Главная » Книги

Врангель Фердинанд Петрович - Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, Страница 11

Врангель Фердинанд Петрович - Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28

Походская, Пантелеиха. - Ред.} (7 дворов), 68°35'57" с. ш. и 40' в. д. (долготы считаны от нашей обсерватории в Нижне-Колымске). Кроме сих деревень, находится еще на реке Омолоне несколько незначительных селений.
   По приезде моем в Нижне-Колымск отвели мне квартиру в самом большом доме, стоявшем уже несколько лет пустым и слывшем убежищем нечистых духов. Изба была выстроена по общему образцу здешних строений и состояла из двух комнат, каждая в четыре квадратные сажени, и в 4 аршина вышины от пола до крыши, совершенно плоской и покрытой землей. Первая комната, с русской печью, служила кухней, в ней поместил я людей моих; в задней, с чувалом, расположился сам. В обеих комнатах находилось по одному маленькому окну, заделанному слоем льда, в 6 или 8 дюймов толщины, сквозь который проникал тусклый свет, подобный тому, какой дают на судах стекла, вделанные в палубу над каютами. Скамья, служившая кроватью, шаткий стол и стул, связанный ремнями, составляли всю мою мебель. При всей скудности и тесноте и невзирая на дурную репутацию дома, провел я в нем зиму довольно сносно. Желая лучше предохранить себя от холода, приказал я выстроить перед дверьми род сеней и к ним пристроил еще чулан для сохранения припасов и других вещей. Через полчаса после моего приезда возвратился Матюшкин с устья Колымы, куда ездил он вместе с частным исправником собирать сведения об успехе рыбного промысла.
   Нам приятно было за вечерним чаем рассказывать о том, что мы испытали во время дороги, о новых предметах, нами встреченных, о нартах, рыбном промысле, оленях и сибирских морозах, в честь которых оставались мы при том в шубах, теплых сапогах и шапках: мы находились близ берегов Ледовитого моря.

 []

   На следующее утро донес мне Матюшкин о сделанных им распоряжениях. До прибытия его в Средне-Колымск (2 октября) тамошнее местное начальство о нуждах экспедиции не озаботилось: не было припасено ни одной рыбы, не привезено ни одного бревна для постройки обсерваторий; не приступлено к приуготовлению зимовья у Баранова Камня, долженствовавшего служить привалом во время поездок экспедиции, невзирая на подробные предписания от якутского областного начальника по сим предметам. Исправник уверял, что ему казалось несбыточным прибытие экспедиции из С.- Петербурга сюда в нынешнем году.
   Такие неисправности могли иметь самые пагубные последствия для наших действий, если бы Матюшкин, во время краткого своего здесь пребывания, похвальной своей деятельностью не успел многого поправить; узнав по прибытии своем о положении дел, он закупил и уложил тотчас половину нужной для экспедиции рыбной провизии, закупив ее у жителей Колымска и окрестностей. По распоряжению его и под его надзором, невзирая на сильные морозы, от которых топоры, как стекло, ломались, была выстроена над домом моим башня с четырьмя окнами к четырем странам света для астрономических наблюдений; вскоре после моего приезда она была окончена, так что мы могли перенести туда инструменты и начать наши занятия.
   Устроив несколько квартиру свою, я озаботился прежде всего заготовлением остального провианта и других нужных для экспедиции потребностей. Для сей цели приглашены были на совещание зажиточные жители Нижне-Колымска и старшины якутских, юкагирских и чуванских селений, находящихся на реках Омолоне и Анюе. 25 ноября все собрались; мы начали с того, что установили положительную таксу, по которой жители согласились доставить нам припасы и другие потребности {Цены были определены следующим образом: сырой муксун 15 коп., чир 12 коп., муксун юхолы 12 коп., муксун юколы 8 коп., сельдь 8 коп.; пуд сушеной оленины с костями 4 руб.; язык олений 10 коп.; за провоз нарты до Баранова Камня с хозяйским кормом 2 руб. в день. За нарту во все время поездки 3 1/2 руб. в день. Вьючная лошадь из Средне- до Нижне-Колымска 25 руб. Выделанная оленья шкура 2 руб. Березовые полозья для нарты 4 руб.}. Определив сие, приступили мы к не менее важному распределению подрядов по мере способов участвующих и назначилитсроки доставления. Анюйские юкагиры, имевшие в прошедшем году изобильный олений промысел, обязались доставить нужное количество оленьих кож на походное передвижное жилище, называемое уроса, также и большое количество оленьих ребер для корма собак. Омолонские юкагиры должны были снабдить нас березовым лесом на Гайдару и всем прибором с полозьями на походные нарты. Жители острога и других селений, по берегам Колымы лежащих, богатые одной рыбой, дополнили потребное для экспедиции количество мерзлой рыбы, а сколько недоставало сухого корма, т. е. юколы и юхолы, привозили из Средне- и Верхне-Колымска на расстояние 800 верст, ибо летний рыбный промысел был там изобильнее, нежели при устье реки. Остался еще для успеха наших поездок по льду весьма важный предмет, т. е. выбор для наших нарт потребного числа сильных, привыкших к езде собак, что поручил я казацкому сотнику Антону Татарииову, бывшему проводником Геденштрома и слывшему здесь отличным знатоком в искусстве водиться с собаками. Таким образом сделали мы главные распоряжения, и оставалось только понуждать к скорейшему исполнению их.
   Здесь встретил я, однакож, много затруднений. Жители сомневались в верной плате за доставляемые ими припасы, а местное начальство не имело доброй воли быть полезным. Частный исправник, преувеличивая бедность обывателей, старался всячески склонить меня к уменьшению моих требований и пугал разными несбыточными рассказами о предстоящих опасностях. Он утверждал, между прочим, что здешние собаки слишком слабы и не могут выдержать столь дальней поездки, а проводники неопытны и ненадежны. Он рассказывал мне множество примеров коварства чукчей, описывая их людьми самыми опасными и жестокими. Хотя и видел я, как преувеличены были его рассказы о предстоящих опасностях, но, не зная, на кого положиться, принужден был более или менее верить его отзывам о состоянии края и обывателей. Снисходя таким образом неотступным его представлениям об ужасных усилиях и пожертвованиях, которые разоренные жители должны делать для экспедиции, я согласился убавить сделанные по умеренной смете мои требования, так что впоследствии мы даже нуждались. После бывшей в 1812 году экспедиции Геденштрома рыбный и звериный промыслы в здешнем краю значительно уменьшились и, действительно, бывали голодовки, так что колымчане принуждены были резать собак своих. Но после того имели они время поправиться, и положение их было вовсе не столь бедственно, как исправник описывал. В следующие два года, ознакомясь более с местностью, распределял я поставки таким образом, что, не отягощая жителей, экспедиция ни в чем не нуждалась; даже могут утверждать, что значительный сбыт произведений доставил жителям немалые выгоды, и пребывание экспедиции нашей имело выгодное влияние на промышленность и благосостояние их.
   Инструкцией Государственного Адмиралтейского департамента предписывалось мне: достигнув Шелагского мыса, разделить экспедицию на два отряда, из коих с одним следовать мне на север для отыскания предполагаемой земли, а другому описывать берег материка так далеко на восток, как обстоятельства позволят. Для исполнения того и другого требовалось до 50 нарт и 600 собак. Поездка должна была начаться не позже февраля месяца, и нам оставалось для покупки нарт и значительного количества корма собакам только около двух месяцев. По словам исправника и по обыкновенному ходу дел срок был весьма недостаточен, однакож мы успели запастись всем нужным.
   Ноября 30-го исправник отправился по делам службы на Анюй и Алазею собирать ясак с кочующих там тунгусов и юкагиров.

