Роборовский Всеволод Иванович - Путешествие в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань

крайне пологим, глинистым подъемом мы взошли на перевал Цаган-оботу-дабан. Он вздымается на 14 085 футов над уровнем моря. Предел растительности идет выше его еще футов на 300. С перевала на юго-восток открылся вид на плоскую долину, по которой пойдет наш дальнейший путь. Спустившись с перевала 1 версту, мы остановились на луговой площадке. Здесь мы заметили, что за нами следует тангутская собака и летят три ворона, питающиеся остатками после снятия бивуака. Отсюда проводники тангуты ездили на охоту на яков, но безуспешно. Они говорили, что были раненые, но ушли; они их не преследовали, жалея лошадей и щадя их силы, нужные в дорогу. С такими же результатами охотился и Курилович.

   Утром мы направились в долину и перешли ее в юго-восточном направлении. Идя по ней, мы встречали травянистые кормные площадки, там же попадались полынка и дзере-туле. За долиною тянутся на юго-восток-восток высоты, которые пройдены нами разрывающим их ключевым ущельем, выведшим на другую долину. Впереди стоял опять кряж с понижением на юго-востоке. Переходя эту долину, я заметил большие трещины в земле и на снегу, крепко сбитом ветрами, из чего можно заключить, что трещины эти недавнего происхождения. Но какая причина их появления? Сильные морозы?

   Пройдя 11 верст, мы остановились на сухом зимою русле речки Джюрме, идущей с северо-востока-востока и впадающей в Тосо-нор, по пути к которому верстах в 6-7 западнее нашей стоянки она прорывает красноватые высоты, называемые Тэмэ-хода. Здесь нашли очень хороший корм, достаточное количество аргала для топлива и снега для воды. Много волков, которых гоняли нащи собаки. Вьючные яки наши идут плоховато; есть уже опять хромающие.

   Переночевав на Джюрме, мы пошли на перевал через высоты Тэмэ-хода. Перевал пологий с обеих сторон и относительно невысокий. Подымаясь, мы видели двух яков, куланов, антилоп ада, зайцев и других грызунов. С перевала открылось на юге обширное, покрытое льдом озеро Тосо-нор, и версты через три мы достигли берега этого озера в урочище Джамкыр, где и остановились на площадке с выеденной травой. До юго-восточного конца озера осталось недалеко, и завтра мы, вероятно, дойдем туда, чтобы передневать и сделать кое-какие наблюдения на озере. Чтобы выбрать хорошее место для дневки, я послал Баинова вперед найти таковое. По возвращении он сообщил, что впереди порядочных мест нет, и нечем кормить животных на дневке, а придется версты 1 ¹/₂ вернуться назад, туда, где мы вышли на берег озера с перевала Тэмэ-хода.

   Толщина льда на озере равнялась пяти четвертям; вода в нем пресная. За озером стоят стеной скалистые горы, протянувшиеся на юго-восток к Амнэ-мачину, белевшему громадами своих снегов в том же направлении; по склонам этих гор растут ивы и водится много белошейных и совсем белых медведей. В горах Тэмэ-хода, по настойчивым уверениям проводников, водятся олени, имеющие белую шерсть на рогах. После полудня подул северо-западный ветер, доходивший временами до силы бурана. Вообще после Шан-рди погода все время стояла после полудня ветреная, а иногда ветер начинался и ранее. Около 8-11 часов небо немного разъяснивало, а потом вместе с ветром вновь появлялась облачность.

   Ранним утром мы подались версты 1 ¹/₂ на запад, на то место, где впервые ступили на берег озера Тосо-нор. Здесь несравненно более корма, и наши животные наверно не будут голодать, да и для астрономических наблюдений это заметное место.

   День простоял прекрасный. Мне удалось определить широту по солнцу и время по западному положению его. П. К. Козлов убил 2 вида грызунов и несколько альпийских соек (Podoces humilis). Ночью дул сильный ветер при -27° в палатке.

   Следующий, тоже прекрасный солнечный день решили провести здесь же, чтобы повторить свои наблюдения солнца. Утреннее и полуденное прекрасно вышли, а во время вечернего небо затянуло облаком. Северо-западный ветер свирепствовал с полудня весь день и не утих на аочь. По берегам озера растут: кипец (Stipa sp.), мятлик (Роа sp.), полынка (Artemisia sp.), стелющаяся мирикария (Myricaria prostrata), вид дикой гречки (Polygonum sp.) и, вероятно, многие другие, зимою незаметные виды.

   Абсолютная высота положения оз. Тосо-нор оказалась в 13 182 фута.

   Урочище Джамкыр, лежащее на северном берегу озера в наблюденной точке, оказалось на широте 35° 18' 35" и при долготе от Гринвича 98° 25' 48".

   Пройдя от места ночевки берегом 12 верст на восток, мы оставили озеро и пошли подножьем северных высот, спускающихся в его долину.

   С востока к озеру примыкает обширное болотисто-ключевое пространство. Мы шли сперва в восточном, а потом в северо-восточно-восточном направлении, перевалили невысокие горы перевалом Джамкыр-яма и, спустясь с него, вышли на долину Рначу-Наргын, где и остановились. на 17-й версте. На этой долине всюду паслись стада яков и антилоп ада и табуны куланов. С 11 часов утра северо-западный ветер подымал в воздухе тучи пыли. По долине, в заветренных местах лежал снег. Окрестные горы имеют мягкий вид и по пазухам покрыты травянистою растительностью. Невдалеке от нашего бивуака паслись, не обращая на нас внимание, штук 50 диких яков и антилопы ада в одиночку и стадами, по несколько штук. Наступившая ночь была ветреная и холодная. Около полуночи термометр показывал около 28° мороза, в 3 часа ночи -36° и в 7 ч. утра -33,5°. В палатке нашей ночью было во всяком случае неменьше -30°. От дыхания усы, борода, подушка и баранье одеяло покрывались толстыми слоями льда и инея и смерзались, что было крайне неудобно и неприятно, особенно если требовалось перевернуться на другой бок.

   Утром, пройдя долиною Рначю-Наргын 8 верст, мы перевалили невысокие горы перевалом Рдо-вси-лун-нига, соединяющие северные горы Джаглунг-чадын с высотами Наргын, взяли направление на восток с легким склонением к югу; шли по долине Рамебыбр-манпиктын, местами переходя сухие русла по надутым ветрами сугробам снега; с юга эта долина огораживается неправильно набросанными высотами, отходящими от Наргына, а с севера высотами хребта Джаглунг-чадын. В северной части долины много ключей среди хороших кормовых пространств.

   Перейдя эту долину, вступили в широкое ущелье, образуемое южными высотами и высотами, пришедшими с севера. На 17-й версте мы остановились недалеко от берега оз. Кара-нор, по-тангутски Дыг-мцо. Оно было покрыто льдом, засыпанным пылью. В окружности имеет до 30 верст. Восточный берег, имеющий довольно прямую береговую линию и пологий, примыкает к высоким горам Хдзах-мугдын. Северо-западный и западный обставлены высотами хребта Джаглунг-чадын и крайне изрезаны заливами, образуемыми вдающимися в озеро мысами высот. Южный берег подходит к высотам Наргын и образует большой залив, из которого при переполнении озер водою идет речка по широкому ущелью на юго-восток. В южной части озера стоит горный остров версты 3 в окружности. Вода озера не сильно соленая, рыбы нет. С запада в южную часть озера по пройденному нами ущелью приходит речкою ключевая пресная вода, размывая по пути бело-серые глины. Абсолютная высота озера 13 038 футов. Среди тангутов и монголов ходит поверье, что в водах этого озера и озера Тосо-нор обитают чудовища в виде морских драконов и коров, которые по ночам разбивают лбами лед на этих озерах, и в доказательство указывают на большие трещины льда. По берегам и окрестным горам растет хороший корм, составляющий приманку для яков, куланов и ад; кроме того, много зайцев и мелких грызунов. По зарослям ивы, покрывающим южные горы, перепархивали мелкие птички, а по ровным местам - вьюрки, сойки. Бивуак немедленно посетили вороны.

   Весь день, не переставая, дул ветер.

   Ночь с вечера ясная, потом облачная, ветреная и очень холодная. Minimum показал ночью -34,8°, утром в 7 ч. наблюдалось -32,8°.

   Покинув оз. Кара-нор, мы направились на юго-юго-восток, широким ущельем между высотами Наргын и горами Хдзах-мугдын. Первые мягки и травянисты; в пазухах поросли ивой. Вторые высокие, вверху очень скалистые, ближе к подножью кормны и поросли ивой.

   На 11-й версте ущелье заворачивает несколько круче к востоку, а на 15-й версте в урочище Джун-ла на сухом до сих пор русле появился наплыв льда и даже поверх его вода.

   Это начало речки Гарчжин-чю, составляющей один из верхних притоков реки Чурмын-чю, посещенной покойным Н. М. Пржевальским в низовьях, которая впадает в Желтую реку (Хуан-хэ). Возле этого наплыва мы остановились. Здесь уже начинаются земли тангутского племени ртау. Последние считаются не особенно ревностными грабителями и в открытый грабеж сравнительно редко выступают, а промышляют более мелкими кражами, преимущественно лошадей. Корму здесь уже не было, его вытравили кочевавшие ранее тангуты. Снег лежал по зарослям ивы и в неровностях почвы.

   Всю ночь свирепствовал сильный северо-западный ветер. Ночная температура понижалась до -35° и ниже. Эти морозы сильно вредят животным, особенно при бескормице. Ночным дежурным они тоже дают себя знать. Я дежурил вторым дежурным на третьей смене и на этой температуре, при сильном ветре, сильно озяб, хотя и старался согреться быстрым обходом бивуака и сильными энергичными телодвижениями. К 7 часам температура поднялась до -29,4° при не стихавшем ветре.

   На утро двинулись вниз по ущелью, надеясь встретить людей и выменять у них уставших яков, не подававших надежды на службу в караване при дальнейшем пути. По этой речке мы прошли семь верст и остановились, чтобы попробовать сменить проводника и негодных для нас яков у жителей, недалеко отсюда кочевавших. Нам удалось и то и другое. В проводники мы получили молодого ламу-ученика, который был очень легко одет и мерз страшно. Он не носил даже панталон. Наши казаки снабдили его таковыми.

   Устроив необходимые дела, мы свернули на другой день на юг в ущелье р. Бужикту-чадан-чю. Оба склона гор этого ущелья травянистые, но вытравлены массою скота кочующих здесь тангутов. На северных склонах гор приютились заросли ивы. Это ущелье вывело нас на перевал Джапсет-ла-черу в 14 879 футов абсолютной высоты; подымаясь по довольно пологому северо-западному склону ущелья, мы шли среди кустов альпийской ивы. Юго-восточный луговой скат, довольно покатый, спускается к р. Чурмыи. Дорога выводит на речку Хтыг-лун-чю, берущую начало в южных снеговых горах Гирун-тун и впадающую в р. Чурмын-чю. К правому берегу подходит небольшой хребтик Пара-нига, отошедший от Гирун-туна с юга, который при слиянии речек Хтыг-лун-чю и Чурмына обрывается в воду отвесной скалою; дорога пролегала через хребтик. Этот невысокий перевал крайне каменист, крут и труден. Перейдя его, мы остановились при р. Чурмыне на луговой, вытравленной скотом, площадке. Прошли 12 верст. По долине р. Чурмына кое-где лежал снег, надутый ветрами. Сама река сильная, быстро несется, образуя полыньи в покрывающем ее льду.

   Долина Чурмына к юго-востоку расширилась, и мы пошли ею на следующий день. Река разбегается по долине несколькими рукавами, по широкому галечному ложу, поросшему низкорослой, около 1 фута вышиною, облепихой (Hippophae sp.). Через несколько верст приходиг в долину широкое ущелье с северо-востока-востока с небольшой речкой; на северо-западе виден проход к оз. Тосо-нор, заметный своим широким понижением между горами Гирун-тун и Наргын. Сделав слабый излом пути к востоку, мы встретили на правом берегу реки у подножья гор огромное обо, сложенное из камня и увешенное множеством лоскутков различного цвета, шерстью, палками и пр. Это обо носит название Ломбу-Гжандр-лопчи; оно представляет немалую святыню в этих местах. Против этого обо, прорывая горы Гирун-тун, ущельем проносится с юго-запада река Гитун-чю, берущая начало в снеговом хребте Рта-мчук-нырки, снеговые вершины которого видны через ущелье р. Гитун-чю. Поражающие своей громадностью снега Амнэ-мачина невольно привлекали наши взоры. Амнэ-мачин служит как бы продолжением хребта Гирун-туна, отделяясь от него только ущельем, по которому выносится р. Чурмын с юго-востока, берущая начало с гор Рта-мчук-нырки, между которыми и хребтом Амнэ-мачином в том же направлении пробегает междугорную долину верст 8-9.

   При устье этого ущелья Чурмын принимает р. Накчю, идущую с юго-востока-востока с перевала Мджугди-ла. Дорога вела нас на пологий перевал Нджугуди-нига в 13 550 футов абсолютной высоты. Мы достигли его, пройдя 14 верст, и остановились на ночлег; травы было достаточно; для топлива множество кустов ивы; для чая много надутого снега. Кроме ивы, здесь росли курильский чай, мирикария стелющаяся, кобрезия, осоки и злаки.

   Ночь простояла теплая, облачная. Утром мы были поражены зрелищем трупа лошади унтер-офицера Смирнова, с вечера, повидимому, совершенно здоровой, очевидно, она не перенесла разреженного воздуха больших абсолютных высот. Немедленно появились почуявшие добычу бородачи (Gypaetus barbatus), реявшие в воздухе в большом числе вороны (Corvus corax) первые приступили к трапезе и выклевывали ей глаза, не стесняясь нашим присутствием.

   Пологий спуск с перевала выводит в долину реки Нак-чю, огороженную с северо-востока горами Джалунг-бджакыр-чадын, а с юго-запада хребтом Амнэ-мачином. По р. Нак-чю порядочный корм. Местами попадались мото-ширики (Cobresia thibetica) и на них тангутские стойбища. По мото-ширикам попадались ямки со льдом, испаряющимся под влиянием разреженной атмосферы и представляющим неправильных форм куски, лежащие на дне их. На северо-восточных увалах и склонах лежало довольно много надутого снега, в котором яки местами тонули до брюха. С Амнэ-мачина в долину спускаются морены.

   На верховье Нак-чю мы остановились после 10 ¹/₂ верст пути в виду перевала, перегораживающего ущелье поперек. Перевал этот, называемый Мджугди-ла, образуется от смыкания хребтов Амнэ-мачина и Гой-яре на севере протянувшеюся между ними высотой, падающей в ущелье р. Нак-чю скатом мелкой осыпи, а наверху по гребню увенчанной ледником Врикэр-дуншен. Отвесная ледяная стена, которою ледник обрасеверо-западных ветров распадается на гигантские причудливых форм глыбы синего цвета.

   Ночь, несмотря на большую абсолютную высоту в 14 300 футов, не была очень холодная. Я заметил, что ночи вообще стали теплее с тех пор, как мы оставили озеро Кара-нор. Утром было только -15,5°.

   Более часа поднимались мы южным косогором северных гор по пологой и узкой тропинке, проложенной среди каменной осыпи, местами покрытой толстым слоем снега, и достигли перевала, поднимающегося над уровнем океана на 15 100 футов. Здесь были взяты нами образцы главных горных пород, составляющих горы и, по заключению В. А. Обручева, содержащих в себе золото: узловатый серый филлит с бурыми пятнами бурого шпата; известково-глинистый сланец (зелено-серый), переслаивающийся филлитом (серым); известково-слюдистый сланец, зеленовато-серый; кварц белый с охристыми прожилками, образующий жилы в сланцах.

   Спуск с перевала идет моренами версты четыре; справа тянется морена, размерами напоминающая целый хребтик, а за нею величественный ледник Врикэр-дуншен; считая от перевала, длина его верст 5 при ширине много большей. Ледник спускается более чем на 1 000 футов, давая начало реке Кою-кук-чю. У нижнего края его устроено, буддийское обо, а в стороне на косогоре среди каменных глыб, свалившихся с горы, ютится маленькая клетушка, сложенная из камней же, и в ней живет лама, проводящий жизнь в созерцании и молитве. Амнэ-мачин почитается буддистами как святыня. В большую заслугу ставится тому, кто обойдет его кругом и посетит множество кумирен и молитвенных странноприимных домиков, разбросанных по его ущельям. Для хорошего ходока на это потребно не менее 8 дней. Обыкновенно же это проделывают в 15 дней и больше.

   Спустившись с перевала, мы пошли по р. Кою-кук-чю; корма росли летом всюду, но всюду были и выедены скотом. По скатам ущелья росли ивы, курильский чай, злаки; кроме того Incarvillea compacte Max, зеленоцветный прикрыт (Aconitum sp.), крупный желтый мак (Gathcartia integrifolia Max.), твердочашечник (Androsace sp.), тангутская жимолость (Lonicera tangutica) и др. Всюду кочуют тангуты. Склоны Амнэ-мачина, обращенные к реке, покрыты ивой. Мы прошли 16 верст и остановились на реке в урочище Халун.

   Отсюда прекрасно была видна гора, выдающаяся по высоте и называемая Горцы. Кругом нас паслись стада тангутского скота.

   После ночевки в долине мы продолжали путь вниз по р. Кою-кук-чю, по ее правому холмистому берегу. Через три версты справа пришла речка Намзыл-яму с ледников Амнэ-мачина. Здесь мы перешли на левый берег и пошли крутым косогором чрезвычайно каменистыми и трудными тропинками, забирающимися высоко вверх.

   На пятой версте справа пришло от гребня гор обильное кустами и ключами ущелье, наполненное тангутскими палатками.

   Версты через две далее слева пришло ущелье, которое вверх идет двумя рукавами; восточным пролегает дорога в кумирню Джахан-фидза, оно называется Чунак-лунду. Отсюда же начинается и арцевый лес, сначала отдельными деревьями, расставленными среди порослей ивы на крутых северных скатах и на сухих южных. Немного далее пришли еще два глубоких ущелья одно за другим: Халун-чулун, тоже с арцевым лесом, и другое такое же, название которого мы не узнали. Южные горы имеют ущелья не столь глубокие. Очевидно, и гребень их значительно ближе к дороге, и северные склоны круче. Главное ущелье идет на юго-восток; внизу виднеется по ущельям лес и горы Чаян.

   Наша же дорога свернула в ущелье р. Мзушу-Ргымчон, пришедшее сюда с юга с речкою того же имени. После впадения последней р. Кою-кук-чу принимает название Тейб-чу и доходит до Желтой реки, где на ней живут тангуты. До последней отсюда всего верст 50. Устье этого ущелья крайне дико, скалисто, и дорога вьется среди валунов, сопровождающих ее на значительную высоту; затем спускается вниз к речке среди скал трудно проходимою каменистою тропинкой по арцевому лесу. Речка внизу рвется и шумит между скал и взломанных льдов. На другой стороне ее мы видели двух голубых фазанов (Grossoptilon auritum), гулявших в лесу. По такой чрезвычайно трудной дороге мы крайне медленно двигались вперед, и вьюки наши стали расстраиваться. Пройдя две версты этим ущельем, мы остановились на возвышенном мысе, висящем над рекою, в урочище Юнги-чунак.

   Отсюда ущелье прекрасно видно далеко вверх и представляет довольно красивый горный вид. Склоны его круты, лесисты и желты; далее дорога идет верхом по утесистому скату среди леса. Главный хребет стоит впереди, весь засыпанный снегом. П. К. Козлов ходил на охоту и убил трех голубых фазанов, двух фруктоедов и видел в кустах какого-то зверя, вероятно, хвостатую антилопу, но не мог рассмотреть. Растительность, покрывающая горы, состоит из арцы (Juniperus Pseudo-Sabina), ивы (Salix sp.), курильского чая (Potentilla fruticosa), караганы (Garagana sp.), розы (Rosa sp.), ревеней (Rheum palmatum var. tanguticum). По лесам растут злаки, напоминающие ковыль. В области россыпей живут улары, а внизу у речки сифаньские куропатки (Perdix sifanica).

   Это место довольно заметное, и мы решили передневать, чтобы определить его астрономически и познакомиться с окружающими горами.

   Ночью от нас удрал молодой лама-проводник. Это был молодой человек, довольно симпатичный, приятной наружности, смотревший прямо в глаза, что у тангутов редкое исключение, умевший своим веселым характером понравиться казакам. Отправляясь в дорогу, он получил вперед 6 лан денег, чтобы оставить, по его словам, старой матери. На месте, где он спал, он положил мешок с продовольствием, покрыв его войлоком, чтобы замаскировать свое исчезновение, и ушел, вероятно, с вечера, а дело выяснилось только утром, когда дежурный последней смены пришел будить людей.

   Ночь была ясная, светлая, утром же небо задернулось облаками, и наблюдение не удалось. Похищения никакого замечено не было. Лама Амчут таинственно говорил, что это не к добру. П. К. Козлов близ бивуака убил еще фазана; их здесь довольно много. Новых видов птиц, еще не бывших в коллекции, пока не замечено. К вечеру было убито еще 4 фазана и 2 дубоноса (Mycerobas sp.).

   Ввиду неудавшихся наблюдений и предстоявшей препараторской работы, я решился еще один день передневать. Ночь простояла тихая, ясная, теплая. К утру появились облака, не помешавшие мне, однако, сделать определение времени. Полуденное наблюдение, тоже несмотря на значительную облачность, удалось. Сильный переменный ветер немало мешал ходу работ. Я принимался не один раз снимать фотографию ущелья, которое довольно красиво, но набегавшие облака портили картину. Близ бивуака замечены: дрозды Кеслера (Merula kesleri), сороки (Pica sp.), вороны (Corvus orientalis) и вороны (Gorvus corax), фруктоеды (Garpodacus sp.), главные наши соседи, навещавшие наш бивуак. Людей мы что-то не примечали, хотя в соседнем ущелье находится небольшой монастырь.

   Географические координаты этого урочища следующие: абсолютная высота 12 100 футов, широта 34° 46' 48", долгота от Гринвича восточная 99° 21' 18".

   Почва, одевающая каменный скелет гор в арцевых лесах от 12 000 футов абсолютной высоты, есть бурая растительная земля; по луговым склонам светлобурая растительная земля с мелким щебнем и обломками растительных веточек; по ивовым зарослям бурая растительная земля с мелким щебнем и растительными остатками, а на старых стойбищах, темнобурая растительная земля с мелким щебнем метаморфических сланцев и остатками растений и животного помета.

   После дневки в Юнгы-чунаке пошли вверх по ущелью левым его склоном; дорога извилистая, каменистая, местами взбегает узкою тропою высоко вверх и протискивается среди скал, местами спускается низко по каменным уступам и представляет серьезную опасность сорваться вниз. Вообще она представляет массу опасностей и трудностей для движения, особенно с вьючными животными; местами эта тропа идет по узкому карнизу, и яки задевают вьюками о каменную отвесную стену, уходящую вверх, а под ногами такая же стена падает в реку; пешком итти, так и то дух замирает, двигаешься на авось. Местами эти тропинки порваны скатившимися сверху каменными глыбами, наполняющими дно речки. Подъемы и спуски крайне круты, каменисты и ежеминутно грозят путнику падением вниз. В узких местах ноги наших яков часто срывались. Нужно было каждую секунду быть готовым ко всякой случайности.

   На пятой версте мы встретили сложенный из камня молитвенный приют для богомольцев; около него довольно большое обо. Хотя здесь и было два человека, но имени этого приюта мы не узнали. Тангуты избегали всяких разговоров с нами. На наши расспросы они отговаривались незнанием или, что еще хуже, бесстыдно врали. Здесь близ этой кумирни-приюта у нас свалился вьюк с ящиками и скатился вниз по откосу.

   От этого молитвенного приюта ущелье, кверху разделяется. Одно идет на юго-восток, впереди виднеются снежные вершины поперечного хребта; другое на юго-юго-восток, и впереди виден тот же хребет, вероятно, восточное продолжение хребта Амнэ-мачина или Рта-мчук-нырки, соединившегося немного западнее с Амнэ-мачином.

   Мы пошли последним. В устье его встретили развалины каких-то построек, защищавших вход в ущелье. Это ущелье тоже лесное, с речкою по дну его. Дорога идет то косогором правого ската, то дном ущелья по наплывам льда, по речке. Здесь она хуже и опаснее той, которою мы следовали накануне. На 7-й версте нашего движения один из хайныков, проходя по узкой нависшей над рекой тропинке, оборвался и упал прямо на лед речки с высоты 4-5 сажен. Он ударился головой, поломал рога и на месте околел, обагрив большой лужей крови наплыв льда. Вьюк был мягкий, с продовольствием и не пострадал.

   Такой малодоступной местности нам не приходилось еще встречать до сих пор. С немалыми затруднениями мы вышли из этого ущелья на 9-й версте, и взорам нашим открылась довольно широкая долина, идущая из-за правого мыса гор на восток; за ней высоким валом в том же направлении тянулся хребет; был ли он продолжением Амнэ-мачина или хребта Рта-мчук-нырки, лично выяснить не пришлось. Проводник Амчут говорил, что немного западнее видимого хребта Амнэ-мачин примыкает к нему и что, перевалив эту перемычку, можно попасть в большую междугорную долину, которою можно выйти на оз. Тосо-нор. Наш же путь лежал на юго-восток и восток, и в 10 верстах отсюда предстояло перевалить перевал Манлун, который выведет нас в земли нголыков. Здесь мы разбили свой бивуак.

   На всем пространстве, пройденном нами от Шан-рди, тангутское население состоит из следующих племен: от Шан-рди до р. Цаза-гол племя рынчын, номинально подчинено китайцам. Это грабители, наводняющие Цайдам разбойниками. Они грабят скот, имущество, убивают людей или уводят их в плен. Их 5 хошунов, около 250 палаток. Тангуты по р. Цаган-оботу и р. Кактын-гол рода Горо, всего 1 хошун, только 12 палаток, довольно мирные, занимаются скотоводством и охотой и только иногда, примыкая к другим, грабят. Управляются ламой. Затем, тангуты рода Ртау-сюма 1 хошун, около 100 палаток - грабители; Ртау-мецен 1 хошун, около 80 палаток и Ртау-гунма 1 хошун, около 120 палаток; оба последние рода - отчаянные грабители. Все три рода Ртау подчиняются нголыкским начальникам, живущим за перевалом Манлун и по Желтой реке.

   Ближайшие за Манлуном нголыки, 5 тысяч палаток, подчинены князю нголыкскому Гыпса-нгырё, имеющему стойбище Мцый-гунтук в урочище Гдом-кук. На юго-восток отсюда по Желтой реке и за нею живут нголыки, подчиненные молодому князю Кансыр-хомбу; их насчитывают 12-15 тысяч палаток. Этот князь берет со всех проезжающих через земли кочёвок своих нголыков, с богомольцев, купцов и частных людей, кто бы они ни были, по ¹/₄₀ стоимости всего имеющегося у проходящего имущества. Не заплативший этой пошлины подвергается ограблению. Кансыр-хомбу носит китайскую чунскую сишику (шарик) на шляпе, но власти китайской не признает и считает себя полноправным властителем страны и своих нголыков. Третий князь Кенгын-хомбу управляет 10 тысячами палаток, раскиданных за Желтой рекой на юго-восток и до верховьев этой реки.

   Хотя прочие князья не подчинены Кансыр-хомбу, но все-таки признают его за старшего, и его рекомендация имеет значение у прочих.

   Все нголыки отчаянные разбойники, грабят караваны купцов и богомольцев, идущих в Тибет и обратно. Нарочно для этого составляют отряды по нескольку сот человек, которые располагаются вдоль большой дороги богомольцев, из Цайдама в Тибет через хребет Тан-ла, излюбленное место нападений на караваны.

   Многомужество у нголыков обыкновенно. Мужчины носят длинные распущенные по плечам и подстригаемые над глазами волосы. Женщины же заплетают волосы в массу мелких косичек и за спиною носят широкую ленту с украшениями, как и у тангутов.

   Всех нголыков считают до 30 тысяч палаток.

   Подчиненные им тангуты бреют голову. Обычаи нголынов и тангутов очень схожи и разнятся в немногих мелочах.

   На нашей остановке был довольно хороший корм, а по западному склону ближайшей горы кусты ивы для дров. Здесь мы решили дневать, чтобы разъездом осмотреть перевал Манлун, во избежание неожиданностей. Все наши вечерние занятия, как и всегда, шли своим чередом; в сумерки сидели у горящей печки и разговаривали; окончив расспросы проводника, в 8 часов завели хронометры и записали метеорологические наблюдения; наконец, пили- чай и в конце 9 часа спокойно легли спать. Это было накануне 28 января. В 10 часу поднялась сильная буря, но она не мешала спать, а скорее убаюкивала своим шумом. Я спал спокойным крепким сном.

   Около полуночи я проснулся с страшной головной болью и шумом в затылке, ежесекундно теряя сознание. Во всей правой стороне тела я чувствовал какое-то одеревенение, онемение и полнейшую неспособность чем-либо двинуть. Сейчас же у меня мелькнула мысль о параличе. Никакие старания как-нибудь разбудить моих соседей, или П. К. Козлова или В. Ф. Ладыгина, не имели успеха; одеревеневший и как бы обожженный язык отказывался выговорить какое-либо слово; вызывались лишь слабые мычания; от постоянных напрасных напряжений добиться своей цели разбудить соседей я постоянно терял сознание; приходя в себя, я снова повторял свои попытки, наконец, один громкий, вырвавшийся из горла звук разбудил П. К. Козлова. Но объяснить ему я ничего не мог, и когда он зажег свечу, я с страшными усилиями открыл один глаз, залипший слезою, другой не слушался. Осветив палатку, он сам понял мое положение. Владея левой рукой, я объяснил свое желание положить лед на голову. Хотя боли и шум в голове не прекращались, но ощущение холода мне было приятно, и я понемногу стал открывать правый глаз. Я заметил, что челюсти были скошены и не сходились правильно. Сильные головокружения не давали возможности остановиться взглядом на одном предмете. Наконец, при помощи мычаний и жестами левой рукой я сумел объяснить мое желание быть растертым в пораженной половине. Эту работу принял на себя В. Ф. Ладыгин, повторяя растирание время от времени.

   Масса всевозможных мыслей толпилась в беспорядке в больной голове; постоянные потери сознания обрывали их, они лезли снова и снова прерывались обмороками и т. д. Но все-таки я не допускал мысли о том, что это задержит наше движение в Сычуань, и нарочно старался думать о чем-либо другом; но одна и та же назойливая мысль, не развиваясь дальше, не покидала мозг. Возможность невыполнения задачи, намеченной и взлелеянной еще в Петербурге, вызывала молчаливые слезы, сердце невыносимо, больно сжималось, от этой боли спиралось дыхание, на лбу выступал пот, наступал обморок, и, как только он проходил, все начиналось снова. Помириться с этой мыслью мне казалось невозможным, и я боролся с нею до первого обморока, а по приходе в чувство в голове страшная боль, словно тысячи фабричных молотов работали наперебой; голова кружилась, и казалось, что катишься в какую-то бесконечную пропасть.

   В таком состоянии я встретил 28-й день января, памятный мне навсегда. В таком мучительном состоянии проводил и следующие дни и встретил 1 февраля, когда я сделал следующий успех: приспособился есть правою рукою, для чего управлял ею левою. Все неотвязные мысли, боль головы, страшный шум в ней продолжались и компрессы со льдом не сходили с головы.

   Дело работ экспедиции, однако, не останавливалось: П. К. Козлов ходил на экскурсии и знакомился с обитателями лесов окрестных ущелий. Между прочими видами птиц он добыл еще несколько прекрасных экземпляров ушастых фазанов (Grossoptilon auritum); фруктоедов (Carpodacus sp.), дроздов Кеслера (Merula kesleri) и др. Среди птиц, посещавших наш бивуак, особенно много было сорок (Pica sp.), крайне нахальных, заходивших в наши палатки, воронов и ворон (Coryus corax et G. orientalis), клушиц (Fregilus graculus) и грифов (Gyps et Gypaetus barbatus).

   Вениамин Федорович Ладыгин знакомил меня с флорой окрестных гор, принося мне сухие зимние образцы, но которым все-таки можно было многое определить.

   Недалеко впереди нас стоял молитвенный странноприемный дом Гамзан-Лабзы, сложенный из камней, смазанных глиной. Он вообще необитаем и имеет целью приютить странника, богомольца, застигнутого непогодою в этих безлюдных местах. В этом доме находится несколько глиняных бурханов, образов и священных книг для пользования странников. Всякий, имеющий небольшой излишек продовольствия, оставляет немного для неимущего. Каждый прохожий богомолец-странник может здесь отдохнуть, переночевать в непогоду, найти немного дзамбы для утоления голода и пользоваться книгами для молитвы. Таких приютов для богомольцев, кроме многих небольших монастырей, находящихся по подножью Амнэ-мачина, кругом Амнэ-мачина считается до 36. Позади нас в ущелье остались две небольшие кумирни - монастыри Гомзын-Ларцзын и Акпыр-луча.

   Высота нашей стоянки была 12 500 футов. Арцевый лес окончился, и по окрестным горам корма были совершенно вытравлены, наши животные голодали и сильно тощали. В один прекрасный день без всякой видимой причины околел один як. Можно было приписать это исключительно голоду. По ночам труп этого яка привлекал волков, задававших свои докучливые непрошенные концерты и смущавших наших собак на безустанный, в течение всей ночи, лай.

   Стороною мимо нас часто проезжали тангуты, осматривая наш бивуак, а по ночам виднелись костры. Проводник Амчут говорил, что это разъезды нголыков, желающих на нас напасть впереди на перевале и следящих теперь за нами. Сзади нас тоже собралась масса ртауских тангутов, ожидавших нашего возвращения после грабежа нголыков, чтобы перехватить от нас остатки могущего быть спасенным имущества и распорядиться с нами по своим обычаям, т. е. сдавшихся причислить к пленникам для несения домашних работ, а впоследствии, когда они убедятся в смирении пленников, обязанностей пастухов. Так они обыкновенно поступают с монголами.

   Здоровье мое что-то не поправлялось, или поправлялось, но незаметно для меня самого, хотя при помощи человека и держась за него я мог стоять на левой ноге; затем, чтобы передвинуться немного, я, передав на нее корпус, переносил и правую неподвижную омертвевшую ногу. Ожидать здесь долее моего выздоровления было невозможно. Яки худели от недостатка корма и сильных морозов и могли ежедневно последовать за своим товарищем, уже погибшим от голода. До монастыря Раджа-гонпа оставалось всего 120 верст; это первый оседлый пункт на Желтой реке. Пробиваться к нему предстояло среди алчных нголыков, ожидавших поживы на наш счет и карауливших нас за перевалом в одном переходе. Сзади же нас подждали тангуты. Следовательно, куда не итти, везде придетея прокладывать себе путь оружием. Но двигаться вперед со своими слабыми силами и ставить всю экспедицию в неудобное положение, в случае критического исхода моей болезни, мне не позволяла совесть, и я счел неблагоразумным. С великою грустью и ломкою над своими желаниями видеть Сычуань, землю обетованную нашей экспедиции, обдумывая в тиши безсонных ночей положение вещей, я решил повернуть обратно... А сколько надежд, сколько затрат трудов и борьбы всякого рода, часто сверх сил! К чему все привело!.. Да, эти минуты нравственной борьбы, я думаю, стоили физического недуга, так неожиданно овладевшего моею прежде очень крепкой натурой!

   Вечером на восьмой день болезни я решил всесторонне обсудить это дело вместе с Петром Кузьмичем и В. Ф. Ладыгиным. Они с неменьшим сожалением пришли к тому же заключению, как и я, что повернуть обратно необходимо, и наше решение было объявлено отряду с приказанием приготовиться к выступлению на другой же день утром 5 февраля⁵⁸.

  

  

   Настало 5 февраля - день для нас знаменательный. Вместо того, чтобы двигаться вперед, мы должны были с грустью повернуть назад. Обратно караван пошел левым скатом ущелья по тропинке, взбегающей высоко наверх, а я, в сопровождении Баинова и поддерживаемый им, поминутно спотыкаясь и падая, поплелся по дну ущелья, по льду речки. На мое счастье лед не был очень скользким, - его пригрело уже февральское солнце, и он стал несколько ноздреватым. Если по речке встречались пороги замерзших каскадов, то при помощи Баинова я садился и скатывался вниз, а затем продолжал итти, ступая левой ногой и волоча за ней правую.

   Таким образом с большим трудом и усилиями я продвинулся на 2 ¹/₂ версты к старому тангутскому стойбищу в ур. Мзушу-Ргымчон {Это же название Мзушу-Ргымчон носит и речка, по которой мы шли, ошибочно названная во 2 части "Трудов" на стр. 204, строке 3 сверху, Дейб-чю. Тейб-чу - см. 1 часть "Трудов", страница [310, стр. 20 и 24 сверху]. Кроме того, на той же 204 странице 2 части "Трудов", на строке 5 сверху перевал Манлун неправильно назван Мцый-Гунтук, что собственно обозначает стойбище нголыкского князя Гымса-нгырё за перевалом Манлун на востоке, в урочише Гром-кук.}. Сюда же спустился и караван, и мы остановились на ночевку. Погода, с утра пасмурная, с полдня окончательно испортилась; запорошил снег, продолжавшийся до ночи, которая не была холодна.

   Утром продолжали путь таким же порядком, т. е. караван верхом косогора, а я с Баиновым дном ущелья. Река обставлена сланцевыми скалами, иногда сближавшимися с обеих сторон, оставляя реке лишь очень узкий проход. Часто нам попадались скатившиеся сверху глыбы скал и сломанные ими по пути арцевые деревья, валявшиеся на льду речки. По отвесным скалам лепились кое-какие травы, а кусты свешивались книзу. Здесь приют мелких птичек. Караван, шедший по тропе верхом, казался нам со дна реки маленькой вереницей, и я все посматривал наверх и боялся, как бы который из яков не скатился по этой круче кувырком вниз. Мне было очень тяжело подвигаться, частые падения замедляли мое движение и часто причиняли болезненные ушибы левой половине тела. Правая же, хотя и подвергалась им, но была совсем лишена чувствительности. В этот день я с страшными усилиями продвинулся на 5 верст, причем даже применился к падениям, чтобы они не были так чувствительны. Караван тоже спустился на реку, и мы остановились среди хорошего арцевого леса.

   Potentilla fruticosa, Sibirea sp. и ивы давали убежище многочисленным голубым фазанам и другим птицам. Для наших яков корму совсем почти не было, хотя выше леса желтели луга, вероятно, с кормом, но мы не могли забираться на такую высь. Это доступно только тангутам.

   По дороге тангуты нам не попадались, - они живут в глубине ущелий. Из соседнего монастыря приходили молодые тангуты, ламские ученики, но мы не могли добыть от них никаких сведений. Весь день простояла недурная, довольно теплая погода.

   На третий день нашего обратного пути мы прошли только 1 ¹/₂ версты и пришли в ур. Юнги-чунак. В передний путь это урочище было мною определено астрономически. Здесь лучший лес во всем ущелье и довольно обильная прочная флора, прослеженная по зимним остаткам мертвых экземпляров. Кроме леса арцы (Juniperus Pseudo-Sabina) росли невысокие, фута в 2-3, ивы (Salix sp.), Sibirea sp., таволга (Spiraea mongolica), шиповник (Rosa sp.), карагана (Garagana sp.), верблюжий хвост (Caragana jubata), курильский чай (Potentilla fruticosa), крапива (Urtica sp.), мыльнянка (Saponaria sp.), сушица (Anaphalis sp.), львиная лапка (Leontopodium sp.), гусиный лук (Gagea sp.), лещица (Isopyrum sp.), два вида полынки (Artemisia sp.), какой-то папоротник, хохлатка (Gorydalis sp.), Saussurea sp., мякир, дикая гречка (Polygonum viviparum), листья которой употребляются монголами и тангутами как чай, а корень на лекарство, 2 вида лука (Allium sp.), ревень (Rheum palmatum var. tanguticum Max.), высокий мытник (Pedicularis sp.), дикая пшеничка (Triticum sp.) и другие. По старым стойбищам: дикая гречка (Polygonum sp.), гусиная лапка (Potentilla anserina), джума тангутская, какой-то злак, сизозеленка (Glaux maritima), лебеда (Ghenopodium sp.) и др. Кроме того в лесу у речки я встречал астрагалы (Astragalus sp.), змееголовник (Dracocephalum sp.), одно зонтичное и пр.

   Впереди предстояла очень трудная дорога по скалам, и на этом бивуаке был последний лес. Чтобы хорошенько познакомиться с лесами, которые мы покидаем, оставляя этот бивуак, и чтобы наши животные запаслись силами для преодоления предстоящих трудностей, я решил устроить здесь дневку.

   Ночь была тихая, ясная. Наступивший день теплый, хороший; для охоты прекрасная местность; обилие разнообразной флоры по скалистым горам; горная, светлая, местами открытая от льда речка; все обещало хорошую поживу для орнитологической коллекции. Петр Кузьмич отправился на охоту, исполненный приятных надежд на успех. Но после первых же выстрелов по ушастым фазанам (Crossoptilon auritum), из ближайшего ущелья, в котором находится кумирня, пришел лама с просьбой от настоятеля "не стрелять в горах и шумом выстрелов не нарушать покоя святых гор, иначе жители отнесутся крайне недружелюбно к нарушителям тишины. Местность эта считается у туземцев святою, и убивать здесь никого нельзя, ни людей, ни птиц, ни животных". Делать было нечего, П. К. Козлову пришлось отказаться от заманчивой охоты.

   Снегу в лесах на южных склонах уже не было, а на альпийских лугах по северным склонам он лежал нетолстым слоем.

   Днем видели первую муху, проснувшуюся на солнечном пригреве.

   Вообще понемногу становилось теплее и было заметно, что наступление весны уже недалеко.

   Еще 24 января в ур. Мзушу-Ргымчон в полдень термометр показывал ±0,0°Ц. Затем до сего дня (6 февраля) термометр пять раз поднимался в полдень выше 0, а 31 января доходил даже до ,5°Ц.

   Покинув ур. Юнги-чунак, караван полез наверх крайне трудною дорогой по скалам, а я с Баиновым пошел речкою Мзушу-Ргымчон, которою добрался до впадения ее в р. Тейб-чу. Пройдя всего три версты, я окончательно выбился из сил. Страшные головокружения и постоянные припадки потери сознания заставили остановиться на встретившейся площадке, куда пришел и караван.

   Река Тейб-чу, приток Желтой реки, принимает это название после слияния двух, речек - Кую-кук-чу и Намзыл-яму, - бегущих с ледников Амнэ-мачина. Ее течение сопровождается лесами арцы в горах, а ближе к Желтой реке тангутским населением. Вдоль реки вниз идет малодоступная дорога.

   При слиянии реки Мзушу-Ргымчон с рекою Тейб-чу и немного выше по последней долина, довольно широкая, покрыта плохою и настолько вытравленною травою, что нашим животным и здесь пришлось голодать. Несмотря на ничтожные переходы, они выглядели сильно истомленными.

   К нам на бивуак приезжал тангут и сообщил, что близ р. Чурмына за перевалом Мджугди-ла на нас собираются напасть до 500 человек нголыков и тангутов. К западу от этого перевала местность уже не относится к святыням Амнэ-мачина, в коих не допускается убийства. Мимо нас проезжали еще тангуты, но смотрели на нас недружелюбно и на наши вопросы о местности и некоторых названиях или вовсе не отвечали, или отвечали "не знаю".

   За точность многих названий, добытых от тангутов, я не ручаюсь, ибо весьма возможно, что многие тангуты умышленно говорили неправду. Я с уверенностью пользовался услугами ламы Амчута, который, как мне казалось, был к нам расположен и не лгал в названиях, которые я и решился поместить на карту, как наиболее достоверные.

   Отсюда продолжали на следующий день наш путь по правому пологому склону ущелья вверх по реке. В боковых ущельях прятались арцевый лес и довольно густые заросли ивы. Этот переход я сделал на самой спокойной и смирной в караване лошади, все время поддерживаемый Баиновым. Проехал 5 верст и остановился с караваном на правом берегу реки, против ущелья Чунак-лунду, коим проходит дорога в кумирню Джахан-фидза. В лесах этого ущелья, по уверениям Амчута, водится белая кабарга (Moschus sp.). Погода хорошая. Бескормица.

   Ночь ясная. Утро тоже прекрасное. Продолжаем итти вверх по Тейб-чу; переправились на левый берег и опасным косогором снова спустились, на реку; на горах много ивовых зарослей. Кое-где видны тангутские стойбища со множеством скота.

   Пройдя шесть верст, мы остановились в знакомом нам урочище Халун. Здесь мы встретили первый порядочный корм для наших несчастных, изморенных голодом животных на возвышенной плоской небольшой площадке над рекой, к которой по крутому склону сбегали заросли ивы.

   С бивуака открывался чудный вид на поражающий своею громадностью покрытый вечным снегом Амнэ-мачин и его главную вершину Готере, как бы упирающуюся в небеса.

   Погода была довольно хорошая; но часто собиравшиеся густые облака на гребне Амнэ-мачина закрывали от нас его чарующие красоты, к которым невольно стремились взоры.

   Соседство тангутов (невдалеке стояли тангутские палатки) внушило нам осторожность, и мы на ночь привязали своих лошадей у самого бивуака.

   В полночь все люди отряда были моментально подняты сигнальным выстрелом часового. Оказалось, что дежурный заметил людей, подползавших к лошадям; от выстрела люди эти бросились бежать, но вслед затем мы недосчитались трех лошадей, арканы которых были перерезаны ножом. Мы решили, что воры воспользовались лошадьми.

   К нападению тангутов мы всегда были готовы: по ночам спали не раздеваясь, имея возле себя заряженные винтовки и по полутораста патронов, всыпанных в конские торбы, надетые через плечо. Таким образом мы проводили ночи все время более месяца, пока находились среди недружелюбных тангутов.

   Утром мы вьючили яков в дорогу, сожалея о пропавших лошадях, как вдруг невдалеке, в небольшой котловине, П. К. Козлов увидел двух пропавших лошадей, третья оказалась там же. Во время сум