесы подбегающих к озеру высот падают отвесно в соленые воды озера. По западную сторону озера стоят различных форм желто-серые глины, напоминающие собою издали старинные полуразрушенные древние замки, башни и отражающиеся довольно резко в зеркальных водах озера, местами еще не покрывшегося льдом. На гладких поверхностях открытых мест горделиво плавали белоснежные лебеди (Gygnus sp.) и другие пернатые обитатели вод, замедлившие свой отлет на юг, куда они неохотно собираются в путь. Все-таки север для всех них родина, где гнездятся и выводят и воспитывают они свое потомство, и покидают ее лишь гонимые не столько самими морозами, сколько происходящей от них бескормицей.

   Вода в озере пресыщена солью, что служит причиною медленного его замерзания. По восточному берегу, которым мы шли, тянется, несколько отступя от воды, полоса бугров, поросших частью саксаулом, частью хармыками. Довольно широкая полоса, которую мы прошли, направилась на востоку некоторые кусты в ней достигали значительных размеров до 1 ¹/₂ и более сажен вышиною при толщине 1-10 дюймов. За этим поросшим саксаулами пространством мы опять перевалили невысокую глиняную гряду, обошли с запада другую к поднялись на третью; все они шли к востоку. С последней, наиболее высокой, мы увидели на юге довольно широкую и довольно пустынную долину, протягивающуюся параллельно перейденным только что высотам, с запада на восток; немного западнее нашего пути стояла впереди плоская гора Абдоринте-ула; она выделялась своими красными песчаниками.

   Перейдя лежавшую впереди пустыню и выбрав в ней небольшое пространство с довольно жалкой растительностью, мы, пройдя всего двадцать верст и не доходя верст пяти до Абдоринте-ула, остановились на ночевку с запасным льдом вместо воды. Кустики чернобыльника и мелкого саксаула, редко разбросанные по пустыне, послужили для нас дровами, а для животных кормом.

   Яки плохие ходоки по пустыням; их настоящая сфера - горы, уходящие в облака. Там они незаменимы и там только они чувствуют себя хорошо. С ними у нас много возни, особенно по вечерам, когда их приходится привязывать на ночь; на это уходит много времени, потому что каждого нужно ловить веревками и остерегаться, чтобы он не боднул своими рогами, которыми может искалечить человека до смерти. Мы и то старались приобретать комолых (без рогов). Дорогой же они идут вразброд, медленно, и требуют от людей очень внимательного присмотра. Только тангуты, родившиеся и выросшие с ними, как-то умеют с ними обращаться и предпочитают их всяким другим вьючным животным.

   Ночь была довольно холодная; в 7 ч. утра термометр показал -20,2°Ц. В 8 часов утра мы уже двигались на юг. Дорогою перевалили 3 глиняных увала, протянувшихся к востоку. В долинке между первым и вторым шли порослями саксаулов. По гребню третьего, высота которого над уровнем моря доходит до 10 700 футов, подымалась на западе красная Абдоринте-ула. Спустившись с третьего увала, мы вышли в обширную долину, заполненную солончаками, среди которых были разбросаны блестевшие на солнце соленые лужи разной величины; кое-где торчали тщедушные, отжившие камыши. Этим солончаком мы шли около шести верст, к востоку же и западу он убегал за видимый горизонт.

   Пройдя солончак, мы поднялись на обширную плоскую пустынную возвышенность, называемую Мушикшин, выстланную щебнем и хрящом различных горных пород в серо-желтом глинистом песке. О силе дующих здесь временами ветров и их настойчивости свидетельствует встреченная нами на пути выдутая ветрами глубокая котловина, обставленная разрушенными и развеянными ветром глинами. Дно этой котловины совершенно гладкое, твердое, как ток, покрыто щебнем и хрящом различных горных пород, более или менее отточенных песками, с страшной быстротой и силой гонимыми ветром. Слегка возвышенным плато Мушикшин, понижающимся до 9 290 футов абсолютной высоты, мы шли 65 верст. На пути изредка попадались отдельные кустики или разреженные группы кустов саксаула, удаленные друг от друга на десятки саженей.

