Главная » Книги

Толстой Лев Николаевич - Том 53, Дневники и записные книжки 1895-1899, Полное собрание сочинений, Страница 8

Толстой Лев Николаевич - Том 53, Дневники и записные книжки 1895-1899, Полное собрание сочинений


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22

о нас. И кажется, я освободился вполне. Вчера написал много писем. Ходил и думал:
   1) Нет большей причины заблуждений и путаницы понятий, самых неожиданных и иначе необъяснимых, как признание авторитетов - т. е. непогрешимой истинности или красоты лиц, книг, произведении искусства. Тысячу раз прав М[этью] Арнольд, что дело критики в том, чтобы выделять из всего того, что написано и сделано, хорошее от дурного и преимущественно дурного из среды того, что признано прекрасным, и хорошего из того, что признано плохим или вовсе не признано. Самый резкий пример такого заблуждения и страшных последствии этого, задержавших на века движение вперед христианского человечества, это авторитет священного писания и Евангелий. Сколько самых неожиданных, иногда нужных для своего оправдания, иногда ни на что ненужных и удивительных, наговорено н написано на тексты священного писания, иногда самые глу­пые или даже дурные. Вместо того чтобы сказать: а вот это очень глупо и, вероятно, или приписано Моисею, Исайе, Хри­сту, или переврано, начинаются рассуждения, объяснения, нелепые, кот[орые] никогда бы не появлялись на свет, если бы не б[ыло] этих нелепых стихов, а они не признавались бы вперед священны[ми] и потому разумными. Стоит только вспом­нить нелепый Апокалипсис. То же самое с греческими трагиками. Виргилием, Шекспир[ом], Гёте, Бахом, Бетхо[веном], Рафаелем н новыми авторитетами.
   22 Февраля. Должно быть, пропустил 21. Нынче, должно быть, 22, суббота. Ник. Вчера не работал. Перечел первую редакцию об искусстве - не дурно. Поехал за платьем Юшков[ой]. Хоро­шо проехался. Вечер говорил об искусстве, потом слушал приехавших Конюсов братьев. Все то же и скучно. Нынче немного лучше здоровьем, пошел на лыжах и почувствовал сла­бость сердца и жутость, когда зашел далеко. Теперь вечер. Хочется написать письма. Думал к воззванию, глядя на бес­численных сыновей Дормидона в пальтецах. Он пх воспитывает, "производит" в люди. Зачем? -
   Вы скажете: вы живете так, как живете, для детей. Зачем? Зачем воспитать еще поколение таких же обманутых рабов, не знающ[их], зачем они живут, и живущих такою нерадостною жизнью?
   23 Фев. Ник. Е. б. ж.
   23 февраля. Сегодня целое утро бодро писал и, кажется, по­двинулся в ст[атье] об искусстве. Потом ходил перед обедом. Всё пропасть народа. Нот серьезного разговора. Вчера была музыка - скучно. Нынче спектакль. Т[аня] с Михаилом Адамовичем] очень хорошо сыграли. Теперь вечер. Обошлось почти без изжоги.
   24 Февр. Никольское. 1897. Нынче встал вялый и после зав­трака сейчас заснул. Во 2-м часу пошел навстречу катающимся. Доехал домой, обедал. Борюсь с изжогой успешно. Ходил вече­ром гулять. Читал и читаю Аристотеля (Bernard) об эстетике. Очень важно. Думал за эти дни:
   1) Думал: отчего некоторым людям (моим хозяевам и их гостям) нельзя даже и говорить про истину и добро -так они: далеки от нее? Это оттого, что они окружены таким толстым слоем соблазнов, что уж стали непроницаемы. Они [не] могут бороться с грехом, п[отому] ч[то] из-за соблазнов не видят грех. В этом главная опасность и весь ужас соблазнов.
   2) Мне говорят, когда я осуждаю пропаганду религиозную... вы тоже проповедуете. Нет, я не проповедую, главное п[отому], ч[то] мне нечего проповедывать. Даже атеисту я не буду проповедывать (если я проповедывал, то ошибался) Бога. Я только делаю те выводы из того, что люди признают, указывая на те противоречия, к[оторые] заключаются в том, что они признают, и к[отор]ых они не замечают.
   3) Здешний гость, генерал, представительный, чистый, коректный, с густыми бровями и важным видом (и необыкновенно добродушный, но лишенный всякого нравственного двигаю­щего чувства) навел меня на поразительную мысль, о том, как и какими путями самые равнодушные к общественной жизни, к благу общему, именно они-то вступают невольно в положение управителей людей. Я так и вижу, как он будет заведывать учреждением, от к[оторого] зависят милионы жизней, и только п[отому], ч[то] он любит чистоплотность, элегантность, утон­ченную пищу, танцы, охоту, бильярд, всевозможные увеселе­ния и, не имея средств, держится в тех полках, учреждениях, обществах, где всё это есть, и понемногу, как добрый, безобид­ный, повышается и делается правителем людей - все, к[ак] Ф., и имя им легион.
   4) Читаю Аристотеля. Он говорит в Политике, книге IV, гл. VIII: Dans cette republique parfaite, ou la vertu dеs citoyens sera reelе, ils s'abstiendron dt toute profession mecanique, de toute speculation mercantile, traveaux degrades (degradants?) et contraires a la vertu. Ils ne se livreront pour davantage a l'agriculture. Il faut du loisir pour acquerir la vertu... (1)
   Вся эстетика его имеет цель добродетель. И мы, с христиан­ским сознанием братства людей, хотим руководствоваться и этическими и эстетическими понятиями древних!!...
   25 Февр. Н [икольское]. 1897, Е. б. ж.
   25 февраля. Жив. Писал немного, не так легко, как вчера. Гости разъехались. Ходил два раза гулять. Читаю Аристотеля. Нынче получил письма с Сережей, к[оторый] приехал сюда. Неприятное письмо от С[они]. Или скорее я не в духе. Вчера, гуляя, молился и испытал удивительное чувство. Вероятно, подобное тому, к[оторое] возбуждают в себе мистики духовным деланием: почувствовал себя одного духовного, свободного, связанного иллюзией тела.
   26. Ф. Н. 97. Е. 6. ж.
   26 февраля. Жив. Пишу, чтобы исполнить решенное. Нынче писал всё утро письма, не было энергии для работы. Ездил к Шориной. Хорошо говорил с ней. Может быть и на пользу. Как нынче рассказывала А[нна] М[ихайловна], что я помог ей. И слава Богу. Переписал письмо Поше.
   27 Ф. Ник. 97. Писал утром слабо, но уяснил кое-что. Здоров. Ходил гулять. Говорил с Taней и всё.
   1 марта. Вчера было 28 Февр. 97. Ник. Я ничего не записал. Утром работалось плохо. Получил письма от Ч[ерткова] и Ивана Михайловича и обоим написал. Ходил и ездил в Сафоново. Утром думал показавшееся мне важным, а именно:
   1) Я обтирал пыль в комнате и, обойдя кругом, подошел к ди­вану и не мог вспомнить, обтирал ли я его или нет. Так как движен[ия] эти привычны и бессознательны, я не мог и чувство­вал, что это уже невозможно вспомнить. Так что, если я обти­рал и забыл это, т. е. действовал бессознательно, то это всё равно,
  
