Тихонов Владимир Алексеевич - Переписка Горького с В. А. Тихоновым

благожелательны, а критики нелицеприятны..."

   Положительная рецензия на кн. Артемьева "Архаровцы" была напечатана в "Современнике" (1911, кн. 8).

  

  Глубокоуважаемый и дорогой Алексей Максимович!

   Сердечно обрадовали Вы меня обещанием прислать Вашу статью к первой (январской) книжке "Кругозора".

   Нечего говорить, с каким нетерпением я буду ждать ее и как дорого и ценно будет для журнала появление статьи Вашей в его первой книжке.

   Как раз сегодня собирался я писать Вам именно об этом, как получил Ваше доброе письмо. Спасибо за пожелания моему журналу. Не знаю, как он пойдет, но знаю только, что в это дорогое для меня дело я вкладываю всю, всю мою душу и Ваше сочувствие, Алексей Максимович, мне особенно дорого.

   Итак, очень буду надеяться, что Вы удосужитесь написать для "Кругозора" для его первой книжки что-нибудь. Только позвольте просить Вас, Алексей Максимович, прислать Вашу статью не позже 1-го декабря старого стиля, т. к. типография, где будет печататься "Кругозор", невелика и скромная, и материал для набора придется сдавать заблаговременно и исподволь.

   Романа, о котором Вы пишете, я еще не получил. Об авторе его, Вячеславе Артемьеве, я уже слышал. Очень был бы рад, если бы роман его оказался для "Кругозора" подходящим, т. к. именно романа-то хорошего у меня в виду и нет, а для журнала он необходим.

   Еще раз спасибо за добрые пожелания.

   Очень буду ждать Вашей статьи.

   Будьте здоровы.

   Простите, что пишу не своей рукой, глаза мои очень плоховаты.

   Ну, и задали Вы мне задачу, дорогой Алексей Максимович! Я говорю про роман "Земное" Вячеслава Артемьева (Лисенко). Прочитал я его внимательно, с чувством, толком, расстановкой и - первый раз в жизни - нахожусь в таком недоуменном состоянии: можно печатать это произведение в таком виде, как оно написано, или нет? Автор несомненно талантливый человек, даже, может быть, очень талантливый, но какой-то необычайно сумбурный, минутами мне даже приходит в голову, что - нервнобольной. Сцены, набросанные им, иногда тщательно отделаны, иногда прямо-таки даже недоделаны!, бестолково мозаичны, сплошь да рядом нарушается даже целостность характера самого героя, и он то и дело сбивается с тона и выходит какой-то "Федот, да не тот".

   Архитектура романа прямо хаотическая. Сцены можно перетасовывать, как угодно... Вообще, отрицательных качеств в этом произведении - много; а между тем... Между тем не хочется выпускать его из рук. Хочется непременно его напечатать, произведя над ним какую-то нужную операцию.

   Ужасно дело осложняется тем, что автора нет здесь налицо. При личных переговорах можно многое было бы выяснить, выправить и сделать вещь вполне удобочитаемой. Достигнуть же этого перепиской прямо-таки невозможно. Возвращать произведение автору - жалко,- очень уж там много хорошего, жизненного, талантливого и даже умного. Печатать же в этом виде - можно вызвать вполне заслуженные нарекания и со стороны критики, и со стороны читателей, нарекания не только на журнал, но и на автора.

   Положительно не знаю, что мне делать? Если Вы этот роман читали - посоветуйте! А автору, если это Вас не затруднит, черканите, чтобы он немножко еще подождал ответа, дал бы мне подумать: что и как сделать с его романом? Давит он меня, как кошмар!

   Дела моего журнала понемножку налаживаются, но, если бы Вы знали, глубокоуважаемый Алексей Максимович, как трудно организовать дело, не имея в кармане гривенника "свободной наличности". Бьюсь, как рыба об лед; каждое объявление об "Кругозоре" выцарапываю зубами и когтями; порою мне кажется, что поперек меня автомобиль ездит!.. Забыл, как спят люди по-человечески! Думаю даже перебраться из Гатчины в Петербург, хотя знаю, что отсутствие воздуха для моего сердца будет весьма ощутительно. А тут еще глаза болят...

   Но - будь, что будет! А "иль со щитом, иль на щите!"

   Дорогой Алексей Максимович! Пришлите мне что-нибудь для первой книжки Ваше - публицистику или беллетристику - для меня одинаково желательно. Если бы Вы только знали, как Вы меня этим обрадуете и подбодрите!

   Если возможно, пришлите поскорее, потому что Вашу вещь я пущу непременно первым номером, стало быть, и в набор ее надо сдавать раньше всех других.

  

  Дорогой и глубокоуважаемый Алексей Максимович!

   С нетерпением жду Вашей статьи (или рассказа) для первой книжки "Кругозора". Будьте благодетелем, не задержите! И по возможности поспешите высылкой! Типография у меня скромная, работает медленно, и потому нужно сдавать туда все заблаговременно, а так как Вашу статью или рассказ я имею в виду поставить во главе книжки, то без нее и к верстке приступать нельзя.

   Сердечно прошу, поддержите меня! Украсьте первую книжку Вашим именем!

   А вот еще вопрос: что мне делать с романом Артемьева "Земное"? (мое мнение о нем я Вам уже излагал подробно) - вернуть ли его Вам или послать автору в Самару или куда в другое место?

   Очень жду Вашего ответа и статьи. Не можете ли Вы известить телеграммой (Gatchina. Tichonoff - вот и весь адрес). Когда ждать рукопись?

   Страшно волнуюсь в ожидании моего первенца.

   Желаю Вам всего, что только можно пожелать лучшего.

   P. S. Рукопись Вашу, дорогой Алексей Максимович, я прошу прислать по адресу: Гатчина, Багговутовская, 5.

  

  Глубокоуважаемый Алексей Максимович!

   Вместе с этим письмом Вы получите и No 1 моего журнала "Кругозор", наконец вышедшего в свет. Очень желаю и надеюсь, чтобы мое долгожданное и горячо мной любимое детище и Вы приняли ласково. Конечно, в нем много несовершенного, много недочетов, но, Алексей Максимович, если принять во внимание, что в деле создания мною журнала я выполняю задачу почти невозможную, т. е. создаю все (- из ничего; без средств и без посторонней поддержки, единственно только личным трудом и отчасти своим литературным ветеранством), то я сделал, мне кажется, что мог и как мог (одно твердо знаю) добросовестно, по моим силам и разумению...

   Илья Дмитриевич Сургучев (сейчас он в Петербурге) передавал мне, что Вы были так добры и обещали прислать рассказ или статейку к No 2 "Кругозора". Основываясь на его категорическом утверждении, я сделал об этом анонс в первой книжке¹ и очень прошу Вас, многоуважаемый Алексей Максимович, поторопиться присылкой обещанного, чтобы не пришлось задержать и второй книжки, как по вине типографии задержалась первая. А также прошу Вас назначить и гонорар, который Вы пожелаете получить за Вашу статью.

   От всей души желаю Вам всего лучшего и с нетерпением жду Вашего ответа и присыла Вашей статьи.

   ¹ В No 1 "Кругозора" сообщалось, что "в февральской книжке "Кругозора" будут помещены <...> статьи Максима Горького, Григ. С. Петрова, И. Д. Сургучева и Влад. А. Тихонова-Мордвина".

  

  

  Уважаемый Владимир Алексеевич!

   Я просмотрел первую книжку "Кругозора", и она вызвала у меня совершенно определенное впечатление - ненужности¹. Редактор Вы плохой; извините, но это необходимо сказать.

   Письмо И. Д. Сургучева Вы поместили напрасно²: оно написано в таком "простом" тоне, точно Илья Дмитриевич беседует с Вами не в журнале, а в торговой бане.

   Как старый литератор и редактор, Вы должны бы сказать ему, человеку молодому, в литературе новому, что беседы в таком тоне - нехорошего тона беседы и в серьезном издании им не место. Мне очень грустно, что я вынужден сказать вам это.

   Капри.

   13-25 февр.

   1913 г.

  

   Горький ошибся при переводе даты с нового на старый стиль.

  

   ¹ Первая кн. "Кругозора" открывалась стихотворением Пушкина "Арион"; в журн. были напечатаны: повесть С. Я. Арефина "Голубенок", рассказ А. Вережникова "Запущенное семейство", стихи Н. Грушко, С. Полтавского, ст. Гр. Петрова "Провинциальная печать", Г. Аркатова "Отошедшие (памятка)", посвященная Н. Ф. Анненскому и Д. Н. Мамину-Сибиряку, Вл. Золотницкого "Памяти В. Я. Кокосова", П. Я. Рысса "За рубежом" и др.

   ² В своем письме к редактору "Кругозора" Сургучев выражал надежду, что журнал положит начало "хорошему <...> новому делу", будет способствовать тому, чтобы молодые начинающие писатели имели возможность ездить за границу: "...моя мысль такова: если пенсионеру Академии нужно ехать за границу - то и русскому начинающему писателю тоже нужно ехать за границу <...>

   Но <...> русский писатель беден, а особливо начинающий - беден, он зимой часто без калош ходит. Где же тут думать о загранице? В странах культурных в таких случаях приходит на помощь государство,- и Кнут Гамсун, например, мог съездить в Россию только потому, что получил казенную помощь".

   В п. к Сургучеву от 12/25 февраля 1913 г. Горький писал: "Убит я Вашим письмом к Тихонову, напечатанным в "Кругозоре".

   Во-первых - в наши дни, когда литератор русский своим пьянством и пошлостями совершенно уронил себя в глазах общества, лишился у читателя всякого престижа,- читателю этому дано право ответить на Ваше письмо в самом амикошонском и юмористическом духе:

   ..За границу захотели? Дома-то тесно стало скандалить и паясничать?"

   Во-вторых - тон письма Вашего убийственно нелитературен, точно Вы, сидя в халате после баня и выпивки, рассуждаете" (XXIX, 297).