   С южной окраины Мушикшина нашим глазам представилась ровная глинистая долина Куку-бейле, с поверхностью местами настолько гладкою, что она блестела на солнце, и ее легко можно было принять за водное пространство. Отсюда к югу уже начинается гладкое пространство Цайдамской котловины. Чрез всю ее ширь, выше оседающей над этой долиной темной пыли, мы разглядели тянувшийся с востока на запад громадный хребет Бурхан-будда, своими зубчатыми снежными вершинами, позлащенными вечерним солнцем, таинственно просвечивавший через голубоватую дымку дали. Он опоясывает Цайдам с юга от Тибета и служит надежным сторожем последнему против набегов европейских путешественников в эту таинственную и неприветливую страну враждебного европейцу населения, дикого яка и страшных, убивающих все живущее, заоблачных высот. Немногим лишь счастливцам не загородил Бурхан-будда дороги в Тибет, и они унесут с собою в вечность чудные картины величественной природы, сказочно громадных снежных вершин и льдов, громоздящихся вверх и ослепительно сверкающих на солнце днем и переливающих своим холодным блеском при яркой светлой южной луне ночью; не забудут эти счастливцы и миллионные стада диких яков, куланов, антилоп и других зверей, привольно и безбоязненно пасшихся вокруг их палаток, и с любопытством и недоумением глазевших на пришлых новых людей.

   Спустившись с Мушикшинской возвышенности, которая подымалась на абсолютную высоту 9 288 футов, и промучившись со своими яками 8 часов времени, мы прошли всего 28 верст и остановились у ее подножья, на северной окраине пустыни Куку-бейле. Северо-западный ветер преследовав нас всю дорогу и не перестал даже к ночи.

   Вторую уже ночь животные проводят без корма, а мы с запасным льдом. Следующую ночь расположимся на главной цайдамской реке Баин-голе. Ночью мороз свыше -20°Ц давал себя знать довольно чувствительно, благодаря северо-западному ветру, дувшему, не переставая, вплоть до рассвета. Утром промерзшие и проголодавшиеся за ночь животные наши были какими-то нервными, недовольными и очень неохотно подчинялись вьючке, что опять немного задержало наше выступление.

   Вскоре после того, как покинули ночлег, мы подошли к реке Булунд-зиру, идущему широкою водною лентою недалеко вдоль высот Мушикшина, из болот Иргыцык, с северо-северо-востока к р. Баин-голу, в который он впадает. Берега его, солончаково-глинистые, совершенно лишены растительности. Дно такое же глинистое, вязкое. Ширина реки до 50 шагов, глубина местами доходит до 4-5 футов. Вода грязная, солоноватая; но несмотря на это наши животные при переправе останавливались пить, и только понуждения наших людей заставляли их двигаться вперед и избавляли от опасности быть затянутыми чрезвычайно липкой глиной. Переправа при общей усиленной деятельности всех участников каравана окончилась благополучно.

   Первые 15-16 верст мы шли по твердой глинисто-солончаковой поверхности, настолько твердой, что караван не оставлял следов. Изредка попадались площадки солончаков темнобурого цвета, похожих на изрытую гигантским плугом пашню. Неровности представляли собой соляную корку, состоящую из затвердевшей смеси соли и атмосферной пыли, обыкновенно осаждающейся после бурь в большом количестве. Дорога заметна только по помету животных. Перейдя эту пустыню, называемую Гельчик, на которой мы не встретили ни одной гальки, мы прошли неширокой каймой барханов песку и вышли в камышовую равнину р. Баин-гола, в урочище Шарагуй. Среди растущих здесь в изобилии кустов тограка (Populus euphratica), которые монголы безжалостно рубят на дрова, тянутся параллельно встретившейся речке (приток р. Баин-гола) бугры с тамарисками; эти бугры, состоящие из серо-желтого, сильно глинистого песка с растительными остатками, образуются путем осаждения из воздуха мельчайшей глины, поднимаемой в атмосферу ветрами и осаждающейся при затишье на землю.

   Из злаков, кроме камыша, попадались: колосник (Elymus sp.), дикая пшеничка (Triticum sp.).

   Почва песчано-солончаковая, мягкая, пушистая.

   Среди хармыков много соек (Podoces hendersoni), ропофилок (Rhopophilus sp.), фруктоедов (Carpodacus sp.); кроме того заметны были вороны (Gorvus corax) и жаворонки (Alauda sp.).

   По сторонам виднелись монгольские юрты, многочисленные стада овец, коров и табуны лошадей. Верблюдов видели немного. Наши яки, от которых зависит, главным образом, успех нашего предприятия, заметно устали за эту пустынную дорогу, несмотря на легкие вьюки. Некоторые, волоча ногами по земле, стирают себе копыта, а мы только начинаем свой поход в Сычуань.

   На 21-й версте мы вышли на небольшой рукав р. Баин-гола, он был подернут льдом. Найдя удобное местечко, остановились, развьючили яков, поставили палатки. Но, к удивлению своему, разбив лед, мы не нашли под ним воды. Вероятно, где-нибудь выше в более мелком месте, где рукав бежит по плёсу, он промерз до земли, а ниже этого места бежавшая вода ушла дальше, оставив пустоты между льдом и дном рукава. Тем не менее мы остались здесь, благодаря хорошему корму.

   Для себя мы имели запасной лед, да и этот могли растопить. Для животных же пришлось лед раскалывать и дробить его довольно мелко большим молотом. Но так как в нашем караване с собаками и баранами вьючных и верховых животных было до 45 штук, то удовлетворить их вполне этим способом было невозможно, и каждое из них получало лишь понемногу толченого льда. Хотя животные и сами грызли куски льда, но сила их жажды была так велика, что, несмотря на трехдневную голодовку, они стояли больше у безводной речки и не принимались за прекрасный корм.

   Мне необходимо было сделать здесь, на Баин-голе, астрономическое определение; а так как это редко удается окончить в один день, и для астрономического пункта желательно было кроме того выбрать место более заметное и, наконец, более подходящее для наших голодных животных, я послал Баинова на поиски; он скоро вернулся, найдя удобное местечко около дорожной переправы через р. Баин-гол, в ур. Ханан-цаган, название которого распространялось и на местность нашей настоящей остановки. Мы решили завтра же перебраться и устроить дневку. Погода стояла хорошая.

   Рано утром мы направились на юго-восток-восток. Хармыков было менее вчерашнего; вчера наши вьюки пострадали от их колючек и сильно поободрались, так что требовали починки. Мелкие выеденные скотом камыши тянулись на необозримые пространства к западу и востоку. Через семь верст мы вышли на главную реку Баин-гол, там где она делится на два рукава, образуя островок с хорошим кормом (мелкий мягкий камыш).

   На правом берегу разбили бивуак, а животных прогнали на пастьбу на островок.

   Лед на реке был толще одного фута. Погода теплая, но облачная; последнее обстоятельство помешало приступить к астрономическим наблюдениям. На льду возле полыньи собирается масса мелких птичек на водопой. Поймали в палатке какого-то короткохвостого небольшого грызуна, поступившего в коллекцию.

   Отсюда мы должны были отпустить нашего проводника, взятого из Курлыка, и получить другого от Дзун-засака. Это скоро не делается, и мы провели в ур. Ханан-цаган два дня. Тем временем, я в оба дня принимался за свои астрономические наблюдения, но появлявшиеся облака мешали работе. Впрочем, мне было крайне неудобно производить эти наблюдения, вследствие повязки с ватой на правой щеке, заболевшей еще в Курлыке рожей. Наши животные отдыхали и наслаждались хорошим кормом на острове. К вечеру третьего дня приехали двое проводников от Дзун-засака, которые поведут всего дня четыре, до Барун-засака, а этот снабдит нас проводником до кумирни Шан-рди.

   Погода здесь теплая. Наш бивуак осаждают вороны и затевают драки между собой из-за бараньих костей и других остатков от экспедиционной трапезы. Это очень смелые и нахальные птицы.

   Проведя в Ханан-цагане три ночи, утром 9 декабря мы продолжали путь, перейдя на левый берег реки, и двигались, отступя от нее немного к югу, по камышовым солончаковым пространствам; через 11 верст вступили в хармыковые густые заросли, которыми вышли снова на р. Баин-гол; здесь она разливалась шагов на 200. Дно реки состояло преимущественно из желто-серого неравнозернистого песка и некрупной гальки. Покрытые камышами песчаные бугры, тянущиеся вдоль реки, состоят из серо-желтого сильно глинистого, очень мелкого песка. Прошли только 15 верст.

   Следующим утром продолжали путь вдоль, реки солончаками, поросшими камышами, хармыками и местами тамарисками.

   Почва хармыковых зарослей состоит главным образом из серо-желтого очень мелкого глинистого песка; в местах с преобладающей тамарисковой густой порослью, солончаки прикрыты твердой коркой из солей с глиной, самая же почва - серо-желтый известковый суглинок. Почва тамарисковых бугров образована из буро-желтого лёссовидного суглинка, перемешанного с тамарисковыми поломанными веточками.

   Немного далее, среди камышей, на совершенно ровной долине, стали появляться накипи льда замерзших ключей. Это начало урочища Кара-усу. Вдоль дороги по правую сторону тянется на запад ложбина с ключевой водой и наплывами льда, окаймленная лентой особенно густых и высоких камышей, из которых доносились голоса фазанов (Phasianus vlangalii Przew.). Наш проводник говорил, что следующая остановка будет малокормной, а в этом урочище трава была очень хорошая, мелкая, любимая яками; ввиду этого я решил остановиться на ночевку, хотя мы прошли всего девять верст. По ключам этого урочища паслось много скота, и группами стояли юрты монголов. Вскоре после нашей остановки приехал к нам монгол, знакомый по прежним моим путешествиям, и приглашал к себе в гости. Я остался дома, так как была работа по приведению в порядок дорожных записей и вычерчиванию съемки; поехали П. К. Козлов, В. Ф. Ладыгин и Баинов.

   Здесь мы видели летящих лебедей (Cygnus sp.), серых куропаток (Perdix barbata), много соек (Podoces hendersoni), белую цаплю (Ardea sp.), фазанов (Phasianus vlangalii), на ключах различных уток (Anas sp., Querquedula sp., Casarca rutila) и пр. Видели также нескольких антилоп (Antilope subgutturosa), много зайцев (Lepus sp.), и других мелких грызунов (Glires sp.).

   Монголы говорили, что очень много волков следят постоянно за стадами и давят баранов, а многочисленные лисицы охотятся по камышам за фазанами, не пропуская случая при удаче полакомиться и другими птицами, а весной их яйцами или молодыми птенцами, до которых они большие охотницы. В ключах мы поймали несколько рыбок из вида Cobites sp.

   Утром мы рассчитывали сделать переход верст в двадцать, по словам, проводника; но вышло несколько иначе. Мы вышли, не изменяя юго-восточно-восточного направления, и вскоре вступили на совершенно гладкую равнину, убегавшую на восток до гор, синевших вдалеке на горизонте. Роскошные высокие и густые травы заставляли забывать, что находишься в соленом камышовом Цайдаме, ибо вид этой равнины не имеет ничего общего ни с западным, ни с средним Цайдамом, с которым только я и был знаком. Густые травы, местами камыши вокруг незамерзающих ключей дают приют множеству фазанов. В этом месте р. Баин-гол уклоняется к северу, делая извилину, отдаляющую ее от нашей дороги. Тут же отделилась и пошла на северо-восток в Дулан-кит и на оз. Куку-нор наезженная дорога, - дорога тибетских богомольцев, направляющихся из города Синина через Данкыр.

   Чтобы добыть хорошие экземпляры помянутых фазанов, я соблазнялся остановиться здесь; недостаток топлива, - поблизости не было никаких кустов - не позволил этого сделать. Кстати, здесь же нас встретил присланный Барун-засаком, узнавшим о нашем движении, монгол, который указал нам хорошее кормное место для остановки в урочище Ангыр-тын-куку-намага с кустами хармыка, невдалеке от стойбища засака, в том же урочище, в 3 ¹/₂ только верстах от места, изобилующего фазанами. Нам говорили, что дальше мы можем не встретить их. Поэтому мы решили передневать здесь и сейчас же после остановки, напившись только чаю, П. К. Козлов, В. Ф. Ладыгин и Жаркой стали собираться на охоту.

   Тем временем я послал Баинова к Барун-засаку благодарить за его любезность, поручил передать ему кое-какие подарки вместо хадака. Князь очень радушно принял Баинова, расспрашивал его о нашем здоровье, здоровье животных и об успешности и благополучии нашего путешествия.

   По возвращении Баинова следом за ним приехал ко мне и сам засак с двумя провожатыми. П. К. Козлов еще не успел уехать на охоту. Князь узнал его, Иванова и Жаркого, которых видел в последнее путешествие Н. М. Пржевальского. Со мною же он был знаком по двум путешествиям Николая Михайловича, при посещении им Цайдама. П. К. Козлов при князе уехал на охоту. Князь был очень любезен, выражал радость по поводу состоявшейся встречи старых знакомых. Мы угощали его чаем, печеньем Эйнема, которое ему очень понравилось, и различными сластями, приготовлением которых сильно интересовался и расспрашивал, как бы желая делать их у себя. Прогостил он у меня более 2 ¹/₂ часов времени и очень усердно просил навестить его завтра в его доме (юрте) и как у старого знакомого и приятеля отведать его хлеба-соли. Я с удовольствием принял его предложение.

   Близ бивуака мы видели антилоп (Antilope subgutturosa), нескольких зимующих белых цапель (Ardea sp.), кряковых уток (Anas boshas), стаями пролетавших мимо бивуака с одного ключика на другой. Среди ключей многие не замерзают, и в камышах много талых мест, где водяная птица находит себе корм. Я измерил температуру открытой от льда воды ближайшего ключа при выходе его из земли; термометр показал ,5° в час дня.

   Местные монголы, осаждавшие нашу кухню, предлагали нам баранов, яков, верблюдов, желая вступить с нами в выгодные для них торговые сношения, что не везде бывало.

   Цена верблюда самая высокая 25 лан. Хорошего достать можно за 20, хотя запрашивают по 30 лан. В Курлыке же у князя платили мы по 29 лан и редко немного дешевле. Барун-засак, не стесняя своих монголов, как это делал Курлык-бейсе, предлагал нам тоже баранов, яков и даже проводника до Раджа-гонпа. Но мы имели тангута из Курлыка и за проводника только благодарили. Весь день погода стояла прекрасная, теплая. Ночью невыносимо выли волки, почти у самого нашего бивуака, и собаки выходили из себя, с лаем бросаясь по сторонам, и, боясь покидать бивуак, часто подбегали к ночному дежурному.

   Утром в обычное время наблюдений термометр стоял на -24,5°; но, благодаря ясному небу и отсутствию ветра, солнышко быстро нагревало воздух. У местных монголов много тибетских монет, которые они охотно приносили для обмена на серебро одинакового количества по весу. Мы приобрели по несколько штук. Кроме того сюда проникают и индийские монеты⁵², с портретом императрицы Индии, привозимые богомольцами из Тибета.

   В 11 часов утра я отправился с Баиновым к князю. До него было всего около 1 ¹/₂ верст, и невдалеке от его стойбища виднелись песчаниковые обдутые ветром слоистые обрывы; верхние слои этих обрывов состоят из известково-глинистого мелкозернистого песчаника и тонкослоистой глины, оба розово-желтого цвета. Ниже лежащие слои из мелкозернистого известковистого твердого розового песчаника и самые нижние пласты слагаются из мелкозернистых известково-глинистых зеленоватых песчаников.

   Засак вышел мне навстречу из своей юрты и, как заботливый хозяин, приветливо ввел меня в нее. Тут находилась его старуха-жена и довольно миловидная, конечно для монгольской обстановки, девушка лет 16, дочь его; другой, младшей дочери я не видал. Сыновей у князя нет. Повидимому, он был крайне доволен моим посещением, распоряжался сам и приказывал жене и дочери угощать нас чаем и своими монгольскими сластями: сушеными пенками, китайским леденцом, сахаром, печеными в сале пшеничными лепешками, дзамбой и джумой. Джума - это сушеные клубни гусиной лапки (Potentilla anserina), образующиеся на корнях ее на глубине 3-4 вершков ниже поверхности земли. Ее едят сильно разваренною с маслом и сахаром. Это блюдо я с удовольствием ел у монголов Цайдама. Эта еда, распространенная главным образом в Тибете, любимая в монастырях, у всех тангутов и тибетцев служит лакомством при угощении гостей.

   Я просидел у засака 1 ¹/₂ часа. Он очень много расспрашивал о Н. М. Пржевальском, к которому относился в разговоре с особенным уважением, и крайне огорчился, когда я сообщил ему о смерти Николая Михайловича. Князь очень сожалел, что мы устроили свой склад в Курлыке, а не у него. Я купил у него за 10 лан прекрасного смирного хайныка, специально для перевозки инструментов и хронометров. Вьюк этот возился из Курлыка до сих пор на самой смирной лошади, но он для нее был тяжеловат. Расстались с князем как настоящие старые друзья.

   Вскоре по моем возвращении от князя, возвратился и Петр Кузьмич с охоты с добычею шести прекрасных фазанов Влангали (Phasianus vlangalii Przew.). Погода простояла тихая, с утра ясная, а после полудня небо закрылось на половину облаками. Наступившая темная ночь ознаменовалась сильным северо-западным бураном, заставившим подумать о целости нашего убогого приюта - юламейке, и, чтобы ее не унесло ветром, пришлось обложить ее кругом вьюками и привязать к ним. С вечера было тепло, а подувший буран уронил температуру до -16° в юламейке, а вне ее утром было слишком -20°. и небо сплошь закрыто облаками, атмосфера заполнена пылью.

   Одиннадцать верст мы шли по вытравленной скотом болотисто-ключевой местности. На всем пути не встречали топлива. Непрерывные ключевые наплывы льда стесняли ход наших животных, которые постоянно на них скользили и часто падали. Погода была очень пыльная, но тихая.

   На 12-й версте мы остановились в урочище Цзуха-мунцук, принадлежащем уже к кумирне Шан-рди, но временно занятом кочевавшими монголами. Тут нашлись и дрова в виде небольшого количества кустов хармыка.

   Привыкши ходить с верблюжьим караваном, нам казалось неудобным чрезвычайно медленное движение яков, требующих особенно много внимания в пути. Мы делаем из-за них все маленькие переходы, т. е. двигаемся так называемым черепашьим ходом. Ужасно скучно так медленно двигаться и крайне обидно тратить много времени на такие короткие переходы. Мы двигаемся по 3 версты в час. Но ничего не поделаешь: в страну, куда мы идем, на других животных со вьюками не пройти! С Цзуха-мунцука, несмотря на пыль, мы увидали пески на юго-восток и восток, а верстах в 6-7 пески, потянувшиеся на север. Благодаря сильной пыли и облачности, сумерки наступили гораздо ранее обыкновенного, и пришлось довольно долго дожидаться наступления настоящей ночи. Ночь простояла очень темная, тихая. Пыль к утру немного осела и рассеялась. Очертания песков, виденных вчера сквозь пыль, сильно выяснились. Обрисовалось и ущелье, из которого выходит р. Баин-гол под именем Ёграй-гола; видно и то место, где, по указаниям проводника, находится кумирня Шан-рди, в неизменяемом нами юго-восточно-восточном направлении.

   Первые верст пять мы шли по замерзшему болоту, покрытому осоками и злаками. Затем почва стала изменяться в более песчаную; стала изменяться и растительность: появились хармыки, сугак (Lycium chinense), полынь (Artemisia sp.), изредка тамариски (Tamarix sp.), татарник (Cnicus sp.), саксаул (Haloxylon ammodendron), чернобыльник (Artemisia sp.) и пр.

   Река шла версты 1 ¹/₂ севернее нашего движения; за нею потянулись к востоку пришедшие с севера пески. На южной стороне дороги тянулись тоже пески, присыпанные к подошве Бурхан-будда, теперь впервые ясно видимого, а ранее скрывавшегося все время за пылью. В бинокль можно было рассмотреть кусты саксаула. По дороге стал попадаться на северных склонах бугров и песчаных барханов сдутый с них снег, тоже первый после Курлыка.

   Река делалась все маловоднее и, наконец, совсем исчезла. Здесь в устье ущелья, куда лежал наш путь, ложе ее завалено толстым слоем гальки, вынесенной ею же из ущелья, и река скрывается под ней. Место это называется Гацзер-уцзур (Конец земли). На краю южных песков нашли место с надутым снегом, остановились на 13 версте и разбили свою юламейку, а люди палатку. На песках здесь росли песчаный камыш (Psamma vilosa), 2 вида полынки (Artemisia sp.), Galligonum mongolicum, хармык (Nitraria Schoberi) и саксаул (Haloxylon ammodendron).

   Продолжая дорогу на другой день, мы шли немного левее сухого русла реки Баин-гола, называемой здесь уже Ёграй-голом. Почва песчаная, местами с примесью гальки, прикрыта разреженною растительностью, состоящею из следующих видов: 2 вида полынки (Artemisia sp.), Statice sp., колючего, растущего кочками Astragalus sp., Reaumuria songarica, белолозника (Eurotia sp.), хармыка (Nitraria Schoberi), Calligonum mongelicum, Sympegma Regeli, сульхира (Agriophyllum sp.), песчаного камыша (Psamma vilosa), хвойника (Ephedra sp.), саксаула (Haloxylon ammodendron), дырисуна (Lasiagrostis splendens), Calimeris sp. и пр. На 9 версте; почва изменилась в лёссовую, и стали попадаться сквер