  - [В этой идеальной республике, где добродетель граждан будет дей­ствительным фактом, они будут вдздерживаться от всех механических профессий, торговых дел, работ, унижающих и противных добродетели. Они не будут больше предаваться хлебопашеству. Нужен досуг, чтобы совершенствоваться в добродетели...]
  
  
   как не было. Если бы кто сознательный видел, то можно бы восстановить. Если же никто не видал или видел, но бессозна­тельно; если целая сложная жизнь многих людей проходит бессознательно, то эта жизнь как бы не была. Так что жизнь - жизнь только тогда, когда она освещена сознанием. Что же такое сознание? Что такое поступки, освещенные сознанием? Поступки, освещенные сознанием, это такие поступки, кот[орые] мы совершаем свободно, т. е. совершая их, знаем, что мы могли бы поступать иначе. Так что сознание есть свобода. Без сознания нет свободы, и без свободы не может быть сознания. (Если мы подвергаемся насилию и не имеем никакого выбора о том, как мы перенесем это насилие, мы не будем чувствовать насилия.) Память есть не что иное, как сознание прошедшего - прошедшей свободы. Если бы я не мог стирать и не стирать пыль, я бы не сознавал того, что я стираю пыль; если бы я не сознавал того, что я стираю пыль, я не мог бы иметь выбора: стирать или не стирать? Если бы у меня [не] было сознания и свободы, я бы и не помнил прошедшего, не связывал бы его в одно. Так что самая основа жизни есть с победа и сознание - свободосознание. (Казалось яснее, когда я думал.)
   1 Марта. 97. Ник. Приехавший Сережа сильно заболел жа­бой. Он мне очень жалок, и я только что хотел поговорить с ним, попытаться утешить и ободрить его.
   Нынче совсем ничего не мог писать утром - заснул. А ходил гулять и утром и вечером. Было очень приятно. Думал две вещи.
   1) То, что смерть теперь уже прямо представляется мне сме­ной: отставленном от прежней должности и приставлением к новой. Для прежней должности кажется, что я уже весь вы­шел и больше не гожусь.
   2) Думал об Ад[аме] Васильевиче], как типе для драмы - добродушном, чистом, балованном, любящим наслаждения, но хорошем и не могущем вместить радикальные нравственные требования. Еще думал:
   3) Для твердости и спокойствия есть одно средство: любовь, любовь к врагам. Да вот мне задалась эта задача с особенной неожиданной стороны, и как плохо я сумел разрешить ее. Надо постараться. Помоги, Отец.
   2 Марта 97. Ник. Е. б. ж.
   [2 марта.] Жив. Совершенно здоров. Нынче писал доволь[но] хорошо. Вечером после обеда ходил в Щелково. Очень была приятна прогулка при лунном свете. Написал письмо Поше, открытое. Получил письмо от Трегубова. Раздражается за то, что перехватывают письма. А я не досадую. Понял, что надо жалеть их, и истинно жалею. Завтра едем. Мы здесь целый месяц.
   [4 марта. Москва.] Вчера было 3 Марта 1897. Москва. Утром почти не занимался. Запнулся над историческим ходом искусства. Гулял. После обеда поехал. Приехал в 10. Дома хорошо бы, да не дружно.
   4 М. 97. Москва. Встал поздно. Разбирался в бумагах. Напи­сал письма Поше и Накашидзе. Ходил в публ[ичную] библ[иотеку]. Взял книги. Вечером были Дунаев и Буланже. Теперь поздно, иду спать. С[оня] в концерте.
   5 М. М. 97. Е. б. ж.
   9 марта. Батюшки, сколько дней пропустил. Нынче 9 мар. 97. Москва. Из этих 4-х дней дня два писал Об искусстве и нынче довольно много. Очень захотелось писать Х[аджи]-М[урата] и как-то хорошо обдумалось - умилительно. От Поши письмо; написал Ч[ерткову] и Кони о страшном событии с Вет­ровой. Не буду писать, что записано. Всё в том же спокойном, потому ч[то] любовном настроении. Как только хочется огор­читься, устать, вспомню про Бога и про то, что дело мое одно: любить, не думая о том, что будет, и сейчас легко. Таня уезжает в Ясную.
   Нынче 15 М. Москва. 1897. Не дурно прожил. Вижу конец в статье об искусстве. Всё то же спокойствие. Благодарю Бога. Сейчас написал письма. Вечер. Иду в скучную гостин[ую].
