Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной

Творцу все наше грешное изобразить и дать в самом прекрасном, достойном своем явлении. Бог радуется на тебя, Ваня! И если Божью красоту... во всем... в вишне (да, красивое слово!), в букашке, в пыли даже!, в людях - Его подобии, в любви, в оленьем зове... во всем... - не видят люди... а они часто, почти всегда не видят и топчут, - то Ты дан Им, Богом, нам показать... Конечно ты - Апостол! Ванечка, склоняюсь к ногам твоим. Бессмертный! Великий! Вечный! Ах, и другие есть художники, но... все - не то! У тебя - Божия искра... У кого ее еще так ярко найдешь? Ты весь особенный! И в этом почитании Богоматери! Дивный мой!

   И вот о Богоматери! Это твое тонкое понимание чудеснейших чар жизни - этого же ни у кого _т_а_к_ нет!

   Ванечка, пойми сердцем то, что сейчас скажу: (м. б. слово плохо выразит): эту очарованность отражением Богоматери в Жизни, в слабом повторении, подобии и внешней формой, т.е. в живых женщинах, то, что можно, пожалуй, определить "ewige Weiblishe" - эту очарованность я часто чувствую. Читая книги, или наблюдая жизнь, или просто любуясь этим проявлением. И, видя, в любви 2-х сторон, одну... такую, с этим несказанным очарованием, я и любуюсь ею. Дико женщине влюбиться в сестру свою... если это "влюбиться" понято не верно, грубо. Я не люблю в ней то, что вне этой "отраженности" Предвечной, Прекрасной, Блаженнейшей между женами... Я до трепета любуюсь, наблюдая любовь, как таковую (книга ли это или еще что). Я не "чары" этого "героя" вижу, но его чувство, его влюбленность, поклонение тому в _н_е_й, что заставляет трепетать. Описывая любовь такую, я (если бы я стала писать) без сомнения любила бы в "нем" - его любовь, (не мускулы его и молодцеватость и т.п., а) именно проявление его любви и через это его самого! Ты знаешь, я никогда бы не могла полюбить мужчину просто вот так с виду, очаровавшись им самим... И я пленена всегда проявлением поклонения вечному женственному. И я, любя, обожая это, люблю его. Потому я думаю, что люблю не женщину-героиню, но это чудесное в ней, это является настолько священным, что выходит за пределы наши. Это что-то абстрактное, что-то над нами. Часто женщины, влекомые своими страстишками и по зависти ненавидя "свою сестру" не _в_и_д_я_т_ божественного, чарующего всех. Потому я думала, что среди женщин мало может быть истинных художниц. Надо "уметь" с Выси смотреть, а не на линии своего носа. Ты, подумай, как грубо и не художественно было бы в изображении любви, - описание _е_г_о... Восхищение им как таковым только. Другое дело, если я "его" вижу тоже в _в_е_ч_н_о_м, - например, _г_е_р_о_й. Ну, как король Александр I ⁴⁷⁸. Это другое. Это - вечное и потому влечет. Но в обычной любви, в освященности, в чарах ее, - мы, конечно, должны увидеть "ее", а не "его". Ибо только этой "вечно-женственной" прелестью освящена любовь! Так я понимаю. А если писательница его в любви (обычной не героической) дает, то и получится бульварность. Сила мускулов и больше ничего. Я люблю "его", потому что "он" зажегся, или я чувствую в нем эту восприимчивость, возможность ее, _в_е_ч_н_ы_м_ светом, данным "ей" _Е_ю. Можно понять (Угадываю... Конечно, все подсознательно.){Эти два предложения обведены О. А. Бредиус-Субботиной.}? Ванюрочка, скажи почему же ты хочешь от меня беречь Дари? Я не обижаюсь, но должна знать! Как ты все угадываешь, - я только что писала о "березовичке", а ты уж его мне тоже посылаешь! Хотела спросить тебя давно, как у тебя, вокруг тебя, - и ты даешь мне твою комнату. Спасибо, родной! Я так и представляла. Нарисую тебе, как я вижу.

   Ванечка, ты не присылай еще духов, - к чему так баловать? Я не запрещаю это, но... просто... зачем же? Я наслаждаюсь твоими конфетами - прелесть! Но, чур - не посылай! Я об изюме тебе писала, что не люблю его. Не омрачайся! Это не значит нелюбовь, а только не значит любви. Я равнодушна, а т.к. ты любишь, то жаль мне отсылать редкость! Я его сберегу тебе!!!! Хорошо? Господи, неужели будет это, что тебя увижу? Солнышко ты мое! Получил ли мое фото? И волосы? А цветы? Неужели нет? Я же их послала (велела послать) к 10-му XII! Ванечка, я получила следующие книги: "Свет Разума"⁴⁷⁹, "История любовная", "Про одну старуху", "Степное чудо", "Няня из Москвы", "Солнце мертвых", "Liebe in der Krim" и "Мери"! Все они от тебя! Богатство какое! Пришлешь автограф? Пришли же фото! Я все книги переплету. "Старый Валаам" не пришел еще. Ты спрашивал.

   [На полях:] "Ewige Weiblishe" - неуловимо, как чувство, которое приказывает обернуться, когда кто-то сзади смотрит.

   Вань, я пудреницу-реликвию⁴⁸⁰ приняла с чувством недостойности. Сохраню подобающе. Но "доказательства" мне не нужны ведь. Я знаю тебя!

   Целую тебя, обнимаю и люблю... люблю..! Оля твоя.

  

  

   12/25-26.XII.41

   {На конверте помета О.А. Бредиус-Субботиной: Божественное.}

   12 ч. дня

  

   Ласточка моя Олёль, радостно взволновали меня твои последние письма! Как я тобой счастлив, детка, как светит мне твое глубокое чувство! Необычайная, чистая, небесная! Не называй меня великими словами, недостоин я. Оля-голубочка, не думай, что я удовлетворен "оригинальностью наших отношений"! Каждый день разлуки с тобой - для меня ужас, утрата заветной надежды... - ты знаешь. Быть с тобой, слиться не только душой - чувством, а всем в нас... дать жизнь... Господи, думать страшно, что все обратится в призрак, - что мы не встретимся! Что скрывать, так мало надежды, что могу получить позволение приехать. Но, родная... не будем же терять последней надежды. Оля, меня пугает это твое слово о "завещании". Оля, не теряй веры, молись, будь крепкой, - только через молитву найдем силы. Знай, что я верен тебе, что я хочу быть достойным твоей великой любви, тебя! Я - как "рыцарь бедный", твоим образом жив, тебя лелею, тобой дышу. "Пути" я буду, начну писать, - для тебя, во-имя твое. Клянусь тебе. Условия моей неустроенной - бытовой - жизни и события мешают, - горение тобой все закрывает... Олёк! Это бред был, что надо "беречь" Дари! Только тобой и могу ее писать, без тебя - не было бы ее, клянусь. Нет минуты в днях моих, чтобы не думал о тебе, не жил тобой. Единственная, все заполнившая, - не знал никогда, чтобы могла быть такая любовь. Вечная, последняя для меня на земле, козочка моя! Да, то словечко в "Лиэбе" - "геслейн" - козочка! Не отвечаю тебе на письма, а лишь пытаюсь успокоить тебя. Оля, я счастлив, как ты открылась, открывалась мне, - и твои слова - о любви - такое головокружительное счастье, до задыхания, до пьяного восторга. Как ты умна! как тонко разбираешься в искусстве слова! Ты, Оля, сама не знаешь, как ты драгоценна, - явление необычайное. Ты - готовая, ты должна писать, что хочешь, как хочешь, - ты _е_с_т_ь_ уже! Решись, начни, - это тебя успокоит. Олёк, следи за здоровьем, ешь больше, принимай "селюкрин", укрепишься. Не будем ни на миг терять надежды. Не насмешка же над нами - чудо нашей встречи! Я трепещу перед тобой, недостойный твоей любви. Оля, мученица, бедная моя страдалица... - сколько вынесла ты! Оля, ты можешь сжечь мои письма? я не могу - твои, ни за что: это - ты, живая, вечная. Ты можешь закрыть себя, снять свое имя, но отнять у жизни ценнейшее, - подобного не было в веках! - это грех. Мы поем друг-друга. Мы находим новое в любви, столько духовно ценного, исключительного! Эти обмены чувством - это же наши дети, это свет наш... - это святое наше... - и сжигать этого _н_е_л_ь_з_я. Олечек, я плавлюсь в твоей любви, я сладостно сгораю... - и ни за какие блага не отказался бы променять эту "муку любви"... - пусть даже она и не увенчается. Я знаю твои страдания... но помни же, ты в расцвете красоты и силы, ты должна жить, у тебя будут цели, если судьбе угодно будет отнять меня. Первое - ты должна быть здорова сильна духом, верой, надеждой. Ты много перенесла, м. б. это последнее твое испытание. Надо быть смелой, гордой, - и вынести. Почему ты не ценишь даже - пока - _т_а_к_о_е_ счастье? Вспомни, сколько вокруг страданий, и - безнадежности, у стольких! Вдумайся, Оля... - твои слова повторяю: пребудь в Воле Господа! У тебя есть предчувствие, что "устроится" - и живи этим пока... - я знаю, что у тебя воли больше, нежели у меня. Не отдавайся набегу острых дум, не запугивай себя невозможностями... - мы живем в такое время, в вихре таких событий, когда _в_с_е_ _в_о_з_м_о_ж_н_о. Правда, не по времени _т_р_у_д_н_а_ любовь наша, так несвоевременно случилась она! кто знает, что _б_у_д_е_т?! Как же можно отчаиваться, терять себя? Верь же мне, дорогая птичка моя, бесценная... - только надеждой на встречу с тобой и жив. Будем же верить, молиться, умолять Господа! Помни: _н_е_ _с_л_у_ч_а_й_н_а_ наша любовь, она - _н_у_ж_н_а_ нам обоим. Для чего, во что выльется - кто может знать?! Верь, верь... И не мучай себя призраками: я - твой, и только твой. Таким и останусь, до конца, какой бы ни был он. Я счастлив уже и тем, что ты _е_с_т_ь, что ты - в тепле, с мамой с братом, что ты не нуждаешься, что ты можешь лечиться, что ты так еще юна! Твои 37 лет..! Да ты еще 30 лет будешь свежа сердцем, прекрасна телом, - вся - несказанная. С твоей душевной сущностью - ты долго-долго будешь юна, свежа, светла. Мне больно помыслить, что кто-то другой может дать тебе полное счастье... - но, Оля... - я так люблю тебя, что гашу боль эту... - только бы ты была счастливой. Ты знаешь сама, что наша любовь, наш "обмен" выбил в тебе много чудесных искр, ты зреешь душой несомненно, раскрываешься, расцветаешь... все прекрасней ты, все полней чувствами... - какая же эта сила для твоей будущей творческой работы! И я счастлив, что являюсь кремнем для твоего огнива. От нашей _п_о_л_н_о_й_ встречи, - душевно-телесной, - ты, конечно, еще пышней бы расцвела... вошла во всю полноту сил души-сердца! О, какой бы это был пожар чудесный! У меня сердце обмирает... только помыслю..! Влиться в тебя, в тебе сгореть... - о, дух захватывает от такого счастья! Олюша, я сегодня ночью проснулся - и так хотел тебя..! до слез, так и уснул в слезах. Дай мне твою чудесную, милую головку, я положу ее себе на грудь, я буду ласкать твои локончики, целовать лобик твой, бровки-ласточки, грудки твои нежные, голубка, душку твою... и всю, всю заласкал бы, о, как заласкал бы! - и ты отдала бы мне всю страсть свою, и жизнь дала бы... нашему ребеночку, - о, как я верю! - и это был бы чудесный, светлый, красивый, гениальный, да... - ты же необычайная, моя небесная невеста, моя Олёль! До боли острой я тебя люблю, до сладкой боли. Я слышу тепло твоих объятий, жарких, нежных, бурных, дающих жизнь, ищущих ее, - чтобы дать ее другому существу! Оля, я безумствую, я горю, тоскую, стражду, зову тебя, как никогда еще не звал! Я не могу без тебя, я весь сгораю без тебя.

   Сегодня, - перерыв - 26-го, нашел твою карточку - "с новым годом!" - благодарю. Твои мотыльки, цвета сомон, цикламен, дают новых, новых детей, я над ними стою и плачу. Оля, где же ты?! Оля, какая это му-ка - не иметь тебя. Я счастлив, что ты молишься. Молись, Олек мой. Какое видение было тебе в ночь на Св. Николая? Ты велишь напомнить. Все мне скажи. Оля, как ты чудесно-тонко говоришь о "Солнце мертвых". Да, Оля, я не зло давал книгами, я жалел _в_с_е_ в мире, в Божьем мире. Я знаю: _н_и_к_т_о_ не написал бы "Солнце мертвых". _З_н_а_ю. Это мне Господь помог. И как же скоро я написал! Писал - в болях, - напишу страницу - и катаюсь от болей - "язва" - на диване, перерыв, опять пишу... - и какое было облегчение, когда я кончил пьяниссимо, грустно - пением дрозда! _С_в_е_л_ - к минору - такое страшное! - Оля, я не отвечаю на твои последние письма, я отвечу, я в угаре от тебя, в тумане от твоей кружащей меня любви, от твоей страсти. Ты - Женщина, вся, вся, дивная, чудесная, как никакая другая... все заполняющая, зовущая, влекущая, все отдающая! Свет мой, моя любовь, моя Царица, моя Небесная-земная, моя дружка, любимка, нежка, ласка, дурманка моя, - о, как я тебя жду, хочу, зову! И - бессилен перед далью, - неурочность бьет любовь нашу, но не охладит, нет, - может убить, но это только - убив жизнь. "Лиэбе ин дер Крим" - в переводе - слабо, не то, нет музыки, - и вишни - не вишни, у меня персики там, пер-сики... сочные, как ты! Моя Нургет - это все зачатки будущих женщин нежных... твои предтечи. Оля, я тебе все, все отдаю, все посвящаю тебе, что не отдал еще... - всего себя тебе отдаю! "Куликово поле" - твое! Я тебе пошлю - сам перепишу. Оля, я буду, если буду здоров, писать "Пути"... - так трудно сейчас, в холоду, в посещениях, все отрываться надо... - для всего. Оля, я просил своих милых бывших переводчиц в Гааге - мадмуазель де Хааз - "Мери" переводили для большой старинной газеты⁴⁸¹ когда-то - послать на Сережу - к нашему Рождеству - или шоколадных конфет тебе, или - ландыши. Думаю, они это сделают. Я написал, что сосчитаюсь в Париже с их родственником. Написал им еще 17. Я послал тебе 19-го "Эр блэ" и "грушку", сам очистил и сварил варенье, для тебя! Шоколад не вместился в вес, оставил. Пьяных вишен не мог достать, но я найду что-то, мне обещали. Мне так радостно хоть чем-нибудь тебя развлечь, приласкать, мою нежную, мою светленькую Олю, мою единственную девочку. Так любить как я, - такое счастье! И быть так любимым! Зорька-зорька моя, свет мой последний, "вечерний"... - будь спокойней, будь счастливой этим малым счастьем - верь, надейся, Оля! Будь сильной, будь стойкой, - черпай силу в молитве! Только она даст силу, волю. Как ты чудесно говоришь о любви женщины, о любви - к женщине! О - героине любви! О сущности любви к _н_е_й, и "вечно-женственном".

   Ты же необычайно чутка, огромна! Пиши - что хочешь, как хочешь, только пиши. Я не постигаю, как я, идиот, мог написать, что надо беречь Дари от... тебя! Ты ее всю пронизала, наполнила во мне! Оля, ты увидишь, _к_а_к_ это выйдет! Я дам ей столько любви, столько от тебя..! Как ты ее _с_о_з_д_а_е_ш_ь_ во мне! Целую твои ножки, голенькие, пальчики, коленочки... всю тебя. Все в тебе! _В_с_е! Пойми, как ты мне необходима... Оля, дай мне себя, во сне, - я не могу тебя достать... а так хочу..! - Изюм дай маме: Поцелуй ее и Сережу, за меня: я вас всех троих люблю, моих родных, моих близких. Через тебя. Какая умная твоя мамочка! Я ей напишу, - какая мудрая, какая чуткая. Она меня ни в чем не упрекнула! Я _н_е_ виноват, Олек... в твоих мучениях. Я косвенно, м. б., виноват, только. Оля, я пошлю тебе автографы. Знаешь, что я написал на книге "Мери": "Это будет твоя любимая лошадка, Оля. Не ты ли это?" Неужели ты не получила "Старый Валаам"? Ответь же. Я пошлю, через Берлин. Он должен тебя так успокоить! Там много - "моего". Я пошлю тебе "Ландыш" Герлен, ждет, опасаюсь часто напоминать таможне. Ответь же: хочешь "Жасмин"? Я всю тебя задушил бы... духами! всю тебя осыпал бы дарами, малыми такими... Олёк... но мне так хочется тебя ласкать, радовать немножко! Твои глазки светлыми видеть, - Оля, цени каждый миг дней - все, все цени, всему радуйся: дождю, холоду, ветру, - но береги себя! - заре, звездам, запахам фермы, меканью телят, звону молочной струйки, травкам первым, первым примулам на солнце, месяцу ясному, холодному... ласке мамы, - пусть она гладит твою головку... братику радуйся, целуй его... - будто меня целуешь... - огню ночному, рано утром, - свечке нашей, давней, о, как я рад был ей, когда был маленьким! - дровам горящим, печке теплой, хлебу... тарелке супа, "хлебу насущному"! - голоду и сытости, кровке твоей, в руках, по жилкам, сердечку, которое и для меня стучит... - ну, всему, что Божье, ведь! Как это все хорошо в псалмах... - о хвалении Бога, я чуть дал в "Свете Разума"! Как я теперь все это чувствую! Я хочу все это дать в "Путях"! Они - твои, Оля! Все - твои. Ее - и - твои. Ты _е_е_ заместила, ты - _о_н_а_ - в твоем лике, мне посланном, - ты - и любовь, и страсть, и мука моя... только ты, вся - ты, все - ты. Оля, будем верить, молиться... ждать. Оля, я знаю, как тяжело тебе, как ты меня ждешь, - м. б. _в_ы_д_у_м_а_в, - а, все равно, ты моего сердца ждешь... услышать. Я поклоняюсь тебе, всему - в тебе: твоей красоте, прелести неизъяснимой, линиям тела твоего, изгибам, _ж_и_з_н_и_ в тебе! любви твоей. Олик мой, Ольгуна, Ольгушонок... - как ты мне близка, как драгоценна! как незаменима, как вся любима, вся, вся, до... последней черточки, до ноготка на пальчике, до... не знаю! Я дышу твоим локончиком, воображаю всю, всю - тону в тебе, сгораю, исхожу всей силой любви-страсти! Оля, я хочу тебя! О, какая это мука... не найти тебя! Ну, во сне явись, отдайся мне, я бережно - нежно-нежно коснусь тебя, всю обниму глазами... мою последнюю, мою первую, такую. Я не знал женщин, кроме Оли, - детской Оли... - она меня любила, детского. А ты - ты бы по-другому еще любила, знаю. Какие чудные твои письма! Сколько в них страсти, любви, прелести души, сердца... они наполнены _т_о_б_о_й, единственной, трепетной такой, такой живой, такой тревожной, рвущейся..! Я целую эти строчки, я вдыхаю их... - твой аромат, Оля, твою душу, твое все. О, как люблю тебя, люба моя! Оля, поздравляю тебя, м. б. в Рождество получишь. Свет Разума в тебе сияющий _в_и_ж_у. Будь здорова! Люби меня - ну, поцелуй, приласкай, губки дай... девочка моя! Ты и дочурка, и сестричка, и _ж_е_н_щ_и_н_а. Ты - _в_с_е_ для меня - столько счастья дала мне - любовью! Будь радостна. Замираю в тебе, весь твой Ваня. Напишу на письма.

  

  

   28. ХII. 41

   1 ч. 30 дня

   Голубка моя Оля, хочу, чтобы это письмо получила ты ко дню Рождества Христова, и была светла, радостно-тиха, вся - свет! С Праздником, нежная моя, единственная моя, необычайная, о, какая дивная из женщин, - не знаю, не знал такой. Будь здорова, сильна, радостна, Христова дочка! Я счастлив: последнее письмо твое, от 19, - совершенно исключительное. Как ты расцвела, созрела, углублена, - ты, кажется, не сознаешь (не хочешь сознать?) этого, - тем ценней. Твоя очарованность "отражением Богоматери", - как же ты ее уяснила мне! Как ты прониклась тайной "вечно-женственного"! И как ты нашла слова - выразить это твое очаровательное постижение! Твое толкование "чудеснейшего" в Любви... - что тебя привлекает... - как мне понятно стало, сколько в тебе самой от этого "чудеснейшего", вот _т_о, что казнит меня сладко за мой идиотизм злой, когда я, не помня души своей, весь внешний и _о_п_у_с_т_о_ш_е_н_н_ы_й, _м_о_г_ - ! - обронить злое-глупое, пропустив безотчетно в письмо, что надо "беречь" от тебя Дари! Да ты сама должна беречь Дари от меня, чтобы я ее не испортил! Ты же - вся - опровержение моего идиотизма! Да, да, гениальная девочка моя... - вот именно вечно-женственное-то и есть _о_т_с_в_е_т_ непостижимой прелести Прелестной из Прелестных, - "чистейший прелести чистейший образец", - вечно-творящая святая Сила (Воля?) - "сила" - не подходит тут, но не умею заменить! - прекрасное Начало (Неупиваемое Зачатие) всему творимому, непостижимо-влекущее всех и вся, - все освящающее, все-радующее, таинственный катализатор - ! - (неудачно, не умею!) - "тайна тайн", противостоящая инертному, мертвящему, темному. Источник Жизни - синоним "вечно женственному", вечно-рождающему, зовущему к движению, жизни, радости, свету, - ВСЕ - в противоположение - НИЧТО. Это - Родник Жизни, первооснова Красоты, Добра, Истины... - Идеал всех идеалов, Совершенство всех совершенств, - без чего - небытие, недвижность. "Вечно-женственным" в Нем Самом - Бог сотворил мир. Глубочайшая из тайн. И стремленье к этому "вечно-женственному" - всеобще. Дон-Жуанизм - маленькое, но он - тяга, искание этой Тайны! У женщины оно - земное проявление ее сущности, и ты наделена им в необычайной щедрости. Вот почему, бессознательно, называл я тебя "Bсe-Женщиной". Ты - именно - дочка Богоматери, ты Ее, из Храма вышла... - и вознесла в себе, творила непостижимо, возрастая, Ее отражение, _ж_и_в_о_е! Гениально дано тобой разграничение между "бульварным" и "высоким искусством"! А твои слова, взятые тобой в "квадрат линий" (очертила!) "Я люблю "его, потому что "он" зажегся - или я чувствую в нем эту восприимчивость, возможность ее, - _в_е_ч_н_ы_м_ _с_в_е_т_о_м, данным "ей"" - подчеркнула! Ею. "Можно понять?" - спрашивала ты. - О, да, я _в_с_е_ понял в этом недоговоренном, потому что договаривать нельзя, тут о _т_а_к_о_м, что и выражать-то словами невозможно, ты-то _з_н_а_е_ш_ь, ибо - гениальна ты! Радость моя, в каком восторге я от тебя! Как ты глубока, чутка, всегранна, исполин мой нежный! Мне стыдно за свою глупость, - я порой бываю ужасно туп! - Верно, верно, - сказала ты, - что среди женщин мало истинных художниц: они не могут так отделиться от себя и почувствовать - огромным воображением - "вечно-женственное", - они слишком мелкострастны для этого! А ты мо-жешь, ты - гениальная, ты - с потрясающим воображением и чуткостью безмерной... - как ты просветлена! А ты знаешь ли, кому этим обязана? Bo-Имя Господа, ты обязана папочке твоему! Я хочу верить-знать, что он был _в_е_с_ь_ в очаровании Матерью Света, он - "бедный Рыцарь" Единственной, - он - Ее служитель. Как хотел бы я услышать его служенье ЕЙ! - как, должно быть проникался он Ее очарованием светлым, чистейшим, в Празднования Ей! Он дал тебе жизнь и с ней - Свет Ее, Ее постижение, Ее очарование. Оля, чистая, чистейшая, - я упиваюсь твоим сердцем, твоим умом, твоим безграничным дарованьем. До чего же я счастлив! _Т_а_к_у_ю_ _н_а_й_т_и... и быть _т_а_к_о_ю_ любимым - Господня Милость! Полюбить _т_а_к_у_ю_ - разве это трудно? Это - _з_а_к_о_н, это "быть любимым" - увенчание всей жизни, всех обид и страданий утоление, возмещение! - Ах, Ольга, - вот они, мои крики, - "кто ты? откуда ты?!" Это же инстинкт вел - открыть, и как давно?!

   Ну, видишь теперь, как я _в_е_р_н_о_ шел к тебе, ощупью, вслепую... - _з_н_а_л_ (чем?) _в_с_е_ в тебе, только названия сему не знал! - Я не мог обмануться. И вот, ты раскрылась _в_с_я_ - и как же дивно! - в этом очаровательном письме твоем - от 19.XII. А ты еще говорила, - я _с_о_ж_г_у, _н_е_л_ь_з_я_ отдавать "истории"! Это будет святотатство, Оля! Ты обогащаешь всех. Олёк, - прими же от Господа дар твой благоговейно - и дай ему жизнь - путь.

   Вот - твое назначение. Твори-пиши, что хочешь, как хочешь, - будет чудесно. Спроси сердце, спроси ЕЕ. Вот он, смысл нашей встречи, нашего обоюдного искания. Вот искупление наших томлений. Мы должны встретиться, я знаю: срока не знаю, но встреча должна быть. Хотя бы - чтобы хоть глаза твои живые видеть, к сердцу тебя прижать и не отпустить, никогда... - не знаю, сольемся ли... но я тебя хочу видеть, чтобы хоть ножки твои целовать, Ангел мой чистый, коснуться тебя, осязать твое земное. - И все это не ответ: коснулся, только. Надо говорить, сердцем.

   Почему ты не получила "Старый Валаам"?! Я напишу в Берлин... Или - еще раз отсюда пошлю. Я знаю, что давал издательству, послать.

   Сегодня у меня - 8 градусов Ц. Я растопил камин. Электрические радиаторы превысили норму, не буду обращать внимания. Пока не отапливается дом! Все - "завтраки". Моя "Арина Родионовна" в праздники не бывает, - в церковь ходит. Я хозяйствую, - дико! Но сегодня мне так хорошо, - от тебя! от мыслей о тебе. Вчера я в 11 час. - _т_а_к_ (!) тебя почувствовал - и _к_а_к_ же нежно ласкал тебя! Меня пронзило _ч_т_о-т_о... взглянул на часы - как раз - 11! И я обнял твою головку, прижал к груди... - о, воображение какое! - ласкал, гладил локончики твои, шептал тебе... о, _ч_т_о_ я говорил! - и как жарко было в сердце! как оно таяло, нежностью, до слез тихих... - и я _ч_у_в_с_т_в_о_в_а_л_ тебя, льнула ты... - и мы молились оба, и - любили друг друга! - чисто, светло, до боли сладкой. Сегодня я с тобой молился, в 12 ч. дня - и слышал, как ты спокойна. Будь счастлива, светла, моя голубка, нежка, чутка, умка... - о, Оля моя... - да нет же слов, для тебя всех слов так мало, так ты необъятна, неназываема! Олёль, девочка-женщина, цветок, козочка... звездочка, ласточка, мушка золотая-голубая, перлик мой, самоцветка, вся, игрушечка живая, трепетка, нервка... ты чудесно-нервка, - дорогулька... - ну, нет у меня слов для тебя, сладкая моя... душа бессмертная, красавица из всех красавиц! Ты - Пречистая (Ее - отражение земное!) для меня. Оля... вот теперь я _в_и_ж_у_ - через твое несказАнное, - какой огромный Смысл в "воплощении" через Деву - Господа, Земного! Он, Волей Своей, определил - явить Себя миру - через Высшее-Чистейшее - Таинственнейшее для земнородных - через - Вечно-Женственное, Вечно-Девственное! _Л_у_ч_ш_е_г_о, более подобающего для Него на земле - _н_е_ _м_о_г_л_о_ быть. Вот она, _Т_а_й_н_а! Вечно-Девственно-Женственное - едино, _о_д_н_о. И Рождество - сегодня - Праздник всех чистых, чутких, уповающих, постигающих смысл Вечного и - _Ж_и_з_н_и. Все этим в мире здешнем очищено и вознесено! Все - Свет Разума, все - Свет Любви, Цвет Любви. Это - _н_а_ш_ Праздник. Мы с тобой его постигаем глубоко, я - через тебя. Ты - через меня? Но ты-то - мой свет, моя сила, моя - любовь, чистейшая, небывалая, небесная, - от Неба, Его Волею. Ты мне _д_а_н_а. Как ясно это вижу! Ты столько искр выбила во мне. Душу твою люблю, и _в_с_е_ в тебе люблю, земное-святое, телесное, - оно у тебя - чистое, влекущее тайной нетленной _п_р_е_л_е_с_т_и, какая в тебе... - у меня кружится голова, ликует сердце, я весь - в тебе! Я - с тобой, я близко с тобой, нельзя ближе, я весь в тебя излился, в тебе свечусь, и это чувствую... - и ты так нежно меня ласкаешь, недостойного... Ольга, помни, как ты необычайна, найди в себе уверенность - сознай - и - ты молилась! - отдайся творчеству. Не бойся, пусть не ладится пока, - на-ла-дится! С_е_б_я_ слушай, _ч_т_о_ велит душа.

   На письмо предыдущее отвечаю, от 17.XII. О биографии моей... - мудрая, умней нельзя определить! "Пишу что-то о России"... Это, очевидно, хотели сказать, что я думал дать "Спас Черный"⁴⁸², большой роман, - я дал "Солдаты"⁴⁸³, глав 10 - и оставил, ушел в другое. Вряд ли вернусь. Теперь - "Пути"... Я - во-Имя Твое должен их дать. И - _т_в_о_и_ они, посвящу тебе, как "Куликово поле", как - _в_с_е, никому мною неотданное. Ты _в_з_я_л_а_ _в_с_е_г_о_ меня, - и пусть, только твой, и для тебя, только. Нет, Оля, я не могу ни в чем тебя упрекнуть: "жуть нашей безысходности" не зависит от тебя, - ни от меня. Я знаю: будь в твоей воле - ты была бы со мной. О "таинственном" в "Путях". Слушай: не зная ничего, я написал - когда служили панихиду по брату В[иктора] А[лексеевича]: "а не помолебствуете ли Анастасии - Узорешительнице... ныне память ее празднуем". Сказала просвирня. Я _н_е_ _и_м_е_л_ права _т_а_к_ сказать, я _н_е_ знал. Написал и - опомнился: бросился к календарю: там было: да, в этот день _е_е_ память! Это - откровение было. Я был потрясен. Второе: в метель у Страстного монастыря, ночью рассказ Димы о метели... Я написал, - около Вологды охотились... монастырь... и _з_а_с_т_а_в_и_л_ - ничего не зная! - сказать Дари: - "это же ваш монастырь... Димитрия Прилуцкого... - дружки преп. Сергия..." - Это - святой Димы⁴⁸⁴... Написал - и... опомнился: "что это я?" Не имею права так... читатель проверит... - но так это _в_я_з_а_л_о_с_ь_ хорошо..! Я после нашел книгу о монастырях... достал с трудом, - и _ч_т_о_ _ж_е! Да, под Вологдой... монастырь... Димитрия Прилуцкого! Я был потрясен!! Оля моя!!! - это так было дивно!! Я почувствовал, что Господь меня просветлял. И - третье: - поражающее! - в тяжкую минуту для Дари... она хотела идти ко всенощной (* необходимо было мне, по сути романа!), в Новый год {Здесь и далее название праздника приведено к современной орфографии.}: я написал это, и _э_т_о_ _б_ы_л_о_ мне необходимо, для важного, психологически, в романе, для _р_а_з_в_и_т_и_я_ его: но почему бы в Новый год быть всенощной? _Г_о_д_ был дан _т_о_ч_н_о_ - кажется, 77-й. Я, написав, стал проверять себя, отсчитывая, с поправками на високос и прочее - _н_а_ш_е_л: 1 янв. этого нового года пришлось на... субботу!!! Всенощная должна была _б_ы_т_ь, что мне и надо было!!! Ив после дал мне математическую формулу - точно суббота. Целую. Твой Ваня

   [На полях:] Я буду стараться стать тебя достойным в "П_у_т_я_х" - _Т_е_б_е . Вчера послал тебе 2 посылки - и приложил когда-то недосланную плитку шоколада. Прости - так все недостойно - _т_е_б_я!

   Оля, лечись, не слабей, - тебе - жить - творить во имя Святой Любви. Мне - принести в дар тебе - "Пути Небесные" и хоть раз - поцеловать тебя!

   О, как целую тебя, Ольга! до писка! Сегодня, 29-го - посылаю "Старый Валаам", "На морском берегу"^484a и для Сережи - "Про одну старуху".

  

  

   Посылаю тебе продолжение "жизни", написанное уже несколько дней тому назад. Сейчас я ничего не могу писать, из-за той страшной, неизбывной и непонятной тоски, что овладела мной эти дни.

   Попытаюсь преодолеть ее.

   Самое важное еще для меня: мысли о встрече нашей или не встрече я тебе уже изложила в предыдущих письмах.

   К этому добавлю только, что чем дальше, тем мне яснее - в то время как встреча (как таковая) ничего не предрешает, - _н_е_ _в_с_т_р_е_ч_а - предрешает все! И именно, что... мы никогда не встретимся... Ясно!..

   И это так важно, так должно быть свободно каждым решено, что я тебя не вынуждаю и ни к чему не склоняю, но само собой разумеется, что из решений твоих я делаю выводы. Мне всегда казалось, что ты не хочешь, избегаешь встречи. М. б. я и не права.

   Если бы ты все же захотел хлопотать (ибо ты до сих пор еще не хлопотал, - я это знаю (!)), - то сообщаю, что С. уже не при фирме Shumacher, но со вчерашнего дня принял на себя всю фирму, и таким образом вместо фирмы Shumacher стала фирма [1 сл. нрзб.] S. Subbotin. Он, как директор, не может действительно отлучиться. Сережа привез мне сегодня твои лакомства и прочее. Ну, что мне с тобой делать? Побранить или поцеловать? О книгах я давно писала и благодарила. Все получила, которые ты отсылал.

   В следующем письме перечислю.

   Целую. Оля

   [На полях:] Получил ли мою фотографию?

   "Реликвию" я и приняла как таковую. Об этом еще напишу особо. Много дум!

   Прости, что мало пишу, - не могу... У меня это бывает. Пройдет. Спать больше надо тогда!

  

   Передо мной стоял N. с сарказмом, с какой-то горечью. Что он говорил, не помню точно, но что-то о своей ничтожности, о презрении всех к нему, и что ему это _т_а_а_к_ безразлично. Что-то и о религии (тоже с улыбочкой, но видно было, что это - маска). Я ему советовала почитать Евангелие и о презрении сказала, что идиоты только за тюрьму могут презирать. Евангелие он читал еще в тюрьме, и много.

   Стали раскланиваться. Так до Пасхи. В Великий Четверг служил у нас, присланный откуда-то священник⁴⁸⁵, прокричали о нем, что и "пьяница", и "редкий развратник" и т.п. Уехали все, кто мог, на службу в город. И я тоже. Берегли, видите ли, мы все себя, "не запачкаться" бы от "пьяницы-попа"... Возвратясь, однако, узнали, что этот батюшка (лет 30-31) служил исключительно проникновенно и всех "взял". Был и N. Не удивительно, что эта служба была в устах всех "ос" сплошным жужжанием. N. тоже пришел "поделиться" впечатлением. И... уж не очень саркастически смеялся. Был он весь заторкан, без тепла, без дома. Священник оказался необычайным. Привился у нас в семье.

   Я глубоко стыдилась моего тогдашнего отъезда в город. Тоже, святоша! Я покаялась ему в этом. Мы сдружились. Он мне потом много помог в жизни. Стали мы особенно беречь батюшку от наговоров. Пылкий он был, не "умел" себя вести с "жабами". Легковерный, как дитя. Его можно было разыграть и затащить куда-нибудь. Вот однажды N. пригласил его в пивную. Я, помню, возмутилась и поругалась с N. Я его стыдила. После этого столкновения N. стал как-то уважать меня. На Троицу я плела гирлянды в церковь. Подходит N.: "О. А., а себе-то Вы и не оставили цветов? Все расхватаны?" Да, я о себе забыла. Посмеясь его заботе, я сказала: "ну, сколько же кругом цветов (цвели белые акации, все одуряя), авось и мне хватит!" Вечером слышим шум в саду. И что-то хлопнулось около моей двери. Крики... Это N. рвал мне белые акации, а заведующий домом, не видя, кто это в деревьях, его оскорбил. Понятно: за плечами тюрьма, а тут... "вор?" И вот уехал в город. Ночью же, без гроша. Все ахали и охали. Букет одна дамочка подобрала себе, пока я была в комнате. Так бы и кончилось... Но я заболела малярией, от кого-то узнал. Прислал мне письмо, - просил простить за "беспокойство", прислал "вместо _т_е_х_ цветов, васильки". Еще спустя немного, явился к институту и подал мне письмо, прося потом ответить. Бледный весь, робкий. В письме стояло, что я его "человеком сделала", и Бога ему дала, охоту жить вернула и много, много. В конце просил стать его женой, иначе... "не хочет, не будет жить. Не для чего и не для кого..." Прочитав его, я вся вдруг потускнела, поблекла. Я не знала, что же это? Я не любила его, жалела только по-человечеству. Всю ночь мучилась, прося Бога помочь мне. Мне было 19-20 лет. Я боялась погубить его отказом. Перед тем я все молилась, чтобы открылся мне мой смысл жизни! Я этим очень тогда мучилась... И вот... я вдруг это и приняла за указание, за ответ мне. Встала ночью и записала:

   "Это мне Крест дается, и я его принимаю". Я согласилась. Мы не могли тотчас жениться, т.к. надо было хоть кому-нибудь из нас, хоть как-нибудь устроиться. Любил он меня безумно, исступленно, чисто, оберегая от всего, от себя тоже. Но со временем, и очень скоро, началось тиранство. Ревность его доходила до пределов. К маме, к подруге, к прохожим. Я не смела хорошо, к лицу одеться. Ни на концерт, - никуда. Только - он. Весь мир должен был пропасть для него у меня. Я все терпела. Угрозы убить себя, меня... Постоянно. Мама моя была не рада этому браку, но она нашу свободу не насиловала. Его родные благословили, радостно. И вот так длилось до 26 года. Любить я его не любила, но притерпелась. А тогда казалось, что и полюбила будто. Его любовь меня как будто собой ослепила. Баловал меня, как это могут только _н_а_ш_и, русские. Но его угрозы, его попытки "кончить с собой", его бритва у пульсов... и еще много чего... измучили меня. Я разучилась смеяться. Я была в вечном страхе. Я никому не говорила ни слова, боясь, что мама, и так настроенная против, - запретит. Я верила в мою "миссию спасти человека". Гордыня? Да, гордыня. Я так и на исповеди это назвала. И потому - поражение гордыне. Терпела. Отдавала ему все силы, и, страдая и сострадая, я, правда, будто и полюбила его. Но во всяком случае - терпела. Отдавала ему все, что у меня было. Скрашивала жизнь ему, чем могла. Все свое время, всех знакомых бросила, ежедневно писала ему, если не виделись. Посылала ему цветы (любил очень). Даже дневник свой отдала, чтобы успокоить его ревность. Но дальше все было хуже. Дошло до того, что он явился на русскую "Татьяну"⁴⁸⁶, - я должна была из-за отчима там быть, а N. не хотел ни за что. Мне сквозь слезы идти пришлось, - не хотела, но надо было. А N. этого не хотел понять. И вот, явился туда пьяный и вытащил меня за руку из пар полонеза... Представляешь. И предлагает отвезти домой, в Тегель. Я возмущена была. Это была ночь 2 ч. Скандал был бы, к нашим "кумушкам" явиться с ним вдвоем ночью. Я осталась у подруги. Сережа был тоже на балу, - возмущался ужасно. А N. обещал броситься в канал этой же ночью. Его увел кто-то. Всю ночь меня била лихорадка. Измывался недели 2-3 надо мной, до примирения. Эти примирения бывали зато - верхом его блаженства. Тогда - все к ногам. Меня же это все доконало. И я уже не знала, что мне делать. И вот... в 26 г., вдруг открылось, что у него tbc., надо в больницу. Мой отчим ему и денег, тогда нам жилось хорошо, дал, и вообще мы сделали все, что могли. Я каждый день его навещать должна была, это езды 1 1/2 часа [в] один конец! И если опаздывала на 5 мин., то... молчание часами и муки в письмах. Да, а надо тебе сказать, что за время нашего знакомства, он изменился очень: бросил пить совершенно, причащаться ходил (с детства не был), все подчистил в себе. Ну, и я светилась и... гордилась радостно. Мама ужасалась моим сидениям в палате tbc., и т.к. я стала скелетом, то повела к доктору. Тот tbc. не нашел абсолютно, но посоветовал уехать из всей этой атмосферы. И я уехала в Баварию. Что это было! Какие проклятия. Я хотела с полпути возвратиться... Его желание умереть, "под забором" и т.д. А я-то... всему-то я верила... и... дрожала.

   Но сказать надо, что он был человек неплохой, и взял меня тем, что с папочки пример хотел взять. Папочку чтил. Меня чистотой берег и даже немцам не называл меня просто: "Braut" { Невеста (нем.).} (т.к. под Braut кое-что другое сходило с рук), а всегда говорил "meine verlobte Braut" {"Моя обрученная невеста" (нем.).}. Он готов бы был убить каждого, [кто мог] хоть как-нибудь пошловато затронуть меня. Я это ценила и все это у себя приняла за любовь. И... терпела. Из больницы его перевозили в санаторий, - я устроила: всюду бегала и молила. И вот тут-то и разыгралось... Измучил меня он ужасно и... под конец стал "разрывы" инсценировать. Сперва я верила, плакала, за жизнь его боялась (объявлял голодные забастовки, - это с tbc.-то!), а потом просто не стало сил для страдания. Не описать всего! Ужас, что он делал! Дал еще свой дневник... много там имен было: Дези, Рези и т.п. Собачьи клички! Я, помню, вся изошла слезами, т.к. на чистоте-то все у меня я держалось! И тут его "разрывы", с "О. А." и "Вы". Я не поехала однажды к нему. Мама и отчим поехали узнать, что такое. Уговорили его не делать глупостей с собой, беречь себя для самого себя!

   Вскоре, говорит: "Оля, т.к. мне придется ехать в Париж, - мне не дают продления паспорта здесь, - поедем вместе, я тебя одну не оставлю, я с ума сойду, - мы тихонько уйдем от твоих". И тут-то я и сказала: "н_е_т". Я и сейчас не могу описывать спокойно. Коротко скажу, что он, обещавший сделать все, всякую подлость, которую мир не видел еще и содрогнется от нее, для того, чтобы меня удержать, - он и сделал эту подлость. После угроз убить маму, меня, себя, он приехал в Берлин, - меня же, полуживую, спрятали в одной клинике со строгим запретом посетителей. Нашел меня, обманул сестру и вошел. Он сказал мне снова, что "нет и не было той подлости... и т.д." Я ему сказала, что не могу идти с ним больше. Нет ни сил, ни веры ни во что. Он выскочил и, наткнувшись на маму и отчима в коридоре, тут же эту "подлость" и сделал... О ней я узнала позже... Кратко не рассказать... Но... попытаюсь. Он, желая, чтобы меня домашние мои (мама очень строга) выгнали меня, опорочил меня и перед мамой, и перед отчимом. Для мамы предназначалось моральное - что я его, N., любовница уже давно, что, м. б. даже ребенок будет, а для отчима, что я его ненавижу, не примиряюсь, что мама вышла замуж, и зову его подлецом.

   Кто тут чему верил и кто не верил, - писать невозможно. А мне-то было - все равно! Видя, что это не действует (мама сказала ему, что бесчестье девушки - прежде всего ее забота), он стал охотиться на меня, чтобы пристрелить. Полиции его мы не выдавали из-за его болезни, из-за его "прошлого". Я умолила своих не оглашать о нем. Жалела человека. Меня надо было спасать. Мама (она - канцлер!) выдумала меня отвезти в дом, который он не знал. У всех знакомых он перебывал, ища. На рассвете меня увезли. Мы все уехали и заперли квартиру. И хорошо сделали, - что он только вытворял! Из моего укрытия, я переехала через много времени в город в одну семью к ребенку. И жила там почти год. Никуда не высовывая носу. Однажды он подстерег меня на улице (нарочно приехав из санатория).

   Продолжение следует.

  

  

   [Декабрь 1941 г.]

   Я была у знакомых, а он поджидал на улице. И тогда пришлось мне, переодевшись мальчиком, скрыться в автомобиле. Помню, как заплакала моя питомица, увидя совсем кого-то "чужого"! Не узнала меня. "Подлость" на мне висела. Никто не говорил о ней, но я знала, что мама не знает, точно не знает верить ей или нет. Ужасные мгновения... Чужие, в этом, куда легче. Чужому можно высказаться, а свои... трудно! И висела до покаяния N. Об этом после. Я попала в хорошие условия. Была не няня, конечно, а член семьи. Тут еще "предложение делал" доктор, "прятавший" меня тогда в клинику. Отказала. Этот эпизод обхожу, а тоже о-чень характерно! Многие меня дурой звали, что отказала. Богач!!! Прожив так у моей детки - Наденьки (сколько слез моих она, только она видела!!), я решила, что все же на карьере няни-компаньонки оставаться - нельзя. Я стала думать, что с собой делать. "Предложение" доктора имело только один , - он в разговорах со мной заинтересовал меня лабораторской работой. И мне пришло на ум этим заняться. Вскоре я познакомилась у подруги с одним студентом-медиком - русским-немцем, большой мечтатель, целомудренный, музыкант, - явление несколько необычайное. Он отнесся ко мне очень чутко и тепло, и я попросила его помочь мне все ближе разузнать об этом учении. Он узнал все, что было надо, дал адреса. И я в один прекрасный день поехала на розыски (тогда еще плохо владея немецким языком). У меня, нерешительной, часто бывает, что в нужный момент, я решаю - _с_р_а_з_у! Так и тут. Я все нашла, выбрала школу и... решила. На другой день отчим поехал узнать об условиях, и... меня приняли. Я училась 1/2 года, только на отделении для лаборатории, т.к. все равно как иностранка не имела прав на экзамен. Я потом всего добилась, и сдала-таки экзамен!!! Но и 1/2 года тянуть было трудно. Мама зарабатывала на наше учение, только сама. Она шила. И таким образом вносила за учение С. и меня. Через 1/2 года я захотела во что бы то ни стало встать на ноги. Я сказала нашей учительнице. Она посоветовала мне идти волонтеркой в Charité, a там много возможностей. Ко мне она относилась исключительно, _ц_е_н_я_ серьезность отношения. Все-то барышни шли больше мужей искать среди медицинского мира! Меня она (по секрету от остальных) послала на самое лучшее место волонтерки. Charité приняло меня с любовью. На всю жизнь сохраню благодарность всем там! Я попала в маленькую, при-палатную лабораторию. Там я была нелегально, т.к. из-за ревности сестер (эти поголовно все мужей ищут!), были скандалы. Запретил шеф брать лаборантку. Врачи должны были сами тратить время на анализы. Меня "тихонько" взяли. Я и была _т_и_х_а_я. Даже мегера Oberschwester {Старшая медсестра (нем.).} не могла ничем зацепить. Не знаю почему, но врачи относились ко мне почти что нежно. Бережно. Я, неопытная совсем в "западноевропейских делах", - я часто слыхала предостережения, что "всем им пальца в рот не клади". Говорили, что коли мужчина здешний чашку кофе тебе предложит, так знай, что за это он ждет уже "уплаты". А тут, - каждое утро на столе у меня: то груша, то пирожные, то шоколад. И все неизвестный... Так что "отплаты"-то некому спрашивать. Меня смущало это очень. Однажды, я сидела у микроскопа, мучаясь, не понимая, что вижу. Подходит сзади один и, кладя руку на плечо мне, хочет тоже нагнуться и посмотреть... Я, вспомня все предупреждения об "ужасных медиках", тотчас вскочила: "как Вы смеете так подходить ко мне, класть руку Вашу?" Теперь мне смешно, и я удивляюсь, что он тогда все же понял... Он объяснил мне, что это привычный жест, что ко мне ничего такого, чего я не хочу, ни он, ни другие, - не позволили бы себе, что он рад, что наконец может со мной об этом высказаться и успокоить меня, т.к. давно уже замечает мое смущение. И с этого дня этот доктор стал моим товарищем. Он показывал мне все, что мне могло бы пригодиться в работе, знакомил меня с видными людьми Charité, устроил меня в виде исключения в главную лабораторию. И это, только это дало мне потом все! Я могла бы много рассказать об этом друге (без малейшего привкуса), но это завело бы далеко. Скажу, что он заботился обо мне как брат. Оцени: видя мою душевную смятенность (я была всегда пришиблена), он приглашал меня на всякие русские концерты, фильмы и т.п. Я не хотела идти. И вот: "Frl. S. Ich zeige und erkläre Ihnen alles in Ihrem Beruf, warum wollen Sie mir nicht helfen Ihre schöne russische Lieder zu verstehen?" {"Фройлен Субботина, я показываю и объясняю Вам все в Вашей профессии. Почему Вы не хотите помочь мне понять Ваши прекрасные русские песни?" (нем.).}. Я сказала, что мне тяжело, ничего не хочется... "Тогда, знаете что, пойдите Вы одна, а я буду только сидеть рядом, чтобы, если Вам я понадобился бы, чтобы Вы знали, что сосед Ваш - не чужой, Вам _н_а_д_о_ рассеяться". Он не был навязчив. Я дошла до полного расстройства нервной системы. Я не спала совсем. И никто этого не знал. Днем я работала еще лихорадочней, а ночи... от морфия меня только рвало. Дома не знали, что и делать. В Charité никто бы и не узнал, если бы однажды я не упала с трамвая и не разбила ноги. Я рассказала тогда. В то время лечили в Charité бессонницу гипнозом. Был тогда знаменитый гипнотизер - врач из Luxemburg'a. Они решили и мне так помочь. И, если бы ты видел, как тревожился тогда этот мой товарищ. Он известил главного врача, поставил условием присутствие minimum 3-х свидетелей, точно оговорить метод гипноза и долготу его. Меня вылечили... В большой лаборатории я пришлась по вкусу старшей лаборантке. Она полюбила меня, свою "Subbotinchen" {Здесь: ласкательное обращение к О. А. Бредиус-Субботиной.}. Три месяца после моего к ней вступления, вышла замуж одна девушка, родственница директора, химичка, плохо работавшая клинически, но бывшая на жаловании из ссуд поликлиники, не штатная. Секретно от меня, Frl. Sch.⁴⁸⁷ представила меня директору как достойную кандидатку на это место, указав, что и в бытность той девушки, большинство работ той, исполняла фактически я же. И вот однажды она мне говорит: "gehen Sie morgen zum Direktor, vielleicht... kriegen Sie Taschengeld... einwenig" {"...пойдите завтра к директору... может быть Вы получите немного де