Главная » Книги

Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной, Страница 27

Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной



тельное по силе выражения, по чувству. А ты-то и не думала, что пишешь, для _ч_е_г_о). Вот так-то и твори, чудеска. Вот этого-то - "иголочки секут-стегают по стеклам" - я ни у кого никогда не читал. И сам не определял так - "иголочки". - А эти "иголочки" - точней точнейшего! Мало тебе? И ско-лько такого у тебя в письмах, если вдумчиво вглядеться!.. Но я отступил...
   Да, самое тебе главное, о чем просила.., - это связано как раз с написанным.
   Оля моя, дружка моя... всем _ч_и_с_т_ы_м_ сердцем, от всей любви к тебе - дружке - ровне - моей дочурке, моей чистой девочке-невесте, моей любимой, моей _ж_е_н_щ_и_н_е_ несравненной, моему верному _д_р_у_г_у_ - сестренке, - говорю: Оля, благоговейно, весь в уповании, благословляю тебя на светлый, великий, _с_в_я_т_о_й_ путь писательский, на путь художественного, творческого труда, - во Славу Господа, на радость и опору людям, - смело и безоглядно _п_и_ш_и. Что и как хочешь. Сердце услышит. Благословляю, познавший и муки, и радость труда сего. Благословляю твое сердце, твою горячую головку, умную-умную... твою руку: крепко держи перо. Благословляю и целую нежно, мудрая, горячая, пылкая, жадная до Жизни-Красоты, до Жизни-Чистоты... О, каким сердечным восторгом благословляю тебя!.. И как сейчас весь - в тебе, с тобой! Любящий нежно, влюбленный страстно, преклоняющийся, взирая в милые глаза, в это дивное, родное, - все родное! - лицо твое. Да перельется творческая сила моя, - от творческой силы во мне! - в тебя! Благословенно да живет в тебе, моя... о, как любимая!..
   Я все понимаю, да... И - многого не постигаю. Но... постигну?.. Буду краток (твое письмо неисчерпаемо!). Да, ты такая. Знаю, верю. Не понимаю: зачем же ты... выходила замуж?! ... Ведь _в_с_е_ же в себе знала, жаждала чистоты.., любви святой, небесной. (Это мне понятно, я _в_и_ж_у_ эту любовь и сам к тебе - поверь! - весь с такой же чистой и о, какой чудесной любовью!) И - вышла... даже за _ч_у_ж_о_г_о?! ... Ведь отдалась же, телесно... - ка-ак, без любви? - даже - прости - бережешь _р_е_л_и_к_в_и_ю!.. Как это примирить со всем тем, что мне пишешь? Скажешь, м.б.: _п_о_ж_а_л_е_л_а_ человека... Ну, а меня не жалеешь? Или я - грязный?.. Оля, я тебе сказал всю правду: я знал, кроме жены, лишь одну... глупую, ненужную, сразу - после того - и выпотрошенную до пыли (во мне-то!). Тут, как после, за "Киевом" в Москве (в гостинице) и у меня (в пустой летней квартире) - была лишь забавка, простое гигиеническое упражнение... не любовь, ни-как! Ску-ка... Ибо в ней не было и порошинки от дорогого мне - душевной чуткости, ума, сердца, творческого... _у_н_о_с_я_щ_е_г_о_ или лаской, или - новизной непознанного, или не было нежнейшей _о_т_д_а_ч_и_ себя, понимания, _з_а_б_о_т_ы... жизни тем же, чем жил и я... И никогда не говори мне, что я _з_н_а_л_ женщин. Нет. Я знал лишь одну. Тебя - теперь - другую, все наполнившую во мне, на все - отклик твой. Ты - я. Я - ты. Это я знаю. И потому _н_а_д_о_ было, чтобы мы _н_а_ш_л_и_ друг друга. Чудо? Да. Но оно было нужно, оно было _д_а - н_о. Поверь, я все приложу из сил моих, чтобы ты была покойна, и работала, и чувствовала себя хоть чуть счастливой. Я люблю тебя. Это не _о_г_о_н_ь_ мой, это длится 7 лет... Это за крепилось твоим-моим свИденьем. Несмотря ни на что. Я был в болезни (и теперь все ужасный "чёс"!), и я терпел и вытерпел многое, - не по силам... часто одинокий, как и раньше. И я понял, как я тебя люблю! Как ты мне дорога. Как я не могу без тебя. Не только люблю: я влюблен, (в любви-то) - страстно влюблен в тебя. Что сталось бы, если бы я получил тебя - всю?! Если бы ты _о_т_д_а_л_а_с_ь_ мне, как жена моя?! Не как женщина только... Вижу: любовь, влюбленность, - для меня - стала бы (если это только возможно!) еще огромней, глубже... Безразлично: дали ли бы мы друг другу дитя... без-раз-лично. Ты до того по-мне, вся, вся, и земная, и духовная... с этим богатством в тебе, с твоими творческими возможностями, для меня - бесспорными..! - клянусь тебе! - со всеми неровностями-взрывами (как и во мне), что земная любовь с тобой явилась бы красотой-прибавкой к любви, заманкой, замкОм для чувства, крепью его, - это сливание с тобой, этот обмен _в_с_е_г_о_ в нас, смешение. Я-то себя знаю. Я все же очень волевой, и нравственное чувство для меня не слово. Я мог переступать, но я не переступил через любовь, не разбил ее (тогда с О. А.). Да, физические хотения гасли... (это сложно, надо говорить, и я скажу тебе)... но нежность, благодарность, жаленье... и воспоминания розовых дней первой любви во мне не отмирали. И она знала это. И потому - почти зная, _ч_у_в_с_т_в_у_я_ мою неверность, (я не сказал ей, ни-когда!) она все простила. И хотела нравиться, быть всегда _п_р_е_ж_н_е_й... Ах, Оля.
   Теперь судьба послала мне тебя, - свет последний, и - скажу - совершенно необычайный в моей жизни...
   Не разжигаю я в себе похоть... - ты _т_а_к_ владеешь мною, _з_о_в_я_ меня (так и слышу в себе, в теле, и оно слышит и так отзывается). Смотри... 11-го (и 10-го) VIII - ты томилась, рвалась ко мне, письмо, ты его сожгла... ты, ведь, отдавалась мне, меня _х_о_т_е_л_а, знаю я... Я это чувствовал! Толкнутый твоим письмом (от 3-го?) где ты писала, что можешь быть весталкой, я в думах о тебе (я все _з_в_а_л_ тебя, почему-то, лежа на диване (твоем), стал думать о весталках... об Овидии (его "Метаморфозах") и - прошептал первые строчки: "Вечер марта, в храм весталок..." и т.д. Меня завлекло, я сел к столу (10-го вечером). - и, все _з_о_в_я_ тебя, написал все почти. Нет, начал 8-9.VIII. 10-го все было закончено. И я сел 11-го писать тебе. Я горел, сгорал... я _в_и_д_е_л_ тебя... я _б_р_а_л_ тебя. И всю половину ночи я был с тобой. Тебе это передалось, как мне - твое. Что (!) я написал! Там было так все обнажено, с такими подробностями (до бесстыдства!), я так раздевал тебя, я так ласкал тебя, я так оглаживал и _к_а_с_а_л_с_я, так _п_и_л_ тебя... что весь был в пламени. Я _п_о_ч_т_и_ имел тебя. И был наказан (?!). Ночью - я должно быть _в_и_д_е_л_ тебя во сне, звал, - был с тобой. Я проснулся (было часа 4) в ночь на 11, на воскресенье. Со мной случилось давно не бывшее... - случившееся впервые со мной 14-летним... (это я дал намеком, очень прикровенно) в "Истории любовной" (конец 143 стр., нарочно утром нашел!). Я был весь... плавал... в "любовной" отдаче! Я та-ял, в сладости, изнеможении и горько-горько, и нежно-нежно, с такой любовью и с таким стыдом я повторял - "О-ля... Олюша... Ольгуна... прости меня". Это невольно, во сне, без моей воли (не подумай, что я _с_а_м_ довел себя!) - случилось, эта "непроизвольность". Я написал тебе, утром 11-го все. И как я воображением был с тобой... все ласки... и какая была ты... в чем... я видел твои ноги в черных ажурных чулочках - до живота почти... И как я... всю тебя ворочал и все видел... Прости, но я здесь только схему даю... В письме бы-ло..! ... Я прочел его, и мне так стало стыдно, так страшно... - я изорвал письмо (12 стр.) в клочки, оно - в печурке, под бумажками, зажгу все. Еще не успел. Я не посмел послать такого письма, страшась оскорбить тебя, хотя... ты мне - я сам. Но бывает же и перед собою стыдно. Ну, я не мог послать. Послал лишь "метаморфозу". И то ско-лько смягчил в ней! А первый вариант был почти что непристойный. Не посмел. Я тотчас же воссоздал мою Олю, мою девочку чистую... и... (вот, поверь!!! - а ты мне в последнем дивном письме твоем велела это именно, только вчера узнал! и сделать!) почему-то нашел твое фото (маленькую, "девушку в ветре" (Клянусь нашей любовью!)) и стал целоваться!.. Я и сегодня, перечитав твое письмо (я его тебе верну, но позволь на 2-3 дня задержать, упиться!) опять целовал "девушку в ветре"! Ну, что?.. У нас мысли пронзают нас, летят к нам... взаимно. И вот, сейчас, я снова хочу видеть тебя и пить тебя. Но я буду тихий, нежный, светлый... я совладаю с собой. Но не могу не ждать, не могу не видеть тебя... Я покорюсь... Сейчас написалось, а вчера ночью складывалось... я вскакивал и черкал начерно:
  
   Прости... - ?
  
   Прости меня, моя родная, л
   Что отемнил твою мечту,
   Что в ласке смел коснуться _д_н_а_ я,
   А не вознес на высоту.
  
   Зато теперь, прося прощенья,
   Бесстрастно сам себя сужу
   И, в воздаяние отмщенья,
   Себя на казнь я присужу:
  
   Отныне о любви к чудесной
   Ни слова не скажу, ни-ни!..
   Держи себя в границе тесной,
   В любви высокое цени.
  
   Ведь для беспутного земного
   Высот затеряны ключи,
   И нет ему пути иного:
   Таись, томись - и замолчи?..
  
   И я послушно покоряюсь...
   Но в памяти томит одно:
   Да в чем же пред собой я каюсь?..
   Что увидал любви лишь дно?! ...
  
   Видала _д_н_о_ и ты, дружочек,
   Прознала сердцем тайну ту,
   Что небо в звездах и прудочек
   Любовь возносят в высоту.
  
   Очами девственно внимала
   Что звезды светят и на _д_н_е,
   И как же чутко понимала... -
   Что не мутнеют там оне!..
       (Оле - Ваня 17.VIII.46 Париж)
  
   Скажи - да? не мутнеют? да?! ... Нет, Ольгуна, не мутнеют. Наши звезды и на _д_н_е_ не замутятся: они - любовь, сильная, светлая, высокая, и - пусть и до земли снисходящая - всегда _б_о_л_ь_ш_а_я, ибо опорой ее - наше общее, и наше искусство - от Господа. Все освящает любовь такая.
   Я весь с тобой, жив тобой. Ликую тобой, прелестная, высшая моя, чистая всегда, во всем - для меня. Дна нет в нашей любви, не будет и подонков. Для нас, в нас, в нашей земной любви - неба отраженье, Оля. И вот, я как будто нарушаю "суд свой". Нет. "Да в чем же перед собой я каюсь?! ..." Увидал любви лишь дно..? Нет, Оля. Ты не вся права: _д_н_о_ я видел, любви-то... но и _т_а_м_ блистали звезды! Да, я в тебе вижу, - пусть как женщину тебя люблю порой - _н_е_б_о. Так свято и смотрю в него, пусть до головокружения! О, как люблю и как возношу тебя! 3 часа. Хочу послать скорей. Сегодня еще опять этот инженер - советский агент?..640 в 5 ч.
   Оля, твоя обложка - великолепна! Целую тебя и ее. До чего чутко-глубоко! до чего нежно, чисто! Я пошлю ее через несколько дней, дай любоваться. Целую ручки твои, глаза твои, моя светлая художница! Дивно. Гениально _в_з_я_т_о. Тонко. Свежо, ново... Все гениальное - просто, а никто бы _т_а_к_ не дал! Всю тебя целую. О, как нежно. Светло. Чисто... И знаю, что снова и снова буду гореть... Но я ухожу в работу, закончить надо переписку "Лета Господня". Спешу.
   Твой вечный Ваня (только иногда - Тонька). Не оскорбилась на "Петухи". Дано, как у Вергилия или Овидия, Катулла... - с "аттической солью". Пределы меры художественной, кажется не перейдены. Просто - отдыхал...
   Твой Ванечек
   Му-ка мне это хозяйство! Свожу к наималейшему. Все есть в запасе, при моей нетребовательности и режиме. Сыт. Посылок наслали - раздаю. Скажи, чего бы те послать? УзнАю на почте - можно ли? - бананов те пошлю. Ты, грызунок, любишь их жевать. Оля, чего хочешь, ну? Пошлю. Оля, если бы ты была здесь, я бы молился на тебя-земную! Ольгуна, поверь мне, - ничем не омрачу, в обручискую себя! Ах, каким бы филе барашка кормил, сам на раскаленной сковороде делал, у-мею! Теперь можно вольно покупать, и без тикетов, ну, дороже, но лучше и дешевле, чем у Vita по черному рынку. Какими бы бифштексами, - огонь! Кормил бы тебя! Проснулась - кофе-чай принес бы моей принцессе, моей нежке, - только бы писала кисточкой, пером! Ж_и_л бы тобой, очарованьем!.. Служил бы тебе, моя малютка, чтобы ты _в_о_з_р_а_с_т_а_л_а! Все передал бы тебе, что сам нашел... все сказал бы, почему и как. Всегда влеклись бы к миру мысли, образа, песни, красок, - вечного, а не к дохлятине! Наши души были бы всегда обновленЫ, свежи, готовы к восприятиям, созданиям... как я все это люблю!.. Воображали бы, жизнь умножили!.. _в_з_л_е_т_а_л_и!.. Ах, моя Олёль... как ты прекрасна, как можешь быть нежна-чудесна!.. Девочка в ветре... о, милая!.. Сама (представь) вдруг в руки мне далась!.. а сколько не видел ее (это маленькое твое фото!)! Разве не дивно это?! ... Наши воли передаются и вещам, не чУдно ли?! ...
   Сейчас ем твой бисквит - ломтик, нашел! Он еще вкуснее, [1 сл. нрзб.], чем бывает свежий. Больше недели ем, с большой чашкой молока... 2-ое к завтраку. Да-а... те два пакета не картофельная мука, а крем!.. Попробовал (писал я?) молочный кисель варить... что такое - желтоватый?.. Чудесный крем. Мне надолго хватит. И сухарей... - всего ты мне наслала, нежная моя, заботка. Прошу тебя: не смей слать больше! Ваня сыт. Поверь. Мне так мало надо. Возьму баранины, к спине, рулетик, с косточкой... сварю, два дня ем, а заплачу франков 60-70. Картофель - дешевый, мно-го. Каждый день пью морковный сок, это берет 15 мин. Сок сто-лько дает сил! Вот и разгораюсь, и _м_е_ч_т_а_ю, и зову... А люблю так чисто, тихо, светло, кроткий я с тобой, Ольгу на... Так чисто думаю, бережно храню тебя в сердце, как дитя. Ищу Чехова, атлас цветов... Най-ду! Не верю в поездку Ксении Львовны. Был у нее только раз. Открытка от нее, от дочери. Живет в елках. Зачем это тебе?! ...Взбудоражит. Правда, она покорливая... м. б. и не стеснит. Главное - машинку чинить взяла. [Приедет] - я ей внушу... Ах, не оторвусь. А сейчас этот еще, навязался, а-гент. Ну, я с ним краток, сумею выпроводить без засидки.
   Мне ни-кого не надо: с тобой, всегда... Ты во все влилась, твой оранжевый плат - вон он, милый, Олин. Так все и вспыхнет - взгляну... Все, все... Твое мохнатое полотенце храню. Целую: Оля спинку вытирала. Как ты дорога мне, птичка!.. Одеяльце... как бережно... как согревает - Оличкино тепло! О, родная, вся - близкая, _с_в_о_я, моя... Никогда бы не был тебе в скуку... - сколько есть думать, говорить с тобой, творить! Олюна, ми-лая... как я скучаю!.. Надо уйти в работу, не могу, тоской излучаюсь... Буду жить "Маревом"... Дай губки...

Ваня

   Господь да будет с тобой. Буду молиться.
   [На полях:] О, как весь - к тебе! Вот она, _л_ю_б_о_в_ь!.. Ол... гу... на... душка!.....
   Мне очень трудно без тебя!..
   Два вторника и две пятницы старухи нет. В то воскресенье Юля была, убрала все. Я для себя - за все.
   Твое письмо (священное!) верну дня через 3-4 и обложку - тоже священную!
   Оля - ты моя и любка, и незабудка, и вся - чудеска-цветик! О, благодарю мою дружку, мою дочурку, мою... ... ..!
  

145

И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

  
   6/19 авг. 1946 г.   Преображение Господне
   Дорогой друг Олюша, при сем возвращаю тебе для хранения твой ответ641 о принятии в дар от меня - рассказа "Куликово поле". Я рад, что сегодня как раз празднование Преображению Господню, - да будет Свет Его и на Россию нашу излит, да будет Ее Преображение! Да свершится чудо!.. Будем верить.
   Голубка, будь покойна. Я ни во что мятущееся дней сих вокруг мало всем нам ведомого, творящегося на Родине и здесь, не вмешиваюсь, даже и газет не вижу, оберегая зрение, еще не оправившись от болезни. Слышу многое, противоречивое. Знаю, делая сопоставление и выводы, что там - тьма продолжается, - тьма и удушение свободы _д_у_х_а_ народного. Там - великое страдание. Знаю, что иным - и тем, и другим, - желательно втянуть меня в как-то использовать. Сохраняя силы для творческой работы, не смею отдаваться _т_е_к_у_щ_е_м_у, столь туманному и столь изменчивому. Знаю, что мое участие ничего не изменит в положении, ничему не поможет. Такое "бездействие" часто меня смущает... но мне помогает сознание, что пытаюсь своим трудом служить неизменному в родном нашем, служишь так, как внушает совесть и сознание должного.
   Не хочу судить других - и душевно мне близких - лишь по _с_л_у_х_а_м. Советую и тебе, дружка, не гореть напрасно, а - работать, как велит тебе сознание творческих - и больших! - твоих сил и возможностей. Не мутись, о-ставь.
   Ваню не суди за его порывы... "Метаморфоза" его - отдых - забавка... - что тут особо грешного?! ... И тут есть блеск и пение. Шутить иногда полезно. Так, "с солью", шутил и Пушкин, (отдыхал!) и такой "богоискатель", как Вл. Соловьев... и многие из немногих _б_о_л_ь_ш_и_х_ русских _п_и_с_а_т_е_л_е_й. Иногда, в "шутках", в "отдыхе"-то, проскочит и _н_у_ж_н_о_е_ - стоящее... Вот, создалось-пропелось (для тебя!) - "Марево", - цену ему я знаю. Знаю, что и в шутливых "Петухах" ("Весталках") есть мастерство и певучая легкость.
   Живу всякую минуту тобой, моя чудесная. Восхищен, как же ты растешь (как выросла!), и в глубину, и в высоту. И никогда не откажусь от счастья (пусть для одного меня) любить тебя - по-моему! Но постараюсь тебе не навязывать... постараюсь, если тебе это полезно, и совсем не писать тебе - или крайне редко. Сегодня, благословясь, - в работу.
   Пусть, хоть не надолго, и со мной соизволит произойти _П_р_е_о_б_р_а_ж_е_н_и_е. Этот То-ник..! Я все-таки люблю его, этого чудесного шельмеца-мальчонку!.. Право, не такой уж он негодник, а?.. У него сердце есть, а это - главное. Ты иногда хоть кусочками его разглядывай... - почитывай порой страничками... Вчера был у меня вернувшийся из Рима генерал Д. И. Ознобишин, мой друг и умный читатель... Много понаслышал от него... Ах, Оля-Оля... не знаешь многого ты... как выдавали русских людей на лютую казнь... Десятки тысяч казаков выдали англичане642 (в начале немного выдавали и американцы, потом _о_с_т_а_н_о_в_и_л_и_с_ь)... Побито-показнено - ско-лько! [Кравт]643 - писатель повешен в М. Так называемая "трагедия под Удино"644 (где по границе шли казачьи станицы)... Сколько покончили самоуб......м! Надо знать. В Америке вышла книга бывшего народного коммиссара Кравченко645, (комиссара с времен войны), командированного Советами в Америку и - оставшегося! Ка-кое разоблачение! Причем тут "документики"! Книга Кравченко произвела взрыв! Чуть ли не в миллионе экземпляров, по-английски. Парижский "Carrefour"646 (католический..?) начал ряд статей-выдержек из этой книги. 1-ая в No от 15 авг., четверг, хочу достать. Объявлены следующие "Suite" {"Продолжение" (от фр. suite).}. Это еженедельник. Я тебе постараюсь выслать. Был у меня в субботу _т_о_т_ - инженер... Все добиваются, требуют... - а, плевать: я - "крэпка", в сём отношении. О-ля... помни: там хуже, чем было раньше даже... _т_а_м_ нечем дышать и простому народу, _в_с_е_й_ Руси! Напряги воображение. Нельзя свою тягу-страсть к Ней брать за основу оценки и ею, как покровом, накрывать зияющую _я_з_в_у! Нельзя затыкать уши от "слухов"... - слухом земля полнится.
   Есть, как во всем, ловчилы и дрянь, особенно в таком, _б_е_р_у_щ_е_м. Но неужели ты думаешь, что все обманываются?! ... Нет, голубка... 41-ый и твои предупреждения - тут не доказательство. Или ты убеждена, что одна ты не можешь обмануться? Ты - горячая, ты страстная, во всем... особенно в судьбах родного! Потому-то так и люблю тебя, - страстно! - и ценю, и чту. Ты умна. Но ты и - нередко - "опрометь-стремига". У, какая... горячка-страстка!.. Оля, я о-ч-е-н-ь люблю тебя, я выстрадываю тебя... я - _о_д_и_н_о_к.
   Ну, довольно нУда... Я, ведь, и - хоть чуть - _з_а_к_а_л_е_н. Терплю. Кто, кто - ? - возле меня?! ... Ни-ко-го. Всегда один. Юля... да что же она-то мо-жет?! ... Ну, раз в неделю заглянет... "Стена, закрывающая от повседневщины" - с неделю и не видел его... - да и зачем он мне?! ... А то с горестями приходит, а то - со сплетнями... Вчера два генерала (другой - председатель Главного [управления] {В оригинале слово пропущено.} Союза инвалидов, ген. Кальницкий647) сидели... 4 часа! Ну, Ознобишин по крайней мере (ему 77 лет) мне - "первый визит", приехал 2 дня тому... и м. б. будет мне очень полезен... м. б. и в издании... (очень богатый, Казачий музей в Париже - его создание, знаток картин; его "коллекция" главная, хранится в Брюсселе при Военном бельгийском музее648) - это бывший царский военный агент в Париже, был женат на иностранке-миллионерше, много делал для русских. Придется ехать к нему - на обед, в четверг, его рождение... Ох, не люблю двигаться - для сего. Да и не люблю смотреть на людей с точки зрения выгоды. Нет, а просто генерал очень трогателен... _л_ю_б_и_т_ русского писателя. Сам пишет "мемуары", видал многое, лицеист (Пушкинского лицея), генштабист, очень культурный, понимающий искусство. Твоя "рубашечка" о-чень захватила! Оля, у-мница, как ты чутка - художница! Т_а_к_у_ю-то и люблю, _н_е_с_у_ в сердце. Любить такую женщину..! - Господи, какое великое счастье даровал мне!.. Светлая девочка моя!.. Сколько - в этом - для меня! - слове _д_е_в_о_ч_к_а!.. Вся - нежность и свет.

Твой Ванёк

   Получил лекарство! Благодарю, целую лапочки твои, сероглазка. Ка-ак всю целую! Оля, какое счастье _т_а_к_ любить!.. Ты - жизнь мне даешь. Ваня
   Юля потрясена твоим истолкованием "лилий", "Чаши"! Залюбовалась. Хоть строчку черкни ей. Она тебя полюбила! Она пытается все - для меня. Но что она может, живя так далеко?! ...
  

146

О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

  

21.VIII.46

   Сердечко мое, дорогой мой Ваня! И вчера и сегодня рвалась писать тебе на твои редкие письма. И вот вчера я металась - хлопотала что-нибудь наладить с посылками для моей тети649 в Берлин. Она голодает, думаю, что похуже твоей знакомой художницы-миниатюристки649а. Лежит 8 месяцев с флегмоной ноги. Дают по карточкам на месяц 1 кило овощей! - а без карточек - ничего не достать. Она - добрая душа, чудесный человек. Как будто что-то наладится. Из Голландии запрещено ведь посылать в Берлин. Я все время под впечатлением ее письма. Она у предела, дальше - некуда. А сегодня возилась с овощами. Мама сняла все бобы и я оказалась перед необходимостью их все заделывать в банки. Мне это не по душе, особенно сегодня, т.к. все рвусь тебе писать. Сидела и думала о тебе, разбирая зелень. Ах, Ваня, Ваня! Не знаю, с чего и начать. Ну, что значит "простить" - простить или не простить можно, например, того, кто обидел, ударил другого. А тут... тут я только предостерегала, чтобы ты сам не оказался "битым", т.к. знаю, что царапины на чувстве моем к тебе - были бы тебе хуже ударов. Я просто сказала: "осторожно: тут может стать трещинка!" Понял? Я понимаю тебя. Я нисколько не сержусь. Но, впрочем, чуточку сержусь за то, что читал "петухов" Юле. _Н_е_л_ь_з_я. Ни в каком случае. Люди (и даже Юля) всегда с особым интересом нащупывают такое. Прошу: если любишь - не выноси на базар. Но не хочу ворчать, я вся тихая и ласковая сейчас. В Преображенье я была в церкви... был чудесный день после ливней (между прочим катастрофально положение жатвы - все сгнило от дождей, у нас во 2-ой раз все погибнет!). Я ехала и так мне было светло, так радостно думать о тебе. Я все спрашивала себя: "Что бы это такое могло быть?" Да, я тоже поражена совпадением наших переживаний. Я верю, что передаются мысли. Это было удивительно. Нет, не жалей о моем сожженном письме. Право, так лучше. И свое мне сожги, не держи под печуркой до той поры, пока любопытный глаз не украдет твою тайну. Сожги это письмо. Обещай!
   Ванечка, к слову о глазах: прошу очень - убери все мои письма, чтобы не валялись по столу!! Хорошо?
   Да, мне предстоит тебе написать очень сложное, трудное письмо, если мы коснулись некоторых вопросов. Я хочу верить, что ты поймешь. Ванечек, ты не вполне меня понял в большом письме. Видишь ли: чувство сожаления (например, после бала) это не сожаление о уже прошедшей радости, - совсем нет, это чувство осадка, перегара, сознание будто сделано было что-то, что ненужно, лишне, суетно. "К чему"? Ведь не объяснить же чувство тоски при виде чего-нибудь очень красивого. Я до страдания это испытываю. Я не знаю, что это такое. После любовной радости у меня эта тоска достигает чрезвычайных размеров до какого-то самоуничижения. Ни от каких-нибудь укоров разума, - нет, я даже не могу уловить никакого аргумента. А просто вот - тоска. Ну вот в сумерки бывает тоска. Ты знаешь? До слез. Я очень люблю этот час, но всегда почти тоскую. "Петухи" я (не обижайся), не перечтя 2-ой раз, подальше убрала. Я знаю, что они многое погубят. Тебя не упрекаю и очень хорошо понимаю. Я сама очень восприимчива и знаю, как это бывает.
   И вот ты спрашиваешь: "Почему же ты вышла замуж?" Я все тебе скажу. Все, хоть это очень трудно и мучительно. Постарайся, дружок, меня понять: начну с детства. И как же тяжело этого касаться! Только при моем отношении таком к тебе и могу все открыть. Ты же оцени все как надо и пойми и... забудь...
   Как-то раз зайдя на чердак наших служб во дворе, я стала рыться в ящиках, ища дощечки (что ли) для рисования и вдруг... среди хлама и старых бумаг мне бросается в глаза тетрадь с надписью: "Оля Субботина". Чья рука? Кто писал? Почему О. С? Открыла... Это был дневник моего светлого, моего святого отца. Он начал его с самых первых дней моего существования не на свете еще даже, а... у мамы. Первые дни ее беременности и роды. Его торопливые, полные отчаяния строки, когда мама мучилась родами. Его муки, упреки себя. Подумай: упреки, что: "вдруг уйдет она, и я, я виной". Так и стояло. Дальше шли дни, недели, месяцы моей жизни. И наряду записки самые интимные его, как мужчины, гасившего в себе все, что от земли. Сережи не было 4 года... почему? Не касаюсь сего, не кощунствую даже, мыслью и догадками. Но в дневнике он пишет в одном месте: "Как я убит, как слаб, как я ничтожен... и как сильна плоть. Как обещал я себе не повторять того и вот случилось... Но я люблю ее так свято, чисто, глубоко... для чего же _э_т_о?" У него было много мучений, много стремления вознести свое чувство до неба, жить бесплотно. Когда я читала, - руки у меня дрожали и гнулись колени, будто я украла что-то. Но т.к. ничего, кроме еще большего преклонения, не вызвали эти признания, - то я не мучилась. Память же об отце стала недосягаемо-прекрасной. Я в исступлении шептала: "Никого не хочу, никогда не выйду замуж, если не найдется такой, как папа!!" Если бы ты знал, какой культ был у меня в душе к памяти папы! Так я росла. О тетрадке никому не сказала. Уезжая из Казани, я ее закопала на чердаке. Дом сгорел. Я до 21 г. не подпускала ни одного к хотя бы невинному поцелую. Мне, когда уезжали, сделал предложение один милый молодой человек и просил на прощание поцеловать в щеку. Я до того возмутилась, оскорбилась. Чувствовала как мечта разбита. Отказалась и отказала ему.
   Сколько их было... претендентов. Покойный отчим звал их "скальпами" и написал даже стихи под акафист "Ольге-скальпоносице". Конечно, он даже и догадаться не мог, почему я их гоню - никто не походил на тень даже папы. Ни во сне, ни наяву меня никогда не тревожили "мечтания". Я была вполне цельна и целомудренна, в мыслях и помыслах. Потому, когда я (давно) согласилась стать невестой одного несчастного, запугавшего меня самоубийством в случае отказа, - потому я и написала: "Беру на себя крест, я так несчастна, но значит такая моя судьба, назначенная от Бога - спасти человека". Не буду всего касаться, ты фабулу моей жизни знаешь, но многое теперь м. б. поймешь иначе. Всякий раз, как были встречи и конечно неминуемое разочарование - я была буквально больна. Не за толстомясого же "Никитку" я страдала тогда, нет, но за разбитую свою мечту и еще... этот "Никитка" при всем своем цинизме и оскорбительной вольности, с которыми он подошел к "глупенькой русской девушке", при всем этом меня задевшем и оскорбившем, каким-то образом расшевелил во мне самой какую-то "тягу" - еще неосознанную мной, неопределенную тягу женщины просыпающейся. Я помню, как я испугалась, именно ужаснулась этому ощущению от его пожатий моих рук (не больше) и потом в вагоне (я тебе рассказывала) его вольные разговоры и касанья колена, меня возмутившие, убившие, все взорвавшие в ненависть и негодование. Вернувшись домой, я слегла и пролежала 3 дня без еды. Приехавшему Максу-идеалисту649б, как и я, рассказала о хамстве доктора и спросила: "Скажи, Макс, - есть чистые мужчины?" Он с жаром: "Да, Оля, есть, я такой же, как и ты, и есть еще конечно". Но это была только одна сторона моих страданий - самая главная была иная, которую никому бы не сказала - это то, что мимолетно как-то было приятно, - я не могла себя понять, не могла себя простить.
   Я презирала себя и думала даже, что не стою своего отца. Я мучилась несказанно. А искушение все шло. Помнишь, я тебе говорила о своих чувствах в горах? В цветах? Потому и запомнила и помнить до смерти буду, что не прощу себе этих томлений. Я ненавидела себя. Я хотела даже сорваться со скал. И все же все было так скромно! - Не виновата же я в том, что всякое чувствование, даже чуть-чуть чувствование я фиксирую умом и мучаюсь. С детства я не мыслила жизни без ребенка, без детей. Я болезненно любила их. Конечно узнала, что дети не под капустным листом находятся, и вот потому-то и возникла у меня мучительнейшая проблема брака. Одно время, когда мне казалось, что второго папы нет и не найду, - я думала сойтись (на срок, до уверенности, что будет дитя) с каким-нибудь человеком честным, здоровым, верующим. Не видаться с ним, не жить, не любить, а просто выбрать отцом дитя с условием никогда больше не встречаться, так и писала в дневнике: "Чтобы не развратничать". Это были дикие мысли. Одно сумасшедшее желание иметь дитя. Хотела, зажмурившись, кинуться в омут с отвращением, как принимают касторку. Но это, конечно, чепуха. Пишу лишь для иллюстрации себя и своих чувств. В дневнике стояло у меня: "Тот, кто не захочет жить со мной как с сестрой, не будет моим мужем, т.к. это не настоящая любовь, а похоть. Такого мне не надо". Американец, в каком-то страшном сплетении разговора сказал - как-то выразил, что он в женщине ищет прежде всего мать и сестру, что разошелся с невестой потому, что она хотела быть только женщиной, не понимала его, смеялась над его наивностью. Поймешь, м. б. почему я среди грязи (особенно в медицинском мире) так поразилась этим его светом. Я всей душой потянулась на этот свет. Все было между нами очень чисто. Я не столько была _в_л_ю_б_л_е_н_а_ в него, сколько душевной думой полюбила его душу. За то, что он такой, мне непротивно было бы (так думала) иметь необходимую для дитя близость. Что чувствовал он - не знаю.
   Он был очень сдержан, но мне показалось, что ему я была заманна и иначе, - он молчал, но так я думаю. Доминирующее в его чувстве - была чистая дружба. Когда с ним порвалось, его женитьбой на обычной кукле... Сам поймешь, что я испытала. Вскоре же узнала, что Макс-идеалист одну за другой портит девочек-сестер в больнице. Меня охватило омерзение. Я часто думала о всем этом, не имея никого, кто бы дал ответы. Я хотела идти в монастырь, но это меня не удовлетворяло. В клинике постоянная трактовка о "жизни пола", цинично, просто, нагло. Я запретила в лаборатории эти разговоры и однажды выгнала, назвав свиньей, старшего врача. Был скандал. Дошло до шефа, который меня оправдал и заставил того извиниться. После этого со мной вел шеф разговор: "притворяюсь я святой или действительно такая? Если я действительно даже во сне не мечтаю о физической любви (так и сказал), то я - ненормальна". Подумай, прибавь ко всему этому почти что на протяжении 5 лет с интервалами часто с год, - приставания Никиты и всегда утверждения, что я "страдаю комплексом", а не нормальная здоровая девушка. Мне говорили даже, что это опасно и т.п. Невольно я думала об этом. Помню, в Лейпциге, я была проездом в Баварию, - встретил на вокзале меня Никита (узнал, что я выйду в Лейпциге - была ярмарка) и... будучи совсем в моем духе... паинькой только сказал: "Живите, Олечка, как хотите, Ваше дело, - но все это болезнь Ваша". Я не спала всю ночь. И вот (поверь) без единого движения плоти (была совершенно спокойна) я разумом хотела перейти наконец черту, которая меня так пугает.
   Я всю ночь боролась сама с собой, завидую иным девушкам, живущим просто. - решала и перерешала. И... утром ушла на обедню. Там меня нашел Никита и сказал: "Я так и знал: мучились всю ночь сомненьями, и куда же, как не в церковь. И Вы правы... Вы 100 раз правы, милая чистая девочка!" И ничего никогда после того не говорил. Вот пойми и разберись. Я мучилась в этом глупом мире, боролась одна и все-таки осталась на своем, у пьедестала моего кумира. Но ты видишь, как все сложно.
   Я вовсе не такая святая. Какая еще была борьба. Модный свет, в смысле современный, да еще медицинский - не убедили меня ни в чем. Я знала, что я совершенно нормальна, но не могла уйти от образа отца. Понимаешь, Ванёк? Я пишу сравнительно кратко. В действительности же было все куда сложнее. Вся эта теория Фрейда650 и ему подобных. Книги, доклады, даже разговоры дома иногда... Я терялась разумом, но никогда не терялась инстинктом. Когда ушел Жорж, я была повержена в отчаяние - я не понимала, как он так мог. И опять: "Да есть ли такой, как папа, - не вымысел ли он, которому я служу?" Я плакала у аналоя перед Рождественской всенощной, и встав и пойдя назад, увидала сочувствующие мне глаза незнакомца. Это был Арнольд. С первых же дней я узнала от него, что он ищет в жизни. Чем и кем для него была его мать, - только ее образ ищет он в мире. Дальше - я даже не из слов его узнала, а все его существо выразило, что он гонится за чистотой так же, как и я. Не стану повторяться, - ты знаешь его драму и его отвращение к женщинам (во мне первой он примирился с образом женщины и матери). И не то, чтобы я его пожалела (как ты сказал), а я изумилась сходности наших переживаний. Я нутром угадала, что он не будет докучать мне _т_е_м, что мне претило. Но он не из тех, что по немощности лицемерят. Просто (теперь-то знаю - это благодаря его нервозной болезненности) не занят этим - живет иным. И когда он мне сказал, что "либо Вы, либо никто на всю жизнь" - я совершенно это поняла, т.к. знала, чего он ищет, и что было во мне. Меня как-то сразило это открытие такого в нем, такого сходства исканий. Тогда я не могла всего понять и углубиться, не учла его болезненности так, как надо бы. Знала, что он бы надломился от отказа моего. И опять поняла как Знак Свыше. Веришь? Понимаешь? На мой вопрос: "хотите остаться мне братом?", - с восторгом: "больше, чем кем-либо иным!" Можно назвать меня дурой? Ведь мне было 33 года. И вот только тебе скажу (уничтожь письмо это!) мы оставались братом и сестрой 6 месяцев после свадьбы. И прекратили это братство, исходя из разума... "надо же стать как все". Помню, почитав книжку Freud'a подумали, что это неверно. Особенно, если желать детей. Нельзя так совершенно "отходить" друг от друга.
   Я не считала себя морально-правой противиться. Нет, без отвращения, и без страсти... случилось это. И потому что без страсти... не было и мутящей тоски, о которой я писала. Ничего не было. Я бывала нежна, ласкова, но поцелуи никогда не вызывали желаний. Я не могу тебе всего объяснить. Не думай, что я без любви, цинично отдавалась. Совсем нет. Арнольд (надо же быть справедливой) очень чистый и очень объективный человек. Этим он меня привлекал всегда. У него много благородства при всех недостатках. Вообще это верно, что сказал Dr. Klinkenbergh: "К Вашему несчастью он (Арнольд) слишком хороший человек, и потому Вам все еще тяжелей". (Эти слова без единого повода с моей стороны!) У нас было много общего во взглядах. Ты пойми: ни один русский (кроме того сумасшедшего) не подошел ко мне. А все те, кого я встречала - были такая пыль. Моя ошибка была всегда - какая-то готовность закласться в жертву, искание оправдания своего существования и т.п. Тут тоже, я как бы не осмелилась отвратить от себя данное знамение мне, - как я тогда думала. И эта встреча в храме... тоже как-то действовало. И как-то так непосредственно на мой взрыв: Господи, да неужели все такие? Близко знавшие меня чуяли, что я очень высокие требования ставлю и все еще верю в идеалы. Смеялись. А я никогда не жила трезво. Ну, вот теперь ты понял? Дрожжи-то мои давние. Оттуда, с пыльного чердака. Как бы завет моего папы. По натуре моей, Ваня, я не холодная. Ну, да что там, ты все знаешь. Я все, все понимаю. Я все могу чувствовать. Когда это пришло? Все-таки от постоянных касательств с жизнью в клинике. Там было все так голо - просто. Там я-то была - патологична. И вот потому-то я и вправду начинала терзаться: да кто же прав? Ну перейти? Понимаешь? Так все это сложно. Я не хотела жить после слышанных вольностей от Димитрия-Никиты. Как-то, по-своему он ценил мое целомудрие. Говорил после, что многое благодаря мне пересмотрел. Ну, вот...
   Теперь, когда всякое горение - только для себя услада, никакого ребенка у меня быть не может (не сможет по здоровью) - мне все это претит. Да, я все, все ощущаю. Я страдаю, я ведь куда зрелее Оли прежней, и я конечно все-таки обшаркала свой идеал... но все же... если бы ты знал, как я рыдала на Bellevue... по-моему однажды Николаи Всеволодович слыхал. Наутро он меня очень чутко спрашивал, хорошо ли мне? Я до смерти мучилась. Ах, это неназываемо, беспредметно. И вовсе я не хочу казаться тебе какой-то святошей, мимозой. Я грешная, простая, сама многому виной, но что же я сделаю, если я так устроена, что страдаю.
   Я часто завидую женщинам без вопросов. У них все проще. Ты упрекнул меня как-то, что я в 43/44-ом еще как-то была женой Ара. Как это все неверно и жестоко. После операции моей я долго переживала мое инвалидство. Ар утешал меня. Он думал, что я оплакиваю свою женскую приманность? М. б. так думал. Так это понятно. Вот так все и было... Я могу совершенно уходить из жизни. Жить без оболочки, не желая этой оболочки {В оригинале: оболочкой.}. Но ты меня влечешь и будишь. Я не упрекаю. Я только поясняю. Мне кажется, что ты обижен, когда пишешь, что можешь и не писать вовсе. Ты знаешь, как мне это будет больно... Очень больно. Я так верю, что ты все поймешь. Конечно, мне горько, что я не устроила жизни, как следует. И ничего не получила из того, что ждала. Конечно, таких, как мой отец и нет. Он был очень светел. Я не могу всего передать, но, Боже мой, как был он устремлен ввысь. Какой полет. И он такой же горячий, как я, весь страстный, весь очаровательный и красивый. Что были искушения, - я знаю: он дивно пел, и вот записал: "Не смею петь арий любимых, - они волнуют, мешают молиться". Ну, довольно. Много бы я могла тебе сказать. Но если ты поймешь, то уже понял и из того, что сказано.
   Рада, что тебе понравилась обложка с лилиями. Они из твоего мне букета. У меня много всего в голове и сердце. Твое "Прости" - конечно прелестно. Но как и ты, и я сказала - прощения тут не при чем. Я не сержусь, и ты меня не обидел. Я, только боясь порчи прекрасного, предупредила. А это прекрасное как мое, так ведь и твое же! И еще: все это тебе и вредно. Если я совсем разбита от этих писем, то что же с тобой-то? "Наказание" тебе - по-моему разве наказание? Разве не был ты хоть на короткий срок как-то освобожден от томленья? Я не знаю, но думалось, что да. Тебе стыдно было? Почему, милый? Хотя я понимаю, понимаю. Вот это то же самое, о чем и я пишу. После такого всегда осадок. Никакой конечно вины. Но какая-то тоска, не по себе. Я понимаю. Но не винти себя! Не воображай! Сознаюсь тебе: "петухи" меня как-то обижают все-таки. Именно это "давили". Будто ты вместе с этими воинами посмеялся над "святым" весталки. Мне это больно как-то. И еще оттого, что посвятил мне.
   Ванечка, утихни! Помнишь, как ты писал: "моя квартира будет тебе храмиком..." Как я ценю это. Как жаль, если это ушло. Ты все время в гореньи. Я боюсь за твое здоровье, родной. Все в тебе и у тебя понимаю, дружок. Ничем не попрекну (* И меня это и мучает, и травит-манит. Ну, что же? Я откровенна.). Но не надо усиливать пыток воображением. Вот сейчас пишу, и толкнуло что-то. Думаю: наверно 11 часов и Иван думает. Посмотрела на часы: точно - 11 часов. Ты опять горишь? Зовешь Олю? Ну, успокойся! Я всегда с тобой. Ой, чую как ты сейчас со мной... С чего так сердце бьется. Ваня, Ваня... Ну, утихни. Пойди спать. Пойди один спать. Без мечты об... весталке. Я поцелую тебя очень нежно и _т_а_а_а_к_ любовно-чисто. Милый Ваня... Ласковый... и будь братик! Милый. Целую. Твоя сестренка Оля
   Люблю, люблю тебя. Горячо, нежно. Люблю. Пиши!
   Эх, - Ванёк, Ванёк. Твоя Оля - Паша Тоника.
   [На полях:] Я тебе все снова описала для ясности, как я вся была жертвой всегда одного устремления и... разочарования. Только потому пишу.
   Ты обещай мне сжечь письмо - эту мою исповедь тебе. Ты должен!
   Если тебе не трудно, - м. б. пришлешь металлическую коробку из-под сухарей?
   Ванёчек-голубочек... так милой хочется быть к тебе. Ласковой, нежной. Люблю, очень люблю.
   Пиши мне. Живу твоими письмами...
   Люблю Ваню. Но Тонька должен быть пай! Ванечка, иди спать. Один! Да?
   [Поверх текста:] Сожги письмо! Это важно!
   [Приписка на конверте:] Лучше прислать это письмо обратно, а не жечь. Во имя В. светло работаю. Спасибо, от души спасибо за благословение. Об этом пишу особо. Полна мыслей о светлом, любимом В.
  

147

И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

  
   28.VIII.46
   Голубонька Ольгуна, с 20-го августа я был в "пожаре" и негодовании - за _в_с_е. Я написал 7-8 больших писем, рвал, мучился... Прочту - и жаль всего, а главное - _т_е_б_я! Писал и плакал... О, какое страдание! Все поднялось, ярко встало, что было, - и эти, особенно "разметанные 5 недель Парижа". Это пренебрежение мной, _м_о_и_м, - всем, что со мной, во мне. Затем - новые приемы - [позы], это опущенное забрало Девы Железной. Это - "брат и сестра", небесная любовь... Сегодня перечитал последние твои письма, укоры, обвинение в "разврате" за "метаморфозу" - и это твое, благодарю за искренность! - признание... и этот поганый Фрейд... Так все поднялось... Я написал тебе... _р_е_ш_и_т_е_л_ь_н_о_е_ письмо: все кончить. Еще эта твоя брань-хула на церковников... - я никакого отношения не имею, но меня отвратило, что такое - из уст твоих. Подобное свойственно лишь самой разгульной коммунистке! Что ты написала! 3 страница!! а на 1-ой - укоры мне. Даже угроза: "образуется _т_р_е_щ_и_н_а" (в отношениях наших!). Вот как!.. За "Петухов"-то?! Я _в_с_е_ _н_а_п_и_с_а_л, 6 стр., решил послать через 3-4 дня. Вдруг - твое письмо651. Как мне тебя жаль стало... и _в_с_е_г_о_ нашего! Я решил - пусть, один буду в целом свете, но зато я сберегу дни - дни для работы. Эта "любовная история", - я все написал! - столько у меня отняла! Что, что я получил!? Терзанья, боль, пренебрежение, до хулы на мое творчество.
   Ты помнишь... Я ничего не коснулся в письме. Я отложил его: мне стало страшно... _г_р_о_б_а. Да, тебе передались мои метанья, мои ужасные страдания этих дней 20-28. Ты тосковала. Ты _н_а_в_е_с_т_и_л_а_ меня. Да, это было "удушение" (твой сон!)652 мое - мои муки эти! И это 2 - падение давления, - почти смерть. Я прочитал твое письмо - и _н_е_ _м_о_г_ решиться послать. Вчера я _н_а_п_и_с_а_л_ едкое стихотворение "Увенчание любви" (по поводу Фрейда и "рейда"). З_л_о_е. Сохраню, пока, не шлю. Твои письма убраны, будь покойна. О "Чаше" (обложка) _н_а_п_и_ш_у_ тебе мою волю, - сохрани. Скажу Юле. Обложку шлю отдельно: она - к чистой "Чаше" - и я не хочу мешать се с преходящим и давящим.
   Знай, Ольга: я люблю тебя не на-ветер, не "по настроению": я знаю все твои недостатки (мно-го!), но я чту твои достоинства и твой дар, и твое сродство со мною. Да, люблю, себе на муку. Безнадежно, безутешно. "Небесной любви" - нет ее: она в большой и полной Любви. Вот такой я люблю тебя. Я измучен, всем. Я - один. С будущей среды будет кто-то приходить, была сейчас Юля. Я все должен делать, и я ни-чего не могу делать. Я, кажется, не ем, так - чай, что придется. Я сгораю. Плевать. Только бы кончить "Лето Господне" - переписать. Письмо от чудесного И. А., которого ты оклеветала. Бог тебя прости. Он - весь чистый. Ты ни-чего не знаешь. Питаешьс

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 542 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа