Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений

таточной на 3 месяца) antigrippal'я (как раз на днях заказал и - представь же! - получил через 1/4 часа после твоего пакета, в тот же четверг 3-го VI, в Вознесенье!, уже на ходу к этому Толену). Он остановился - для меня удобно, - совсем близко, в 20-25 минутах езды и хода (métro), в районе Madlaine и Opéra, в очень центральном месте, у какого-то mr. Holer (Тюлень у... холеры!). Ну, как водится, я не захватил его (это уже в 3-й раз за эти 2 года, он невидимка, этот дубовый тюлень!). Но дама в той же квартире (г-н Холера отправился en voyage! {В путешествие (фр.).}), сказав сперва, что не знает, выехал ли голландец из Парижа или все еще здесь - ?! - после некоторых моих пояснений - предупредительно заявила, что сегодня г-н Толен должен зайти сюда, и обещала вручить ему мой пакет, на котором я сделал надписание: A Mr. Tholen, avec la grand prière de vouloir bien remettre cet paquet a M-me O. Bredius-Subbotina. I. Chmeleff {Месье Толену, с большой просьбой согласиться доставить этот пакет М-м О. Бредиус-Субботиной. И.Шмелев (фр.).}. Письма и "merci" я ему не оставил: я три раза бывал у него и не заставал (за эти 2 года), благодарил за любезное исполнение поручений, подарил свою книгу... - правда, он все же осилил написать мне из Голландии, - открытку, кажется... - и не подумал ни разу показаться на глаза. Мог бы и заглянуть ко мне. Но он - голландец и потому - нечуткий. Западные люди _в_с_е_ меряют аршином пользы, и - приятности. Они могут быть очень любезны (натягивают маску), даже до "жертвочки", когда им это - "полезно" или "приятно". Помнится, этих западных очень зло заклеймил Достоевский в "Игроке"⁶⁷⁸, - дал их паспорта... (уже не говорю о "Дневнике писателя"). Любопытно, что слепки "западных" у всех наших бо-льших - совершенно тождественны! Нет ошибки: _П_р_а_в_д_а. И наш - гениальный - историко-со-циолог - 70-х годов! - Данилевский (не исторический романист!), в своей живой и по сей день книге "Россия и Европа", в главе "Почему нас не любит Европа" - дал глубокое объяснение _р_а_з_н_и_ц_ы_ между нами и - западными. Эта "разница" и эта "нелюбовь"⁶⁷⁹ - вот они и поныне, и каждый день дает нам много пищи для размышлений, - и много подтверждений. Но бросим этого тюленя, он не стоит чернил: слишком ходячее явление. Я просил ту даму известить меня, чем кончится моя миссия, она любезно обещала написать. Пока не получил известие. Думая, что Толен взял пакет и уехал. Не знаю... Да, еще я приложил два пасхалика: один - с российским орлом, другой, плохой лакировки, - с ландышками. Лучше не смог найти, - все повторение уже посланного тебе.

   А теперь, - поразвлечь тебя, - маленькая историйка.

   Меня уплотнили (и как раз в то же Вознесение!), вселили ко мне чету молодоженов! Он - бродячий камерный певец, она - просто болтушка, стрекотунья. И - представь - на следующий же день разрешилась от бремени (!!), без помощи акушерки и даже без боли-криков... снесла яичко. Ну, Олюночка моя, - смеешься? Мне подарили пару канареечек (одна генеральша, моя читательница⁶⁸⁰) - я ей обещал прочесть что-нибудь на ее "чашке чая" в пользу неимущих престарелых (писал тебе). Моя Арина Родионовна - все-то бьет! в мое отсутствие, разби-ла яичко! Стала "устраивать гнездышко" и ухитрилась разбить. Сегодня утром болтушка, сидя на жердочке, что-то тужилась, изгибала хвостик. И я увидал, как она, дура, снесла яичко (2-ое!) прямо (сверху-то!) в купальную чашку. Я вынул его, положил в ватку-гнездышко в уголку клетки. Она что-то [покрикивала] [1 сл. нрзб.], певец налетал на нее, что-то ей внушал, она разевала клювик и огрызалась... и... на моих глазах клюнула яйцо, расколола... - дура! Стала, было, клевать, желточек, но я отнял. Что дальше будет - не знаю. Нет, не поют (он-то), только пикают оба. Молодятник... Если надоедят - сплавлю генеральше. Вот придется ехать сейчас в город, в самый центр, на La Cité, где птичками торгуют, купить корму. Пока точат сухарики, много купаются, особенно она. Я предпочел бы чижика: не serin de Canary {Канарейка (фр.).}, а просто - serin {Чиж (фр.).}. Тот коноплей сыт. А эти - разборчивы. Ну, погляжу.

   Растут у меня лимончики, из скверных зерен, из чая вынул и посадил - авось! Лимонов нет, это мне Елизавета Семеновна давно подарила малюсенький лимон-ублюдок, вот и вышло. Лист от листа лучше - м. б. удастся привить. Твоя бегония - декоративная - кровавые листья (на именины от тебя подарок!) чуть было не пропала, я уже и рукой махнул, бросил поливать, а она вдруг дала побеги. Теперь - живет, 2-ой лист. Я ее пересадил в особую легкую землю и берегу.

   Целую, милая детка моя, Олюшенька, Господь да хранит тебя! Будь же умницей, верь - все будет хорошо. Ты будешь здорова, _д_о_л_ж_н_а_ быть! Глазки целую, больную грудку твою. Крещу. Молюсь. О, родная моя!

   Твой всегда Ваня

   [На полях:] Олюночка, не оставляй меня без известий о себе. Если тебе трудно, попроси маму.

   Я буду ждать каждый день, - родная, не оставляй без вестей.

  

  

   8.VI.43

   Вот, дорогая Олюша, чтобы развлечь тебя, посылаю рассказик - "Трапезондский коньяк". В основе - действительный случай, я по-своему только показал, _н_а_п_о_л_н_и_л. Переписывал для тебя, кой-в-чем выправил⁶⁸¹. Писал я его в декабре 38 г. Подзаголовок - "рассказ офицера" {Далее следует начало рассказа "Трапезондский коньяк".}.

   Теперь начинается мое "присутствие". И. Ш. Завтра, Олюша, вышлю окончание.

   Нежно целую тебя, больнушка, ми-лая... Ты будешь здорова! Твой Ваня

  

  

   11.VI.43

   Вот, дорогая моя Олюночка, окончание моего рассказа "Трапезондский коньяк". Да, я 9-го получил от мамы письмо о тебе. Спасибо ей, - я был в большой тоске, не зная о тебе с твоего письма от 27.V. Слава Богу, ничего страшного в твоей болезни нет! Ты спокойно, твердо перенесла операцию, и скоро, даст Господь, будешь здорова. Мама прочтет, конечно, тебе мое письмо к ней⁶⁸², от 9-го же июня. А теперь спешу закончить переписку, чтобы ты читала без длительного перерыва {Далее следует окончание рассказа "Трапезондский коньяк".}.

   Ну, вот. Спешу отправить - не опоздать, чтобы ты, детка, получила без перерыва. Жду, жду весточки о твоем здоровье, от мамы, от тебя, родная моя. Молюсь. Спокоен за тебя. Верю-жду, что скоро напишешь. Не знаю, взял ли г. Толен мою посылочку тебе. Я здоров. Весь - в думах о тебе, и хочу писать "Пути" - для тебя.

   Целую и крещу. Твой Ваня

   Сегодня пятница, сейчас половина 2-го дня, спешу ехать за своей порцией цельного творога (недельной), - мне аккуратно доставляют с фермы. Это мне очень облегчает питание. Лабаз-склад запирают в 3 ч. Спешу, по пути, отправить на почту. Писал с утра - успел!

   Твой, твой, всегда - Ваня. Не пиши мне - Иван, хладно это.

  

  

   [26.VI.43]

   Милый Ванечка,

   спасибо тебе за чудный "Трапезондский коньяк". Мне его чтения хватило на все дни, т. к. читать подряд трудно: устаю, голова кружится от строчек. И пишу тебе целый день. Но в общем я чувствую себя хорошо. Doctor сказал, что я 2 месяца еще "пациент" в полном смысле, а боли будут с 1/2 года - 1 год. Ну это ничего. Все муки уже позади (если не вернется опухоль), а были очень тяжелые дни. Понять может только тот, кто пережил сам или у близких. Мои домашние истерзались за это время. Сережа оставался у нас на день моей операции. И тем больше я ценю выдержку мамы, сумевшую тебе написать и не разволновать. Конечно, ты верно тревожился, но не так, как иногда с тобой бывало (что ты меня уже живой не мыслил).

   В понедельник вернулся доктор, еще совсем больной. Я вся дрожала, когда он снимал повязки, - ведь я сознательно-то его не видала еще после операции, а только в полунаркозе. Спросить же надо было очень много. Ранами он остался очень доволен. Суетился как-то, перебить будто мои мысли хотел, занимал внимание "протезом", указывая адрес мастерской и т. д. И тогда я его, робея, спросила: "какой же был диагноз гистолога?" Я не хотела больше об этом спрашивать и думать, а тут почему-то спросилось. Он еще раньше мне обещал ответить честно. И сказал, держа меня за обе руки, глядя в глаза: "это был prae carcinoma" {Первичная раковая опухоль (лат.).} и, взяв бумагу, написал это. Он знал, что вилять передо мной было бы бесцельно; недаром же прошли лет⁶⁸³. И недаром и по гистологии у меня "весьма" в аттестате. Не мне рассказывать, что из-за, например, lippum'a {Здесь: нагноение (лат.).} отнимают груди. Он так и сказал, что попробовал перенестись в меня и решил сказать все. Операция удалась ему, и рентген не нужен. Со стороны доктора и всех я видела одну любовь и ласку. Старшая сестра сказала, что так ни к кому они не относились. Во время отсутствия моего хирурга, часто навещали другие врачи, особенно в дни тяжелые (таким, например, было и 9-ое июня) и были тоже очень милы. Когда узнавали, _к_а_к_а_я_ была операция, то становились ласковей. И особенно хорошо: - не раздражали глупыми утешениями. И я видела из этого, что они меня понимали. Молодые, по-моему, понимали скорее. И не говоря шаблонов "ах, пустяки", старались разумно объяснить, что и в беде еще бывает удача. И это правда! Меня все баловали и отовсюду получала сердечность. И это так было нужно. 9-го я утопала в цветах, не хватало ваз. Сестра воткнула розы в локоны (не дали-таки мне парикмахера, чтобы остричься), но это был такой жуткий день! Хотят дома за это устроить большие именины. Ах, сказать так много, но не могу, не могу писать, так устала. Пиши чаще, если можно, лучше машинкой, легче глазам. Целую. О.

   [На полях:] Узнала, что Т[олен], лежавшие у него с давних пор, деньги перевел Елизавете Семеновне. Надеюсь, что получила. Фася опять больна - обычно как у нее. Убита тогда и плачет. Чуточку лучше.

   О "Трапезондском коньяке" не в силах пока писать, надо много, а я устаю и трудно.

   Прошу еще тебя: никому не говори о моей болезни, - мир так мал - разгласится. А это только мое.

  

  

   5.VII.43

   Дорогая моя Олюша, пишу пером - машинка в починке. Эту неделю хворал, был разбит, - после томлений неизвестностью, как прошла операция. С 9-го VI по 24-ое - 1-ое твое письмо⁶⁸⁴, - я жил как бы в пустоте... - все для меня как бы закрылось. Теперь я оживаю: ты жива, ты будешь жить, долго жить будешь, _д_о_л_ж_н_а_ жить! Гони сомнения, тревоги, - крепись верой-надеждой. Ну, грозило тебе - и не сразило! Мало ли что грозит и грозило нам! Минуло, минует. Когда вспомнишь, сколько раз гибель грозила мне! 12-летним, я _у_т_о_н_у_л_ в омуте, не умея плавать. Уже не помню, как меня вытащили, _о_т_к_а_ч_и_в_а_л_и, будто! Так мне рассказывали, а я дивился... - помнил только _в_о_л_н_ы, и как в ушах шумело водой... Это было в дер. Дюдеково, Звенигородского уезда (там-то и даны "Росстани" - тихая эта деревенька). Гимназистом 7-8 кл., на большом пожаре, где я был не только зрителем, из 2-го этажа выбросили комод с бельем... меня цапнуло углом по плечу (левому), как спичка чиркнула, то-лько... рассекло рукав на куртке, как острейшим ножом... - комод разлетелся в щепки... - ну, на 1 миллиметр больше, что бы было со мной?.. После сего я все же (никак не [отзывался] на "грозившее"), участвовал в тушении. Уже студентом (Оля была на даче у моей матери) я с неделю заменял заболевшего брата по управлению банями, и вот, на водокачке меня чуть не убило железным ломом-подпоркой на конском кругу, когда я, растерявшись, что подпорка (лошадей в этот час не было), случайно мною задетая, скользнула и дала ход колесам с огромными бадьями, полными водой, - вместо того, чтобы соскочить с "круга", бежал по этому кругу, а меня нагоняли балки, к которым припрягались лошади, я ускорял бег по кругу, а балка нагоняла, - так я - по словам бестолку оравшего водолива сделал кругов пять-шесть - меня в последний миг осенило, я прыгнул с помоста в сторону, и в этот миг конец железного лома-подпоры (он висел "ухом" на балке-припряжке) со свистом мелькнул у моего правого виска, чиркнув по студенческой фуражке, - точно у самого виска, - даже остался след сухого навоза, что налип на кончик 20 фунтового лома-подпоры. В 1920 году, в декабре, меня послали в Ялту на расстрел, - чудо спасло⁶⁸⁵. 8.II 1930 г. - чудо, уцелел от капкана большевистского, готового вот-вот (я его _в_и_д_е_л!) поймать меня. Всего не пишу, не вспомню. Мало ли _ч_т_о_ грозило!.. - П_р_о_ш_л_о. Так и с тобой, даст Господь. Ты должна теперь сама себе помогать крепкой верой, что - _п_р_о_ш_л_о, все! Кончилась полоса болезней, страданий, тревог. Да, я все понимаю, сколько вынесено!.. - вот уж именно: "под кем - трещит, а под нами - ломится". Надо перекреститься: Господь поможет, веруй. Не знаю, где ты: ты не поставила в обоих письмах ни числа, ни места: полагаю, что ты писала из клиники, в Амстердаме? Не знаю точно. И не было у тебя моих цветочков. А как я надеялся, что придут к тебе и книжка, и пасхалики, и лекарства, и пастилки, и "душистый горошек"! Ни-че-го! - не взял Толен. Сегодня я заставил себя поехать и взять от г. Holer'a. Мадам сказала, что Т[олен] так и не вернулся! Это 3-го-то июня. Я 3-го получил от него твою посылку (спасибо, дружок!) и через час отвез ему, его не застал, Мадам сказала, что он вернется... М. б. это "отговорка": не захотел связывать себя, деревяшка. Я очень слаб, страшная усталость, едва пишу. Все разъехались: Ивик, Серов, Елизавета Семеновна, другие... Жарко. Завтра напишу еще. Спешу на почту. Молюсь за тебя. Голубка моя, светлика моя, будь же светлей. Голова тяжелая, спал скверно. Целую, крещу мою родную больнушку, мою Олюшу. Если бы отдохнуть тебе в старом парке, как в 41 году! Твой Ваня. Хоть кратко пиши, не смею утрудить тебя. Ваня

   [На полях:] "Трапезондский коньяк" - это тебе для "укрепления" я послал. Уповай, Олюша. Сколько во мне разбилось, а я уповаю: выиграем на "чудесный билет".

   Изволь есть, есть... - _н_а_д_о! Как твоя прежняя болезнь? Когда вернешься домой?

   Олёк, что еще переписать для тебя?

  

  

   12.VII.43

   Дорогая моя Олюшенька, я изнемогаю, ожидая известий от тебя, ничего не могу делать, как потерянный. Со 2-го VII нет письма!⁶⁸⁶ Понимаю, что трудно тебе писать... Чтобы скоротать дни - ложусь рано, встаю поздно, никуда не могу пойти, ни поехать, - не тянет. Эти последние дни больше лежу, слабость какая-то, разбитость. И события нервят, и никаких дум о творчестве в пустой голове, - полное душевное опустошение. А тут еще пристают с разными "воззваниями", да я отмахиваюсь. Из Берлина неопределенные вести о некрасовском дяде В.⁶⁸⁷ Говорят, что стойко себя ведет, достойно. Слава Богу. От племянника давно нет вестей. В мае он виделся в Берлине с дядей. - А знаешь, я теперь маленько досадую, что отверг предложения экранщиков, - мог бы, глупый, оговорить постановку на родине, запретить. А теперь, _с_а_м, не хочу возобновлять переговоры. А был бы обеспечен с житейской стороны. Ну, это все пустяк. Главное у меня - ты и ты. Только бы вполне и скорей оправилась, успокоилась, - отдалась бы творчеству, родная детка моя! Как твоя почка, - ты ни слова не написала. Меня тревожит, есть ли в Голландии укрепляющие средства, вроде "селюкрина", "hepatrol'a" и проч. Это тебе необходимо, после операции. Закажи себе всякую физическую работу! - полный покой и хорошее самочувствие. Для последнего попроси у знающего врача действительного средства, дающего "светлое настроение", - это чрезвычайно важно. Олюна, мне так горько, что Толен не взял от тебя для меня даже яичка твоей работы, - а я так ждал-мечтал! Я бы повесил его под лампадку, любовался! Знаю, что - чудесно. И так хочу какой-нибудь картинки твоей работы, твоей души! Милая ненаглядочка моя... страдалочка моя... все сердце мое - к тебе, с тобой. Хоть бы дожить мне до дня, когда увижу тебя, возьму твою руку, загляну в глаза - душу твою увижу, _у_з_н_а_ю, при-знаю. Я ее чувствую, почти знаю. Как она чудесна! - и это "чудесна" не объясню себе словом, не охватывается словами _э_т_о. - Все стараюсь вспомнить - и не могу, как видел тебя во сне... - кажется мне, что видел... - и не могу вспомнить. О твоей болезни, об операции и ее последствиях я не говорил никому, - доктору только говорил, но он - молчание, всегда. Для него это - обычное. Елизавете Семеновне сказал, что это был - жировик, кажется. И никого, конечно, это не касается, и нечего говорить. Что людям! Это не для - досуга, не для праздности.

   Ивик с женой сейчас на отдыхе, где-то в незанятой зоне. С 1 сент. ему, кажется, придется уехать в Германию, как всем его срока. Для меня это горестно.

   Уехавшие - все пишут (даже и вблизи Парижа), что много дичи (охота запрещена!), зайцев, куропаток. А Серов видал даже ласку и... крота! Я посоветовал ему - понатужиться и увидать крокодила и Лох-Нэссу. Питаюсь я однообразно, совсем нет свежих овощей, ни салата, - не привозят в Париж, невыгодно. И ягод почти не видал. Юля привезла мне как-то черешен с дачки и черной смородины, для киселя. Без зелени мне тягостно, однообразно и - скудно. Я так привык к салату. Впрочем, есть-то его не с чем, постного масла нет. Обещала мне докторша ко-но-пля-ного! Я его люблю. Зато из Берлина прислала Земмеринг кило с чем-то гречневой крупы. Хорошо - немного чаю есть, а то совсем бы оскудел. Как ты питаешься? Важно, что свежие овощи есть, ешь больше салату, летю, - по-нашему - латук. Богат витаминами. Голубка моя, целую тебя, нежно ласкаю взглядом, крещу. Пиши хоть несколько строк, чаще. Твой Ваня

   Устал, тянет - лежать, лежать - и ни о чем (кроме тебя) не думать.

  

  

   17.VII.43

   Вот, дорогая Олюша, - начало переписанного - и отчасти выправленного рассказа⁶⁸⁸. Целую тебя, дорогая, именинница моя!

   Вот - мои цветы тебе. Ваня {Далее следует начало повести "Под горами".}

   Вот, пока - что успел, из-за моей руки. Твой Ваня

   Опечатки выправь. Завтра продолжу.

  

  

   19.VII.43

   Дорогая моя Олюша, и все нет письма от тебя! Со 2-го июля. Что с тобой, родная, я в томительной неизвестности, в тревоге. Жду, жду... Хоть бы Сережа две строчки, на маму не смею надеяться, так замоталась она, - писала ты. И где ты - не знаю, дома ли, в клинике..? Не могу и тебя утруждать, если ты слаба, или душа не лежит писать. Буду терпеть, ждать. Два дня, чтобы разбить окамененье мое, лежал на воздухе, на дачке. И рвался к себе, - м. б. письмо? Нет. 17 я послал тебе начало "Под горами". Вот продолжение... {Далее следует продолжение повести "Под горами".}

   Вот, дорогая, светик мой Ольгуночка. Еще напишу - закончу садом... Страшусь-недоумеваю, почему нет письма. Слаба, не можешь? Что случилось? 18 дней нет. Мне тяжело. И ты это знаешь. Ты написала бы. Но пусть хоть два слова напишет мама или брат. Понимаю, не до меня им. Или осложнение после операции? Ты должна быть здоровой! Господи, помоги. Твой Ваня

   Мысли вянут, ничего не могу делать, думать. В.

   [На полях:] Не знаю, что и думать, но я так истомился. Руке легче, но боль чувствуется, скоро устают пальцы.

   Целую тебя, свет мой Оля

  

  

   Мне тревожно, дорогой Ванюша, думать, что письмо мое вчерашнее⁶⁸⁹ тебя огорчит, - потому шлю эту открытку. Писать мне очень неудобно, лежа на спине, потому и пишу открытку. Вчера я было думать начала, что окончилось мое кровоизлияние, но сегодня утром снова прошла темная (как будто старая) кровь и днем еще раз, и вот сейчас чуть-чуть окрашено, вроде мутного чая старого. Как мама сказала "ополоски". М. б. омывается почка, но где же эти залежи? Алой крови не было. Смущает лишь, что нет сгустка, - обычно им-то и кончается. Ну, посмотрим. Вчера целый день хорошо себя чувствовала, а часа в 4 сердце очень устало и душно было. Это тоже бывало, когда закупоривается почка. Сплю хорошо. Уролога нет, но мой хирург просил ему тотчас же сообщить, если будет что-нибудь мне нужно и он готов помочь. Это истинно христианская душа. Но, Ванечка, не волнуйся обо мне: я спокойна и надеюсь на помощь Божью, хотя и недостойна ее. Будь, милый, здоров и тих. Обнимаю. Оля

   [На полях:] Во всяком случае, если не совсем кончилось кровоизлияние, то на исходе, т. к. алой крови нет. Пока, конечно.

   Не волнуйся!

   17.VII - Мне лучше.

  

  

   14.VIII.43

   1-ая часть рассказа

   Милка моя Олюночка, вот тебе "Свет во тьме"⁶⁹⁰. Посылаю, чтобы ты хоть чуточку почувствовала, как я работаю (тут это только чуть дано). Это - 3-ья-4-ая редакция. Я сперва написал 3 1/2 страницы - весь рассказик. Потом развил его (2-ая ред.) (получилось 5 страниц), затем дополнял (3-ья ред.), исправляя о-чень, получилось до 8 страниц. И уже готовую работу - вновь, здесь, - почеркал. В живой беседе я тебе объяснил бы, почему я так правил, вычеркивая даже частичку "бы". И все было бы обосновано. И все - очень важно. Этот рассказ к сердцу не прирос. Но я заставил себя его прочувствовать. Задача очень трудная. Психологически надо было все обосновать, соблюдая сжатость. Так надо было - для легкости издания - инвалидам. Не серчай, что я был строг к тебе за "Ландыши"⁶⁹¹. Ты слишком для меня нечто, (а не малость), слишком значительна в дарах тебе отпущенных, чтобы _л_е_г_к_о_ к тебе относиться. Ты, просто, побаловалась (нервила, м. б.) пиша сказочку {Далее следует начало рассказа "Свет во тьме".}.

   Одновременно посылаю окончание. От тебя вот уже 12 дней - ни словечка. Тревожусь, как ты себя чувствуешь. Написала бы хоть 2 слова! Трудно? Ваня

  

  

   14.VIII.43

   Милая Олюша, вот окончание рассказа. Вдумайся дую мою поправку - и поймешь, зачем так было надо править. Это очень важно. А на словах я бы прочитал тебе целый курс о том, как надо работать над совсем как бы готовыми вещами. Ваня {Далее следует окончание рассказа "Свет во тьме".}

   Никогда не считай, написав какой-нибудь очерк, что он готов: всегда зо-рко проверяй, и увидишь, как много несовершенного. Если бы ты знала, _к_а_к_ я работал над "Путями Небесными". Да и почти надо всем. Особенно, помню, работал над "Про одну старуху". Вот почему Иван Александрович писал обо мне в своих исследованиях: у Ш. нет ни одного слова ненужного⁶⁹², лишнего: все обосновано. Мало, если овладел интересной темой, надо ее выполнить, работая над ней: в этом - почти все искусство. Мало гореть и жить темой (предметом), надо его _р_о_д_и_т_ь, облечь в плоть, тогда он будет - жить, _п_е_т_ь. - И творить _с_в_о_е_ в душе воспринимающего произведение искусства. Об этом (как это надо делать) - не узнаешь ни в каких руководствах. Это поймешь лишь от истинного мастера. У каждого _с_в_о_я_ манера работать, но есть и общие законы _р_а_б_о_т_ы_ в искусстве. Я знаю твой характер - темперамент - и говорю: ты мне очень родная, и ты все схватишь. Ты - очень большое дарование! Несомненно. А посему - ра-бо-тай! Игра стоит свечей. Иначе я не добивался бы от тебя. Хотя бы месяц с тобой провести, сколько бы ты (и я) взаимно узнали! - в этой чудесной стихии - в творчестве! Я все, все бы тебе так осязаемо показал! О, моя светлая, нежная моя, голубонька! Хоть бы на миг встретиться с тобой! Ну да хранит тебя Пречистая! Не забывай же писать мне. Не отчуждай меня. Такие _п_у_с_т_ы_е_ промежутки - всегда урон. Целую. Твой Ваня

   [На полях:] 2-ая часть рассказа. 1-ая послана одновременно.

   Еще не ответила мне Елизавета Семеновна о деньгах. На днях она возвращается в Париж, узнаю и сообщу тебе. Глазки целую.

   Не томи, напиши о здоровье.

  

  

   Милый Ванюша, пишу тебе уже "восставшей", - конечно, пока что: ибо за всякий день не поручишься. Так уже приучилась теперь жить. Большое тебе спасибо за "Свет во тьме". Он - как и все твое... но, конечно, снова новый, т. к. и тема совсем новая. Да, все это ужасно трагично. У меня постоянно щемит сердце от всех этих ужасов. Большое, большое спасибо, что прислал этот рассказ, - ведь еще всегда труд переписки. Ах, не надо больше о моих каракулях литературных! - Позавчера вдруг приехал вечером мой хирург; был поблизости и заехал поблагодарить за наше поздравление к его рожденью на днях, ну, и видимо все-таки тревожило, как я, без-Саре11еn'овская лежу. А у меня как раз такое было минорное настроение, - говорю: "ну, а толк то мне какой, что v. Capellen мировая известность, он же ничуть не интересуется моим случаем. А вот если бы мне знахаря кто назвал, который бы помог, так я бы с большим удовольствием к нему пошла"... Klinkenbergh сидел-сидел, да и говорит: "Dr. v. Capellen, действительно, мировая известность и редкий специалист, но представьте (это говорю я Вам частно, доверительно, т. к. просто вот мне частным образом хочется помочь Вам во что бы то ни стало) - у него тоже бывали ошибки. Я не люблю перенимать пациентов у коллег, но если хотите, то я исследую Вас, исходя только из того, что 1 голова хороша, а 2 еще лучше..." На его взгляд я показалась ему очень бледной и похудевшей, и он возмущался, что мне никаких препаратов не давали (я сама себе прописала). И вот я не знаю, что мне делать. Опять цистоскоп?! Это же кошмар. И поверю ли я ему абсолютно, в случае расхождения его с v. Capellen? Спросила: "м. б. операция?" - "А это я не знаю". Только эти одни опять проблемы... Я думаю, что не пойду, а то только обиды, если его не послушаюсь. Ну, прости, что все о болях.

   Целую. Оля

  

  

   22.VIII.43

   Дорогая моя Олюшенька, спасибо тебе, роднушка, за открытку, которую я получил в пятницу⁶⁹³, 20-го, - сегодня воскресенье. Открытка коротенькая, но в ней для меня - большое: ты так тихо-нежно говоришь мне - успокойся, будь тих... ты тревожилась, что твое письмо от 11-го меня огорчит... Нет, Оля, оно не огорчило меня, а я как-то онемел, горько изумился, что ты _т_а_к_ приняла, поняла мое письмо, где я тревожился о тебе, - а потому и горячо принял, - как ты скакнула в Гаагу, еще не оправившись после серьезной операции. Времена-то другие, ты, ведь, не в спальном вагоне ехала, не в покое, а - в риске на все. И тебя давили и мучили сопутники. Вот что вызвало во мне отчаяние. Тут же я писал тебе о твоей сказке, - так совпало, т. к. я не хотел тянуть, ты ждала ответа. Еще раз, сознательно, скажу: ты взяла трудную задачу - стилизация, - и неблагодарную, и, должен сказать, ты изумительно все же справилась, т. е. ты показала, _к_а_к_ берешь чувством, как владеешь словом и образом. Талант твой и тут бесспорен для меня, - и я говорю тебе не в утешение, язык бы не повернулся в _т_а_к_о_м_ лгать. И отлично это, что ты задала себе работу, это вырабатывает приемы, это и учит... Голубка, я же не раз писал тебе, как Флобер де-сять лет гонял Мопассана⁶⁹⁴, своего, кажется крестника или, как бы приемного сына...⁶⁹⁵ - уверен, что его и "хорошие" работы - для другого, не для требовательнейшего Флобера и не для исключительного талантища Мопассана! - работы летели под "вычерк"-"крест" учителя. И вот, пришло время, и Мопассан принес ему "Пышку" - "По буйи"⁶⁹⁶ кажется, в оригинале. Флобер расцеловал "ученика" и сказал - "теперь _и_д_и, сам _т_ы_ - _м_о_ж_е_ш_ь". _Ч_т_о_ было - все это гонянье? Вы-учка, всяческая, вы-ра-ботка... и техники, и "зерна", и - гармонии содержащего и содержимого. Для меня такая твоя работа, получи я ее от неизвестного... - явилась бы верным показателем, что это писал одаренный, полный больших возможностей. И я сказал бы ему это, но не посоветовал бы печатать, хотя это безусловно куда выше многого печатаемого. Но это и не твой путь? - стилизация, - ибо ты вся - _с_в_о_я, ты вся правдива, ты - проста, - говорю о "простоте" в пушкинском смысле, - ты должна быть свободна... легко дышать в писаньи, тогда ты найдешь себя, как уже не раз доказывала это, - "Айюшка", историйка "наседки-Оли", - удивительная! я ее все и всю помню! до мелочей, до того заломчика в печурке, куда ты положила яичко - ку-рочка ты моя глупенькая! - когда пошла с бабушкой, что ли, в баньку в субботу... да, так вот - не твой это путь - стилизация - да и ничей он, ибо это всегда условность и как бы ремесло невысокого калибра, - почему я и не выношу гг. "стилизаторов", "поддельщиков"... - как бы выкрутасно-поэтично ни было изделие! - стилизация связывает душу, не дает воли, простора чувству, и, главное, мешает проявляться простоте и непосредственности... - а эти два необходимые свойства творящего - под "непосредственностью" я разумею, - главным образом, - искренность чувства. В стилизации ты можешь писать как бы и искренно, но это натуга, это не "легкое дыхание"...⁶⁹⁷ Ну, ты все понимаешь, что я хочу сказать. - Так вот, спасибо тебе за открытку. Она пришла как раз в тот день, когда я начал вплотную работать. Я окончательно выбрал - сначала закончить "Лето Господне". Пересилил свой "страх", как тяжела будет работа, душевно тяжела, - ведь такое горестное и остро-больное содержание должно быть этих последних очерков, - болезнь, кончина отца, похороны, поминки, - _и_т_о_г_ моего "Лета Господня". _Н_а_д_о_ же завершить, оставить русским читателям цельное произведение... - ведь эти мои две книги ("Лето Господне" и "Богомолье") - я вовсе не обольщаюсь! - стали _с_в_о_и_м_и_ для многих-многих... - и все больше я узнаю об этом. Если Бог даст закончить "Лето Господне" - тогда только я вплотную перейду к "Путям". И знаешь, 19-го я начал... - а в душе-то да-вно томился, и там отстаивалось и как-то собиралось _в_с_е_... - и написал в тот день - 2 страницы, начерно. 20-го я почеркал, и начал снова... написал всего 7 страниц, с прежними-то двумя, исправленными, и уже "начисто" работал... вчера я продолжал начисто... - так легко выливалось! - написал 7 страниц, и в конце 14-ой поставил дату... и закончил рассказ - называется "Святая радость". Сперва-то я озаглавил - "Серебряный сундучок"... и в конце увидал, что до "сундучка"-то ох, как далеко... "Серебряный сундучок"⁶⁹⁸ - это - ковчежец с мощами Целителя Пантелеймона. Столько оказалось матерьялу, что еще до "сундучка" будет рассказ⁶⁹⁹ - заглавия еще не знаю... - будет - обливание холодной водой в банях... - лечение!? - и вот "Святая радость"-то и заканчивается, как мы трое, отец, Горкин и я - подъехали к баням... в конце мая, чудесный день, все для отца - новое... - как бы выздоровление!.. - это от нервного подъема, конечно, только... - все обосновано и - про-сто! Я чувствую, что не изменю ничего. Столько откуда-то вывалилось... - и столько _д_е_т_с_к_о_г_о! Думаю, что ты осталась бы довольна. Огромный - для размеров очерков "Лета Господня" - получился рассказ, обычно эти "главки" занимали самое большее - 10-12 таких страниц. Вижу, что, помимо пугливого хотенья-воли моих, приходится давать болезнь отца очень медленно разворачивающейся, как это и было... - опасения, надежды, опасения, улучшение, ухудшение... - и все _н_у_ж_н_о... - ибо во всем этом проявляются души окружающих... и нарастает-грозится неизбежное... - и отец так хочет жить. Конечно, я не могу же помнить всего, мне тогда, это был 84 год, - было около 7 лет⁷⁰⁰. Знаешь, в этом рассказе я дал, как отец, почувствовав "подъем" - веру, что выздоровеет, - когда уводили со двора разбившую его "Стальную"⁷⁰¹, - рассказ "Радуница"! есть у тебя? - обещается сейчас же... пе-шком к Преподобному, как "вы ходили"... не на "Кавказке"... вспоминает "землянику", как мазал мне щечки...⁷⁰² пешком! "как божий {Так в оригинале.} народ идет"... - вот тут картина - как он велит собирать его - едет в бани - обливаться... хочет надеть все новое... - в Заутреню в чем был! - сбрасывает надоевший за 3 недели халат... и его головокружения прошли, вдруг... - нервный-то подъем! - и все рады, а "главный участник" что разделывает... вот это нарастание радости у всех и дано... - и дотого, что радуются, будто, и все вещи... - тут дана песенка Гришки, когда он начищает штиблеты отцу, как щетка сапожная поет... - "дъ-я-чесу-чесу-чесу... еще шкалик поднесу..." - навязавшаяся на язычок мальчишке, язык сам выплясывает... масса мелочей, но все они как-то _с_а_м_и_ влились... - словом, легко писалось. Теперь я, так сказать, на ходу... пишу с передышками, - все, будто, готово, _е_с_т_ь. Эта все и всех озарившая радость - надежда... и оттого резче будет - реакция! Но как это выйдет - не знаю, лишь _ч_у_ю... Так продуктивно да-вно не писалось... - "скипело", стало быть. Ждало долго... - дождалось. Так, когда-то, я писал "Человека из ресторана"... - я его дал, кажется, за 2-3 месяца! Вылился... - это было в 910 г., в день смерти Толстого, в ноябре, вечером⁷⁰³, когда узнал я о кончине, я кончал переписку романа... и в тот же вечер, - была ночь, около 12 ч. поставил последнюю точку.

   А сейчас я отрываюсь от письма, чтобы глядеть, как готовится мой "лашненник", - сам стряпаю! - с миндалем и грушами, - отказался от зовов на воздух - в Версай - масса белых грибов! - и к Юле. Нет, друзья мои, хоть сто корзин грибов сулите... - а я очень люблю набирать! - раз я взялся за работу... - ка-пут! ау-у!.. Я, слава Богу, здоров, охотно ем, - только - как всегда в периоды работы - сплю тревожно... Сегодня - сейчас 4-й час кажется начну "баню"... - "перекипает"! - и надеюсь завтра-послезавтра кончить. И вот тогда - "серебряный сундучок"... знахари... советы... гости, гости... хаос в доме... предчувствия, сны, все цветы у нас зацвели в комнатах! - _б_л_и_з_и_т_с_я... А дальше - у меня голова кружится... - кажется, очерков пять-шесть будет...⁷⁰⁴ очень много _в_с_е_г_о... - Возьмет месяц-полтора, если не изменят силы - нервные! - Но спешить и форсировать не стану, а так, сдерживая "фонтаны". Ах, родная, если бы ты была тут...! Я покоен, тебе лучше, все пройдет, только не мечись, вылежись... про-шу!!! И еще: душа твоя поищет и найдет, _ч_т_о_ писать. Почему-то мне лезет в глаза - "жизнь фермы". Но, Олюночка, у тебя горы пережитого, - _у_й_д_и_ в родное, давай _с_в_о_е... - как ты хотела... не бойся и не задумывайся, _к_а_к_ выйдет... а будто мне рассказываешь, пишешь... только мне! - и увидишь - как пойдет. Обо всем, душа подскажет... как ты ездила гостить... помнишь, писала? И все вольется в нужную отливку... - не бойся размеров, подробностей, всегда можно сжать. Целую. Глазки, губки, всю тебя, голубонька! Твой Ванёк

   [На полях:] Если будет время, перепишу для тебя "Святую радость". Не обещаю.

   Я слишком изныл - "изболтался" - надо теперь оправдать бытие свое. И до грибков дойдет. Пиши мне, и не надумывай, если у меня будут перерывы... - работаю.

   Все-таки, я не так уж "болтался": написаны "Именины", "Рождество в Москве" (м. б. пришлю к Рождеству - Ольке), - "Свет во тьме", "Святая радость" и кое-что в "Путях Небесных" и много - в думах было, варилось. Много читал, и сколько писал тебе. Мои письма тебе составят 3-4 книги! бо-о-льше!..

   Потому буду писать _с_п_о_л_н_а, что надо же дать, как болеют и умирают русские люди, и как и что делает жизнь-уклад - как бы симфонию отхода и отпуска. "Ну, увидим..." - как любишь говорить ты, детка.

  

  

   25.VIII.43

   Дорогая Ольгуночка, сегодня утром я закончил новую главу "Лета Господня" - "Живая вода" - здесь даны бани, народ, встреча бабки, картина окатывания студеной водой, подъём, общее радование, планы лета, - "если Бог даст", - возвращение домой, май, воздух садов, берез, воля... - и накрытый к обеду стол - "ботвинью-то не забыли?" - словом, _р_а_д_о_с_т_ь, которая скоро сменится... Своего рода, "шутки жизни", как это часто случается. Теперь мне предстоит давать нарастание горя... Но все это в руках, и я м. б. сегодня начну "Серебряный сундучок". Кроме него должно быть еще очерка 4-5. За август написано 3 рассказа, 7힏 страниц. Целую. Жду письма о здоровье. Голубка, я пишу охотно. Твой Ваня

   Если ничего не помешает, закончу "Лето Господне" к именинам. А там - "Пути".

  

  

   4.IX.43

   Ванечка, я опять больна почкой, вчера слегла. Вот в течение 4 недель 2 раза. Ну, будет. Принимаю лекарства нового доктора, но ничуть не верю, но довольно! -

   Сейчас стоят дивные дни, как меня тянет на воздух! Ночи темные-темные, а утро все в тумане, рамы запотевают по-осеннему. Люблю, когда начинает подниматься солнце - этот розово-золотой туман. Это только в сентябре. У меня с прошлого года есть акварели таких утр. Но, вообще-то, я это брошу, поздно и невозможно учиться... Почему никто не поддержал меня тогда, в 1920 г.? Никто не ободрил. Согласились с сожжением всяких кораблей... А я так робка и так скромна [в] оценке себя. Вот пример: в школе набиралась театральная группа, и в условиях стояло: "без физических недостатков"... А я, прочитав это, огорчилась очень, т. к. считала, что я урод, причем искренне. Я уклонялась очень долго от всяких собраний молодежи: спорта, игр и т. п., - считала себя хуже всех. И в искусстве... могла ли я сама решиться в голодные годы учиться в Художественной школе, когда каждый старался урвать кусок хлеба. Тогда я считала такое ученье роскошью. Меня вообще никто никогда и ни в чем не поощрял. Кроме вот одного проф. Бенькова⁷⁰⁵, накануне его отъезда в U.S.A., да и то как же слабо. Мне горько это и больно. Не надо было мне снова ворошить пепел. Ну, жила же я, позабыв все. Не усмотри ты только обвинения себя. Ты-то меня очень окрылял. Но когда?! Все поздно. Я это по себе знаю. Да, м. б. у меня и нет способностей художника кисти. Почему я никогда не пробовала писать? Скажу тебе совершенно честно: потому что писатель - это вершина для меня недосягаемая. Я и пробовала, писала и в слезах стыда уничтожала. Я даже шепотом сама над собой ругалась и днями себя презирала. Это ужасное чувство. А в детстве, говорят, была смелая и уверенная. Кто и когда меня застукал? Институт?? И теперь мне не расправить крыльев. Когда меня обижают, то я не из-за лишней чувствительности сжимаюсь, но оттого, что это вырывает у меня последнюю веру в себя. Я защищаюсь только из желания себя кое-как убедить хоть в minimal'ной своей роли на земле, но когда я одна, то я верю только и абсолютно обидчику и живу потом этим зарядом. Часто у меня не бывает сознания своего, уделенного мне Богом, места на земле {Далее зачеркнуто: Как немногие, очень немногие угадали таки простой и такой естественный подход ко мне - ребенку. И сколько я страдала. Тебя удивило яичко Оли-клушки? А сколько бывало подобного. С меня 9-тилет-ней спрашивали так, как будто я 20 лет. Если взять здешних детей, - Господи, да они в 15 лет все еще бэбэшки. Это горе с яичком, оно меня на долгие годы раздавило, а за что озлился дядя? И он не злой. Потом мы с ним дружили. А как попало мне за побег мой ночью... Конечно, это нельзя поощрять, но неужели никому не пришло в голову, подумать о том, что меня побудило к бегству ночью в совсем чужом городе. Часто удивляюсь. И вот из такого складывается человек с тяжелыми и мучающими свойствами. Ах, как много иногда на душе. Но я так много должна страдать, учиться терпеть, что я не смею об этом говорить.}. Мои болезни учат меня смирению. И если так, а не иначе меня поставили в жизнь, то значит так и надо. Только обидно, как иной раз тут над идиотом бьются, стараясь угадать его "наклонности" и "способности", а вот у меня прошла вся жизнь ни во что. Конечно, вся наша тяжелая жизнь тому была причиной. Но как же коротка жизнь! -

   Ну, Ванюша, кончаю. Мне грустно. Писать трудно на спине лежа. Будь здоров - это все, главное самое. Как ты живешь? Пишешь? Помогает ли Анна Васильевна? Что Ивик и его жена? Вчера я так обидно заболела: был один гость (* не думай, не утомилась. Я вообще в этот раз береглась.), накрыли стол обедать, а я пошла переодеться к столу. И еще до обеда скорее "забежала" и... кровь. Ну, "извините, я больна, должна лечь". Обнимаю. Оля

   [На полях:] 6.IX.43 Не волнуйся: пока остановилась кровь. Лежу тихо. Грустно мне. Не обращай внимания на жалобы письма сего, - не надо так. Ко мне все так добры в болезни, а я ведь какой балласт всем им. Я много любви видела и не смею жаловаться.

   Христос с тобой! Будь благостен и тих, и здоров. Оля

   P. S. Мне поставили осенних цветов, да - они "милей роскошных первенцев полей"⁷⁰⁶.

   Мои обвинения не родителям. Не пойми их так. О. 6.IX.43

  

  

   17.IX.43

   Милый Ванечка! На твое письмо от 10.IX⁷⁰⁷ не удосужилась ответить в тот же день, хоть и рвалась писать, мучимая беспокойством о твоей бесквартирности, (письмо шло 3 дня, было не процензурировано), - а теперь вот снова лежу. Опять кровь. Но немного. Не хочу больше распространяться, но скажу лишь, что у меня появилось какое-то ясновидение: вчера (да и всякий раз так) говорю маме: "м. б. сегодня, а то завтра буду опять болеть". Мама заметила, что это пессимизм мой, припадки коего бывали и раньше. Но это вовсе не было _н_а_с_т_р_о_е_н_и_е, а какая-то внутренная уверенность и подготовленность. Сегодня, когда я позвала утром: "мама, опять кровь" - то она даже не удивилась, - настолько "поверила" моему предчувствию сама-то! А вчера вечером я мысленно тебе писала... и все хотела сказать, до какой степени мне за тобой не угнаться. И как ты живо воспринимаешь жизнь. А я, особенно после операции, как-то настороже, - что ли. Всего остерегаюсь. Радоваться-то и то боюсь. Это не зашибленность. Но чудится мне где-то внутри, - не путь ли это тот, который следует каждому в конце концов найти и к которому не придешь так просто, а вот через страдания может быть. И я не знаю, не явится ли мое жизненное барахтание [переньем] против рожна. Под жизненным барахтаньем разумею отрешение от этого внутри меня создавшегося отчуждения от многого и при помощи воли и фантазии пытаться приблизиться к чаше жизни. Не сочти это за минорные мысли, за фразы. Это все совсем не то. И так для меня важно, что я лучше не стану об этом говорить, чтобы не сердить слушающих. Конечно, ты тоже прав: жизнь живет, и слизняк не спрашивает себя, зачем он обнимает "прекрасную"... но это все в безотчетном. А когда приходит какое-то время (м. б. для каждого) известного отчета, то вот тогда-то и хочется сказать, что все, решительно все суета сует. Да, никто м. б. так не брал всего от жиз