   Нынче 4 Апреля 97. Москва. Почти месяц не писал (20 дней) и дурно прожил это время - тем, что мало работал. Всё писал об искусстве - запутался последние дни. И теперь два дня не писал. Спокойствие не потерял, но душа волнуется, но я вла­дею ею. О Боже! если бы только помнить о своем посланничестве, о том, что через Тебя должно проявляться (светить) боже­ство! Но трудно, что если это помнить только, то не будешь жить; а надо жить, энергически жить и помнить. Помоги, Отец. Молился много последнее времяо том, чтобы лучше была жизнь. А то стыдно и тяжело от сознания незаконности своей жизни. Вчера думал очень хорошо о Х[аджи]-М[урате] - о том, что в нем, главное, надо выразить обман веры. Как он был бы хорош, если бы не этот обман. Тоже чаще и чаще думаю о воз­звании. Боюсь, что тема об искусстве заняла меня в последнее время по личным эгоистическим скверным причинам. Je m'entends. (1) За это время (2) мало (3) записал, а если что и думал, то забыл.
   1) Мир, к[оторый] мы знаем и представляем себе, есть не что иное, как законы соотношений наших чувств (seas), и потому чудо есть нарушение этих законов соотношений, и потому разрушает наше представление о мире. В самой грубой форме это так:
   Я знаю, что вода (не замерзшая) всегда жидкая, и удельный вес ее меньше уд[ельного] веса моего тела. Глаза мои, слух, осязание показывают мне жидкую воду, и вдруг человек идет по этой воде. Если он прошел по воде, то это ничего не доказы­вает, а только уничтожает мое понятие о воде.
   2) Очень обычная ошибка полагать цель жизни к служении людям, а не в служении Богу. Только служа Богу, (4) т. е. Делая то, что он хочет, можно быть уверенным в том, что не делаешь пустого и нет невозможности выбора: кому служить.
   3) Церковные христиане не сами хотят служить Богу, а хотят, чтобы Б[ог] им служил.
   4) Шекспир стал ценим, когда потерял[и] нравственный критерий.
   5) (К воззванию.) Мы так запутаны, что каждый шаг в жизни есть участие в зле: в насилии, в угнетении. Не надо отчаиваться; а медленно распутываться из тех сетей, в к[оторые] мы пойманы, не рваться (этим хуже запутаешься), а осторожно распутывать.
   6) (В ревности есть физич[еское] ощущение), родственное <с похотью, но тяжело>. (5)
  
   (1) [Я понимаю, что хочу сказать.]
   (2) В подлиннике осталось незачеркнутым: если
   (3) Слово: мало написано по: и ду[мал]
   (4) Написано: Богом
   (5) Взятое в ломаные скобки<> вымарано.
  
   Я в очень физич[ески] дурном состоянии, почти лихорадка и предшествующая мрачность, но до сих пор духовное сильнее. Проводил Модовск[ую] колон[ию]. Ив[ан] М[ихайлович] всё еще на свободе. - Всё хорошо.
   9 Апреля 97. Москва. Был болен. Спокойно думал, что умру. Нынче хорошо писал "Об иск[усстве]". Ив[ана] Михайловича] взяли, у Дун[аева] б[ыл] обыск. У изгнанников хорошо. Я внешне совсем, но внутренне не совсем спокоен. Стоит помнить, что всё на благо, и когда помню, как теперь - хорошо.
   Нынче 3 Мая 97. Ясная Поляна. Почти месяц не писал. Не хороший и не плодотворный месяц.
   Работал (1) довольно пристально над ст[атьей] об искусстве. Она теперь в таком положении, что можно понять, что я хотел сказать, но сказано всё еще дурно и много lacune (2) и (3) неточно­стей. Вчера приехал сюда с Таней. Чувствую себя и физич[ески] и умств[енно] и нравствен[но] слабым. Нравственный человек начинает пробуждаться и недоволен. Помоги мне, О[тец], осво­бодиться от того, что меня связывает во мне же. Очень гадок я себе. Удивительная весна. Сейчас пришел с Козловки, принес кашки и ландыши.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Многое думал и не записывал. Ничего доброго не сделал. Капуа. Волоски лилипутов так связали меня, что скоро не дви­нусь ни одним членом, если не стану разрывать. Грустно, гру­стно и не от неудовлетворенности внешней. Ничего от жизни не хочу я, и не жаль мне прошлого ничуть, а на себя гадко, совестно, жаль своей души. Помоги, Господи. Бог, вы слы­шите? Наверно слышите, п[отому] ч[то] вы же и говорите.
   9 Мая 97. Я. П. Ночь. 12 часов. Пошел было спать, но сошел, чтобы записать удивительное душевное состояние: мучитель­ная тоска и не добрая. Болезнь ли это или душ[евная] слабость, но я очень страдаю. Молюсь. Нынче приехали патровские молоканы, я написал начерно письмо царю. Хорошо бы.
   16 (4) Мая. Письмо написал и послал, кажется, 11-го. Теперь, должно быть, подано. 13 приезжала С[офья] А[ндреевна]. Вчера
  
   (1) Далее записано на вырезанных из Дневника листах.
   (2) [пробелов]
   (3) Зачеркнуто: недоск[азанного]
   (4) Исправлено из: 17.
  