 []

   Между тем, готовясь к предстоящим поездкам, собирали мы у жителей нужные нам сведения о предметах, относящихся к цели экспедиции. Пребывание в Нижне-Колымске в 1767 году трех геодезистов - Лысьева, Пушкарева и Леонтьева - было более или менее у всех еще в свежей памяти; о сержанте Андрееве, бывшем здесь в 1762 году, весьма немногие помнили, сказывая, что он предпринимал отсюда одно путешествие на Индигирку и другое к Медвежьим островам. О виденной им на севере земле, следах многочисленного оленного народа севернее Медвежьих островов и тому подобных вещах, упоминаемых в журнале Андреева, здесь никто не знал и от старожилов и отцов своих не слыхивал. Совершенное неведение жителей об открытиях Андреева, помещенных даже на новейших картах, показалось нам тем страннее, что о походах Павлуцкого, бывших гораздо ранее (т. е. в 1731 году), еще многие подробности были им известны. Замечательное открытие Андреева могло ли быть забыто, когда помнили поездку его к Медвежьим островам? Признаюсь, все сии соображения не поселяли в нас большого доверия к открытиям сержанта Андреева.
   В подобных занимательных для нас изысканиях, упражнениях на обсерватории и опытах над скоростью бега собак проходило время неприметно, а каждый день научал нас чему-нибудь новому. С особенным восхищением взирали мы на величественнейшее полярное явление, освещавшее продолжительную здесь ночь: то окрашивалось небо дугообразным тусклым светом, то двигались медленно и быстро огненные столпы, то зажигались пуки ярких лучей, достигавшие расходившимися вершинами до зенита, изображая светлые венцы вокруг полной луны. Мгновенные изменения, тысячи бестелесных фигур, появлявшихся, как светлые тени, на темноголубом небе, при глубокой ненарушимой тишине ночи, придавали явлениям необыкновенную занимательность и таинственность, приковывавшие изумленного наблюдателя силой как будто сверхъестественной.
   Предоставляя себе говорить о северных сияниях с большей подробностью, скажу здесь только одно, каким образом объясняют их здешние жители. Морскими ветрами разведенное волнение, говорят они, бьет сильно в ледяные горы; отразившиеся от них брызги, раздробляясь в воздухе, преломляют яркий цвет огромных льдин и представляются нам в виде светлых столпов, или сполохов. Такое темное понятие о северном сиянии можно уподобить несвязным рассказам о каком-нибудь происшествии, где сохранились одни названия действующих лиц, ибо весьма вероятно, что льды и воды имеют участие в произведении северного сияния.
   Декабря 2-го, к всеобщему удивлению, прибыла вода, гонимая северо-западными и западными ветрами с моря в Колыму с такой силой, что принудила реку течь вверх, с быстротой, против коей не удержались сети, спущенные жителями в проруби для ловли рыбы; на льду сделались широкие трещины, и вода выступила из берегов. С морской водой прибыла в реку рыба, подкрепившая надежду нашу на изобилие осеннего промысла.
   Декабря 31-го обрадовало нас совершенно неожиданное появление известного английского пешехода, капитана Кокрена, которого любопытство привело даже сюда {Джон Дунден Кокрен (Cochrane), капитан английского флота, известен своими путешествиями пешком. Гостеприимство русских и готовность оказать всякому нуждающемуся услугу и помощь дали Кокрену возможность совершить свое путешествие и доехать до Колымска. Для того нужны были только открытый лист от губернатора, казак для сопровождения, и Кокрен совершал без всякой платы по пустыням Сибири, на повозках и верхом, пешее свое путешествие. Он изъявил желание присоединиться к нашей экспедиции, но я не принял его предложения потому, что, когда каждый лишний фунт груза был нам в тягость, увеличение числа людей еще одним сопутником слишком затруднило бы нас.}. Ограниченные только собственным нашим обществом и совершенно отделенные от просвещенного мира, мы весьма обрадовались такому приятному приращению малого нашего круга. Мы встретили Новый год при порядочном морозе, 37° по Реомюру. Полуденное солнце, долженствовавшее появиться на горизонте еще 28 декабря, скрывалось еще за снежными и ледяными горами, окружающими вдали низменные болота колымские; серый туман стлался над низким кустарником бедной тундры; небо покрывалось белизной. С 3 на 4 января мороз возвышался до 39°, а 5-го числа в продолжение 24 часов термометр показывал 40° по Реомюру. Дыхание захватывало; лед в окнах растрескался. В избе моей беспрестанно пылал огонь, но, невзирая на то, в ней было так холодно, что я принужден был сидеть в шубе и теплых сапогах, и когда писал, то чернила мои отогревались в горячей воде.
   Действие горизонтальной рефракции произвело род фата-морганы {Фата-моргана - один из видов миражей. - Ред.}: горы, лежащие к югу, казались нам в разных искаженных видах, висящими на воздухе; дальнейшие горы представлялись с опрокинутыми вниз вершинами; река сузилась: противолежащий берег казался находившимся почти у наших изб.
   Жестокие морозы препятствовали обыкновенной ловле подледной рыбы, производимой жителями сетью на устьях Колымы, и потому колымчане начали съезжаться в острог, более и более наполняющийся народом и собаками, дружный лай или вой которых по временам оглашал воздух.
   Часто и много говорили нам о прежней здесь веселой жизни, когда рыбный промысел бывал изобильнее и сохатые (лоси) не чуждались берегов Колымы, прозванной сибиряками Золотым дном. Но время беспечных увеселений минуло и здесь; оно осталось единственно в воспоминаниях и песнях. Желая позабавить колымских жителей и дать гостю моему понятие о здешних увеселениях, пригласил я в крещенье почетных особ на вечеринку, избравши для того один из просторнейших домов, принадлежавший здешнему казаку скрипачу. Гостиная и вместе с тем зала для танцев, в семь аршин во все стороны, была великолепно освещена рыбьим жиром. Стены и лавки, после долгого времени вымытые, были покрыты кусками пестрой материи, а пол усыпан желтым песком. Для дам были припасены чай, несколько кусков белого сахара и кедровые орехи; ужин состоял из пирогов, струганины, юколы и мороженого оленьего мозга. В 9 часов явились гости в лучших шубах и нарядах; дамы уселись на лавках и запели народные песни; молодые играли в разные игры и плясали тихо и чинно, как будто на заказ, под странные звуки, извлеченные тяжелыми руками нашего музыкального хозяина, старого промышленника, из треснувшей скрипки, натянутой струнами из крученого шелка и оленьих жил. В 10 часов все разошлись, весьма довольные проведенным вечером.
   На следующий день поехали мы осмотреть оставшиеся от Биллингсовой экспедиции суда "Паллас" и "Ясашна", стоящие теперь в лесу, в двух верстах от острога, куда занесены они высокой водой {Суда эти были спущены на воду на реке Ясашне для экспедиции Биллингса в 1787 году. Размеры этих судов: 1) "Паллас" - длина 13,7 метра, ширина 4,6 метра; осадка 1,9 метра; 2) "Ясашны" - длина 8,5 метра. - Ред.}. Члены судов нашли мы еще довольно свежими, хотя почти 50 лет подвержены они непостоянству погод. На возвратном пути осмотрели мы хранящиеся в магазине достопримечательности: мортиры, бомбы и разные орудия для прорубки льда, оставшиеся после лейтенанта Лаптева в 1739 году.
   Февраля 2-го прибыл благополучно из Якутска штурман Козьмин с большим транспортом припасов и потребностей разного рода. Сверх того, Козьмин обрадовал нас еще весьма приятным гастрономическим подарком: пудом свежей, мерзлой говядины и молоком и сливками, замороженными в кружках, и таким образом сохраненными в совершенной свежести. Такие припасы, а в особенности молоко, считались здесь величайшей роскошью, и мы рады были, что после столь долгого времени могли полакомиться свежим мясом и чаем со сливками.
   Наступало для Нижне-Колымска самое блестящее время: приезд купцов из Якутска, на пути их к Чукотской ярмарке, в Островную крепость на Анюе. Числом до 20, имея каждый от 10 до 40 навьюченных товарами лошадей, купцы приезжают сюда и сбывают часть своих товаров, для чего стекаются ко времени их приезда окрестные жители со шкурами пушных зверей, приобретенными охотой или меной с алазейскими тунгусами, прикочевывающими ежегодно в исходе января к устьям реки Омолона. Мена бывает весьма выгодна для русских: за малое количество чаю, табаку и особенно водки выменивают они у тунгусских приятелей годовой промысел пушных зверей, преимущественно песцов, которые в большом изобилии водятся на безлесных тундрах, избираемых тунгусами для кочеванья. Подобного рода торг скоро совершается: страсть тунгусов к горячим напиткам так сильна, что нередко, после нескольких глотков, отдают они весь запас мехов за стакан водки, а за второй даже свой последний санаях (т. е. верхнее платье).
   Столь легко приобретенные пушные шкуры нижне-колымскими торгашами с великим барышом продаются и промениваются купцам якутским.
   На бывшей сего года в Нижне-Колымске ярмарке самые низкие цены главнейших товаров состояли следующие:
  
   1 фунт черкасского листовою табаку - 3 1/2 руб.
   " " белого сахара - 4 1/2 "
   " " китайского леденца - 3 " "
   " " чаю низкого сорта - 9 " "
   " " ниток тонких - 3 1/2 "
   Осьмина простого хлебного вина - 13 1/2 "
   Кусок китайки (в 9 аршин) - 10 " "
   " " полушелковой материи в 20 и 21 аршин - 30 " "
   Холста толстого (аршин) - 1 " "
   Платок бумажный пестрый - 4 " "
  
   При конце торга цены почти всегда удваиваются: фунт чаю стоит тогда обыкновенно до 15 руб., белого сахара 10 руб., осьмина водки 20 руб. Торговые обороты делаются частью на деньги, частью на мену мехами и рыбой в малом количестве. Цены пушных зверей были в нынешнем году следующие:
  
   Лисица красная - 8-10 руб.
   " черная - 50-150 "
   Песец белый - 2 1/2 - 3 "
   Песец голубой - 7-10 "
   Соболь {*} - 10-25 "
   Стерлядь (в 20 фунтов) - 5 "
   Нельма (род форели) в 30 фунтов - 5 "
   {* Цена собольих шкур значительно переменяется в разные годы. В 1821 году шкура стоила до 40 руб., а в следующем только 15 руб.}
  
   Якутские купцы пользуются тем, что хотя здесь в обороте мало денег, но жители должны вносить подати наличными деньгами.
   Во время ярмарки обыкновенно появляется более жизни и движения в Нижне-Колымске - за несколько дней улицы становятся уже шумны; множество приезжающих окрестных жителей, с целыми стаями собак, наполняют дома и конуры. Проводникам нарт много труда содержать порядок между собаками, привыкшими к одиночеству и внезапно окруженными множеством себе подобных, отчего нередко происходят между ними жестокие битвы. Владетели домов приготовляют свои комнаты для принятия приезжих гостей, вставляют новые льдины в окна, выколачивают меха, складывают их в чуланы, подновляют нарты и упряжку, - словом, все ожидает здесь приезда якутских купцов. И вот появляется на горизонте облако пара и, более и более приближаясь, означает путь каравана; всякий, кто только может двигаться, спешит навстречу друзьям и знакомым. Среди ликованья и песен въезжает караван в острог и разделяется по домам, в которых обыкновенно несколько дней сряду веселятся до поздней ночи. Вскоре после того приезжает из Средне-Колымска исправник со своей канцелярией для сбора податей и тому подобного. С его появлением исчезает беспечная радость обитателей Нижне-Колымска и является несчастная страсть к тяжбам. Несогласия и ссоры заступают место увеселений. Пользуются каждым поводом к жалобе исправнику, который не всегда находит свой расчет в водворении между жителями мира и согласия.
   Наконец из Островного приезжает казак с известием о приближении чукчей; тогда все отправляются в путь, и исправник, оставя неоконченные дела в архиве до будущего года, спешит в Островное предупредить там приезд чукчей; купцы на нартах, нанятых у здешних жителей за довольно дорогую цену {Обыкновенная цена за упряжку 10-12 собак на проезд 250 верст, от Нижне-Колымска до Островного, 100 руб., но часто платят и более.}, следуют за исправником, и улицы и дворы снова пустеют. В конце зимы возвращаются купцы и исправник из Островного, но не останавливаются уже в Нижне-Колымске, продолжая путь свой через Средне-Колымск домой. Вскоре наступающая весна вызывает колымчан на берега озер и рек, к обыкновенным летним занятиям, и тогда деятельность в остроге исчезает, мертвая тишина заступает место всеобщей веселости, и в осиротелых хижинах снова заколачиваются двери и окна.
   От моего эпизодического отступления возвращаюсь к рассказу в хронологическом порядке.
   В течение зимы закупленные и с разных мест доставленные рыбные запасы {*} отосланы были на устье Восточной или Каменной Колымы, в урочище Сухарное {По современной транскрипции - Сухарная. - Ред.} (120 верст к северу от острога); члены нарт также были доставлены с реки Омолона и для устроения нарт розданы проводникам, выбранным к предстоящему путешествию; недоставало моржовых ремней, заменяющих железо и ковку в скреплении нарт, и мы должны были ждать прибытия чукчей на Анюй для закупки у них ремней.
   {* Запасы заключались в следующем:
   Для употребления людям хахты (чировой юколы) - 850
   " собак муксуновой юколы - 4 289
   Муксуновых юхал - 3 985
   Щокуровых юхал - 700
   Костей муксуновых - 500
   Свежих замороженных сельдей - 30 740
   " " муксунов - 543
   Оленьих провяленных боков - 1323
   Для надлежащего понятия об исчисленном запасе должно заметить, что в корме собакам каждая крупная муксуновая юхала равняется пяти сельдям, такая же средняя юхала - 3 1/2 сельдям, свежий муксун - 8 сельдям, две щокуровые юхалы - 1 сельди, 1 кость муксуновая - 1 1/2 сельдям, бок олений - 8 сельдям. Таким образом, приняв за сравнительную единицу легко провяленную сельдь, коих восемь и десять составляют хорошую порцию каждой собаке на день, равнялся весь приготовленный в корм собакам запас наш 18 944 сельдям.}
   Февраля 12-го известился я, что из числа 36 нарт с собаками, требованных мной, готовы будут только 29 к половине марта; проводники уверяли меня также, что ранее сего времени нельзя пуститься в путь и потому, что собакам не выдержать сильных морозов на больших переездах по совершенно открытым местам, тем более, что они вовсе к тому не привыкли.
   Принимая все к соображению и не желая провести целого месяца в бездействии, я отменил прежний план и вознамерился, составя отряд из готовых уже нарт с собаками, как мал и бессилен он ни был, отправиться без потери времени для описи берега к востоку, возвратиться в Нижне-Колымск к сроку изготовления полного количества нарт и пр. и тогда пуститься через лед на север.
   Февраля 14-го отправил я три нарты с хорошими собаками под надзором трех казаков (из которых один знал чукотский язык) к нашим запасам в Сухарное, где им надлежало откармливать собак, отощавших от частой езды хозяев по промыслам.
   Мичман Матюшкин отправился в Островное познакомиться с чукчами, закупить у них нужные для нарт моржовые ремни и китовые ребра {От выступающей морской воды остается на поверхности льда морской рассол, по которому деревянные полозья весьма тяжело скользят; для отвращения такого неудобства привязываются под полозья китовые ребра, которые, будучи тверже дерева, не всасывают в себя соли и не задерживают саней.}, а в особенности успокоить сей недоверчивый народ на счет нашего путешествия по берегам их, объясняя им, что мы намерены отыскать свободное ото льдов море для плавания судов с товарами, доставление которых сухим путем обходится весьма дорого.
   Еще до отъезда купцов и жителей в Островное наступила масленица. Соорудили гору, украсили ее флагами Лаптева и Биллингса и выставили несколько ведер сваренного чаю и несколько пудов кедровых орехов, против такого сильного магнита ничто не могло устоять: женщины и девушки, ловкие парни, купеческие приказчики и казаки спускались с горы; целыми группами на оленьих кожах (вместо санок) и до позднего вечера предавались смеху и шуткам. Погода весьма благоприятствовала общему увеселению, ибо 18-го числа, в первый день масленой недели, задул так называемый теплый ветер от юго-востока, и термометр, стоявший 16-го числа на 32° Реомюра, возвысился 18-го в 4 часа пополудни до 4° при ясном небе.
   Наконец, получено известно из Островного о прибытии 25 человек, чаунских и приморских чукчей на место, называемое Элопбало, отстоящее от Островного на 90 верст. Носовые чукчи из окрестностей Берингова пролива кочевали в большом числе позади первых. Известие весьма обрадовало якутских купеческих приказчиков, и они спешили ехать в Островное, а за ними отправился туда и Матюшкин в сопровождении Кокрена {Кокрен намеревался добраться к Чукотскому Носу и Берингову проливу с обратно идущим чукотским караваном, но, познакомясь короче с чукотским народом, оставил план свой и возвратился в Нижне-Колымск.}.
  

Глава шестая

Первое путешествие на нартах по льду в море. - Отъезд из Нижне-Колымска.- Сухарный остров. - Баранов Камень. - Ровный, низменный морской берег. - Большая Баранова река. - Холод. - Первые следы чукчей. - Метеор. - Пролив Собадей. - Песчаный мыс. - Шелагский мыс. Скала Козьмина. - Стадухинский волок. - Мыс Матюшкина. - Остров Араутан. - Потеря съестных припасов. - Возвращение в Нижне-Колымск.

  
   Я уже изложил причины, побудившие меня отступить в сем году от данной мне инструкции и предпринять с немногими спутниками путешествие по льду в море. С великим трудом удалось мне в такое короткое время достать девять нарт с надлежащим числом собак, но только три нарты назначены для моего путешествия; остальные шесть, нагруженные провиантом для нас, кормом для собак и пр., должны были, для сбережения по возможности съестных припасов, тотчас по разгрузке обратиться назад.
   С тремя нартами хотел я осмотреть так далеко, как позволят обстоятельства, берега, на восток лежащие. Глубоко вкоренившийся и всеобщий страх туземцев к чукчам заставил меня выдать за окончательную цель предпринимаемого путешествия точнейшее обозрение и определение Баранова Камня и окрестных берегов, которые составляют предмет и предел поездок туземцев на восток. Немногие из них решатся пройти верст 50 далее; все остальное протяжение берега на восток им совершенно неизвестно. Несмотря на то, узнав, что я намерен посещать чукчей, они охотно согласились мне сопутствовать, и я мог выбрать себе лучших и надежнейших проводников.
   Весь берег от Колымы до Шелагского мыса совершенно необитаем и изредка посещается чукчами, которые тут охотятся или собирают выбрасываемый морем лес, но, кажется, и они не переходят за Большой Баранов Камень {На современных картах Большой Бараний Камень чаще называется мыс Большой Баранов, а Малый Баранов Камень - мыс Камень. - Ред.}, составляющий предел поездок русских, так что здесь остается полоса земли верст в 80 шириной, никем не посещаемая. За сей, так сказать, нейтральной землей лежат пространные мшистые равнины и поля, на которых воинственные чукчи, сохранившие доселе свею независимость, скитаются с бесчисленными стадами оленей. Каждое покушение вторгнуться в их земли наблюдается ими с большим вниманием, и, как некоторые горькие опыты прежних лет доказали, чукчи всегда принимали меры к отражению вторжений. Наше внезапное появление в близких безлюдных степях должно было произвести большое беспокойство между чукчами; потому нам надлежало преимущественно остерегаться и не возбудить в них какого-нибудь подозрения, которое могло помешать достижению цели экспедиции.
   Три из моих нарт, собственно для путешествия назначенные, находились уже, как выше сказано, в Сухарной.
   Туда послал я 18 февраля шесть нарт с провиантом, которые должны были сопровождать нас только в первой части пути, а 19-го отправился сам с штурманом Козьминым в путь. Важнейшие жители города провожали нас до маленького, невдалеке лежащего озера.
   Довольно хорошо уезженная дорога, извиваясь между мелкими кустарниками, довела нас к ночи в деревню Черноусову, в 45 верстах от Нижне-Колымска. Отдохнув сами и дав отдых нашим собакам, продолжали мы на другой день поутру путь и достигли через восемь часов езды, к вечеру 20 февраля, местечка Лабазного, лежащего в 80 верстах от нашего ночлега.
   В устье восточного рукава Колымы, которая здесь в ширину 23 версты, находится плоский, голый и столь низменный остров, что зимой он совершенно равен с горизонтом реки. На южной оконечности его построены два балагана или сарая, вроде описанных выше поварен, отстоящие один от другого почти на полверсты и служащие защитой от сильных морских ветров жителям Нижне-Колымска, когда зимой посещают они сей край для рыбной ловли и охоты, - это подобие человеческого жилья называется Сухарное. Верст за 50 исчезают даже мелкие, стелющиеся кустарники, которые до сих мест иногда еще попадаются. Здесь глазам представляется необозримая снежная равнина, и ужасное однообразие прерывается только кое-где выставленными ловушками песцов. Со временем привыкнешь ко всему, но первое впечатление при виде необъятного пространства земли, покрытого саваном снегов, ни с чем не может сравниться; даже радуешься, когда ночь, покрывая все темнотой, производит хоть какую-нибудь перемену.
   Еще не достигли мы Сухарного, как уже совершенно смерклось. Мы никак не могли рассмотреть занесенных снегом балаганов и, вероятно, проехали бы мимо, если бы нам не указали место их искры, к счастью вылетавшие из труб вместе с дымом. Измученные собаки повернули в сторону, без принуждения побежали скорее и остановились у снежного бугра, где проводник уведомил нас, что мы приехали к первому Сухарному балагану. Пока я осматривался во все стороны, ища чего-нибудь похожего на человеческое жилище, к великому удивлению моему, вылезли из-под снега один за другим наши три казака, посланные вперед с дорожными нартами. Они провели нас сквозь отверстие, вырытое в снегу ка подветренной стороне, в балаган вышиной около двух аршин, где с радостью нашли мы горящий огонь. Согревшись и подкрепив себя хорошим ужином, мы провели ночь в нашей снежной пещере очень хорошо, несмотря на то, что она была наполнена густым дымом, который набивало сильным ветром.
   Весь следующий день занимались мы размещением наших вещей и припасов по нартам и другими приготовлениями к путешествию. Наша поездка была довольно различна от обыкновенных путешествий, а потому, кажется, не лишнее будет сказать несколько слов о нашем снаряжении. Мы взяли с собой коническую палатку из оленьих кож, два топора, карманный фонарь с двумя восковыми свечами, железную плиту для раскладывания на ней огня, железный треножник, чайник и котел; для каждого из нас несколько белья и медвежью шкуру вместо тюфяка и для каждых двух человек одеяло из двойных оленьих шкур. Из инструментов взяли мы два хронометра, одни секундные часы, два секстана с искусственным ртутным горизонтом, спиртовой термометр, три пель-компаса, из коих один с призмой, зрительную трубу, телескоп, веревку с означением футовой меры и еще некоторые мелочи. Провианта для пяти человек на один месяц было приготовлено: 2 1/2 пуда ржаных сухарей, 1 1/2 пуда говядины, 10 фунтов сухого бульона, 2 фунта чаю, 4 фунта сахару-леденцу, 8 фунтов крупы, 3 фунта соли, 39 рюмок крепкой водки, 12 фунтов табаку и 200 штук лучшей копченой юколы. На каждом из нас одежда состояла из парки, довольно широкой кухлянки, больших меховых сапогов (торбасы), такой же шапки и рукавиц; все было сшито из оленьих шкур. Для корма собакам запасли мы 790 шт. большой муксуновой юколы, 1200 шт. юколы и 2400 шт. свежих замороженных сельдей. Сельди помещались главнейше на провиантных нартах, но часть запасов положили мы и на дорожные. Каждый из нас имел ружье, 50 патронов, пику и на правой стороне, привешанные к кушаку, большой нож и огниво. Нарты нагружались во всю длину, по возможности равномерно, и когда имели полный груз (около 25 пудов), то накрывались кожаным одеялом и так крепко стягивались ремнями, что сани и груз составляли как будто одно целое и могли падать, даже вверх копыльями, не вываливая поклажи. В середине по длине наших узких саней, садился боком или придерживался только вожатый, опираясь ногой на полоз нарты, в ежеминутной готовности соскочить и привести нарту опять в равновесие, когда она слишком раскатывалась или когда угрожала ей какая-нибудь опасность. Для того держал он в руке протянутый вдоль по саням и к ним прикрепленный ремень и, кроме того, имел в руках так называемый оштол или прудило - довольно толстую палку, обитую железом на одном и обвешанную колокольчиками на другом конце, которой управлял собаками, останавливал их, а иногда подпирался. Точно так же балансируя, сидели и мы с Козьминым каждый на своей нарте, за проводником, в беспрестанной готовности соскочить, поддержать и привести в равновесие нарту, что при неровной дороге очень часто случалось. Несмотря на то, что каждая из нарт имела груза до 25 пудов, они так легко скользили по крепко замерзшему снегу, что одной рукой без большого усилия можно было передвигать их с места на место, и собаки наши при хорошей дороге делали от 10 до 12 верст в час. 21 февраля было 26° холода; к полудню уменьшился он до 14 1/2°. Солнце стояло очень низко, но Козьмину удалось, с помощью искусственного ртутного горизонта, взять полуденную высоту солнца, которая показала, что мы находились под 69°31'22" широты. Тригонометрическим измерением от Нижне-Колымска до Сухарного найдено, что Сухарное лежит под 161°43'41" долготы, к востоку от Гринвича. Полуденная тень давала 13 1/2° восточного склонения путевого компаса.
   22 февраля рано поутру, перед рассветом, отправились наши нарты с провиантом к Малому Баранову Камню {Баранов Камень получил название от великого множества скитающихся там диких баранов, или аргалей. Животные сии питаются по большей части травой, которая, вместе с одной из пород полыни, растет на скалах между мхами.}, отстоявшему на 41 версту, где стояла поварня; там намеревались мы провести следующую ночь. Ужасный вой, какой собаки обыкновенно подымают в минуту отъезда, разбудил нас. Мы приготовились к дальнейшему пути, я в 9 часов утра оставили наши, несколько нагревшиеся, балаганы. По назначенному для поездки порядку, моя нарта всегда находилась впереди, а Козьмин на своей нарте заключал шествие. Каждый из нас замечал направление пути, и по скорости бега собак, которую мы изучали в Нижне-Колымске {Скорость бега моих собак, соразмеряясь с большею или меньшею гладкостью дороги, простиралась от 6 до 12 верст в час. По ней и по направлению проезжаемого пути, вычисляли мы широту и долготу, которые и буду я впоследствии отличать названием счислимая, от определенных другим образом.}, определял расстояние одного пункта от другого. Наши наблюдения, по вечерам сравниваемые одно с другим и записываемые, составляли главные данные для начертания карты берегов.
   Сокращая дорогу, мы не огибали Медвежьего мыса, а поехали прямо через перешеек, соединяющий его с твердой землей. Снег был гладок и крепок; собаки бежали очень скоро, и нарты наши, несмотря на балансирование седоков, часто опрокидывались. В половине четвертого часа по полудни достигли мы поварни, лежащей на берегу маленькой речки, где нашли совершенно сохранившийся деревянный крест, поставленный в 1787 году экспедицией капитана Биллингса. Нарты с провиантом, выехавшие двумя часами ранее, но запряженные не столь сильными собаками, прибыли к поварне после нас. Море казалось отсюда совершенно гладким: густой туман застилал северный край горизонта.
   Мы нашли поварню совершенно наполненную снегом и льдом и их надлежало выгребать, чтобы нам поместиться. Слишком трудно и медленно было производить такую работу через отверстие, служащее дверью; мы сняли бревна, составляющие крышу, соединенными силами выбрасывали снег во все стороны. Менее нежели через час жилище наше было готово, крыша настлана, в середине разложен огонь, и мы спешили поселиться.
   К несчастью, поварня была так тесна, что только четверо нашли в ней место, и те лежали столь близко к огню, что искры беспрестанно осыпали их шубы, сапоги и одеяла. Остальные семеро из нас должны были довольствоваться палаткой, которая хоть была не так тепла, но зато совершенно суха, а сквозь бревенчатые стены поварни ручьями лилась вода от тающего снега и льда.
   Вечером по обыкновению занимались мы сравниванием и приведением в порядок сделанных нами наблюдений, и к великому удовольствию нашему, они совершенно согласовались как с точными наблюдениями сей части берега, сделанными капитаном Биллингсом, так и с составленной по ним вице-адмиралом Сарычевым картой, а тем совершенно убедили нас в достаточности и надежности принятых нами правил измерения.
   До сего места морской берег почти совершенно плоский, и только некоторые выдающиеся мысы образуют крутые и скалистые возвышения. Правый берег Колымы, состоящий большей частью из черного шифера, был покрыт наносным лесом. Мы видели в 14 верстах от Сухарных балаганов выстроенную в 1739 году лейтенантом Лаптевым на возвышении деревянную башню для указания входа с моря в устье реки.
   На следующий день с рассветом продолжали мы путь. Погода была ясная и приятная. При легком юго-западном ветре термометр поутру показывал 27°, в полдень 23°, к вечеру 26°. Мы ехали довольно скоро по гладкому льду вдоль морского берега, который становился все круче и обрывистее. Проехав 42 версты, остановились мы недалеко от Большого Баранова Камня в поварне: она была гораздо просторнее прежней, но зато не так прочно выстроена. Однакож, согревшись чаем и хорошим супом и закутавшись в дорожные платья под толстым меховым одеялом, провели мы ночь очень хорошо, не слишком чувствуя холод.
   Во время пути удалось мне взять полуденную высоту солнца и найти, что довольно значительный мыс у Малого Баранова Камня лежит под 69°41'49" с. ш., и по нашему счислению под 163°20' в. д. Мы видели на горах много замечательных утесов, из коих иные представляли вид развалин древних огромных зданий, а также исполинских людей и зверей; капитан Сарычев упоминает о сих утесах в своем путешествии. Впоследствии буду я иметь случай говорить о таком странном образовании приморских скал здешних.
   24 февраля отправились мы в путь при 25° холода; впоследствии увеличился он до 28°. Гористый мыс Большого Баранова Камня, довольно далеко вдавшийся в море, оставили мы к северу и проехали через узкую полосу земли, за ним лежащую, где к востоку от мыса впадает в море маленькая речка; устье ее, по сделанному нами полуденному наблюдению, лежит под 69°38'21" с. ш. и 164°26' счислимой долготы. Склонение путевого компаса было 17° восточное. С сего пункта берег принимает совсем другой вид: утесистые скалы исчезают, и совершенно плоское прибрежье покрывается только кое-где круто-обрывистыми возвышениями. К югу, в некотором расстоянии от берега, видна высокая цепь гор: она, по-видимому, тянется от NtW на StO.
   Проехав 34 версты, достигли мы небольшой речки: прозрачный лед ее обещал нам чистую, хорошую воду; на берегу нашли мы множество наносного леса, а потому остановились и раскинули палатку, предполагая здесь переночевать. Тут предел, до которого туземцы доходят иногда, гоняясь за зверями, но с 1765 года, после путешествия Шалаурова, никто из русских не посещал сей части Ледовитого моря.
   Намереваясь оставить здесь часть взятого нами провианта в запас на возвратный путь и для уменьшения числа нарт, мы выстроили так называемую сайбу, где могли обезопасить наши вещи ют песцов и росомах, здесь водящихся во множестве. Мы врыли в снег вертикально четыре столба, каждый около 9 футов вышины; на них укрепили бревенчатый ящик, положили туда наши запасы и покрыли все бревнами и снегом. Между тем в несколько минут была раскинута наша палатка. Шесть тонких длинных шестов воткнули в снег и верхние концы их связали; потом обтянули все легким, из оленьих шкур сшитым, покрывалом, и таким образом составилась коническая палатка в 10 футов вышины и несколько более 12 футов в поперечнике основания. Вверху палатки оставили маленькое отверстие для дыма: в середине, на железной плитке, разложили мы огонь; на нем мы варили пищу, и он согревал нас, хотя вместе с тем наполнял всю палатку густым едким дымом, отчего глаза наши очень страдали. Вместо двери, на подветренной стороне палатки оставили мы небольшое отверстие, завешанное оленьей шкурой. При бурной погоде, в сих странах обыкновенно господствующей, воздушное жилище наше было в беспрестанном движении и нагибалось то на ту, то на другую сторону, что нас нимало не беспокоило; гораздо неприятнее бывало, когда ветер срывал всю палатку. Но и к тому привыкли мы впоследствии и, покрывая внешние стороны палатки до некоторой высоты снегом, вовсе отклоняли такое неудобство.
   Когда палатка была раскинута, все с нетерпением ожидали, пока закипит чайник, наполненный снегом или льдом, потому что чай был приятнейшей и подкрепительной для нас пищей. После двух чашек являлись жизнь и веселость в онемевшем от холода обществе. Замечательно, что мы так любили наше ароматическое питье и вкус его был нам так приятен, что, вместо обыкновенной пропорции - по три куска сахару на чашку, мы пили целый вечер от 10 до 12 чашек с одним куском леденца. Иногда присоединяли мы к тому ржаные сухари, либо отличный кусок юколы. Между чаем и ужином выходили наши проводники к собакам, привязывали их для того, чтобы, привлеченные следами зверей, они не разбежались ночью, а притом давали каждой назначенную долго корма.

 []

   Между тем занимались мы сравниванием наших наблюдений и вносили на карту осмотренное днем пространство, что при сильном холоде и дыме, наполнявшем всю палатку, было не весьма легко. В то же время приготовлялся ужин: он всегда состоял из одного блюда - супа с рыбой или с мясом, пока мы его имели; все варилось в одном котле, вместе с тем служившем нам и общей тарелкой. После ужина все общество ложилось спать. По причине холода мы не могли снимать нашего платья и шуб и должны были спать в полной дорожной одежде; зато постоянно каждый вечер меняли мы чулки и сапоги, которые вместе с меховыми шапками и рукавицами развешивались для сушки на шестах в палатке, что, особенно насчет чулков, необходимая предосторожность, ибо с сырой обувью замерзание почти неизбежно. На ночь расстилались на твердом снегу медвежьи шкуры; на них все обществе располагалось и под оленьими одеялами крепко и хорошо отдыхало от дневных трудов. Пока все нарты нас сопровождали, мы должны были по причине темноты располагаться в палатке, как спицы в колесе, ногами к огню, а головами к стенам; впоследствии, когда наше общество уменьшилось, располагались мы вокруг удобнее: во время ночи огонь не поддерживался и мало-помалу потухал. Поутру вставали мы обыкновенно в 6 часов, разводили огонь и мылись свежим снегом; потом пили чай и тотчас после него принимались за обед, который был совершенно подобен нашему ужину. Наконец, чистили посуду, свертывали палатку и одеяла, нагружали нарты и часов в 9 отправлялись в путь. Такого порядка держались мы постоянно во время первого путешествия.
   25 февраля при 25° холода поднялся резкий восточный ветер с сильной метелью, что чрезвычайно затрудняло дорогу. Мы, однакож, продолжали некоторое время путь, но утомленные собаки наши, пробежав 24 версты, не в состоянии были далее тащить нарты против ветра по рыхлому снегу, и мы принуждены были остановиться для ночлега на плоском морском берегу. Метель продолжалась всю ночь; наша палатка была совершенно занесена снегом, но тем доставила нам защиту от бури. Мы радовались неподвижности нашего жилища и его приятной теплоте. Зато слои снега, лежавшие на внешней стороне его, растаяли и образовали ледяную кору, которая сделала шкуру твердой, неудобосгибаемой и гораздо тяжелее прежнего, а тем причинила нам много трудов при складывании палатки.

 []

   26-го поутру ветер совсем затих, и хотя термометр все еще стоял на 25° холода, но нам казалось, что было гораздо теплее вчерашнего. Море было покрыто твердой и гладкой снежной корой, по которой наши нарты, снабженные ледяными полозьями {Каждый вечер оборачивают нарты вверх дном и полозья обливают водой, от чего образуется на них ледяная кора, которая очень гладка, так что сани с невероятной легкостью скользят по твердому снегу; такое обливанье называется войдать; вожатые нарт делают это частью для легчайшей езды, а частью для сбережения самых полозьев, и по той же причине наши проводники всегда тщательно избегали мест, покрытых не снегом, а ледяными обломками, отбивавшими с полозьев лед.}, так легко скользили, что собаки без всякого понуждения бежали очень скоро. Мы всегда держались в расстоянии от 50 до 300 сажен от морского берега, который здесь плоский и низменный; на всем открытом взору протяжении его никакой предмет не прерывает унылого однообразия печальной снежной пустыни. Мертвая тишина, царствовавшая вокруг нас, умножала еще более характер грустного уныния сей сцены, так что с радостью встречали мы груды наносного леса, лежавшие на берегах и хоть несколько прерывавшие однообразие.
   В полдень определил я, по взятой полуденной высоте, что устье речки, против которой мы находились, лежит под 69°34'38" с. ш. и 165°54' в. д. Отъехав 25 верст от нашего последне

Другие авторы
  • Плавильщиков Петр Алексеевич
  • Богословский Михаил Михаилович
  • Садовский Ив.
  • Стародубский Владимир Владимирович
  • Неизвестные А.
  • Бунин Николай Григорьевич
  • Алипанов Егор Ипатьевич
  • Киселев Александр Александрович
  • Арсеньев Константин Константинович
  • Цебрикова Мария Константиновна
  • Другие произведения
  • Тынянов Юрий Николаевич - Пушкин и Кюхельбекер
  • Кирпичников Александр Иванович - Курганов, Николай Гаврилович
  • Михайлов Михаил Ларионович - (О переводе)
  • Кущевский Иван Афанасьевич - Кущевский И. А.: Биобиблиографическая справка
  • Белинский Виссарион Григорьевич - О русской повести и повестях г. Гоголя
  • Андреев Леонид Николаевич - Я говорю из гроба
  • Бирюков Павел Иванович - Роль и значение сектантства в строительстве новой жизни
  • Страхов Николай Николаевич - Один поступок и несколько мнений г. Камня Виногорова
  • Дойль Артур Конан - Приключения Михея Кларка
  • Дурова Надежда Андреевна - Павильон
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 513 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа