Толстой Лев Николаевич - Том 70, Письма 1897, Полное собрание сочинений

етерпением ждал результатов этого письма. Прошел месяц, два, три, никаких известий. Я написал в Самару, чтобы узнать о судьбе детей. Оказалось, что отнятые дети продолжают содер­жаться в монастырях, где им дают только на несколько минут свидание с родителями. В августе месяце в Казани был миссио­нерский съезд, на к[отором], обсуживая меры борьбы с сектант­ством, православные миссионеры решили, что для поддержания православ[ия] надо отбирать детей от родителей. Но мера эта после прений целого дня была отвергнута только п[отому], ч[то] содержать всех отобранных было бы затруднительно. На днях в одной из самых консерватив[ных] газет неожиданно была статья, в к[оторой] редактор с ужасом и укоризной говорит о миссионерском съезде, кот[орый] мог предложить такую ужас­ную меру, как отобрание детей. Так что впечатление должно получиться для всех читающих газеты, что, хотя и употребляются для поддержанья православия некоторые меры, не совсем со­гласные с веротерпимостью, но что такие меры, как отнятие детей, немыслимо употреблять в России.

   А между тем нынче, 18 сент[ября], приехали ко мне опять молокане из Самары, слезно умоляя помочь им возвратить ото­бранных детей, вот уже 4 месяца томящихся в монастырях. Найти какое-нибудь разумное основание этим поступкам русск[ого] правительства нет никакой возможности. Для чего отбирали детей у этих молокан? Если реш[или] отбирать у всех для под­держания православия, для чего отобрали только у этих? Если, как могло бы казаться, отобрали тех детей, кот[орые] были крещены в православие, то для чего не отобрали у многих, у сотен таких крещеных прежде детей, а отобрали в числе 6 ото­бранных двух некрещеных. Для чего делают эти похищения ночью ? Для чего делают это толь[ко] в Самаре, а не в других городах ? (4) Для чего государь, получив верные сведения о том, что делается его именем, не делает никакого распоряжения о том, чтобы прекратить эти злоупотребления? Ответов на эти вопросы нет никаких, кроме того, что......(5) существует разбой­ничья шайка. (6)

   Что же всё это значит? Правительство делает вид, что оно руководимо принципами просвещения Христа, мы при всяком случае молимся богу, поминаем бога и Христ[а], заботимся о мире, благоденствии и нравственности наших народов, наши пастыри собираются и с молитвой обсуживают средства под­держать истинную христианскую веру. Пастыри эти немного ошиблись, увлеклись, и вот консервативная газета поправляет, стыдит. Так что надо разуметь, что таких дел быть не может. А есть самодержавный мудрый монарх, заботящийся о дух[овном] и материальном благе своих подданных, и есть духовенство, есть верные слуги царские, есть закон и исполнители закона. Так это представляется и так хотят представить наш[е] правит[ельство]. Но ничего этого нет. (7)

  

  

   Публикуемое письмо было написано для английских газет. Однако, не окончив его, Толстой изменял намерение и вторично написал об этом деле царю Николаю II (см. письмо N 166).

  

   (1) Зачеркнуто: по распоряжению правительства.

   (2) Зач.: и самым жестоким образом

   (3) Зач.: безо всякого даже подобия какой-либо законн[ости] были ото­браны дети.

   (4) Зач.: Для чего газеты делают вид, что такие меры, как отнятие детей, возмущают их, когда они не могут не знать, что меры эти употребляются?

   (5) Точки в подлиннике.

   (6) Зач.: насильник[ов] [4 неразобр.], к[оторая] поддерживает свое по­ложение насил[ием]. Трудность найти объяснение этим поступкам (нет никакой возможности) увеличивается еще тем, что к[оторая] так уве­рена в своей силе, что не считает нужным [1 неразобр.] в своем положения и они собрав (себе никаких) [2 нсразобр.], а грабить, мучает людей, как ей вздумается, не давая никому отчета в своих поступках.

   Православие есть обман, к[оторым] оно держится, и этот обман надо поддерживать во что бы то ни стало, поддерживать же его можно толь[ко] силой и преступлениями, и потому всё, что душит, губит, мучает людей, хорошо и одобряется правительством.

   Другого объяснения нет. И это объяснение очень важно.

   (7) Зач.: есть шайка разбойников, во главе ее, кот[орая] под видом зако[на] насилует, грабит, делает то, что вздумается, и шайка людей прикрывающ[ая] ужасн[ый] этот разбой. И это надо знать.

  

  

  

   1897 г. Сентября 19. Я. П.

  

   Ваше Императорское Величество.

  

   Простите меня, если письмо мое будет неприятно Вам, но я вынужден писать Вам и по тому же делу, по которому писал уже в мае. (1)

   С тех пор прошло четыре месяца, но несмотря на все хода­тайства родителей, у которых отобраны дети, так же, как и на мое письмо к Вам, дети не отданы родителям. И вот один из этих родителей по поручению своих сотоварищей вновь приехал ко мне, прося помочь его горю. (2)

   Нет никакого сомнения в том, что дети отняты от родителей и отняты так, что никак нельзя придумать какого-либо разум­ного или законного основания, по которому это сделано, так как в тех же селениях находятся десятки молокан, у которых при тех же самых условиях дети не отняты. (Есть крещеные дети, которые не отняты; в числе же отнятых есть и некрещеные.) Нет сомнения также и в том, что такая мера, как отнятие детей у сектантов, как это высказано в газете "Гражданин" по случаю предложения этой меры на Казанском миссионерском съезде, была бы противна воле Государя и немыслима в русском госу­дарстве. (3) А между том дети молокан похищены из домов их родителей, заперты в монастыри, и вот уже 4 месяца матери оплакивают своих детей, а отцы тщетно подают во все ведомства прошения о возвращении им их детей, и дело, возмущающее всё население, продолжает совершаться несмотря на то, что Ва­шему Величеству событие это было сообщено четыре месяца тому назад.

   Что же это значит? Объяснение этому есть только одно: то, что Ваше Величество жестоко обмануто, что дела предста­вляются Вам в извращенном виде и скрывается от Вас то, что делается Вашим именем.

   И потому вновь умоляю Ваше Величество сделать усилие и разрушить тот обман, которым Вы окружены.

   Настоящее дело представляет поразительный образец тех позорящих русское правительство деяний, совершаемых для мнимого поддержания православия и той лжи, при которой Вам представляются такие дела. Для исследования же этого дела есть самый простой и легкий способ. Один из родителей отнятых детей теперь в Петербурге. (2) Он всё подробно расскажет; чи­новники же, участвовавшие в отнятии, должны будут объяснить свои поступки.

   Еще раз прошу Ваше Величество простить меня, если письмо мое будет Вам неприятно, приняв во внимание то, что я не мог поступить иначе, и еще то, что главная причина, заставившая меня обратиться к Вам, заключается в уважении к личности Вашего Величества и в искреннем желании Вам добра.

   С совершенным уважением имею честь быть Ваш покорный слуга

  

  

   19 сентября 1897 г.

  

   (Ясная Поляна).

  

  

   Печатается по копии. В AT сохранились два черновика этого письма. Окончательный текст впервые опубликован в книге: "Лев Толстой и рус­ские цари. Письма Л. Н. Толстого (1862-1905)", М. 1918, стр. 23-24; один из черновиков опубликован в сборнике: "Толстой. Памятники твор­чества и жизни", 3, М. 1923, стр. 80-83.

  

   (1) См. письмо к Николаю II от 10 мая,.N 81.

   (2) В. Т. Чепелев.

   (3) См. об этом в письме к В. П. Мещерскому от 23 сентября, N 174.

   Ответа на это письмо Толстого к царю также не последовало. В январе 1898 г. Т. Л. Толстая была по этому делу у К. II. Победоносцева, и лишь в феврале 1898 г. отобранные дети были возвращены родителям. См. т. 71.

  

  

  

   1897 г. Сентября 19. Я. П.

  

   Многоуважаемый Александр Васильевич, мне опять нужно передать письмо государю. Ради бога, если только это поруче­ние Вам в каком-нибудь смысле неприятно или неудобно, то прямо откажите мне, - я и так очень, очень обязан вам за то исполнение моего поручения и всегда буду считать себя в ве­ликом долгу. Итак, если нет - то нет, а если да, то вот в чем дело. Письмо касается того же прежнего дела о молоканах, у которых отняли детей; человек, передавший Вам это письмо, один из тех родителей, у которых отняты дети. (1) Он человек очень толковый, поговорите с ним, и вы увидите, какое это ужасное, возмутительное дело. Мещерский пишет в "Гражда­нине" по случаю миссионерского съезда, стыдя духовные лица, предлагающие для поддержания православия отнятие детей у сектантов, что такие меры противны воле государя и хри­стианству. Так что надо разуметь, что такие меры у нас ни в каком случае не могут употребляться, а между тем эти меры упо­требляются, как будто с полной уверенностью, что так и должно быть. Сказать же, что правительство высшее не знает этого, нельзя, потому что государь, как Вы сами извещали меня, полу­чил тогда мое письмо. Что же это значит? Объяснение одно - что государь жестоко обманут, и потому я думаю, что всякий из нас обязан содействовать разрушению этого обмана, особенно и таком важном деле, как это.

   Если я надоедаю Вам, и тем более государю, то поймите, что делаю я это только из желания помочь этим людям и ему - го­сударю. Люди эти приезжают ко мне, прося помочь. Мне только два выбора: или написать статью в иностранных журналах, или опять писать государю. Совесть указала мне, что последнее лучше, - я так и делаю. Так вот сделайте так, как найдете лучшим; во всяком случае благодарю вас за доброе отношение ко мне и дружески жму Вам руку.

  

  

   Письмо государю посылаю одно писанное пером мною, но я плохой калиграф и потому прилагаю другое на ремингтоне, какое приличнее, то и подайте.

  

  

   На конверте: Его сиятельству графу Александру Василье­вичу Олсуфьеву. На Фонтанке, у Цепного моста, дом Олсуфьева, кажется 14.

  

   Початается по подлиннику (написано на ремингтоне, подпись, при­писка и адрес собственноручные). Датируется на основании записи в Днев­нике Толстого (см. т. 53).

  

   (1) В. Т. Чепелев.

   Поручение Толстого А. В. Олсуфьев исполнил, передав его письмо лично царю.

  

  

  

   1897 г. Сентября 19. Я. П.

  

   Dear Mr. Heath,

  

   I think the Emperor is dreadfully cheated. In Samara in April the administration took away from several "molokans" their little children in the most cruel way. There is no reason whatever for those children to be taken away and not others. The parents came to me, asking for help. I could not help them otherwise than by writing a letter to the Emperor, which I sent him through A. Olsoufieff. Now, in "Grajdanine" ("Гражданин") Meschersky accuses the missionaries of Kazan of proposing the cruel mesure of taking children from their sectarian parents. So that we are made to believe that that measure cannot be used in Russia. And nevertheless the children are taken away from their parents. The parents are vainly trying in all government institutions to find justice, and have yeasterday again come to me, asking for help. I can only do two things: write the whole story in foreign papers, or try again to make it known to the Emperor. I have chosen the latter, and have again written a letter to the Emperor, which I ask you to be so kind as to forward to him. I think every one of us ought to try to undeceive him, so I hope you will not be angry with me for my request.

   I beg you to believe me, dear Sir, yours sincerely

  

  

   1897. September 19.

  

   Toula. Jasnaya Poliana.

  

  

   Дорогой г. Хис,

  

   Я думаю, что государь ужасно обманут. В Самаре, в апреле месяце, власти самым жестоким образом отобрали у некоторых молокан их детей. Нет никаких оснований для отнятия этих детей, а не других. Родители приехали ко мне, прося о помощи. Я не мог иначе им помочь, чем написав письмо государю, которое послал ему вчера через А. Олсуфьева. Теперь Мещерский в "Гражданине" обвиняет миссионеров в Казани в том, что они предложили жестокую меру отнятия детей у родителей сектантов. Нас заставляют верить, что такая мера не может быть применена в России. А тем не менее дети отбираются у родителей. Родители тщетно стараются во всех правительственных учреждениях найти справедливость и вчера снова приехали ко мне, прося помощи. Я могу сделать только одно из двух: описать всю эту историю в иностранных газетах или снова попы­таться довести это до сведения государя. Я выбрал последнее и снова написал письмо государю, которое прошу вас быть столь любезным до­ставить ему. Я думаю, что каждому из нас следовало бы пытаться вывести его из заблуждения, а потому я надеюсь, что вы не рассердитесь на меня за мою просьбу.

   Прошу вас, милостивый государь, верить моему искреннему уважению.

  

  

   1897. Сентября 19.

  

   Тула. Ясная Поляна.

  

  

   Письмо Хису доставлено не было, так как письмо к царю было пере­дано А. В. Олсуфьевым.

  

  

  

   1897 г. Сентября 19. Я. П.

  

   Многоуважаемая Елизавета Ивановна,

  

   Письмо это передадут Вам два молоканина, из которых один отец отнятых у него детей. Письмо, писанное мною весною госу­дарю, как оказалось, не произвело никакого действия: дети продолжают быть отняты. Двух- и пятилетние дети содержатся в монастырях самым неряшливым образом; родители допусскаются на свидание с ними только на несколько минут, впро­чем подробности эти передадут вам лучше сами молокане, если Вы захотите поговорить с ними. В газетах Мещерский даже пишет о возмутительности меры отнятия детей у родителей. Государь знает про это, потому что я знаю, что он получил мое письмо об этом в мае и, несмотря на то, всё остается попрежнему, и вот молокане опять приехали просить помочь им. Что я мог сделать? - Описать всё это дело в заграничных газетах - мне показалось, что это было бы не добро, и потому я решился опять писать государю.

  

  

  

   Письмо я опять прошу передать Олсуфьева; если его нет, то- Heath'y. Вас же я прошу, многоуважаемая Елизавета Ивановна, помочь этим людям во время их пребывания в Петербурге и, если можно, в их ходатайстве. Не прошу у Вас прощения за то, что утруждаю Вас, зная, что Вы всегда готовы помочь вся­кому, а тем более этим несчастным людям.

   В надежде, что те добрые чувства, которые Вы мне высказали в наше последнее свидание в Петербурге, (1) остаются прежними, прошу вас принять уверение моего уважения и любви.

  

  

   19 сентября 1897.

  

   P. S. Если же бы случилось, чтобы Олсуфьева и Heath'a не было в Петербурге или они бы не захотели передать письма, не найдете ли вы, многоуважаемая Лизавета Ивановна, средства передать его. Хотя бы переслать по почте.

   Два экземпляра письма затем, чтобы послать тот, который учтивее: ремингтоновский или своеручный. Я не знаю.

  

  

  

   На конверте: Ее превосходительству Елизавете Ивановне Чертковой. Гавань, Симанская, 3.

   Печатается по подлиннику (написано на ремингтоне, подпись, дата и приписка собственноручные).

   Елизавета Ивановна Черткова (1831-1922) - мать В. Г. Черткова; была лично знакома с матерью Николая II Марией Федоровной.

  

   (1) Толстой имеет в виду свидание в Петербурге в феврале 1897 г., когда он приезжал провожать высылавшегося В. Г. Черткова.

  

  

  

   1897 г. Сентября 19. Я. П.

  

   Дорогой Анатолий Федорович,

  

   Не помню, говорил ли я вам о возмутительном деле отнятия детей у молокан. Я еще весно[ю] писал об этом государю. Письмо дошло, но ничего из этого не вышло. И вот молокане опять приехали ко мне, и я опять пишу письмо г[осударю]. Кроме того, один из родителей - податель этого письма Чепелев - подал прошение в Сенат. Ответа нет после полугода. Погово­рите с ним и помогите ему, чем можете.

   Дружески жму вам руку.

  

   Л. Толстой.

  

   19 сент. 1897.

  

  

   На это письмо Толстого А. Ф. Кони ответил 25 сентября: "Дело Ч[епелева] находится в I д[епартамен]те, а не в нашем. Я навел необходи­мые справки в объяснениях там по этому делу. Оно, по-видимому, получит благоприятный для Ч[епелева] исход, ибо распоряжение Победоносцева и его креатуры м[инистра] в[нутренних] д[ел] превышают пределы пре­доставленной им власти (57 ст. У[ложения] о предупреждении и прес[ечении] преступлений и 190 статья Уложения о наказаниях]).

   Дело слушается 30 сентября и о результате я Вам сообщу, но должен Вас предупредить, что "всем сим надлежит быть, но еще и сие не конец", ибо товарищ министра внутренних] д[ел], присутствующий в Сенате, вероятно, лютеранин, барон Икскуль или кн. Оболенский, сын достаточно знакомого нам с Вами кн. Д. А. Об[оленского], конечно перенесет дело в общее собрание, а оттуда и в Государственный совет, так что окончательное решение может состояться года через два.

   С этой точки зрения путь, избранный Вами, может быть более успеш­ным. Но как всё это грустно, и стыдно, и безнадежно".

  

  

  

  

  

   1897 г. Сентября 21. Я. П.

  

   Адрес Скороходова и Гастева: Нальчик. М. В. Алехин жил прежде в Нальчике, теперь давно ничего про него не знаю. Юшко адрес: Геленджик, близ Новороссийска. Желаю вам всего хорошего. Целую вашего милого сына.

  

  

   21 сент.

  

  

   На конверте: Талдома, почт. станция Тверской губ., в село Егорьевское, д. Белогородских. Павлу Васильевичу Великанову.

   Год в дате письма определяется датой письма Великанова, на которое отвечает Толстой.

   Ответ на письмо Великанова от 16 сентября, в котором Великанов просил сообщить указанные в письме Толстого адреса.

  

  

  

   1897 г. Сентября 23. Я. П.

  

   Милостивый государь

  

   Князь Владимир Петрович,

  

   Прочтя Ваши прекрасные замечания о миссионерском съезде в Казани, (1) я не мог не пожалеть о том, как малоизвестно в Пе­тербурге то, что действительно делается в России.

   Вы совершенно справедливо укоряете членов съезда в том, что они могли разбирать вопрос, следует ли ходатайствовать у того самого государя, только что заповедавшего съезду заботы о церковной проповеди в истинном христианском духе, об издании закона, на основании которого, с целью противодействия расколу и ереси, во славу православной церкви, дети насиль­ственно отбирались бы у родителей...

   Судя по верным замечаниям Вашим, перепечатанным в мно­гих газетах, все русские люди должны так разуметь, что столь жестокие (2) меры, как отнятие детей у родителей, даже немыс­лимы в России.

   Между тем мне достоверно известно, что в апреле текущего года в Самарской губ[ернии], в Бузулукском у[езде] в селении Землянке, у молоканского крестьянина Чепелева насильственно отобраны местной полицией трое детей: 12-ти, 11-ти и 2-х лет; (3) у крестьянина Болотина, деревни Антоновки, отняты две де­вочки: 12-ти и 10-ти лет; у крестьянина Самошкина отнят един­ственный сын 5-ти лет. Все эти дети (4) помещены в монастыри, где матерям разрешается свидание с ними только на самое короткое время и в присутствии посторонних. Отцы же вот уже 6-й ме­сяц (5) тщетно добиваются (6) возвращения детей (7) и даже не могут добиться объяснения, почему взяты именно у них дети.

   Если одно предположение о столь жестоких и нехристиан­ских мерах против сектантов вызвало ваши справедливые укоры, то насколько сильнее должно быть Ваше негодование против этих мер, когда они приводятся уже в исполнение.

   Надеюсь, что Вы напечатаете в Вашей газете сообщаемые мною сведения, сопроводив их столь жо справедливыми заме­чаниями о противности таких мер тому христианству, которое мы исповедуем.

  

   С совершенным уважением и преданностью имею честь быть Ваш покорный слуга

  

  

   1897 года 23 сентября.

  

   Ясная Поляна.

  

  

   На конверте: Петербург, редакция газеты "Гражданин". Его сиятельству князю Владимиру Петровичу Мещерскому.

   Впервые опубликовано В. П. Мещерским в "Гражданине" 1013, N 32 от 11 августа. По сообщению публикатора письмо Толстого было получено им лишь в 1913 г. История получения им подлинника этого письма через шестнадцать лет после его написания рассказана с такими комментариями: "Издатель "Гражданина" получил от почтенного Н. А. Шахова ценный подарок: подлинное письмо на 4-х страницах гр. Льва Николаевича Толстого на имя издателя "Гражданина", написанное в 1897 году".

   Местонахождение "подлинника", полученного Мещерским, неизвестно. Напечатанный в "Гражданине" текст письма Толстого отличается от текста, публикуемого выше. Наиболее важные разночтения даются в примечаниях.

   Владимир Петрович Мещерский (1839-1914)- консервативный пу­блицист и романист; издатель газеты "Гражданин".

  

   (1) Толстой имеет в виду замечания, высказанные Мещерским в "Днев­нике" 6 сентября 1897 г., напечатанном в "Гражданине" 1897, N 71, от 11 сентября, стр. 13.

   (2) В "Гражданине" вместо: столь жестокие - такие

   (3) В "Гражданине" пропущено со слов: насильственно отобрано и до - знака сноски.

   (4) В "Гражданине" далее следует фраза: отняты по распоряжению Мин-ва Внутр. Дел по соглашению с Обер-Прокур. Синода.

   (5) В "Гражданине" далее: исходили все инстанции от урядника до Се­ната.

   (6) В "Гражданине": вымаливая

   (7) Дальнейший текст "Гражданина" таков: и хотя объяснения, почему они взяты. На днях один из этих родителей Чопарев [ошибка вместо Чепелев] во второй раз приехал ко мне просить помощи. Я дал ему, какие мог, письма в Петербург к лицам, которые могут помочь ему, и человек этот должен быть со своими товарищами и теперь в Петербурге.

   С совершенным уважением и преданностью имею честь быть Ваш по­корный слуга

  

  

   23 сент. 1897 г. Ясная Поляна."

  

  

  

   1897 г. Сентября 23. Я. П.

  

  

   Monsieur le Redacteur,

  

   Vous m'obligeriez beaucoup en publiant l'article ci-joint dans votre journal. Cet article a ete traduit en Suedois par un jeune homme Suedois (*) de beaucoup de talent qui se trouvait chez moi au moment, ou j'ecrivais l'article. Si le style n'est pas tout-a-fait coulant, ce dont je ne puis pas juger ne connaissant pas le Suedois, ni le manuscrit dans un etat de proprete desirable la faute en est a la hate dans laquelle 1'article a du etre fait et envoye. J'espere que vous excuserez l'un et l'autre et imprimerez l'article tel qu'il est si toute fois vous le trouvez assez interessant pour vos lecteurs.

   Recevez, je vous prie, Monsieur le Redacteur, l'assurance de mes sentiments distingues.

  

   Leon Tolstoy.

  

   P. S. Vous me rendrez service en m'envoyant le N, si l'article apparait dans votre journal, en enveloppe de lettre pour eviter la censure.

  

   (*) Voldemar Langlet, c'est lui, qui m'a conseille de m'adresser a votre journal.

  

  

   M. Г.

  

   Появившееся в шведских газетах известие о том, что в Нор­вежском стортинге, по завещанию Нобеля, разбирался вопрос о том, кому из лиц, наиболее послуживших делу мира, следует назначить определенные для этой цели 100 000 рублей, вызвало во мне некоторые соображения. Вы очень обяжете меня, напечатав прилагаемое в вашей газете.

   Я полагаю, что условие завещания Нобеля, по отношению лиц, наиболее послуживших делу мира, весьма трудно испол­нимо. Люди, действительно служащие делу мира, служат ему потому, что служат богу, и потому не нуждаются в денежном награждении и не примут его. Но полагаю, что условие заве­щания будет совершенно верно выполнено, если деньги эти передадутся находящимся в нужде семьям лиц, послужив­ших делу мира. Я говорю про кавказских духоборов. Никто в наше время не послужил и не продолжает служить делу мира действительнее и сильнее этих людей. Служение этих людей делу мира состоит в следующем: целое население, более чем 10 000 людей, придя к убеждению, что христианин не может быть убийцею, решило не принимать участия в военной службе: 34 человека, назначенные к отбыванию воинской повинности, отказались от присяги и службы, за что были заключены в дис­циплинарный батальон (одно из самых страшных наказаний). Около 300 человек запасных солдат отнесли свои билеты на­чальству, объявив, что служить не могут и не будут; эти 300 человек были заперты в кавказские тюрьмы, семьи же этих людей высланы из их жилищ и поселены в татарских и грузин­ских деревнях, где не имеют ни земли, ни работы для пропитания. Несмотря на уговаривание правительственных лиц, на угрозы о том, что мучительство их и их семей будет продолжаться до тех пор, пока они не согласятся исполнять воинские обязан­ности, отказавшиеся от военной службы не изменяют своему решению. Люди эти говорят: "Мы христиане и поэтому не мо­жем согласиться быть убийцами, вы можете и мучить, и уби­вать нас, мы не можем помешать этому, но мы не можем повино­ваться вам, потому что исповедуем то самое христианство, ко­торое и вы признаете". Слова эти очень просты и до такой сте­пени не новы, что странно кажется и повторять их, а между тем слова эти, сказанные в наше время, в тех условиях, в которых находятся духоборы, имеют большое значение.

   Все в наше время говорят о мире и о средствах установления его. О мире говорят профессора, писатели, члены парламентов и обществ мира и те же профессора, писатели, члены парла­ментов и обществ мира при случае выражают патриотические чувства; когда же доходит до них очередь, спокойно стано­вятся в ряды войск, предполагая, что война прекратится не их, а чьими-то другими усилиями и не в их время, а когда-то после. Священники и пасторы проповедуют о мире в своих церквах и усердно молятся о нем богу, но остерегаются говорить своей пастве о том, что война не совместима с христианством. О мире же не пропускают случая говорить все разъезжающие из столицы в столицу императоры, короли и президенты: они го­ворят о мире, обнимаясь на станциях железных дорог, говорят о мире, принимая депутации и подарки, говорят о мире с стаканом вина в руках за обедами и ужинами, главное, не упускают случая поговорить о мире перед теми самыми войсками, которые собраны для убийства и которыми они хвастаются друг перед другом. И потому среди этой всеобщей лжи поступки духоборов, ничего не говорящих о мире, а говорящих только о том, что они сами не хотят быть убийцами, получают особенное значение, потому что указывают миру на тот давнишний, простой, несомненный и единственный способ установления мира, который давно уже открыт людям Христом, но от которого люди в прежнее время были так далеки, что он казался неприменимым и который в наше время стал так естественен, что можно только удивляться, каким образом все люди христианского мира до сих пор еще не применили его. Способ этот прост, потому что для применения его не надо предпринимать ничего нового, нужно только каж­дому человеку нашего времени не делать самому того, что он всегда и для всех считает дурным и постыдным: не соглашаться быть рабом тех, которые приготовляют людей к убийству. Способ этот несомненен, потому что стоит только христианам признать то, что они не могут не признать, что христианин не может быть убийцею, и не будет солдат, потому что все христиане, и будет вечный ненарушимый мир между христианами. И способ этот единственный, потому что до тех пор, пока хри­стиане будут признавать для себя возможным участие в воен­ной службе, будут люди властолюбивые вовлекать других в эту службу и будут войска, а будут войска, - то будут и войны. Я знаю, что способ этот употреблялся уже давно, знаю, как древние христиане, отказывавшиеся от военной службы, были казнимы за это римлянами (отказы эти описаны в Житиях Святых). Знаю, как павликиане были поголовно избиты за это же. Я знаю, как гонимы были за это богомилы, как страдали за это квакеры и менониты; знаю также, как теперь в Австрии в тюрьмах томятся за это назарены и как мучили за это людей в России. Но то, что все эти мученичества не уничтожили войну, никак не доказывает того, что мученичества эти были беспо­лезны. Говорить, что способ этот недействителен, потому что давно уже употребляется, а войны все-таки существуют, всё равно, что говорить, что весною тепло солнца не действительно, потому что не вся земля оттаяла и не распустились цветы. Значе­ние этих отказов в прежние времена и теперь совершенно раз­лично: тогда это были первые лучи солнца на замерзшую, не­тронутую еще землю, теперь это уже последнее тепло, нужное для того, чтобы разрушить остатки только кажущейся, но не имеющей уже силы - зимы. Ведь никогда не было прежде того, что теперь, не было той очевидной нелепости, чтобы все люди без исключения сильные и слабые, расположенные к войне и имеющие отвращение к ней, были одинаково принуждены слу­жить в военной службе; никогда не было того, чтобы большая часть народного богатства тратилась на всё увеличивающиеся военные приготовления; никогда не было так ясно, как в наше время, что всегдашний предлог собирания и содержания войск для мнимой защиты от воображаемого нападения врагов не имеет никакого основания и что все эти угрозы нападения суть только выдумки тех, кому нужны войска для своих целей - для властвования над народом. Никогда прежде не было того, чтобы война угрожала людям такими страшными разорениями, бедствиями и такими истреблениями целых поколений, как теперь. Никогда не было, наконец, прежде тех чувств единения в благоволения между народами, вследствие которых война между христианскими народами представляется чем-то ужасным, безнравственным, бессмысленным и братоубийственным. Глав­ное же, никогда, как теперь, не был так очевиден тот обман, посредством которого одни люди заставляют других готовиться к войне, которая всем тяжела, никому не нужна и ненавистна всем.

   Говорят, что для того, чтобы этим способом уничтожить войну, должно пройти слишком много времени, должен совер­шиться длинный процесс соединения всех людей в одном и том же желании не участвовать в войне. Но любовь к миру и от­вращение к войне уже давно составляют, как любовь к здоровью и отвращение к болезни, всегдашнее и всеобщее желание всех неразвращенных, неопьяненных и неодураченных людей. Так что, если нет еще мира, то это не оттого, что нет в людях об­щего желания иметь его, нет любви к нему и отвращения к войне, а только потому, что существует коварный обман, посредством которого людей уверили и уверяют, что мир невозможен и война необходима. И потому для того, чтобы установить мир между людьми, а тем более между христианами, и уничтожить войну, не нужно ничего нового внушать людям; нужно только освободить их от того обмана, посредством которого им внушено действовать противно своему общему желанию. Обман этот всё-более и более разоблачается самою жизнью и в наше время уже настолько разоблачен, что нужно только небольшое усилие для того, чтобы люди совершенно освободились от него. Вот это-то усилие и делают в наше время духоборы своим отказом от военной службы.

   Поступки духоборов срывают последние покровы обмана, скрывавшие от людей истину. И русское правительство знает это и старается, всеми силами хотя на некоторое время поддер­жать еще тот обман, на котором основано его могущество, и употребляет для этого обычные в этих случаях для людей, знающих свою вину, меры жестокости и тайны. Отказавшихся от службы духоборов запирают в тюрьмах, дисциплинарных батальонах, ссылают в худшие места Сибири и Кавказа, семьи же их, старики, дети, жены, выгнаны из своих жилищ и посе­лены в местностях, где они, без крова и средств заработать пищу, постепенно вымирают от нужды и болезней. И всё это совер­шается в величайшей тайне. Заключенные в тюрьмы и пересы­лаемые содержатся отдельно от всех других; сосланным не дозволяется общение с русскими, их держат только среди инородцев, справедливые сведения о положении духоборов запрещаются в печати, письма от духоборов не отсылаются, письма к ним не доходят; усиленная полиция стережет всякое общение духоборов с русскими и запрещает его; люди, пытав­шиеся помочь духоборам и распространить о них сведения среди общества, ссылаются в отдаленные места или вовсе вы­сылаются из России. И как и всегда, меры эти производят только обратное действие того, которое желает произвести правительство. Религиозное, нравственное трудолюбивое население в 10 000 душ нельзя незаметно стереть с земли в наше время. Те самые люди, которые стерегут духоборов, солдаты, тюрем­щики, те инородцы, среди которых они расселены, так же и те люди, которые, несмотря на все старания правительства, входят в общение с духоборами, узнают про то, за что и во имя чего страдают духоборы, узнают про ничем не оправдываемую жесто­кость правительства против них и про его страх перед разгла­шением того, что происходит, и люди, прежде никогда не сомне­вавшиеся в законности правительства и в совместимости христианства с военной службой, не только начинают сомневаться, но вполне убеждаются в правоте духобор[ов] и в обмане прави­тельства и освобождаются сами и освобождают других людей от того [обмана], в к[отором] они до сих пор находились. И вот это-то освобождение от обмана и, вследствие этого, приближе­ние к установлению действительного мира на земле и есть вели­кая в наше время заслуга духоборов. Потому-то я и полагаю, что никто более их не послужил делу мира. Несчастные же усло­вия, в которых находятся их семьи (о которых можно узнать в статье, напечатанной в газете Humanitas, Juni, 1897), делают то, что никому, с большей справедливостью не могут быть при­суждены те деньги, которые Нобель завещал людям, послужив­шим делу мира. Передать эти деньги нужно как можно скорее, потому что нужда духоборческих семей увеличивается с каждым днем и к зиме должна дойти до крайней степени. Если деньги эти будут присуждены семьям духоборов, то они могут быть переданы им прямо на местах или тем лицам, которые мною будут указаны.

  

   4 октября 1897.

  

   Господин редактор,

  

   Вы меня очень обязали бы, поместив прилагаемую статью в вашей газете. Эта статья была переведена на шведский язык одним очень талант­ливым молодым шведом, (*) который был у меня как раз в то время, когда я писал эту статью. Если слог не очень гладкий, о чем я не в состоянии судить, не зная шведского языка, и если рукопись недостаточно чиста, то причиной этому та спешность, с которой статья эта должна была быть написана и отослана. Надеюсь, что вы извините и то и другое, и напечатаете статью, если только найдете ее достаточно интересной для ваших читателей.

  

   Примите, господин редактор, уверение в моем совершенном уважении.

  

  

   P. S. Вы окажете мне большую услугу, прислав мне N вашей газеты, если статья в нем появится, (1) вложив ее в почтовый конверт, во избежание цензуры,

  

   (*) Вольдемар Ланглет; это он посоветовал мне обратиться в вашу газету.

  

  

   Сопроводительное письмо печатается по копии из АЧ. Письмо, пред­назначенное для печати, печатается по подлиннику. В AT сохранилось несколько черновиков этого письма. Дата Толстого нового стиля с ошибкой на один день. См. запись в Дневнике Толстого 23 сентября, т. 53. Впервые опубликовано по черновику в "Свободной мысли" 1899, ноябрь, N 4, Geneve, стр. 10-13, под заглавием, данным публикатором: "По поводу завещания Нобеля".

  

   (1) В шведских газетах это письмо-статья была напечатана в октябре 1897 г.

  

  

  

   1897 г. Сентября 26. Я. П.

  

   Милостивый государь,

  

   В вашей газете было напечатано известие о том, что на Казан­ском миссионерском съезде был предложен и обсуждался вопрос об отобрании детей сектантов у родителей. (1) "Новое время" и "С[анкт] П[етер]б[ург]ский духовн[ый] вестник" дока­зывают, что этого не было. (2) А между тем те самые молокане, о которых упомянуто в напечатанной вами выдержке из Самарск[их] эпархиал[ьных] ведомостей, (3) вот уже 6-й месяц тщетно хлопочут по всем инстанциям, от урядника до Сената включительно, о возвращении отнятых у них пятерых детей. Кроме этого случая я знаю, что в Самарской же губернии от­нято в последнее время еще несколько детей (4) у родителей старообрядцев и в самое последнее время