  
   получил от нее письмо. Всё то же. Всю ночь не спал. Никогда страдания не доходили до такой силы. Отец, помоги мне. Научи. Войди. Усилься во мне. Не могу придти ни к какому решению. Не думать? Нельзя. Решить же ничего не могу. Жалеть не могу, и противодействовать не могу по жалости. Боже, помоги.
   17 (1) Мая. Е. б. ж., что очень сомнительно. Сердце ужасно болит. Слезы в горле. Только пуститься, и я разрыдаюсь.
   [18 мая.] Ошибся днем. Сегодня 18 Мая. Всё так же, не пере­ставая, болит сердце. Три ночи не спал и чувствую, что не буду спать и нынче. Не могу ничего работать. Кажется, пришел к ре­шению. Трудно будет исполнить, но не могу и не должен иначе. Вчера вернулись молокане, бросив мое письмо в навоз. Было досадно. Сегодня же приехал Буланже. Переписал письма и дослал с ним. От Чертк[ова] письма хорошие, но я ничего не вижу, не чувствую. Не живу. Сейчас уехал Лева с женой. (2)
   17 мая. (3)
   Я думаю, что верую и исповедую, (по крайней мере), то, что Бог есть любовь и потому Он, любовь, побеждает всё. И вот мне выпало испытание, надо бороться. И вместо любви во мне упреки и злоба, и я борюсь не любовью, а унываю и злюсь и спрашиваю себя: как же любовь победит это зло, разумея то зло, от к[оторого] я страдаю. И жду победы здесь в моей жизни и вижу, что нет - любовь не победит то зло, от к[оторого] я страдаю, и я всё буду до смерти страдать от него. Точно так же, как говорят те люди, кот[орые] (4) оставить преступников, злодеев, не запирать, не казнить их, что любовь не может побе­дить этих злодеев. И они правы, но дело только в том, что лю­бовь есть такое огромное в сравнении с обычными рассудочными делами действие, что последствия никогда не видны тому, кто его производит. Любовь не победит тех двух-трех злодеев, к[оторых] мы знаем, но победит тысячи, к[оторых] мы не знаем.
  
   (1) Исправлено из: 18.
   (2) Кончается запись на вырезанных листах.
   (3) Запись от 17 мая, кончая: за испытанье сделана на листке поч­товой бумаги, по-видимому вложенном в тетрадь Дневника. В начале записи штриховкой тушью вымараны 3 строки.
   (4) Выстрижены одно-два слова.
  
   Всё равно, как телеграфист, к[оторый] бы [не] передавал депешу, п[отому] ч[то] он не видит, как она выходит на той станции. Любовь действует почти всегда - всегда даже - с креста; так что тому, кто закрывает глаза уже, и к[оторого] жизнь вся мгновенье, очевидно, нельзя видеть действия силы вечной. Верить в любовь, истинно верить так, чтобы не изменять ей, значит верить в вечную жизнь. И вот я оказался тем телегра­фистом, к[оторый] не верит в то, что тот аппарат, к к[оторому] он приставлен, действовать к[оторым] научен, действует. И что хуже всего, я верил, пока не надо было работать. А как только надо было начать трудиться, я отказываюсь, говоря: я не вижу, как он действует, может б[ыть], он и вовсе не действует. Значит, нет веры. Стыдно, Л. Н. Благодарю Тебя, Отец, за испы­танье.
   [Конец мая.] Вырезал, сжег то, что написано б[ыло] сго­ряча.
   Нынче 16 Июля. Не месяц уже не писано, а два с половиной. Много пережито и очень тяжелого и хорошего. Был болен. Очень сильные боли, кажется, в начале июля. Работал всё время над статьей об иск[усстве], и что дальше, то лучше. Кончил и поправляю сначала. Маша вышла замуж, а жалко ее, как жалко высоких кровей лошадь, на кот[орой] стали возить воду. Воду она повезет, а ее изорва[ли] и сделали негодной. Что будет, не могу себе представить. Что-то уродливо неесте­ственное, как из детей пирожки делать. Т[аня] тоже нажила себе страдания. Миша мучается. В Пирогове тоже та же беда. Ужасно! Страсть, источник величайших бедствий, мы не то что утишаем, умеряем, а разжигаем всеми средствами, а потом жалуемся, что страдаем. С[оню] мне всё последнее время жалко. От Ч[ерткова] хорошие письма. Был Киевской крестьянин Шидловский. Чувствую себя одиноким. То, что моя жизнь никому не только не интересна, но скучно, совестно им, что я продолжаю заниматься такими глупостями.
   Думал за это время:
   1) Тип женщины - бывают такие и мужчины, но больше жен­щины - кот[орые] не могут видеть себя, у кот[орых] как будто шея не поворачивается, чтоб оглядеть себя. Они не то, что не хотят каяться, они не могут себя видеть. Они живут так, а не иначе п[отому], ч[то] так им кажется хорошо. И потому, если они что сделали, то п[отому], ч[то] это б[ыло] хорошо. Такие люди страшны. А такие люди бывают умные, глупые, добрые, злые. Когда они глупые и злые, это ужасно. -
   2) При низком нравственном уровне решительность суждений. Поступки всех лучших людей объясняются тем, что бы я сде­лал. Хр[истос] проповедовал из тщеславия, осуждал фарисеев из зависти и т. п.
   3) Второе условие искусства - новизна. Для ребенка всё ново и потому много художественных впечатлений. Для нас же нова известная глубина чувства, та глубина, в к[оторой] человек достает свою отдельную от всех индивидуальность. Это для без­различного искусства. Для высшего же новизна только в рели­гии, так как религия есть самое передовое мировоззрение.
   4) К драме. Приводят к столу оборвыша и смеются над несо­ответствием и его неловкостью. - Возмущение.
   5) Когда бывает, что думал и забыл о чем думал, но помнишь и знаешь, како[го] характера были мысли: грустные, унылые, тяжелые, веселые, бодрые, помнишь даже ход: сначала шло грустно, а потом успокоилось и т. п., когда так вспоминаешь, то это совершенно то, что выражает музыка.
   6) Сюжет: страстного молод[ого] человека, любящего душевно больную женщину.
   7) Бог дал нам дух свой, любовь, разум, чтобы служить ему, а мы этот дух его употребляем на служение себе, употребляем топор на то, чтобы строгать топорище.
   Чувствую себя вполне здоровым и сильным физически, но нравственно слабым. Хочется работать и могу. Буду записы­вать.
  
