Главная » Книги

Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен, Страница 21

Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен



к отличает Скифский язык от Уннского, говоря, что "Скифы, будучи сборищем разных народов, сверх собственного своего языка охотно употребляют язык Уннов, Готфов, Латин". Во всем своем сочинении он однако безразлично употребляет имена Скиф и Унн и чаще всего Скиф. Стало быть, если и существовало различие в языке, то оно было не велико, быть может такое, какое и доселе существует между различными племенами Славян, между Велико и Малорусским. Унны, как восточная или прибалтийская Славянская ветвь, конечно говорили несколько иначе, чем их прикарпатские братья. Вот почему Приск обозначил этот язык общим именем: Скифский, говоря, что один из пленных иностранцев, писец или дьяк Аттилы, Рустикий, знал Скифский язык, почему он и обратился к нему, как к переводчику, дабы на этом Скифском, а не Уннском, языке вести переговоры с приближенным Аттилы, Скоттою, братом Онигисия. Многие личные имена точно также указывают Славянство этого языка.
   Унны пришли от Дона и Ледовитого моря. Аттила владел даже и островами, лежащими на Океане. Старший сын его царствовал над Акатирами, которых Иорнанд прямо помещает в Киевской стране. Унны по их же рассказам нападали на Мидию, пройдя сначала степной край, потом переправлялись через Дон, по другому указанию через лиман - Меотийские болота или Азовское море. Стало быть, они шли не из степного края, который по указанию этого пути должен находиться все-таки где-либо вблизи Киева. Аттила имеет у себя писцов, дьяков, очень умных и образованных людей из итальянцев, Римлян и Греков. Аттила очень хорошо знает, что делают и даже что говорят в Риме и в Константинополе. Во всех европейских делах он принимаешь живое участие: заставляет Феодосия выдать богатую невесту за некоего Констанция, отыскивает в Риме, как свою собственность, какие то фиалы - священные сосуды и т. п. Все это показываешь, что Аттила живет с европейским миром одною мыслью, теми же интересами, что его отношения к Римскому и Византийскому дворам таковы же, какими бывали отношения каждого могущественного европейского властителя.
   Аттила дарит византийских послов конями, звериными мехами, которыми украшаются Царские Скифы, говорит Приск. Положим, что конь - подарок степной, но меха - подарок северный,
   Аттила в договорах с Греками особенно хлопочет о переметчиках, настаивает, чтобы не принимали бегущих от него людей, и в 449 г. говорит, чтобы по крайней мере вперед не принимали этих бегущих. Но столько же он хлопочет и о торгах, чтоб торг был свободный и беспрепятственный. Об этом очень хлопочут и его дети.
   "В это время (после 466 г.), пишет Приск, прибыло к царю Леонту посольство от сыновей Аттилы, с предложением о прекращении прежних несогласий, и о заключены мира. Они желали по древнему обычаю съезжаться с Римлянами на берегу Истра, в одном и том же месте; продавать там свои товары и взаимно получать от них те, в которых имели нужду. Их посольство, прибывши с такими предложениями, возвратилось без успеха. Царь не хотел, чтоб Унны, нанесшие столько вреда его земле, имели участие в Римской торговле. Получив отказ, сыновья Аттилы были между собою в несогласии. Один из них Денгизис, после безуспешного возвращения посланников, хотел идти войною на Римлян; но другой, Ирнах, противился этому намерению, потому что домашняя война отвлекала его от войны с Римлянами".
   Со смертью Аттилы яркая слава Уннов на Западе Европы мгновенно рушилась. Это показывает, что состав его многочисленного войска был по преимуществу разноплеменный, хотя и однородный только в племенах Уннских, которые по всем признакам были племена Славянские. В виду темных сказаний древности и поверхностных исследований ближайшего к нам времени, мы пока не сомневаемся, что именем Уннов в средневековой истории обозначилось движете восточного Славянства против наступавших Готов и занятие им всей той страны или тех Славянских земель, которыми успели завладеть и над которыми владычествовали Готы.
   С своим героем Эрманариком Готы сильно забирались к востоку и дошли быть может до гнезда Роксолан, до Днепра, направляясь, без сомнения, к Киеву. Здесь поставлен был предел их наступлению. Отсюда Киевские северные Славяне потеснили их обратно назад, придя на помощь к своим южным братьям и принеся вместе со своими полками самое имя Уннов-Кыан, если это имя идет от Птолемеевых Хунов и Хоанов, или Уннов-Венедов, Балтийских Славян, если это имя может идти от Ванов, Венов, Виннов, Унинов, как именовались Венеды на языке Скандинавов и Готов.
   Первый царь, то есть князь Уннов, Валалир, явился представителем Славянского единства в этой стране и очистил Славянские земли от власти Готов, прогнавши совсем за Дунай непокорных, именно Западных Готов. Не с бесчисленными Калмыцкими или Урало-Чудскими полчищами он выступал в поход, а действовал обычным порядком национальной борьбы, также, как действовали и Готы, пользуясь больше всего междоусобными распрями своих врагов.
   Дальнейшая погоня за Готами привела Славянских князей на старые жилища Готов, в северную Дакию, а потом и за Дунай, поближе к Латинской и к Греческой империям. Аттила, как видели, жил где-то вверху Тейса, под Карпатскими горами, в нынешней восточной Венгрии, которая по нашей летописи издревле была населена Славянами, несомненными потомками древних Языгов. Аттила, стало быть, ничего больше не сделал, как овладеть старыми Славянскими землями, где и в его время население пило мед и калмыцкий кумыс, приготовляемый однако из ячменя.
   В этих обстоятельствах Аттила явился первообразом нашего Святослава, почему-то говорившая), что Переяславец на Дунае (где-то в его устьях) есть середа его земли.
   Кочевник Тавроскиф Святослав во многом напоминает кочевника Унна Аттилу. Только не те были времена и историческая обстоятельства, и друг Святослава, Грек Калокир, призвавший его на Дунай, вовсе не был похож на друга Аттилы, знаменитого Аэция, точно также по своим замыслам водившего Уннов воевать на далекий запад.
   Как Святослав, в отношении к Византии, так и Аттила, в отношении к Латинской и Греческой империям, становится сильным не столько от собственной силы, сколько от смут, происходивших между народностями запада и в самых империях. Быть может в полках Аттилы находились и чистые кочевники, чистейшие степняки, но по всем сказаниям нигде нельзя заметить, чтобы ядро его войска, главную его силу составляли орды Монголов или тех Калмыцких чудищ, которых так разукрасили на показ читателям Ам. Марцеллин и Иорнанд.
   Надо согласиться, что в своих исследованиях об Уннах западная наука нисколько не отошла от тех заученых баснословных оснований, какие были положены в историю Уннов упомянутыми двумя историками. Поэтому, читая и новейшие сказания об Уннах Амед. Тьерри, невольно думаешь, что читаешь Марцеллина или Иорнанда: так разительно сходство в приемах изложения и повествования и во взглядах на предмет.
   Пока здравая и всесторонняя критика не коснулась этого любопытного вопроса, пока обстоятельной истории Уннов, можно сказать, еще вовсе не существует, до тех пор позволительно каждому, сколько-нибудь вникавшему в эту историю, сомневаться в достоверности заученных выводов и решений.
   Нам кажется, что Славянство Уннов, руководителей варварского и, главное, языческого движения Европы, которым ознаменовано так называемое великое переселение народов, раскрывается не только в начальной истории этого движения, но особенно в тех отношениях, какие Унны имели к разным племенам европейского населения и к тому же Славянству. Не будем говорить о крепком союзе Аттилы с восточными Готами и Вандалами, о том что храбрые Германские народы, Квады, Маркоманны, Свевы-Швабы, Франки, Туринги, Бургунды с охотою становились под его знамена, - все это, если б мы признали Уннов за Калмыков и настоящих степняков, какими их описывают древние и новые историки, никак не может быть объяснено простым здравым смыслом, простыми здравыми понятиями, не только о народных, но и о повседневных людских отношениях.
   Есть ли какая либо сообразность с истиною, что в целой почти Европе, посреди просвещенного юга и храброго и отважного запада и севера, господствовал лет двадцать народ, "не имевший понятий ни о чести, ни о правосудии, не имевший никакой веры, питавшийся диким кореньем и сырым мясом, всегда живший в поле, убегавший домов, как гробов; днем ездивший, а ночью спавший верхом на лошадях; привыкший между собою драться и потом мириться без всякой другой причины, как только по природному зверству и непостоянству", и т. д., не говоря уже об отвратительном наружном его виде, об этих изрезанных лицах, похожих на безобразный ком мяса, с двумя дырами вместо глаз и т. д. Есть ли какая либо сообразность, что предводитель такого народа, дикарь Аттпла, был не только страшным воином, но еще более страшнейшим политиком, и не посреди Калмыцких орд, а посреди образованных Греков и Римлян, искусившихся с незапамятных времен в устройстве самых хитрых и тонких политических замыслов, и все-таки не успевавших побеждать политическую хитрость, проницательность и прозорливость дикаря Аттилы {Припомним здесь отметку Погодина, сделанную им в 1830 г. по поводу разбора книги Венелина: "Древние и нынешние Болгаре". "Смотря на многообразны" наполеоновские действия Аттилы на всех концах Европы, с Восточною и Западною Империями, с Вандалами в Африке, его союзы, переговоры, сношения, - говорит автор, - невольно отвращаешься от мысли, будто он был вождем какого-то дикого, кочевого азиатского племени, как историки утверждают обыкновенно, описывая нам только его кровопролитные войны языком пристрастных летописателей средних времен; такие политические соображения не получаются вдохновением, а бывают только плодом долговечной гражданской жизни". Моск. Вестник на 1829 год, ч. VI, стр. 141.}.
   Есть ли какая либо сообразность с истиною, что восточные Готы, напр., не только долгое время живут вместе с этим свирепым и диким народом, но даже и заимствуют у него личные имена и сами прозываются Уннскимн именами? Об этом прямо говорит Готский же древний историк Иорнанд, гл. 9. И нам кажется, что для доказательств Калмыцкого и Урало-Чудского происхождения Уннов, прежде всего должно побороться с этим свидетельством Иорнанда и раскрыть, какие Калмыцкие и Урало-Чудские личные имена были в употреблении у Готов?
   Толки и горячие утверждения о Монгольском и вообще об азиатском происхождении Гуннов основываются главным образом на их портрете, написанном Иорнандом при помощи сказаний Ам. Марцеллина.
   "Малорослое, грязное, гнусное это племя едва похоже было на людей и язык его едва напоминал человеческий язык"... "Храбрые и воинственные Аланы не могли устоять при виде ужасных Уннских лиц, бежали от них, охваченные смертельным страхом. Действительно, эти лица были ужасающей черноты".
   Портрета самого Аттилы Иорнанд чертить таким образом. "Он был мал ростом, грудь широкая, голова большая, маленькие глазки, борода редкая, волосы с проседью, черен и курнос, как вся его порода". Легковерная ученость всячески утверждает, что это описание наружности Аттилы заимствовано у Приска. Но Иорнанд где пользуется Приском всегда упоминает об этом, а здесь он молчит и тем показывает, что портрет сочинен им самим и в своей основе заимствован у Марцеллина. Он ведь таким же образом сочинил и длинную речь Аттилы перед битвою на Каталаунских полях.
   У Марцеллина же заимствовали свои описания наружности Гуннов и Римские стихотворцы 5 стол. Клавдиан и Аполлинарий Сидоний.
   Главнейшая задача всех этих писателей заключалась в том, чтобы изобразить ненавистных Гуннов, напустивших такой ужас и страх на всю Западную Европу, как наивозможнее в отвратительном виде. Здесь в живейшем образе сказывается известная поговорка, что у страха глаза велики, что эти великие глаза видели в Гуннах племя рожденное от союза ведьм и чертей. Очевидное дело, что такие люди не могли походить на обыкновенных людей. В этом заключался, можно сказать, литературный старозаветный обычный прием писательства, что если является сильный злодей-враг, то он неотменно не должен походить на обыкновенного человека. И наш летописец 14 ст. описывая грозу от нашествия Тамерлана, выражается о нем точно также, как историки описывали свирепых Гуннов. "Сице реку, говорит он, Темир не имый вида человеча, но весь мерзок и безъобразен".
   Мы слышали, как звенят имена первых Уннов. Это Валамир (Велимир, Волемир) первый князь Уннов, по имени которого прозывались впоследствии и Готские князья. Потом Рог, Руг, Рогила, Ругала; Улд, Волд несомненный Влад; Вледа, быть может тот же Влад или Блед; Исла-Эсла (сравн. город Ислас на Дунае, при впадении Алуты; р. Ославу текущую с Карпат в Галиции); реку Ислачь текущую в верхний Неман. Ислав, Хелхол-Холхлы там же; Скотта; Мама; Крека или Река (сравн. в Крайне и Далмации имена мест и рек Керка, Река, Кокра, и самый Краков; у Балтийских Славян - Креков и т. п. имена по всему Славянству) {Открытые в городище древнего Танаиса мраморные греческие надписи представляют высокий интерес для истории нашего придонского юга. Они изданы Имп. Археологическою Комиссиею (см. ее Отчет за 1870-1871 годы) и ожидают внимания наших уважаемых лингвистов. Надписи принадлежат каким-то религиозным общинам Танаиса и относятся к концу второго и началу третьего века по Р. X. Во множестве, варварских имен, некоторые звучать по-Славянски, таковы: Валодис, Лиагас Валодиоу, Велликос, Дадас Ходиакиоу, Ходонакоу, Симикос и др. Очень часто употребляется имя Самватион, Самвион, указывающее на известное имя Киева, Самватас. Имя Вануноварос напоминает и Ванов и Уннов, и Гуинивар Иорнанла, и т. д.}. Уптар, Оптар, быть может Тороп или Топор, и т. п. Ученые слависты вообще соглашаются, что "Уннский именослов стоит в непосредственной связи со славянскими, как и многие Уннские обычаи вполне объясняются обычаями Славян.
   Должно еще заметить, что вообще мы имеем дело с именами перепорченными произношением и написанием. Стоит только припомнить, как напр. на Западе искажали имя Святополка, из которого выходил Сверопил, Сватекопий и т. п., или у Византийцев Любечь-Телючи, Смоленск-Милиниска, Новгород-Ункрат-Хоровион и т. д. Всякий конечно скажет, что напр. имя Ахмиль звучит по-татарски и напоминает татарского посла Ахмыла (14-го века), между тем, как этим именем величается Богдан Хмельницкий у Алеппского архидьякона Павла, родом Араба. Таким образом в каждом испорченном имени остается всегда еще свойство или народность того языка, на котором имя испортилось. Грек, Латинянин, Германец и т. д. каждый иноземец, произнося чужое имя, присваивает ему облик своего родного языка, а потому, отыскивая народность того или другого имени, нельзя ограничиваться каким-либо одним избранным языком, но необходимо проверять выводимые заключения и теми языками, какие по истории движения народов могли в известное время существовать на том месте, об именах которого производится исследование. Уннам присваивают Калмыцкую и Венгерскую народность, но они жили долго в землях Славян и Готов; естественно, что каждое Уннское имя должно быть объясняемо из этих четырех языков. Тоже самое должно заметить о Булгарах, о Руссах и т. д. Знаток одного какого-либо языка, как оказывается, всякое имя легко объясняет из этого самого языка; но такая односторонность исследования ведет только к бесконечным спорам и пререканиям, не доставляя науке твердой опоры.
   Когда умер Аттила, на его могиле, по обычаю Уннов, совершен был великий пир (поминки), называемый у них, говорит Иорнанд, страва (покорм). Унны "воспевали славу и подвиги умершего", и конечно много пили. Они "предавались попеременно противоположным чувствам и в печальный обряд вмешивали разгул общего пиршества". Подобным образом Ольга справляла тризну над убитым Игорем. Слово страва явно обличает Славянство и во всем обряде для Русского оно вполне родное и очень понятное слово; но для Германской исследовательности оно звучит больше всего по-готски, а потому и объясняется готскими обычаями, именно тем, что оно будто бы означает костер сожжения, хотя Иорнанд о таковом костре не говорит ни слова {Котляревскаго: О погребальных обычаях языческих Славян, стр. 38-41.}. Точно таким путем обыкновенно объясняют и народность древних собственных имен, особенно тех, которые не выражают слишком явственно звуки своего родного языка.
   Об отношениях Уннов к Славянским племенам между которыми по всей видимости они жили и действовали, ученые не мало спорили. Вопрос состоял в том, были ли покорены этими варварами Славяне и ходили ли они в их полках на Римлян и Греков? История об этом крепко молчит и потому остаются одни вероятные догадки, к которым и прибегает Шафарик, веруя, что Унны были племя Урало-Чудское, и доказывая что "Славяне все или по крайности большая часть их были покорены Уннами и платили им дань, и потому несомненно ходили и воевать в их полках". Затем упоминая о меде и о том, что тризну по Аттиле Иорнанд обозначил именем стравы, а Прокопий вообще говорит, что Славяне походили на Уннов и нравами и даже приготовлением пищи, знаменитый Сиавист оканчиваете свои разыскания такою заметкою: "Нельзя не заметить каких-то дружеских отношений между Гуннами и Славянами, кои были разумеется следствием старинного товарищества и продолжительные взаимных связей. Слова Прокопия, прибавляете он, мы принимаем в том смысле, что не Славяне от Гуннов, но Гунны от Славян, как грубейшие от образованнейших, подобно последующим Аварам, Булгарам, Варягам и др., заимствовали язык, нравы и обычаи {Слав. Древности, т. I, кп. II, стр. 93, 95, 98. Тоже самое повторяет Гильфердинг, Соч. I, 26.}. Этим объясняется, продолжает Шафарик, почему не только византийские писатели, но и западные и в том числе Беда Достопочтенный, называют Славян Гуннами. Это же наконец, показывает, отчего Немцы так часто называют Гуннами Славян в своих народных сказаниях и других древних памятниках (приводятся доказательства) {Сравн. также Венелина: Др. Болгаре, II, 239, где приводятся выписи" из Егингарда и Анонима Салисбурского, называющих Паннонских Славян 8 и 9 вв. Гуннами. Некоторые историки замечают, "что имя народа Гуннов, зашедшее в средневековые германские сказания, прикрепилось в форме Hünen к древним могилам, которые доселе слывут в Германии как Hünengraber - великанские могилы".}. Эти и многие другие свидетельства, заключает Шафарик, опускаемые нами здесь для краткости, ясно показывают, что иноплеменные народы, потому только называли Славян Гуннами, что они долго соседили и имели связи с Гуннами". Однако эти связи продолжались не более ста лет (370-470). Около ста лет продолжались Славянские связи и с Готами (270-370), а потом, после Уннов, также сто лет (570-670) с Аварами, но непостижимое дружество обнаруживается только со свирепыми чудищами Уннами!
   Не случайно зашло это имя в немецкие сказания, а оно обозначило древний народ Балтийиского Поморья, и именно Славянский Венедский народ носивший у Немцев имя Гуннов или Ваннов в скандинавских сказаниях, откуда может быть явилось и отреченное имя Унны.
   В истории Готов и Аваров упоминаются битвы, борьба этих народов со Славянами, между тем, когда наступают Унны, они подчиняют только Алан и потом гонят только Готов, теснивших Славян-Антов. Утвердившись на Дунае, они громят Римлян и Греков и воюют с подунайскими народами (наверное со Славянами) за то, что они, поселившись на Дуяае, передались Грекам. По той же причине Аттила воюет против Акатиров {Только по одному сходству имени исследователи видят в этих Акатирах известных впоследствии Хозар. Приск не указывает их местожительства; но Иорнанд (см. выше, стр. 400) поселяет их сейчас под Эстами, то есть где-либо на верхнем Днепре или вообще к северу от Черноморья, над Булгарами. Очевидно, что эти Акатиры суть Кутургуры и быть может Катиары Геродотова времени, если не Агафирсы Птолемея и других географов, что одинаково будет показывать их жительство на север от Черного моря вблизи Днепра.}, несомненных Днепровских Славян. "У Акатиров, говорит Приск, было много князей и родоначальников, которым царь Феодосий посылал дары с тем, чтобы они отложились от союза с Аттилою (следов. прежде жили в союзе) и держались бы союза с Византиею. Дары были розданы не по достоинству. Начальный князь Куридах получил меньше, чем следовало, против других, и позвал на помощь Аттилу. Одни князья были истреблены, другие покорились. Куридах остался в своем владении, а у остального народа Аттила посадил своего старшого сына". Аттила, как видели, точно царь Иван Васильевичу очень заботился о беглецах, об изменниках своему имени или своей земле и постоянно требовал их у Греков. Стало быть его войны с племенами Славян возникали только по случаю их измены Славянскому единству, которое он так крепко держал в своих руках.
   Но вот Унны исчезли, как дым, как грозное привидение. По крайней мере так представляется в истории. На тех самых местах вырастают, как грибы, одни Славяне и имя Уннов очень часто передается Славянам же.
   По смерти Аттилы между его сыновьями возникли распри, чего и следовало ожидать. Уннская держава распалась; подвластные народы Германского племени остались независимыми. Но куда разошлись "многочисленные орды" Уннов? Они были прогнаны вместе со сыновьями Аттилы к берегам Понта (Черного моря), где прежде жили Готы, говорит Иорнанд. Он повествует, что число сыновей у Аттилы представляло целый народ, но сам же именует только нескольких, в том числе младшего Ирнаха, который со своим народом занят самые отдаленные части Малой Скифии, так в то время называлась страна, лежавшая около нижнего Днепра. Другие расселились на нижнем Дунае {Емнедзар и Узиндур в прибрежной Дакии; Уто (река Ут, Утам, ныне Вид), Иекалм (река Эск, Эскам, ныне Искер), долго блуждая, также поселились в империи, судя по имени рек вблизи города Никополя, на правом берегу Дуная. Можно догадываться, что и первый два имени суть названия мест или рек. Емнедзар - река Яломница, Узиндур - река Ардгис (Ardeiscus), впадающие в Дунай с левой стороны, ниже по течению, в той же Булгарии.}. Затем Иорнанд прибавляет, что вскоре на Остроготов, поселившихся в Паннонии, напали было сыновья Аттилы, но были ими прогнаны в те части Скифии, которые орошаются Днепром и на Уннском языке называются Гунннваром. Это и были вероятно самые отдаленные части Малой Скифии, которая, как известно, простиралась над Меотийскими Болотами, и Малою называлась в отличие от Большой Азиатской Скифии.
   Чтобы вполне уразуметь, куда разошлись многочисленный орды Уннов стоит только сравнить нашествие Аттилы на Европу с нашествием Наполеона на Россию. Куда разошлись Наполеоновы двадесять язык?
   Они точно также расселились каждый по своим местам, каждый возвратился туда, откуда пришел. Полки Аттилы, собранные из разных земель, ушли обратно в свои места, на свою родину.
  

---

  
   Сыновья Аттилы, то есть настоящие Унны, как мы видели, ушли на Днепр. Здесь было отечество Уннов. Отсюда впервые вышла руководящая дружина с этим именем, которое потом, как всегда случалось в те времена, распространилось на все военные дружины одного и того же племени, одной страны или одного и того же оружия. Здесь для истории Уннов очень важным показанием становится Роспись Булгарских князей, открытая А. Н. Поповым в древнейшей редакции хронографа {Обзор хронографов Русской редакции, Вып. I, стр. 25.}. Она начинается Авитолохом, который был из рода Дуло и жил 300 лет. Это мифическое показание наводить на мысль, не определяется ли именем 1) Авитохол вообще Автохтон, старожил, вообще время старожитности. Но затем преемником Авитохола является 2) Ирник, который прямо указывает на Ирнаха, любимого сына Аттилы, о котором было предсказано, что он возстановит царское колено. По росписи Ирник жил 108 лет. В 448 г. Ирник был еще мальчиком, след. он мог жить до 540 года. За ним по порядку следовали 3) Гостун, наместник, из рода Ерми; 4) Курт опять из рода Дуло; б) Безмер; и наконец 6) Исперик-Аспарух тоже из рода Дуло, перешедший со своею дружиною в 678 г. на житье за Дунай и основавши таким образом Булгарское царство. Роспись прибавляет, что эти пять князей держали княженье 515 лет по ту сторону Дуная с остриженными главами. Дальше следует: 7) Тервел-Дуло, потом пропуск 8-го имени, потом 9) Севар-Дуло, 10) Кормисошь-Вокил, переменивший род Дулов: затем опять пропуск 11-го имени; 12) Телец-Угаин, 13) Умор-Укиль.
   Умор или Умар упоминается у византийцев в 764-765 г. И вообще почти все имена также упоминаются в византийской истории, соответственно даже хронологическим показаниям, отчего Роспись получает значение весьма достоверного свидетельства {При обозначеньи каждого княжения Роспись употребляет какой-то особый язык, по-видимому Валашский, что очень естественно, если сообразим в каком тесном сожительстве с Валахами пребывали всегда Булгарские Славяне. Но такова сила научных предубеждений и предрассудков. Для объяснения этих темных речей исследователи прежде всего обратились не к Булгарским сожителям Валахам, а к Остякам, Вогулам и разным Уральским племенам, все толкуя происхождение древних Булгар с Урала и Волги. (Соч. Гидьфердинга, т. I).}. По этому свидетельству мы узнаем, что древние Булгары в действительности были те самые Унны, у которых первым князем был любимый сын Аттилы, Ирна или Ирник.
   Мы видели, что сыновья Аттилы посылали в Царьград посольство, прося устроить мир и установить на Дунае старинные торги между Греками и Уннами; мы видели, что им было отказано, что один хотел за это воевать, но другой не согласился, потому что занять был домашнею войною. В Царьграде наверное очень хорошо знали эти домогания дела Уннов, вперед знали, что братья на одном не порешат, и потому отказывали в самой простой и даже очень выгодной просьбе.
   Года за три до этого посольства, в 463 г., в Царьград приходили "другие послы" от Сарагуров, Урогов и Оногуров, народов, оставивших свою страну, по случаю тесноты и войны от Савиров, которых в свою очередь теснили Авары, прогнанные со своих мест также какими-то народами жившими на берегах Океана. Историк Приск, передавая это сведение, не указывает места, где передвигались эти народы. Но упоминание о берегах Океана и дальше об Уннах-Акатирах не оставляет никакого сомнения, что все это происходило в нашей Донской и Днепровской стране. Таким образом в стране Уннов происходила усобица, передвижение, если не племен, то военных дружин. Теснимые Сарагуры пришли к Уннам-Акатирам и требовали у них земли. Те не давали. Сарагуры много дрались, одолели врагов и покинувшие свою страну вследствие туманов и Грифов, поедающих людей, прошли к Грекам, желая вести с ними дружбу. Посланники этих народов были приняты благосклонно, получили подарки от царя и от приближенных и были отпущены. Заручившись этой дружбой, Греки могли уже смело отказывать сыновьям Аттилы.
   Около этого времени те же Сарагуры, соединясь с Акатирами и другими народами предприняли поход в Персию. Они сперва пришли к Каспийским вратам (Дербента), но узнав, что здесь стоит персидская стража, пустились по другой дороге, по которой прошли к Ивирам (в Грузию), опустошали их страну и делали набеги на Армянские селения. Это был один из обычных набегов Днепровского и Донского населения на Закавказские богатые страны.
   Упомянутые выше Савиры, потеснившие Сарагуров, есть несомненно Савары Птолемея, жившие на восток от Днепра и Савиры Иорнанда, составлявшие вторую, восточную, Донскую ветвь коренных Уннов, а следовательно, наша Севера или Северяне. У Прокопия они зовутся Утургурами. Овладев по словам Прокопия, Воспором, Утургуры, кажется, овладели всеми степными землями древнего Воспорского царства, то есть всею азовскою страною от устьев Дона до Кавказа {Чем впоследствии овладел Святослав и где княжил потом Мстислав Тмутороканский.}. Вот почему в это время мы находим Уннов-Савиров господствующими на Тереке, начиная от его верховья, у Пятигор. Нет ничего мудреного, что потесненные Аварами, дружины Савир удалились из Донских земель к Тереку, в свою же страну, куда еще в прежнее время, с конца 4-го века, простиралось их владычество от Дона и от Воспора.
   По этой же причине историк Прокопий, описывая Кавказ, говорит, что к северу от этих гор поселились почти все Уннские племена. Он описывает и те ущелья, сквозь которые Унны делали свои набеги на Закавказские области.
   "Перешед пределы Ивирийские (Грузинские), говорит историк, путник (идя с юга) находить посреди теснин тропу, простирающуюся на 50 стадий (около 8 верст). Это тропа оканчивается местом утесистым и совершенно неприступным: тут не видно никакого прохода; только сама природа образовала дверь, сделанную как будто руками. Это отверстие (Дарьял) издревле названо вратами Каспийскими. Затем далее расстилаются поля ровные и гладкие, орошаемые обильными водами, удобные к содержанию коней. Здесь поселились почти все Уннские племена и простираются до озера Меотиды. Когда эти Унны нападают на земли Персидские или Римские, через упомянутое выше отверстие, то они отправляются на свежих конях, не делая никаких объездов, и до пределов Ивирии не встречают иных крутых мест, кроме тех которые простираются на 50 стадий. Но когда они обращаются к другим проходам, то должны преодолевать большие трудности и уже не могут употреблять тех же лошадей; ибо им приходится объезжать далекими и притом крутыми местами. Александра сын Филиппов (Македонский), которому это было известно, построил на сказанном месте ворота и укрепление, которое в разные времена занимаемо было многими, между прочим и Унном Амвазуком, другом Римлян и царя Анастасия. По смерти Амвазука вратами овладел Персидский царь Кавад".
   Об этих Савирах в летописи Феофана находим следующие известия. В 508 г. они проникли за Каспийские врата, вторглись в Армению, опустошили Каппадокию (Белую Сирию), Галатию и Понт, то есть почти все Черноморское побережье Малой Азии.
   В 513 г. по случаю войны Греков с Персами император Юстин отправил послов с большими дарами к царю Уннов Силигду, и звал его воевать на Персов. Силигд принял предложение и по обычаю отцов дал клятвенное обещание. Персидский царь Кавад со своей стороны также отправил посольство к Силигду и также звал воевать на Греков. Силигд согласился и с ним, и отправил в помощь Персам 20 тысяч войска. Юстин однако открыл Каваду коварство Унна. Персидский царь наедине спросил Силигда: так ли это, взял ли он с Греков подарки, чтобы воевать против Персов? "Это так, я взял у Греков подарки, отвечал простодушный царь Уннов". Кавад, быть может, не разобравши в чем дело, рассвирепел, убил Унна и велел истребить все его войско. Кто успел бежать, тот только и воротился на свою родину.
   В 520 г. Уннами-Савирами. по смерти их князя Валаха или Малаха, управляла его вдова, по прозванию Воарикс. Под ее властью находилось 100.000 Уннов. Вероятно, это было число всего населения Савиров. Она присоединилась к стороне Греков и завязала с ними тесную дружбу, что конечно было очень естественно после истории со силигдом. Между тем Персидский Кавад склонил на свою сторону двух царей других Уннских племен, живших далее, во внутренних краях, по имени Стиракса и Глониса или Глоа. Когда эти союзники Кавада с двадцатью тысячами войска проходили в Персию через владения царицы Воарикс, она напала на них, одного, Стиракса, полонила и отослала в оковах в Царьград, а другой погиб в битве {Историк Прокопий в Персид. Войн. I, 12, говоря, кажется, о той же войне Кавада, упоминает, что Кавад послал против Ивиров значительное войско под предводительством Перса Воя, по достоинству уариза, что в совокупности равняется имени Воарикс.}.
   Все эти свидетельства указываюсь, что Унны-Савиры, живя по Тереку, занимали очень важный пункт относительно Персии и Закавказских областей Византии. Они жили, так сказать, у Кавказских ворот, открывавших проход в богатые азиатские края для предприимчивых и отважных набегов нашего Черноморского населения. По этой причине и Греки и Персы очень дорожили дружбою со савирами и очень дорого покупали эту дружбу. Савиры служили и тем и другим, смотря по тому, где было выгоднее, или где того требовала собственная политика мести и злобы за какие-либо обиды.
   В 530 г. три тысячи Уннов-Савиров служат в войске Персидского Кавада, причем Прокопий отмечает, что это был народ самый воинственный. Из рассказов историка видно также, что Савиры исполняли при войске службу наших казаков, рыская по всем углам для добывания вестей, и лазутчиков.
   Имя Уннов-Савиров, сходное с нашими Северянами (Севруки 16 в.), как подтверждают свидетельства Иорнанда и даже Птолемея, останавливает наше внимание особенно по той причине, что в позднейшие времена их местожительство было занято Русским племенем. По крайней мере в 16-м веке еще было живо предание, что "Кабардинские Черкасы - исконивечные холопи государевы, а бежали с Рязанских пределов, из прародительской государя нашего вотчины из Рязанской земли и в горы вселилися"; что "Изначала Кабардинские и Горские Черкасские князи и Шевкальской были холопи наши Рязанских пределов и от нас сбежали с Рязани и вселилися в горы" {Карамзин, X, пр. 298.}.
   Это предание сохранялось не только у нас, но и у соседей тех земель, напр. у Ногайцев, мурза которых писал в 1552 г. в Москву, еще до подданства Горских Черкас России, что те Черкасы "Белова князя Русского царя беглые холопи были". Вот что рассказывает о Пятигорских Черкасах Герберштейн, писавши в начале 16-го века: "В надежде на неприступность своих гор, они не признают власти ни Турок, ни Татар. По свидетельству Русских, они христиане, управляются своими законами, в исповедании и обрядах сходствуют с Греками, богослужение отправляюсь на языке Славянском, на нем же и говорят. Они самые смелые пираты: на кораблях спускаются в море по течению рек, берущих начало из их гор, и грабят, кого только могут, преимущественно же тех, которые ездят из Кафы в Константинополь".
   Нет сомнения, что и самое это подданство Черкасских князей совершилось на памяти о существовавшем некогда родстве с Русскою землею. Если к этому припомним походы Святослава на Ясов и Касогов и внезапно затем появившееся Тмутороканское княжество со Мстиславом во главе, бравшим дань с Касогов, то восходя дальше в глубь древности, от Святослава всего на 400 лет, можем с немалою вероятностью заключить, что Унны-Савиры действительно явились на Терек из Рязанской земли, то есть из той же области наших Северян, занимавших тогда вершины Дона и Донца {Они назывались также Савиноры, Савинугоры, что еще ближе к Северянам,}.
   Стало быть, поход Святослава, разгромивший державу Хозар, восстановлял только древнейшие границы Русского владычества в приазовском крае {Очень любопытен рассказ Московского гостя-купчины Федота Афанасьева Котова, который в 1623 г. ходил в Персидское царство и в Индию и в Урмуз, и описал свое странствование с показанием путей.}.
   "От города Дербеня (Дербент-Железные ворота), говорит он, подле моря в верх огорожено стоячими плитами каменными и тут лежат 40 человек; а Бусурманя сказывают и Арменья, что те русские 40 мученик святые; и русские люди, кто не ездит мимо, ходят к ним прощаться, а иные и молебны поют 40 мученикам; а лежат по своим гробницам, и на них по великому камню белому, а резана подпись и никто тое подписи прочесть не умеют, ни Бусурманы, ни Арменья, ни Турки, а подпись резь велика; и тут над ними выросло три деревца. Да к той же ограде пригорожено также каменем Бусурманское кладбище; а около того великие кладбища старые и на них гробницы и подписи; а сказывают, что де подпись греческая". Временник О. И. и Др., кн. 15.
   Путем таких свидетельств легко объясняется и происхождение нашего до сих пор загадочного Тмутороканского княжества. По всем приметам видно, что оно началось в то еще время, как Унны завладели Воспором и по договору с Готами оставили их в Воспоре или Керчи, а сами поселились на Таманском полуострове в древнейших городах, в Фанагории и в Кипах или Садах, в нынешней Тамани. Вот что рассказывают греческие летописцы:
   В 520-527 г. царь Уннов, обитавших близ Воспора, Гордас прибыл в Византию к императору Юстиниану и принял св. крещение. Он совсем покорился Грекам, обещал охранять на Воспоре греческое владычество и доставлять положенную дань с Уннов быками. Император щедро его наградил и, отпуская домой, послал с ним вместе трибунов для охранения города и собирания дани. Возвратившись в свою страну ревностным христианином, Гордас рассказал обо всем, своему брату Муагеру, выхваляя любовь и щедрость императора. Затем, ревнуя по вере, он собрал истуканы, которым поклонялись Унны, и перелил их, ибо они были серебряные и электровые (смесь золота со серебром). Унны воспламенились на него яростью и, в заговоре с его братом, убили его, а брата посадили на место его на княженье. Потом они овладели городом Воспором, избив там греческое войско, умертвив и трибуна. Император, услыхав об этом, собрал многочисленное вспомогательное войско из Скифов и отправил его частью даже по сухому пути, именно от Одиссоса-Варны. Однако до войны кажется не дошло, ибо Уины бежали и исчезли. На Воспоре водворился мир и с той поры Греки владычествовали там уже без всякой опасности {В 540 г. Армяне, жалуясь вообще на завоевание Юстиниана, между прочим говорили, что он покорил Воспоритов, подвластных Уннам, не имея на то никакого права. Прокопий: Персид. Воин. II, 3.}.
   Рядом с этим сказанием у византийцев стоит другое, весьма похожее. В том же году царь Елуров, по имени Гретис пришел в Царьград с большою свитою и просил Юстиниана крестить его. В день Богоявления император крестил его и сам был восприемником. С ним вместе крестились его бояре и 12 родственников. С радостью он отправился в свою землю, обещавши царю дружбу и помощь, какой бы от него ни потребовали.
   Нам кажется, что это одно и тоже событие, заимствованное летописцами только из двух различных источников. Оно проливает свет и на историю Елуров, которые по Иорнанду населяли топкие места вблизи Меотийских болот, см. выше стр. 377. По местожительству, Елуры, оказываются тоже Уннами и немудрено, что один писатель разумел их под именем Елуров, а другой под именем Уннов; один их князя называл Грет, другой - Горд. Занимаясь политикою, один указал теперешнее их место жительства, другой не сказал об этом ничего, потому что интересовался только их крещением. Несомненно, что эти самые Елуры, живя в 3-м веке в топких местах у Меотийских болот, то есть в Олешье, на нижнем Днепре, в 4-м веке под именем Уннов-Утургуров изгнали с нашего юга Готов и овладели всеми землями древнего Воспорского царства, основавши свое пребывание на Таманском полуострове. При Юстиниане от собственных междоусобий они потеряли владычество над Воспорскою страною. Часть их, преданная Грекам, переселилась на Дунай, где император отвел им земли.
   Другие Унны бежали и исчезли. Но они, как увидим, скоро появятся у стен самого Царьграда и тем, без сомнения, засвидетельствуют, что изгнание их из Воспора было одною из причин ужаснейших бедствий для восточной империи.
   Вслед за бегством Воспорских Уннов стали ослабевать и Савиры. В 576 г. греческие полководцы напали на Алванию, взяли заложников от Савиров и других народов, и воротились в Царьград, думая, что тем обуздали этих варваров. Но Савиры немедленно же сбросили со себя греческое господство, так что воротившиеся воеводы должны были переселить их дружины еще южнее за реку Кур, в собственную область империи. К концу 6-го века их славное имя совсем исчезло в Кавказской стране {В высшей степени любопытно то обстоятельство, что в курганах, находящихся в Пятигорской стороне, в верховьях Кумы и Терека, находят во множестве точно такие же погребальный вещи какими изобилуют курганы и внутренней России, относимые по арабским монетам к 8-11 векам. Вещи эти бронзовые. Некоторые из них изображены в Записках Ими. Археолог. Общества, т. IX, вып. 1, Спб. 1856, с заметками покойного Савельева. "Сходство этих Кавказских вещей с вещами северной России, не случайное, говорит Савельев; оно проявляется не только в форме, но и в стиле вещей". Все это, по его словам, наводить на мысль, что была эпоха (от 8 до 11 столетия), когда, от Вологодской губернии до подошвы Кавказа и от Нижегородской до Балтийского побережья, господствовал более или менее общий стиль изделий, частью местной работы, частью византийской или восточной, или подделки под последние... Принадлежа, по стилю, к одному разряду с находимыми в Великороссии, эти кавказские находки могут быть впрочем по времени несколькими столетиями древнее их. И это даже можно бы утверждать положительно, если бы было доказано, что между ними никогда не находили железных вещей. Такие же вещи находят и в области Кура.}. Но к этому времени п все другие племена Уннов были тоже окончательно ослаблены и укрощены.
   Таков был ход Уннской истории в восточных краях. Теперь посмотрим, что делалось после Аттилы вблизи Дуная. На западе яркая слава Уннов исчезла вслед за смертью Аттилы. Сменилось поколение и об Уннах никто уже не помнил.
   Новые писатели, при нашествии варваров из за устьев Дуная, припоминают теперь о Скифах и Гетах, повторяя разумеется имена заученные в книгах, на школьной скамье. Однако рядом с этими классическими именами они приводят и этнографические имена, начинавшие свою славу только с этого времени.
   Так в 493 г. и в 517 г. византийские земли по сказанию историков опустошают Геты, которым император Анастасий посылает 1000 ф. золота для выкупа пленных. На эту сумму Геты отпустили столько пленных, сколько следовало по их расчету; остальных всех умертвили.
   В тоже время (в 487, 493 и 499 г.) упоминается другой народ, разорявший Фракию; это Булгары, которые еще в 482 г. помогали императору Зинону против Готов, причем были побеждены Готским Теодориком Великим, а дотоле, говорит его панегирист Еннодий, считались непобедимыми, не знавшими никакого сопротивления {Очень любопытно, что Армянский историк 5-го века Моисей Хоренский поминает о Булгарах в событиях, случившихся за 120 лет до Р. X. По его словам, Булгар, именем Венд, Вент, в это время переселился в Армению, занявши земли к северу от Аракса. Эта дружина переселенцев называлась Вехендур, что может соответствовать имени Утургуров. Страна их названа потом Ванандом. Таким образом, встречаем одно и тоже имя вблизи Печорского устья на севере (см. стр. 182) и вблизи Аракса на юге. История Армении Моисея Хоренского, перев. Ямина. М. 1858, стр. 81, 87, 383.}.
   Очевидно, что эти Геты, приходили из Гетской (Днестровской) пустыни и потому, по книжному, названы Гетами. Очевидно также, что Булгары не задолго перед тем носили имя Уннов, потому что только недавней памяти об Уннах можно было сказать, что они дотоле считались непобедимыми и не знали никакого сопротивления, ибо Булгары только что явились на сцену истории и дотоле об них ничего не было слышно.
   По другим, хотя и позднейшим писателям, эти Геты прямо обозначаются Булгарами, а вместе с тем и Славянами, при чем отмечается, что Геты есть древнейшее имя Славян: а в географическом смысле это можно толковать, что Гетская пустыня есть древнейшее обиталище Славян.
   В царствование Анастасия (491-518 г.) орда Булгар, как выражаются исследователи, сильно беспокоила Восточную Империю. Император для защиты Царяграда от этих варваров построил даже стену от Мраморного до Черного моря названную потом Долгой.
   Если Булгары были Унны, как их и называют современные им писатели, то они должны были приходить из своей древней родины, от Днепра. Историк Агафий называет их прямо Уннами-Котригурами. По Иорнанду Котригуры, или его Акатиры, Котциагиры жили на Днепре же, только севернее Булгар, след. в Киевской стороне. Унны-Булгары, по его же сказанию, распадались на две ветви, Аульциагров и Савиров (по нашей летописи, Уличи и Севера). Таким образом Булгары не одно и тоже с Гетами. Первые были жители Днепра, вторые жители Днестра. Но очевидно, что и те и другие были Славяне, как их и не различают Византийские историки, ибо один (Агафий) говорит: это Унны-Котригуры, другой (Виктор Туннуненский) говорит, что это Булгары; третий (Феофан) свидетельствует, что это Унны и Славяне; а четвертый (Кедрин) уверяет, что это были все Славяне {Чтения Общ. Истор. 1872 г. Кн. IV. Исслед. г. Дринова: Заселение Балканского полуострова Славянами, стр. 91, 92, 101.}.
   В это самое время, в конце 5-го и в начале 6-го в., историки впервые произносят и имя Славян. Имя это, как собственное у них обозначает только западную ветвь Славянства до верхнего Днестра. Иорнанд говорит, что восточную отрасль тех же Венедов составляли Анты, храбрейшие из всех, жившие между Днестром и Днепром. Историк Прокопий к этому прибавляет, что над Уннами Утургурами, обитавшими над Азовским морем дальнейшие края на север занимают бесчисленные народы Антов. Иорнанд, как видели, в этих краях помещает своих Акациров, Кутциагиров, которые по Приску были Унны Акатиры. Таким образом селения Антов и северных Уннов совпадают. Но быть может имя Антов книжным путем испорчено из Страбоновых Атмонов и означает Монтанов-Горцев или по славянски Горалов, к которым принадлежали древние Карпы-Хорваты, Певкины-Буковинцы и Бастарны, то есть все население. Карпатских гор. За Карпатами, по Птолемею, обитали Траномонтаны, или Загорцы. С другой стороны можно гадать, что имя Антов, обозначает тех же книжных Гетов. Объясняют их (Гильфердинг) и именем Венетов. Шафарик дает им корень Уть, от которого, конечно, по прямой линии ведут свой род настоящие Унны Утургуры, Вятичи.
   Ни Прокопий, ни Иорнанд не причисляют Уннов к Славянам, что конечно может служить утверждением, что Унны были особое, не славянское племя. Прокопий говорит только, что Славяне и Анты в простоте нравов много походили на Уннов. Нам кажется, что оба писателя об Уннах знали очень мало, да и то по слухам; а эти слухи рассказывали только о войнах и не касались этнографии. Славяне и Анты были ближайшие соседи Византии и сведения о них собрать было легче. О далеких Уннах только и можно было сказать, что на них много походят и Славяне и Анты.
   Теперь эти три имени оглашаются в Истории вместо прежних Скифов, Сарматов, Бастарнов, Роксоланов, вместо Гетов, Карпов, Готов, Уругундов, Воранов и т. д.
   В царствование Юстиниапа I, 527-562 г., не проходило почти ни одного года, в который не случилось бы набега на земли империи Уннов, Славян и Антов. Они постоянно опустошали Иллирик, всю Фракию, Грецию-Элладу, Херсонес (Византийский), все страны от Ионического моря и до самых стен столицы. По словам Прокопия, все эти земли пришли в конеч

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 580 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа