Семенов-Тян-Шанский Петр Петрович - Путешествие в Тянь-Шань в 1856-1857 годах

era hispida, L. coerulea, L. microphylla, L. karelini, Galium verum, Valeriana officinalis, Achillea millefolium, Tanacetum vulgare, Artemisia dracuncalus, Gnaphaliurru leontopodium, Senecio sibiricus, Jurinea chaetocarpa, Taraxacum officinale, Crepis sibirica, Campanula glomerata, С. patula, Adenophora polymorphe, Gentiana falcata, Polemonium coeruleum, Myosotis sylvatica, Veronica spicata, Euphrasia officinalis, Pedicularis comosa, P. rhinantoides, Lycopus exaltatus, Origanum vulgare, Thymus serpyllum, Nepeta nuda, Nepeta ucranica, Dracocephalum altaiense, Scutellaria orientalis, Lamium album, Phlomis tuberosa, Goniolimon speciosum, Plantago major, Eurotia ceratoides, Rumex acetosa, Rumex aquaticus, Polygonum bistorta, Hippophaë rhamnoides, Euphorbia esula, Salix nigricans, S. sibirica, Urtica cannabina, Betula alba, Picea schrenkiana, Juniperus sabina, Alisma ranunculoides, Orchis latifolia, Iris guldenstadtiana, Orithyia heterophylla, Gagea liottardi, Allium atrosanguineum, Al. alataviense, Al. obliguum, Veratrum, album, Phleum boehmeri, Lasiagrostis splendens.}.

   Что же касается горных пород, встреченных мной при спуске по Текесской долине, то в альпийской зоне осадочные породы заменились кристаллическими, а именно гранитами и сиенитами, которые тянулись по нашему пути часа полтора. Затем пошли опять осадочные породы, сначала сланцы, потом песчаник, наконец, и горные известняки с их характерными окаменелостями каменноугольной системы - Productus semireticulatus и т. д. Известняки эти имели падение 50° к З. За ними пошли тонкослоистые некристаллические (глинистые) сланцы, похожие на известные в геологической номенклатуре под названием Brandschiefer, в которых нередко встречаются пласты каменного угля. Такое развитие в верховьях реки Текеса пластов каменноугольной системы объясняет обилие ниже по-реке (в китайской Кульджинской провинции) богатых месторождений каменного угля. Перейдя на левую сторону Текеса, мы выбрали себе здесь место для ночлега в ночь на 2 июля при впадении в Текес небольшого ключика между кустами арчи (Juniperus sabina).

   2 июля мы вышли с нашего ночлега на Текесе в 7 часов утра, сначала, слустились вниз по реке по расширяющейся долине, которая ниже зоны хвойных лесов поросла богатой травяной растительностью европейского типа. Пройдя часа два вниз по широкой долине, мы повернули к северо-западу, стали подниматься в гору и достигли к 11 часам утра вершины не особенно высокого перевала, отделяющего долину Текеса от долины реки Каркары, с перевала вышли уже на знакомую нам тропинку Джиль-карагай, которая вывела нас в долину Каркары, откуда мы без труда добрались ранее вечера до кочевьев Бурамбая.

   В его аулах ожидали нас некоторые интересные и даже важные для меня известия. Получен был очень характерный ответ на мое письмо от моего "тамыра" - верховного манапа сарыбагишей Умбет-Али. Он отвечал мне, что не соглашается ни на какую частную выкупную сделку со своим врагом Бурамбаем впредь до общего примирения обоих племён, в котором должны быть окончательно сведены счёты в том, кто перед кем останется в долгу. Основой таких счётов, по киргизскому обычному праву, служит прежде всего подсчёт потерь каждой стороны в баранах, рогатом скоте, лошадях, верблюдах и, наконец, людях - "чёрной" и "белой" кости. Все эти потери переводятся на число баранов, служивших в то время как бы монетной единицей при денежных расчётах. При подобных расчётах отношение той или иной ценности к барану,служащему монетной единицей - быка, коровы, лошади, верблюда и даже человека "чёрной кости",- не представляло никаких затруднений, так как определялось обычаем, и только потеря человека "белой кости" или признаваемого по общественному мнению "батырем" всякий раз подлежала особой оценке по взаимному соглашению. Так, например, гибель сарыбагишского манапа Урмана должна была иметь для богинцев последствием начёт в несколько тысяч монетных единиц, то есть баранов. Что же касается пленных, то так как они уже обращались в собственность племени, их захватившего, то они разменивались с большей лёгкостью один на один, а в случае если менять их было не на кого, то выкуп людей "чёрной кости" совершался по определённой бесспорной таксе, а выкуп людей "белой кости" и "батырей" происходил по взаимному соглашению. Вот от такого-то частного соглашения со своим врагом Бурамбаем о пленницах из его семейства Умбет-Али отказывался, но известил меня, что всех четырёх пленниц, о которых шла речь, в том числе и свою родную сестру, он посылает мне, как своему тамыру, в дар, предоставляя мне распорядиться вместо него их дальнейшей участью.

   Само собой разумеется, я поспешил принять привезённых пленниц, объяснив им, что так как они освобождены из плена, то могут немедленно вернуться домой, а сестре Умбет-Али предложил по её усмотрению вернуться или к мужу, или к своему брату. В ответ на мой вопрос она объяснила, что и сам Умбет-Али предлагал ей навсегда остаться у него и жить в довольстве и почёте, но она высказала решительно, что желает остаться верной своему долгу и возвратиться в семью и племя своего мужа, в которое она отдана была добровольно своими родителями. Пленницы, и в особенности дочь погибшего Урмана, были приняты в семью старого Бурамбая с почётом и радостью. Передав почётных пленниц в руки Бурамбая, я просил его только помочь мне отдарить достойным образом Умбет-Али за его дар согласно их обычаю, так как пленницы были возвращены мной в их семьи без выкупа. Бурамбай предоставил мне для этой цели 12 лучших коней, а я присовокупил к тому шесть кусков кавказских шёлковых материй, несколько роскошных казанских изделий, шитых золотом, и несколько предметов из златоустовского оружия.

   Ещё более важные, хотя очень печальные, но вполне достоверные сведения, относящиеся к судьбе моего берлинского коллеги Адольфа Шлагинтвейта, были привезены мне посланцами Бурамбая, снаряжёнными им ло моей прособе в Кашгар для разведок. Посланцы, снаряжённые Бурамбаем за два дня до моего последнего путешествия в Тянь-шань к ледникам Сары-джаса, вышли на эту реку несколько ранее меня и оттуда через обходную дорогу на Куйлю, перейдя Тянь-шань через Ишигарт, достигли Кашгара на своих превосходных лошадях в 8 дней пути, пробыли там несколько дней и вернулись к Бурамбаю на другой день после моего возвращения.

   Посланцы, бывшие и прежде в Кашгаре, нашли там большую перемену. Китайские власти были уже давно изгнаны мусульманами, и в Кашгаре властвовал туземный тюре, по имени Валихан, отличавшийся большой жестокостью. Зимой 1855-1856 годов в Кашгар прибыл знатный и очень учёный "фрянг" и привёз с собой богатые запасы разных предметов: красивых тканей, оружия, часов, зрительных труб, каких-то инструментов и книг. Сначала Валихан принял его хорошо и даже, по его желанию, разыскивал для него проводников между каракиргизами, так как "фрянг" весной 1857 года собирался ехать на Мустаг, но затем Валихан почему-то не поладил с "фрянгом" и посадил его в тюрьму, забрал все его вещи и до наступления весны 1857 года приказал отрубить ему голову на площади Кашкара.

   Сведения эти были переданы мне с такими подробностями, что сомневаться в гибели самоотверженного путешественника было невозможно. И всё, что мне приходило в голову предпринять для того, чтобы спасти Шлагинтвейта в то время, когда я прибыл впервые в аулы Бурамбая, где уже ходили неопределённые слухи о том, что Валихан держит в тюрьме какого-то знатного "фрянга", оказалось уже несвоевременным. Что же касается до собирания более точных сведений о гибели Шлагинтвейта, то я решился, по своём возвращении в Омск, настойчиво просить генерал-губернатора снарядить для этой цели единственного европейски образованного киргиза - казака поручика Валиханова в Кашгар, что и было впоследствии осуществлено с полным успехом, а значительно позже на месте казни Шлагинтвейта Русское Географическое общество соорудило скромный памятник смелому учёному.

   Во время своего трёхдневного пребывания (3, 4 и 5 июля) в аулах Бурамбая я, не теряя времени, задумал новое путешествие в глубь Тянь-шаня. Ознакомившись вполне с двумя путями, ведущими через Тянь-шань в Кашгарию (Малую Бухарию), а именно: первым через Зауку и Верховья Нарына, и вторым на Сары-джас и Куйлю, я стремился исследовать сколько-нибудь и третий, лежащий всецело в китайских пределах, а именно знаменитый Мусартский горный проход, который служит главным путём сообщения Для китайцев между Кульджой и Семиградьем-городами, расположенными вдоль южной подошвы Тянь-шаня в китайском Туркестане (Малой Бухарин).

   Я составил себе такой план: выйти по знакомому уже мне пути на верховье реки Текеса, спуститься по ней и выбрать один из правых её параллельных между собой притоков и притом такой, который брал бы начало в знаменитых мусартских ледниках, и подняться по нему до этих ледников с тем, чтобы с одной из соседних вершин обозреть, хотя бы издали, знаменитый Мусартский горный проход. В моем предприятии я мог рассчитывать, по рекомендации Бурамбая, на содействие того богинского рода, который, постоянно кочуя на Текесе, находился в близких сношениях с китайскими властями Кульджинской провинции и в то время (1857 г.) платил ещё дань китайскому правительству.

   6 июля я уже перешёл из аула Бурамбая в аулы того самого богинского манапа Токсобы, на которого мне указывал Бурамбай, как на сохранившего свои связи с Китаем. Токсоба принял меня очень гостеприимно и обещал всякое содействие для достижения моей цели - выйти к мусартским ледникам с западной их стороны, совершенно минуя китайские пикеты. Между притоками Текеса, по которым можно было совершить такое восхождение, он в особенности называл Каракол (который не следует смешивать с другим Караколом иссыккульской системы) и Орто-Мусарт. Для выполнения своего предприятия я облегчил себя по возможности тем, что взял с собой только 30 казаков, оставив остальных со всеми верблюда" ми и вьюками в аулах Бурамбая, которого их пребывание вполне обеспечивало от нападения сарыбагишей.

   7 июля я вышел вместе с Токсобой на новое его кочевье на речку Сары-джас, приток реки Кегена (не следует смешивать с Сары-джасом. системы Тарима и Лоб-нора, о котором я говорил выше), и ночевал на этой, речки у Токсобы.

   8 июля, поднявшись по Малому Сары-джасу, я вышел на не особенно-высокий перевал, а с него спустился на реку Текес, по которой и следовал весь этот день до впадения в него реки Каракола. Здесь в 6 часов вечера я уже остановился на ночлег. Температура воздуха была 8° Ц. Гипсометрическое определение дало 1 960 метров высоты для долины Текеса в этом месте.

   9 июля, в пять часов утра, мы снялись со своего лагеря на Текесе и часа через два уже вступили в долину Каракола. По этой долине мы поднимались в течение трёх часов, дошли до предела лесной растительности и вышли в альпийскую долину, где находились самые крайние богинские кочевья рода манапа Токсобы. Здесь мы остановились ранее полудня на привале в удобном месте, где я хотел оставить свой отряд с тем, чтобы налегке с Кошаровым, тремя казаками и двумя богинцами из рода Токсобы, немедленно подняться в гору, перейти через гребень, поднимающийся над долиной Каракола, спуститься на реку Орта-Мусарт и найти в верхней части её течения удобное место для ночлега. Следующие же три дня я полагал употребить на восхождение на такие вершины, соседние с истоком этой реки, с которых я, не приближаясь к китайским пикетам и к китайскому караванному пути, мог бы обозреть Мусартский горный проход. Предприятие мое облегчалось тем, что в 1857 году сношения китайцев по этому проходу с Семиградьем, от них отложившимся и им враждебным, были очень слабы.

   Но не успели мы ещё отделиться от нашего отряда и начать налегке свою поездку на Орта-Мусарт, как вдруг прискакал к нам "весь в пене и пыли" гонец от султана Тезека с известием, которое сразу изменило все мои планы. Оказалось, что Тезек, вероломно захваченный одним из младших султанов Большой орды, Тарыбеком, лежит скованный у него в плену и рискует ежечасно быть убитым или выданным его врагам сарыбагишам.

   Вот как всё это произошло. В числе родов атбанского племени, подчинённого старшему султану Тезеку, находился род младшего султана Тарыбека, кочевья которого выступали далеко вперёд всех кочевьев Большой орды, на юге от реки Или. Жаркое время года Тарыбек любил пребывать в прохладной альпийской зоне южной цепи Заилийского Алатау, и в последние годы даже не возвращался на зимовки в илийскую равнину, зазимовывая в глубоких и хорошо защищенных долинах и ущельях Заилийского Алатау. Таким образом, связь Тарыбека с остальными родами племени атбанов постепенно ослабела, и он даже перестал платить обычную дань своему старшему султану.

   Тезек, прибывший вслед за мной в богинские владения с сильным отрядом, хотел воспользоваться этим случаем для того, чтобы восстановить своё владычество над пройденными им попутно землями; всего своего племени. Не подозревая никакой опасности, он явился с конвоем из четырёх своих всадников в аул Тарыбека для переговоров по упомянутому предмету и был встречен этим последним с почётом. Но на другой; день, когда требования Тезека не понравились Тарыбеку, он был вероломно им схвачен и скован. В последующую за тем ночь двум из всадников Тезека удалось спастить бегством. Один из них направился по его поручению ко мне, а другой - к верному его другу, знаменитому атбанскому батырю Атамкулу, находившемуся в богинских аулах с частью тезекова отряда. Два же остальных всадника Тезека остались с ним в заключении;

   Получив неожиданное известие об участи Тезека, я немедленно решился во что бы то ни стало поспешить на выручку своего союзника и поднял весь свой отряд в обратный путь. Не имея при себе верблюдов, мы могли ехать с большой быстротой и глубокой ночью уже достигли кочевьев Токсобы. Здесь мы отдохнули несколько часов в ожидании перемены лошадей.

   На следующий день, 10 июля, мы выехали на этих свежих лошадях на рассвете, проехав с необыкновенной быстротой весь путь, вернулись тотчас после полудня к Бурамбаю, который уже сделал распоряжение о сборе лошадей и людей для нашей экспедиции на выручку Тезека. К 8 часам вечера всё было собрано. В состав нашего отряда вошли: 40 казаков моего конвоя (10 казаков с моими вьюками и Кошаровым я оставил в аулах Бурамбая), 200 атбанцев под начальством храброго иверного Тезеку Атамкула и, наконец, 800 богинских всадников под начальством сына Бурамбая Эмирзака, жена которого была возвращена мной из вражьего плена. Мы были снаряжены так, что каждый из казаков и атбанцев имели по две осёдланных лошади, из которых на одной он скакал, а другая бежала за ним в поводу, и он пересаживался с одной на другую через каждые тридцать вёрст.

   Перед своим отъездом я навсегда простился с почтенным старцем Бурамбаем. Я благодарил его за то содействие, без которого я не мог бы проникнуть в долины Тянь-шаня и нагорные выси Тенгри-тага и повторил ему свое обещание содействовать всеми силами к принятию его в русское подданство. Прощание наше было тем более трогательно, что каждый из нас глубоко сознавал, чем мы друг другу обязаны.

   Тронулись мы в путь ранее 9 часов вечера и при помощи запасных лошадей на рассвете 11 июля достигли до кочевьев Тарыбека, находившихся в глубине одной из долин южной цепи Заилийского Алатау, на северной её стороне. Таким образом, мы проскакали, сделав только на полупути одну получасовую остановку, около 130 вёрст в семь часов.

   Верстах в пяти не доезжая до аула Тарыбека я остановил весь наш отряд в глубоком овраге для того, чтобы сосчитать наши силы. Оказалось, что 40 казаков моего конвоя были все налицо, что из 200 атбанцев Агам-кула было только 20% отсталых, но что в богинском отряде из 800 всадников прибыло только 20%, так как большинство их не имело запасных лошадей. При всём том ждать прибытия отсталых было невозможно, так как слух о нашем прибытии мог дойти до Тарыбека, и он успел бы покончить с пленным Тезеком. Поэтому я отобрал немедленно сотню лучших всадников и поскакал к аулу, а остальным приказал расположиться так чтобы отрезать всему аулу выход из долины, в которой он находился на кочевье. При этом я, однако же, отдал строгое приказание не предпринимать никаких враждебных действий против аула, стараясь захватить только одного Тарыбека.

   Мы застали весь обширный аул в полной и живописной его перекочёвке. Навстречу мне выехал брат Тарыбека Саурюк и объяснил, что Тезека в ауле уже не было. Он бежал ночью с одним из своих всадников, а другой, оставшийся в заключении, был немедленно мне представлен и подтвердил известие о Тезеке, утверждая, что его султан находится теперь уже в полной безопасности в верных ему аулах. Тарыбека также не было в ауле, он ускакал в горы на рассвете, как только получил первое известие о нашем приближении. Я объяснил Саурюку, что мы не имеем намерения предпринимать что-либо враждебное против аула и даже не желаем препятствовать его перекочёвке, но непременно захватили бы весь аул с его стадами, если бы Тезека не было в живых или он был бы выдан сарыбагишам. Таким образом, вся наша экспедиция была благополучно окончена. Я распростился с Эмирзаком, который со своими всадниками вернулся к своему отцу, собирая по дороге отсталых, и с Атамкулом, который со своими всадниками направился в свой аул, находившийся не особенно далеко от места нашей остановки, причём Атамкул взял с меня слово, что я навещу его. Такие же приглашения получил я и от братьев Тарыбека - Саурюка и Басурмана.

   Вследствие необходимости этих посещений и в ожидании своих оставшихся у Бурамбая казаков, вьюков и художника Кошарова, я провёл почти шесть дней в атбанских кочевьях Заилийского Алатау, знакомясь с бытом и жизнью единственных киргиз-казахских племен, представителей которых можно было считать настоящими горцами.

   В эти дни, я посетил Атамкула, братьев Тарыбека - Басурмана и Саурюка и его племянника и дождался прибытия моих верблюдов и вьюков и Кошарова с десятью казаками. Прибыли ко мне также посланцы от Тезека и от пристава Большой орды, которому я посылал письмо с известием о своём возвращении в пределы владений Большой орды. Вернулись ко мне также атбанец Бек и казак Яновский, посланные мной для отыскания Тарыбека, с известием, чтобы он поехал с повинной к Тезеку, что и было подтверждено посланцем самого Тезека.

   Во время моего пребывания в ауле Саурюка туда вернулся один из его родственников, который едва доплёлся до своего аула пешком, спасши свою жизнь, можно сказать, чудом. Он проезжал с тремя своими одноаульными атбанцами близ урочища Суок-тогой, где после слияния трёх Мерке с Кегеном соединенная река прорывается между отвесными скалами через страшное порфировое ущелье шумным водопадом. Здесь атбаны встретились с сарыбагишской барантой, которая захватила трёх из них, между тем как рассказчику удалось спрыгнуть со своей лошадью в бурную реку Кеген, через которую переправиться ему, однако же, не удалось; бешеный поток вовлёк его в водопад, который пронёс его сквозь ущелье. Лошадь разбилась о камни, но всадник, сильно израненный, был выброшен на берег и выполз в безопасное место, откуда ему в течение трёх дней удалось добраться до своего аула.

   17 июля, после полудня, заинтересованный рассказом родственника Саурюка о том, как он был пронесён волнами бурной реки через водопад Суок-тогой, я отправился налегке на то место, где река Кеген, по слиянии её с тремя Мерке, входит в то живописное ущелье, через которое она прибивается необыкновенно шумным водопадом между отвесными скалами. Достигнув этого места к вечеру, я остановился здесь на ночлег.

   18 июля гипсометрическое измерение дало мне для уровня реки выше водопада 1 220 метров абсолютной высоты. Температура воздуха в 7 часов утра была здесь ° Ц. В этом часу я тронулся со своего ночлега, заехал в аул Саурюка и захватил с собой весь свой отряд, с тем чтобы, по достижении реки Чилика, предпринять исследование его прекрасной и широкой продольной долины, разделяющей обе параллельные цепи Заилийского Алатау. Достигнув реки Чилика к вечеру, мы приискали на берегу её удобный ночлег, с тем чтобы на другой день продолжать своё путешествие вверх по её долине.

   19 июля мы вышли со своего ночлега часов в 8 утра и версты через три встретили первые обнажения порфира. Затем наша дорога отошла от русла реки и направилась через порфировые холмы, то отдаляясь от течения Чилика, то сближаясь с ним. Почва была каменистая, довольно бесплодная и напоминала своей растительностью флору некоторых прибрежий Иссык-куля, имеющую степной характер. Из злаков здесь росли: чий (Lasiagrostis splendens), ковыль (Stipa capillata), Andropogon ischaemum, Setaria viridis, a из других семейств некоторые характерные растения южно-русских степей: травянистый вид невьющегося клематиса с крупными густолиловыми цветами (Clematis integrifolia), кошачья мята (Nepeta ucrainica), a из растений солонцов Brachylepis salsa. На скалистых местах росло много кустарников - таволга (Spiraea hypericifolia), сибирская акация (Robinia pygmaea), дикая вишня (Prunus prostrata), Ephedra vulgaris. Кустарники эти были часто перевиты джунгарским клематисом (Clematis soongarica).

   Через три часа пути мы вышли на первый встретившийся нам правый приток Чилика - Карабулак. Между Карабулаком и следующим притоком - Каинды - долина Чилика постепенно поворачивала прямо к западу, вполне усваивая характер главной продольной долины Заилийского Алатау. Появились обнажения осадочных пород: сначала сланцев, а потом известняков.

   Я употребил часа два на то, чтобы заглянуть налегке в поперечную долину Каинды, в то время как мой главный отряд продолжал свой путь по долине Чилика. Река Каинды заинтересовала меня тем,что она получила название от берёз, растущих в её долине. И в действительности, я нашёл в этой долине роскошную лесную растительность. Кроме берёзы (Betula albae), в ней росли: тополи, две красивых породы тала (Salix purpufea и S. sibifica), рябина сочень крупными ягодами (Pyrus aucuparia), не довольно отличная от нашей европейской, боярка (Crataegus pinnatifida), аргай (Cotoneaster nummularia), и, наконец, стройная ель (Picea schrenkiana).

   Замечательно, что все правые притоки Чилика, начиная от Каинды, текут в поперечных, параллельных между собой, долинах и берут начало в вечных снегах южной цепи Заилийского Алатау. В вершинах почти каждой из этих речек есть перевал, ведущий на южную сторону этой цепи (которую со стороны Иссык-куля называют Кунгей Алатау), к озеру, куда текут с тех же перевалов другие речки. Но обе такие речки, текущие в противоположные стороны с одной и той же вершины, то есть приток Чилика и приток Иссык-куля, носят одно и то же название: например, Каинды, Шаты, Курменты.

   Так как, вернувшись к своему отряду, я продолжал итти вверх по широкой долине Чилика вдали от реки, то нам приходилось переходить через лёгкие перевалы, разделяющие поперечные долины, из которых текут правые притоки Чилика. Так, с Каинды мы вышли на реку Шаты, в вершинах которой находится интересный высокий перевал, на который мы уже взбирались с южной его стороны, по реке Шаты, притоку Иссык-куля. Вот почему я уже не заглядывал в долину реки Шаты, притока Чилика, а перешёл через лёгкий перевал на реку Куль, в долину которой я также съездил налегке, встречая до самого Куля обнажения порфира. С реки Куля через лёгкий перевал я уже перешёл на реку Курменты, которую я избрал для своего ночлега. Всё это вместе с экскурсиями в поперечные долины заняло у нас весь день. В эти поперечные долины меня привлекала роскошная растительность на прекрасной почве, резко отличающейся от бесплодной каменистой почвы берегов Чилика.

   На берегу реки Курменты мы выбрали себе ночлег несколько выше ее выхода из поперечной долины, в рощице, состоявшей из тополей, рябины, тала, чёрного барбариса (Berberis heteropoda), перевитых другой породой клематиса (Clematis orientalis). Близ ночлега росло много голубого лука (Allium coeruleum). Решившись посвятить весь следующий день восхождению на интересный высокий Курментинский перевал с северной его стороны, я крепко уснул в своей палатке под ставший обычным для меня шум быстрой и пенящейся горной речки.

   20 июля с пяти часов утра, я начал своё восхождение налегке, с Кошаровым, 3 казаками и 2 киргизами на Курментинскйй перевал, который оказался одним из интереснейших высоких перевалов, ведущих из продольной долины Чилика на Иссык-куль. Через полчаса от нашего ночлега мы встретили обнажения кремнистых сланцев, а через час - известняков с окаменелостями, которые оказались, бесспорно, принадлежащими девонской системе. Растительность нижней части курментинской долины имела характер растительности земледельческой колонизационной зоны Заилийского края, но, по мере появления в ней хвойных деревьев, постепенно переходила в растительность лесной зоны.

   Сначала наша дорога шла левым берегом Курменты, но на третьем часу нашего пути уклонилась от реки, в обход отвесных обрывов её левого берега, и стала сильно подниматься в гору, проходя уже через зону хвойного леса, где травянистая растительность постепенно начала принимать субальпийский характер. Здесь-то мне и удалось найти три совершенно новых вида растений. Один, из семейства дымянковых (Fumariacеae), получил впоследствии название Corydalis semenovi; другой, из семейства зонтичных (Umbelliferae), был назван Peucedanum transiliense; третий, из того же семейства, оказался даже новым родом, названным Регелем в мою честь Semenovia transiliensis {Вот полный список 80 растений, собранных мной в этот день (20 июля) в лесной зоне: Clematis soongorica, С. orientalis, Atragene alpina, Thalictrum minus, Th. simplex, Ranunculus polyanthemus, Delphinium jcaucasicum, Aconitum lycocotonum, Berberis heteropoda, Chelidonium majus, Corydalis semenovi n. sp., Helianthemum sbongoricum, Porygala vulgaris, Dianthus crinitus, Vaccaria vulgaris, Silene Hthophila, Stellariaglauca, Cerastium vulgatum, Linum perenne, Hypericum perforatum, Geranium albiflorum, Maedicago talcata, Astragalus vicioides, Lathyrus pratensis, Spiraea media, Alchemilla vulgaris, Rosa pimpinellifolia, Pyrus aucuparia, Cotoneaster nummularia, Bupleurum ranunculoides, Libanotis condensata, Peucedanum transiliense n. sp., Chaerophylium phallerocarpus, Aulacospermum anomalum, Semenovia transiliensis n. sp., Patrinia rypestris, Scabiosa ochrolleuci, Tanacetum fruticulosum, T. transilianse, Achillea milfefolium, Artemisia dracunculus, Ar. absinthium, Gnaphalium sylvaticum, Doronicum oblongifolium, Saussurea salicifolia, Glossocoma clematidea, Campanula glomerata, Adenophora polymorpha, Myosotis sylvatica, Euphrasia oficinalis, Rhinantus cristagalli, Pedicularis comosa, Origanum Jyulgare, Nepeta ucranica, Dracocephalum imberbe, Dracocephalum altaiense, Phlomis alpina, Larnium album, Polygonum viviparum, Polygonum bistorta, Eupliorbia pachyrhiza, Salix stbirica, S. purpurea, Populus laurifolia, Picea schrenkiana, Juiiparus sabina, Iris guldenstadtiana, Orithya heterophylla, Allium jscliosnoprasun, A. coeruleum, A. strictum, Carex nitida, C. nutans, Festuca altaica, Brachypodium pinnatnum, B. sehrenkianum, Poa alpina, Poa nemoralis, Avena pratensis, Phleum alpinum.}.

   Наконец, мы вышли из пределов лесной растительности, и высокоствольные ели сменились субальпийскими кустарниками, как-то: арчей {Juniperus sabina) и тюйэ-куйрюком (Caragana jubata), таволгой (Spiraea oblongifolia) неизвестной Potentilla fruticosa. Осадочные породы, не доходя до границы лесной растительности, сменились кристаллическими, а именно диоритами. Дорога с делалась каменистой, подъём очень крутым, а растительность выше пределов лесных деревьев приобрела высокоальпийский характер. Нашёлся между высокоальпийскими растениями и совершенно новый вид из рода астрагалов, названный впоследствии Oxytropis heteropoda, a другой найденный мной здесь в этот день (20 июля), оказался гималайским (Oxytropis cashmiriana) {Вот список 55 растений, собранных мной в этот день (20 июля) в альпийской зоне: Thalictrum alpinum, Anemone narcissiflora, Ranunculus altaicus, Oxygraphis glacialis, Callianthemum rutaefolium, Trollius patulus, Hegemone lilacina, Isopyrum anemoides, Papaver alpinum, Erysimum cheirantus, Viola grandiflora, Parnassia laxmanni, Dianthus alpinus, Silene graminifolia, S. lithophila, Lychnis apetala, Alsine biflora, Cerastium trigynum, C. lithospermifolium, Cerastium alpinum, Gêranium saxatile, Caragana jubata, Oxytropis heteropoda n. sp., Ox. cashmiriana, Hedysarum lobscurum, Spiraea oblongifolia, Potentilla pensylvanica, Potentilla fragiformis, Sedum coccineum, Saxifraga flagellaris, S. sibirica, S. hirculus, Chrysosplenium nudicaule, Angelica decurrens, Aster alpinus, A. flaccidus, Gnaphalium leontopodium, Erigeron alpinus, Rhinactiana limonifolia, Tanacetum pulchrum, Scorzonera austriaca, Primula nivalis, Cortusasemenovi, Gentianaaurea, G. kurroo, Pedicularis versicolor, Gymnandraborealis, Oxyriareniformis, Thesium alatavicum, Alliumsemenovi, Luzula campestris, Eriphorum chamissonis, Carex stnophylia, Carex atrata, Carex frigida.}.

   Тропинка, круто поднимающаяся вдоль речки, падающей каскадами привела нас к живописному альпийскому озеру, занимающему котловину, окружённую скалами. С южной стороны озера эти скалы были особенно круты и походили на высокую стену с зубцами, посреди которой была лёгкая выемка, обозначающая горный проход. Снег на северном склоне спускался (20 июля) почти до берега озера, в которое и впадал ручей, питаемый этой снежной поляной. Другой ручей впадал в озеро с запада-юго-запада. Перейдя этот последний, мы начали подниматься зигзагом по каменному обрыву на крутую стену горного прохода. Сгустившиеся над нами тучи разразились сильной снежной мятелью, засыпавшей нас хлопьями снега во всё время получасового нашего подъёма. Все расстояние от границы хвойного леса до вершины перевала мы прошли в два часа. Когда же мы взобрались на Курментинский гребень, то ветер уже разметал и пронёс снежные тучи, и обширный вид на южную сторону Кунгей Алатау, синюю поверхность Иссык-куля и отдалённую величественную снежную цепь Тянь-шаня открылся во всём своём блеске.

   Горный гребень, в котором только слегка был врезан Курментинский горный проход, спускался на южную сторону так же круто, как и на северную, метров на 300 или 400. И на другой его стороне находилось альпийское озеро, из которого быстро стремилась к югу речка Южная Курменты, текущая каскадами в направлении к Иссык-кулю. Влево над самым берегом альпийского озера поднимался высокий и крутой гранитный утёс. Внизу у наших ног расстилалась необъятная поверхность синего озера, знакомая нам Курментинская бухта, которая была отчётливо видна, как на рельефной географической карте.

   Мы достигли вершины перевала во втором часу пополудни. Температура была ° Ц. Гипсометрическое измерение дало мне для высоты перевала 3 390 метров. Налюбовавшись вдоволь чудным видом на синее озеро и окинув прощальным взглядом всю непрерывную белоснежную цепь Тянь-шаня, мы спустились той же дорогой к лагерю нашего отряда на Чилике и достигли его уже после солнечного заката.

   21 июля мы спустились с нашего ночлега в долине Табульгаты к Чилику и перешли через эту многоводную реку на левый её берег с большими трудом и опасностью. Переход по огромным скалам, сверх которых неслась бурная и пенистая река, был очень труден. Баранов, которых мы гнали перед собой, пришлось перевозить поодиночке на лошадях; даже наши собаки, приставшие к нам на поле заукинского побоища, едва могли переплыть через реку: легко уносимые её стремительным течением, они были выбрасываемы случайно на тот или другой берег. Если они попадали на правый, то терпеливо бежали вверх по реке вдоль берега и, дойдя до брода, снова бросались в воду. Если же достигали левого берега, то легко добегали до нашего привала, который мы там устроили, перейдя реку. Особенно трудно было взбираться на левый береговой уступ по скользкой тропинке нашим верблюдам. Трудная переправа заняла у нас полдня.

   Древесная растительность долины Чилика в этом месте состояла из двух видов тала (одного очень узколистного), берёзы (Betula alba), обыкновенной осины (Populus tremula), рябины (Pyrus aucyparia) и небольшого числа стройных елей (Picea schrenkiana), а из кустарников - двух пород жимолости (Lonice ratatarica и L. coerulea), черганака (Berberis heteropoda), дикой вишни (Prunus prostrata), смородины (Ribes heterotrichum) и облепихи (Hypophae rhamnoides).

   Пройдя вёрст восемь вверх по долине Чилика, мы дошли до его левого притока Талды-булака, но между ним и следующим притоком Кутургу стали подниматься в гору по каменистому косогору. Подъём был очень труден, обнажения состояли сначала из кремнистого сланца, а потом из порфира и диабаза. Когда мы дошли до половины предстоявшего нам подъёма, то день уже настолько стал склоняться к вечеру, что мы решились, остановиться здесь на ночлег на прекрасном ключике между скалами ш зарослями здешней породы крапивы, с сильно разрезными листьями и грубо волокнистыми стеблями, как у конопли (Urtica cannabina). Замечательно, что в этой растительной зоне я нашел и дикую коноплю (Cannabis sativa).

   22 июля мы снялись со своего ночлега в 7 часов утра. Около него в обнажениях известняка я нашел немало окаменелостей, характерных для каменноугольной системы, как например Productus giganteus, Pr. semireticulatus, так же как и несколько видов кораллов. В некоторых местах известняк этот был прорван порфирами и имел падение 40° к Ю. Выйдя на реку Кутургу и поднявшись до её истока, мы взошли, наконец, на вершину хребта, который образует здесь род плоскогорья с прекрасными субальпийскими лугами. Пространствовав по этим лугам несколько часов, мы достигли того Майбулака, который, спускаясь с хребта к югу, впадает в Чилик. По этому Майбулаку мы спустились несколько вниз и нашли здесь удобное место для своего ночлега {Вот какие растения были собраны мной (22 июля) на субальпийских лугах Майбулака: Trollius altaicus, Papaver alpinum, Draba rupestris, Dr. nemorosa, Parmassia laxmannii, Polygala vulgaris, Silene lithophila, Lychnis apetala, Alsine verna. Cerastium alpinum, Cer. triviale, Linum perenne, Geranium rectum, Oxytropis amoena, Hedysarum obscurum, Potentilla pe nsylvanica, Sedum purpureum, Sed, hybridum, Carum bupleuroides, Asperula aparine, Aster alpinus, Calimeris altaica, Eriigeron uniflorus, Cirsium semenovi n. sp., Gnaphalium leontopodium, Serratula ly-catifolia, Mulgedium azureum, Adehophora polymorha, Primula longiscapa, Androsace maxima, Cortusa semenovi, Gentiana aurea, Thymus serpyllum, Dracocephalum peregrinum, Leonurus glaucescens, Phlomis alpina, Triglochin maritimum, Allium moschatum, All. steveni, Juncus bulbosus, Carex vulpina, C. caespitosa, Avena lavescens.}.

   23 июля, снявшись с нашего ночлега в верховьях Майбулака, мы поднялись на гребень хребта и шли верст десять, медленно передвигаясь вдоль этого гребня, по прекрасным альпийским лугам. Обнажения горных пород, встречаемые нами, состояли из известняков, потом из порфиров и, наконец, из сланцев. Налево от нас за широкой долиной Чилика возвышались вершины южной цепи Заилийского Алатау, носящие на северных своих склонах широкие поляны вечного снега. Внизу, у наших ног, впереди течения Чилика, были видны три параллельные долины трёх поперечных притоков Чилика, впадающих в него выше реки Кутурги. Все эти три долины носили название абрикосовых (1, 2 и 3 Урюкты).

   Пройдя ещё вёрст пятнадцать по плоскогорному хребту, вдоль которого мы следовали, мы наконец достигли к 11 часам утра его кульминационного пункта. Температура была ,8° Ц.

   Горная вершина оказалась, по моему гипсометрическому измерению, 2 890 метров абсолютной высоты. Привал, на котором я сделал своё наблюдение, находился у подножья большой скалы, состоявшей из глинистого сланца с падением 65° к Ю. Флора здесь была уже совершенно альпийская {Здесь собраны были мной следующие растения: Thalictrum alpinum, Ranunculus altaicus, Hegemone Jlilacina, Papaver alpinum, Corydalis gortchakovii, Draba pilosa, Dr. rupestris, Viola biflora, V. grandiflora, Parnassia laxmanni, Lychnis apetala, Alsine verna, Cerastium alpinum, Gêranium saxatile, Astragalus vicioides, Potentilla fiivea, Sedum hybridum, Saxifraga flagellaris, S. sibirica, Chrysosplenium nudicaule, Aster alpinus, Erigeron uniflorus, Gnaphalium leontopodium, Doronicum oblongifolium, Saussurea sorocephala, Primula nivalis, Androsace maxima, Cortusa semenovi, Gentiana amarella, G. aurea, G. kurroo, Eritrichium villosum, Pedicularis versicolor, Gymnandra tiorealis, Dracocephalum altaiense, Dr. ruyschiana. v. alpinum, Oxyria reniformis, Polygonum viviparum, Heningia robusta.}, а вид с этой вершины был обширный и восхитительный.

   Далеко и глубоко врезывалась между двумя параллельными цепями, из которых состоит Заилийский Алатау, широкая продольная долина. В ней течёт вся верхняя половина реки Чилика, питаемого многочисленными параллельными друг другу притоками, из которых правые текут в поперечных долинах южной цепи, а левые - в поперечных долинах северной. Склоны обеих параллельных цепей носили на себе широкие поляны вечного снега, но южная цепь, имевшая меньшее расчленение между своими снежными вершинами, поднималась сплошной стеной, а снежные вершины северной цепи были более индивидуализированы и представлялись ещё более высокими. Вправо от нас, у наших ног. текло несколько источников, которые, соединяясь, давали начало реке Дженишке, текущей в очень узком ущелье, параллельном с долиной Чилика. За этим ущельем величественно поднималась со своими снежными вершинами северная цепь Заилийского Алатау, на соединение с которой шёл наш хребет, поворачивая к западу-северо-западу.

   С достигнутой нами вершины мы уже начали спускаться в долину Чилика. Сначала мы шли, понижаясь, по альпийским лугам, но вёрст через пять мы начали быстро спускаться по глинистой бело-жёлтого цвета тропинке, получившей вследствие этого название Ак-кия, в лесную зону {Во время спуска по дороге Аккия мне удалось найти новый вид растений из сложноцветных, получивший впоследствии название Cirsium semenovi. Из остальных растений, встреченных на этом спуске, особенное мое внимание обратили на себя следующие: Potantilla viscosa, Galium saxatila, Brachyactis ciliata, Alfredia acantholepis, Adenophora polymorpha, Polygonum cognatum, Melica ciliata.}. При входе в неё пришлось пробираться через густые заросли арчи (Juniperus pseudosabina), деревянистые стебли которой, путаясь и завиваясь почти спирально, расстилались по скалам, переплетаясь с жимолостью и кустами рябины, но местами поднимались кверху могучими, хотя искривлёнными, деревьями, перевитыми с соседней рябиной горным клематисом (Atragena alpina).

   Пройдя эти заросли, мы вышли в зону елового леса, которая спускается здесь по долине речки Бай-саур к Чилику. В этой зоне мы остановились в 3 часа пополудни на ночлег, уже в долине Чилика, между елями, на берегу прекрасного ручья, который наши проводники называли Чин-булаком. Термометр показывал в этом месте ° Ц, а гипсометрическое определение дало мне здесь высоту 2 050 метров, которую можно принять за среднюю высоту продольной долины Чилика.

   Я употребил весь свой вечер на отборку и пересмотр растений,собранных мной 19, 21 и 22 июля в долине по всей почти 80-вёрстной её длине. Растений, собранных и зарегистрированных мной в эти дни в долине, оказалось не менее 150 видов, и сбор этот имел то значение, что он всецело представлял июльскую флору лесной зоны Заилийского края (от 2 000 до 2 500 метров абсолютной высоты) на 80-вёрстном протяжении долины, разделяющей обе параллельные смежные цепи исполинского хребта, служащего, в свою очередь, передовым хребтом в еще более исполинской системе Тянь-шаня {*}.

   {* Вот полный список 150 растений, собранных и записанных мной в продольной долине Чилика, между 2 000 и 2 500 метров, то есть не выше пределов лесной растительности:

   1. Ranunculaceae: Clematis soongorica bunge v. integrifolia, С. orientalis, Atragena alpina, Thalictrum foetidum, Ranunculus acris, R. polyanthemos, Delphinium caucasicum.

   2. Berberideae: Berberis heteropoda.

   3. Cruciferae: Draba nemorosa, Capsella bursa-pastoris, Thlaspi arvense.

   4. Violarieae: Viola canina.

   5. Polygaleae: Polygala vulgaris.

   6. Sileneae: Dianthus superbus, Gypsophila acutifolia, Vaccaria vulgaris, Sikne litophila, S. saxatilis.

   7. Alsineae: Alsine globulosa, Stellaria glauca, Cerastium dahuricum.

   8. Hypericineae: Hypericum perforatum.

   9. Geraniaceae: Geranium pratense, G. saxatile.

   10. Leguminosae: Trifoliumrepens, Caragana irutescens, Car. pygmaea, Car. jubata, Oxytropis amoena, Astragalus hemiphaea, A. hypoglottia, A. vicioides, A. altaicus, A lithophilus, Vicia cracca.

   11. Amygdaleae: Prunus armeniace, P. prostrata, P. padus.

   12. Rosaceae: Spiraea hypericifolia, Sanguisorba alpina, Alchemilla vulgaris, Potentilla supina, P. argentea, P. anserina, P. bifurea, P. fruticosa, Corrartmsalessowii.

   13. Pomaceae: Cotoneaster nummularia, Pyrus malus, P. aucuparia.

   14. Onagrarieae: Epilobium angustifolium, E. latifolium, E. palustre, E. roseum.

   15. Crassulaceae: Umbilicus semenovi, Sedum hybridum.

   16. Grossularicae: Ribes heterotrichum, R. atropurpureum, R. rubrum.

   17. Umbelliferae: Carum bupleuroides, Bupleurum ranunculoides, Libanotis condensata, Archangelica decurrens, Semenovia transiliensis, Anthriscus sylvestris, Chaerophyllum sphallerocarpus, Aulacospermum anomalum.

   18. Caprifoliaceae: Lonicera tatarica, L. xylosteum, L. hispida, L. coerulea, L. microphylla.

   19. Rubiaceae: Asperula aparine, Galium breale, G. verum.

   20. Valerianeae: Patrinia rupestis.

   21. Dipsaceae: Scabiosa ochroleuca.

   22. Compositae: Galatella punctata, Erigeron acris, Achillea millefolium. Artemisia dracunculus, Art. sacrorum, Art. vulgaris, Art. rupestris, Senecio sibiricus, S. paludosus, Saussurea saltcifolia, Tragopogon pratense, Hieracium virosum.

   23. Campanulaceae: Campanula glomerata, Adenophora polymorpha.

   24. Primulaceae: Androsace septentrionalis.

   25. Gentianeae: Gentiana amarella, G. decumbens, G. barbata.

   26. Borragineae: Myosotis sylvatica, Cynoglossum viridyflorum.

   27. Scrophulariaceae: Veronica spicata, Euphrasia officinalis, Scrophularia incisa.

   28. Labiateae: Mentha arvensis, Origanum vulgare, Thymus serpyllum, Ziziphora clinopodioides, Z. tenuior, Nepeta nuda, Dracocephalum altaicum, Scutellaria orientalis, Leonurus glaucescens, Lamium album.

   29. Chenopodiaceae: Blitum vigratum, Eurotica ceratoides.

   30. Polygoneae: Rumex acetosa, R. aquaticus, Polygonum cognatum, P. bistorta.

   31. Eleagneae: Hippophaë rhamnoides.

   32. Euphorbiaceae: Euphorbia polyrhiza.

   33. Salicineae: Salix purpurea, S. sibirica, Populus laurifolia.

   34. Betulaceae: Betula alba.

   35. Qnetaceae: Ephedra vulgaris.

   36. Abietineae: Picea schrenkiana.

   37. Cupressineae: Juniperus sabina.

   38. Urticeae: Urtica cannabina.

   39. Cannabineae: Cannabis sativa.

   40. Orchideae: Piatanthera viridis, Orchis latifolia.

   41. Liliaceae: Allium schoenoprasum, A. coeruleum, A. steveni, A. strictum.

   42. Cyperaceae: Carex paniculata, С punctata.

   43. Gramineae: Elymus sibiricus, E. junceus, Triticum cristatum, Poa nemoralis. Atropis convoluta, Deschampsia caespitosa, Calamagrostis dubia, C. epigeios, Agrostis alba, Milium effusum, Lasiagrostisisplendens, Stipa capillata, Phleum boehmeri, Setaria viridis, Andropogon ischaemum.}

   При внимательном рассмотрении этого списка нельзя не заметить значительной пропорции во флоре продольной долины Чилика древовидных растений (более 20%), из которых только семь видов встречаются в нашей среднерусской флоре. Это, впрочем, находит себе объяснение в том, что вся чиликская долина, разделяющая две параллельные цепи Заилийского Алатау, лежит всецело в лесной зоне высокогорной страны. Но ещё более поразительно, что между травянистой растительностью чиликской долины 56% принадлежат к обыкновенной флоре европейско-русской равнины, а это служит верным указателем, что вся чиликско-кебинская продольная долина, разделяющая обе снежные цепи Заилийского Алатау, представляет местность, пригодную по своим климатическим условиям, для культуры и оседлой колонизации.

   24 июля мы снялись с нашего ночлега на Чин-булаке чиликской долины в 7 часов утра и стали круто подниматься в гору между Чин-булаком и Долон-булаком, встречая скалы, которые сначала состояли из грау-вакки, а потом из гранита. Сначала мы проходили через лесную зону, в которой всецело находилась продольная долина Чилика, но после того как ель сменилась арчёй, мы уже вступили в зону альпийских лугов. Однако здесь мы скоро наткнулись на такую сплошную гряду скал, которую в альпийской терминологии называют Felsenreem (морем скал). Все наши усилия переехать через эту гряду на лошадях с верблюдами оказались безуспешными. Даже моя лошадь, с которой обращались особенно осторожно, была сильно изранена. Я вынужден был остановить весь свой отряд, направив его по указанному киргизами-проводниками обходному пути, к месту, предназначенному мной в этот день для ночлега в верховьях Май-булака.

&nbs