   17 Июл. 97. Я. П. Е. б. ж.
   [17 июля.] Встал поздно. Нехорошо работал. Нет вниматель­ности и способности обнять всё. Все-таки подвинулся. Приехали М[аша] с Колей, жалки. Такая же Таня, такая же С[оня], такой и я, п[отому] ч[то] вижу в них только жалкое. Вчера с Мишей говорил о любви. О том, что мы безумно разжигаем эту страсть, а потом страдаем от ее преувеличения и эксесов. Ездил на велосип[еде] в Ясенки. Очень люблю это движенье. А совестно. Письмо от Г[али]. Он очень болен. Я очень дорожу им. Да и как же не дорожить. Теперь 10 часов. Только что уехали Шеншины. У меня на душе серьезно и не радостно.
   18 Ил. 97. Я. П. Е. б. ж.
   [21 июля.] Пропустил 3 дня. Нынче 21 И. 97. Я. П.
   Работаю довольно хорошо. Даже доволен своей работой, хотя и много изменяю. Нынче всё сосредоточилось и много выиграло. Пересматривал опять всё сначала. Окружающая жизнь очень мизерна. Дети не радуют. Не знаю отчего: от желудка ли, от жары или от излишних физич[еских] движений чувствую себя но вечерам очень слабым. Хорошая речь Крукса о том, как бы понимал мир микроскопический человечек. - Был вчера Нови­ков, принес прекрасные записки Мих[аила] Новикова. -Напи­сал письма Carus, Ив[ану] Михайловичу. Письмо от Е[вгения] Ивановича.
   22 Ил. 97. Я. П. Е. б. ж.
   27 июля. Шесть дней не писал, 3 или 4 дня назад ночью сделал[ся] приступ холерины. И день после этого совсем был бо­лен, а два дня слаб очень и писал очень дурно. Нынче немного получше. Были дети. Илюшина семья. Милые внуки. Особен[но] Андр[юша]. Кое-что записано. Нынче не запишу. Был Лонгинов, знаком[ый] Анненковой, а нынче Моод и Бул[анже].
   28 Ил. Я. П. 07. 29 И. Я. П. 97. Е. б. ж.
   Нынче 7 Авг. 97. Я. П. За это время пропасть гостей: Гинз­бург (приятный), Касаткин (менее), Голденвейзер (не неприят­ный). Два немца декаденты. Наивный и глуповатый французик. Был Новиков - писарь (очень сильный) и Булахов тоже силач нравственный и умственный. Очень плохо, слабо живу. Нынче еще приехали Стаховичи и Маклаковы. Очень мало доброты. Продолжаю работать над своей статьей об иск[усстве]. И, стран­но сказать, - мне нравится. Вчера и нынче читал Гинц[бургу], Соб[олеву], Кас[аткину] и Голденв[ейзеру]. Впечатление произ­водимое то самое, какое производит и на меня. От Crosby письмо с радостн[ым] письмом японца. От Черт[кова] хорошие письма. Очень запущена переписка. Я совсем один и слабею.
   Часто говорю себе, что надо жить служа; но как вступаю в жизнь, так не то что забываю, а рассеиваюсь. Много записано, но нынче не успею выписать. Отец, помоги мне. Я слабею. Буду писать непременно каждый день.
   8 Авг. 97. Я. П. Е. б. ж.
   [8 августа.] Был мужик с отбитой деревом рукой и отрезан­ной. Пашет, приделав петлю.
   9 Авг. Приехал Стахов[ич]. Читал статью. 10 гл[ава] нехорошо. Занимался порядочно, написал плохие письма. Надо писать Поше, Ив[ану] Михайловичу].
   Записано в книге: 1) Прислуга делает жизнь ложной и раз­вратной: как только прислуга, так увеличиваешь потребности, усложняешь жизнь и делаешь ее тяжестью: из радости, когда делаешь сам, делаешь досады; а главное, отрекаешься от глав­ного дела жизни, исполнения братства людей. 2) Эстетич[еское] и этическое - два плеча одного рычага: насколько удлиняется и облегчается одна сторона, настолько укорачивается и тяже­леет другая сторона. Как только человек теряет нравственный смысл, так он делается особенно чувствителен к эстетическому.
   3) Люди знают двух Богов: одного, к[оторого] они хотят заставить служить себе, молитвами требуя от него исполне[ния] своих желаний, и другого Бога такого, к[оторому] мы должны служить, к исполнению воли к[оторого] должны быть направле­нны все наши желания.
   4) Обычное явление, что старики любят путешествовать, уезжать далеко и переменять место. Не предвиденье ли это и готовность к последнему путешествию?
   15 Августа 97. Я. П. Продолжаю работать. Подвигаюсь. Был Ломброзо, ограниченный наивный старичок. Маклаков. Приехал Лева с женой. Буланже - милый. Написал все письма. И Поше и Ив[ану] Михайловичу и Вандерверу. Был тяжелый Леонтьев. -
   Кое-что многое хотелось записать, но забыл. Сейчас Т[аня] приехала со свиданья с Сух[отиным]. Позвала меня к себе. Мне очень жаль ее. А что я могу ей сказать? Да будет то, что будет. Только бы не б[ыло] греха. Возмутительный отчет о миссион[ерском] съезде в Казани.
   1) Записано: женский характер и помню, что б[ыло] что-то очень хорошее; теперь забыл. Кажется то, что особенность жен­ского характера та, что руководит жизнью только чувство, а разум только служит чувству. Даже не может понять того, чтобы чувство могло быть подчинено разуму.
   2) Но не только женщины, сколько мужчин есть таких, к[оторые] не слышат, не видят того, что неприятно, не видят так, как будто этого не существует.
   3) Когда люди не в силах отделаться от суеверий, продол­жают отдавать дань ему и вместе с тем видят, что другие осво­бодились, то они сердятся на этих освободившихся. За что же я страдаю, делаю глупости, а он свободен?
   4) Искусство, т. е. художники, вместо того, чтобы служить людям, эксплуатирует их.
   5) С тех пор, как я стал стар, я стал смешивать людей: н[а]п[ример], детей: Сережу с Андр[еем], Мишу с Ильей, также я смешиваю чужих, принадлежащих или отмеченных в моем мозгу к одному типу. Так что я знаю не Андрея, Сережу, а знаю собирательное лицо, к к[оторому] принадлежат А[ндрей], С[ережа].
   6) Мы так привыкли к мысли, что всё для нас, что земля моя, что когда приходитсн умирать, нас удивляет то, что моя земля, некоторая моя принадлежность, останется, а меня не будет. Тут главная ошибка в том, что земля кажется чем-то приобре­тенным, приложенным ко мне, тогда как это я приобретен землею, приложен к ней.
   7) Как хорошо бы было, если бы мы могли с тем же внима­нием жить, делать дело жизни, главное, общение между людьми, с тем же вниманием, с к[оторым] мы играем в шахматы, читаем ноты и т. п.
   16 Авг. 97. Я. П. Е. б. ж.
   Нынче 19 Сент.
   Больше месяца не писал. Всё то же. И дело всё подвигалось. И могло бы еще много подвинуться в смысле формы, но реши­тельно некогда. Столько дела. Переписчица на ремингтоне переписывает набело. Дошел до 19 главы включительно. За это время важное, это высылка Буланже. Работу перебивало мне только письмо в шведск[ие] газеты по случаю премий Но­беля о духоборах. Соня боится. Очень жаль, но я не могу не сделать. Еще перебило нездоровье: страшный чирей на щеке. Я думал, что рак, и рад, что не очень неприятно б[ыло] думать это. Получаю новое назначение, то, к[оторое] во всяком случае не минует меня. Был St. John джентелемен и серьезный, но боюсь, что больше для славы человеческой, чем для себя, для Бога. Еще перебило работу приезд молокан из Самары - об отнятых детях. Хотел писать за границу и написал даже очень резкое и, мне казалось, сильное письмо, но раздумал. Перед Богом не следовало. Надо еще попробовать. Нынче написал пись[ма] гос[ударю], Олс[уфьеву], Heath'у и Л. И. Чертковой и отправил молокан. Хотел записать из книжечки, да поздно. Иду спать. 20 С. 97. Ясн. Пол. е. б. ж.
   [20 сентября.] Напишу хоть несколько слов. Чирей все очень беспокоит. Нет полной liberte d'esprit. (1) Писал нынче шведское письмо, а вечером с шведом переводил по-шведски. Не выписы­ваю из книжечки, но запишу то, что особенно живо пришло на ум. Жизнь наша так устроена, что всякая наша забота о себе - употребление своего, разума (духовных сил) на заботу о себе, приносит только несчастье. А, между тем, этот эгоизм нужен, чтобы жить отдельной жизнью. Это таинственная воля Его. Как только живешь для себя, так погибель, как вне себя, так спокойствие, радость и себе и другим.
   21 (2) С. 97. Я. П. е. б. ж.
   Нынче 22 С. 97. Я. П. Вчера написал письмо С[оне] о том, что я не могу руководиться в своем писании ее суждениями. Писал от души и с добрым чувством. И с таким же чувств[ом] приняла и она. Вчера докончил перевод с Langlet. Нынче занят б[ыл] искусством, но очень не пошло и потом прежнее не понравилось. С[оня] приехала нынче. Ночью думал о выделе­нии похоти из любви и о том, что эфир есть внечувственное познание. Теперь 1-й час ночи, жду Илью с Андреем. Написал сейчас письма редактору Tagblat Stokholm и Ч[ерткову].
   23 С. 97. Я. П. Е. б. ж.
   2 Окт. Я. П. 97. Всё работаю над иск[усством]. Нарыв про­ходит. Желал бы больше спокойствия. Да. -
   Нынче 14 Окт. 1897. Ясная Поляна. 3-й день, как приехала С[оня]. Мы один с ней. Она переписывает. Очень помогает. Я пишу всё еще, об иск[усстве]. Нынче поправлял 10-ю главу.
  
   (1) [умственной свободы.]
   (2) Написано ошибочно: 20
  
  
   И уяснил то, что б[ыло] смутно. Надо выписать из зап[исной] книжки, боюсь, что много забыл.
   1) Нет большего подспорья для эгоистичной спокойной жизни, как занятие искусством для искусства. Деспот, злодей непременно должен любить иск[усство]. Записано что-то в этом роде, теперь не помню.
   2) Ясно представил себе, какая радостная, спокойная и вполне свободная могла бы быть жизнь, если вполне отдать себя Богу, т. е. во всех случаях жизни искать только одного: сделать то, чего Он хочет, сделать это в болезни, в оскорблении, в унижении, в страдании, во всех соблазнах и в смерти, кот[орая] тогда только перемена назначения. Слабость, неисполнение того, чего хочет Бог? Что ж тогда? Ничего: возвращение к сознанию того, что жизнь только в этом исполнении. Минуты слабости это промежутки между буквами жизни - не жизнь. Помоги, Отец.
   3) Видел во сне, что думаю и говорю, что всё дело в том, чтобы сделать усилие, то самое, что сказано в евангелии: "Царство Божие усилием берется..." Всё хорошее, всё настоящее, всякий истинный акт жизни совершается усилием: не делай усилий, живи по течению, и ты не живешь. А между тем церковное уче­ние проповедует, что усилие - грех, что это гордость, на­дежда на свои силы; светское учение говорит то же самое: "усилие над собой бесполезно, всё делает организация, сре­да". Какое заблуждение. Усилие важнее всего. Всякое малень­кое усилие: победить лень, жадность, похоть, гнев, уныние. Это важнейшее (1) из важного, это проявление Бога в жизни - это карма, расширение своего я. Отчеркнутое-гадание.
   4) К Х[аджи]-М[урату] подробности: 1) тень орла бежит по (2) скату горы, 2) У ре[ки] следы по песку зверей, лошадей, людей, 3) Въезжая в лес, лошади, бодро фыркают, 4) Из куста держи-дерева выскочил козел.
   5) Когда люди восхищаются Шекспиром, Бетховеном, они восхищаются своими мыслями, мечтами, вызываемыми Ш[експиром], Б[етховеном]. Как влюбленные любят не предм[ет],
  
  - В подлиннике отчеркнуто со слов: Это важнейшее
  - Зачеркнуто: лу[гу]
  
   а то, что он вызывает в них. В таком восхищении нет настоя­щей реальности искусства, но зато есть полная беспредель­ность.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   6) Только тогда можно понять и почувствовать Бога, когда ясно понял нереальность всего матерьяльного.
   7) Недавно летом в первый раз ясно почувствовал Бога, то, что он есть и я в нем. Что только и есть, что я в нем: в нем и как ограниченное в неограниченном, в нем и как окружен­ный существами, в к[оторых] Он. -Ужасно скверно, неясно. А почувствовал ясно и особенно живо в первый раз в жизни. - Вообще - не знаю отчего - нет у меня того религиозного чувства, к[оторое] было, когда прежде писал дневник ни для кого. - То, что его читали и могут читать, губит это чувство. А чувство б[ыло] драгоценное и помогавшее мне в жиз[ни]. Начну сначала с нынешнего 14 числа писать опять по-преж­нему так, чтобы никто не читал при моей жизни. Если будут мысли, стоящие того - могу и выписывать и посылать Ч[ерткову].
   8) Человеку, (1) не умеющему каяться, нет спасенья от своих грехов. Если ему и укажут его грехи, (2) то он только рассер­дится на тех, кот[орые] их укажут ему, и только прибавит новый грех.
   9) Все попытки жизни на земле и кормления себя своим тру­дом были неудачны и не могут не быть неудачны в России, п[отому] ч[то] для того, чтобы человеку нашего воспитания кормиться своим трудом, надо конкурировать с мужиком, он устанавливает цены, сбивает их своим предложением. А он поколениями воспитан к суровой жизни и упорной работе, а мы поколениями воспитаны к роскошной жизни и праздной лени. Из этого не следует, что не надо стараться кормиться своим трудом, но только то, что нельзя ожидать осуществления этого в первом поколении.
   10) Все бедствия, порождаемые половыми отношениями - влюбленностями, происходят только от того, что мы смешиваем
  
   (1) Дальнейшая нумерация мыслей этой записи, ошибочна: 6, 7, 8, 9, 10.... 18
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   (2) Зачеркнуто: и жизнь обличит их
  
  
   плотскую похоть с духовной жизнью, с - страшно сказать - с любовью; употребляем наш разум не на то, чтобы осудить и определить эту страсть, а на то, чтобы разукрасить ее павлиньи­ми перьями духовности. Вот где les extremes se touchent. (1) Приписывать все влечения между полами половой похоти кажется очень матерьяльным, а напротив это самое духовное отношение - выделить из области духовной всё, что не принад­лежит ей, чтобы мочь высоко ценить ее.
   11) Всё, что я знаю, есть произведение моих чувств. Чувства мои указывают мне мои пределы, соприкасающиеся с пределами других существ. Это ощущение или познание пределов мы сознаем и не можем сознавать иначе, как материей; в этой же материи мы видим или только материю или существа, так же, как и мы, ограниченные пределами. Существа близкие нам по размерам - от слона до козявки мы познаем, познаем их пределы. Существа же далекие от нас по размерам, как атомы и как звезды, мы признаем одной материей. - Но кроме этих двух родов существ, кот[орых] мы познаем нашими чув­ствами, мы неизбежно должны признать еще другие существа (не духовные существа, каковы мы, то само собой), не познаваемые нашими чувствами, но кот[орые] матерьяльны, т. е. тоже составляют пределы. Такие существа: атомы, эфир. Присут­ствие этих существ, допущение кот[орых] требуется нашим разумом, несомненно доказывает то, что наши чувства дают нам только одностороннее и очень ограниченное познание о других существах и о внешнем мире. Так что можно себе пред­ставить такие существа, одаренные такими чувствами (sens), что для них эфир дает такую же реальность, как наша мате­рия.
   Всё неясно, но понятно.
  
  
  
  
  
  
  
  
   12) Если бы помнить всегда, что язык нам дан для передачи мыслей, способность же мыслить дана для познания Бога и его закона любви, и что поэтому говорить можно только тогда, когда имеешь сказать что-либо доброе. А пока не можешь ска­зать доброго, не можешь удержать недоброго - молчи, хоть всю жизнь.
  
  - [крайности сходятся.]
  
  
   13) Как только неприятное чувство к человеку, так значит ты чего-то не знаешь, а тебе нужно узнать; нужно узнать мотивы того поступка, кот[орый] неприятен тебе. А как только ясно понял мотивы, то сердиться можно так же мало, как на падаю­щий камень.
   14) Сердишься на женщину, что она не понимает, или пони­мает, но не делает того, что ей говорит разум. Она не может этого делать. Как магнит действует на железо и не действует на дерево, так и выводы разума для нее не обязательны, не двигательны. Для нее обязательно чувство и выводы разума только тогда, когда они передаются авторитетом, т. е. чув­ством желания не отстать от других. Так что она не пове­рит и не последует очевидному требованию разума, если оно не подтверждено авторитетом, а поверит и последует вели­чайшей нелепости, если только это все делают. Она не мо­жет иначе. А мы сердимся. Много и мужчин есть таких, же­ноподобных.
   15) Служить надо другим, а не себе уже только и п[отому], ч [то] в служении другим есть предел и потому тут можно постудать разумно - построить дом неимущему, купить корову, одежду - а в служении себе нет предела - чем больше слу­жишь, тем хуже.
   16) Время есть только для тела, оно есть отношение существ с различными видимыми нами пределами к существам, преде­лов которых мы не видим, к движению солнца, луны, земли, к движению песка в песочных часах. И потому время есть для того, что мы называем телом, для того, что имеет пределы; для того же, что не имеет пределов, для духовного - нет времени. От этого помнишь только те времена, в к[оторые] жил духовно. (Неясно, а б[ыло] ясно.)
   17) Мы страдаем от себя, от требований своего я и все знаем, что одно средство не страдать от этого я в том, чтобы забыть его, и мы ищем забвения в рассеяниях, занятии искусством, наукой, в вине, куреньи; и забвенья настоящего нет, а Богом устроено так, что только одно есть настоящее забвение, верное и всегда под руками - это забота о других, служение другим. А я забыл это и живу страшной эгоистической жизнью, и от этого мне дурно.
   18) Ехал мимо закут. Вспомнил ночи, к[оторые] я проводил там, и молодость и красоту Дуняши (я никогда не б[ыл] в связи с нею), сильное женское тело ее. Где оно? Уж давно одни кости. Что такое эти кости? Какое их отношение к Д[уняше]. Было время, когда эти кости составляли часть того отдельного суще­ства, к[оторое] была Д[уняша]. Но потом это существо переме­нило центр и то, что б[ыло] Д[уняшей], стало частью другого огромного по величине своей, недоступного мне существа, к[оторое] я называю землею. Мы не знаем жизни земли и потому считаем ее мертвой, так же, как живущее один час насекомое считает мертвым мое тело, п[отому] ч[то] не видит его движения.
   19) Пространство есть отношение между собой различных предельных существ. Оно есть. Время же есть только отношение движения живых существ между собой и движения вещества, считаемого нами мертвым.
   20) Ужаснее всего: пьянства, вина, игры, корысти, полити­ки, искусства, влюбленья. С такими людьми нельзя говорить, пока они не шлепались. Страшно.
   Письмо в Штокгольм напечатано.

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 383 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа